Текст книги "Потомки джиннов"

Автор книги: Элвин Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Не обращая внимания на хлюпика, я повернулась к решётке, за которой стояла маленькая демджи в зелёном халате. Крошечное солнце всё ещё светилось в её ладонях, огромные тревожно-алые глаза уставились на меня.

– Значит, ты… – начала я, торопливо сбив замок, но девочка проворно распахнула решётку и кинулась в другой конец коридора.

– Самира! – позвала она, наклонившись к решётке, но не касаясь железных прутьев.

Мне в её возрасте про железо и демджи никто не рассказывал. Я прислонилась к стене. Схватка закончилась, наваливалась усталость.

– Раная!

Другая узница бросилась к решётке и опустилась на колени, глядя девочке в лицо. Когда-то красивая, но теперь, после тюрьмы, измождённая, с осунувшимся лицом и запавшими глазами. Никаких признаков демджи, человек как человек. Не старше меня, в матери девочке не годится. Сестра?

Она потянулась сквозь решётку и погладила малышку по щеке.

– Ты как?

Юная демджи обернулась ко мне с сердитой гримасой.

– Выпусти её! – Не просьба, а приказ, отданный привычным тоном.

– А тебя не учили говорить «пожалуйста», девочка? – не сдержалась я, хоть здесь было и не место для воспитательных уроков, да и учитель из меня неважный.

Раная сверлила меня взглядом. На других он наверняка действовал. Даже мне, привыкшей к демджи, стало не по себе от этих огненно-алых глаз. По легендам, такой взгляд был у злобного Адиля Завоевателя. Девочка привыкла всегда добиваться своего, но я не из тех, кто привык подчиняться, а потому спокойно ждала, перебирая в пальцах послушные песчинки.

– Выпусти её, пожалуйста, – пробормотала она наконец и тут же топнула ногой. – Сейчас же!

«Ну что ж, хоть попыталась», – подумала я, со вздохом отлепившись от стены.

– Отойди! – Я тоже умею командовать.

Едва замок успел упасть, Раная кинулась к девушке и крепко обняла её, вцепившись в грязный халат одной рукой, а другой – продолжая сжимать сияющий шар.

Магический солнечный свет озарил дальние уголки камеры, и я смогла разглядеть других узников – около дюжины, только женщины и девушки. Они лежали вповалку в страшной тесноте, но уже поднимались на ноги и проталкивались к выходу, отчаянно стремясь на волю, а Имин с Махди старались поддерживать порядок.

В остальных камерах было то же самое. Из мрака смотрели лица, прижатые к решёткам, в глазах светились страх и надежда. На одном из убитых тюремщиков нашлась связка ключей, и мы стали отпирать другие камеры – это было всё же легче, чем разбивать замки. Узницы толпились в коридоре: кто-то обнимал родных, кто-то просто стоял, затравленно озираясь по сторонам.

– А где же мужчины? – спросила я Самиру, когда та наконец выпустила из объятий юную демджи. Спросила, хотя уже знала ответ.

– Они были опаснее нас, – потупилась девушка. – Так сказал Малик, когда… – Она умолкла и зажмурилась, словно пыталась вытеснить из памяти картину массового убийства. – И потом, за них не выручишь денег.

Я встретила её многозначительный взгляд, брошенный поверх головы Ранаи, и до меня не сразу дошло, что все женщины в тюремных камерах – молодые. В последнее время участились слухи о работорговцах, наживавшихся на войне. Девушек похищали из нашей части пустыни и продавали солдатам, которые истосковались по женскому телу, и богачам в Измане. А у демджи была своя особая ценность.

– Раная… – Перед глазами вдруг всплыл образ той женщины в куфии с синими цветами, которая спрашивала, не одна ли я из них. Её интерес теперь стал понятен. – Раная, твоя мать тревожится о тебе.

Всё так же прижимаясь к груди Самиры, девочка окинула меня презрительным взглядом.

– Почему же тогда она не пришла спасти меня?

– Раная! – с укором прошипела старшая. Похоже, не одна я пыталась научить юную демджи хорошим манерам.

Самира тяжело оперлась на дверь камеры, и я подала ей руку, помогая подняться на ноги. Девочка продолжала цепляться за полу её грязного халата, отчего двигаться было ещё труднее.

– Прости её, – вздохнула Самира, указывая глазами на Ранаю. Тот же резкий северный выговор, что у Шазад, но чуть мягче. – Ей не часто приходилось общаться с незнакомцами.

– Она твоя сестра?

– Как бы да. – Девушка погладила малышку по голове. – Мой отец – эмир Сарамотая… был. Теперь он умер. – За спокойным сухим тоном пряталась боль, и я понимала, каково наблюдать смерть родителей. – Раная родилась от дворцовой прислуги, и когда её мать поняла, что ребёнок… особенный, то упросила отца скрыть это от галанов. – Самира бросила на меня проницательный взгляд. Для большинства я могла сойти за обычного человека, но тех, кто достаточно имел дело с демджи, мои синие глаза обмануть не могли, как и случилось при первом знакомстве с Жинем. – Думаю, ты понимаешь почему.

Самой мне просто повезло. Шестнадцать лет прожила в пустыне, захваченной галанами, и никто меня не разоблачил. Ранае с её огненными глазами такое не удалось бы, а для чужеземцев любой отличающийся от людей был монстром ничуть не лучше гуля или нетопыря. Девочку убили бы, как только заметили.

Самира снова нежно провела рукой по волосам малышки демджи, как, наверное, множество раз до того, укладывая спать.

– Когда мы увидели… это, – продолжала она, кивая на солнечный шар в руке Ранаи, – отец сказал, что на землю вернулась принцесса Хава.

Легенда о принцессе-волшебнице была одной из моих любимых. На заре человечества, когда Разрушительница ещё сеяла страх повсюду, у самого первого султана в Измане родилась дочь Хава. Голос её был столь прекрасен, что те, кто его слышал, падали на колени в благоговении. В конце концов пение девушки привлекло страшного гуля, который принял облик одного из слуг. Он вырвал у неё глаза, но Хава вскрикнула от боли, и, прежде чем гуль успел забрать и язык, на помощь пришёл герой Аталла, который обманул гуля и вернул принцессе зрение. При виде спасителя сердце замерло у неё в груди, она почувствовала себя так, будто умирает. Смотреть на Аталлу было мучительно, и Хава отослала его, но от этого стало ещё больнее. Так к смертным впервые пришла любовь.

Однажды до Измана дошли вести, что гули осаждают большой город на другой стороне пустыни, а среди его защитников – Аталла. Каждую ночь враги разрушали городские укрепления, и наутро, когда рассвет прогонял чудовищ, горожанам приходилось возводить их заново. Так продолжалось день за днём, и силы людей уже иссякали. Аталла был почти обречён.

Услыхав об этом, принцесса Хава вышла за стены Измана в пустыню и принялась плакать так горько, что буракки, бессмертный конь из песка и ветра, сжалился над девушкой и явился на помощь. Верхом на буракки она пересекла пески: она скакала и пела, а солнце не уходило, прислушиваясь к ней. Когда же она достигла города вместе с солнцем, гули в страхе попрятались. Ночь не наступала затем целых сто дней, и люди успели возвести мощные, неприступные стены, за которыми они были в безопасности. И там, в городе, Хава вышла замуж за своего любимого Аталлу.

Каждую ночь она стояла на стене, провожая его на битву, а на рассвете встречала. Ещё сто ночей Аталла сражался с гулями, обороняя город, и ни один вражеский коготь даже не поцарапал его. Однако на сто первую ночь случайная стрела долетела до вершины стены и вонзилась в грудь принцессы.

Когда Аталла увидел, что возлюбленная умерла, сердце его остановилось от горя, и набежавшие гули разорвали героя. Солнце вспыхнуло посреди тьмы, оплакивая влюблённых и обращая их врагов во прах. Город был спасён и с тех пор стал называться Сарамотай, что на самом первом языке людей означало «смерть принцессы».

«Может, какой-нибудь джинн нарочно подарил дочери, рождённой за этими стенами, ту же самую способность, что у Хавы? Да нет, та вроде бы была обычным человеком. По крайней мере, так утверждала легенда. В старых сказках даже простые люди обладают чудесными умениями. А может, настоящая Хава и в самом деле не принцесса, а одна из нас, демджи? Стала же красавица Далила в рассказах о султимских состязаниях страшным чудищем с рогами. А Синеглазый Бандит вообще поменял пол!»

– После битвы у Фахали мы успокоились… – Самира крепче прижала к себе девочку. – Но оказалось, что за демджи охотятся не только чужеземцы. – В песках многие верили, что части тела демджи лечат все болезни. Золотокожая Хала, единокровная сестра золотоглазой Имин, потеряла так два пальца, которые отрезали и продали, наверное, чтобы избавить какого-нибудь богача от боли в желудке. – Говорят, даже сам султан ищет…

– Мы знаем, – мрачно кивнула я.

Когда появились эти слухи, меня сразу охватила тревога за Нуршема. Кого ещё может искать султан? Ясно, что он надеется вновь заполучить убийственное оружие, в которое превратился мой брат. Даже мне с моей властью над песками не под силу разрушить целый город. Тем не менее мы старались скрывать, что демджи, повелевающий песчаными бурями, и есть Синеглазый Бандит.

Впрочем, какая разница, живой я сдаваться султану всё равно не собиралась. А вот маленькое солнышко в ладонях Ранаи… Сейчас оно выглядит так безобидно – а если вырастет и станет ярче в сотню раз? Пожалуй, правитель Мираджа может и заинтересоваться.

– Пока вы не пускаете солдат на нашу сторону гор, – продолжала Самира. – Как думаешь, долго продержитесь?

Сколько сможем. Разобьёмся в лепёшку, но не дадим ни с кем сделать то, что сделали с Нуршемом. Пусть Раная и маленькая зазнайка, привыкшая считать себя новым воплощением легендарной принцессы, но она демджи, а мы своих в обиду не даём!

– Её надо убрать из города, – нахмурилась я. Иначе как бы не пришлось и на неё смотреть через прицел ружья. – Я знаю безопасное место.

– Никуда я с тобой не пойду! – фыркнула малышка.

– Принц Ахмед хочет, чтобы демджи могли ничего не бояться, – продолжала я, не обращая внимания, – но пока им требуется защита и присмотр.

– А мне можно с ней? – спросила Самира, поколебавшись.

Я вздохнула с облегчением:

– Конечно… если дойдёшь.

Еле живая от слабости, она двинулась по коридору к лестнице наверх, опираясь на руку Имин. Раная семенила рядом, цепляясь за халат. Я собиралась двинуться следом, но луч магического солнца скользнул по дальней стене камеры, выхватив из тьмы очертания человеческого тела. В углу неподвижно скорчилась женщина.

Вначале я подумала, что она умерла, не выдержав голода и жажды, но затем разглядела, как бледно-жёлтый халат на иссохшем теле чуть шевелится в такт дыханию. Склонившись, я притронулась к её руке, слишком горячей для подземелья, где никогда не бывает дневного света, и поняла, что у несчастной сильная лихорадка.

Ощутив моё прикосновение, женщина распахнула глаза. Во взгляде, устремлённом на меня сквозь грязные спутанные волосы и запёкшуюся кровавую корку, мелькнул ужас.

– Ты можешь встать? – Я протянула руку, но узница лишь молча смотрела на меня огромными запавшими глазами. «Какое там встать, тем более идти, ей и в сознании оставаться тяжело…» – Имин, помоги! – позвала я, обернувшись.

– Захия? – раздался вдруг хриплый шёпот, похожий на истовую молитву. Пересохшая глотка больной ничего больше не смогла выдавить, а затем силы совсем оставили её, и голова бессильно откинулась.

Я застыла как вкопанная. Сердце замерло в груди, как у принцессы Хавы в легенде.

Из Синеглазого Бандита и мятежницы-демджи, отдающей приказы, я на мгновение вновь превратилась в простую девушку из Пыль-Тропы, где в последний раз слышала имя своей матери из чужих уст.

Глава 5

Ко мне подоспела Имин:

– Что там?

– Я…

Комок в горле мешал говорить, прошлое никак не хотело отпускать меня. В пустыне немало других женщин по имени Захия, ничего странного в нём нет… но узница смотрела так, словно узнала, да ещё и назвала имя моей матери!

Нет, взбалмошная девчонка из песков Захолустья осталась в прошлом. Мятежнице-демджи некогда предаваться воспоминаниям.

– Донесёшь её? – кивнула я на бесчувственное тело в углу, стараясь говорить твёрдо.

Золотоглазая, всё ещё в боевом богатырском обличье, легко подхватила женщину на руки, словно тряпичную куклу.

– Амани, не валяй дурака! – прошипел Махди, проталкиваясь навстречу сквозь толпу освобождённых узниц. Эти хотя бы могли сами передвигаться. – Как ты думаешь отсюда сбежать с грузом на руках?

– Мы возьмём её с собой, – процедила я.

Хватит и той ошибки в прошлом, когда я, спасаясь из Пыль-Тропы, бросила своего друга Тамида. В страхе и отчаянии схватилась за руку Жиня и ускакала верхом на буракки, а Тамид лежал на песке, истекая кровью. Девчонка бросила его умирать в ту ночь, и теперь ничего не вернёшь, но Синеглазый Бандит больше никого не оставит в беде!

– Кто из вас умеет стрелять? – повернулась я к женщинам. Они молчали. – Не бойтесь, это не так трудно – наводишь и спускаешь курок. – Самира робко подняла руку, за ней кое-кто ещё. – Заберите у них револьверы. – Я показала на убитых и взяла один для себя. Отщёлкнула барабан, который оказался полон, но тут же ощутила упадок силы от прикосновения к железу и поспешила сунуть оружие за пояс подальше от открытой кожи. Не то чтобы оно необходимо, к моим услугам весь песок пустыни, однако приятно, когда есть выбор. – Всё, пошли!

На опустевших улицах Сарамотая уже царил сумрак. Как-то слишком пусто, ещё не совсем ночь…

– Комендантский час, – объяснил Махди на ходу чуть слышным шёпотом. – Таким образом этот чумазый надеется удержать свою власть над местными.

Презрительное «чумазый» коробило, но защищать Малика, который захватил Сарамотай силой и опорочил имя принца Ахмеда, я не собиралась. Во всяком случае, было непонятно, поможет нам комендантский час или наоборот. На развилке за тюрьмой я замедлила шаг, припоминая, по какой дороге меня привели.

– Как пройти к воротам? – шёпотом спросила я.

Женщины лишь испуганно таращились. Наконец, Самира высвободила руку, за которую цеплялась Раная, и молча показала направо, с трудом скрывая дрожь от страха. Держа палец на спусковом крючке, я повела освобождённых узников вперёд.

Очень не хотелось признавать правоту Махди, но тащить за собой десятки женщин в роскошных, хоть и изодранных, халатах – не самый лучший способ незаметно выскользнуть из враждебного города, а револьверы бывшие узницы держали, будто кошёлки для похода на базар. Правда, Махди мог заговорить кого-нибудь до смерти, но такое оружие нас не спасло бы, а у Имин на руках лежала больная, которая назвала имя моей матери. Оставалось лишь постараться как-то избежать неприятностей – что никогда не было моей сильной стороной.

Тем не менее, пробираясь тихонько обратным путём по опустевшим улочкам Сарамотая, мы не встретили никаких преград. Я уже начинала верить, что затея увенчается успехом, когда за последним поворотом блеснули два десятка ружейных стволов.

«Проклятье!»

Подступы к городским воротам перекрывали солдаты в белых с золотом мундирах. Мираджийская военная форма, не случайные обноски местных стражников, что нашли свою смерть, охраняя тюрьму. Впервые после битвы при Фахали армия султана отважилась вторгнуться в нашу часть пустыни.

Отпустив самое затейливое из сичаньских ругательств, которым научилась у Жиня, я выхватила из-за пояса револьвер.

«Поздно – мы в ловушке».

Прежде чем я успела вмешаться, одна из женщин метнулась назад в лабиринт переулков, словно перепуганный кролик в нору. Однако уйти от ястреба-охотника кролику удаётся редко. Раздался выстрел, хор сдавленных воплей – и крик боли, оборванный второй пулей. Кровь из распластанного на дороге тела смешивалась с песком. Толпа беглянок застыла на месте.

Мой палец окаменел на спусковом крючке. Ружья солдат взметнулись, целясь почти в упор. Что против них один револьвер, даже мой? Какие бы слухи ни ходили в Мирадже, два десятка мишеней я одной пулей не поражу. Дар демджи и то не поможет – кого-нибудь да успеют подстрелить.

– Так вот он какой, Синеглазый Бандит из легенды! – заговорил мужчина в богато расшитом голубом халате и пурпурной куфии не в тон. Узурпатор Малик, новый хозяин Сарамотая, наконец вернулся. Краем глаза я заметила, как сверху из-за стены выглядывает юный Икар. – Мне сообщили, что ты удостоила наш славный город своим высочайшим посещением…

Напыщенная речь давалась ему с трудом. Измождённое лицо с впалыми глазами в свете масляного фонаря смахивало на череп. Я сама выросла в глуши и повидала достаточно таких бедняков, побитых жизнью. Однако этот не принял судьбу с покорностью, а решил примерить на себя чужую вместе с халатом с эмирского плеча, проходив в лохмотьях всю жизнь, полную нужды и страданий.

Руки так и чесались пристрелить кого-нибудь, да что толку – самим бы выбраться живыми. Солдаты султана нервно переглядывались, будто гадали, я ли это на самом деле. Видно, слава моя докатилась и до столицы.

– А ты, стало быть, тот самый Малик, – кивнула я. – Говорили, что ты повесил тут кучу народу во имя принца Ахмеда… однако, похоже, служишь вовсе не ему. – Я шутливо салютовала солдатам. – Тем, кто больше платит, так?

– О нет, я всем сердцем предан делу мятежного принца! – Улыбка Малика в свете фонарей, которые держали солдаты, напоминала волчий оскал. – Принц воюет за свободу и равенство для всех обитателей пустыни, а я всю жизнь кланялся тем, кто считал себя выше. Равенство означает, что кланяться мне больше не придётся – ни султану, ни принцу, ни… – Он повернулся и с ненавистью сплюнул в сторону Самиры, так что та отшатнулась. – Ни твоему отцу!

Его тень метнулась по городской стене туда, где высились каменные фигуры: Хава и Аталла сплели руки над аркой ворот. Я не поднимала взгляда, когда входила сюда, и их не заметила. Интересно, каково им было бы знать, что город, за спасение которого они столько сражались, сгниёт изнутри?

Краска давно уже осыпалась со статуй, разве что куфия на голове Аталлы сохранила красноватый оттенок, а в глазах у Хавы, я могла поклясться, виднелись остатки синевы.

– Я делаю всех равными на свой лад, – продолжал узурпатор. – Какая разница, возвышать низших или ставить на колени высших – все в конце концов уйдут в одну и ту же землю. А она, – кивнул он на Ранаю, – купит нам свободу!

Самира заслонила девочку спиной.

– Ты стоишь не на земле, – произнесла она, сдерживая страх и пылая ненавистью к убийце родных, – а на костях убитых!

Один из людей султана шагнул вперёд.

– Мятежный принц проиграет войну, и Малик это понимает… – Слова звучали фальшиво, офицеру было явно неловко оправдывать грязного выскочку. – Его величество султан согласился пожаловать ему Сарамотай, когда вернёт себе эту часть песков… в обмен на девчонку.

«Хм… От нового демджи вместо сбежавшего Нуршема султан точно не откажется, но я бы не поставила ни единого лаузи на шансы бывшего слуги удержать город под своей властью. На слово султана может полагаться только дурак».

– Силы неравны, – торжествующе ухмыльнулся Малик, – бросай оружие, Бандит.

Я презрительно хмыкнула:

– Меня так зовёт только один человек, а ты рылом не вышел.

Малик вспыхнул как порох. Револьвер, висевший на боку, вмиг оказался у него в руке и упёрся дулом мне в лоб. Ощутив, как за спиной дёрнулась Имин, я подняла руку, останавливая её, – любая неосторожность могла привести к жертвам. Бывшие узницы окаменели, глядя на нас вытаращенными в ужасе глазами. Кто-то тихо заплакал.

Угроза могла подействовать, но чужое железо не впервые обжигало холодом мою кожу.

– Слишком умная, да?

И такое я уже не раз слышала, но объявлять об этом вряд ли было бы умно.

– Малик! – Офицер тревожно поморщился. – Не забывай: султану она нужна живая.

– Ваш султан мне не хозяин! – злобно ощерился узурпатор, ещё сильнее вдавливая мне ствол между глаз. Сердце заколотилось, но я подавила страх. Умирать ещё рано.

– Теряю двадцать фауза, – вздохнула я. – Побилась об заклад, что выберусь из города и никто не остановит.

Малику не хватило ума даже встревожиться из-за моего странного спокойствия.

– Ну что ж, – усмехнулся он, взводя курок, – зато не придётся платить, с мёртвых какой спрос.

– Хватит! – снова дёрнулся офицер, не скрывая раздражения. Видно, сам не ожидал, насколько у предателя плохо с мозгами. Повинуясь взмаху руки начальника, солдаты развернули ружья в сторону Малика.

– Твоё последнее слово, Бандит, – не замечая, продолжал тот. – Не хочешь выпросить пощаду?

– А ты? – раздался вдруг голос у него над ухом.

Малик вздрогнул и напрягся. За последние полгода я наблюдала такое не раз. По его шее поползла тонкая струйка крови, хотя рядом, казалось, никого нет.

Я с облегчением выдохнула. Главная беда невидимой поддержки в том, что не знаешь заранее, откуда её ждать.

Воздух замерцал – иллюзия, созданная Далилой, развеивалась, открывая фигуру Шазад в том месте, где только что, казалось, никого не было. Туго заплетённые чёрные волосы венчали её голову короной, белая куфия свободно лежала на плечах, одежда кочевницы смотрелась щеголевато. В глазах Малика сверкнула бессильная ненависть, быстро сменившаяся страхом. К его горлу был приставлен один из широких изогнутых мечей, хозяйке которых явно не терпелось пустить их в ход.

– Брось-ка ты сам револьвер, – усмехнулась я, – пора задуматься о вечном.

Глава 6

Малик стоял так близко, что я успела заметить судорогу решимости на его лице и упасть на колени. Пуля ударилась в стену позади меня. В следующий миг он повалился на землю, украшенный кровавым ожерельем от меча Шазад.

Оставалось самое главное.

– Ты что-то припозднилась, – обернулась я к подруге, поднимаясь на ноги и воздевая пустые руки. Револьвер был уже не нужен.

По ту сторону городской стены послушно взметнулась волна песка. В тюремном коридоре в моём распоряжении была лишь жалкая его горсть, и теперь ощущение было опьяняющим. Вся пустыня в моей власти!

– Ну хотя бы пулю не поймала на этот раз, – хмыкнула Шазад, оборачиваясь к солдатам, – но двадцать фауза ты мне должна.

– Удвоим ставку? – бросила я через плечо, становясь с ней спина к спине.

Удивительно быстро оправившись от появления ниоткуда нового врага, офицер уже рявкал команды растерянным солдатам.

– Далила! – бросила Шазад в свою очередь. – Открывай всех!

Иллюзия отдёрнулась, словно занавес. Половина солдат из только что тесного строя теперь корчились на земле, а на их месте стояли вооружённые мятежники. Позади маячило круглое детское личико Далилы, полускрытое копной волос нечеловеческого тёмно-алого цвета. Тревожно тараща глаза, она уронила дрожащие от напряжения руки.

– Навид! – радостно воскликнула Имин у меня за спиной, разглядев среди наших своего возлюбленного.

Высокий и жилистый уроженец песков примкнул к нам в Фахали. Мы никого не звали с собой, но после выигранной битвы от новобранцев не было отбою. Чтобы выжить в нашей войне, требовались не только сила и выносливость, но и вера в общее дело. Навид проявил себя одним из лучших и всем понравился, но чувство Имин всё же стало для меня неожиданностью.

В глазах Навида, узнавшего Имин даже в мужском обличье, мелькнуло облегчение. Он на миг расслабился, но это заметила не только я, но и солдат в белом мундире сбоку от него.

Песчаная волна уже перевалила через городскую стену, обтекая статую принцессы Хавы. Я выбросила руку вперёд, направляя песок солдату в грудь.

– Навид, сзади!

Ещё один ураганный вихрь хлестнул по лицу солдата, прицелившегося в Далилу.

За спиной послышался крик, я развернулась и увидела блеск чужого клинка. Превращать песок в оружие было уже некогда, но этого и не потребовалось. Сталь заскрежетала о сталь – меч Шазад скользнул по клинку, останавливая его у самого моего горла. Неуловимое движение, и солдат мешком свалился на землю. Кровь, что лишь чудом не выплеснулась наружу, стучала у меня в ушах.

– Сама чаще оглядывайся, чем другим советуй, – усмехнулась подруга, кидая мне брошенный револьвер.

– Зачем, если ты всегда прикрываешь мне спину? – Выстрелить я не успела: другой противник подскочил уже почти вплотную, и пришлось врезать ему рукояткой в лицо. Кровь из его разбитого носа брызнула мне на рукав, удар отдался болью в руке.

Бой обещал быть коротким: врагов осталась лишь горстка. Я выстрелила, затем ещё раз и развернулась, выбирая новую цель.

Дальнейшее раскололось на отдельные моменты, которые не сразу удалось собрать в единую картину: страшная усталость замедлила мои мысли и движения.

Чужой револьвер был направлен не на меня, а на Самиру – солдат уже готовился спустить курок.

Всё случилось в один и тот же миг.

Раная метнулась в сторону.

Выстрел.

Дыра в зелёном халате, брызги крови.

Секунда, и всё было кончено. Бой завершился так же внезапно, как начался. В наступившей тишине Самира, рыдая, выкрикивала имя девочки, а сердце маленькой демджи судорожно выталкивало кровь в дорожную пыль. Солнце в ладошках Ранаи угасло навсегда.

Глава 7

Ахмед ждал нас у входа в лагерь.

«Плохой знак».

Мятежный принц особо не выпячивал своих королевских привилегий, но и навстречу, как жена, заждавшаяся мужа из бара, обычно не выходил.

– Далила!

Он шагнул к сестре, отделившись от скалы, и Шазад окинула насторожённым взглядом стены каньона. Если враги узнают, где прячутся мятежники, то смогут подстрелить сверху кого угодно. Кто-то всегда должен следить за безопасностью принца, даже если тот сам проявляет беспечность.

Ахмед, похоже, не заметил озабоченности Шазад – он смотрел только на сестру.

– Далила, ты цела?

Мне хотелось сказать, что на нас можно положиться и мы всегда приведём её назад в целости, однако, взглянув на свою рубашку, красную от крови, моей, вражеской и маленькой демджи, я предпочла не привлекать к себе лишнего внимания.

Мы пытались спасти Ранаю, но было слишком поздно. Девочка почти тут же скончалась на руках у плачущей Самиры.

Люди умирают. Во время наших походов я видела смерть не раз. Раная была не первой… и не последней – если только нам не удастся завтра же свергнуть султана и посадить Ахмеда на трон. «Такова цена войны, и мы сами её начали», – напомнил язвительный голос в голове, и перед глазами возникла ухмылка Малика.

Вот только демджи мы не теряли в бою ещё ни разу, тем более ребёнка.

Во всём виноват султан. Не мы, а он пропустил галанов через границу и позволил им убивать демджи, а теперь сам охотится на таких, как мы, рассчитывая получить новое оружие. Маленькая Раная погибла из-за него, но мы ещё живы – я, Имин, Далила – и ни за что не станем новым Нуршемом. Мы скинем султана с трона, прежде чем он найдёт себе другого, я уж постараюсь!

– Со мной всё хорошо. – Далила вырвалась из объятий брата, который с беспокойством осматривал её. – Правда, Ахмед!

Делая вид, что чешет нос, Шазад бросила на меня выразительный взгляд. За полгода я научилась читать её как раскрытую книгу. Этот взгляд означал, что нам сегодня достанется. Далилу мы взяли с собой без разрешения… но как было выбраться за неприступные стены Сарамотая без её помощи? Принц точно не позволил бы, потому его и не спрашивали. Так что напрямую и не запретил – но такое оправдание выглядело столь же жалким, как мы сами сейчас.

Я надеялась, что Ахмед, занятый военными планами, не заметит отсутствия сестры, ведь мы уходили всего на несколько дней, туда и обратно. Однако, похоже, не все так легко теряют из виду родственников, как некоторые.

– Она очень помогла, Ахмед! – вмешалась я. – Если бы не Далила, погибли бы… люди.

«Точнее, погибло бы больше людей». Шазад бросила на меня понимающий взгляд.

Далила с гордым видом опустила глаза, и принц наконец обратил внимание на нашу залитую кровью одежду и толпу спасённых позади – кто на своих ногах, другие, послабее, верхом. Махди тоже потребовал лошадь, сославшись на перенесённые в заключении тяготы. Имин вернула себе женский образ и устроилась в седле у Навида, который заботливо обнимал её сзади.

– Я смотрю, вы доставили не только Имин с Махди, – усмехнулся Ахмед.

Кое-кто из бывших узниц остался в Сарамотае, но многие решили бежать с нами. Ради кого им было оставаться? Их мужья и сыновья оказались среди повешенных, как и у той, что знала имя моей матери. Местный священник сделал всё, что мог, – во всяком случае, достаточно, чтобы больная перенесла дорогу в лагерь. Махди не хотел её брать, но я посчитала неправильным бросать несчастную в городе, который так жестоко с ней обошёлся. Шазад не стала задавать лишних вопросов, хотя наверняка подозревала, что я говорю не всё. Женщина то и дело теряла сознание и не падала с лошади только потому, что мы привязали её платком к другой спутнице.

Вообще-то, нам нередко доводилось привозить из походов новое пополнение. Да я и сама полгода назад попала к мятежникам так же точно. Жинь должен был тогда вернуться со сведениями о новом секретном оружии султана, а привёз меня, и с тех пор я давно уже перестала быть новичком в лагере, особенно после победы при Фахали, вдохновившей многих, как Навида. Были и сироты, подобранные в Малале и пришедшие пешком через пески, цепляясь за пояс Жиня, и солдат-дезертир, направленный к нам командующим Хамадом, отцом Шазад. В разговоре она причисляла их всех к бойцам, а Ахмед называл беженцами. Так или иначе, уже через неделю-другую каждый становился мятежником.

– Надо кое-что обсудить, – продолжал принц, выразительно глянув на нас с Шазад. Он не собирался бранить нас перед всеми, но это вовсе не означало, что мы прощены.

Подруга начала тараторить, едва мы вошли в тайный проход. Ловко обойдя подробности моего подстроенного плена, сразу перешла к тому, как я нарочно споткнулась у входа в город, и они с Далилой проскользнули следом под прикрытием её иллюзии, а с наступлением темноты пропустили за ворота остальных. Чем меньше Ахмед узнает о пережитых нами опасностях, тем лучше. Судя по рассказу Шазад, даже и стычки-то никакой, считай, не было.

Управлять городом осталась Самира, но ей требовалось подкрепление.

– Мы оставили ей в помощь всех, кого могли, – объясняла Шазад, пробираясь сквозь туннель в скале. Всего полдюжины из взятых нами в Сарамотай. Седьмым должен был стать Навид, но он не захотел снова разлучаться с Имин. – Такую крепость они в руках не удержат. Нужно хотя бы полсотни опытных бойцов, пока кто-нибудь не решил стать новым Маликом. Да ещё султан теперь… – Она понизила голос, опасливо оглядываясь на кучку спасённых, что робко ковыляли следом в темноте. – Там были солдаты твоего отца! Султан послал войска в нашу часть пустыни.

Принц не ответил сразу, хотя по его лицу, освещённому у близкого выхода, было видно, что он понял, насколько важна новость. Мы не могли удержать власть над половиной Мираджа одной силой. Нас боялись, пока считали непобедимыми, но теперь… Что будет, когда сюда явится вся армия?

Выйдя наружу, я на миг зажмурилась от яркого солнечного света. Лагерь мятежников, походивший своей красочной живописностью на одну из иллюзий Далилы, казался невероятным после жары бескрайних песков и ужасов войны. Свой, отдельный мир. С тех пор как я оказалась здесь впервые, он разросся почти вдвое.