Текст книги "Рассвет для двоих"

Автор книги: Эмили Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Сил действительно не было. Молодым графом овладела странная апатия. Альдо давно привык к тому, что его жизнь принадлежит только ему самому. Никаких обязательств, никаких сложностей. Если сложности возникали, он просто пожимал плечами и отворачивался от них, но сейчас так не получится. Ничего, будем искать во всем только хорошие стороны. Значит, через три дня она приедет в Лондон, это ничего, это нормально. Днем она пошляется по магазинам, вечером ресторан, быть может – опера. Продержаться еще три дня – и домой. Пока устроится на новом месте, пока со всеми познакомится – тут придется за ней присматривать, но дома проще. Еще потом они распишутся в мэрии, никаких газетных объявлений Альдо не позволит, еще чего, а потом уедут в как бы свадебное путешествие, скажем, по Италии, ну а еще через пару месяцев, считай, к концу сентября, папа объявит его наследником, и Альдо немедленно начнет передачу дел Джакомо. Как это делается, он понятия не имеет, но братец умный, сам во всем разберется. К Новому году, в принципе, все должно закончиться. Мисс Джонс... то есть синьору Бонавенте он к тому времени поселит в Риме, или в Турине, или в Париже – не суть важно, сам сможет уехать в Англию, до весны они побудут в браке для отвода глаз, ну а в следующем июне все закончится. Разводом займется синьор Бергоми, так что времени это много не отнимет. А потом он, Альдо, станет совершенно свободным человеком.

Альдо повеселел. Распланированное таким образом будущее выглядело уже не столь кошмарным, и молодой граф больше не чувствовал себя невинной жертвой.

И чего он на нее взъелся? В самом деле, девчонка из провинции получила от судьбы шанс устроить свою жизнь, исполнить заветную мечту, заплатив за это годом, проведенным не в Антарктиде, положим, а в прекрасной Италии, да еще и в ранге графини. От нее ничего особенного не требуется, конечно, она обрадовалась. Почему же он так злится на нее?

Альдо Бонавенте оставил этот вопрос без ответа, хотя ответ прекрасно знал.

Ему очень понравилась Лу Джонс. Она была красива, обаятельна, артистична, мила, у нее был шикарный голос, и Альдо Бонавенте, не граф, а молодой человек двадцати восьми лет, мог бы в нее влюбиться. В другой жизни.

Мог бы дарить ей цветы, гулять с ней вместе по берегам Темзы, кормить голубей на Трафальгарской площади, по вечерам слушать с ней вместе джаз в маленьких тесных клубах...

Мог бы стать ее любовником, мог бы просыпаться в маленькой квартирке на Арундейл-стрит, сжимая ее в объятиях, мог бы будить ее поцелуями и смеяться вместе с ней просто потому, что взошло солнце...

Мог бы даже полюбить ее по-настоящему, по-настоящему жениться на ней, завести детей – и обрести, в конце концов, смысл своей жизни...

Мог бы – но ничего этого не будет, ибо контракт подписан, и на целый год они связаны только деловым соглашением, а потом она поблагодарит его, возьмет чек и уйдет навсегда.

Альдо скривился, словно от зубной боли, и пнул ни в чем не повинную сумку.

Нелегкий предстоит год.

Мама Роза молчала. Отец неуверенно косился на жену и избегал взгляда обеих дочерей. Марго хмурилась и кусала губы. В конце концов Лу разозлилась.

– Можно подумать, что мне предложили пойти в рабство! Эй! Вы что, не рады за меня? Мама!

– Не шуми. Еще вчера у тебя болело горло. Что до радости... Да нет, малышка, наверное, все правильно.

Отец перестал коситься и с изумлением взглянул на супругу. Марго нахмурилась еще сильнее и прикусила губу почти до крови. Мама Роза была невозмутима и рассудительна. Как всегда.

– Да, думаю, все правильно. Ты выросла. Вы обе выросли. У вас своя жизнь. Вон, Марго не сегодня-завтра выскочит за Билла... Тоже ведь перемена.

– Мама, мы еще ничего...

– Знаю. Он ждет повышения по службе. Если, кстати, он полагает, что нас с отцом это волнует, то пусть не тревожится. Парень он хороший, знаем мы его с детства, а карьера... В браке главное не это.

Лу топнула ногой.

– При чем здесь Мардж и Билл? Я уезжаю, вы что, забыли?

Мама Роза обернулась и спокойно посмотрела на красную от возбуждения и злости Лу.

– Так чего же ты хочешь, Лу? Чтобы мы за тебя радовались, или печалились, что ты уезжаешь?

– Ну... я не знаю... Наверное, вы должны что-то сказать.

Мама Роза усмехнулась, подошла к Лу и крепко обняла ее.

– Моя ты девочка! Огонь и порох. Вечная непоседа. Что же я скажу тебе, Люси Джонс? Чтобы ты вела себя прилично, не пила холодную воду во время выступлений, берегла горло? Чтобы не роняла свою и нашу честь? Да ведь я отлично знаю, что горло ты беречь не будешь, а честь – знаешь ли, на этот счет я в тебе никогда не сомневалась. Ты уезжаешь. Нам будет очень одиноко без тебя, очень грустно и тоскливо, но мы гордимся тобой и хотим тебе только счастья.

– Мама...

– Нет, Люси Джонс, ты не должна плакать. В новую жизнь надо входить с улыбкой. Ведь это ТВОЯ жизнь.

Лу шмыгнула носом и беспомощно взглянула на отца, потом на Марго.

– Я вернусь. Я даю вам слово, что вернусь. Я использую свой шанс, раз уж он мне выпал, но знайте, что дороже всего на свете для меня вы. Этот дом. Этот кот. Эта земля. Я вернусь.

Лу повернулась и бросилась бегом по лестнице на второй этаж. Марго рванулась было за ней, но мать удержала ее.

– Не надо, Мардж.

– Она плачет...

– Знаю. Это хорошие слезы. Пусть побудет одна. Вы не расставались ни на один день двадцать три года. Надо учиться.

Марго больше не сдерживала слез.

– Я тоже плачу, мама! Потому что я не представляю себе жизни без Лу. Я не умею без нее жить! И не хочу учиться!

– Марго, от этого не спрятаться в вашей комнате. Вы выросли, только и всего. Все остальное осталось по-прежнему. Вы сестры. Близнецы. Вы похожи как две капли воды – и вы совсем разные. Лу готова вылететь из гнезда, ты спокойнее, ты еще можешь подождать. Не плачь. Поддержи ее, ведь ей сейчас нелегко. Это ОНА уезжает, а мы остаемся. Пусть едет с легким сердцем.

Марго кивнула, вытерла слезы и молча ушла в сад. В комнате воцарилась тишина. Вскоре ее нарушил мистер Джонс.

– Честно говоря, Рози, я не думал, что ты будешь так спокойна. Да и дом наш без Лу представить не могу.

Роза Джонс с усмешкой взглянула на своего мужа.

– Лучше подумай, готов ли ты каждое утро здороваться с молодым мужчиной, зная, что он спит с твоей дочерью.

– Рози, это ж Билли...

– Да, но скоро он станет мужем Мардж. И тебе придется смириться с тем, что для нее главным мужчиной станет он.

– Ты очень мудрая женщина, Рози. Кстати, а почему это каждое утро? Они будут жить здесь?

– А ты хочешь, чтобы дочь виделась с нами раз в неделю? Да и дом у Кросби совсем маленький. Миссис Кросби давно хотела позвать к себе сестру из Уэльса, они не виделись лет пятнадцать.

– Все-то ты знаешь...

– Знаешь, отец, по-моему, ты растерян и смущен, но это пройдет. Давай лучше пожелаем нашим девочкам счастья.

– Я всегда им только этого и желал.

– Вот и хорошо. Пошли спать.

– Но Мардж в саду...

– Она вернется. И они будут трепаться и реветь до утра, а утром пойдут гулять, и так будет еще целых три дня, так что завтра я, пожалуй, приготовлю баранью ногу.

Мистер Джонс обнял свою умную жену и нежно поцеловал ее в поседевший висок.

Марго вернулась в комнату часа через два. Тихо проскользнула в темноте к своей кровати, осторожно стянула джинсы...

– Ты топаешь как слон.

– О Господи! Я думала, ты спишь.

– Не могла уснуть. Не зажигай свет.

– Я только ночник...

– Не надо. У меня нос распух. И глаз совсем нет.

– Подумаешь, у меня тоже.

– Ревела?

– А тебя что, пчелы покусали?

– Нет. Я тоже ревела.

– Слушай, Лу... А ты уверена, что хочешь уехать?

– Ох, Марго, не мучай ты меня! Я уже и сама не знаю, чего хочу. То есть уехать я точно хочу, но не потому, что уехать, а потому что... Ты же знаешь!

– Знаю. На самом деле я за тебя очень рада, только... Как я буду без тебя?

– Сильно я тебе нужна, с Биллом целоваться!

– Билл – это Билл. А ты – это совсем другое. Лу?

– Чего? В смысле, что?

– Он тебе нравится?

– Кто?

– Твой импресарио.

– Ты что, упала? Нет, совсем нет.

– Хорошо.

– Почему?

– Он и нам с Биллом не нравится.

– Скажите пожалуйста! Эксперты! А что он вам сделал?

– Ничего. Просто не нравится – и все. Надменный какой-то.

– Тебе тоже так показалось, да? Вот и я решила... Мардж, но ведь ему и необязательно быть моим задушевным другом. Так даже проще. Никаких... глупостей.

– Лу?

– Что?

– Только не смейся. А глупости... я хочу сказать, ты... Понимаешь, мы с Биллом...

– Вы уже?!

– Ты что, дура? Билл не такой!

– Что значит, не такой? Больной, что ли?

– Лу Джонс, не смей говорить гадости о моем женихе!

– А ты не смей говорить глупости о моем будущем шурине! Я была уверена, что вы с Билли уже давно...

– Убью тебя сейчас.

– Мардж?

–А?

– Почему ты решила, что я про это знаю?

– Ну... ты смелая. Отчаянная. Я нерешительная. На скрипочке своей играю целыми днями...

– А я, значит, легкомысленная? Развратная?

– Лу, ты психованная, вот что. С Тэдди же ты гуляла два года...

– Ты с Биллом уже восемь лет гуляешь.

– Что ты пристала к Биллу? Я о нас с тобой. И... о глупостях!

– Не знаю, Мардж. Наверное, Билл прав.

– Что-о?

– Он сказал, это можно только почувствовать. Объяснить нельзя.

–Лу?

–А?

– А ты могла бы влюбиться в своего этого красавчика?

– Нет. Не могла бы. Он другой. И он никогда меня не полюбит, а без любви нельзя.

–Лу?

– Марго Джонс! Если ты немедленно не заткнешься и не заснешь... то мы не выспимся!

– Ладно. Последний вопрос можно?

– Валяй.

– Что ты сделаешь с деньгами?

Тишина. Мерное сопение. Марго тяжело вздохнула и повернулась на другой бок.

Лу улыбалась, пялясь в темноту широко открытыми глазами.

Ты нипочем не догадаешься, сестричка, что я сделаю с деньгами! И только попробуй отказаться!

6

Три дня пролетели быстро. Вещей набралось немного, как Лу и говорила мистеру Бонавенте. Основную часть багажа составляли кассеты с записями, косметика и книги. Лу понятия не имела, есть ли в Италии книги на английском языке, и потому подстраховалась, взяв с собой самые любимые. Диккенс, Теккерей, Вудхаус, Берне... старинные, вкусно пахнущие переплеты.

Честно говоря, сестры Джонс знали эти книги почти наизусть, но без них Лу себе жизни не представляла. И так приходилось себя ограничивать.

Марго не расставалась с сестрой ни на минуту. Билл терпеливо маячил в отдалении, не мешая девушкам.

Мама Роза неторопливо и спокойно собирала дочь в дальнюю дорогу. «Необходимые мелочи» с трудом поместились в пузатенький несессер, число мест багажа достигло трех, после чего Лу решительно пресекла все попытки родни экипировать ее зимними сапогами и пальто.

– Мам, пап, это Италия, а не Гренландия. Кроме того, я смогу купить все на месте.

– Знаю я, что ты купишь! Мини-юбку на меху.

– Мама Роза, там зимой апельсины зреют. И я собираюсь купить вполне нормальную одежду. На крайний случай в Лондоне зайду в «Харродс».

С транспортом вопрос решился при помощи молчаливого Билла. Оказалось, что один из его сослуживцев, старший констебль Райт, командирован в Лондон по каким-то служебным делам. Лу он возьмет с собой с радостью, потому что любит поговорить, а ехать долго. Машина у него не новая, даже, можно сказать, старая, но вполне приличная, так что поедет Лу с комфортом.

В последний вечер Лу спела всю свою программу в ресторане, слезно распрощалась с музыкантами, официантами, поварами, а также с Чико. Последний по торжественному поводу вырядился во фрак и больше, чем когда-либо, напоминал драного кота. Хотя и во фраке.

Чико даже заказал шампанское, а на автобусной остановке, уже провожая Лу, ухитрился все-таки заключить ее в объятия и расцеловать.

– Станешь звездой, не забудь старика. Упомяни в каком-нибудь интервью.

– Я мемуары напишу.

– Это еще не скоро, а мне осталось всего ничего.

– Не ставь на себе крест, Чико. И знаешь, что?

– Что, Лучиана?

– Спасибо тебе. За все.

Чико остался на остановке, маленький, нелепый в своем фраке, махал ей рукой, а Лу ревела, прислонившись лбом к стеклу. Она вообще за эти три дня выполнила десятилетнюю норму по слезам. Буквально все вызывало приступы скорби, даже дохлая мышка, преподнесенная ей Черишем Вторым в знак любви и уважения.

Вечером был прощальный пир, на котором Лу ревела уже в двойном объеме, так как ей вторила Марго. Билл сердито качал головой и иногда воинственно взглядывал на дверь, словно грозя далекому и недосягаемому мистеру Бонавенте. Мистер Джонс вздыхал, мама Роза была спокойна как всегда. Апофеозом вечера стало явление миссис Боттом, которая принесла Лу прощальный подарок в виде песенника сороковых годов, слезно попросила прощения, «если что было не так», и пожелала счастливого пути.

Ночь сестры провели без сна, сидя на широком подоконнике и болтая, болтая, болтая обо всем на свете, словно только встретились после долгой разлуки, а не собирались расставаться.

Утром, в шесть тридцать, Люси Розалинда Джонс с красными глазами и опухшим носом расцеловала в последний раз своих родных и устремилась к славе в стареньком «жучке» старшего констебля Райта. Вначале она только оглядывалась назад и шмыгала носом, никак не реагируя на добродушную болтовню толстячка-констебля, но постепенно природа взяла свое, и уже через час Лу и мистер Райт хохотали и трещали без умолку.

В Лондон они въехали если и не лучшими друзьями, то закадычными приятелями точно. Констебль на удивление хорошо ориентировался в большом городе, и вскоре неказистый, но гордый «жучок» шикарно затормозил перед зеркальными дверями отеля «Плаза». Лу немедленно оробела при виде швейцара, больше напоминавшего генерала, но старший констебль Райт не зря служил в правоохранительных органах. Он лихо выскочил из машины, помог девушке выбраться наружу и небрежно поманил роскошного швейцара пальцем.

– А ну-ка, шевелись, приятель. Эта мисс пробудет в вашей лачуге некоторое время, так что гони сюда носильщиков и проследи, чтобы все было в лучшем виде!

Ошеломленный таким натиском, швейцар взял под козырек, поклонился Лу, и девушка приободрилась. Она нежно распрощалась с констеблем и почти спокойно вошла в зеркально-золотой вестибюль.

Мальчишки-носильщики смерили ее багаж несколько разочарованным взглядом – по здешним меркам такое количество вещей всерьез не принималось, – однако вели себя почтительно. Портье за стойкой Лу сначала испугалась, но, вспомнив, как легко сдал позиции роскошный швейцар, взяла себя в руки. Ей удалось почти не дрожащим голосом назвать себя и даже улыбнуться, как она надеялась, вполне непринужденно. Портье невозмутимо склонил идеально причесанную голову, посмотрел записи – и немедленно просиял самой радушной из всех возможных улыбок.

– Добро пожаловать, мисс Джонс. Ваш номер на четвертом этаже, четыреста семнадцатый. Вот ключ, вот кредитная карточка нашего отеля. К вашим услугам ресторан, бар, бутики, плавательный бассейн, солярий, библиотека, кинотеатр и массажный салон. Располагайтесь. Если устали с дороги, можете заказать обед прямо в номер, но я бы рекомендовал наш ресторан, сегодня у нас итальянский день...

Лу еле удерживалась, чтобы не завизжать от восторга и не раскрыть рот от ужаса. О ресторане и речи быть не могло, в джинсах-то и футболке, но портье этого, судя по всему, не замечал. Наверняка принял Лу за подпольную миллионершу с эксцентричным характером. Надо что-то спросить, или сказать, или хоть поблагодарить за такой теплый прием...

Она так и не нашла в себе сил сделать это, молча улыбнулась, взяла ключи и отправилась к лифту, ощущая себя полной идиоткой. Немного улучшило ее настроение то, что буквально вслед за ней в холл впорхнула неимоверно толстая леди в мехах и бриллиантах, а портье обратился к ней с абсолютно теми же фразами и интонациями. Видимо, так здесь приветствовали всех, и Лу успокоилась.

В лифте ей не дали нажать на кнопку – и слава Богу! Она бы наверняка выставила себя еще большей дурой, потому что цифр на кнопках не было, а нужная ей кнопка четвертого этажа была седьмой снизу и шестой сверху. Логика в этом отсутствовала, поэтому Лу просто привалилась к стенке и предоставила мальчику-лифтеру самому отвезти ее на нужный этаж.

Номер оказался большим, светлым, удобным и очень изящным. После великолепия швейцара, холла и лифта Лу ожидала бархатных занавесей с золотыми кистями и фонтанов посреди комнаты, однако все было намного скромнее и стильнее. Мягкий пушистый ковер кремового цвета, легкие занавески на французских окнах, на небольшом столике ваза с цветами. Кремовые лилии и бледно-лиловые ирисы. Очень красиво.

Лу неловко сунула чаевые в руку юного носильщика и осталась наконец-то одна. В голове слегка шумело, а грудь распирало от восторга. Действительность оказалась гораздо лучше всех предположений.

Девушка поспешно сбросила кроссовки и босиком отправилась на экскурсию по номеру. Оказалось, что из холла двери ведут в спальню и ванную. Спальня была, на взгляд Лу (всю жизнь делившей комнату с Марго), несколько великовата, не говоря уж о кровати, размеры которой вполне позволяли улечься всей семье Джонсов, включая будущего мужа Марго Билла. Зато здесь был изящный камин, и на каминной полочке стояли высокие белые свечи, а на прикроватной тумбочке – еще одна ваза с цветами. На этот раз – с розами, знойно-бордовыми, терпкими и прекрасными. Лу зажмурилась от счастья и тихо засмеялась.

В ванной она больше не могла сдерживаться и завизжала. Сверкающие краны, огромное зеркало, ковер на полу, пушистые полотенца, купальный халат, расшитый золотом, батарея благоухающих шампуней, бальзамов, кремов и лосьонов в хрустальных флаконах... Сама ванна, под мрамор, огромная, с положенными на бортик специальными подушечками – на тот случай, если вам вздумалось подремать в теплой воде. Свет был ярким, но не резким, а в углу стоял туалетный столик со своим зеркалом. Золоченые ангелочки держали в пухлых ручонках матовые светильники.

Возможно, строгий ценитель назвал бы все это великолепие несколько пошловатым, но Лу Джонс не было до этого никакого дела. Она впервые оказалась в такой роскошной обстановке и радовалась ей, как ребенок радуется новой игрушке, нимало не волнуясь, что позолота фальшивая, а мрамор ванны наверняка из пластика.

Она вернулась в холл и принялась изучать кнопки возле двери. Ткнув наугад, прислушалась, но шагов ничьих за дверью не услышала. Именно поэтому минутой позже, когда дверь бесшумно распахнулась и на пороге возникла улыбающаяся горничная с подносом, Лу самым постыдным образом заорала и подскочила. Горничная улыбнулась еще милее, извинилась и протянула Лу поднос. На нем лежал длинный узкий конверт. Лу вопросительно подняла глаза на горничную.

– Что это?

– Оставлено для мисс Джонс графом Бонавенте. Он забронировал ваш номер и просил передать этот конверт, как только вы разместитесь.

Граф! Во как! Лу взяла конверт и царственным кивком поблагодарила горничную. Оставшись в одиночестве, забралась с ногами в мягкое кресло и распечатала письмо.

Внутри оказались деньги, целых пятьсот фунтов, и короткая записка. Граф Бонавенте извещал, что неотложные дела пока не позволяют ему лично поприветствовать мисс Лу Джонс, обещал увидеться с ней вечером в ресторане отеля и просил принять небольшую (ха-ха!) сумму на первоначальные расходы. Все.

Лу проскакала по всему номеру на одной ножке, потом стремительно разобрала вещи – они довольно сиротливо поместились в одном углу громадного платяного шкафа (платье, еще платье, юбка, две блузки, сменные джинсы, шерстяной свитер, белые лодочки, кожаные мокасины) и на половине полочки в изящном резном комоде (трусики, лифчики, чулки, носочки, пять футболок). Полюбовалась на это зрелище, фыркнула, захватила свежую футболку и отправилась обживать ванную.

Косметика сразу оживила бело-золотой пейзаж, и Лу почувствовала себя почти как дома. Вернее, самую чуточку как дома. Долго стояла под упругими струями воды, пела себе под нос, улыбалась собственным воспоминаниям и мыслям о будущем.

Высушила волосы крошечным, но мощным феном, обнаружившимся на полке в ванной, намазалась дневным кремом, отправилась в холл и села остывать в кресло.

Пока Лу была в душе, ей в номер принесли фрукты, минеральную воду, печенье и сок, и девушка вспомнила, что изрядно проголодалась. Жуя банан, Лу решила быстренько составить план своего пребывания в Лондоне. Вообще-то они сюда приезжали всей семьей, раза три или четыре, но это было давно, когда жив был их старенький «додж». Тогда Джонсы остановились в дешевых номерах где-то на окраине и провели отличные выходные, гуляя по Лондону пешком. Лу помнила, как очаровал ее старый город, и решила повторить прогулку. Для этого требовалась карта, но, наверное, она есть у портье?

Так, потом зайти в магазин и купить платье для ресторана и всякую дребедень. Вечером ресторан, потом спать, спать, спать, а завтра встать пораньше. Для начала Биг Бен, собор святого Павла, йотом Национальная галерея, потом можно посмотреть на восковые фигуры и покататься на двухэтажном автобусе, непременно на крыше. Вечером театр – если граф-импресарио не придумает еще какого-нибудь дурацкого ресторана. Пожалуй, надо купить не одно платье. И туфли. И плащ. И еще косметики, а то в тушь уже приходится плевать.

Лу залпом выпила минералку, схватила сумочку, сунула в карман джинсов деньги и отправилась гулять по Лондону. Портье внизу разменял ей сотенную бумажку и снабдил бесплатной картой Лондона («Подарок, мисс!»). Жизнь улыбалась Лу самой широкой улыбкой в мире, солнце светило, лица всех без исключения прохожих казались милыми и доброжелательными.

Альдо траурным голосом поблагодарил девушку, подтвердившую его заказ на два авиабилета до Рима, и опустил трубку на рычажки слегка дрожащей рукой. Итак, судный день все ближе. Мисс Джонс не заболела корью, не заблудилась и не передумала, она в Лондоне, в отеле «Плаза», и уже отправилась тратить его, Альдо, предпоследние, так скажем, денежки.

Вечером в ресторане им предстоит о многом поговорить. Завтра он хотел сводить ее в оперу, впрочем, в опере трудно разговаривать, а ведь у них полно тем. Да и нужна ли ей опера? Хотя, консерватория все-таки... Да, но возможность потратить пятьсот фунтов на тряпки для нее тоже наверняка привлекательна. Интересно, как она оденется к ужину? То платье с блестками ей шло, хотя и было вульгарно, но ведь то был сценический костюм, а сейчас... А сейчас еще более сценический!

Женщина-вамп, тихоня-отличница, переливающаяся бабочка – такой он ее уже видел. Сегодня вечером ей предстоит переодеться в светскую даму. Завтра тоже.

О чем ты думаешь, идиот? Вернее, о чем ты думал?

Положим, папа ее одобрит. Мама все равно не признается. Джакомо будет язвить, сестры – кудахтать о своем, о женском. Но если в Корильяно нагрянет Вероника – а она нагрянет, потому что не нагрянуть не может, – то фиктивной супруге придется нелегко. Вероника отомстит ей разом за все, и уж за собственный позор трехлетней давности – особенно. М-да. Задачка.

Ему, Альдо, предстоит защищать эту девицу, к которой он не испытывает никаких чувств. Предстоит играть роль молодого влюбленного мужа. Вот о чем надо беспокоиться! Эта певичка сыграет хоть ведьму в «Макбете», лишь бы деньги платили, но самому Альдо придется несладко. Актер из него может получиться никудышный.

Он умел флиртовать, умел ухаживать, умел даже изображать страсть, но вот изображать мужа... А сколько возни будет с раздельными спальнями? Слуги на второй же день узнают, что молодой синьор не спит со своей женой, еще через пару дней это дойдет до папы, и что тогда?

Надо будет с ней договориться и перебегать в ее спальню за полчаса до подъема. Ужасно глупо, но что делать. Приходится идти на жертвы.

Альдо даже застонал, представив себе весь идиотизм ситуации. Вскакивать по будильнику, бежать в смежную спальню, ложиться рядом с этой особой и маяться еще полчаса, пока не придет Марио с утренним кофе... Целовать эту нахалку на глазах у всех. Обнимать ее за талию.

Кстати, талия у нее очень тонкая. Вообще, экстерьер, так сказать, на высоте. Нечего сказать, если бы можно было обойтись, скажем, только фотографиями, то папа мог бы остаться доволен.

А еще хорошо бы было бы, если бы папа, мама и Джакомо, а также Вероника, сестры и еще масса народу не знали бы английского языка. Тогда молодой жене нужно было бы только мило улыбаться, а Альдо переводил бы все, что считал нужным. Если бы знал, что именно нужно.

Молодой граф Бонавенте со стоном заметался по своей маленькой холостяцкой квартирке на Арундейл-стрит. Только подумайте, уехать из этого рая, бросить все – и ради чего? Ради папиного самодурства!

Альдо понимал, что в мире вряд ли найдется человек, способный понять его терзания. В конце концов, речь идет о миллионах. Пойди, объясни всем, что тебя вполне устроит небольшое пособие, да и то только на то время, пока собственный бизнес не начнет приносить доход. Должен же он когда-нибудь начать это делать?

Нет, никто его не поймет. Обзовут неблагодарным, капризным, избалованным аристократом, заевшимся оболтусом, еще как-нибудь. Папа точно считает его оболтусом. Его надежда – это Джакомо. И почему нельзя сразу передать все ему? Лодовико Сфорца был великий человек, спору нет, но с тех пор прошло несколько веков! Традиции должны быть милыми и необременительными, вроде того, как мама и сестры каждый год бродят босиком в бочке с молодым виноградом нового урожая.

Альдо уныло поплелся в ванную. Надо потихоньку приводить себя в божеский вид. Хватит впадать в уныние. В конце концов, барышня Джонс тоже должна продумать свое поведение, это и ее касается. Если дело не выгорит, Альдо ждет просто скандал, а вот она потеряет деньги.

Лу вернулась в отель в половине шестого и самым позорным образом заснула, едва успев прилечь на диванчик в гостиной. Из сладкого сна ее вырвал телефонный звонок. Портье сообщал, что мистер Бонавенте ждет мисс Джонс в половине восьмого в ресторане отеля.

Часы показывали без четверти семь, и Лу заметалась спросонья по комнате, потом вспомнила про принесенные пакеты и свертки, заставила себя успокоиться и принялась мерить обновки.

Все покупки она очень удачно совершила в универмаге «Харродс». Наверное, эксклюзивные бутики могли предложить вещи и пошикарнее, но ей понравилось именно это жемчужно-серое шелковое платье, к нему в тон нашлись туфли на высоченном каблуке, а в отделе бижутерии – очень изящная роза из искусственных жемчугов и стразов, в меру блестящая и прямо-таки просившаяся на новое платье. Мама Роза подарила ей на прощание нитку настоящего жемчуга, и сейчас Лу с удовольствием рассматривала себя в зеркале. Единственное, что ее несколько озадачило, так это то обстоятельство, что под тонкий шелк платья было решительно невозможно надеть хоть какое-то белье. Верхняя часть Лу не очень волновала – грудь у нее была небольшая, упругая, и девушка привыкла обходиться без лифчика, но вот прилично ли идти в одних колготках без трусиков?!

Лу покраснела и прикрыла лицо растопыренными пальцами – детская привычка. Потом рассмеялась и тряхнула черными кудрями. Дурочка! Ведь платье длинное, задраться не может, под подол тоже никто заглядывать не будет, так чего же бояться?

Она наскоро приняла душ, энергично расчесала свою гриву, макияж нанесла чуть более яркий, чем днем, но не чрезмерный. Тени на веки погуще, да вдобавок к коралловой помаде – контур для губ. Смочила мочки ушей, виски и голые плечи духами, расправила складки платья и взяла в руки крошечную сумочку из серого шелка, расшитую настоящим речным жемчугом, – единственную по-настоящему эксклюзивную и дорогую вещь, купленную сегодня. Повертелась немного перед зеркалом, бросила взгляд на часы, охнула и заторопилась на выход. Говорят, дама может опоздать на десять – пятнадцать минут, но ведь это не свидание, а деловой ужин...

Лифтер взглядом и негромким возгласом выразил свое восхищение, и даже горделивый портье внизу, в холле, позволил себе легкую одобрительную полуулыбку. Лу одарила его в ответ поистине лучезарной улыбкой и была препровождена в ресторан.

Знакомая атмосфера придала ей бодрости, и девушка свободно скользила между столиками, вежливо улыбаясь и кивая посетителям, приветствовавшим ее появление. Можно без зазрения совести сказать, что ее появление вызвало определенный фурор, и некоторые дамы были даже вынуждены сердито взглянуть на своих кавалеров, излишне засмотревшихся на стройную незнакомку в жемчужно-сером платье.

Альдо Бонавенте поднялся ей навстречу, церемонно поднес ее руку к губам. Странно, но его прикосновение отдалось у Лу в спине, побежало по позвоночнику, потом приятной щекоткой разлилось по плечам, и девушка с изумлением почувствовала, что щеки ее пылают.

– Добрый вечер, мисс Джонс. Вернее, Лу. Вы очаровательны.

– Спасибо. Это благодаря вам.

– Точнее, моим деньгам. Устали? День приезда, магазины...

– Не то слово. Честно говоря, ноги просто отваливаются. Я даже заснула в номере.

– Ничего, в Италии у вас будет время для отдыха. Еще деньги нужны?

– Что вы! Я и потратила-то всего ничего. На магазины времени и сил уже не было.

Альдо с интересом посмотрел на Лу. Надо признать, выглядела она очаровательно.

– Интересно, а чем же вы занимались?

– Бродила по Лондону. Прошла пешком по всему центру, заходила во все соборы... Музеи оставила на завтра, но если у нас всего три дня, то все равно боюсь не успеть. Видите, как странно получается: я англичанка, но в собственной столице всего в пятый раз в жизни, а последний раз была лет десять назад. Вы наверняка знаете город лучше меня, хотя и приехали из другой страны.

Альдо недоверчиво хмыкнул.

– Вообще-то я неплохо знаю Лондон, но я ведь здесь давно живу. Учился в Кембридже, так что в каком-то смысле мы с вами соседи. Фирма у меня в Лондоне и Бирмингеме. Знаете, вы меня удивили. Не думал, что вы предпочтете магазинам пешую прогулку по городу.

– Я вовсе не такая уж духовная особа, тряпки я люблю, что есть, то есть. Но в Кембридже бутиков нет, так что я к ним не привыкла, а найти что-нибудь интересное можно и на рынке секонд-хэнда.

Альдо чуть не поперхнулся, представив себе, как Лу делится этим наблюдением с Вероникой Фабиани. Вероника даже мешки для мусора покупает только у Армани, так, по крайней мере, про Веронику шутят.

– В последний раз вы были в чем-то радужно-переливающемся. Очень красиво.

– Спасибо. Я люблю радостные расцветки.

– А как же серый?

– Он не совсем серый. Немножко жемчужный, немножко голубоватый. Как небо сразу после дождя.

Альдо невольно улыбнулся. Значит, и бухгалтерам не чужда поэзия...

– Что будем заказывать?

– Ох, Альдо, сделайте это за меня. Дома мы с друзьями ходили в ресторан «на пиццу», боюсь, что, здешних блюд я вообще не знаю.