Текст книги "Молчи о нас (СИ)"
Автор книги: Элла Савицкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
21
– Ты не ответил. Дело в возрасте? – Маша чеканит, обдавая меня тяжелым дыханием.
В ушах шумит, фокус поплыл, оставляя эту настырную заразу по центру и смазывая все границы. И если она сейчас не уйдет, цепи с грохотом разорвутся.
– Я все сказал и не считаю нужным отвечать тебе! Иди домой!
– Почему ты командуешь мной? – подбородок Маши начинает дрожать, пока она силится выглядеть уверенной в себе, – Если я тебе не интересна, это не значит, что ты имеешь право поднимать на меня голос и говорить мне что делать. Я просто спросила о том, что вижу. А ты будешь своими подчиненными командовать. Я виновата лишь в том, что как дурочка в тебя влюб…
Грохот разорванных петель оглушает. Рывком обхватываю упрямицу за затылок и, руководствуясь черт знает чем, целую. Лишь бы не произносила того, что никак не может задержаться в горячем рту. Влажном, сладком, но действующим на рецепторы подобно перцу чили. Маша, на секунду остолбенев, отмирает. Приподнимается и обхватив ладонями мою шею, приоткрывает губы. Острый язык жадно встречает мой, запуская в теле землетрясение. Чертово сочное яблоко, или кусок мяса, до которого дотянулся зверь и теперь с алчным остервенением запускает в него зубы. Говорят, вампиры испытывают кайф от привкуса крови, не знаю что испытывают они, а меня шатает. Бездна, в которую я сделал шаг оказывается бездонной, и лететь в нее непередаваемые ощущения. Сжимаю стройную талию в руках. Меня подбрасывает изнутри, жарит, заставляя вжимать хрупкое тело в себя сильно и жадно, хотя этого не требуется. Она сама жмется ко мне, как будто только и ждала этого.
Не маленькая, совсем не маленькая девочка. Маша пахнет страстью, мощным возбуждением и чем-то таким, от чего нервные окончания сходят с ума, а мозг плывет сильнее, чем после коньяка.
Не знаю куда бы привело это помешательство, если бы не Машин стон. Надсадный стон, простреливший барабанные перепонки и плашмя опрокинувший на дно той самой бездны.
Пошатнувшись, резко отхожу от девчонки. Дышать тяжело из-за того, что в легких пожар, а понимание происходящего наотмашь бьет по вискам. Синие глаза блестят, щеки красные, на припухлых после поцелуя губах вот-вот заиграет счастливая улыбка, а я себя удавить готов.
Твою мать!
– Маша, иди домой!
– Но…
– Я прошу тебя. Не заставляй меня снова приказывать, – едва сдерживаюсь и вероятно она это видит, потому что неловко поправив белую полоску на плече, успевшую сползти вниз, быстро скрывается в доме.
Зажмуриваюсь и с силой впечатываю ладонь в каменную стену, около которой еще пару секунд назад терзал Машу.
Кретин недоделанный! Ладно, она девчонка, но у тебя-то мозги должны быть!
Нервно провожу пятерней по волосам.
На языке все еще запретный привкус. Ладони надолго запомнили, как это впиваться в изящную спину, прогибающуюся под моим натиском.
Черт! Сколько мудачья за решетку засадил, не ведясь на их мольбы и постоянные уговоры, сколько слез женских проигнорировал, пока те пытались взятки за своих мужей и братьев – сватьев в карман засунуть, прося не доводить дело до суда, а тут повелся.
Сломала выстроенную годами стальную броню. И чем?
Знаю чем, и от этого чувствую себя еще хреновее.
В ярости возвращаюсь в комнату и почти не уснув ночью, утром ставлю Ивана с Илоной в известность о том, что планы поменялись и приходится уехать.
Маши дома не обнаруживаю. Вероятно, пересекаться со мной постеснялась или еще что-то, но когда я собрав сумку, прохожу мимо ее приоткрытой двери, комната оказывается пуста.
В углу замечаю мольберт, рядом с которым на столе в беспорядке валяются краски и покрытая черным цветом палитра. Рисовала что-то совсем недавно. Краски еще даже не высохли на ней.
Выглянув на пустую лестницу, сам не понимаю зачем вхожу в спальню и обхожу мольберт. Не знаю, что собирался увидеть, но явно не то, что врезается в глаза яркой вспышкой из черных линий.
На белом листе я. Черными красками выведена каждая черта лица, в глазах застывшая эмоция. Брови сведены к переносице, а губы растянуты в едва заметной улыбке.
Портрет не дорисован, но проделана колоссальная работа.
Чертовски талантливо, тонко. Протяни руку и пощупай. Этот второй я вот-вот оживет.
Даже не по себе становится.
Машка…
И вот это Иван назвал каракулями? Черт меня раздери, да она может разорвать Москву своим виденьем.
– Дамир, – раздается снизу голос Ивана, отрывая меня от рассматривания самого себя.
– Иду, – отвечаю громко.
Раздумывая буквально секунду, забираю портрет и, засунув его в папку с документами по квартире, спускаюсь.
На то, чтобы попрощаться с Беловыми, уходит минут десять, но Маша так и не появляется, что даже к лучшему.
Уже на трассе бросаю взгляд на лежащий на соседнем сидении портрет.
Руки машинально сжимают руль.
Я все сделал правильно. Не нужно ей это.
Всю ночь лежал, уткнувшись в потолок, и вспоминал, как мать плакала, когда отца не стало. Как проклинала скотов, которые ему отомстили тем, что тот в свое время не пощадил их упыря сынка. Тот девчонку изнасиловал и около леса выбросил. Она выжила, собирала себя по частям, а отец ему сам тогда чуть руки не оторвал, наблюдая за ее утонувшей в горе семье. Пацана того в тюрьме убили, а его папаша решил отыграться на моем отце. Пырнул его розочкой от бутылки прямо около дома.
Перед глазами встает сцена, как тот ублюдок орет что-то о том, что он отобрал у него сына, не заступился за 18-летнего «беззащитного» парня. Как мать с криками бежит к нему, а я следом. На земле лежит отец, весь в крови, мать падает перед ним на колени, а тот скот машет перед ее лицом осколком. Я тогда с ним в драку ввязался, а он прошелся по моей шее стеклом, заставляя надолго запомнить жизненные реалии.
Тогда-то я и понял, что пойду служить и продолжу дело отца – засаживать таких тварей за решетку. Уже тогда знал, что буду рисковать своей жизнью каждый день. Что, как и отец, не возьму ни копейки, чтобы выгородить богатые задницы, считающие, что им можно все на этой земле.
И уже в том возрасте понимал, что не захочу подвергать кого-либо той же судьбе, что и у матери.
Поэтому, Маша, иди своей дорогой, в которой тебя ждет светлая и счастливая жизнь, оглушительный успех, а я, если потребуется, буду рядом.
22
Спустя 3 года
– Алимов, проходи!
Захожу в кабинет Семена Павловича, предварительно сбив со ступней прилипший снег.
– Товарищ полковник.
– Ой, ладно, давай без официоза, Дамир. Заходи, сквозняк мне не создавай, – наблюдая за тем, как я сажусь на стул, Воронин подталкивает ко мне чашку чая с блюдцем, на котором аккуратно выложены кубики сахара. – На вот. Перекуси.
– Вы решили меня сразу с корабля на бал отправить? – беру чашку и делаю несколько глотков. После суток на поезде хотелось бы чего-то более весомого, но пока так.
– Приходится. Кто ж знал, что погода такая будет у тебя там в Северодвинске, что на несколько дней остановится все движение? Думал приедешь, успеешь вникнуть в дело, а ты прямо день в день, – возмущается Воронин, как будто это я виноват в снегопадах, атаковавших север страны в последние дни.
– Это не ко мне претензии. Как только возобновили поезда, я прыгнул в первый. Полгода на Севере даже для меня слишком.
– Ну, зато накрыл группу этих уродов. – возмущенный тон полковника приобретает лёгкий окрас одобрения. Это максимум, на который он вообще способен, поэтому можно смело считать его высшей степенью похвалы. – Грамота и премия полагается, ты в курсе.
Ну да. Хмыкаю, отпивая горячий крепкий чай. Желудок губкой впитывает жидкость, недовольно сжимаясь от скудного пайка.
– Спасибо, – игнорирую разрастающееся чувство голода. – Ладно, что там у нас? В двух словах можно, чтобы я хоть понимал, с чем дело буду иметь?
Семен Павлович по своему обыкновению кладёт руки на стол и переплетает пальцы, делая круговые движения большими.
– Значит слушай, Алимов, надеваешь свой самый лучший костюм, чтобы выглядеть дорого-богато, и едешь прямо сейчас в галерею. Мутную галерею. Если помнишь, год назад на них поступали заявления о подделке экспертиз, но потом все затихло и дело мы закрыли. Сейчас эта чертовщина возобновилась. Уже два человека официально пожаловались на то, что их опрокинули на деньги. Все бы ничего, можно было бы проигнорировать, записать в висяки еще раз, так как дело без доказательств, но человек, которого кинули эти скоты – мой близкий друг. Сам понимаешь, надо действовать. – Дела, в которых фигурирует круг знакомств начальства всегда априори решаются быстрее, удивляться нечему, поэтому просто молча слушаю дальше, – Так вот, там сегодня у них какая-то выставка новых работ. Надо чтобы ты засветился, а завтра повезешь туда картину на экспертизу. Проверим что у них и как. Еще одного человечка тебе в подмогу мы туда посадили, но пока особых продвижений нет. Вон папка, там ты все прочитаешь более подробно, – кивок на тонкую картонную папку на углу стола. – Если возникнут вопросы, Катюша поможет.
Чай едва не возвращается назад на очередном глотке.
– Катя?
– Да. Она теперь твой стажер, Алимов.
Твою же… Кати мне только не хватало. Возвращаю чашку на блюдце. Пить желание отпадает.
– Товарищ полковник, я предпочитаю работать сам.
– Ты и так сам полгода батрачил, – отрезает Воронин.
– Потому что мне так удобно.
– Не спорь со мной, Дамир. Я сказал, что это дело будешь вести с Катей. Она деваха смышленая, поможет.
Ну да, эта поможет.
Стискиваю зубы. Спорить бесполезно. Если Воронин что-то решил, значит, изменить это решение нет никаких шансов.
– Вы знаете, Семён Павлович, я всегда предельно честен, – произношу сдержанно, – поэтому скажу как есть. Панькаться с Вашей дочкой не стану. Если будет косячить, спрошу, как с других.
– Ты пыл свой поубавь, Дамир. Будет косячить, разбирайся, – рявкает полковник. – Но умеренно. А ты, не будь одним из лучших, за то, что нрав свой мне показываешь, мог бы на том севере, откуда только вернулся, поселиться. Но я добрый. Цени это.
Молчу. Мы оба знаем, что хорошей статистикой отдела он может похвастаться перед вышестоящими в большей степени благодаря мне. Поэтому если кто-то и должен ценить, то уж точно не я.
Встаю из-за стола.
– Я могу идти?
– Иди. Давай там долго не возись, выставка уже началась. Машина ждет на улице.
Киваю и, забрав папку, выхожу из кабинета.
Настроение дрянь. После суток качки в поезде хочется в душ и спать, а не картины рассматривать. Надеюсь, там будет что перекусить.
На ходу накидываю куртку, пожимая руку сослуживцам, которых не видел почти шесть месяцев.
Выйдя на улицу, вдыхаю легкий морозный воздух, успокаивающий нервы. Я дома. Оказывается, соскучился, хотя думал, что корней не пускаю.
– Здорово, Дамир, – звучит приветливо справа.
Серега Карпов – младший лейтенант, а по совместительству мой хороший знакомый. Жму протянутую руку.
– Здорово, Серый.
– Давно вернулся?
– Да только что. С поезда сошел час назад.
– И сразу сюда? – присвистывает Карпов.
– Ну. Воронин вызвал. Говорит – срочно, без тебя никак.
Серега смеется.
– Ууу, ну тогда паши, брат. Суббота, вечер, а ты уже на задании. Прямо бонус вытащил.
Не то слово!
– Дамир, – снизу ступенек доносится знакомый голос.
Как наждачкой по нервам, честное слово.
Без особого желания поворачиваю голову. Внизу, укутавшись в полушубок, топчется Катя. На ногах туфли, несмотря на погоду, а из-под полушубка виднеется коктейльное платье. Похоже, она уже во всеоружии.
– Ооо, ты с Катюшей? – понимающе округляет глаза лейтенант, в которых даже не пытается спрятать сочувствие.
Никто не хочет связываться с дочерью Воронина. Она, как заноза в одном месте. Достать не достанешь, и приходится терпеть.
– Ещё один бонус, – констатирую неприятный факт.
– Тогда удачи.
Хмыкнув, спускаюсь.
– Привет, Дамир, – на покрытом тонной косметики лице расплывается приторная улыбка.
Вторая причина, почему я не хотел связываться с этой занозой.
– Привет, Катя. Поехали.
Обхожу машину и сажусь рядом с водителем. Девчонка забирается на заднее сиденье.
Перекинувшись парой фраз с Костей и Катей, доезжаем ко мне домой. Требуется двадцать минут на то, чтобы из дорожной одежды переодеться в костюм и отправиться в пункт назначения.
Катя, получив отказ на просьбу подняться со мной, пока я буду собираться, недовольно дует губы. Но как я и сказал – возиться с ней нет и в мыслях. Нужно было думать прежде, чем навязывать мне девчонку, которая уже полгода как рисует явно недружеские картинки в голове касательно меня.
Павлович об этом, конечно, не в курсе. Может, сказать? Тогда сам отошлет ее куда подальше. Или меня…
– Так, а теперь, Кать, давай ещё раз, – по пути в галерею оборачиваюсь назад, – цель, ради которой мы едем в галерею?
– Ты не изучал дело? – ворчливо удивляется брюнетка, изгибая свою чрезмерно широкую бровь.
– Когда мне было это сделать? В душе?
Выдохнув, Катя закатывает глаза.
– В общем, слушай. В галерее работает наша главная подозреваемая, – без особого желания следует пояснение: – Некая Мария Белова.
– Мария Белова?
Внутри при упоминании знакомых имени с фамилией все сжимается.
– Да. Эксперт, проводившая экспертизы обеих картин. На документах стоят её подписи, а значит, она имеет прямое отношение к махинациям, проводимым в этой галерее.
– Что за махинации? – спрашиваю на автомате.
– Мы подозреваем, что они подменивают картины. Оригиналы забирают себе, а владельцам возвращают копии, при этом с чистой совестью выдавая заключения о том, что работа поддельная. Доказать их вину пока невозможно, так как у обоих владельцев нет документов, которые бы могли хоть как-то подтвердить их право на эти картины. У первого свидетельство о происхождении полотна сгорело в пожаре, а у второго его и не было. Картина переходила из поколения в поколение. Все эти нюансы эта Мария знала, так как перед принятием картины они выясняют всю информацию и просят заполнить анкету.
Мария Белова, галерея…
– Так, стоп, – говорю резче, чем требуется, потому что мозг пытается усердно сопоставить имеющиеся факты.
В последний раз я общался с Иваном около трех месяцев назад. Он тогда с восторгом рассказывал о том, что Маше удалось найти работу в Москве в какой-то относительно недавно открывшейся галерее. Что её зарплата в два раза выше, чем у него самого, и если так пойдёт дальше, то его дочь сможет забрать их из той дыры через каких-то пару лет. Просил встретиться с ней и удостовериться, что она в порядке, но из-за командировки я не смог. Собирался позвонить ей по приезду.
Подозрение ядовитой змеей ползёт под кожей. Каков процент того, что Мария Белова – это моя Маша? Маша, из-за которой я не приезжал в родной город на протяжении трех лет, чтобы не ворошить прошлое. Маша, своей искренностью и прямотой вывернувшая меня наизнанку. Девочка, прячущая слезы, чтобы не выглядеть слабой, но открыто признавшаяся в своих чувствах?
Перед глазами всплывает ангельский образ светловолосой девочки, из-за которой я не смог удержать себя в руках. Девочки, умеющей улыбаться так, что меня цепляло каким-то необъяснимым образом…
Да ну, бред. Это точно какая-то другая Мария Белова. Просто идиотское совпадение.
– У тебя фото есть? Этой Беловой.
В нетерпении впиваюсь в Катю глазами, одновременно переваривая полученную информацию.
– В кабинете есть. С собой не вожу. А что?
В пристальном взгляде племянницы полковника проблескивает любопытство. Она хоть и молодая ещё, а как сказал Семён Павлович, не глупая. Если что-то заподозрит, будет копать как крот, пока не доберётся до истины.
И хоть я на сто процентов уверен, что речь идёт не о моей Маше, но от перестраховки ещё никто не страдал.
– Ничего. Врага надо знать в лицо, – отвечаю и отворачиваюсь, утыкаясь в лобовое стекло сосредоточенным взглядом.
– Сейчас приедем и покажу тебе её, – прилетает с заднего сиденья, – ничего особенного. Смазливая блондинка с внешностью невинной куклы.
Тук-тук-тук… Да не может этого быть!
23
– Маш, ты сегодня выглядишь как Богиня.
Артем в который раз за вечер с нескрываемым восхищением одаривает меня комплиментом. Улыбаюсь, приподнимая бокал с шампанским.
– Должность обязывает.
К сегодняшнему вечеру действительно пришлось подготовиться с особой тщательностью. Александр Викторович потребовал строгий дресс-код для работников.
«Все обязаны выглядеть с иголочки» – было его постановление.
Не так давно в галерею привезли редкие картины, с большим трудом купленные на аукционах. Владелец пожелал, чтобы это событие не осталось незамеченным, поэтому и устроил сегодня вечер открытых дверей для бомонда. Шампанское, закуски – все за счет заведения.
Легкая, классическая музыка разбавляет разговоры гостей, помогая всем пропитаться атмосферой торжества.
Женщины в красивых платьях с восхищением рассматривают работы художников конца девятнадцатого века. Мужчины, одетые с лоском, проходятся вдоль развешенных в залах картин, сдержанно кивая и то и дело останавливаясь, чтобы уточнить какие-то вопросы.
Улыбаюсь, наблюдая за всей этой роскошной атмосферой. Я так давно мечтала попасть в такую струю, что до сих пор не могу поверить в собственное счастье.
Спустя месяц после приезда в Москву уже отчаялась, так как поиски работы не увенчивались успехом. Я каждый день обивала пороги галерей. Даже пыталась устроиться в художественное кафе, но и оттуда ушла ни с чем. Везде требовались специалисты с опытом. Даже в должности гида отказывали, а я готова была хотя бы на это для начала.
Откуда взяться опыту у студентки, только закончившей университет? Не было его.
Галерея, в которой мне чудом дали должность эксперта, была чуть ли не последней в моем списке. Пришлось пообещать пройти экстерном курсы по экспертизе и атрибуции произведений искусства. Александр Викторович приставил ко мне Артема, который дотошно объяснял все нюансы. Показал и пояснил принципы работы с ультрафиолетовым и инфракрасным излучением. Научил выискивать реставрационные записи, скрытые надписи и авторские переделки.
В микроскопе я теперь быстро могу определить «объем» живописи: мазки, которые образуют фактуру изображения.
Рентгенография, физико-химические исследования – когда-то это было далеким для меня, теперь же не представляю жизни без всех этих кропотливых анализов, благодаря которым заказчик может подтвердить оригинал у него на руках или же подделка.
Но даже при всех моих познаниях картины мне доверяют далеко не все. Ельский сам выбирает для меня работы. И надо признать, не самые простые. Значит, доверяет. А это для меня очень ценно. Я всегда буду благодарна Александру Викторовичу за то, что он дал шанс неопытной студентке, приехавшей покорять столицу. Поверил в меня, при этом очень строго прогнав по всем азам истории, которые я знала на зубок, благодаря тому, что последние несколько лет не отрывалась от учебников. Собственно, это и стало причиной того, что директор галереи дал мне шанс. Если бы я провалила хотя бы один вопрос, меня бы и его лишили.
– Добрый день, Мария, – отрывает меня от размышлений Дмитрий Сергеевич, коллекционер, часто наведывающийся в галерею.
– Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич, – вежливо улыбаюсь мужчине.
– Замечательный сегодня вечер. Столько новых произведений у Вас.
– Это правда. Только люди с большой душой истинно ценят искусство.
– Спасибо за тонкий комплимент. Мария, я хотел бы пригласить Вас куда-нибудь поужинать, как Вы на это смотрите?
– Благодарю, но пока вынуждена отказать. Все мое свободное время занимает работа.
– Неужели не найдете хотя бы часа в личном расписании?
– Маша, привет, – Ксюша, наша сотрудница, спасает меня от необходимости придумывать очередную отговорку и довольно нагло хватает меня за локоть. – Извините, я украду ее у Вас, срочный вопрос.
Нагло по отношению к мужчине. Я же расцеловать ее хочу за этот жест. Не то, чтобы я не мечтала сходить на свидание, просто Дмитрий Сергеевич меня не привлекает. Меня уже давно никто не привлекает…
– Какой срочный вопрос, Ксюш? – спрашиваю, оказавшись на безопасном расстоянии.
– Какой вопрос? – махом опустошив бокал с шампанским, искренне удивляется красивая блондинка.
– Ну, ты сказала, что у тебя срочный вопрос.
– Аааа, так это, давай выпьем, – схватив с подноса проходящего мимо официанта бокал, она ударяется им с моим, – за то, что я спасла тебя от этого дедугана.
Вот же лиса хитрая. Не могу сдержать искренний смех.
– Он вроде и не дедуган, – пытаюсь оправдать мужчину. – На вид лет пятьдесят.
– А, он тебе понравился? Ну тогда сорян, сейчас я его верну, – Ксюша дергается вперед, я же останавливаю ее за руку, точно зная, что эта и вправду может вернуть.
– Не надо. Выпьем лучше. Спасибо, ты действительно меня спасла.
– Вооот, другое дело, – мы одновременно отпиваем из бокалов. На языке пузырится вкус дорогого элитного шампанского, приятно расползаясь по венам, а я снова в благоговении обвожу светлый зал взглядом. Как же у нас все-таки красиво, волшебно, будто в параллельном мире находимся, далеко от мирской суеты. – Хотя, знаешь, Маш, тебе бы не помешал мужик.
Возвращает меня на землю Ксюша.
– Что? С чего такой вывод?
– Да вот что-то ни разу не припоминаю, чтобы ты рассказывала о том, что ходила куда-то. Все дома-дома. А пора бы уже и на свиданку сгонять. Пусть даже и с пятидесятилетним. У них денег в карманах ой как много шуршит, обеспечил бы тебя такооой жизнью.
– Я и сама себя обеспечиваю, Ксю.
– Знаю. Ну окей, деньгами ты не обделена, а вот членом очень даже.
– Ксюша! – шикаю на нее, быстро оборачиваясь по сторонам.
Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь услышал.
– А что? Когда у тебя последний раз мужик был?
Резонный вопрос. Очень давно. Но что я могу поделать, если никто меня не привлекает настолько, чтобы захотеть с ним чего-то большего, чем просто общения?
– Не важно. Меня все устраивает.
– Угу. И паутина в одном месте тоже?
Закатываю глаза.
– Ксюш, я не собираюсь это обсуждать. Ты ходишь на свидания, я рада за тебя. Я не хожу – и радуюсь за себя не меньше.
– Ты в курсе вообще, что Артем на тебя засматривается? – будто не слыша моих доводов, гнет свою линию Оксана.
– В курсе.
– Так может уже дашь парню зеленый свет?
– Не дам.
– Упрямая!
– Какая есть!
Пожимаю плечами, делая еще один глоток легкого алкоголя. Ксюшу близкой подругой я назвать не могу. Скорее, просто сотрудница, не стесняющаяся выражаться в словах. Она живет на полную катушку, пользуется вниманием мужчин и, скорее всего, вниманием Александра Викторовича тоже. Не зря же он уволил своего прежнего секретаря, опытную Веру Николаевну, и взял на ее место молодую длинноногую блондинку. Но я не осуждаю. Каждый живет так, как ему угодно. Человек она не лицемерный, честный и щедрый. А я очень ценю эти человеческие качества.
– Воу, гляди, какой мужик, – едва не подавившись шампанским, Ксю указывает головой в сторону стены с картинами известного русского художника.
Прослеживаю ее взгляд и чувствую, как внутри все переворачивается. В одно мгновение земля уходит из-под ног. Сердце, будто поднявшись из-под слоя сваленного на него грунта, взметается, отряхивается и начинает больно колотить ребра. Сначала один удар, впитывая когда-то понравившиеся черты и пытаясь понять, не обозналось ли оно. А потом поняв, что нет, ошибиться невозможно, набирает скорость, пока я не начинаю задыхаться, будто бежала очень долго и наконец остановилась, пытаясь схватить ртом воздух.
Давно оно бедное так не сбивалось. Три года назад в последний раз, когда Дамир меня поцеловал, а потом уехал.
Это ведь он? Дамира бы я узнала из миллиона.
Правильный, жёсткий, но до покалывания в груди красивый профиль. Щетина, которая сейчас длиннее, чем тогда, когда я видела его в последний раз. Широкие брови и сосредоточенный взгляд карих глаз, умеющих улыбаться даже когда лицо остаётся серьёзным.
Рефлекторно подношу руку к шее, надеясь, что это поможет мне дышать.
Я ведь думала, что отпустила. Поверила в то, что влюбленность трехлетней давности прошла почти сразу после его отъезда. Утопила себя в учебе, погребая воспоминания под слоями новых знаний. Даже с улыбкой вспоминала те три дня, что он провел у нас. Пыталась не реагировать на рассказы отца о том, как он потом жил, как уезжал в разные города в командировки. Он стал тёплым воспоминанием, после которого я так и не смогла влюбиться ни в кого другого.
Попросту закрыла все чувства и эмоции на крепкий замок. И вот сейчас этот замок с треском ломается, потому что рядом с Дамиром я вижу девушку. Хорошенькую брюнетку, немного ниже его ростом. Она смотрит на него не просто как знакомая. Такой взгляд очень легко заметить и распознать по особому блеску. Да и обычная знакомая бы не держала мужчину под локоть просто так.
– Маш, ты видишь его? – толкает меня Ксюша, силой выдергивая из пропасти, в которую я лечу без страховки.
– Вижу, – ворочаю пересохшим языком.
И как только я это произношу, Дамир поворачивается. Как в замедленной съемке происходящее вокруг почти останавливается, звуки блокируются, а я замираю… Даже сердце останавливается, будто боится спугнуть момент. Затихает в предвкушении. Наши глаза встречаются, выпуская спрятанные эмоции наружу. Но в тот момент, когда я думаю, что он сейчас улыбнется мне, кивнет или начнет подходить, Дамир вдруг абсолютно равнодушно мажет по мне взглядом и отворачивается. А спустя несколько секунд и вовсе покидает галерею со своей спутницей.
Выброшенные эмоции возвращаются обратно и плотным кольцом сдавливают грудь.
Медленно отмираю. В уши проникает звук происходящего вокруг, фокус расширяется, а я ничего не соображаю. Замедленно моргаю, возвращаясь в себя. Пульс с тяжестью набирает обороты. Чувствую себя так, будто шмякнулась на землю, больно-больно, а единственный, кто мог протянуть руку помощи, прошел мимо.
Кольцо на груди становится непреодолимо тяжелым, заставляя кровь толчками пробиваться по венам.
Что это было? Дамир меня не узнал? Разве такое возможно? Я не могла быть ему настолько безразличной.
