Текст книги "Шок будущего"

Автор книги: Элвин Тоффлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 42 страниц)

ЖИВОЕ ОКРУЖЕНИЕ

Знания, полученные при этих исследованиях, позволят соорудить фантастические имитации мира и, кроме того, создать сложное живое окружение, которое, с согласия потребителя, будет подвергать его опасностям или вознаграждать. Достаточно бесцветный вариант такой игры – современные сафари в Африке. В будущем творцы ощущений могут, например, устраивать казино, в которых потребитель играет не ради денег, а ради ощущений: скажем, при выигрыше он получает свидание с очаровательной и податливой дамой, а при проигрыше – сутки одиночного заключения. По мере повышения ставок назначаются все более изысканные вознаграждения и наказания.

Проигравший может несколько дней служить «рабом» у выигравшего (по добровольно принятым условиям игры). Вознаграждением может быть бесплатное электронное возбуждение центра удовольствия в мозгу – скажем, на десять минут. Проигравший получает порку либо ее психологический эквивалент: выигравшим разрешается целый день изливать на него свою агрессивность и враждебность – глумиться над ним, кричать, браниться и ущемлять «я» проигравшего иными способами.

Игроки по – крупному могут пытаться выиграть сердце или иной орган для пересадки, если такое понадобится на будущее. Проигравшим будет грозить утрата почки. Создатели ощущений могут обращаться за идеями к Крафт – Эбингу или маркизу де Саду. Их возможности будут ограничены лишь воображением, техническим снаряжением и повсеместно ослабленной моралью. Поднимутся города игорных домов, затмевающие Лас – Вегас и Дювилль, соединяющие в себе черты Диснейленда, всемирных ярмарок, мыса Кеннеди, клиники Мэйо[168]168
  Ричард Крафт – Эбинг (1840–1902) – немецкий психоневролог, известный своими работами по сексопатологии. Лас – Вегас – город в США со знаменитыми игорными домами. Дювилль – фешенебельный французский курорт. Клиника Мэйо – известнейший медицинский центр США с несколькими больницами и гостиницами. – Примеч. пер.


[Закрыть], притонов Макао[169]169
  Блистательное и дерзкое проникновение в суть азартной игры и ее философское осмысление см.: «Лотерея в Вавилоне» Хорхе Луиса Борхеса – аргентинского философа – эссеиста, рассказ опубликован в сборнике под названием «Лабиринты».


[Закрыть].

Вот еще примеры того, как события наших дней предрекают будущее. Рядовая американская телевизионная программа «Игра в свидания» вознаграждает игроков ощущениями; аналогичная тема недавно обсуждалась в парламенте Швеции. Речь шла о том, что порнографический журнал премировал читателя недельной поездкой на Майорку в компании с одной из своих «топлесс – моделей». Консервативный член парламента внес запрос: пристойны ли такие действия? По – видимому, он ощутил облегчение, когда министр финансов Гуннар Стренг ответил, что эти операции подлежат налогообложению[170]170
  О случае с «топлесс-премией» сообщалось в Sweden Now, April, 1968, с. 6.


[Закрыть].

Возможны сочетания искусственно созданных и спонтанных ощущений – сочетания, при которых резко нарушается контакт человека с реальностью. В ярком романе Рэя Бредбери «451° по Фаренгейту» семейная пара, жители предместья, из последних сил копят деньги, чтобы приобрести видеоэкраны на три или четыре стены – это позволит им участвовать в некоей разновидности телевизионной психодрамы. Они станут актерами – соучастниками «мыльных опер», длящихся неделями и месяцами, причем будут чрезвычайно глубоко погружены в действие. И сейчас мы с помощью развитых коммуникационных технологий фактически начинаем продвигаться к внедрению таких интерактивных фильмов. В будущем сочетание имитации с «реальностью» породит множество продуктов индустрии ощущений – и во множестве вариаций.

Однако психофирмы завтрашнего дня не будут торговать лишь отдельными, штучными ощущениями. Они предложат последовательность ощущений, организованных таким образом, что само их сочетание будет придавать окраску, гармоничность или контрастность людской жизни, которой недостает этих качеств. Красота, волнения, опасности или восхитительные чувства будут по программе сменять друг друга. Такие цепочки (или последовательности) ощущений смогут частично создать основу жизни для людей, которые в ином случае жили бы хаотично и неструктурированно. Здесь психофирмы, без сомнения, будут сотрудничать с общественными центрами душевного здоровья. В результате психофирмы скажут: «Позвольте нам спланировать для вас вашу жизнь – хотя бы частично». В текучем, полном перемен мире завтрашнего дня это предложение найдет множество заинтересованных потребителей. Комплексные ощущения, ожидаемые в будущем, уйдут далеко за пределы воображения богатых потребителей; все вокруг будет наполнено бессчетными новациями. Психофирмы будут наперебой создавать самые диковинные, самые приятные ощущения. Скорее всего некоторые из этих ощущений – как в случае со шведской «топлесс – моделью» – будут выходить за пределы даже грядущих, расширенных социальных ограничений. Их могут скрытно предлагать публике незарегистрированные, подпольные психофирмы, и это лишь придаст ощущениям волнующий привкус запретного плода.

(Скрытно действует древнейшая разновидность индустрии ощущений – проституция. Кроме нее, в этот подпольный бизнес входит много других незаконных видов деятельности, но ему недостает воображения и технических средств. В будущем все изменится. Напрашивается простое сравнение с возможностями общества, которое к 2000 г. – или даже раньше – создает роботов, совершенные компьютеры, индивидуальные наркотики, стимулирующее и приносящее удовольствие зондирование мозга, равно как иные технические новинки.)

Разнообразнейшая продукция ощущений, предлагаемая потребителю, будет разрабатываться дизайнерами ощущений, рекрутируемыми из наиболее творческих членов общества. Рабочая поговорка у них будет такая: «Когда не можешь подать на стол реальность, найди заменитель. Если хорошо сработаешь, потребитель в жизни не заметит разницы». Границы между реальным и ирреальным будут размываться, и общество встретится с серьезными проблемами – что не отменит и даже не замедлит возникновения «индустрии психообслуживания» и «психофирм». Огромные синдикаты, опоясывающие весь мир, будут сооружать сверхдиснейленды, столь разнообразные по масштабам, возможностям и эмоциональному воздействию, что сегодня это трудно себе представить.

Поэтому мы можем лишь наметить смутные очертания сверхиндустриальной экономики будущего, идущей на смену экономике обслуживания. В сельском хозяйстве и промышленном производстве будет занято все меньше и меньше работников, поскольку обе отрасли станут почти полностью автоматизированными. Оформление этой новой продукции и процесс разработки более прочной и красивой, более эмоционально насыщенной и «психологичной» упаковки, напротив, потребует всей изобретательности самых лучших и находчивых предпринимателей завтрашнего дня.

Сектор обслуживания колоссально расширится по сравнению с сегодняшним днем, и в нем также увеличится процент времени, энергии и средств, выделяемых корпорациями на психологическую сторону обслуживания. Инвестиционные компании – например, с внутренними взаиморасчетами – могут применять игровые компоненты обслуживания, предлагая держателям акций некое некоммерческое вознаграждение и дополнительные переживания. Страховые компании могут не только выплачивать страховки по смерти, но и по нескольку месяцев опекать вдов и вдовцов, обеспечивая им сиделок, психологические консультации и иную помощь. Основываясь на подробной информации о своих потребителях, эти компании могут учредить компьютерный поиск новых спутников жизни для овдовевших людей. Говоря коротко, обслуживание должно стать гораздо более сложным и тщательно разработанным. Будет уделяться внимание психологическим обертонам продукции в целом и всех ее составляющих. В конце концов мы увидим неудержимый рост компаний, уже целиком занятых производством ощущений, увидим формирование абсолютно новых предприятий, как коммерческих, так и некоммерческих, которые станут разрабатывать, комплектовать и распространять спланированные или программированные ощущения. Искусства станут – как сказали бы Рёскин или Моррис[171]171
  Джон Рёскин (1819–1900) – английский писатель, искусствовед и социолог. Моррис – по – видимому, имеется в виду Уильям Моррис (1834–1896), английский художник и поэт. – Примеч. пер.


[Закрыть] – служанками индустрии. Психофирмы и другие предприятия будут нанимать множество актеров, режиссеров, музыкантов и оформителей. Рекреационная индустрия будет расти, поскольку сама природа досуга начнет определяться в терминологии ощущений. Средства связи и компьютеры также найдут для своих машин и программ важный рынок в производстве ощущений. Короче говоря, отрасли, которые тем или иным способом связаны с технологиями, воздействующими на восприятие, отрасли, производящие что – то, кроме материальной продукции и традиционного обслуживания, будут расширяться наиболее стремительно. В итоге творцы ощущений создадут основной – если не главный – сектор экономики. И тогда процесс психологизации будет завершен.

ЭКОНОМИКА ЗДРАВОГО СМЫСЛА

Сутью грядущей экономики, объявляет Служба долговременного планирования Стэнфордского исследовательского института, будет «основной упор на внутренние потребности индивидуума и группы людей в той же мере, как и на материальные нужды». Этот новый акцент, по мнению института, будет проставлен не только из – за требований потребителя, а ради выживания самой экономики. «В странах, где все основные материальные потребности можно удовлетворить с помощью трех четвертей или даже половины производственного потенциала, необходимы фундаментальные изменения для поддержания здоровья экономики»[172]172
  Отчет Стэнфордского исследовательского института пит. по: A Social and Cultural Framework for 1975 by Ely M. Brandes and Arnold Mitchell в (183), с. 172.


[Закрыть].

Именно это совместное давление – со стороны потребителей и тех, кто хочет развития экономики – продвинет развитые технические общества к индустрии ощущений будущего.

Это продвижение может быть замедлено. Измученные голодом людские массы во всем мире могут и возмутиться, когда привилегированное меньшинство этого же мира вступит на путь психологических излишеств. Есть что – то отвратительное, с точки зрения морали, в том, что группа людей стремится потворствовать себе психологически, ищет новых и редкостных удовольствий, а основная часть рода человеческого живет в нищете и голоде. Развитые страны могут отсрочить явление «ощущенчества», временно поддерживать обычную экономику, максимизируя традиционное производство, а затем учредить по – настоящему мощные программы борьбы с нищетой в других странах.

Выпуская «излишнюю» продукцию и, как следствие, отдавая ее на сторону, заводы смогут продолжать работу; излишки сельскохозяйственного производства найдут себе применение, и общество в целом будет по – прежнему нацелено на материальные потребности. Пятидесятилетняя, например, кампания по уничтожению голода во всем мире будет иметь огромное моральное значение, а развитые страны получат столь необходимое время для мягкого перехода к экономике будущего.

Такая пауза даст нам время всерьез поразмыслить о философских и психологических последствиях индустрии ощущений. Если потребители не смогут ясно отличать реальное от имитированного, если целые отрезки их жизни будут на коммерческой основе программироваться, то перед нами встает комплекс психоэкономических проблем головокружительной сложности. Эти проблемы подвергают сомнению наши главнейшие понятия не только и не просто о демократии и экономике, но о самой природе здравого рассудка, здравого смысла.

Один из важнейших и до сих пор не заданных вопросов нашего времени: каково в нашей жизни соотношение между искусственными, заимствованными и непосредственными ощущениями? Ни одно из предыдущих поколений не испытывало и десятой доли тех искусственных ощущений, что мы щедро отпускаем себе и своим детям. Никто не имеет истинного понятия о том, как такой кардинальный переворот воздействует на личность. Наши дети физически взрослеют раньше, чем мы. Время первых менструаций с каждым десятилетием наступает раньше на четыре – шесть месяцев[173]173
  Информацию о раннем созревании детей см.: (166), с. 39–40.


[Закрыть]. Средний рост людей увеличивается еще быстрее. Телевидение, потоки информации обусловливают и преждевременное умственное развитие. Но что происходит с эмоциональным развитием, когда возрастает доля заимствованных ощущений? Способствует ли возрастание заимствований эмоциональному взрослению или, напротив, замедляет его?

И наконец, что произойдет, когда, нащупывая новые направления, экономика всерьез займется производством ощущений уже в собственных целях? Таких ощущений, которые размоют границы между заимствованным и подлинным, между подделкой и реальностью? Одно из определений здравого смысла – способность отделить реальное от ирреального. Понадобится ли нам тогда новое определение?

Пора задуматься над этими вопросами, но, возможно, в любом случае обслуживание в конце концов возьмет верх над материальным производством, а индустрия ощущений – над обслуживанием. Рост производства ощущений может быть всего лишь неизбежным следствием изобилия, поскольку удовлетворение простых материальных потребностей открывает дорогу для новых, более сложных и изысканных удовольствий. Мы продвигаемся от «экономики брюха» к «экономике души», ибо сейчас только душа требует насыщения.

Мы стремительно движемся к такому обществу, в котором вещи, предметы, материальные сооружения становятся все более недолговечными. Не только отношение людей к вещам, но и сами вещи. И возможно, ощущения – единственное, что потребитель не сможет отторгнуть, выбросить в мусор, как одноразовую бутылку из – под шипучки или зазубренное бритвенное лезвие.

Для старинной японской знати любой цветок, каждая супница или пояс «оби» были наполнены многозначным смыслом; любой предмет был символичен и имел ритуальное значение. Движение к психологизации материальных предметов ведет нас в аналогичном направлении, но это вступает в противоречие с мощным рывком к быстротечному, мимолетному, в котором предметы сами по себе становятся преходящими. Потому нам и легче придать символическое значение обслуживанию, чем реальным вещам. И в конце концов мы уйдем за пределы экономики обслуживания, за пределы воображения нынешних экономистов, мы станем первой цивилизацией в истории, которая заставит высокие технологии производить самый недолговечный, но и самый устойчивый продукт: человеческие ощущения.

Глава 11. СЛОМАННАЯ СЕМЬЯ

На нас вот – вот обрушится поток новаций. Из университетов и исследовательских центров – на заводы и в конторы; с рынка и из массовых средств информации – на наши социальные отношения; из общества – на домашнюю жизнь. Новации глубоко проникнут в нашу частную жизнь и создадут небывалые напряжения внутри семей.

Некогда семья считалась «могучим средством от ударов общества»; после сражений с большим миром человек возвращался в семью избитым, в синяках и обретал здесь единственно устойчивое место среди все более изменчивого окружения. Но по мере развития сверхиндустриальной революции это «противошоковое средство» само становится источником шоков.

Для критиков общества наступило блаженное время спекуляций: семья «на грани полного исчезновения», заявляет Фердинанд Ландберг в труде «Наступающее преобразование мира»[174]174
  Ландберг пит. по: (163), с. 295.


[Закрыть]. Ему вторит психоаналитик Уильям Вулф: «Семья мертва; она держится первый год или два после рождения ребенка. Такой будет ее единственная функция впредь»[175]175
  Замечания Вулфа – из его интервью автору.


[Закрыть]. Пессимисты уверяют нас, что семья стремительно уходит в небытие, но редко говорят, что именно придет ей на смену. Напротив, оптимисты уверяют: как семья существовала во все времена, так и будет существовать. Некоторые даже пытаются доказать, что семья приближается к своему золотому веку. С увеличением досуга, теоретизируют они, члены семьи будут все больше времени проводить вместе и получать большое удовлетворение от совместной деятельности. «Семья, где все вместе играют, вместе и остается», – и так далее[176]176
  О досуге как факторе, скрепляющем семью, см.: (183), с. 7.


[Закрыть].

Есть воззрения и более глубокие: бури грядущего времени заставят людей глубже уйти в семью. «Люди будут вступать в брак, чтобы войти в устойчивую структуру», – пишет доктор Ирвин М. Гринберг, профессор психиатрии Медицинского колледжа Альберта Эйнштейна. С этой точки зрения семья служит человеку «компактной корневой системой», страхующей его в бурях перемен. Короче говоря, чем изменчивей и непривычней внешний мир, тем более важной становится роль семьи.

Возможно, в этом споре обе стороны неправы, поскольку будущее различимо яснее, чем кажется. Семья может и не исчезнуть, и не войти в новый золотой век. Вероятнее всего, что она разобьется вдребезги, но лишь затем, чтобы потом принять новый и странный облик.

ТАИНСТВО МАТЕРИНСТВА

Самая очевидная из всех сил, грозящих семье разрушением в ближайшие десятилетия, – новая технология деторождения. Ныне следует считать реальной возможность заранее выбрать пол младенца или даже запрограммировать его IQ, предопределить его внешний облик и черты личности. Имплантация эмбрионов, выращивание младенцев «в пробирке», возможность принять пилюлю и тем обеспечить себе рождение двойни или тройни – и более того, возможность пойти в «эмбриобанк» и попросту приобрести эмбрионы, – все это уходит столь далеко за пределы любого человеческого опыта, что в будущее надо смотреть скорее глазами поэта или живописца, чем социолога или традиционного философа. Принято считать, что обсуждение таких материй не слишком академично и даже легкомысленно. Но достижения науки и техники – или даже одной репродуктивной биологии – могут очень скоро смести ортодоксальные понятия о семье и ее обязанностях. Если детей начнут выращивать в лабораторных колбах, то что тогда произойдет с самим понятием материнства? И что будет с представлениями женщины о себе, если общество от начала времен считало первейшей миссией женщин рождение и воспитание детей?

Пока что немногие социологи начали заниматься этими проблемами. Один из них – психиатр Хаймен Г. Вайтцен, заведующий психоневрологической службой Нью – Йоркской поликлинической больницы. Он полагает, что цикл деторождения «удовлетворяет главную творческую потребность большинства женщин… Они гордятся своей способностью рожать детей… Особая аура благости, окружающая беременных женщин, нашла широкое отображение в литературе и искусстве как на Западе, так и на Востоке». Вайтцен задается вопросом: что произойдет с культом материнства, если «ребенок в буквальном смысле не будет потомством женщины, а вырастет из генетически «выдающейся» яйцеклетки, перенесенной в ее матку от другой женщины или даже из чашки Петри?» По его мнению, если женщины будут иметь общественный вес, то уже не потому, что они могут рожать детей. Близится конец мистического отношения к материнству[177]177
  Вайтцен цитируется по статье The Programmed Child in Mademoiselle, January 1966, c. 70–71.


[Закрыть].

Не только материнство, но и само понятие родительского статуса может быть радикально пересмотрено. На деле вскоре может оказаться, что в рождении ребенка могут участвовать больше двух биологических партнеров. Доктор Беатрис Минц, специалист по биологии развития из Филадельфийского института исследований рака, вырастила создания, которых называют «мультимышами», поскольку у них много родителей. «Мультимышей» получали следующим образом: из двух беременных самок извлекались эмбрионы; их помещали в лабораторную кювету и выращивали там, пока два зародыша не превращались в единый растущий эмбрион. Тогда его помещали в матку третьей мыши. Появившийся на свет мышонок нес на себе явные генетические характеристики обеих пар мышей – доноров. Эти типические «мультимыши», рожденные от двух пар родителей, имели белую шерсть и белые усы на одной стороне головы, темные шерсть и усы на другой стороне, а на теле – полосы обоих цветов. Выращенные таким образом 700 мышей уже произвели больше 35 000 потомков[178]178
  Об экспериментах с «мультимышами» сообщалось в The New York Times, May 30, 1968.


[Закрыть]. Итак, если уже есть «мультимыши», то почему бы не появиться «мультилюдям»?

Кого надо считать родителем при таких обстоятельствах? Когда женщина вынашивает ребенка, зачатого в матке другой женщины, кто его настоящая мать? И совершенно так же – кто отец? Когда супружеские пары действительно смогут покупать эмбрионы, статус родителей станет понятием юридическим, а не биологическим. Если такой процесс не будет под строгим контролем, то можно представить себе гротескную ситуацию: некая пара покупает эмбрион, выращивает его «ин витро»., а затем покупает второй эмбрион – от имени первого, в качестве его доверенных лиц. Юридически эта пара может стать «дедом и бабкой», когда первый ребенок еще будет ходить в коротких штанишках. Нам потребуется новая терминология для обозначения таких родственных связей.

Более того, если эмбрионы продаются, почему бы фирме не купить одну штуку? Или десять тысяч штук? И продать их? А если не фирме, то как насчет некоммерческой лаборатории? Еще вопрос: покупая и продавая эмбрионы, не возвращаемся ли мы к рабовладению в новой форме? Таковы кошмарные вопросы, которые нам вскоре придется обсуждать. Поэтому абсолютно неразумно размышлять о будущем семьи только в общепринятых понятиях.

Перед лицом стремительных социальных перемен и потрясающих возможностей научной революции члены сверхиндустриального общества могут быть принуждены к экспериментам с новыми формами семьи. Возможно, предприимчивые малые группы будут опробовать некие экзотические семейные отношения. Они начнут с изменений существующих форм семьи.