Текст книги "Перезагрузка"

Автор книги: Эми Тинтера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Сюда, – скомандовала я Двадцать два, метнувшись вслед за человеком.

Мельком заметив ужас на его лице, я понеслась во весь опор по грунтовой дороге. Коул улепетывал, разбрызгивая грязь.

Я прибавила скорость, из-за спины доносился топот моего стажера. По крайней мере, он научился не отставать.

Коул отшвырнул мне под ноги мусорный бак, я перепрыгнула, и Коул скрылся за углом. Бегал он быстрее, чем среднестатистический человек.

Погоня доставляла мне удовольствие.

Я свернула и отбила удар до того, как кулак коснулся моего лица.

Мне нравилось, когда объекты наглели и прекращали бежать.

«Да что мне может сделать эта белобрысая пигалица?»

Никто из людей вслух никогда не говорил мне таких слов, но я ясно читала это в их глазах.

Я ответила на немой вопрос стремительным ударом в челюсть.

Он пошатнулся, и я врезала еще. Теперь мои руки были в крови.

Одним движением я подсекла его и заковала в наручники. Он издал яростный вопль и начал брыкаться, отчаянно стараясь попасть мне в живот. Я схватила ножные браслеты и защелкнула их на его лодыжках.

Затем пристегнула цепочку и посмотрела на Двадцать два. Его грудная клетка вздымалась и опадала так быстро, что я решила, что он того и гляди лопнет. Лицо было красным, хотя казалось, что больше от гнева, чем от бега.

– Их надо спутывать по ногам, если бегут, – пояснила я. – Особенно прытких.

Коул плюнул мне на ботинки, и я пнула его в челюсть. Это было необязательно, но приятно.

– Рен Сто семьдесят восемь и Двадцать два, – произнесла я в микрофон. – Объект обездвижен.

– Идите к челноку.

Я взглянула на Двадцать два:

– Дорогу помнишь?

Его одышка уменьшилась, однако паника нарастала на глазах. Тот улыбчивый Двадцать два, что десять минут назад сидел в челноке, исчез, и на смену ему пришел затравленный рибут, который таращился на меня испуганными глазами. Не говоря ни слова, он ошалело смотрел то на пулевые раны в моем плече, кровь из которых залила почти все тело, то на обездвиженного мужчину у моих ног.

В первый раз они все бывали такими; мне следовало знать, что Двадцать два окажется худшим.

Я указала в нужную сторону, но он не шелохнулся. Я потащила Коула по грязи мимо него, но по пути схватила его за руку и как следует дернула:

– Уходим.

Он не ответил; мне пришлось оглянуться, чтобы увериться, что он и вправду пошел. Да, поплелся, уставившись себе под ноги.

– Эй, там! На помощь!.. – заорал вдруг Коул.

Я крутанулась и увидела человека в узких коричневых брюках, скорчившегося у стены дома. Обхватив руками колени, он сидел на корточках. Когда Двадцать два остановился, человек, вздрогнув, не удержался и опрокинулся на землю, заполошно хватая ртом воздух. Мы встретились взглядами, и я увидела в его глазах тень узнавания. Я работала на местности пять лет, и многие в Розе знали меня. Не было случая, чтобы встреча со мной их обрадовала.

Двадцать два прерывисто вздохнул, переводя глаза с меня на перепуганного человека.

– Нарушение комендантского часа, – сказала я в микрофон.

Человек издал вопль и кое-как встал.

– Не трогай, – отозвался голос из коммуникатора.

Я мотнула головой, но Двадцать два глазел на человека, который бросился наутек и теперь в страхе оглядывался на бегу.

– Нам приказано не вмешиваться, – сказала я и снова дернула за цепочку с Коулом. Затем повернулась, зашагала вперед, и только через несколько секунд Двадцать два последовал за нами.

Я зашвырнула Коула в челнок для людей, и мы в молчании направились к соседнему. Мне казалось, что надо что-то сказать, хотя я понятия не имела, что именно. Обычно в такие моменты я говорила: «Крепись, смирись со своей долей, станет легче», – но сейчас не могла вспомнить слов. При виде его печального лица говорить вообще расхотелось.

Мы вошли в челнок рибутов, и Леб велел нам садиться. Вернулись пока только Хьюго с его подопечным, а потому нам было нечем заполнить тишину, когда мы сели и пристегнулись.

Потом потянулись остальные рибуты, последними в челнок вошли Лисси и ее новичок. У номера Сорок три вокруг глаз темнели круги, по окровавленному лицу текли слезы. Похоже, объект им достался серьезный, а Лисси решила не опекать салагу. Двадцать два послал мне слабую улыбку признательности. На месте бедняги Сорок три мог быть он. Мои губы шевельнулись лишь самую малость.

– По местам, – сказал Леб и отвернулся, чтобы закрыть дверь кабины.

Сорок три так и стоял столбом, и Лисси резко дернула его за рубашку. Он резко развернулся и смазал ее рукой по лицу. Она задохнулась, вскочила и так толкнула его, что стажер едва не упал.

Леб пересек салон и схватил Сорок три за ворот. Потом грубо швырнул его на сиденье и жестом приказал Лисси тоже сесть. Пристегиваясь, она метнула на салагу яростный взгляд.

Сорок три продолжал пыхтеть, не отрывая золотистых глаз от Леба. Офицер не обращал на это внимания. Он просто сел, уставился на свои руки и погрузился в раздумья.

Стажер скривил рот, злоба сочилась из каждой его поры. Я видела такие реакции после первого задания, хотя многие новички лучше скрывали свои чувства. Ненависть новоиспеченных рибутов к сотрудникам корпорации была понятна. Им тыкали в нос стволы и заставляли выполнять грязную работу. Меня это больше не парило, но я помнила, что чувствовала сама, когда была салагой. Я поняла тогда, что у моего тренера выбора не больше, чем у меня. Это люди принудили нас к этому.

Я попыталась перехватить взгляд Лисси – пусть уймет своего стажера, пока не заметил Леб, но она обкусывала ногти и пялилась в борт челнока.

Сорок три сунул руку в карман. Я лишь успела заметить, как что-то сверкнуло, а он уже вскочил с места, но я знала, что это нож. По челноку разнесся крик. Сорок три бросился на Леба, метя ему в грудь.

Я отшвырнула ремни и тоже вскочила. Глаза офицера расширились, он не успел схватиться за оружие. Я заслонила его в тот самый миг, когда Сорок три нанес удар. Лезвие вошло мне в живот, как в непрожаренный стейк.

Сорок три выдернул нож, и тот, окровавленный, заплясал в его руках. Я подсекла противника и, когда он начал падать, без труда разоружила. Сорок три рухнул на колени, сотрясаясь от рыданий. За пронос в челнок оружия его ждала неминуемая ликвидация, и я почти понимала эти слезы.

Иные офицеры прибили бы его на месте, но Леб был из тех, кто оставлял суровые наказания на долю Майера.

– Класс, – пробормотала Лисси, не пошевелив пальцем, чтобы помочь своему подопечному.

Я вытерла лезвие о штаны и протянула нож Лебу. Тот так и сидел – жалкий, медлительный человечишка. Он уставился на меня, и я, вскинув брови, подала нож настойчивее. Тогда он взял.

– Спасибо, – сказал тихо.

Я нахмурилась, он опустил голову, и мне захотелось кивнуть или сказать «не за что». Благодарности я не ждала. Я даже не знала толком, зачем сделала это. Да, я считала его своим любимым офицером КРВЧ, но это было все равно что любить овощи. В них нет ничего интересного.

Прижимая к животу руку, я пошла на свое место. Рубашка пропиталась кровью.

Двадцать два сидел, обхватив голову. Я уставилась в пол, радуясь, что мне больше не надо выдерживать его испуганный взгляд.

Глава девятая

Сгорбившись, Двадцать два ковырялся ложкой в овсянке. Он подпер голову рукой, закрыл глаза и чуть ли не улегся на стол.

Мы с Эвер сидели напротив, и она, заметив его угрюмое выражение, с тревогой посмотрела на меня. Сегодня она выглядела немного лучше. Ночью никто не рычал. Я заснула и ни разу не просыпалась.

– Ты в порядке? – спросила у него Эвер.

Лучше бы не спрашивала. Он явно не был в порядке, как и большинство салаг после первого задания.

– Бессмысленно, – промямлил он.

– О чем ты? – спросила Эвер.

Двадцать два взглянул на меня:

– Ты зря теряешь со мной время. Надо было брать номер Сто двадцать один. Я никогда не научусь.

Эвер озабоченно сдвинула брови и смотрела то на меня, то него.

– Все образуется, – сказала она.

Соврала, конечно.

Двадцать два тоже уловил ложь. Он нахмурился и отвернулся с суровым гневом в темных глазах.

– Тот тип выстрелил в тебя четыре раза, – сказал он. – А ты и глазом не моргнула, как будто все это не с тобой происходит.

– В меня много стреляли. Привыкаешь, – ответила я.

– Это ты привыкаешь. А я не могу.

– Тренер изрешетил ее, – негромко проговорила Эвер, и я застыла. – Она тоже боялась, поэтому они с охранниками палили в нее, пока страх не прошел.

Это была правда, но я рассердилась на Эвер за болтливость. Поначалу пули парализовали меня, напоминая о моей человеческой смерти, и тренер счел это неприемлемым. Он попросил охрану стрелять в меня, пока во мне не выработается равнодушие.

Двадцать два немного смягчился и повернул ко мне голову.

– А кто был твой тренер? – спросил он, вкладывая отвращение в каждое слово. Это он зря. Единственной причиной, по которой я выжила, было то, что мною занимался хороший тренер.

– Сто пятьдесят семь. Он умер на местности несколько месяцев назад.

Во всяком случае, так сказал мне Леб. Моему тренеру было почти двадцать лет.

– Просто позор, что я не остановил того молодчика, – пробормотал Двадцать два, скрестив на груди руки.

– Все дело в том, что ей это пошло на благо, – объяснила Эвер, не обращая внимания на мое недовольство. – Пойдет и тебе.

– Не надо мне этого блага. Я вообще не хочу этим заниматься. – Надувшийся, со скрещенными руками, он напоминал капризного трехлетку. Это было почти умилительно.

– У тебя нет выбора, – сказала я.

– Значит, должен появиться. Я ни в чем не виноват. Я не просил о смерти и воскрешении из мертвых.

Я оглядела помещение в надежде, что люди не слышали. За такие речи рибутов списывали.

– Возьми себя в руки! – понизила я голос. – Труднее всего бывает в самом начале. Ты приспособишься.

– Нет, не приспособлюсь. Я не хочу превращаться в какого-то монстра, которому нравится охотиться на людей.

И с этими словами он сделал жест в мою сторону.

Мне будто нож вонзили в сердце. Я моргнула, не зная, как понимать эту боль. Его упрек зазвенел у меня в ушах, и мне вдруг стало трудно дышать.

«В какого-то монстра, которому нравится охотиться на людей».

Его слова задели меня; я совсем не хотела, чтобы он думал обо мне так.

С каких это пор меня стало волновать отношение салаг?

– Ну так проваливай!

Резкий ледяной голос Эвер заставил меня вскинуть глаза. Она гневно смотрела на Двадцать два, сжимая вилку, как будто подумывала использовать ее в качестве оружия.

Он взял поднос и встал. Я украдкой глянула на него и увидела на его лице полнейшую растерянность и удивление. Чем они были вызваны, я поняла плохо. Он открыл рот, посмотрел на Эвер и отчего-то передумал говорить. Потом повернулся и, ступая очень неуверенно, ушел.

Эвер выдохнула и ослабила хватку на вилке.

– Это же чушь. Ты ведь понимаешь? Полнейший бред.

– Что именно? – Мне все еще было не продохнуть. Его обидные слова продолжали звучать в голове.

– Ты не монстр, которому нравится охотиться на людей.

Я нахмурилась. Такое обвинение казалось справедливым. Парня можно было понять.

– Рен, ау!

Она заглянула мне в лицо и накрыла ладонью мою руку:

– Он не прав. Проехали?

Кивнув, я высвободила руку. У Эвер была теплая кожа – намного теплее моей, и от этого стеснение в груди только усилилось.

– Я все еще не верю, что ты выбрала Каллума, – произнесла она, принимаясь за овсянку.

– Пожалуй, с ним будет нелегко, – отозвалась я.

– Но ты всегда берешь большие номера, – напомнила она. – Ты всегда и во всем поступаешь одинаково.

Я подняла глаза и натолкнулась на ее испытующий взгляд. Так она смотрела во время беседы в душевой. Она не знала, как меня понимать.

– Он попросил его взять.

– И все? Он попросил, а ты и взяла?

– Я была ему нужнее.

Ее брови поползли вверх, и Эвер медленно расплылась в улыбке:

– Это верно. – Она положила в рот ломтик бекона. – Вдобавок он очень клевый, когда не нудит.

– Он… – Я не знала, как продолжить. Сказать «нет» я не могла. Это было не так. То, что он клевый, видели все. Любой оценил бы эти глаза и улыбку.

Я почувствовала, как вспыхнуло лицо. Неужто покраснела? Меня ни разу не посещали подобные мысли о мальчишках.

У Эвер отвисла челюсть. Она пошутила насчет «клевого» и уж никак не ждала, что я соглашусь. Прикрываясь ладонью, она покатилась со смеху.

Я пожала плечами, смущенная тем, что выдала себя. Тем, что вообще испытывала подобные чувства.

Но это очень понравилось Эвер. Она обрадовалась, чего не случалось уже несколько дней, и я улыбнулась ей в ответ.

– Поплыла, – поддразнила она чуть слышно.

Когда я вошла в спортзал, то увидела, что Двадцать два одиноко стоит в углу, спиной к другим тренерам и салагам. На лице у него застыло все то же печальное выражение.

Неожиданно меня пронзила вспышка ярости. При виде него сердце вдруг отозвалось странным тревожным стуком, я почувствовала, как от гнева тело сотрясает дрожь. Да какое право он имеет горевать, ведь это меня он назвал монстром! Мне захотелось встряхнуть его и крикнуть, что не ему меня судить.

Я испытала желание бить его по лицу, пока он не возьмет свои слова назад.

Когда я подошла, он поднял глаза, выражение лица чуть смягчилось.

– Рен, я…

– Заткнись и становись в стойку.

Он не принял стойку. Он словно прирос к своему месту и потянулся ко мне рукой. Я быстро шагнула назад.

– Прости, я не хотел…

– Подними руки! – взревела я так, что он подпрыгнул. Мне не понравилась его робкая улыбочка.

Руки он тоже не поднял, и тогда я с силой врезала ему по лицу. Он пошатнулся и упал на задницу.

– Вставай и подними руки, – сказала я коротко. – Блокируй следующий удар.

Он опешил, из носа потекла кровь, однако встал и прикрылся руками.

Я умышленно нанесла ему три удара, которых он не мог отразить. Быстро, стремительно, гневно. В груди горело, такого со мной никогда не было. Горло ломило от разраставшегося комка.

Он грохнулся на мат в десятый раз, лицо превратилось в неузнаваемое кровавое месиво. Теперь он не встал. Он сдулся и тяжело дышал.

– Ты прав, – сказала я. – Надо было брать номер Сто двадцать один. Но я приписана к тебе, а потому предлагаю прекратить ныть и взять себя в руки. Выбора больше нет, богатый мальчишечка. Осталось то, что есть, навсегда. Привыкай.

Я повернулась и под взглядами всех тренеров и салаг пулей вылетела из спортзала.

– Молодчина, Сто семьдесят восемь, – кивнул мне охранник.

Мне стало тошно. За пять лет работы в КРВЧ я много раз слышала эти слова, но сегодня не испытала ни гордости, ни удовлетворения.

Я бросилась в душевую и направилась к раковине. Неуклюже повернув кран, я испачкала его кровью Каллума Двадцать два.

Вода, омывшая мои пальцы, покраснела; я сжала губы и отвернулась. Меня никогда не мутило от вида крови, но сейчас все изменилось. Его окровавленное лицо никак не выходило у меня из головы.

Я вымыла руки четыре раза. Закончив, посмотрелась в зеркало. Не помню, когда я делала это в последний раз. Наверное, много лет назад.

Чем моложе был рибут, тем быстрее угасали человеческие воспоминания. Я помнила целые периоды из своей жизни до двенадцати лет, но детали смазались. Однако я не забыла своих глаз. Я считала их такими же светло-голубыми, какими они были до смерти.

В зеркале отразилось иное. Синева была яркой, жгучей, неестественной. Нечеловеческой. Я думала, что мои глаза будут страшнее. Холодными и бесстрастными. Но они были… красивыми? Показалось странным размышлять о себе в таких выражениях. Однако глаза были большими и печальными, а насыщенный синий цвет смотрелся и правда неплохо.

На первый взгляд – ничего ужасного. Меня можно было даже назвать симпатичной. Я была невысокой – ниже многих тринадцати– и четырнадцатилетних салаг. «Хвост» распушился щеткой белокурых волос – я обрезала их сама чуть выше плеч.

Я была не такой страшной, как воображала. Если честно, то и вообще не страшной.

И уж точно ничем не напоминала монстра, которому нравится охотиться на людей.

Глава десятая

Ночной воздух был неподвижен, когда я открыла дверь лестничной шахты и вышла на крышу. Люди ждали меня на краю, и я зашагала к ним, поправляя шлем.

– Я доверяю тебе, Сто семьдесят восемь. – Офицер Майер поставил руки на широкие бедра и посмотрел на меня в ожидании ответа.

– Спасибо, – произнесла я машинально. Офицер Майер повторял это при каждой нашей встрече, как будто старался себя убедить. Я была единственным рибутом, который поддерживал постоянную связь с начальником.

Вряд ли мне кто-то завидовал.

Я виделась с ним часто, потому что Роза была самой крупной базой и здесь находился его офис. Рядом стояла женщина по имени Сюзанна Палм, она появлялась очень редко. Она была президентом КРВЧ, я понятия не имела, чем она занималась, но ее нынешнее присутствие не предвещало ничего хорошего.

– Я полагаю, тебе сказали, что это секретная миссия? – спросила Сюзанна.

Она с прищуром смотрела на меня, и я уловила неодобрение. Возможно, ей было просто неудобно на ее нелепых каблуках. Или ей досаждали постоянно выбивавшиеся из прически завитки каштановых волос, тронутых серебром. Меня бы они точно достали.

Я кивнула, и на крышу тотчас же приземлился челнок. Дверь открылась, офицер Майер отступил, послав мне ободряющий взгляд. Я не приободрилась. Срочная одиночная миссия была последним, чего мне сегодня хотелось. Но мне пришлось признать, что я надеялась на погоню. Пусть мне достанется бегун. Уж такой выдался день, что я была готова не задумываясь расплющить человеческое лицо.

Перед глазами снова возник окровавленный Двадцать два, и я отогнала навязчивый образ. Правда, вряд ли надолго. Он маячил перед моим мысленным взором весь день и отзывался тяжестью в груди. Мне хотелось приказать мозгу, чтобы перестал валять дурака. Двадцать два очухается за считаные часы, никакого непоправимого вреда я ему не причинила.

Когда я вошла в маленький челнок, Леб сцепил руки и едва ли взглянул на меня. Из-за его почти осязаемой неловкости я разнервничалась. Офицер Майер редко поручал мне что-то приятное, но отвечал за выполнение задания, как правило, Леб. Очевидно, ему тоже «доверяли».

Челнок был всего один – значит пленник полетит с нами. Я села на одно из четырех небольших сидений напротив Леба и пристегнула ремни, стараясь не обращать внимания на его встревоженный вид. Мне он не понравился. Я предпочла сосредоточиться на предписании, которое лаконично гласило: «Майло, старше тридцати, рост от пяти футов и десять дюймов до шести, волосы каштановые». О причинах задержания не было сказано ничего. Они знали, что я не спрошу.

В голове промелькнули слова моего стажера о том, что мы не ведали вины людей, которых отлавливали. Эту мысль я тоже отогнала. Я могла сколько угодно интересоваться человеческими преступлениями, но корпорация ни за что не предоставила бы мне таких сведений.

Над Розой мы пролетели в молчании; наконец челнок пошел на снижение и приземлился. Дверь открылась – передо мной было самое сердце трущоб. Я отстегнула ремни и встала. Грунтовая дорога вилась меж деревянных домиков, темных и притихших: действовал комендантский час.

Мы находились очень близко от дома объекта. Офицер Майер не любил рисковать и в отличие от меня не находил ничего приятного в погоне.

Дом был такой же развалюхой, как все остальные, – с одним немаловажным исключением: окна. Два прямоугольных окна в передней стене зияли, ничем не прикрытые. Любой мог войти туда и взять что угодно. У большинства домов в Розе окон не было, а если имелись, то небольшие и наглухо задраенные. В трущобах процветало воровство, а окна словно приглашали поживиться.

Этот человек был полным идиотом.

Я выпрыгнула из челнока и затрусила по грязи к крыльцу. Поднявшись по ветхим ступеням, я подошла к двери, остановилась и чутко прислушалась. Тишину нарушал только шум листвы на деревьях.

При выполнении спецзаданий офицера Майера стучать было не обязательно. Я пнула дверь со всей мочи, и та распахнулась во тьму.

Я вошла и взглянула налево, где во мраке угадывались очертания дивана и нескольких стульев. Сразу за гостиной начинался коридор, но я не заметила никаких признаков жизни в остальных комнатах. Возможно, мне повезло, и человек этот спал без задних ног.

Почти беззвучно я прокралась мимо дивана и дальше по коридору. Дверь в комнату слева была открыта: ванная. Еще одна, последняя, находилась прямо напротив. Я приложила к ней кончики пальцев, другой рукой взялась за ручку и повернула. Та скрипнула, и я досадливо скривилась.

Толкнув дверь, я глянула в темноту на постель. Пустая.

Краем глаза я уловила движение и вцепилась обеими руками в косяки. Окон в спальне не было. Он очутился в ловушке.

Вспыхнул свет, и я удивленно заморгала. Человек – очевидно, тот самый Майло – стоял у кровати в одних трусах, носках и футболке.

И ухмылялся.

Я склонила голову набок, удивившись такой реакции. Он окинул меня взглядом и улыбнулся шире, сжимая что-то в руке. Эта была металлическая трубка длиною примерно два дюйма.

– Сто семьдесят восемь, в наручники его! – гаркнул в коммуникатор офицер Майер.

У меня чуть не лопнула барабанная перепонка, и я быстро выдернула устройство. Потирая ухо, мрачно уставилась на Майло.

– Кто командует твоим челноком?

Он подался ко мне. Я отступила на шаг и предупреждающе выставила руки. Он раздосадованно крякнул.

– Может, хватит? Я на твоей стороне.

На моей? Что еще за сторона?

Я обернулась на звук шагов: из-за угла появился Леб, в его расширенных глазах застыла паника. Он посмотрел на меня, затем на Майло, и я быстро потянулась за браслетами, не понимая, почему до сих пор не обездвижила объект.

Майло направил на Леба какую-то серебряную штуковину, и паника на лице офицера сменилась гневом.

– Что скажешь, Леб? Твой тоже сдох? – осведомился Майло.

Я застыла. Этот человек знал Леба.

Леб открыл было рот, но сразу захлопнул и повернулся ко мне. Он был встревожен. Напуган. Мною? Но Леб никогда не боялся меня.

Он выдохнул и ущипнул себя за переносицу:

– Ты вырубил связь. Даже на челноке.

– Замечательно, – изрек Майло и бросил свое устройство на постель. – Ты зря не предупредил, я был бы признателен.

– У меня не было времени, – ответил Леб. – Я получил задание полчаса назад.

– Умно с их стороны, – вздохнул Майло. – Может, исправишься и дашь мне уйти? Скажешь, что я смылся.

– Она не дает людям смыться, – возразил Леб.

Это была правда. И с чего Лебу его отпускать?

– О чем ты думал, черт тебя подери? – сердито продолжил Леб. – Они выяснят, зачем ты заблокировал связь. Потом убьют ее, а может быть, и меня.

Я моргнула, выронив коммуникатор, и Леб виновато взглянул на меня, когда я поспешно подняла прибор. За что меня убивать? Я выполняла приказы.

– Ступай в челнок, – приказал Леб Майло. – Сто семьдесят восемь, надень на него наручники.

– Что?! – воскликнул Майло, когда я шагнула к нему. – Да ладно тебе, старина, ты же не выдашь меня им!

– У меня нет выбора, – ответил Леб и подал нам знак следовать за ним. – Если мы сейчас же не сядем в челнок и не вернемся в корпорацию, они убьют меня и ее, а тебя все равно возьмут через несколько дней.

– Но… – Взгляд Майло заметался от меня к Лебу, неизменно притягиваясь к браслетам в моей руке.

Вдруг он бросился в коридор, оттолкнув Леба. Я хотела поймать его запястье, но ухватила только за футболку. Он вырвался и кинулся в дверь, поскальзываясь в носках на полу.

– О да, Майло, это удачная мысль, – сухо заметил Леб. – Бежать от номера Сто семьдесят восемь.

Я устремилась в гостиную и прыгнула на Майло. Мы грохнулись на пол; Майло зарычал и принялся извиваться подо мной. Я взялась за наручники, а он вцепился в диван.

– Может, прекратишь? – прогремел рядом Леб, и я увидела его ботинки. – Пусть наденет, и не рыпайся.

Майло застонал, но поутих достаточно, чтобы я сковала ему руки. Затем я рывком поставила его на ноги, он сдул волосы с глаз, после чего извернулся и посмотрел на Леба:

– Но я думал…

– Заткнись и молчи, пока не сядем в челнок, – перебил его Леб, задержавшись на пороге и положив руку на дверную ручку. – Уразумел?

Майло мрачно кивнул, и Леб распахнул дверь. Возле челнока стоял озадаченный пилот.

– Все в порядке, – сказал ему Леб. – Летим домой.

Офицер кивнул и запрыгнул в кабину, а я знаком велела Майло забираться внутрь. Отсеки для людей находились в задней части челнока, чтобы обезопасить дежурного офицера. Майло пролез в небольшое отверстие, и я захлопнула за ним дверь.

Затем села сама, не сводя глаз с Леба. Он демонстративно избегал моего взгляда.

– Помогите же мне, – зачастил Майло, прижавшись лбом к стеклу. – Может, при перевозке? Могу же я сбежать, когда меня будут отправлять в Остин?

– Может быть, – отозвался Леб.

– Или даже сегодня ночью. Ты знаешь, где выход? Тебе…

– Может, дашь мне минуту подумать? – озлился Леб и подался вперед, упершись локтями в колени и запустив пальцы в темную шевелюру.

В челноке наступила тишина, только двигатель гудел. Майло переводил взволнованный взгляд с меня на Леба и снова на меня.

– Она умеет говорить? – спросил он немного позже.

Леб не ответил и ничем не показал, что услышал.

– У тебя много одиночных заданий с ней? – спросил Майло. – Тони оценил бы это. Ты объяснил ей, что к чему? Может, она меня выручит. Или в конечном счете – нас.

Леб поднял голову и уставился на Майло:

– С Адиной продвинулись?

– Нет. В прошлом месяце они только в Остине потеряли еще трех повстанцев, которые действовали в КРВЧ, и временно прекратили вывозить рибутов.

Повстанцы. В детстве я слышала, как о них перешептывались. Жители трущоб объединялись против корпорации, сносили барьеры между трущобами и рико, хотели восстановить гражданское правительство. В школе одна девочка заявила, что ее отец входил в бригаду, напавшую на филиал КРВЧ. Через несколько дней все семейство сгинуло без следа.

Мои глаза расширились, и Леб заметил выражение моего лица. Он издал долгий вздох и что-то пробормотал себе под нос.

– Что это значит – «временно прекратили вывозить рибутов»? – спросила я.

– Ой, да ладно тебе, – произнес Майло, стрельнув глазами в сторону Леба. – Ты что, ничего ей не рассказал?

– Я не стану вам помогать, пока не вызволите Адину, так что не вижу смысла, – ответил Леб. – А теперь ей вообще может грозить ликвидация, поэтому и говорить не о чем.

Мне захотелось, чтобы Леб замолчал. К горлу подступила тошнота, и я проглотила комок.

– Перестань, – закатил глаза Майло. – Ничего они не сделают своей драгоценной Сто семьдесят восемь. Они все равно считают ее пустой оболочкой. Извини, крошка. – И он состроил гримасу.

– Рен, – поправила я и нахмурилась. Пустая оболочка? Я этого не знала. Я была не такая чувствительная, как унтер-шестидесятые, но кое-что во мне сохранилось.

Я была совершенно уверена, что кое-что осталось.

– Послушай, – Майло повысил голос, чтобы мне было слышно через стекло, – рибуты бегут.

Это было странно. Я недоверчиво глянула на него, не понимая, к чему он клонит.

– Да, они бегут и уже образовали резервацию в Северном Техасе, неподалеку от границы. Тебе говорят, что они погибли на местности? А трупов непостижимым образом не могут найти? Так вот: они не погибли.

Когда умер мой тренер, я не видела его тела.

С большими глазами я повернулась к Лебу.

– Сто пятьдесят семь? – спросила я.

– Да. Он бежал. – Леб неловко поерзал.

– Как?

Он отвел взгляд:

– Я сумел добраться до маячка и вывез его, когда он был на задании.

– Но почему ты это сделал?

С какой это стати человек стал помогать рибуту? Мы ведь были величайшими врагами человечества.

– Потому что они обещали помочь моей дочери, – ответил он. – Она – рибут в остинском филиале, и повстанцы сказали, что вызволят ее, если я помогу выбраться большому номеру – тому, от кого КРВЧ не ожидает побега. – Его взгляд стал жестче, и он уставился на Майло. – Они солгали.

– Мы не солгали! – вскинулся тот. – Но мы только что потеряли троих, и уж прости, но вывозить номер Тридцать девять для нас сейчас не главная задача.

– Ты помогаешь бежать большим номерам? – переспросила я, по-прежнему не понимая почему.

– Они приоритетны, потому что приносят большую пользу КРВЧ. Но мы вызволяем и малые номера. Все зависит от того, кто окажется под рукой.

– Зачем? – спросила я, не веря ушам.

– Потому что мы ничего не изменим, пока вы все работаете на КРВЧ, – объяснил Майло. – Если нам когда-нибудь выпадет шанс избавиться от нее, то понадобится помощь. Нам будут нужны отморозки, прошедшие боевую подготовку. И мы сочли, что все вы не упустите случая податься в бега.

– Но…

Мы не были людьми. И хоть я и не собиралась откровенничать с этим парнем, но помоги мне кто-нибудь бежать, я бы именно скрылась. И не стала бы отираться поблизости, чтобы помогать горстке людишек. Мне с трудом верилось в существование резервации рибутов, тем более – пребывавшей в союзе с этими повстанцами из числа людей.

– Или, по крайней мере, им нужно убрать вас, чтобы напасть, – добавил Леб, словно прочтя мои мысли.

Челнок начал снижаться, и Майло посмотрел на Леба расширенными глазами:

– Ты ведь поможешь мне? Выручишь меня из беды?

– Не исключено, – отозвался Леб, проведя рукой по лицу. – Я могу попытаться что-нибудь подстроить, когда тебя повезут в Остин. Но в Розе сегодня Сюзанна Палм. Тебе придется пережить допрос.

От лица Майло отхлынула кровь, но он кивнул.

– А потом ты меня вытащишь? Потому что…

– Я же сказал, что попробую, – огрызнулся Леб и повернулся ко мне. – Тебя будут спрашивать, что происходило в период радиомолчания. Ты должна сказать им нечто вроде правды.

Я недоуменно моргнула. Люди сошли с ума.

– Подобие правды. Доложи им, что Майло начал болтать о резервации рибутов и побегах. Скажешь им, что он сообщил о бегстве номера Сто пятьдесят семь и хотел помочь и тебе бежать. Потом заяви, что считаешь его психом. Что ты не сбежала бы, даже будь он нормален. Прикинься обычной, какой ты бываешь, – бесстрастной, как будто вообще бесчувственной.

– По-моему, у меня как раз такое лицо.

– Отлично. Тебе придется что-то им выложить. Они ни за что не поверят, что он просто молчал, пока не работал коммуникатор. – Он посмотрел на меня с мольбой. – Но только, пожалуйста, не говори обо мне и Адине. Ты в состоянии передать, что я лишь приказал тебе помалкивать? У меня двое детей, а жена умерла. Мне нельзя попадаться.

Челнок приземлился, и я кивнула. Леб, похоже, не уверился в моей надежности.

– И никому из рибутов не говори, – торопливо шепнул он. – Сейчас мне уже не вывезти никого. На этот раз я чуть не провалился и больше рисковать не хочу. – Он повернулся к Майло. – Особенно когда некоторые не держат слова.

Майло ответил яростным взглядом, и в этот момент дверь открылась, явив нашим взорам офицера Майера, который стоял на крыше, уперев руки в бока и всей своей тушей излучая гнев. Сюзанна стояла рядом и если и рассвирепела, то не показывала этого. Она лишь вскинула брови при виде меня и криво улыбнулась, когда заметила Майло.