Текст книги "Куриный бульон для души. Чудо любви. 101 история о надежде, родственных душах и магии чувств"

Автор книги: Эми Ньюмарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Один из тысячи подобных

Объятия мамы длятся даже после того, как она вас отпустила.

Неизвестный автор

Мама умерла, когда мне было двадцать лет. Потеря оказалась разрушительной. Время немного смягчило боль, но я по-прежнему ловлю себя на желании позвонить ей и рассказать о чем-то особенном. Так было, например, когда я влюбилась, когда у меня родился первый ребенок и когда я купила свой первый дом. Думаю, что никогда не перестану испытывать это чувство.

Мне очень хотелось поговорить с ней, когда я встретила своего мужа. Мы с Джеймсом встречались несколько лет, прежде чем пожениться. Сколько раз я думала о том, как было бы здорово позвонить маме и узнать, что она думает о нем. Папа и мачеха были замечательными, но я все равно скучала по маме.

Однажды мой отец сообщил, что они с мачехой готовят дом к продаже. У него было несколько коробок с мамиными вещами, которые он хранил для нас с сестрами, и теперь мы должны были порыться в них и выбрать вещи, которые хотели бы оставить.

В коробках лежало все: от одежды до фотографий и украшений. Одна из них, большая, была доверху заполнена керамикой. Моя мама обожала керамику, покупала ее у местных мастеров в огромных количествах, поэтому я провела половину детства, переставляя расписные тарелки с полки на полку. Некоторые изделия действительно были красивыми, но керамика мне в принципе не нравилась, поэтому я перешла к другой коробке.

Джеймс же, напротив, был очарован. В средней школе и колледже посещал уроки в гончарной мастерской. Теперь он копался в коробке, пока не нашел одну вещицу, которая, по его словам, была очень похожа на его собственную.

Это был горшок, который внешне мало чем отличался бы от тысячи других подобных, если бы не углубление для большого пальца на боку. Когда-то давным-давно преподаватель Джеймса заметил, что все его работы выглядят одинаково. И тогда Джеймс стал оставлять углубления на всех своих горшках.

Пораженный столь невероятным совпадением, мой муж перевернул горшок, чтобы увидеть подпись художника. На донышке красовались инициалы – Дж. О. Но и на этом дело не закончилось. Когда Джеймс подписывал свои гончарные изделия, он не только вырезал свою подпись на глине, но и покрывал ее глазурью. Эта подпись была выполнена именно таким образом.

И тут это случилось. Как позже описал Джеймс, вся комната словно потемнела – остался только горшок. Его сердце заколотилось, осознание обрушилось на него, как приливная волна. Горшок был так похож на один из его собственных, потому что он и был одним из его собственных. Этот горшок, который я отчетливо помню с юных лет, был брошен моим мужем и куплен моей мамой на уличной ярмарке примерно за семнадцать лет до того, как мы начали встречаться.

Это было похоже на объятие моей мамы – подтверждение того, что, если бы она прожила достаточно долго, чтобы узнать Джеймса, она бы выбрала его так же, как выбрала этот керамический горшок. Она как будто снова была здесь – держала горшок, улыбалась и говорила мне: «Молодец».

Уитни Оуэнс

Глава 6. Счастливо и смешно

Случай на озере Элк

Я думаю, что одно из лучших решений проблемы – это найти в ней немного юмора.

Фрэнк А. Кларк

Мой спутник опаздывал, так что у меня было достаточно времени, чтобы уже несколько раз оглядеть свое отражение в зеркале. Наряд я подбирала очень тщательно: шарф, белая блузка, аккуратно выглаженные капри и новые кожаные туфли. В свои восемнадцать я все еще не была уверена в своем чувстве стиля, но сегодня, кажется, все складывалось неплохо.

Наконец явился мой друг и открыл для меня пассажирскую дверцу своего спортивного автомобиля. Мы планировали прокатиться по сельской местности к северу от Виктории, Британская Колумбия, а затем найти небольшой ресторанчик, чтобы выпить свой послеобеденный чай. Всю дорогу по шоссе Пат-Бей мы болтали вполне непринужденно.

Вдруг я заметила указатель на региональный парк Элк/Бивер-Лейк. Никто из нас там никогда не был, поэтому мы решили заехать. Это было спонтанное решение. Погода стояла солнечная, поэтому пляж был переполнен, но нам все же удалось найти место для парковки. Мы нашли тропинку, и она уводила нас все дальше от шума – сначала через лес, затем мимо частных коттеджей и, наконец, вдоль ряда небольших прудов.

Минут через двадцать я пожалела свои новые туфли и предложила вернуться. Однако вместо того, чтобы развернуться и двинуться в обратном направлении, мы почему-то решили пойти по еле заметной тропинке, ведущей через поле, – в надежде на то, что она позволит нам обогнуть дальний ряд прудов.

Однако, к нашему разочарованию, «тропинка» быстро исчезла. Сквозь кусты перед нами просвечивала вода, и мы подумали, что окажемся прямо у пруда, если проберемся через заросли сорняков высотой по пояс и ежевику. А оттуда уже будет легко вернуться назад.

Заросли оказались гораздо гуще, чем мы предполагали, но чем глубже мы забирались в них, тем решительнее шли вперед. По нашему общему мнению, путь вперед всегда бывает легче, чем путь назад. Еще через полчаса мы наконец добрались до кромки воды и обнаружили слева еще более густые заросли, а справа – неустойчивый берег. Сделав несколько осторожных шагов, мы оба тут же оказались по щиколотку в сочной грязи.

В этот момент более мудрые люди отступили бы, но мы были молоды и не знали слова «поражение». В пруду росли камыши, но сквозь них на том берегу виднелась свежескошенная трава. До нее было совсем близко. Коротко посовещавшись, мы разработали план: все, что нам было нужно сделать, – это перепрыгивать с одного маленького камышового островка на другой, чтобы через несколько прыжков оказаться на том берегу.

У этой гениальной стратегии был всего один, но весьма существенный изъян. «Островки» из камышей были вовсе не островками – они оказались плавающими комками растительности, поэтому первый же прыжок погрузил нас в липкую грязь по самые бедра. Еще несколько движений – и мы утонули по пояс. Однако поскольку мы уже зашли слишком далеко, чтобы повернуть назад, то лишь стиснули зубы и двинулись дальше. Спустя еще несколько минут мы дошли до края камышовых зарослей, однако лишь для того, чтобы обнаружить, что двадцать футов самой грязной воды, какую только можно себе представить, все еще отделяют нас от берега.

Наступил решающий момент. Мы могли бы вернуться тем же путем, каким пришли, потратив еще полчаса своего времени или… переплыть пруд по-собачьи.

Мы решили плыть.

Если все, что мы пережили до сих пор, кажется вам недостаточным, то знайте, что в тот день у нас были зрители. Трое мужчин тренировали своих собак доставать приманки из пруда. Позже мы узнали, что этот пруд был, да и остается, официальной площадкой для дрессировки ретриверов. Представьте себе удивление этих охотников, когда у них на глазах двое хорошо одетых молодых людей показались из-за камышей, проплыли мимо собак и выбрались на берег рядом с ними.

С нас ручьями стекала грязь, а мой прекрасный наряд был полностью покрыт коричневой жижей. При этом нам все еще предстояло проделать обратный путь до парковки. В тот день на тропе мы встретили много людей, однако ни у кого из них не хватило смелости поинтересоваться у нас о происшедшем.

Наконец мы добрались до парковки, и мой спутник любезно спросил, не соглашусь ли я переодеться в один из комбинезонов, лежащих в багажнике, прежде чем сесть в спортивный автомобиль. Он протянул мне сложенный комбинезон, и я отправилась в туалет переодеваться. Увы, по какой-то непонятной причине он оказался закрыт, поэтому мне пришлось выпутываться из своей грязной одежды в кустах. После этого оставалось еще одно, последнее унижение. Мой кавалер дал мне не простой комбинезон – у него в багажнике оказался костюм астронавта с предыдущего Хеллоуина. Так что я торжественно продефилировала через всю парковку с надписью NASA на спине.

На тот момент мы встречались всего несколько месяцев, и случай на озере Элк вполне мог стать концом наших непродолжительных отношений. Однако этого не случилось. Наоборот, я неожиданно влюбилась в своего товарища по заплыву по-собачьи.

Я и сегодня помню минуту, когда на меня снизошло озарение: барахтаясь в грязной воде рядом с ним, я подумала: «Он – тот самый». У него есть жажда приключений и прекрасное чувство юмора. В тот день мы залезли в его машину и оба хохотали до слез.

Я вышла замуж за Берна следующим летом. Прошло двадцать восемь лет с момента нашего купания в пруду. Пятеро детей, трое внуков и множество приключений спустя, мы все еще обожаем вместе смеяться.

Рэйчел Данстан Мюллер

Некоторые мужчины сбегают

Клянусь, что не могу любить тебя больше, чем в это мгновение, и все же знаю, что завтра буду любить еще больше.

Лео Кристофер

Я совсем не была идеальной. Скажу больше – мне очень многого не хватало. Поэтому мне было даже как-то странно и неловко лежать рядом с мужем. Прошло шесть недель с тех пор, как мне ампутировали всю правую ногу, бедро и таз в последней попытке избавить мой организм от агрессивного рака костей. Хирург сказал, что это был очень редкий вид ампутации. Он ожидал, что я, в свои тридцать два года, полностью смогу восстановиться – хотя и с отсутствием некоторых частей тела. Я определенно была уже не та женщина, на которой женился Рик.

По меркам большинства людей, мы с Риком и так были странной парой. Я – немного тучная и высокая, и он – невысокий и худощавый. Я обожала читать, а он годами не брал в руки ни одной книги. Но он был честным, трудолюбивым и легко мог рассмешить меня. Из всех мужчин, с которыми я встречалась, я знала, что Рик был тем единственным, с кем я хотела бы прожить «свое долго и счастливо». Но все же мне интересно, включил бы он в свою свадебную клятву слова «в болезни и здравии», если бы знал…

Мы были женаты уже пять лет, когда мне поставили диагноз. Мы очень любили друг друга, у нас рос маленький сын. Мы думали, для нашей семьи настало время пополнения, но меня беспокоило мое бедро. Прежде чем вновь забеременеть, я хотела убедиться, что все в порядке. В течение очень беспокойного года, от первоначального подозрения на простой бурсит до ужасного диагноза «рак», я пыталась быть сильной и не обращать внимания на растущую боль в бедре. До ампутации я перенесла операции, биопсию и реабилитацию, однако рак победил. Он не поддавался ни лучевой, ни химиотерапии, поэтому хирургическое вмешательство стало единственным способом спасти мою жизнь.

Итак, 6 января 1988 года я вступила в элитную группу пациентов, перенесших ампутацию под названием гемипельвэктомия. Мне не хотелось этого, но я знала: это мой единственный выход, если я хочу жить.

Мой муж стоял позади меня, когда хирург сообщил нам новости. Рик храбрился, но я чувствовала, как его руки все крепче и крепче сжимают мои плечи по мере того, как слова врача доходили до нас. Рак быстро перейдет в легкие.

Операцию хотели проводить уже на следующий день – 23 декабря. Услышав эту новость, я осталась на удивление спокойной. Почему-то я знала, что со мной все будет в порядке, однако доктор сказал, что не может гарантировать того, что я увижу Рождество в следующем году. Что ж, если это мое последнее Рождество и Новый год с семьей, то я хочу провести его на двух ногах! Я сказала своему замечательному хирургу, что абсолютно свободна 6 января, и он согласился сделать операцию после праздников.

Мы провели чудесное семейное Рождество с нашим трехлетним сыном Кевином. К счастью, он не догадывался о предстоящей трагедии.

Мы с мужем отправились на свадьбу нашего друга. У меня болело бедро, но Рик крепко держал меня, и мы танцевали всю ночь напролет, наслаждаясь каждым волшебным моментом.

Новый год мы отпраздновали всей нашей большой семьей: смеялись, делились впечатлениями и создавали воспоминания. Каждое лицо и улыбка запечатлелись в моем сердце. Мы занимались любовью и прижимались друг к другу, испытывая в равной степени надежду и страх. 6 января приближалось слишком быстро.

Рик держал меня за руку, пока меня не увезли в операционную; держал, когда я очнулась и пришла в себя. Я перевела взгляд вниз и увидела под простыней очертания одной ноги там, где их должно было быть две. Я знала, что ноги больше нет, но мозг не хотел с этим соглашаться. Что-то было не так. Боль была невыносимой. Как могло так сильно болеть то, чего уже не было? Никто не предупреждал меня о фантомных болях.

На протяжении всего моего пребывания в больнице Рик был рядом. Он держал меня за руку, говорил ласковые слова и массировал то место, где «должна была» находиться моя нога. Некоторые мужчины убегают, когда их супруги заболевают. Если они не могут починить что-то, что поломалось, то ощущают себя неудачниками. Браки часто рушатся, когда один из супругов серьезно болен. И не потому, что люди перестают друг друга любить. Мой муж никогда не думал о том, чтобы бросить меня. Рик не считал меня сломанной, поэтому не видел необходимости что-то чинить.

Нам всегда нравилось заниматься любовью, и проявление взаимной ласки нам обоим давалось легко, но теперь я стала нервничать и стесняться в объятиях своего мужа. Хирург сказал, что мне потребуется шесть недель, прежде чем приступать к интимным отношениям, однако теперь близость была последним, о чем я думала. Я больше не чувствовала себя красивой. Мне казалось, что мой муж не будет желать меня так же, как тогда, когда я была здоровой и с двумя ногами. Испугавшись, что мое новое тело может показаться ему отвратительным и он отвернется от меня, я начала плакать. Обняв меня, он поцеловал мое лицо и провел пальцем по стекающим слезам: «Что случилось, милая? Тебе больно?» Как я могла объяснить моему милому мужчине, что боль в отсутствующей конечности не идет ни в какое сравнение с той, что я испытывала в своем сердце при мысли о том, что могу потерять его?

Я ревела в его объятиях, повторяя:

– Я не буду винить тебя, если ты захочешь расстаться. Я уже далеко не та девушка, на которой ты женился пять лет назад, Рик, – слова комом вставали в горле, – ты не подписывался на это, все в порядке, если ты не сможешь больше любить меня. Я понимаю.

Он притянул меня к своей груди и прошептал нежные слова, которые я никогда не забуду:

– Гленда, я женился на тебе не из-за твоих ног. – Он сделал паузу и нежно поцеловал меня. – К тому же разве ты еще не поняла, что твоя грудь нравится мне намного больше.

Мы оба расхохотались, и я наконец поверила, что с нами все будет хорошо. Больше я никогда не сомневалась в любви своего мужа – равно как и в его способности прогонять любые мои страхи.

В ноябре 1990 года, менее чем через три года после ампутации, в нашей семье действительно появился еще один ребенок – я смогла родить идеального мальчика весом семь фунтов и четырнадцать унций, которого мы назвали Эндрю. Что касается меня и Рика, то мы продолжаем друг друга любить и смеемся очень часто.

Гленда Стендевэн

Нет места упрямству

 
Чтобы жизнь семейную свою
Всю прожить блаженно, как в раю,
Если ты виновен – повинись,
А если прав – заткнись.
 

Огден Нэш

Мы с Нилом встретились в отделении травмпункта. Он был владельцем местного ресторана, порезавшим себе лицо случайным осколком, я – врачом, зашивавшим его рану. Мне понравилась его улыбка и чувство юмора, однако в тот день у нас ничего не вышло.

Мы оба были приглашены на прекрасную свадьбу. Церемония проходила на открытом воздухе. Пока новобрачные фотографировались, я подошла к Нилу и спросила, помнит ли он меня. Он честно признался, что нет. Дальше наши версии разнятся. Нил утверждает, что следующим моим вопросом было:

– Может быть, гиподермальная игла и новокаин вам о чем-то напомнят?

Не думаю, что когда-либо в жизни произносила словосочетание «гиподермальная игла» – мне кажется, так делают лишь врачи, выступающие в телевизионных шоу. Так что я почти уверена, что Нил неправ. Моя же версия истории такова: яркое солнце светило ему в глаза, и он не узнал меня, поэтому я вежливо представилась заново. Мы о чем-то поболтали буквально пару минут, а потом ему нужно было уезжать.

– Я работаю в ресторане сегодня вечером. Если хочешь – заходи, – сказал он мне на прощание.

Это было целенаправленное приглашение или случайно брошенная фраза потенциальному клиенту?

Слова Нила вызвали в моей душе странное чувство беспокойства, но я все равно обещала подруге Кэтрин пойти с ней на вечеринку, так что постаралась выбросить приглашение из головы. Вечеринка получилась веселой, однако я не смогла толком насладиться ею, потому что была слишком поглощена своими мыслями.

– Все в порядке? – спросила наконец Кэтрин.

– Я очень хочу пойти в его ресторан, – ответила я.

Кэтрин была отличной подругой, поэтому, не задумываясь, с энтузиазмом подхватила:

– Я тоже. Пойдем!

В ресторане мы едва нашли свободный столик. Через две минуты появился Нил, чтобы принять наш заказ.

Он что, действительно сам обслуживает столики или это его способ завязать со мной разговор?

На минуту я почувствовала себя школьницей.

Когда еда была готова, Нил принес ее за наш столик и подсел к нам. Спустя какое-то время Кэтрин любезно удалилась, а мы с Нилом продолжили начатый на свадьбе разговор. Мы обсудили пляж – оказалось, что мы оба обожаем океан. Потом поспорили о книгах – оба любили читать. Еще мы поболтали немного о некоторых видах спорта, о которых до этого дня я ничего не знала, – таких как каякинг, спелеотуризм и водные лыжи.

Я уже была на крючке.

В один момент (что было для меня совершенно нехарактерно) я набралась храбрости и спросила, не хочет ли он как-нибудь пообедать где-нибудь помимо своего ресторана.

– С радостью, – ответил он.

Мы договорились встретиться в другом ресторанчике через два дня.

– Ох, девочка, да ты попала! – смеялась Кэтрин. И она была права, хотя чуть было не позволила своему упрямству все испортить. Дело в том, что в нашей истории есть еще один момент, относительно которого мы с Нилом не совпали во мнениях.

Мы решили встретиться в полдень в бистро «У Харба». Я пришла вовремя, взволнованная от мысли, что снова увижу его, и сказала официантке, что подожду с заказом, пока не придет мой спутник. Я ждала. И ждала. Стрелки часов медленно отсчитали первый час. Смутившись, я заказала чашку кофе и стакан воды. Я не могла понять, неужели я перепутала время? Официантка оказалась отзывчивой девушкой и периодически проверяла, не нужен ли мне еще кофе, но в остальном оставила меня в покое.

Постепенно я стала злиться. Да у меня полно других дел, которыми я могла бы заняться! Я парилась и томилась здесь уже второй час, боясь даже отойти в туалет, чтобы не упустить его. Наконец, после двух с половиной часов ожидания, я сдалась. Возвращаясь к машине, я бормотала себе под нос: Как он смеет так тратить мое время! Как грубо и бесцеремонно! Ну и придурок!

К моменту возвращения домой мое возмущение достигло предела. Я решила позвонить в ресторан, чтобы все высказать Нилу напрямую.

– Извините, его нет на рабочем месте с обеда, – сказала официантка, поднявшая трубку, – вообще, мне кажется, что у него сегодня свидание.

Рассвирепев, я резко ответила:

– Ну, тогда передайте ему, что он пропустил прием у врача, и я требую уведомлять меня об отмене за двадцать четыре часа!

Как только эти слова сорвались с моих губ, меня охватил ужасный стыд. Я захлопнула телефон, в равной степени испытывая неловкость и злость.

Тем временем Ник ждал меня буквально за углом, в другом бистро под названием «Трэвелерс». Он оказался более терпеливым и ушел лишь по прошествии трех часов. Когда он вернулся на работу, его менеджер сообщила:

– Звонила ваш врач. Сказала, вы пропустили прием.

Буквально на секунду Нил растерялся, но потом понял, что я – и есть врач.

– О чем она говорит? – закричал он. – Я ждал три часа!

Менеджер сочувственно проговорила:

– Ничего себе, как долго! Я бы больше не пошла к такому врачу.

На этом наша история могла закончиться. Гнев, смущение и гордость заставляют нас совершать самые разные поступки, о которых мы потом сожалеем. Всю первую неделю я лелеяла свое праведное негодование. На второй у меня стали появляться вопросы: неужели он специально не пошел на свидание со мной? Как жестоко идти на свидание с кем-то другим, когда у нас уже были совместные планы. Или он забыл, что должен был встретиться со мной? И наконец сердце взяло верх. Мне ведь действительно очень понравилось его чувство юмора. Понравилось то, что он читал книги и был достаточно смелым, чтобы заниматься спелеотуризмом и катанием на водных лыжах. Итак, на третьей неделе, заручившись поддержкой Кэтрин и сделав пару глубоких вдохов, я позвонила в ресторан и попросила позвать Нила к телефону.

– Почему ты продинамила меня? – возмущенно спросил он. – И зачем оставила оскорбительное сообщение?

– Да о чем ты говоришь? – воскликнула я. – Это же ты продинамил меня!

Потом мы поняли, что случилось. Договорились не спорить о том, кто из нас ошибся, и решили встретиться в совершенно другом месте на следующий день. На этот раз мы оба пришли пораньше, а о продолжении этой истории вы уже, наверное, и так догадались.

Это был вовсе не последний раз, когда я проглотила свою гордость, равно как и не последнее недоразумение, которое когда-либо возникало у нас с Нилом, однако я усвоила урок. Представьте, что я могла бы потерять, если бы, поддавшись глупому упрямству, не позвонила ему в тот день!

К счастью, с годами мы научились слышать друг друга лучше. И извиняться, если что-то идет не так.

Коллин М. Арнольд