Текст книги "Время пришло"
Автор книги: Элла Уорнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Элла Уорнер
Время пришло
Она остановилась перед большим зеркалом и посмотрела на свое отражение. На нее глядела женщина, созданная Винсентом. Как ни странно, многие считают, что вместе с внешностью меняется и внутреннее содержание. Однако это не так. Ее нынешний облик заставляет забыть о множестве других Венди Рэббитс, но они продолжают жить в глубине ее души.
Вот неотесанная, некультурная молодая женщина, которую встретил Винсент. Венди все еще видела ее за собственной холеной, безукоризненной внешностью. Беспризорницу, знающую все людские уловки и умеющую их избегать. Привыкшую жить без документов. Эксплуатация – самое обычное дело на рынке дешевой рабочей силы. Особенно если у нанимаемого нет семьи или он не в ладах с законом. Венди никогда не позволяла себе попасть в паутину. Стоило столкнуться с этим, как она трогалась в путь.
Зеркало замерцало, когда Венди отправилась в более далекое прошлое… Вот испуганная девушка, нашедшая убежище в цирке Мазини и пытающаяся освоить окружающий мир, найти общий язык с разными людьми, привыкнуть к разным местам и разным обычаям. Невозможно перечислить все, с чем она столкнулась, сбежав из лагеря, где все было строго по ранжиру.
В мозгу воскресли полузабытые воспоминания о еще более раннем периоде ее жизни… Дисциплина, подчинение, постоянное требование уважать добрых учителей, тайное сопротивление, мятежность и необходимость скрывать это, пока она не станет достаточно большой, чтобы сбежать.
– Эй, ты, рыжая, почаще опускай глаза, девочка!
Венди вспомнила себя шестилетней, глазастой и худенькой. Она не могла скрыть свои волосы. Просто заплетала их в косу, чтобы они были не так заметны. Но опускать глаза она научилась, потому что это помогало утаивать мысли и чувства.
Она получила этот урок у своей первой старшей воспитательницы, которая безошибочно распознала в ней мятежный дух. Склонять голову, слушаться, ходить по струнке, не привлекать к себе внимания. Только так можно было оставаться в призрачном мире, который она построила для себя.
Она не помнила, когда впервые поверила в то, что за стенами лагеря скрывается другая жизнь, светлая и хорошая. Подросткам говорили, что забор защищает их от зла. Но подростки приходили и уходили, ничуть не задумываясь о том, что их ждет за забором. Она твердо знала, что как только немного подрастет, то сразу же уйдет и все узнает сама.
Так она и сделала.
И узнала, что забор был нужен вовсе не для защиты. Он олицетворял собой власть. Лагерь был тюрьмой, хотя и не очень строгой. Но в тюрьму она больше не попадет ни за что! При одной мысли о том, что она может снова оказаться за забором, у Венди начинали трястись поджилки. Самым главным для нее стала свобода. Впрочем, может быть, так было всегда? Может быть, это стремление было заложено в ее генах, раз с ним ничего не смогла поделать даже лагерная дисциплина?
Но откуда взялись эти гены? Если бы ее отец и мать жили в лагере, она никогда не узнала бы их, а они никогда не узнали бы ее. Ни у кого из тех, кого она видела, не было рыжих волос, но она знала, что такое бывает. Какими они были, мужчина и женщина, которые создали ее?
Зеркало не отвечало на такие вопросы.
Они были навсегда потеряны для Венди.
Сознание Венди тронулось в обратный путь, сквозь слои прошлого, к смотревшему на нее отражению… К скульптуре, вылепленной Винсентом из глины, которой она была и которой осталась, несмотря на новую форму. Такое мог сделать только Винсент. Без него стало трудно поддерживать этот образ. Верить в него.
1
Няня?
Этот вопрос не давал покоя Нору Нортону в течение всех двенадцати часов полета из Сан-Паулу в Уэллингтон. Он вертелся у Нора в голове с момента прочтения дедушкиного завещания, вместе с другими официальными бумагами присланного адвокатом. А теперь, когда до возвращения домой и получения ответа было рукой подать, этот вопрос снова встал перед ним во всей своей остроте.
Какого черта деду в последние два года его жизни понадобилось нанимать няню? И почему она включена в завещание наряду с другими домочадцами, о которых обязан позаботиться он, Нор?
Эта няня не лезет ни в какие ворота. В доме деда вообще не было детей. Во всяком случае, Нор слыхом о них не слыхивал. И в завещании никто из детей не упоминается. Поэтому включать в список няню, кем бы она ни была, наряду с другими слугами (которых Нор обязан был содержать по крайней мере еще один год, если не до конца жизни) казалось очень странным.
С остальными все более или менее понятно. Нор с симпатией относился к миссис Севенсон, которая целую вечность была экономкой деда. Дворецкий Бартлетт и шофер Оливер работали у Винсента немногим меньше. А о том, чтобы разлучить главного садовника мистера Бэрри с его любимыми клумбами, и подумать невозможно. Каждый из них заслуживает всяческого уважения. Но при чем тут невесть откуда взявшаяся няня, которой не за кем присматривать?
Как бишь ее зовут? Гвендолен Рэббитс. Гвендолен… Имя немодное, впору только старой деве. А фамилия напоминает кролика… Какая там, к черту, няня? Наверняка женщина, пережившая тяжелые времена. Дед имел обыкновение время от времени помогать таким людям. Но содержать ее два года и включить в завещание – пожалуй, это уж слишком.
– Посадка в аэропорту Уэллингтона строго по расписанию, – объявил командир корабля. – Погода хорошая, температура по Цельсию плюс девятнадцать градусов. Прогноз на сегодняшний день…
Нор посмотрел в окно самолета и ощутил невыразимую печаль. Печаль, которую сдерживал, с тех пор как получил горестную весть. Внизу раскинулся Уэллингтон. Красные крыши, порт, мост, оперный театр… Эта панорама всегда означала для него возвращение домой. Но олицетворением дома был Винсент Нортон, который вырастил внука, осиротевшего в восемь лет, и научил его относиться к миру как к огромному теннисному корту.
Нор понимал, что лишился очень многого. Дед был для него не просто родственником, но добрым и благородным человеком. Винсент Нортон жил щедро и все делал от души. С таким характером деду следовало бы жить и жить.
Винсент… По нынешним временам имечко не очень. В семье Нортонов мужчинам давали странные имена. Собственное имя частенько заставляло Нора морщиться, но дед искренне радовался своему имени.
– Оно означает «победитель», мой мальчик. А я всегда любил побеждать. Любил жизнь и относился к ней, как к игре.
Винсент неуклонно придерживался этого принципа, столь естественного для его артистической натуры. В глубине его не по возрасту молодых глаз всегда плясали лукавые искорки. Неужели его больше нет? Господи, как больно, что дед умер без него!
На смену печали пришел гнев. Какого черта деду понадобилось умирать в восемьдесят шесть лет, если он хвастался, что доживет до ста? Курил бы свои любимые сигары, пил отборное французское шампанское и в окружении красивых женщин лебедем плыл по залу, как бывало всегда во время благотворительных балов или светских приемов… Он слишком любил жизнь, чтобы навсегда отказаться от нее!
Молодой человек глубоко вздохнул, чтобы справиться с тяжестью в груди, и велел себе выкинуть из головы этот вздор. Дед умер, и его уже не воротишь. Во всем виноват он сам, Нор. Точнее, его непростительная беспечность. За три года так и не удосужился слетать домой. Да, конечно, Южная Америка рай для исследователя, но время найти было можно. Просто ему никогда не приходило в голову, что железное здоровье старика не вечно.
В письмах деда не содержалось и намека на то, что он болен. Но и о няне там тоже не упоминалось. Нор вновь сердито нахмурился, окончательно сбитый с толку. В случае болезни дед нанял бы сиделку, а не няню. Если только не… Да нет, не мог старик впасть в маразм. Должно найтись другое объяснение.
Самолет приземлился. Не успел он остановиться, как Нор встал и потянулся за дорожной сумкой, лежавшей на верхней полке. Ему не терпелось поскорее выйти наружу.
– Могу я чем-нибудь помочь вам, мистер Нортон? – спросила стюардесса, которая в течение всего полета не знала, как ему угодить. Нор наградил ее улыбкой.
– Нет, спасибо, все в порядке. – Стюардесса была лапочка, но Нор не собирался реагировать на ее заигрывания. У него намечаются дела поважнее.
И все же ее чары не оставили Нора равнодушным. Проходя мимо красотки к выходу, он почувствовал слабый укол досады. Он был занят прокладыванием нового туристского маршрута в верховья Амазонки и довольно долго обходился без женщин. И все же с женщинами у него никогда проблем не было. Шесть с лишним футов тугих мышц делали свое дело даже тогда, когда он выглядел не слишком ухоженным после долгого пребывания вдали от центров цивилизации.
Нор слегка поморщился, вспомнив предупреждение деда:
– Мой мальчик, тебе слишком легко все дается. Если ты и дальше будешь довольствоваться чужими объедками, то никогда не остепенишься и не узнаешь, что такое настоящая женщина.
– Дед, но я не собираюсь остепеняться, – ответил он.
Три года тому назад это было правдой, и все же ответ деда крепко засел в его памяти:
– Нор, тебе уже тридцать. Пора подумать о детях. Если уж на то пошло, ты последний мужчина в семье, а мне не хочется, чтобы наш род пресекся. Оставить наследников, которые будут жить после тебя, это единственный способ обрести бессмертие.
Может быть, старик еще тогда предчувствовал свою кончину?
– Дед, мужчине никогда не поздно иметь детей, – заспорил он. – Разве Чарли Чаплин не плодил их, когда ему было за восемьдесят? Держу пари, ты и сам еще не ударишь в грязь лицом!
– Все нужно делать вовремя. Подумай об этом, Нор. Твои родители были ненамного старше тебя, когда их самолет разбился в Антарктике. Им не представилось шанса завести второго ребенка. Если ты так и будешь путешествовать и не успеешь жениться и завести детей, может оказаться слишком поздно.
Слишком поздно… У Нора сжалось сердце. Он не успел попрощаться с чудесным стариком, от которого получил так много. Не успел сказать ему последнее «прости». Даже на похороны не успел прилететь, затерянный в долине Амазонки, вдали от современных средств связи.
Теперь он мог сделать для деда только одно: свято выполнить последнюю волю покойного, в том числе целый год содержать в штате совершенно бесполезную няню. И на тот же срок самому поселиться в «Рокхилле» – родовом поместье Нортонов.
Уж не решил ли старик таким образом привязать блудного внука к месту в надежде, что за это время он женится и заведет семью? Нор потряс головой, отвергая саму мысль об этом. Он еще не готов. Не чувствует в этом необходимости. Семья? Этот фарс добром не кончится. Нор хотел проложить туристский маршрут в Европу и отказываться от своих планов не собирался, а вить гнездо, из которого он все равно улетит, считал безответственным.
Длинные ноги быстро понесли его к таможне. Другие пассажиры отстали, и Нор не затратил много времени на официальную процедуру. К счастью, его рюкзак оказался на транспортере одним из первых. Нор, которому не требовалось заполнять декларацию, надел его на спину и прошел прямиком в зал ожидания.
Спустившись по пандусу, он увидел Оливера. Тот был облачен в униформу, которой очень гордился. Коротышка Оливер считал, что она добавляет ему солидности, и лез вон из кожи, пытаясь соблюдать принятый в «Рокхилле» этикет.
Чувство потери, одолевавшее Нора, внезапно сменилось радостью. Когда-то Оливер рассказал ему о машинах все, что знал сам. В трудные времена Оливер заменял ему отца. Оливер был больше чем шофером. Он считался членом семьи еще тогда, когда Нор под стол пешком ходил.
– Рад видеть вас, сэр, – сердечно поздоровался Оливер и чуть не прослезился.
Растроганный Нор обнял его и жестом старшего похлопал по спине, словно жилистый коротышка ребенок, нуждающийся в утешении. Должно быть, тот ощущает потерю Винсента Нортона не менее остро, чем сам Нор. Оливеру уже под шестьдесят, и, хотя он достаточно бодр для своего возраста и знает свое дело, все же искать себе нового хозяина ему поздновато. Будущее должно казаться ему весьма неопределенным. Нор молча поклялся позаботиться о нем.
– Очень жаль, что меня здесь не было, Оливер, – сказал он и с достоинством выпрямился.
– Сэр, вы бы все равно ничего не смогли для него сделать, – быстро заверил шофер. – Не было никаких признаков. Он умер во сне, как и мечтал, после хорошей вечеринки. Няня Рэббитс говорит, что его душу забрал добрый Ангел Смерти.
При упоминании о ветхозаветном Ангеле Смерти Нору представилась святоша, полная дурацких предрассудков. Он едва не закатил глаза. Но язык пришлось прикусить. Как видно, «няня Рэббитс» пользуется у Оливера большим уважением, поэтому сказать «тьфу!» будет по меньшей мере бестактно.
Нор выдавил из себя улыбку.
– Что ж, хорошая вечеринка как раз в стиле деда.
– Так и было, сэр. Хозяин всегда устраивал чудесные вечеринки.
Улыбка Нора сменилась унылой гримасой.
– Мне следовало быть здесь хотя бы для того, чтобы организовать достойные похороны.
– Не беспокойтесь, сэр. Няня Рэббитс позаботилась.
– Да как она…
Нор мрачно добавил к списку прегрешений этой самодовольной святоши еще и стремление лезть не в свое дело. Как смела простая нянька заниматься похоронами его деда? Он понял бы, если бы эти хлопоты взял на себя Бартлетт, служивший Винсенту Нортону дворецким по крайней мере тридцать лет, но какая-то нянька, которую дед при жизни даже не считал нужным упоминать в письмах? Нор почувствовал себя глубоко задетым. Черт побери, что она о себе думает?
– Ну что ж, едем домой. Чем скорее, тем лучше, – сказал он. Пора дать понять этой «няне Рэббитс», что ее время кончилось.
– Разрешите взять ваш багаж, сэр.
– Вот, держи. – Он сунул Оливеру дорожную сумку, чтобы тот почувствовал себя полезным. – Рюкзак останется у меня на спине. – У коротышки наверняка подогнулись бы колени от его тяжести.
– Сэр, можно взять тележку.
– Пустая трата времени. – Нор показал на выход и увлек за собой Оливера сквозь толпу встречающих. – Лучше расскажи мне о похоронах, – процедил он сквозь зубы. Надо узнать худшее до того, как он встретится с нахальной нянькой.
Шофер был рад стараться.
– Мы гордились им, сэр. Няня Рэббитс сказала: «Замечательному человеку подобают замечательные похороны». Такими они и были, сэр.
– Какими именно, Оливер? – спросил Нор, сильно сомневаясь в том, что «няня Рэббитс» имеет надлежащее представление о том, насколько замечательным человеком был его покойный дед.
– Ну, сэр, все началось с роскошной службы в соборе святого Патрика. Он был переполнен. Люди стояли во дворе и даже на улице. Церковь не смогла вместить всех. Няня Рэббитс составила список благотворительных обществ, в которые входил ваш дед, его друзей со всего света, политиков, людей искусства. Была большая суматоха.
Что ж, хорошо, что она сообразила хотя бы это, хмуро подумал Нор.
– Сами знаете, ваш дедушка любил алые розы…
Еще бы. Его фирменный стиль.
– Так вот, вы никогда не видели столько алых роз, сколько их было в тот день в соборе. Я думаю, из-за няни Рэббитс на цветочном рынке выросли цены. Гроб был просто усыпан ими. А каждый приходивший на отпевание приносил с собой еще один букет.
Очень трогательно, скрепя сердце признал Нор.
Они вышли из зала ожидания на залитую солнцем улицу. При виде яркого голубого неба у Нора слегка улучшилось настроение. Шофер указал на припаркованную машину, и мужчины зашагали к ней.
– Дальше, Оливер, – велел Нор. – Опиши службу.
– Ну, сэр, хор мальчиков пел прекрасно. Они начали с «Готовься в путь к Господу» из мюзикла «Божественное очарование». Сами знаете, его любимого. Он любил театр, ваш дедушка.
– Да. Театр доставил ему бездну удовольствия, – согласился Нор.
«Няня Рэббитс» слегка выросла в его мнении. Кажется, она не лишена воображения, хотя это, скорее всего, объясняется впитавшейся в плоть и кровь привычкой обращать внимание на мелочи. Как видно, дотошная особа, ничто не ускользнет от ее глаз и ушей. Тем не менее дед был бы доволен этой театральной ноткой, так что осуждать «няню Рэббитс», пожалуй, не за что.
– Сэр Бредфорд из Совета по делам искусств произнес замечательную речь…
Ближайший друг его деда. Достойный выбор.
– Думаю, проповедь епископа была немного тяжеловесна, но места из Библии он прочитал правильные, – продолжал Оливер. – Их выбрала няня Рэббитс. Все они были о щедрости духа.
Нор хмыкнул. Наверняка эта «няня Рэббитс» будет пытаться склонить к щедрости духа и его самого.
Как обычно, «роллс-ройс» стоял на том месте, где парковка была запрещена. Нор мельком подумал, что при случае надо будет расспросить Оливера, как он это делает, но сейчас на уме у молодого человека было совсем другое.
– Закончил хор трогательным «Милосердием Господним». Очень красиво, – говорил Оливер, отпирая багажник и ставя туда сумку. – А на могиле играл флейтист. Об этом подумал Бартлетт. Ваш дедушка очень любил духовые оркестры, когда бывал навеселе, извините за выражение, сэр.
– Очень мило со стороны Бартлетта, – одобрил Нор. Оказывается, «няня Рэббитс» знала не все! Как видно, эта особа свято соблюдала девиз «вставать с жаворонками, ложиться с курами» и никогда не видела деда навеселе.
– А как прошли поминки? – спросил он, избавляясь от рюкзака.
– О, сэр, мы все знали, что он хотел бы видеть на столе! Океаны французского шампанского, икра, копченый лосось, печеные перепелиные яйца… то, что он любил больше всего. Миссис Севенсон и Бартлетт составили перечень, а няня Рэббитс купила продукты. Она сказала, что цена не имеет значения. Надеюсь, сэр, это было правильно.
– Правильно, Оливер.
И все же счета надо будет проверить. Хорошо, что на расходы не поскупились: дед это заслужил. Но при мысли о том, что такое решение приняла вездесущая «няня Рэббитс», в мозгу возникали самые чудовищные подозрения. Сколько денег из этой суммы она утаила на строительство собственного теплого гнездышка с целью опередить внука и законного наследника?
Нор рассеянно сунул рюкзак в багажник, размышляя о том, приглядывал ли в это время за состоянием деда частный поверенный. Наверняка обязанности последнего не ограничивались пересылкой официальных документов в Сан-Паулу.
К тому времени, когда Оливер открыл ему заднюю дверцу «роллс-ройса», Нор грыз удила от нетерпения. Сначала домой, чтобы посмотреть на эту пресловутую няньку, потом в адвокатскую контору! Однако есть еще один животрепещущий вопрос, который не может ждать. Как только машина двинулась, Нор задал его.
– Оливер, почему моему деду потребовалась няня?
– Ну, вы же знаете, как он любил пошутить. Говорил, что ему понадобится няня, когда он впадет в детство, а кто в его возрасте может знать, когда это случится?
Гм… То, что называется сверхпредусмотрительностью.
– А что, Оливер, были какие-нибудь признаки того, что он впадает в детство? Только честно.
– Никаких, сэр. Мистер Нортон был точно таким, как всегда. Вплоть до той самой ночи, когда он… гм… покинул нас.
Слава Богу, на этот раз он не упомянул Ангела Смерти.
– И все же, несмотря на это, он держал няню, – бросил пробный шар Нор.
– Да, сэр. Говорил, что она действует на него лучше джина с тоником.
Нор нахмурился.
– А бросить пить она его не уговаривала?
– О, сэр, ей бы это и в голову не пришло! – с жаром воскликнул потрясенный Оливер. – Няня Рэббитс очень общительная. Очень общительная!
И хорошо знает, откуда ветер дует, мрачно подумал Нор. Его подозрения, что эта лиса поддерживает со всеми добрые отношения, подтверждаются. Продолжать расспросы не имеет смысла. Ясно, что Оливер у «няни Рэббитс» под каблуком. Он не может сказать об этой женщине ни одного худого слова, несмотря на то что она не исполняла своих обязанностей. Подобное единство взглядов вызывало у Нора все большие сомнения. Ну что ж, он скоро получит возможность сам судить, что собой представляет сия особа.
Впереди показалась станция техобслуживания.
– Сэр, ничего, если мы на минуточку остановимся и я позвоню Бартлетту? Он очень просил сообщить, когда мы прибудем.
– Странно, что об этом не просила няня Рэббитс, – не удержался от иронической реплики Нор.
– Бартлетт сообщит ей, сэр.
Еще бы.
– Валяй, Оливер. Я никого не хочу лишать права встретить меня на красной ковровой дорожке, устилающей лестницу.
А в центре этой дорожки наверняка будет стоять «няня Рэббитс» и дрожать как осиновый лист!
2
Венди, очень нервничавшая из-за предстоящей встречи с молодым Нортоном, еще раз изучила фотографию, подаренную ей Винсентом.
– Это мой мальчик, мой Нор. Дикий ребенок.
Тогда это неожиданное определение насмешило Венди. Фотография была сделана три года назад, на приеме, устроенном в честь дня рождения деда. Тогда Винсенту исполнилось восемьдесят два. Красивого малого в изысканно строгом вечернем костюме едва ли можно было назвать ребенком. Впрочем, его улыбка выглядела по-мальчишески беспечной, а в глазах плясали чертики.
Зеленые глаза. Они казались особенно притягательными на загорелом лице, обрамленном волнистыми светлыми волосами, слишком густыми и пышными для официального приема. Однако такая прическа смягчала и делала более привлекательным его жесткое волевое лицо с квадратным подбородком. Красивый рот, хорошей формы губы, не полные, но и не тонкие. В общем, что говорить, внешностью его Бог не обидел, но внешность еще далеко не все.
– Венди, постарайся укротить его, привести к алтарю, сделать отцом, и «Рокхилл» станет твоим. И все, что из этого следует.
Сколько раз Винсент ставил перед ней эту задачу за последние два года? Венди всегда считала это шуткой, не принимая слова старика всерьез, и отвечала в тон:
– Господи, да к чему мне «Рокхилл»? Вы избаловали меня, Винсент. Ни у кого из молодых людей нет ни вашей харизмы, ни вашего жизненного опыта.
– Ни умения избавляться от него при необходимости.
– Винсент, он может мне не понравиться. А если так, то как же я выйду за него замуж?
– Нор нравится всем женщинам, – обычно говорил он в ответ.
– Ну а мне может не понравиться, – начинала спорить Венди.
– С чего это вдруг?
После этих слов неизменно начиналось взаимное добродушное подтрунивание. Подчиняться кому бы то ни было противоречило ее принципам. Очень часто многие люди пытались унижать ее, обращаться с ней как с человеком второго сорта, и она всегда решительно противилась этому. Венди пережила достаточно разочарований и знала, что руководствоваться критерием «нравится – не нравится» не стоит.
В конце концов Венди повезло. Она оказалась в чудесном месте. Слуги ее полюбили, приняли в свою семью, если можно так выразиться, и никто не считал ее костью в горле. Винсент представил ее как свою няню, и, хотя должность Венди называлась довольно забавно, прислуга стала называть ее няней Рэббитс так, словно это было совершенно естественно.
Часто повторявшаяся Винсентом мысль о том, что она должна обуздать дикого ребенка, чтобы было кому продолжить род и передать «Рокхилл», также была встречена слугами с одобрением.
Конечно, идея была совершенно безумная.
Но сейчас она начинает обрастать плотью.
И, кажется, становится немалым бременем. Бременем ответственности.
Венди покачала головой, чувствуя неуверенность в себе. Она ничего не могла с собой поделать. Как и обмануть надежды, которые на нее возлагались. Надежды дорогих ей людей. В том числе и Винсента.
– Тебя с нами не было. Ты и представления не имеешь, что здесь творилось, – осуждающе сказала она, глядя на фотографию. – Не следовало тебе пропадать в глуши, Нор Нортон!
Им пришлось все делать без него. В первые дни после неожиданной смерти Винсента все были так заняты организацией похорон, что никто не мог думать ни о чем другом. Они ощутили чувство потери только тогда, когда похороны остались позади. А потом явился поверенный и все расставил по своим местам.
Пункт в завещании, оговаривавший годичное пребывание слуг в доме, означал, что Винсент Нортон действительно умер и что теперь «Рокхилл» принадлежит его внуку, для которого ровным счетом ничего не значит, потому что Нор привык путешествовать. Через год новый хозяин может продать поместье или распорядиться им так, как сочтет нужным. Царствование Винсента Нортона кончилось, а с ним и жизнь его слуг.
Венди знала, что всегда сумеет найти себе другое место. В двадцать восемь лет легко справиться с превратностями фортуны, а до встречи с Винсентом Нортоном ей пришлось заниматься самыми разными вещами. К сильной стороне ее характера всегда относилось умение приспосабливаться к обстоятельствам. Хотя бросить этот волшебный дом и великолепные угодья будет тяжело. Еще тяжелее будет расстаться с людьми, которые позволили ей почувствовать себя членом большой семьи.
Но для миссис Севенсон, Бартлетта, Оливера и мистера Бэрри такой исход означает конец света. Хотя все они молоды душой, другие хозяева увидят в них стариков. Если Нор Нортон решит продать «Рокхилл», куда они пойдут? Что будут делать? Кто возьмет их на работу?
Здесь их дом. Они не хотят расставаться друг с другом. Не хотят, чтобы их сдали в утиль. Не хотят жить на пенсию. Они еще далеко не старики, впереди у них лет двадцать, а то и больше.
Страх за свое будущее обостряет горе утраты.
А потом Бартлетт кое-что вспомнил.
Этот высокий, красивый, исполненный достоинства человек казался островком спокойствия в бушующем море. Его добрые карие глаза устремились на Венди. В них не было и тени сомнения.
– Няня Рэббитс, вы можете спасти нас. Мистер Винсент ждал от вас этого.
Она печально покачала головой.
– Мне ужасно жаль, Бартлетт, но я не могу изменить его завещание.
– Вы обещали ему… Я слышал. Это было вечером накануне его смерти. Помните, незадолго до прибытия гостей он попросил меня налить вам обоим шампанского?
– Да. Но мы говорили не всерьез…
– Нет. Я точно помню его слова: «Обещай мне, что, когда Нор вернется, ты попробуешь». И вы пообещали. Чокнулись с ним и сказали, что попытаетесь.
– Бартлетт, это была всего лишь шутка.
– О нет! Нет, нет и нет! – всполошилась миссис Севенсон. – Няня Рэббитс, мистер Винсент относился к этому очень серьезно! Он много-много раз говорил всем нам, что хочет, чтобы вы вышли замуж за мастера Нора, – с горячностью добавила она.
– Он всегда обращался с вами, как с членом семьи, – вставил Оливер. – Только об этом и думал. Хотел узаконить.
Мистер Бэрри, понимавший, какая опасность грозит его драгоценным садам (а вдруг новому хозяину взбредет в голову снести их и выстроить на этом месте жилой массив?), тоже счел нужным сказать свое слово:
– Свести вас с мастером Нором – это что-то вроде перекрестного опыления.
– А учитывая, что мистер Винсент той же ночью ушел от нас, – торжественно добавил Бартлетт, – я думаю, все согласятся, что вы дали ему обещание на смертном одре, няня Рэббитс. От таких обещаний не отрекаются.
– Бартлетт, я обещала только попробовать! – взмолилась Венди. – Нет никакой гарантии, что мистер Нортон решит, будто я… гожусь ему в жены. И, конечно, что я решу, будто он годится мне в мужья.
– Но вы ведь как следует постараетесь, правда, милая? – не отставала миссис Севенсон. – Как-никак, у вас для этого будет целый год.
– Будьте уверены, что мы окажем вам посильную помощь, – заявил Бартлетт.
– О чем разговор! – поддержали его все остальные, с тревогой глядя на Венди.
Она хотела еще раз повторить, что это была только шутка, но Бартлетту, миссис Севенсон, Оливеру и мистеру Бэрри было не до шуток. На кону стояло их будущее. Начинать другую жизнь этим людям уже слишком поздно, поэтому все их надежды на сохранение статус-кво были связаны с ней и претворением в жизнь воли мистера Винсента.
Самое ужасное, что они убедили себя, будто Венди легко справится с этой задачей. Выйдет замуж за наследника, родит ему ребенка, и все они будут продолжать счастливую жизнь в «Рокхилле». Возражения Венди отметались с порога. Более того, эти люди придумывали самые хитроумные способы добиться желаемого. Эта мысль засела у слуг в голове и ослепила так, что они не желали думать ни о чем другом.
Пришлось предупредить каждого из них, что человек предполагает, а Бог располагает.
А что они отвечали?
Бартлетт склонял голову и беззлобно поддразнивал:
– Няня Рэббитс, помните, что часто говорил мистер Винсент? «Нужно учиться верить в свои силы!»
Как будто веры в свои силы достаточно, чтобы совершить чудо…
Миссис Севенсон кудахтала как наседка:
– Подумайте о ребенке. В «Рокхилле» появится малыш! Не могу представить себе ничего чудеснее!
Венди дети пока не заботили. Ей же двадцать восемь, а не тридцать восемь!
Оливер же игриво подмигнул и, указывая на ее пышную рыже-золотистую гриву, проговорил:
– Няня Рэббитс, беспокоиться не о чем. Даю голову на отсечение, стоит мастеру Нору глянуть на вас, и в его мозгу отпечатается, что рыжие женщины – самые страстные. Просто объедение!
Но Венди было безразлично, что там отпечатается в спинном мозгу Нора Нортона. Ее больше интересовал его головной мозг.
Мистер Бэрри, возясь со своими драгоценными розами, изрек:
– Природа всегда берет свое, няня Рэббитс. Немножко заботы, немножко ухода, и желаемый результат обеспечен.
К несчастью, брак – это не клумба, а нечто куда более сложное.
Впрочем, Венди не могла сказать, что не хочет этого брака. Как можно утверждать что-то, совершенно не зная человека? Судя по фотографии, малый хоть куда, и все же это не облегчает ее задачу.
Вольно было Винсенту и его преданным слугам не верить, что они с Нором могут не понравиться друг другу! Они просто не хотели признавать такую возможность. Однако Венди думала совсем по-другому.
Для брака нужно как минимум физическое влечение. Но красавчики, как правило, оставляют Венди равнодушной. Эти самовлюбленные типы не обращают внимания на остальных. Они искренне уверены, что женщина должна ходить перед ними на задних лапках. Спасибо, не надо.
Но с Нором Нортоном может получиться по-другому. На фотографии он выглядит очень симпатичным. Если бы внук походил на Винсента…
При мысли о Винсенте у Венди сжалось сердце. Он подарил ей два незабываемых года. Она сама не понимала, как любит старика, пока тот не умер… и не исчез навсегда.
Жизнелюбие.
Передалось ли Нору его поразительное умение находить во всем удовольствие? Точнее, получать удовольствие от всякого пустяка? Или для этого нужно состариться, понять, как драгоценен каждый миг жизни, и начать дорожить им?
И тут зазвонил телефон.
Венди положила фотографию в ящик письменного стола, закрыла его и сняла трубку. Бартлетт сообщил ей, что реальный, а не вымышленный Нор Нортон, человек из плоти и крови, вот-вот появится на пороге родного дома. Когда Венди брала трубку, у нее дрожали руки.
– Няня Рэббитс, он будет раньше, чем мы рассчитывали. Мастер Нор уложился в рекордное время. – В бархатном голосе Бартлетта звучала гордость.
