Текст книги "Судьба короля Эдуарда"
Автор книги: Эмиль Людвиг
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Принца немедленно еще раз отправили в поездку, но, правда, без увеличения жалованья. Через три месяца после его возвращения с Запада он вновь отправился в путь – на Восток. На этот раз поездка продолжалась полгода: Бермудские острова, Гонолулу, острова Фиджи, Новая Зеландия; опять тысячи рукопожатий, опять сотни речей, опять миллионы людей, к встречам с которыми надо было готовиться, симпатию которых необходимо было завоевывать улыбками и дружескими словами, а затем делать выводы, задавая вопросы и записывая впечатления.
Но все-таки путешествовать очень любопытно, случались и забавные эпизоды. На экваторе, например, принц прошел традиционный обряд посвящения в подданные Нептуна; Эдуарда бросили в воду, распевая при этом:
В Сан-Диего Эдуард слушал самый большой орган в мире, установленный под открытым небом, на Гавайях солдаты в желтой форме медленно прошли перед ним парадным строем под звуки каких-то невидимых хоров; а в Суве жители приветствовали принца, приколов к одежде его фотографии. Наблюдая восемь тысяч маори, танцующих для него на фоне огромного, сверкающего моря, или облачаясь в просторный наряд из миллиона перьев птицы киви; видя заключенных, которым позволили влезть на стену тюрьмы, чтобы его приветствовать; видя, как в купе его вагона набиваются девушки, чтобы прикоснуться к подушкам, на которых он сидел, получая от них в подарок пижаму, сшитую, стежок за стежком, только их руками; видя матерей, которые протягивали к нему больных детей, чтобы он своим прикосновением излечил их, принц чувствовал во всей этой пестроте и привлекательность и опасность.
…Но пока что Эдуард в Австралии, и множество школьников живыми буквами образуют слово Welcome [24]24
Добро пожаловать (англ.).
[Закрыть]; в Бендиго его автомобиль проезжает под триумфальной аркой; девушки бросают ему цветы; какой-то огородник приветствует его, подняв над головой огромный капустный кочан-рекордсмен, самый большой из тех, что когда-либо ему удавалось вырастить; сотни миль люди ехали верхом через пустыню лишь затем, чтобы на две минуты увидеть его на стоянке поезда; какой-то смутьян-социалист устраивает ему овацию, а на последней триумфальной арке, под которой он проезжал перед отъездом, красуется надпись: «Австралия гордится Вами».
Возвращаясь на родину, он не мог не задаваться вопросом, каким же образом британский королевский орел с подрезанными крыльями сможет соответствовать старинному романтическому представлению о монархии. Да и как ему самому среди всех этих почестей сохранить нравственное равновесие? Наконец, и это главное, сумеет ли он вырваться из этого затягивающего водоворота, найти близкую душу и создать семью? Ведь он всегда один посреди этого безумного вихря…
X
Семейная жизнь королевской четы служила примером для подданных, и если король Георг завоевал наконец сердце Англии, то одной из главных причин, смягчившей критический взгляд подданных, являлось его доброе согласие с супругой, королевой Марией, традиционный, чисто английский уклад семейной жизни августейшей четы. Уже шестьдесят лет, прошедших после смерти принца-консорта Альберта, нация не видела на троне такой гармоничной пары. Разумеется, королева-мать Александра пользовалась очень большой популярностью, и общество предъявляло большие требования к той, что пришла на ее место. Впрочем любовь народа Александра в основном завоевала в силу той симпатии, какой нация, и английская нация особенно, легко преисполняется тогда, когда испытывает благородное негодование, защищая невинного. Всей стране была известна супружеская неверность короля Эдуарда, который предавался утехам на стороне вплоть до последних дней жизни.
Юный Эдуард отлично знал все эти старые семейные истории. Несмотря на свое сходство с дедом, он не унаследовал его темперамента и стиля поведения. Что бы ни рассказывали о частной жизни принца, несомненно, этого было скорее слишком мало и скромно, чем наоборот. Прежде его родители, как и вся нация, задавались вопросом, почему он, кому так близки семейные ценности, не женится. Кто-то спросил принца, не думал ли тот когда-нибудь о женитьбе на принцессе, на что Эдуард ответил: «Почему бы и нет? Мне только надо встретить и полюбить ее, потому что к этому я отношусь серьезно».
Вернувшись из Австралии, он узнал, что его младший брат Альберт просит руки молодой шотландки, прекрасной девушки, которую каждый мужчина желал бы видеть своей супругой. Кстати, Эдуард находил, что его брат лучше устроился в жизни.
В самом деле, за время отсутствия старшего брата Альберт получил титул герцога Йоркского и на этом основании теперь занимал кресло в палате лордов, которое за двадцать восемь лет до этого занимал его отец. Титул герцога Йоркского имеет долгую и необычную историю, намного более интересную, чем история титула принца Уэльского. И тот и другой титул являлись подарками, которые каждый король волен был преподнести одному из своих сыновей или братьев. Король Ричард II [25]25
Ричард II (1367–1400) – король Англии (1377–1399) из рода Плантагенетов.
[Закрыть]более пяти веков назад учредил титул, чтобы отблагодарить брата за победу, одержанную над шотландцами. Потом случалось, что иногда на протяжении половины столетия, никто не носил этого титула. Старший сын короля Якова II [26]26
Яков II (1633–1701) – король Англии в 1685–1688 гг., из рода Стюартов; католик. В 1688 г. бежал во Францию, Его сын и внуки (в том числе и внук Генрих-Бенедикт Йоркский) были претендентами на английский престол.
[Закрыть], находившийся в изгнании, добился от папы и французского короля признания своего сына герцогом Йоркским. Другой герцог Йоркский, сын Георга III [27]27
Имеется в виду Фридрих (1763–1827), второй сын Георга III (1738–1820), короля из Ганноверской династии.
[Закрыть], возмутил королевский двор, вступив в морганатической брак с красавицей Летицией Андервуд. Поистине титул герцога Йоркского ассоциируется у знатоков истории в первую очередь, кажется, с любовными авантюрами и красивыми женщинами, ибо два носивших его короля – Эдуард IV [28]28
Эдуард IV (1942–1483) – английский король из династии Йорков, правил с 1461 г. (кроме октября 1470 – апреля 1471).
[Закрыть]и Генрих VIII [29]29
Генрих VIII (1491–1547) – английский король из династии Тюдоров; правил с 1509 г.
[Закрыть]– вошли в историю как известные донжуаны. Те же знатоки могли бы отметить, что другие короли – герцоги Йоркские были изгнаны из страны, убиты, казнены.
Последнего герцога Йоркского, принца Альберта, судьбы его предшественников волновали меньше, чем насущные потребности настоящего: в этом он был похож на своего брата. Поэтому в 1921 году, когда они какое-то время жили неподалеку друг от друга, в Лондоне или его окрестностях, общность взглядов сближала их в работе над одними и теми же социальными программами.
После войны принцу Альберту поручено было совершенно новое дело, которому позже он отдался целиком и полностью. Надо сказать, что он начал заниматься им уже во время учебы в Кембридже. Правительство признавало, что королевская семья имеет тесные связи с армией и флотом, с охотой и сельским хозяйством, но никак не связана с промышленностью, которая, однако, давно уже играла первостепенную роль в стране. В Англии вырабатывалась доктрина социального партнерства между предпринимателями и рабочими, потому что гуманные, но расплывчатые понятия, имеющие отношение к социальной помощи, теперь безнадежно устарели. За восемьдесят лет до этого принц-консорт заявил, что неравенство состояний и зависть, вытекающая из него, являются двумя величайшими бичами Англии, а в 1900 году король Эдуард говорил: «Классы более не должны отдаляться друг от друга». В промежутке между этими двумя декларациями Карл Маркс в том же Лондоне глубоко изучил эту английскую и мировую проблему и уже давно без ведома сильных мира сего определил ее суть.
«Почти социалист» Ллойд Джордж теперь хотел, чтобы корона всерьез заинтересовалась «рабочим вопросом». Когда второму сыну короля предложили им заняться, он согласился при одном условии, дословно переданном Болито, и слова принца вполне соответствуют его характеру:
«Я буду этим заниматься, но избавьте меня от ваших чертовых красных дорожек!»
Тогда он вменил себе в обязанность постоянные визиты на предприятия и стал вникать в тонкости основных отраслей английской промышленности. Либо из скромности, либо искренне считая, что так можно больше узнать, он делал все, чтобы избежать рекламной шумихи вокруг своих визитов на предприятия. Дирекцию он предупреждал только накануне, запрещая говорить рабочим, что он приедет. По прошествии двух лет Альберт был способен составить вполне объективное мнение о жилищных условиях рабочих, ночных сменах, летних лагерях для молодежи или налоговой системе. Обо всех этих проблемах он мог не только смело судить – он искал их практическое решение в качестве председателя «Industrial Welfare Society» [30]30
«Общество промышленного благосостояния» (англ.).
[Закрыть].
В какой мере король и рабочий способны понять друг друга? На этот вопрос, возможно, поможет ответить следующий анекдот. На табачной фабрике принц наблюдал за работницей у конвейера, следившей за тем, чтобы в листьях табака, движущихся по ленте, не содержались посторонние примеси.
– Что вам нравится в работе? – спросил он.
– Однажды я нашла шиллинг, – ответила девушка.
Пока Альберт таким образом изучал социальный аспект английской промышленности, Эдуард погрузился в проблемы отечественной торговли, привлекая опыт, приобретенный во время своих поездок, он стремился, опираясь на помощь экспертов, укрепить рынок Британской империи. После произнесения добрых пяти сотен речей в роли «коммивояжера», принц преодолел прежнюю робость, научился острить и давать отпор в случае необходимости, вызывая уважение к себе, – он действительно стал отличным оратором. В Кембридже, например, Эдуард сразу же расположил к себе публику, начав свою речь следующим шутливым заявлением: «Я – человек Оксфорда». Поскольку лорд Бальфур однажды поставил его в затруднительное положение, обратившись к нему на латыни, принц отомстил ему за обиду, приветствуя лорда несколькими валлийскими фразами, – принц считался президентом Уэльского университета.
Если вспомнить о множестве торжественных открытий, церемоний приветствия и прочих мероприятий, в которых должны были принимать участие король и королева, то становится понятно, почему для упрочения репутации фирмы «Виндзор» все члены ее должны были работать сообща и не покладая рук. И, кажется, двор именно так понимал жизненные задачи королевской семьи, потому что позднее была составлена карта с указанием трех тысяч мест, где в течение десяти лет Виндзоры появлялись на публике. С тех пор каждый год на Рождество королю преподносили подобную карту, а члены королевского семейства, принимавшие участие в такого рода деятельности, получали ее копию: все происходило совершенно так, как у директоров заводов, для которых в конце хозяйственного года составляются диаграммы с показателями достижений вверенных им предприятий.
Но среди всех этих «производственников» принц Уэльский был единственным, кому не представлялось возможности остановиться и передохнуть. Стоило ему составить вокруг себя небольшой дружеский круг, увлечься чем-либо, обустроить дом, как появлялся премьер-министр и, словно начальник вокзала в былые времена, бил в большой колокол, покрикивая:
– По вагонам! Ближайший поезд отходит через пять минут!
Осенью 1921 года «ближайший поезд» увозил принца Уэльского в Индию.
До этого он посещал страны, где иногда критиковали Англию, но лично к нему враждебности не проявляли; повсюду Эдуард встречал неизменно восторженный прием, его закармливали на банкетах, похожих один на другой как две капли воды. Но на этот раз такого рода однообразие ему не угрожало. Ганди [31]31
Ганди Махатма (1869–1948) – один из лидеров индийского национально-освободительного движения.
[Закрыть], находившийся тогда в апогее своих первых крупных успехов, будоражил все провинции – за великим революционером шло полстраны, и он готовил наследнику престола недобрый прием. Именно в том, что обстановка в Индии была тревожной, заключалась одна из главных причин этой поездки: Британия хотела продемонстрировать мятежникам одно из достойнейших олицетворений монархии. Для успеха Эдуарду требовались смелость и мужество, необходимые человеку, который поднимается на трибуну во враждебно настроенном зале.
Во время индийского путешествия принц преодолел сорок одну тысячу миль на пароходе, по железной дороге, в автомобиле, а также на слоне; он прежде всего воплощал собой образ британского офицера и охотника, не пасующего перед лицом опасностей, и, поскольку хотел показать свою храбрость, поссорился с губернатором, которому поручили обеспечивать его безопасность. Так как по случаю приезда престолонаследника повсюду не только устраивались праздники, но и проводились враждебные демонстрации протеста, Индия постоянно являла принцу два абсолютно противоположных своих облика.
Индийские принцы представали в сиянии такого обилия золота и драгоценных камней, какого не увидишь нигде в мире. Белый принц, неизменно одетый в строгий костюм, встречался с самыми богатыми и самыми надменными представителями мира, клонящегося к упадку. На приемах буквально слепило глаза от парадных одежд, сверкающих драгоценными камнями, которые их рабы добывали в пещерах Гималаев, подвергаясь смертельным опасностям среди ледников и оползней ради того, чтобы корона их повелителя превосходила великолепием корону сопредельного князя. В Удайпуре чудесные, сказочные дворцы смотрелись в тихие озера. В Бароду принцы, встречая чужеземца, приехали на слонах, которые по команде задирали хоботы, словно в нацистском приветствии; золотая сбруя слонов сияла на солнце. Принцы пригласили сына короля взобраться на самого крупного, столетнего слона, к ногам которого были привязаны серебряные колокольчики. В Лахоре три тысячи индийских всадников торжественным строем продефилировали перед ним на дивных конях, а в храме Канди монахи при скудном свете лампад показали Эдуарду семь золотых, вставленных одна в другую емкостей, в последней из которых хранился зуб Будды. Тибетские монахи семь месяцев ехали в повозках, запряженных ослами, чтобы всего час танцевать перед ним, а в Гвалияре перед принцем плясали прекрасные обнаженные танцовщицы, но он не смог подойти ни к одной из них.
Это была та сказочная Индия, которая, казалось, существовала лишь в старых театральных постановках, но теперь наяву оживала и суетилась, стремясь добиться благосклонности правнука чужестранки, основавшей здесь свою империю.
Но за всем этим великолепием скрывались серые тени тех, кто хотел избавиться от владычества давно покойной императрицы и ее касты, кто был исполнен решимости изгнать ее наместников из страны, где они господствовали в течение десятилетий. Пустые улицы и закрытые лавки встречали принца, торжественно въезжающего в Аллахабад, некогда оплот английского могущества, в Лакнау, в Агру. На сотнях дверей, на множестве плакатов красовалась надпись «No welcome to the Prince» [32]32
«Нет принцу!» (англ.).
[Закрыть], а в Мадрасе тени материализовались и выкрикивали проклятия, которые любой может понять и без перевода. Поезда не ходили, останавливались автомобили и суда, чтобы никто не мог прибыть на празднества, чтобы чужеземец понял: страна против него.
И все это делалось по приказу тщедушного и невзрачного человека, в чьей лишенной растительности голове зародилась идея новой формы сопротивления: только идеи противопоставлял он вооруженным всадникам, солдатам в хаки, винтовкам и танкам. И теперь в это пассивное сопротивление он увлек за собой миллионы людей. В великолепной губернаторской резиденции огромного Бомбея музыка и речи, иллюминации и парады хвастливо демонстрировали наследнику могущество мировой державы, но в тот же вечерний час в бедных кварталах города взмыло в небо пламя костров, на которых Ганди приказывал сжигать английские ткани, чтобы его родина могла развивать собственную промышленность, вернув себе свои сокровища.
Эту великую революцию, которая годы и годы с большей или меньшей остротой возникла и формировалась среди сотен каст и полудюжины различных религий, принц, разумеется, не мог предотвратить своим турне по Индии. Но он увидел проблему, которая неизбежно встанет перед его страной через пятнадцать лет, и то, что он понял непримиримость противоречий в индийском обществе, выразилось в поступке, который не был подсказан ему ни губернатором, ни каким-нибудь политиком, поднаторевшим в делах метрополии.
На подъезде к Дели собралась толпа неприкасаемых – двадцать тысяч изгоев, отбросов общества. Отверженные и гонимые всеми, они прозябали в безнадежной нищете и болезнях. Неприкасаемые столпились на улице в надежде, что если даже их станут оттеснять войска, неприступный и могущественный человек, который, наверно, еще способен спасти их, по крайней мере увидит их и догадается об их бедствиях. Заметив толпу несчастных, мимо которой принца хотели провезти как можно скорее, он, повинуясь чувству сострадания, встал в автомобиле и приветствовал людей, издали протягивавшим к нему руки.
Лишь несколько проницательных людей в Англии поняли значимость этого мгновения; в Индии жест Эдуарда оценил весь народ, что нанесло больший ущерб делу Ганди и революционной идее, чем демонстрация метрополией воинской мощи или зрелище пышного королевского кортежа. Ведь народ, передавая из уст в уста историю о сочувствии принца к неприкасаемым, заколебался в своей ненависти к иностранному повелителю, которого ему изображали, зачастую не без оснований, как безжалостного угнетателя. Индийцы увидели молодого наследного принца, который выразил человеческую симпатию, не замечая, казалось, непроходимой пропасти между классами, между народами.
XI
Когда принц Уэльский вернулся из третьего большого путешествия, он завоевал симпатии почти всех партий и классов. Один лондонский журнал писал: «Для установления между народом Индии и короной прочных отношений на основе личных контактов за четыре месяца он сделал больше, чем все королевские указы на памяти целого поколения».
Неважно, насколько справедлива такая оценка деятельности института монархии в Британской империи; главное заключалось в другом – в легенде, складывающейся вокруг принца Уэльского, которая неизбежно становилась политическим фактором. История славы и падения репутации множества монархов, как, впрочем, и людей искусства, полна ошибок, из-за которых те ставятся либо слишком высоко, либо слишком низко. Но в этих легендах всегда заметен некий исходный пункт, откуда берут начало ошибки или заслуги героя. Этот ключевой момент или наделяет выдающуюся личность обаянием, или демонизирует ее, как это можно наблюдать на примере Вильгельма II.
В Австралии принц завоевал симпатию крупной партии республиканского толка: Эдуард отвечал их представлению о правителе, он нисколько не был равнодушным и напыщенным, и держал себя как доброжелательный и скромный человек. «До приезда наследника трона мы думали, что принц – личность надменная и недоступная, – писала тогда газета „Сидней Сан“ – но этот приветливый симпатичный молодой человек… одной улыбкой устранил противоречие между монархией и народом, которое австралийцы до сих пор считали обязательным».
Вместе с тем Эдуард, благодаря своей деловой жилке и знаниям в области экономики, привез немало заказов крупным оружейным заводам. И в этом он походил на другого принца Уэльского, своего деда Эдуарда, которому в Европе дали прозвище «коммивояжер Британской короны». «Я готов надевать новый костюм для каждой деловой встречи, – сказал однажды молодой Эдуард, – если только это сможет помочь британской торговле». Кое-где новая цивилизация еще не оттеснила старую, что особенно ощущалось в далеких колониях, возвращая принца от самых современных забот к романтической идее монархии; на Самоа, например, старейшины племени пришли на встречу с принцем, искренне и чистосердечно прося сделать так, чтобы его отец, могущественный король, не забывал об этой малой ветви на большом древе Империи. Они не знали, что принц именно для того и приехал, чтобы упрочить их связь с метрополией.
Успех путешествия был высоко оценен, и сразу по возвращении на Эдуарда, ставшего самым популярным человеком в Лондоне, было возложено множество обязанностей. Чтобы дать о них представление, приведем список, составленный Макензи, в котором перечислены чисто светские обязанности принца Уэльского на один только 1923 год: открыть Международную авиационную конференцию; принимать участие в открытии новых отделений больницы Святого Витта; выступить на открытии проходящего раз в три года конгресса Международного хирургического общества; открыть в Брюсселе монумент в знак признательности британцев бельгийскому народу; произносить речи на обеде в честь Королевских школ Каледонии, в Honourable Society of Cymmrodorion [33]33
Общество по изучению культуры Уэльса, основано в 1751 г. под королевским патронатом.
[Закрыть], в Союзе американских университетов; присутствовать при открытии в Королевской академии выставки афиш и рекламы; произнести речь на бриллиантовом юбилее Фонда помощи ежедневным газетам; совершить поездку по Уэст-Райдингу и произносить речи в Ротерхэме, Брэдфорде, Йорке и Лидсе; председательствовать на торжествах по случаю восьмисотлетия больницы Святого Варфоломея; совершить поездку по Нортумберленду и произносить речи в Алнике, Морпете, Ньюкасле-апон-Тайне и Госфорте; председательствовать на обеде Лиги гражданской службы; принимать участие в праздновании столетия Королевского азиатского общества; совершить поездку по Ноттингемширу, произнося речи в Уорксопе, Мэнсфилде, Ноттингеме и Ист-Ретфорде; посетить север Уэльса, выступая с речами в муниципальном совете, в университетском совете, в пункте медицинской помощи и в национальной библиотеке Аберистуита, в совете графства и в муниципальном совете в Карнарвоне, в совете графства Мерионет в Долгелли, а также произнести речи в Колвин-Бей, Денби, Рутене, Молде и Рексхеме, поднять тост за доминионы и Индию в Лиге заморских территорий; держать речь в Обществе эмиграции и в Британском институте внешней политики; обратиться с приветствием к Клубу королевского флота.
Бесконечная череда официальных обязанностей почти не оставляла времени, которым молодой принц мог бы распорядиться для собственного удовольствия. После поездки в Индию слабость его к красивым лошадям превратилась в страсть, и Эдуард уделял ей большую часть своего досуга. Как-то он упал с лошади и получил серьезную травму. Нация проявила свойственный ей эгоизм, нисколько не заботясь о том, как срастается перелом, но задаваясь вопросом, почему в двадцать восемь лет он еще не женат – ведь с ним в любой момент может произойти несчастье, и он обязан позаботиться о преемнике. Все говорили о помолвке с итальянской принцессой, но принц Эдуард вовсе не думал о политическом браке. Напротив, выполняя множество обязанностей и отрекаясь от многих свобод, какими могли пользоваться его товарищи, принц намеревался по крайней мере это решение оставить за собой.
Сначала казалось, что помолвка брата поможет ему настаивать в дальнейшем на самостоятельном выборе невесты – ведь в этом случае королевское семейство впервые отказалось от традиции, которой придерживались до сих пор при заключении браков принцев. В течение двухсот пятидесяти лет ни один король Англии не разрешал прямому потомку брать в жены одну из своих подданных. Такого не случалось со времен Карла II, который согласился, чтобы его брат женился на дочери графа. Хотя от этого союза родились две королевы – Мария и Анна, очень популярные в народе, – монархический предрассудок запрещал наследникам трона уязвлять таким образом достоинство короны.
Но ни одна принцесса, которую робкий принц Альберт, теперь герцог Йоркский, имел возможность встретить, путешествуя по миру, а также видеть во время праздничных торжеств в Англии, не нравилась ему так, как простая commoner [34]34
Здесь: нетитулованная девушка (англ.).
[Закрыть], подданная его отца Елизавета из старинной шотландской семьи. За столом, покрытым зеленым сукном, король собрал частный совет, в который входили юристы короны и министры; он раскрыл документ, написанный на старом пергаменте, и зачитал Royal Marriage Act of 1772 [35]35
Королевский закон о браке 1772 года (англ.).
[Закрыть], утвержденный его предком Георгом II, согласно коему дети Королевского дома смогут в будущем заключать браки только с согласия монарха; более поздний указ предписывал заключение браков только с особами королевской крови.
Королю Георгу V оставалось лишь установить, в какой мере он признает волю Георга II. Опыт его бабки и пример собственного счастливого брака должны были побудить Георга V проявить максимальный либерализм в этом отношении. Разве королева Виктория не поплатилась дорогой ценой за «королевские» браки своих старших сыновей? Брак ее старшего сына Эдуарда не был счастливым; брак ее старшей дочери Виктории имел опасные политические последствия, ибо супруга императора Фридриха III казалась даже матери, не говоря уж о соотечественниках, слишком пруссачкой, а сын Виктории-младшей Вильгельм II смущал даже тех, кто не испытывал к нему ненависти. Поэтому, просто-напросто отдав свою вторую дочь замуж за английского дворянина, Виктория по этому поводу написала старшей дочери следующую двусмысленную фразу: «Мы обращаем взгляд на людей нашей собственной страны, которые независимы в средствах и по своему положению не ниже какого-нибудь мелкого немецкого принца». Да и позже преобразование Кобургского дома в Виндзорский выбросило за борт множество старых обычаев.
Две тетки Георга были замужем за людьми «не королевской крови», сам он был женат на женщине «не королевской крови», и хотя все три брака оказались счастливыми, король решил, что только младшие из его детей могут выбирать себе пару вне круга королевских семей; однако и они могли связывать себя узами брака лишь с семьями, принадлежащими к «трем первым степеням британской знати – герцогам, маркизам и графам». Следовательно, королевское решение не распространялось на сыновей и дочерей простых граждан, а также на иностранцев. Старшему же сыну, принцу Уэльскому, чей брак имел большое значение, предписывалось все-таки искать невесту среди дочерей монархов.
Оба брата должны были испытывать различные чувства, узнав об этом решении. Младший был доволен – ему разрешалось взять в супруги девушку по собственному выбору. Но старший, твердо убежденный, что жениться надо по любви, в противном же случае лучше остаться холостяком, оказался перед фактом, что, пока будет жив его отец, он может взять в жены только принцессу. Наверное, принц вспомнил то время, когда его дед, принц Уэльский, все еще был зависим от матери, хотя борода уже давно поседела. Ему известны были либеральные убеждения отца, касающиеся этого вопроса, и Эдуард точно знал, что решение принято по настоянию Совета, проявившего всесилие своей власти, за которой стояли традиции и чванливое упрямство society. Очевидно, все эти лорды, а главное, эти леди не допустят, чтобы позднее им пришлось склоняться перед королевой, которая ниже их по рождению. Принц не был ниспровергателем основ и готов был выполнять все обязательства, налагаемые на него происхождением, но от этого решения он, наверное, пришел в ужас.
XII
С тех пор как первый герцог Йоркский нашел себе жену, путешествуя в одиночестве по югу Франции, в Англии утверждали, что все Йорки заключают браки по сердечной склонности. Альберт, бывший тогда герцогом Йоркским, преуспел в этом как никто другой. Та двадцатилетняя девушка, с которой он познакомился в Лондоне после войны, на портретах, изображающих ее в юности, исполнена романтической прелести. В старинных романах такая молодая англичанка вначале перевязывает раны рыцарю, а на последних страницах описывается их поцелуй. Сегодня литература предлагает другие образцы: девушка сопровождает летчика, причем оба пытаются прятать свои чувства за ничего не значащими словами, громко обмениваясь ими под гул моторов. Но на самом деле такая девушка рождена, чтобы жить в деревне: появляться утром у решетчатых ворот сада, ведя за руки детей, потом, как заведено, неутомимо заниматься домом, прислугой, садом, всем, что требует присмотра. Если при этом подобная девушка еще сознает, что является наследницей древнего рода, то, чтобы стать настоящей королевой, ей остается только развивать эти свои достоинства.
Один из трех замков ее отца, замок Сент-Пол времен королевы Анны, где Елизавета родилась и теперь жила по нескольку месяцев в году, радовал взор своим многообразием: он выглядел французским благодаря покрытым мхом статуям, скульптурным группам и беседкам в виде храмов; а английским его делали газоны, лес и множество цветов. В нем гуляли десять детей, и Елизавета и ее брат, бывший на год младше сестры, являлись любимцами семьи. Кажется, все детство Елизаветы прошло в обществе младшего Дэвида – да, именно так он звался… В Англии юный лорд может носить подобное имя без риска быть заподозренным, будто его бабка еврейка. Замок не представлял никакой исторической ценности, в нем можно было видеть только собак, кур и пони, а статую античного дискобола в парке дети даже прозвали bounding butler [36]36
Прыгающий дворецкий (англ.).
[Закрыть].
Зато в другом замке, замке Гламис, можно было наглядно изучать историю, ибо его окружали руины девяти рядов крепостных стен, а входить в Гламис надо было через ворота между мрачными грозными башнями, волнующими воображение. Стены прорезали окна высотой в восемь футов, залы украшали гигантские камины. На панели звонков, где в других домах указаны номера или надписи dining-room, drawing-room [37]37
Столовая, гостиная (англ.).
[Закрыть]и тому подобное, дети читали: покои Дункана, старый фехтовальный зал, комната палача, комната принца Чарли, покои короля Малькольма, и почти все они хранили память об убитых или изгнанных властителях! Память о Стюартах настолько жива в этой семье, что в замке хранятся одежда, шпага и часы, оставленные здесь принцем Карлом, когда он скрывался от преследователей, а в облике Христа в часовне различаются черты казненного Карла I, которого зовут в Шотландии королем-мучеником.
Исполнению законов гостеприимства здесь придают такое большое значение, что любой шотландский дворянин, приезжающий в гости, находит свою постель убранной покрывалом из шотландки цветов его клана. В Гламисе умеют хранить традиции, до сегодняшнего дня там даже оставались верны древнему обычаю: после обеда два шотландских bag-pipers [38]38
Волынщики (англ.).
[Закрыть]трижды обходили вокруг стола, оживляя огромные залы воинственными мелодиями.
Самый лестный отзыв о юной леди Елизавете, еще до того как ей начали говорить комплименты, дан был художником. Портретист Сарджент утверждал: она была единственной совершенно естественной моделью, которую он когда-либо писал.
Когда маленькая Елизавета прогуливалась в парке или по залам замка Гламис, она могла вспоминать истории о зловещей судьбе, что постигла ее предков в этом замке. Один из рассказчиков, Вальтер Скотт, чье воображение разыгралось, когда он был здешним гостем, писал: «Этот замок в древности был ареной убийства короля Шотландии. Меня провели в мою комнату, расположенную в самой отдаленной части здания. Должен признаться, что, услышав скрип закрывающейся двери и удаляющиеся шаги моего провожатого, я почувствовал себя слишком далеко от живых и излишне близко к мертвым».
