Текст книги "Приметы любви"
Автор книги: Эмилия Остен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 1
– Ну что, дорогие леди, добро пожаловать на родину!
Едва ступив на английский берег, Роберт Вуд вновь обрел растраченную было в тропических широтах манеру говорить с представительницами прекрасного пола в чуть насмешливом тоне.
– Чувствуете ли вы, что вернулись домой? – широким жестом он обвел причал.
Лиззи поежилась: кругом бегали, что-то таскали и громко кричали люди. Запах моря, к которому она уже успела привыкнуть за время долгого путешествия на «Короле Георге», перебивался запахом рыбы, берегового мусора и чего-то еще более отвратительного.
«Надеюсь, наша жизнь в Англии не окажется столь же шумной и суетливой», – мелькнула у девушки мысль. Придерживая юбку, Лиззи осторожно пробиралась между снующими там и сям людьми, стараясь не наступать в грязь и мусор. Патриция тем временем с интересом оглядывалась вокруг. Похоже, ее в отличие от сестры ничуть не смущали ни толпа, ни шум, ни запах.
Словно маленький лисенок, рыжая девушка готова была сунуть свой любопытный носик всюду, так что Роберту даже приходилось время от времени поторапливать младшую мисс Беккет.
Выбравшись наконец за пределы порта, Вуд вздохнул с облегчением. Еще немного – и ответственность за двух столь юных и прекрасных особ не будет более тяготить его плечи.
Во время плавания Элизабет рассказала офицеру об их старой няньке, не решившейся несколько лет назад сопровождать Беккетов в тропики и поселившейся в Хемпстеде, в маленьком домике, купленном для Дорис Хэтуал полковником, отцом девочек, в знак признательности за многолетнюю верную службу их семье.
Остановленный взмахом руки кеб принял в свое темное нутро девушек с их скромным багажом и Роберта Вуда и довольно быстро покатил в сторону северной окраины Лондона.
Утомленная Лиззи задремала, склонив голову на плечо сестры, а Пэт с прежним любопытством разглядывала сменяющийся за окном пейзаж.
Уже вечерело, когда кебмен высадил пассажиров на узкой хемпстедской улочке.
– О, смотри, Лиззи, здесь ничегошеньки не изменилось за три года! – всплеснула руками младшая мисс Беккет и поспешила к колокольчику, украшавшему свежепобеленную дверь небольшого домика с резными ставнями и черепичной крышей.
После первых ахов, объятий и поцелуев, слез и расспросов Роберт еще раз повторил указания насчет получения пенсии для сестер и с облегчением покинул подопечных.
Как ни изменили молодого Вуда годы службы в колониальной армии, этот груз ответственности едва не стал для него непосильным. Две юные девушки, вчерашние школьницы, в одночасье потерявшие отца, дом и практически все имущество и столь мужественно переносившие утрату… Роберту иногда казалось, что младшая, Патриция, просто до конца не осознает произошедшее и не догадывается о возможных последствиях. Озорная улыбка, почти не покидавшая веснушчатое лицо девушки, заставляла его подозревать мисс Беккет чуть ли не в бесчувственности, но несколько раз Роберт все же замечал в глазах Пэт, устремленных на сестру, такую тщательно скрываемую боль и сострадание, что это развеяло в прах все его домыслы.
«Ничего, они справятся, – сказал себе Вуд, направляясь в сгущающихся сумерках в сторону Сити. – Они умные девушки и сильные. Все будет хорошо».
* * *
– Дорис, милая, не суетись, – улыбалась Лиззи. – Нас с Пэт вполне устроит одна маленькая комнатка на двоих.
– Видела бы ты нашу каюту на «Короле Георге», – подхватила Патриция, разливавшая чай по белоснежным фарфоровым чашечкам. – Крохотная каморка с малюсеньким окошком, куда еле втиснуты две жесткие койки. О, смотри, Лиззи, – перебила она сама себя. – Настоящее английское бисквитное печенье! И сливки…
– Все-таки приятно вернуться домой, – согласилась сестра. – Даже если этот дом тебе не принадлежит.
Дорис всплеснула руками и укоризненно воскликнула:
– И как только у вас язык поворачивается такое говорить, мисс Элизабет! – Седые букли на голове старушки сердито затряслись. – Всем, чтo есть у меня, я обязана господину полковнику – и все это ваше, девочки!
– Не сердись на нее, пожалуйста. – Пэт успокаивающе положила ладонь на руку няни. – Мы просто все еще не можем привыкнуть, что папы нет с нами.
– И что отругать нас, кроме тебя, теперь больше некому, – дрогнувшим голосом добавила Лиззи, беря старую няньку за другую руку.
Дорис растроганно погладила обеих девушек по волосам, те обняли ее с двух сторон и наконец позволили себе расплакаться. Весь страх, напряжение и горе, копившиеся в груди у сестер с самого начала восстания в крепости и усиливавшиеся во время пути через океан, нашли выход в этих горьких потоках слез.
Когда-то Дорис утешала девочек, плакавших из-за разбитых коленок или лишенных сладкого за шалости. О, если бы и нынешние беды столь же легко было развеять одним только ласковым объятием…
* * *
Ангелочки на боках нового соусника выглядели на редкость пошло, но хотя бы не выделялись аляповато-розовыми щеками, какими обладали пастушки, украшающие молочник.
Артур Джайлз, эсквайр, повернул новую посудину картинкой от себя и с ужасом обнаружил лебедя в золотой короне, плывущего по голубой-преголубой луже на противоположном боку соусника.
– В воображении какого безумного мастера появились эти существа?! – воскликнул он, отодвигая посудину подальше.
Артур произнес эти слова вслух, но надеялся, что их никто не услышал. Огорчать добрую тетушку своими убеждениями в неудачности ее покупок он бы никак не желал.
Потянувшись за тостом, Артур привычно состроил гримасу фавну на салфетнице и в очередной раз зажмурился, представляя в мечтах строгий аскетизм этой хмурой северной комнаты, из окон которой была бы видна лишь мокрая мостовая.
Смотреть на расшитую скатерть, армию столовых приборов, лес канделябров и стаю разноцветных подушек, рассевшихся, развалившихся, стоящих и лежащих, во всех мыслимых и немыслимых местах, оказалось почти невыносимо.
Ах, если бы можно было остаться дома одному и никогда-никогда не пускать в него ни одну женщину, за исключением кухарки, горничной и посудомойки, и чтобы те приходили по вторникам и четвергам с десяти утра до полудня, когда Артур гуляет по Ботаническому саду. А еда пусть появляется на тарелке вовремя, сама. Да, именно сама – и точка, без всяких пояснений.
Или нет, кухарку лучше заменить поваром. Повара-филиппинца, пожалуй, вытерпеть можно, они молчат и не подают еду в расписных блюдах.
– Но, с другой стороны, такое количество специй, которыми эти кулинары обильно сдабривают пищу, – вредно для пищеварения.
– Оставаться одному тебе полезно, дорогой Артур, ты быстро приобретаешь разговорные навыки, – прощебетали из-за его плеча, грязная тарелка исчезла, вместо нее появилось блюдце с розами, а розы, не успел Артур на них скривиться, оказались погребены под восхитительным мороженым с кусочками фруктов и лимонным сиропом.
Сама же тетушка Жанет, достопочтенная Джейн Оливия Шардю, в девичестве Джайлз, ограничилась румяной булочкой и стаканом сока.
– Так что за безумные существа, употребляющие огромное количество специй? – спросила она. – Ты приводил в наш дом бродячих факиров?
О, как бы Артур мог ей ответить! «Зачем мне умение разговаривать, если вы с моей дорогой сестричкой ни за что не дадите вставить ни словечка?», «Факирам далеко до тех представлений, что вы регулярно устраиваете мне в собственном доме», «С завтрашнего дня я всерьез возьмусь за интерьер, будьте готовы к избавлению от этого хлама».
– М-м-м, – сказал Артур, кивая.
Мороженое было нежное, воздушное, с едва уловимым ароматом. Но почему, почему за это удовольствие надо расплачиваться выслушиванием бесконечных нотаций и издевок?
– Я так и знала, тебя нельзя оставлять без присмотра даже на пару дней, вон как осунулся весь. Бедный, ничего, я прослежу, чтобы тебя хорошо кормили.
– Вы же хотели заботиться о питании Кэрри? – не удержался Артур. – И зачем вернулись?
– Девушке как раз полезно иногда посидеть на диете, – отрезала тетушка Жанет. – А стремление к пирожным, сэндвичам и даже маленьким тарталеткам с легкой начинкой недопустимо.
Артур соскреб ложечкой подтаявшую часть мороженого и снова кивнул, не глядя на собеседницу. Если бы он поднял от тарелки глаза, то обнаружил бы сидящую напротив невысокую худощавую женщину пятидесяти лет в украшенном многочисленными оборочками розовом платье. Но сейчас Артуру не хотелось видеть ни платья, ни локонов, ни круглых синих глаз.
Драгоценная тетушка Жанет свалилась к ним с Кэролайн на голову шесть лет назад. «Бедные сиротки, совсем одни, никто о них не заботится», – заявила она, устраиваясь в особняке на Портлэнд-плейс, доставшемся Джайлзам, Артуру и Кэролайн, по наследству после гибели родителей.
Сначала Артур обрадовался ее приезду: красивую тетушку, вкусно пахнущую необычными духами и привозящую нужные подарки, они с Кэрри обожали с детства. Дом непривычно пустовал, сестра нуждалась в материнской заботе, организовывать светскую жизнь, да и просто жизнь Артур ленился, потому почти сразу передал в ручки тетушки Жанет ниточки от всего хозяйства. Именно она вернула дом к прежней жизни и нашла хорошего управляющего для загородного поместья.
Только за одно это Артур был бы ей безгранично благодарен, но особенно крепко он привязался к тетушке за возрождение силы духа Кэролайн. Его сестра в один год потеряла родителей и жениха и уже собиралась распрощаться со светской жизнью, заточив себя если не в монастыре, так посреди грядок и теплиц. Но постепенно, под чутким тетушкиным руководством, Кэрри оставила печальные мысли в стороне, вновь превратившись в ту веселую девушку, чей задорный смех будил всех по утрам в отчем доме. Возвращаться в Париж, где у тетушки было немалое имущество, которое она унаследовала от покойного мужа, где жили ее собственные дети и дети мужа от первой и второй жены, Жанет Шардю не собиралась, объясняя это «невозможным количеством родни, которая постоянно толчется везде,непредсказуемо появляясь во всехместах сразу». В Париже было невозможно оказаться в доме без десятка сводных сестер, кузин, бабушек, двоюродных бабушек и новых супруг вторых мужей старших дочерей покойного мужа, которые по возрасту годились бы самой Жанет в приятельницы.
Выбор тетушки Артур одобрял, единственное, что омрачало ему жизнь, это обилие украшений и разных дамских штучек, заполонивших все жилье как в городе, так и в поместье. Особенно угнетали его бронзовые монстры, мраморные нимфы, фарфоровые страшилища и прочая, как он считал, пошлятина, именуемая тетушкой «семейным уютом». Иногда Артур хотел сказать, что мужчине в возрасте за тридцать не подобает спать в комнате с нежно-кремовыми занавесками, на подушечке, расшитой пионами, но он очень боялся расстроить как саму тетю, так и сестру, с восторгом принимающую каждую новую деталь интерьера.
– А мне, значит, можно есть выпечку? – спросил Артур. – Моему здоровью это не повредит?
– Все парижане едят свежую выпечку, и никому еще она не причинила зла, – пояснила тетушка, заменяя племяннику тарелку.
Артур вздохнул. Обе леди были стройны и подтянуты, он же обладал хорошим брюшком, которое при его небольшом росте выделялось еще заметнее.
– Ах, что же я! – вдруг воскликнула тетя Жанет, изящно хлопнув себя ладошкой по лбу. – Совсем забыла рассказать управляющему про новый розовый куст… Я привезла его из Лондона, свыставки, в большом мешке, и оставила у старого сарая с инструментами, туда никто не ходит.
– Давайте я пошлю телеграмму, – предложил Артур, всеми силами стараясь, казаться озабоченным судьбой несчастного куста.
– Перепутают. Они все перепутают, – тетушка Жанет выглядела несказанно расстроенной. – Что мне делать? Отправляться обратно?
– Неплохая мысль, – заметил Артур. – Навестите Кэрри, проверите, как она там…
– Я ее несколько часов назад видела, – нахмурилась Жанет, – вроде девочка в порядке.
– Если не заскучала еще в нашем захолустье, – многозначительно сказал Артур.
Давить на тетю было никак нельзя, но и лишать себя удовольствия недельку пожить в блаженном одиночестве закоренелый холостяк Артур Джайлз не мог.
– Да-да, пожалуй, ты прав, – рассеянно проговорила тетушка. – Мало ли какая ерунда придет девочке в голову. Завтра же отправляюсь обратно.
* * *
Первое лондонское утро для сестер Беккет оказалось хмурым – с ночи небо затянули тучи, и проснулись девушки под монотонную унылость стучащих по черепичной кровле дождевых капель.
– Вот тебе и родина, – сонно пробормотала Лиззи, сворачиваясь клубочком под пуховым одеялом и понимая, что не ощущает ни малейшего желания покинуть постель.
Короткий взгляд, брошенный из-под едва разомкнутых ресниц на сестру, убедил Лиззи в том, что настроение Пэт не слишком отличается от ее собственного.
Накануне, выплакавшись под крылышком у Дорис, девушки ушли в свою комнатку и уснули, едва успев улечься в постели и договориться, что с утра надо сразу отправляться в контору Ост-Индской компании хлопотать насчет пенсии. Однако сейчас сама мысль о какой-то активности вызывала у Лиззи отвращение. Тем не менее, совершив над собой героическое усилие и преодолев обыкновенно не свойственный ей приступ лени, девушка выползла из-под одеяла и слегка дернула сестру за один из рыжих локонов, разметавшихся по подушке.
– Вставай, соня. Чем раньше мы решим этот злосчастный денежный вопрос, тем скорее будет понятно, что нам делать дальше. Не можем лес мы сидеть на шее у Дорис вечность.
– Угу, – пробормотала Пэт и сделала попытку перевернуться на другой бок и спрятать голому под одеяло.
Однако сестра была начеку, и попытка эта успехом не увенчалась.
Позавтракав на скорую руку в компании Дорис, сестры Беккет отправились по мокрым улицам в сторону Сити – пешком. Оставшиеся после путешествия на «Короле Георге» скудные денежные средства не позволяли девушкам даже лишний раз воспользоваться кебом.
– Надеюсь, вы хотя бы не простудитесь, – сердито сказала на прощанье Дорис, безуспешно пытавшаяся отговорить их от пешей прогулки по дождю.
* * *
– Мисс Беккет?
Рослый чернобородый пузан в уже набившей оскомину форме служащего Ост-Индской компании вышел из кабинета (слава богу, последнего, который посетили девушки в этот бесконечно длинный день) и протянул Лиззи какие-то бумаги с гербовой печатью.
– Еще раз примите наши соболезнования в связи с вашей утратой. Пенсия дочерям полковника будет оформлена в течение ближайшего месяца, и извещение вы получите почтой на ваш лондонский адрес.
Лиззи молча кивнула. Сил у нее не оставалось даже на короткое «да». К тому же утренняя прогулка по классической лондонской погоде все-таки оказала на привыкший за последние годы к совсем иному климату организм старшей мисс Беккет то самое воздействие, которого опасалась Дорис. Лиззи чихала, глаза у нее слезились, и в носу звонко хлюпало.
Вежливо поблагодарив пузана, спрятав документы и подхватив под руку сестру, Пэт решительно вывела ее на улицу. Дождь, слава богу, кончился, но тем не менее Пэт яростно замахала рукой при виде приближавшегося кеба и мгновенно затолкала внутрь слабо упирающуюся Лиззи.
– В таком состоянии ты все равно не сможешь пойти пешком, милая. Хемпстед, пожалуйста, – попросила Патриция кебмена и захлопнула за собой дверцу экипажа, резво помчавшего измученных девушек домой.
Как и следовало ожидать, Лиззи слегла, а Пэт вскоре последовала за ней, в полубреду повторяя услышанное как-то на корабле от Роберта Вуда умное слово «акклиматизация». Преданно ухаживавшая за сестрами Беккет Дорис уже валилась с ног, когда Элизабет, бледная и еще сильнее похудевшая и осунувшаяся, начала вставать. «Хорошо, что лихорадка оказалась не заразной, – думала Лиззи, с тревогой и благодарностью глядя на Дорис. Все эти дни сестры чувствовали себя словно бы вернувшимися в детство. Но только ни матери, погибшей в результате несчастного случая на охоте как раз накануне отъезда семьи в Индию, ни отца больше не было рядом. – Ничего. Мы обязательно справимся».
* * *
Эдвин Лоуэлл отложил «Дейли ньюс» и с тоской посмотрел в окно. Лондонская погода вполне соответствовала настроению юноши – дождь лил не переставая четвертый день. Однако сегодня Эдвину все же придется выйти, откладывать визит в компанию больше нельзя.
Обведя взглядом потрескавшиеся оконные рамы, тусклые обои и вообще всю комнату, давно требующую ремонта, юноша заставил себя взяться за кипу счетов, отложенных ради газеты.
– Зеленщик, булочник… а это что такое?! – с недоумением воскликнул он, увидев извещение от ювелира, сообщавшее, что заказанная миссис Лоуэлл рубиновая брошь готова и леди может прислать кого-либо за нею или прибыть сама на Оксфорд-стрит в мастерскую.
– Матушка?.. – поднял глаза Эдвин на осторожно вплывающую в ту самую минуту в столовую хрупкую фигурку. – Ювелир? Рубиновая брошь? Что это?
– О, она готова?! – Болезненная бледность на лице леди сменилась лихорадочным румянцем. – Дорогой, ты проводишь меня на Оксфорд-стрит? Нам совершенно некого послать к мистеру Пайпу, все слуги поразбежались…
– Конечно, поразбежались! – вспылил, не сдержавшись, Эдвин. – Нам второй месяц нечем платить им жалованье, но откуда, ради всего святого, мэм, у нас средства на украшения?!
– Но, дорогой… – растерянным тоном отозвалась миссис Лоуэлл, – ты же сам говорил, что тебе должны выплатить остаток причитающихся средств за калькуттскую…
Эдвин схватился за голову. Только этого ему не хватало…
– Матушка, оглянитесь вокруг, – страдальческим голосом произнес он. – Нам скоро нечего будет есть, от нас ушла вся прислуга, кроме старой Энн, в доме прохудилась крыша, и жить можно лишь в нескольких комнатах, а вы заказываете рубины?!
Хрупкая леди по-прежнему растерянно смотрела на сына, но при последних его словах вдруг встрепенулась.
– Эдвин, прекратите повышать на меня голос, – отрезала она неожиданно твердо, хотя молодой человек на самом деле и не думал кричать, – а кроме того, вспомните, что вы – мужчина. Кому, как не вам, следует позаботиться обо всем вышеперечисленном. Вы собирались как-то решать свои дела с армией Ост-Индской компании, так сделайте же это наконец.
Тот только, морщась, покачал головой. После всего устроенного миссис Лоуэлл ему совестно было даже на глаза показаться командованию… Он снова бросил взгляд на газету, на первой полосе которой красовался заголовок «Дели освобожден», а ниже подробно перечислялись одержанные колониальной армией победы над сипаями, даты взятия крепостей и сражений и, что особенно удручало Эдвина, данные о погибших британских солдатах и офицерах, а также их женах и детях. Кроме того, газета отдельно сообщала о произошедших в парламенте дебатах по реформированию управления индийскими колониями. Что касается последнего, тут Эдвин не знал – радоваться или огорчаться. Как это может сказаться на его судьбе, пока трудно было предположить. Однако в контору компании и вправду следовало поторопиться, чтобы все выяснить.
* * *
Спустя несколько часов Эдвин, едва держась на ногах от усталости, вышел из здания Ост-Индской компании. Чернота и уныние, царившие в душе юноши, могли поспорить цветом с тучами неба столицы. Как не участвовавшему в боях с восставшими частями, Эдвину не полагалось никаких выплат. Пожилой седоусый майор-интендант с сочувствием смотрел на юношу, который, запинаясь и путаясь, объяснял, почему вышло так, что накануне восстания он покинул полк, кивал, но в конце концов твердо ответил, что ничем не может помочь. Все военные силы компании сейчас сосредоточены на подавлении очагов восстания, которых еще немало, и предложить альтернативную службу мистеру Лоуэллу не получится. Только увольнение из рядов, причем с не самой блестящей характеристикой. «Мы сочувствуем вашему горю, надеюсь, все еще будет хорошо», – на прощанье сказал майор и протянул юноше тонкую папку с документами.
Эдвин застыл на крыльце угрюмого серого здания, невидяще глядя перед собой. Люди шли мимо него, но молодой человек едва замечал их, полностью погрузившись в невеселые размышления.
– Лиззи, ты слишком устала, а дождь только усилился за эти несколько часов, – услышал вдруг Эдвин чей-то смутно знакомый голос.
В дождевой пелене мимо юноши проскользнули два стройных девичьих силуэта, из-под капюшона одной из девушек выбился кудрявый рыжий локон – и тут Эдвин узнал их: это были дочери полковника Беккета, погибшего, как он читал в газетах, в первые дни мятежа.
Молодой человек хотел уже отвернуться, чтобы ни в коем случае не попасться на глаза индийским знакомым, но Лиззи… юная Элизабет Веккет, хрупкая, нежная и удивительно чистая душой, привлекала внимание Эдвина еще в те далекие – и как сейчас можно было с уверенностью сказать – счастливые дни, когда ему нечего было стыдиться и он имел право открыто смотреть людям в глаза. Сделав шаг, второй, третий вслед удаляющимся женским фигуркам, Эдвин успел расслышать, как Пэт попросила подъехавшего кебмена отвезти их в Хемпстед, и брызги из-под колес экипажа полетели в сторону очнувшегося и попытавшегося догнать девушек Эдвина.
«Ну, значит, не судьба… Да и что я мог бы ей сказать, как объяснить этот позор… и что предложить…» – уныло подумал юноша. Похоже, сама судьба ополчилась сегодня на него.
– Пожалуй, стоит хотя бы нанести визит мистеру Пайпу и сообщить, что мы не сможем выкупить заказанную матушкой брошь, – пробормотал Эдвин. – Надеюсь, это будет последняя порция унижений на сегодня.
Миссис Лоуэлл с раздражением перечитала короткую записку и швырнула ее на стол. В конце концов, это переходит все границы! Пока Эдвин был в Индии, никто не мешал ей распоряжаться имеющимися средствами по личному усмотрению. Конечно, она очень скучала по сыну, скучала настолько, что даже… Леди топнула ногой, обутой в изящную домашнюю туфельку из серебристой парчи на невысоком каблучке, и вернулась к стопке писем на столе. Различные счета от поставщиков провизии не заинтересовали миссис Лоуэлл, смета расходов на починку крыши, как и приглашения от пары дальних родственниц на чай, полетели в камин, растопленный по случаю небывало холодной для октября погоды.
Пятидесятилетняя миссис Лоуэлл, вдова достопочтенного Эдгара Лоуэлла, была все еще красива и стройна, невысокий рост же вообще превращал женщину в Дюймовочку. Понять, сколько ей на самом деле лет, удавалось, только пристально вглядевшись в черты лица леди. Миссис Агнес Лоуэлл тщательно следила за своей внешностью и потому попытки сына ограничить ее в расходах на портного и ювелира воспринимала крайне агрессивно.
Внизу хлопнула дверь, и вскоре в гостиной появился сам Эдвин. Усталый и промокший, он оказался явно не готов к очередной словесной баталии с любимой матушкой и даже не отреагировал на демонстративное закатывание глаз и хватание за сердце. Не желая вновь выслушивать что-либо касательно рубиновой броши, Эдвин быстро прошел к столику, налил себе на полпальца бренди и осушил бокал одним глотком, после чего так же молча отправился в свою комнату. Ему нужно было подумать. Мисс Элизабет Беккет, на которую юноша заглядывался еще в Агре, неожиданно оказалась вместе с сестрой в Лондоне! И пусть девушка не заметила его сегодня, пусть она далее и не вспомнила бы его – иначе как знак судьбы Эдвин не мог расценить столь неожиданную встречу.
В газетах он читал о гибели полковника Беккета, значит, в Ост-Индской компании должен быть известен их, сестер Беккет, нынешний адрес. Скривившись от перспективы вновь посетить ненавистный офис, Эдвин разделся и упал нa кушетку. Финансовыми вопросами и спорами с матушкой он займется позже, завтра же нужно будет попытаться выяснить, где найти мисс Беккет. Сейчас ничто не казалось Эдвину более важным, чем возможность вновь увидеть ее тонкую фигурку и светлые локоны, услышать тихий голос и заглянуть в самые красивые в мире голубые глаза.
* * *
На Риджент-стрит за истекшие годы не изменилось ровным счетом ничего. Роберт медленно шел по
улице, разглядывал яркие витрины, спешащих прохожих, заново привыкая к блестящей суете столичной жизни и оттягивая момент появления в родном доме. Как-то встретят его там, откуда пять лет назад практически выгнали в колониальную армию?
Мисс Луиза Грэммхерст, та самая, по отношению к которой Роберт повел себя тогда не по-джентльменски, давно уже стала миссис Вуд и родила Джорджу, старшему брату Роберта, двух очаровательных дочерей-близняшек. Джордж, поди, стал еще большим занудой – разве что семейная жизнь сделала его более разговорчивым и оживленным? Роберт мысленно фыркнул, представив себе брата тетешкающим дочерей – по штуке на каждом колене.
Миссис Лора Вуд, жена отца, наверняка не изменилась – все также ходит по магазинам, театрам и приемам, все та же модница и не настолько пустоголовая, какой хочет показаться. Отец наверняка постарел, но по-прежнему курит трубку у камина в компании заглянувшего в гости лорда Райта, ругает политиков, прошляпивших восстание в Индии, и спорит с Джорджем о том, полыхнет ли за океаном война плантаторов с янки.
Особняк Вудов, однако, вопреки ожиданиям Роберта оказался темен – в окнах почти нигде не горел свет, и юноша едва сумел дождаться, пока старый слуга откроет дверь.
– Дженкинс, куда все подевались? Я ведь еще днем отправил с корабля багаж, неужели меня не ждут? – недоумевал Роберт.
– Почти никого нет в городе, сэр. – Дженкинс, приняв у молодого хозяина пальто и шляпу, повел его наверх. – Миссис Луиза с девочками в Грэммхерст-холле, мистер Джордж ездит к ним по выходным и сейчас как раз там, а сэр Томас и леди Лора гостят вместе с лордом Райтом у леди Берне, крестницы лорда, в Шотландии. Только…
– Зато я дома, братец! – раздался звонкий голос, и по лестнице сбежала, почти слетела, юная брюнетка в голубом домашнем платье. – В пансионе начались каникулы, и я больше не могла торчать в этом холоде… Бланш с Арнольдом звали в гости, но я слишком хотела домой! – Девушка прыгнула на Роберта, повиснув у того нa шее, и закружила его по лестничной площадке. – Как я рада тебе, если бы ты знал!
– Агата, дитя мое, ты ли это? – ошеломленно воскликнул он. – Да ты совсем большая стала… Ну конечно, тебе же пятнадцать стукнуло весной, верно? А ведь была, когда я уезжал, еще совсем ребенком…
Лукавая улыбка озарила смуглое лицо юной девушки.
«Да она же ровесница Патриции», – поразился Роберт только сейчас пришедшей мысли. Оставив в Лондоне маленькую хулиганистую Агату, строившую глазки сынишке булочника, он как-то упустил из виду, что по возвращении встретит тут взрослую девицу.
– А ты очень вовремя, братик, – щебетала тем временем Агата, увлекая Роберта в столовую к обеду. – Теперь мама не будет присылать грозных писем, чтобы я немедленно ехала к ним или в крайнем случае к Луизе в Грэммхерст-холл и не отвлекала Джорджа от его важных занятий… Мама считает, что девушке моего возраста оставаться на уик-энды в городе одной совершенно неприлично. Между прочим, милый братец, – резко перебила сама себя девушка, – прежде чем выходить в свет… ты же собираешься выходить в свет и сможешь сопровождать меня, верно?.. Так вот, прежде тебе не помешало бы посетить мистера Бреди – мода в столице за время твоего отсутствия весьма и весьма переменилась.
На следующий же день, решив воспользоваться советом Агаты, Роберт после ланча собрался посетить мистера Бреди, портного, обшивавшего некогда всю их компанию из бильярдного клуба.
Вуд шел по знакомым до последнего булыжника мостовой лондонским улицам, узнавая и не узнавая их. Вроде все то же самое вокруг: те же лавки, особняки и скверы, те же спешащие или неторопливо прогуливающиеся столичные жители и нерешительно оглядывающиеся по сторонам провинциалы, – и в то же время все совершенно иное, будто вернулся он вовсе не в тот город, что покинул когда-то.
«Это не Лондон изменился, – словно шепнул ему кто-то на ухо, – а ты сам».
И он внезапно понял, с чего следует начать. Надо присмотреться к деталям и людям, сравнить старые воспоминания с новыми впечатлениями.
Роберт добрался до ближайшего перекрестка и пошел в произвольном направлении.
* * *
Артур Джайлз не гонялся за великим счастьем и небывалой удачей, он всего лишь потихоньку мечтал о тишине в доме, о редких (обязательное условие) семейных ужинах с Кэролайн и тетушкой Жанет, уважительном отношении общества к их дому, отсутствии неприятных новостей и…
Артур решительно отложил «Тайме»: если в руках газета, то в ней неминуемо преподнесены новости, а они хорошими быть не могут хотя бы потому, что сообщают о некоторых переменах в окружающем мире.
В доме раздавалось только мерное тиканье каминных часов. Красота, благодать и спокойствие царили вокруг, доставляя Артуру настоящее наслаждение. Тетушка Жанет уехала обратно в поместье с той же порывистостью, с которой вчера примчалась в Лондон, чтобы немного подкормить «бедного сиротинушку».
Завтрак и ланч были поданы на белоснежном фарфоре без единого цветочка, за окном моросил занудный серый дождик, создавая столь необходимое Артуру настроение, без которого он считал свое душевное равновесие неустойчивым.
– Мне ведь больше ничего не надо, – сказал он вслух. – Я нетребователен и неприхотлив, не нуждаюсь в обществе и пустых беседах, даже пищу употребляю не ради наслаждения вкусом, а потому, что без нее никак нельзя обойтись. Почему же эти женщины постоянно суетятся и нарушают царящую вокруг гармонию? Если надо что-то сделать, вставайте и делайте. Хотите куда-то съездить – ловите кеб и отправляйтесь в путь, не стоит лентяйничать и строить бесконечные планы. Вот мне неплохо бы было заказать новый сюртук.
Артур отставил чашку, со скрипом приподнялся с кресла, разминая затекшие ноги, подошел к зеркалу и попытался втянуть брюшко.
Вредное отражение отказалось подыгрывать: пуговицы, едва удерживающие натянутый на живот жилет, готовы были вот-вот отправиться в свободное путешествие по комнате.
– Сейчас прямо вот и поеду. Не буду откладывать «на потом», что я, барышня какая, чтобы полдня собираться, потом возвращаться за забытыми мелочами, после передумать, потому что прическа неудачная, потом остановиться поболтать с соседкой… Нет, я только возьму трость и цилиндр, оставлю слуге записку и отправлюсь в путь. Хорошо, что дома никого нет, а то бы сразуоказалось, что по дороге я должен выполнить еще кучу всяких поручений. В итоге ничего бы я не успел, вернулся б уставший, голодный и без нового сюртука.
Страшно довольный собой, особенно собственной решимостью, Артур накинул плащ и вышел из дома.
– Две минуты на сборы – как же удобно быть мужчиной, – бормотал он, оглядываясь в поисках кеба. – Какие все-таки бедные создания эти женщины, как много у них сложностей в жизни.
Улица была пустынна, потому он издалека услышал цоканье и поспешил на перехват пустого, судя по скорости передвижения, кеба.
