Текст книги "Честь и лукавство"

Автор книги: Эмилия Остен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

В целом мой дебют оказался весьма удачен, тогда как батский дебют Аннабеллы являлся лишь очередным ее триумфом. Однако мы были одинаково довольны – она тем, что опять стала центром здешнего мирка, а я тем, что не оказалась на самой дальней его орбите. Розмари удалось найти себе поклонника – милого юношу в очках, который был слишком скромен, чтобы приблизиться к Аннабелле, и который, возможно, поэтому сумел рассмотреть ее сестрицу.

Глава 10

– Вижу, вам понравился барон Морланд, – заявила Аннабелла на следующий день, когда они с сестрой нанесли мне визит после завтрака.

Мы расположились в моей гостиной, где пили чай с неизменным тортом и обсуждали вчерашний бал. Правда, болтала главным образом Аннабелла. Мы с Розмари едва успевали вставить пару слов.

– Что же, он завидный жених, – она сделала ударение на слове «жених», – богат и из прекрасного рода, воспитан и изящен. Этой зимой он едва не сделал мне предложение, но герцог Фергюссон страшно приревновал меня…

– И это помешало барону? – спросила я, старательно изображая удивление, хотя на самом деле догадывалась, в чем тут дело.

Аннабелла наверняка имела виды на барона, но появившийся герцог показался ей более выгодной партией, и она оттолкнула Морланда. А герцог, очевидно, не торопился с предложением, и бедная мисс Гринхауз решила, что не мешало бы теперь вернуть барона.

Аннабелла не заметила моей иронии, ибо не верила в то, что кто-то может подтрунивать над НЕЙ, а потому спокойно ответила:

– Конечно, его бы это не остановило. Но я не хотела допустить дуэли и намекнула барону, что откажу ему, пойди он на решительный шаг. С отчаяния барон уехал к себе в поместье, и вот теперь он здесь. Наверняка потому, что узнал о моем приезде, – он терпеть не может Бат летом.

Против этого нечего было возразить, и разговор продолжался в том же духе.

В целом время потянулось приятно. Я видела своего мужа только за ужином, он активно лечился водами, а я развлекалась в большой компании, быстро собравшейся вокруг Аннабеллы. Прогулки, балы, пикники следовали один за другим, и я сознавала, что никогда еще не жила так радостно и безмятежно. Граф одобрял меня, но иногда в его глазах я видела ожидание, и это смущало меня.

Из всех окружающих мужчин мне более других нравился барон Морланд, я это хорошо сознавала, как и то, что, если бы мне было суждено в него влюбиться, это бы уже произошло. Кроме того, Аннабелла выделяла барона среди всех своих поклонников, все-таки вознамерившись превратить его в своего жениха. По моему мнению, Морланд был достаточно здравомыслящим, чтобы понимать, что такими звездами, как Аннабелла, лучше любоваться издалека. Однако устоять перед нею было нелегко, почти невозможно, когда она, уверенная в своей силе, нежно улыбалась или одаривала жгучим взглядом. Кроме того, барону пришла пора все же жениться, а ко мне его матримониальные планы никак относиться не могли. Так что мне удавалось поболтать или потанцевать с бароном, только когда Аннабелла отвлекалась на кого-то другого, но и это было равно приятно нам обоим (как бы мне не показаться самонадеянной девицей вроде Аннабеллы!).

Находясь постоянно в обществе молодых мужчин, я чувствовала в себе некоторое смятение. Раньше мне казалось, что стоит мне после почти затворнической жизни оказаться в светском кругу, я тут же влюблюсь в первого же встреченного молодого красавца, подарив ему весь нерастраченный пыл первой любви. Однако этого не произошло, и я не знала, гордиться ли мне своей рассудительностью, не позволяющей отдать сердце малознакомому и еще неизвестно, достойному ли человеку, или сомневаться в своей способности любить. В конце концов я решила, что на меня свалилось слишком много впечатлений и любовным переживаниям пока просто нет места в моей душе.

Три недели в Бате пролетели незаметно и так весело, как никогда в моей жизни. Уезжала я с сожалением, но чувствовала, что приобрела неоценимый опыт. Теперь мне не страшен сам лондонский свет, и такие красавицы, как Аннабелла, меня не пугали.

Расставались мы почти подругами – она так и не заподозрила, что я могу представлять для нее опасность, а внимание мужчин ко мне, как и к другим девушкам, самонадеянно считала лишь следствием своей холодности. К зимнему сезону в Бате она планировала прибыть замужней дамой. И вправду, ей исполнилось уже двадцать четыре года, красавица с прекрасным приданым, она должна была давно надеть на себя брачный венец. Этого до сих пор не произошло единственно по причине ее разборчивости. По крайней мере, так считала сама Аннабелла, да и ее маменька. Мне же казалось, что мисс Гринхауз не торопилась отдать свою руку (сердца у нее, скорее всего, и не было) еще и потому, что, будучи замужем, ей, возможно, придется выполнять требования ревнивого мужа и прекратить свое кокетство. С другой стороны, она, наверное, смогла бы подавить любого мужчину своей властностью и продолжать вести прежний образ жизни, недопустимый для замужней дамы. Возможно, поэтому восторженные поклонники не торопились предлагать ей свою руку и ограничивались сердцем.

По крайней мере, такой вывод я сделала относительно барона Морланда, и мне было очень интересно узнать, сумеет ли Аннабелла продвинуться в своих планах за оставшиеся полгода. Ее матушке и сестре наверняка хотелось поскорее передать ее в руки мужа, тогда и Розмари смогла бы устроить свою судьбу, не оказываясь все время за спиной сестры.

Розмари обещала писать мне, и в солнечный июльский день мы отбыли из Бата.

Глава 11

Из Бата мы направились в новый дом матушки и тети, чтобы отпраздновать новоселье вместе с ними и несколькими старыми друзьями нашей семьи. Домик располагался в небольшом поселении, находящемся еще ближе к Лондону, чем наш старый городок, так что, живя в столице, я могла часто видеться с родными, тоска по которым единственно и омрачала мне радость пребывания в Бате.

Коттедж был очень мил, уютно обставлен – граф принял участие и здесь, сделав мне очередной сюрприз. Я привезла целую кучу подарков своим милым дамам, а они нашли меня пополневшей и посвежевшей.

Мы прогостили в коттедже две недели – нас никак не хотели отпускать. Я приглашала родственниц посетить Эммерли, но они еще не вполне обжились в новом доме, к тому же огородик и птичник требовали внимания. В конце концов матушка и тетя со слезами проводили нас, обещаясь приехать к нам на Рождество.

Остаток лета я провела в Эммерли за чтением и прогулками. Слуги были добры ко мне, миссис Добсон посвящала меня в тайны ведения хозяйства, а с графом мы вели по вечерам беседы о разных серьезных материях, полезные для меня и приятные для него. Однажды он признался мне, что представляет себя отцом, который раскрывает дочери тайны мироздания.

Я могла бы считать, что моя жизнь сложилась благополучно и счастливо, если бы не просьба графа подарить ему наследника. После возвращения из Бата я с огорчением стала замечать ухудшение его здоровья, а также затаенную грусть в глазах. Очевидно, он боялся умереть, так и не увидев продолжателя своего рода.

В это лето я много размышляла и к началу осени приняла твердое решение подарить графу наследника. За время, проведенное подле него, я почувствовала к нему глубокую привязанность, смешанную с жалостью и сочувствием. Перемены происходили так постепенно, что я и сама не заметила, как стала смотреть на ситуацию глазами графа. Он столько сделал для меня, и теперь я должна скрасить остаток его жизни, наполнив наш дом топотом детских ножек и нежным лепетаньем, и я это сделаю.

Как только я отбросила все колебания и созрела для выполнения своего решения, мне сразу стало легче. Меня терзала лишь мысль о том, что все судьбоносные поступки в моей жизни продиктованы не моими собственными желаниями, а чувством долга – сначала по отношению к семье, потом – к мужу. Неужели я никогда не обрету счастья и мне придется испытывать радость лишь от того, что я выполняю свой долг?

Но об этом лучше пока не думать. Мне еще нет девятнадцати лет, я замужем всего лишь четыре месяца, и кто знает, что еще подбросит мне судьба? И потом, когда у меня будет ребенок, жизнь наполнится новым смыслом и радостью, заботы о нем и о муже (пока что он заботился обо мне, но я чувствовала, что скоро нам придется поменяться ролями) будут отнимать все мое время, и мне некогда будет грустить и мечтать.

Таким образом, конец лета я провела вполне безмятежно, решив как следует отдохнуть перед зимним сезоном в Лондоне, во время которого я и намеревалась выполнить свой план.

Кроме всего прочего, меня влекла и пугала та сторона отношений между мужчиной и женщиной, которая приводит к рождению детей. Я испытывала острое желание посоветоваться с кем-либо, но не могла избрать себе советчика. Говорить об этом с мужем я ни за что бы не осмелилась, несмотря на наше взаимное теперь доверие, обсуждать подобное с миссис Добсон или горничными совершенно невозможно. С матушкой или замужними подругами надо было посоветоваться до свадьбы, а теперь я не могу этого сделать, не бросив тень позора и подозрений на наше супружество. Одним словом, придется проникать в одну из важнейших жизненных тайн, опираясь лишь на свой ничтожный опыт и надеясь, что мне помогут здравый смысл и интуиция.

Совершенно неприличная мысль промелькнула у меня в голове: раз уж мне надо выбрать себе любовника, пусть это будет барон Морланд. Он казался наиболее приятным из всех встреченных мною в Бате мужчин и, наверное, смог бы выполнить поставленную задачу со всей необходимой деликатностью. То, что я не была влюблена в него, представлялось мне теперь несомненным плюсом: мне было бы сложнее соблазнять человека, любимого мною, а так я могла хотя бы в некоторой степени сохранять здравомыслие и хладнокровие.

Но тут перед моим мысленным взором нарисовались другие проблемы – а как, собственно, его соблазнять? Барон Морланд казался мне человеком благородным, он вряд ли способен совратить чужую жену. То ли дело мистер Грей! Но при воспоминании о его крысиной мордочке мне становилось противно. А кроме того, вдруг барон скоро станет мужем Аннабеллы?

Сколько вопросов! И не смогу же я сказать своему любовнику, что отдалась ему вовсе не по причине пылкой страсти, а ради желательной беременности. А может быть, беременность наступит не сразу. Это значит, что одним разом тут явно не обойтись, а вдруг это действо покажется мне отвратительным? Хотя я уже поняла, что дамы изменяют своим мужьям, рискуя своим добрым именем, явно не ради чего-то мерзкого и гадкого.

Размышляя обо всем этом, я чувствовала себя этакой интриганкой из романа, это оказалось гораздо интереснее, чем представлять себя слезливой романтической героиней. Сидя на скамье в гроте, я вынашивала гораздо менее невинные замыслы, чем несколько месяцев назад. Даже моя идея сбежать с конюхом меркла перед тем, что я собиралась совершить теперь.

Правда, в романах интриганкам сначала хоть и везло, но потом все их козни обязательно расстраивались, а мне надо было действовать наверняка и ни в коем случае не допустить огласки. Не хватало еще, чтобы наследника моего мужа заподозрили в том, что он незаконнорожденный!

Значит, необходимо будет скрыть от любовника беременность, чтобы он никогда не догадался о своей истинной роли в моей жизни. Как все это сложно! Справлюсь ли я со своей задачей достойно, смогу ли подарить графу столь желанного ребенка, а себе – радость материнской любви и чувство выполненного долга?

А если мой избранник окажется не джентльменом и вокруг имени Дэшвиллов разразится скандал? Придется перед тем, как вступить в отношения с мужчиной, хорошенько разузнать о нем и его репутации, может быть, даже посоветоваться с графом – он замечательно разбирается в людях. Кроме того, граф много знает о светских семействах и их тайнах, и ему небезразлична наследственность будущего ребенка – а вдруг в семье его истинного отца окажутся скрытые алкоголики или душевнобольные? Необходимо было предусмотреть столько всего…

Ну что же, придется ориентироваться по ситуации и серьезно обдумывать все свои слова и поступки, тщательно борясь с легкомыслием, которое уже столько раз подводило меня.

Розмари писала мне, что лето они проводят разъезжая по гостям и изредка заглядывая к себе в поместье. Барона Морланда они уже давно не видели, и Аннабелла строит планы относительно некоего виконта, уже почти готового к женитьбе, но тут серьезным препятствием является его строгая матушка, которая знает Аннабеллу с юных лет. Гринхаузы предполагали вернуться в Лондон в начале октября, пробыть там до середины зимы, а после отправиться в Бат с тем, чтобы встретить весну раньше, чем она дойдет до столицы.

Мой муж планировал поступить примерно так же, и пятого октября мы въехали в лондонский дом графа, прогостив перед этим три дня у моей матушки.

Девятого октября был день моего рождения, и граф, собиравшийся устроить по этому поводу бал, пообещал мне пригласить только молодежь и самую малость почтенных матрон для поддержания приличий.

Стоило нам прибыть в Лондон, как в дом нахлынули толпы визитеров, желавших посмотреть на меня. В светских кругах графа уже давно вычеркнули из списка потенциальных женихов, и вдруг оказалось, что совершенно напрасно. Те, с кем я познакомилась в Бате, рассказали всем знакомым, что старый Дэшвилл женился на восемнадцатилетней девице, которая так оживлена и весела, словно ее муж является самим Аполлоном. Это вызвало целую бурю пересудов, общество не могло понять: настолько ли глупа графиня, чтобы влюбиться в старика, или настолько хитра, что прибрала к рукам графа вместе с его деньгами и вертит им как хочет. Старшее поколение помнило подвиги этого светского льва и не могло поверить, что он на старости лет потерял голову, а младшее не верило, что молодая девица может отдать свое сердце пусть еще и не дряхлому, но уже старцу. Так что желание увидеть новобрачную превысило даже интерес к новой итальянской балерине, и на приглашение графа посетить бал в честь его супруги не последовало ни одного отказа.

Утром в день бала граф преподнес мне очередной подарок – сверкающий бриллиантами и жемчугом гарнитур, идеально подходящий к моему муаровому платью молочного цвета. Вообще большинство моих платьев были белыми или кремовыми – граф считал, что они подчеркивают мою молодость и чистоту, а я, хотя и думала про себя, что мои помыслы не так светлы и подобают скорее опытной светской даме, а не молоденькой супруге, с удовольствием наряжалась в белое.

– Вы, как и везде, будете на балу первой и истинной красавицей. Бриллианты резковаты для вашего нежного облика, но жемчуг смягчит их блеск и подчеркнет ваше обаяние.

Я горячо и искренне поблагодарила графа, чувствуя, как с каждым подарком растет мое смущение – он так баловал меня, а я не торопилась исполнить мечту его жизни.

Предстоящий бал, несмотря на приобретенный в Бате опыт, вызывал у меня чувство неуверенности в себе – ведь я впервые должна быть хозяйкой и принимать столичную публику. А вдруг я опозорюсь и над графом станут смеяться в салонах? В Бате все было намного проще – и наряды, и манеры гостей, и сами развлечения. А Лондон являл собой оплот условностей и ханжества, простота и безыскусственность манер оставалась где-то в провинции, как пылится на чердаке загородного дома забытая соломенная шляпка для прогулок.

Меня радовало, что среди гостей я увижу хотя бы нескольких знакомых – дам семейства Гринхауз. Аннабелла все еще носила девичью фамилию – очевидно, виконт оказался стойким к ее уловкам либо, напротив, слабым по отношению к уговорам своей матушки. Встреча с приятельницами должна была подбодрить меня, я надеялась, что миссис Гринхауз возьмет на себя ведение беседы с почтенными немолодыми дамами, а ее дочери помогут мне устроить танцы и развлечения. Однако я живо представляла, как будет вести себя Аннабелла в присутствии мужчин, и слегка опасалась оказаться хозяйкой, отодвинутой своей гостьей в темный угол. Чтобы отвлечься от своих страхов по поводу бала, я стала изобретать способы нейтрализовать активность Аннабеллы, но ничего не могла придумать. Но, по крайней мере, встречать гостей буду я, и никто не примет за графиню Дэшвилл другую даму. Хотя Аннабелла вполне могла стать царицей бала, вытеснив из памяти гостей образ хозяйки дома, а я вовсе не желала, чтобы в обществе на вопросы о жене графа отвечали, что не могут вспомнить лицо и манеры этой невзрачной особы.

В конце концов я решила напомнить гостям о чудесном голосе Аннабеллы и направить ее к роялю, надеясь, что восторженные толпы не позволят ей закончить пение слишком быстро. Таким образом, часть публики будет слушать ее в большой гостиной, в то время как мы с Розмари сможем повеселиться в бальном зале. Эта идея не привела меня в восторг, но все же это было лучше, чем предоставить Аннабелле самой выбирать себе занятие на моем приеме.

И все же я буду рада увидеть мисс Гринхауз – она наверняка найдет что рассказать о каждом из моих гостей и может невольно помочь мне в исполнении моего главного замысла – выбрать отца своему ребенку.

И вот настал долгожданный час. Гости начали съезжаться вовремя, что было нетипично для лондонской публики: видимо, им не терпелось скорее взглянуть на «гвоздь сезона» – новоявленную графиню Дэшвилл.

Стоя на ступенях рядом с графом, я почувствовала себя совершенно спокойной – он смотрел на меня с ласковой улыбкой и явно гордился мной, а значит, мне некого бояться, вряд ли среди гостей найдется человек благороднее и добрее его (да, теперь я была в этом уверена, несмотря на странности нашего супружества).

Гости кланялись, рассыпались в комплиментах и проходили в залы – ничего особенного, обычный прием, если бы только все не разглядывали меня так внимательно – кто прямо, без стеснения, кто искоса, украдкой. Но меня это больше не волновало – пускай развлекаются! Размышляя летом у портрета знаменитой Эммы, я поняла, что лучше быть предметом пересудов, чем остаться вовсе незамеченной.

Приветствуя очередную супружескую чету, которую представили как барона и баронессу Бертон, я посмотрела сначала на барона – олицетворение тетушкиных описаний мотов и повес – и вдруг услышала громкое восклицание баронессы:

– Да это ведь Эмма! Дорогая, как я рада тебя вновь увидеть!

– Кэтрин!

В первую минуту я больше ничего не смогла сказать от удивления – ибо это была Кэтрин Вудс, оправдавшая-таки чаяния своего семейства, хотя бы в части приобретения титула. Я была рада ее видеть – она являлась частицей моей прошлой жизни, да и к списку моих знакомых среди лондонского света добавился еще один персонаж. Кэтрин, похоже, мало изменилась, и я предвкушала, что она сможет позабавить меня еще сильней, чем раньше.

Баронесса Бертон засыпала меня вопросами, на которые я не успевала отвечать, приветствуя других гостей. Однако я заметила, что она пополнела и посвежела, на ней красивое платье и украшения, и она вертелась и любовалась собой больше, чем прежде. Видимо, муж ее владел достаточным состоянием, чтобы потешить ее тщеславие. Барон не показался мне особенно приятным, но после того как я заметила на его лице выражение обреченности, с которым он выслушивал вздор Кэтрин, я пожалела его. Вероятно, все произошло так, как я и предполагала, – ее голубые глаза затмили ему разум, но это затмение быстро закончилось, возможно, сразу после свадьбы.

Гринхаузы опоздали, что дало мне возможность открыть бал в паре с симпатичным юношей – Аннабелла вряд ли сделала бы мне такой подарок. Когда они наконец объявились, миссис Гринхауз недовольно сообщила, что Аннабелла никак не могла решиться, какое платье надеть: граф такой-то восхищался ею в красном, а герцог такой-то – в белом.

К моему сожалению, с ними был и мистер Грей, однако его вниманием тут же завладела веснушчатая девица, весьма подходящая ему по виду и манерам, в которой я узнала батскую знакомую Аннабеллы Алису Колтри. Действительно, фамилия Колтри была в списке гостей, я просто не обратила на нее внимание. Тут же подоспел и ее братец, оказавшийся приятелем Кэтрин и ее супруга.

Не буду описывать подробно это празднество – во времена моих внуков такого рода увеселения, надеюсь, станут более интересными. Скажу без ложной скромности, что я произвела именно то впечатление, которого хотел граф. Все сочли меня достаточно приятной, чтобы принимать в обществе, но недостаточно ослепительной, чтобы вызывать зависть у дам.

К Аннабелле отношение было совсем другое – если мужчины обязательно приходили от нее в восторг, то дамы этого мнения не разделяли. У нее не было подруг среди молодых девиц, а их маменьки ее просто терпеть не могли и старались всячески опорочить, небезосновательно считая ее лишенной души и сердца. Аннабелле было мало дела до женского пола, пересуды вокруг нее только увеличивали ее славу, а главным для нее с ранней юности стала победа над мужской половиной общества, и эту-то победу она и закрепляла день за днем, год за годом.

Конечно, и я не была лишена тщеславия: любой женщине приятно нравиться, главное, чтобы желание быть первой во всем не затмило все другие чувства и мечты. Для того чтобы вести себя как Аннабелла, надо было обладать и ее характером, а я, к счастью, мало на нее походила. Мне хотелось жить достойно, но при этом не скучно, общаться с хорошими людьми, помогать тем, кому это требовалось, и я не находила ничего плохого в маленьких каверзах или дружеских поддразниваниях. Ну а высмеивание тщеславия, гордыни, лени – несомненно, общественно полезное занятие, если при этом не забывать пройтись и по собственным недостаткам.

Так что я была довольна оказанным мне приемом и радовалась, что мой муж разделяет это удовольствие.

После бала нас стали приглашать на обеды и праздники как старые друзья графа (сплошь почтенные семейства), так и вновь приобретенные в Бате и Лондоне знакомые. После этих визитов я в лицах изображала тех из встреченных персонажей, кто в большой мере был наделен благодатными для иронии качествами, которые я перечисляла выше. Мой муж при этом смеялся от души, но замечал, что я могу быть и злой, и советовал мне с высоты своего опыта мягче относиться к слабостям окружающих.

Мы бывали в театрах, на балах, но я старалась не упускать и мероприятия, полезные не только для остроумия, но и для ума, посещая музеи, библиотеки и книжные лавки. Время протекало с приятностью, и в начале декабря я вдруг вспомнила, что до сих пор не приблизилась к исполнению своего плана. Я, возможно, долго бы еще беззаботно развлекалась, если бы не усиление болезни у моего мужа, напомнившее мне о моем обещании, а также о том, что времени у меня не так уж много.