Текст книги "Рассвет для двоих"

Автор книги: Эмили Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

10

Предсвадебные хлопоты напоминали небольшой, но мощный ураган, в самом сердце которого кружилась бессильной бабочкой фиктивная невеста Альдо Бонавенте Люси Розалинда Джонс.

Ее возили по магазинам и косметическим салонам, с ней советовались насчет цветов и шампанского, ее наряжали и причесывали по десять раз на дню, ее просили спеть после ужина, с ней шушукались, секретничали и сплетничали, ее наставляли и благословляли – дни неслись, как обезумевшие мустанги, но сама Лу пребывала в состоянии прострации.

Куда делась ее ирония, ее скептицизм, ее авантюрная решимость удариться в это рискованное приключение? Лу тоскливо ждала любого появления Альдо в пределах видимости, не отрываясь смотрела на него во время общих трапез с семьей, даже пела только для него одного! Альдо оставался молчалив и суров.

Клаудиа загадочно ухмылялась, Луиза сердилась, а простоватая Анита уверенно утверждала, что жених находится в предсвадебном ступоре. Лу злилась про себя, однако продолжала с честью играть свою роль.

Серьезнейшим испытанием ее актерских данных стала встреча с прибывшей в Корильяно Вероникой Фабиани. Если бы не смятение чувств, так не вовремя захлестнувшее Лу, она, возможно, и оробела бы при виде бронзово-кудрой красотки с пятым номером бюста и взглядом голодной анаконды, однако Лу была слишком измучена отсутствием Альдо и сознанием собственной фальшивости, и потому она сразу перехватила инициативу.

Вероника только и успела процедить сквозь зубы: «Ну-ка, посмотрим, кого подцепил малыш Альдо...». В следующий момент Лу уже радостно трясла ее руку.

– Счастлива познакомиться. Альдо ужасный свинтус, честное слово. Мне было вас страшно жаль. Удрать с помолвки – это нахальство. Ну не хотел жениться, так бы сразу и сказал, верно? Надеюсь, мы подружимся, и я заставлю его извиниться перед вами. Он ведь этого так и не сделал?

В этом месте Донателла и Клаудиа буквально вывалились из комнаты и с глухим хрюканьем удрали по коридору. Отсмеявшись в тишине библиотеки, сестры посмотрели друг на друга.

– Что скажешь, Донна? Бедную Вероничку должен хватить удар.

– Нет. У нее случится разлитие желчи. Или паралич. Частичный. Скажем, языка.

– Я и говорю, удар! Лу просто гениальна. Ни одного худого слова, искренняя радость и убийственные реплики. Видела, как Джакомо на нее смотрел?

– Не видела. Зато теперь я понимаю, почему Альдо в нее влюбился.

– И почему же?

– Помимо внешних данных, она умна и решительна. Умеет постоять за себя, да и за нашего братика тоже. Не думаю, что она позволит Веронике излить на Альдо хоть каплю яда, накопившегося за три года.

– Не сомневаюсь! Возвращаемся?

– О да. Такое зрелище нельзя пропускать.

Когда они вернулись в гостиную, там царили мир и благолепие, как в природе перед самой грозой. Кьяра Бонавенте успела выйти к Веронике навстречу, теперь они сидели и пили кофе. Вероника светски улыбалась, отчего создавалось стойкое впечатление, что у нее болят зубы, Кьяра невозмутимо расспрашивала ее об успехах в бизнесе, Лу очаровательно хлопала ресницами, вертя головой из стороны в сторону и время от времени бросала взгляды на входную дверь. Джакомо, сидевший чуть в стороне, с легкой усмешкой наблюдал за происходящим, Анита с удовольствием поглощала меренги, а Луиза зорко следила, чтобы у всех были полные чашки.

Донателла и Клаудиа получили свой кофе и уселись чуть в стороне.

Вероника терпела, сколько могла, однако, когда двери распахнулись и в гостиную стремительно вошел Альдо, она не выдержала. Встала, быстро шагнула к нему, распахнула руки для объятия... и опоздала!

Лу повисла на шее у жениха и впилась в его губы жарким поцелуем. Ошеломленный Альдо подхватил ее в охапку, вышло мило и весьма пасторально. Анита немедленно прослезилась, Кьяра благосклонно улыбнулась, а Вероника – Единственное, чего она НЕ сделала, так это не заскрежетала зубами.

Лу тем временем продолжала висеть на шее Альдо, правда, теперь она не целовала его, а щебетала, не останавливаясь:

– Милый, я страшно по тебе скучала! Где ты так долго пропадал? Вероника приехала, она ужасно милая, мне сразу понравилась. Можно, она будет подружкой невесты? Ну пожалуйста, Альдо! Мне так хочется бросить ей букет. Тогда она уж точно выйдет замуж.

Раздался странный сдавленный звук. Как будто больная бронхитом змея попыталась зашипеть, но окончательно охрипла. Вероника Фабиани выпрямилась и стала похожа на мраморную статую.

– Ну что ты, дорогая! Как я могу вмешиваться в это семейное торжество. Тебя ведь так любят в этой семье, это сразу видно. Даже странно, что граф Бонавенте все еще не соизволил познакомиться с невесткой. Вероятно, неотложные дела задержали его в Риме... Хотя, постойте – мне говорили, он в Корильяно? Неужели так заработался, что не нашел времени повидаться с милой Лу?

Наступила тишина. Клаудиа и Донателла слегка подались вперед, Анита замерла, не донеся до рта пятую меренгу, Джакомо нахмурился и закусил губу, и даже Кьяра слегка изогнула красивую бровь. Альдо машинально заслонил собой Лу и уже открыл рот, чтобы хоть как-то разрядить напряжение, но в этот момент раздался приятный звучный баритон:

– Ви, детка, у тебя дрянные информаторы. Я, к сожалению, не мог эти дни вволю пообщаться с моей невесткой, но познакомились мы почти сразу и очень подружились. Я прав, моя маленькая певунья?

Лу почувствовала, что сейчас упадет в обморок. Пола под собой она не чувствовала, что, впрочем, было совершенно естественно, так как Альдо все еще держал ее на весу в своих объятиях.

Садовник Ренцо стоял в дверях гостиной и лучезарно улыбался всем присутствующим. Он был чисто выбрит, элегантный серый костюм сидел на нем идеально, ярко-синие глаза смеялись под густыми бровями. Он протянул к Лу руки, и она, осторожно высвободившись из рук окаменевшего Альдо, робко подошла к графу Ренцо Бонавенте.

– Д-добрый день...

– Привет, милая. Ты еще похорошела с тех пор, как мы последний раз пели хором. Ви, ты не поверишь, эта английская роза поет Сачмо, как истинная негритянка. Я с нетерпением жду того момента, когда удалюсь на покой, благодарение Мадонне, теперь это совсем скоро, а уж тогда мы повеселимся всласть. Альдо будет руководить семейным бизнесом, а мы с Лу и Кьярой организуем хоровое общество Бонавенте. Кьяра, ты уже подобрала репертуар?

– Нет, дорогой, я лучше буду преданной слушательницей. Знаешь, Вероника, ты должна услышать, как Лу поет Синатру. Это потрясающе. Ты должна оценить, тем более что твоя оценка уж точно будет объективной.

Вероника затравленно оглянулась на улыбавшуюся Кьяру.

– Это почему же, не понимаю?

– Как почему, дорогая? Лу нам всем ужасно нравится, она – член нашей семьи. Мы не можем считаться объективными. Ты – совсем другое дело.

Вероника сдалась. Торопливо извинившись, она покинула гостиную. Донателла задумчиво поглядела ей вслед.

– Надо бы распорядиться прислать ей в комнату сервиз попроще.

Луиза, ведавшая расселением гостей, встрепенулась и непонимающе поглядела на младшую сестру.

– Зачем, не понимаю?

– Как это зачем? Ей срочно нужно что-нибудь бросить в стенку. Если она начнет крушить хрусталь...

– Донна, ты злая!

– Я – справедливая. Лу, позволь поздравить тебя. Ты блестяще выиграла сражение. Папа, а почему ты скрывался все эти дни? Мы и понятия не имели, что вы с Лу уже спелись в прямом и переносном смысле.

Граф заговорщицки подмигнул Лу.

– Это было нашей тайной. И Лу оказалась достойной сообщницей – не выдала меня.

Лу чувствовала, как румянец заливает ей щеки и шею, уползает на грудь под блузку. Она не знала, как дождалась того момента, когда они с Альдо останутся одни. В конце концов они взяли и просто удрали от всех остальных в комнату Лу.

Захлопнув за собой дверь, Альдо привалился к ней и возопил трагическим шепотом:

– Что ты ему успела наговорить, идиотка?

Лу не осталась в долгу.

– Это ты идиот! Шляешься по замку с отсутствующим видом, бросил меня на растерзание семье...

– Когда вы познакомились с папой?!

– Я понятия не имела, что это папа! Я встала утром, на второй день после приезда, и пошла в сад. Он там работал. Мы познакомились. Я была уверена, что он садовник!

– О небо! Ты разговаривала с папой, как с садовником?!

– А как я должна разговаривать с приятным стариканом, который раскладывает навоз по лункам, носит солдатские ботинки и соломенную шляпу времен Второй мировой?!

– Первой.

– Что первой?

– Первой мировой. Это очень старая шляпа. Сейчас таких не делают.

– Альдо, ты идиот.

– Это я уже слышал. Собственно, и знал тоже, еще до того, как ты сказала. Что ты ему успела наговорить, друг пролетариев всех стран?

– Что ты женишься на мне фиктивно, чтобы заграбастать все денежки семьи Бонавенте.

– Ха-ха, очень смешно.

– Отстань от меня. Ничего я ему не наговорила... кажется.

Альдо отлепился от двери и стремительно схватил Лу за плечи.

– Ты чего-то не договариваешь! Брякнула, да? Сказала что-то не так?

– Отпусти меня, аристократишка трусливый! Я не брякала ничего... Но, понимаешь, с остальными я изображаю пылкую влюбленность и все такое, а вот с ним я не притворялась...

Альдо выпустил Лу и обессиленно повалился в кресло.

– Все. Конец. Приехали.

– Да нет, ничего криминального, не думай. Просто... я не слишком походила на счастливую невесту, вот и все.

– Все? Ты даже не знаешь до какой степени ВСЕ. Папа – это ого-го! Круппы и Ротшильды терялись под его взглядом. Рокфеллер подумывал о монастыре и раздаче миллионов бедным после того, как папа однажды пожурил его за незаконную сделку. У папы рентген в глазах, это все знают. Он догадался.

– Тогда чего ж он был такой ласковый?

– Чтобы Веронику приструнить. Он ее терпеть не может.

– Так вы ж чуть не поженились?

– Они со старым Фабиани друзья, но Вероника всегда папу раздражала. Мадонна, что нам делать!

Лу внезапно почувствовала странную апатию и присела рядом на пуфик. Адреналин перестал будоражить кровь, напряжение схлынуло, и теперь девушка ощущала только тоску.

– Не переживай, Альдо. Осталось совсем чуть-чуть...

– Он что-то задумал, не иначе...

– Мы поженимся, побудем пару дней в замке...

– Мне конец, только вот жалко, что я тебя втянул во все это...

– А потом мы уедем в Рим, оттуда я сразу улечу в Англию...

– А у меня даже нет сейчас денег, чтобы отдать тебе. Но я найду, обещаю! Займу, продамся в рабство и найду...

– И ты сможешь от меня избавиться!

– И ты сможешь от меня избавиться!

Эту фразу несчастные жених и невеста произнесли почти одновременно, так что получился эффект эха. А потом ошеломленный Альдо недоуменно поинтересовался – и Лу одновременно задала тот же вопрос:

– А кто сказал, что я хочу от тебя избавиться?!

Они молчали еще несколько секунд, глядя друг на друга перепуганными, растерянными глазами, а потом не сговариваясь бросились друг другу на шею.

Из глаз Лу потоком хлынули слезы, она пыталась что-то объяснить, сказать, оправдаться, но не успевала, потому что они уже целовались, целовались жадно и торопливо, и Альдо своими губами осушал ее слезы, а ей очень надо было сказать ему... сказать, что...

Он тоже все хотел попросить у нее прощения, признаться в том, что он идиот и дурак, но не было времени, потому что слезы у этой глупышки сыпались градом, и надо было немедленно заставить ее улыбнуться, потому что... потому что...

– Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!

Они выпалили это опять одновременно и снова замерли, а потом Альдо осторожно отвел тугой черный локон с зареванного личика и задумчиво спросил:

– Что ты сказала?

Лу немедленно испугалась.

– Ничего! Это я...

– Повтори, что ты сказала!

– Я... Альдо, я...

Он вдруг встал, отпустив ее, прошелся по комнате, запустил пятерню в растрепанные густые кудри и яростно дернул сам себя за них. Глядя в окно, заговорил тихим и напряженным голосом:

– Я виноват перед тобой, Лу. Я – испорченный, избалованный мальчишка...

– Альдо...

– Молчи. Я еще хуже. Я подлец. Мало того, что я из трусости и лени обманываю папу. Я еще и тебя втравил в некрасивую историю.

– Неправда, я сама согласилась...

– Ты согласилась, да, но по-честному! За деньги!

– Замолчи, я слышать про это больше не желаю. Я же...

– А я тебя обманул! То есть я не знал, что я тебя обманул, я не хотел обманывать, честное слово. Так получается. У меня ничего нет, ни пенса, ни цента, ни лиры!

– Альдо...

– Молчи! У меня не осталось даже фирмы. У меня не осталось ничего. И я еще смею лезть к тебе, хотя даже в этом чертовом контракте черным по белому...

Лу прервала его звучным и торжественным голосом.

– Дай мне контракт.

– Что?

– ДАЙ МНЕ КОНТРАКТ. Все экземпляры, пожалуйста.

Все правильно, подумал Альдо с мрачным отчаянием. Надо было не валять дурака, а скорее вербоваться в Иностранный легион. Глядишь, уже пал бы на поле брани...

Он прошествовал к себе в комнату и вернулся, неся контракт на вытянутых ладонях. Протянул его Лу.

С той стороны неплотно закрывшейся двери скорчилась бронзовокудрая дива. Позиция была крайне неудобной, но Вероника не обращала внимания на мелочи, вся обратившись в слух.

Легкая ручка Донателлы Бонавенте довольно увесисто шлепнула Веронику Фабиани по тугой ягодице.

– Разве тебе не говорили в детстве, Ви, что подслушивать нехорошо?

– Я... тут... Я просто...

– Ничего не говори. Ты просто шла мимо и потеряла сережку. Колечко. Ожерелье. Трусы. Сломала оба каблука. Тебя скрутил радикулит. Я все понимаю. Пойдем.

– Я не...

– Ты – да! Ты именно она и есть. Но ты выросла в этом доме, поэтому пойдем по-хорошему. Скоро обед. Пока прогуляемся среди рододендронов.

– Где?!

– Среди рододендронов. Понятия не имею, какие они из себя, но судя по названию – полный отпад. Тебе понравится.

И Донателла железной дланью увлекла за собой Веронику.

Лу вытерла нос и глаза тыльной стороной ладони, откинула назад вороненую гриву волос и совершенно спокойно взяла из рук Альдо все экземпляры контракта. Альдо устало кивнул.

– Все правильно. Синьору Бергоми я позвоню, он тебе подберет хорошего адвоката. В суде ты выиграешь мгновенно, я все подпишу. Не обещаю, что смогу выплатить всю сумму сразу, но приложу все усилия. Джакомо поможет, я думаю. Ты ему нравишься.

Следующие несколько секунд лишили Альдо Бонавенте всякой способности не только говорить, но и двигаться. На его изумленных глазах Люси Розалинда Джонс аккуратно рвала сложенные листки бумаги. Два раза... четыре... восемь... шестнадцать... тридцать два...

Шестьдесят четыре помноженные на четыре кусочка брачного контракта разлетелись по ковру. Люси Розалинда Джонс удовлетворенно проводила их взглядом и повернулась к статуе, так недавно бывшей молодым графом Бонавенте.

– Повторяю для тугодумов и графов. Ты – идиот. Я – тебя люблю. На контракт мне – плевать. Поцелуй меня. Сейчас же!

К обеду они не вышли.

К ужину тоже.

11

Свадьба была назначена на воскресенье. Гости потихоньку съезжались в Корильяно. Осталось всего три дня, поэтому Луиза и Анита впали в черную меланхолию, а уж на Лу вообще нельзя было смотреть без слез.

Дело было в том, что после памятного дня, плавно перешедшего в памятный вечер и далее в памятную ночь, Лу Джонс успела побыть на вершине блаженства всего один день. Потом Альдо состроил таинственное лицо, выразительно помотал головой – и укатил в неизвестном направлении. Лу осталась одна – такое ощущение, что одна вообще в целом мире.

Она не могла забыть ни одного мгновения их близости. Странно, подробности этих воспоминаний не вызывали у нее ни смущения, ни легкого румянца. Только счастливую улыбку.

Билл Кросби! Как же ты был прав!

Нельзя рассказать, можно только почувствовать.

Забыть о солнце, бьющем в огромные окна. О незапертой двери. О зареванном лице и покрасневших глазах. О контракте, разбросанном по ковру. О полном замке графов и графинь, об Италии и Англии, о небе и земле, о времени и пространстве.

Шагнуть навстречу испуганному парню, утонуть в синих, как небо, глазах, доверчиво вложить дрожащие пальчики в его широкую теплую ладонь.

И не раздеться, не отдаться, нет, нет! Это в другой жизни и совсем с другими людьми.

Просто стать целой. Настоящей. Наконец-то увидеть, какого цвета розы. Вдохнуть истинный аромат лилий.

Просто перестать выдумывать себе кукольную жизнь и признаться: вот мой мужчина. Я его женщина. А все остальное – это так... Декорация.

Она понятия не имела, все ли она сделала в тот раз правильно, но потом-то она уж точно делала все правильно, все правильнее и правильнее.

Она не чувствовала ни боли, ни неловкости, ни смущения – ничего, кроме умиротворения и огромного, невыносимого, золотого и искрящегося счастья. Счастье заполнило все жилы и вены, вытеснило кровь, превратило ее в шампанское, и Лу Джонс стала вдруг невесомой и прекрасной, как бабочка.

Она засыпала на широкой смуглой груди Альдо, просыпалась на ней же, и его руки были теплыми, умелыми и нежными, а объятия такими надежными, что ей все время хотелось завизжать от удовольствия, но она сдерживалась. Кажется...

Они вышли только к завтраку на следующее утро, и Лу опять не почувствовала ни малейшего смущения. Разве что немножко, перед Кьярой.

Нахалка Донателла подмигнула Лу, а Вероника одарила таким взглядом, что впору бежать за огнетушителем, но Лу было море по колено. Она смотрела, собственно говоря, только на Альдо, а остальное не имело значения.

Ну вот, а к вечеру он исчез.

Лу вздохнула, отбросила в сторону Диккенса, скатилась с кровати на пол, подрыгала ногами в воздухе и наконец-то встала. Подошла к окну. Где ты, Альдо?

Если пойти в гостиную или на веранду, то обязательно нарвешься на сестер Бонавенте. Заставят примерить платьице, прикинуть, пойдут ли к этим туфлям жемчуга, а то и вовсе потащат в город за очередными тряпками.

Нет, поймите правильно: Лу Джонс очень любила наряжаться. В Англии она считалась модницей. Ее половина гардероба дома была заполнена до отказа, в то время как Марго ограничивалась в десять раз меньшим количеством.

Но даже если сложить их с сестрой наряды вместе – против нынешнего разгула сестер Бонавенте выходила ерунда. Аскетизм, одним словом.

Лу честно пыталась убедить их, что ей столько не нужно, что она просто не успеет все это надеть, хоть бы и по одному разу, но Донателле, Клаудии и Аните доставляло истинное удовольствие наряжать невесту любимого братца.

Нет, вниз нельзя.

Тогда в сад. Там, правда, очень жарко, но ничего, можно спрятаться в тень под кустики и полежать на травке.

Так она и сделала. На цыпочках пробежала по длиннющему коридору, осторожно спустилась по черной лестнице (черной ее звали потому, видимо, что ступени были из черного мрамора), прошла через необъятное и идеально чистое пространство кухни, помахала рукой поварихе Фаветте (такой же необъятной, как и кухня) и выскользнула на волю.

Сад, придавленный полуденной жарой, источал такие ароматы, что голова кружилась. Пчелы гудели лениво и степенно, птицы молчали, потому что сил петь не было, и только многочисленные фонтаны и фонтанчики весело журчали то тут, то там. На влажных мраморных плитах спасались от жары юркие изумрудные ящерицы. Людей они не боялись, и появление Лу встретили абсолютно равнодушно.

Лу умылась из фонтана, налила себе воды за шиворот и в соломенную шляпку, после чего отправилась на поиски той травки, где можно поваляться.

Уединение ее было недолгим. Неподалеку раздался энергичный треск, потом негромкое мурлыканье, а затем ритмичные звуки, издаваемые хорошо наточенной лопатой, врезающейся в землю. Лу замерла.

Воистину, граф Ренцо Бонавенте не знал покоя и отдыха, когда дело касалось его распрекрасного сада.

Лу тоскливо уставилась на кусты, за которыми резвился старый граф. Почему именно сейчас, когда вся природа плавится и угорает в лучах солнца...

– Моя прекрасная певунья! Какой сюрприз. Я думал, вы спите, как и большинство обитателей этого дома.

– Спала. Очень душно. Я решила поваляться на травке. Неужели вам ни чуточки не жарко?

– Я привык. Хуже, когда холодно. Боитесь?

– Ужасно. Не то чтобы боюсь...

– Не объясняйте. Я помню тот день, когда мы с Кьярой венчались... Почему Альдо не хочет венчаться, не знаете?

Лу насторожилась. Этот вопрос был задан неспроста.

– Я не католичка... Скажем так, не ревностная католичка.

– Он тоже никогда не был особо набожен. Именно это меня и удивляет. Венчание в церкви очень красиво. Редкая девушка откажется от этого по доброй воле.

– Я действительно не задумывалась об этом. Достаточно того, что мы с Альдо будем вместе.

Старый граф задумчиво кивнул и посмотрел куда-то вдаль.

– Лу, можно мне спросить вас... и получить правдивый ответ?

– Конечно.

– Вы любите моего сына?

Еще несколько дней назад Лу Джонс покраснела бы, замешкалась с ответом. По крайней мере, чрезвычайно разозлилась бы в душе на Альдо и на себя, потому что приходится врать этому симпатичному старику... Теперь же она бестрепетно взглянула в глаза Ренцо Бонавенте и ответила.

– Люблю. Очень.

Старый граф кивнул.

– Хорошо. Я много думал об Альдо последние несколько дней. Да, вот так странно – только последние несколько дней. Мой сын здорово изменился.

Лу молчала, безучастно перебирая пальцами листья шиповника. Мелкие колючки впивались в кожу, но она не обращала на это никакого внимания.

– Мой сын стал взрослее. Серьезнее. Всего за несколько дней. Я склонен думать, что это ваша заслуга, Лу.

– А может быть, вы просто плохо знаете своего сына?

– Может быть. Совершенно этого не исключаю. В сущности, мальчик рос сам по себе. После того, как Джакомо... мы немного забыли об Альдо. Он был здоров, у него все было, тогда нам с Кьярой казалось, что этого достаточно.

– Он вас всех очень любит.

– Вас это удивляет, моя английская роза?

– Нет. Вы хорошие люди, вас есть за что любить. Меня удивляет то, КАК Альдо вас любит. Искренне, нежно и без тени обиды.

Граф изумленно вскинул брови.

– Моя дорогая, но о какой обиде может идти речь?

Лу чувствовала, что ее несет совершенно не в ту сторону, но остановиться уже не могла. Она сама не знала, почему ей так хочется защищать Альдо.

– Вы ведь сами сказали, что он был одинок. Что вы забыли о нем, решили, что с него достаточно здоровья и безбедной жизни. Что постоянно думали о Джакомо, хотя Альдо всего только на три года старше...

– Лу, дорогая, Джакомо чуть не умер. Ему был всего год, когда он заболел...

– Я вовсе не хочу его в чем-то обвинять. Но Альдо было всего четыре года! Четыре года, подумайте! Разве не мог он обидеться? Начать ревновать? Даже и возненавидеть младшего братика, отобравшего у него маму и папу? Но он этого не сделал. Ни тогда, ни потом. Знаете, что я больше всего в нем люблю?

– Что же?

– Он добрый. Он очень добрый и совсем не умеет обижаться. Вы не обращали на него внимания, не принимали его всерьез, вы и сейчас не принимаете его всерьез, даже ко мне относитесь гораздо более уважительно...

– Дорогая, но это вполне объяснимо! Альдо хороший парень, но редкостный балбес...

– Он не балбес! Он просто не такой, как вы. Не такой, как Джакомо. Он не бизнесмен, только и всего. Это вовсе не значит, что он дурак.

– Лу, дорогая, но я...

– Вы решали за него всю жизнь.

– Он соглашался с этим.

– Он не хотел с вами спорить, не хотел расстраивать вас, только и всего. Конечно, в это не поверил бы ни один человек на свете, но Альдо все делал только из любви к вам.

– Лу, вы его любите, но кое в чем вы не правы. Не будете же вы утверждать, что Альдо отказался бы от денег...

– Буду! И вы совсем не знаете своего сына, если можете предположить такое!

Ренцо Бонавенте прищурился. В синих глазах появился странноватый блеск, заставляющий вспомнить о стальном клинке.

– Лу, вы ведь недавно знакомы...

– Можно быть знакомыми два часа и узнать о человеке все, а можно знать его всю жизнь и даже не предполагать, какой он на самом деле!

– Что ж, если вы так хорошо знаете моего сына... Что мне подарить ему на свадьбу?

Она выпалила, не думая, не сомневаясь, не колеблясь ни секунды.

– Свободу. Не заставляйте его идти по жизни тем путем, который для него выбрали вы. Отдайте семейный бизнес в руки Джакомо.

Граф нахмурился.

– Лу, а вы знаете, чем это может грозить лично вам?

Девушка гордо вскинула голову, черные кудри волной колыхнулись на плечах.

– Значит, вы считаете, что он женится на мне только потому, что таково условие вступления в права наследования? Браво, поющий фаф! Спасибо вам большое. И за меня, и за то, как вы относитесь к собственному сыну.

– Лу, я ни в чем вас не обвиняю, но вы очень молоды...

– Да, я молода. И я выросла совсем в другом доме. В нашей семье любят друг друга. В нашей семье принято уважать решение другого, даже если оно не совпадает с твоим собственным. К этому я приучена с детства, и ничто не заставит меня изменить своим привычкам. Мне жаль Альдо. Он не заслуживает такого высокомерия с вашей стороны. Всего доброго.

Лу почти бежала по песчаной аллее. Слезы застилали глаза, день казался каким-то померкшим и совсем не солнечным. Она опять все испортила, полезла не в свое дело. Более того, она совершила непростительную ошибку. Придумала себе сказочку и поверила в нее...

Граф Ренцо Бонавенте хмуро смотрел вслед убежавшей будущей невестке.

Ему с самого начала все было ясно. Влюбиться за неделю – это не про Альдо. Сделать предложение девушке из провинциального английского городка – это о других. Альдо привык жить по-графски и относиться к жизни тоже по-фафски. Как только возникла угроза его благополучию, он засуетился и принял меры. Это было ясно с самого начала!

Старый граф настойчиво твердил это про себя, пока шел в замок. Убеждал, настаивал, спорил сам с собой. Он так привык все про всех знать, понимать, просчитывать на сто ходов вперед, что теперь его терзало странное чувство.

Нет ничего проще, чем проверить истинное положение дел. Достаточно просто объявить о своем решении ДО свадьбы...

Он сделал это после обеда. Когда подали мороженое и фрукты.

Кьяра вскинула голову, Джакомо протестующе поднял руку, Донателла присвистнула, Анита прижала руку к губам. Старый фаф Бонавенте не смотрел на них всех. Он смотрел только на Лу Джонс, чернокудрую, бледную и очень хорошенькую. Все дело было в том, что она ему очень нравилась, и на старшего сына фаф злился по-настоящему.

Наверное, можно было бы простить фиктивный брак, не будь эта девочка такой искренней и чистой. Да, да, удивительно, но она чиста и невинна. А самое противное, что она, кажется, влюбилась в этого паршивца...

– Ренцо!

– Прости, дорогая. Я понимаю, что все это для вас звучит неожиданно. Поверьте, это не случайное решение. Ну о способностях Джакомо я не говорю, но что касается Альдо... Моя будущая невестка убедила меня, что лучшим подарком моему сыну будет свобода. Она была красноречива, весьма красноречива, так что это решение – наше с ней совместное. Я собираюсь объявить наследником Джакомо. Альдо волен заниматься тем, чем захочет сам. Разумеется, после медового месяца...

Лу не заплакала. Не побледнела. Не убежала из-за стола. Она еще с кем-то разговаривала. Смеялась. Пела дуэтом с Луизой. Обсуждала что-то очень важное.

Потом поднялась к себе в комнату и стала собираться. Нет, она вовсе не собиралась убегать под покровом ночи из замка. В любом случае она дождется Альдо и скажет ему, что все в порядке, что нет никакой нужды продолжать эту игру, что теперь никто никому ничего не должен.

Он потому и уехал. Она была навязчива и нахальна, он просто не стал с ней спорить, а теперь ему стыдно и противно, вот он и уехал. Перед свадьбой он приедет, и тогда она ему обо всем расскажет. Конечно, придется исполнить некоторые формальности, но зато потом они сразу уедут в Рим, Альдо посадит ее на самолет, и Лу Джонс вернется домой из самого сумасшедшего путешествия в своей жизни...

Лу чуть не заорала, увидев Веронику, прислонившуюся к дверному косяку. Надо отдать синьорине Фабиани должное, вошла она совершенно бесшумно.

– Чем обязана?

– Не придуривайся, авантюристка. Меня не проведешь. Хотя личиком ты владеешь, это верно. Не ожидала, что старик выдаст такое? Накрылся твой богатенький женишок. Хотя... для певички из кабака и его обычное ежемесячное содержание – золотая жила. Только у тебя ничего не выйдет.

Лу молча смотрела на Веронику. Ей было совершенно нечего ответить этой разъяренной красотке. И незачем.

Вероника подалась вперед и задушевно пропела:

– Он не явится на свадьбу. Вот увидишь, киска. Сегодня вечером он будет знать о папином решении и о том, что ему совершенно необязательно жениться. Малыш Альдо больше всего на свете ненавидит ответственность. Он попросту не приедет на собственную свадьбу. Скандала особого не будет, кто ты такая, чтобы из-за тебя поднялся скандал. Тебе выпишут чек и отправят в Англию.

Лу задумчиво разглядывала свои ногти. Интересно, в этом доме все такие умные, или это они с Альдо такие дураки? Гениальный план, ничего не скажешь. Страшная тайна, о которой догадалась даже Вероника.

– ...Меня не проведешь. Я не первый год в бизнесе. Мне ли не знать, что такое фиктивная сделка. Только вот, знаешь ли, мне кажется, в одном вышел прокол. Ты уверена, что Альдо будет так уж счастлив, что папа все отдает Джакомо после разговора с тобой? Ты не перестаралась? С неопытными актерами это бывает. Ладно. Не буду мешать. Невесты перед свадьбой ужасно нервные... говорят. Особенно если жених забывает явиться к алтарю.

Вероника ушла, плотно прикрыв за собой дверь. Лу немножко посидела на краю кровати, потом встала, взяла со стола стакан с недопитой минералкой – и с наслаждением запустила им в дверь.

Вечером она не стала спускаться вниз. Не пустила к себе Донателлу. Прямо через дверь сообщила, что у нее очень болит голова и она постарается заснуть.

Альдо так и не появился.

Лу сидела в кресле у открытого окна и мрачно перебирала запутавшиеся обрывки мыслей в голове.

Ему необязательно на ней жениться.

Ей необязательно притворяться влюбленной.

Она не притворяется.

Она влюбилась.

А он ее бросил.

Что значит бросил? У них был контракт, теперь в нем отпала всякая надобность.

Но ведь тогда все поймут, что Альдо хотел их обмануть?

А это его трудности. Ей наплевать.

Наплевать. Конечно, наплевать. Но почему так болит сердце? Почему невозможно закрыть глаза? Почему в ушах звучит его голос?

Ты идиотка, Лу Джонс. Ты по собственной глупости встряла в невероятную по своему идиотизму историю, запуталась в ней, испортила себе жизнь, переспав с красавчиком-графом, а теперь тебя ждет еще один день позора – и возвращение в Англию, где тоже, между прочим, придется что-то объяснять.

Слезы текли по щекам, Лу не вытирала их.