Текст книги "Неформат"

Автор книги: Елизавета Михайличенко

Соавторы: Юрий Несис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

20. Дачник

Уснул я непривычно рано, незаметно и ненадолго. Меня разбудил телефонный звонок. Я долго не протягивал руку. Чего спешить, если заведомо знаешь, кто звонит.

– Ты что, уснул? – недовольно буркнул Санька. – А где Света? Почему нормальный телефон у вас не отвечает?

– Нормальный телефон сгрыз ненормальный кобель. Неформатной Светы еще нет. Форматный я – уснул… Кстати, привези мне новую карточку для мобильника.

– Где же она шляется? – разочарованно проныл Санька. – Может, ее в этой идиотской «Билингве» поискать, как думаешь?

– Никак не думаю. Карточку не забудешь?

– Я сегодня выбраться не смогу, Боренька. Дела. Завтра тебе ее купим, так? Меня, все-таки, три с половиной жены заждались. А, кстати, о женах. Знаешь, кто эта баба, которая с Плоткиным в казино явилась?

– Знаю. Его жена. Вторая, в смысле. Хуповая. Не три с половиной, конечно, но тоже кое что.

Санька явно насторожился и раздумывал – откуда я это знаю. Наверное решил, что догадался из контекста:

– Ну, про жену я тебе сам намекнул. А что значит «хуповая»?

– Это моя собственная лексическая единица. Я так назвал женщину, с которой вступили в брак по еврейскому религиозному закону. От слова «хупа».

Санька замолчал, явно откручивая диалог назад и пытаясь понять как я это вывел из его слов. Наконец, недовольно спросил:

– И давно тебе это известно?

– Да часа два уже.

– Позвонить не мог сразу? А… ну да, не мог. А как тогда узнал? Опять «вспомнил»? Может, ты тогда и куда она исчезла вспомнишь? Или у своей хваленой интуиции спроси.

Санька уже злился всерьез.

– А она исчезла? – спросил я и почему-то добавил. – Уж не с утра ли?

– Связываешь со Светой? – буркнул Санька. – Не знаю я когда она исчезла. Плоткин весь в соплях, даже смешно.

– А Плоткин-то откуда узнал про ее исчезновение?

– Боря! – раздраженно начал Санька. – Мы же его не в подвале в наручниках держим. Он вроде как под домашним арестом. Еще из банка, как только я его туда привез, он позвонил своему Ронену. Тот его ободрил, мол все пучком, скоро они тебя отпустят, держат для перестраховки, ничего не бойся, Наум уже у параши, вопрос нескольких дней. В общем и мы ему примерно так же объясняли, почему его держим. Короче, он воспрял, жене позвонил. А она его отшила. То за него дралась, то «не ищи меня, все равно не найдешь». И мобильник убила.

– Я тут компьютер с интернетом нашел, – сказал я, чтобы Саньку не напрягать. – А там разговоры Светика с нашим шефом Фимой сохранились. Оттуда и про хупу узнал. Приедешь – дам почитать. За карточку.

Санька задумался:

– Это срочно? Там что-то важное есть?

– Скорее любопытное, – честно признался я.

– Не, Боренька, – зевнул Санька, – тогда до завтра. До обеда приеду, честно. Если ничего не задержит, конечно. С карточкой, с большой-пребольшой. Так?

Снова заснуть не получалось. Светик так и не появилась. Почему-то мне казалось, что не появится и завтра. И вообще не появится. Почему? Потому что в чем-то она нас переиграла. А мы, тормоза, до сих пор даже не поняли в чем. А в чем она, в принципе, могла нас переиграть? Только в одном. Приблизиться к Плоткинским миллионам. Вот прикольно было бы.

А как она, в принципе, могла бы их получить? Если сам Плоткин у Саньки? А никак. Вернее, или никак, или только как-то через Дину. Вот смешно, если я рассказал Умнице правду! Даже чуть жаль, что этого не может быть. Не такой Плоткин идиот, чтобы давать даже самой любимой женщине доступ к таким деньгам. Да и зачем? Доступ к деньгам – этот всегда риск для жизни и здоровья. Такой Плоткин должен ревновать свою женщину к своим большим деньгам, а свои большие деньги к своей женщине. И никогда не оставлять их наедине. Наверняка, сидит сейчас Светик в окружении таких же бледных со взорами горящими хакеров, и ломают они зубы о Плоткинские замки.

Однако, практически одновременно исчезли две женщины. Причем после того, как одна из них узнала о существовании, а вернее – о социальной роли второй. А деньги? А деньги, как мы поняли, где-то кочуют, из пункта А в пункт Б и вообще не факт, что их можно сгрузить. Может, вагон денег уже доехал до пункта назначения? До Ронена, стало быть. А тогда зачем исчезать Светику и Дине? Незачем.

Упершись в тупик, но не уснув, я стал думать о Ронене. Ничего не придумал, конечно. Потому что ничего я о нем не знал, кроме истории про зуб Баруха. А хорошо бы было вот так же, как и Умницу, подбить Ронена на приезд в Москву. А уж тут что-то придумать. Но вытащить сабру в Москву – это уже какая-то сказка про репку. Мышка-то у меня была, хоть и компьютерная, но вместо бабки-дедки-внучки-Жучки лишь абстрактный Барух с выбитым зубом.

Разбудил меня стук в дверь. Знакомый стук. Судя по всему, опять спецназ в лице Дядьколи. Вставать не хотелось, но и надежды на то, что Дядьколя уйдет непохмеленным тоже не было.

– Свет-ка!!! – заорал он наконец. – Отопри!!! Я те дорожку от снега очистил!

Это было уже слишком даже для меня. Я открыл дверь:

– Какой снег? Дождь идет. Октябрь.

Дядьколя хитро лыбился и подмигивал слезящимся глазом:

– Я ей дорожку в марте… расчистил, поал? Добро… надо помнить. Светка где?

– Не знаю.

– А ты тут… чего? – Дядьколя, кажется, решил устанавливать долгосрочный контакт. – Светка б мне налила, – с подкупающей откровенностью сообщил он. – Ее если рано разбудить, она не соображает ниче, зима, лето… ну, не тяни душу, плесни… раз уж ты… за хозяина.

Я почти было пошел за стаканом, но сообразил, что и от Дядьколи может быть прок:

– Мне телефонный аппарат нужен. Наш сломался. Неси целый телефон – получай целую бутылку.

Дядьколя задумчиво шевелил губами, словно переводил мои слова для своего внутреннего голоса. Наконец, выдохнул:

– Могу. Взаймы могу… У Павловых дача пустая… До зимы не приедут. Хотя… обожди. Не взаймы. А это… в аренду. Сто грамм в день.

Через четверть часа причапал Дядьколя с аппаратом. Я вынес ему бутылку, но он испуганно отступил:

– Не-не. Ты мне авансов не выдавай. Вредно это. Сто грамм в день, как уговорились… Но каждое утро.

Я подключил телефон и почувствовал, что жизнь постепенно начинает улучшаться. На волне оптимизма я позвонил Ленке, разбудил ее и сообщил, что уже почти перегрыз путы обстоятельств и скоро мы снова будем вместе.

В ответ Ленка сказала мне, что я похож на человека, который в горах сделал вид, что пропал, а сам наблюдает за спасработами из-за елки.

– Это не из-за Ёлки, – тупо сказал я, – она тут вообще ни при чем! Вернее, при чем, но это я её, а не она меня…

В трубке раздались гудки. Настроение умерло, не родившись. Со второго этажа с трудом, кряхтя, спустился О'Лай и, подойдя, уставился на меня слезящимися требовательным глазами Дядьколи. Я с трудом удержался от совместной опохмелки с кобелем.

– Что-то мы много пьем! – сказал я ему строго.

Видимо, шарпей все понял по интонации и затряс ушами. Я сварил себе кофе, потом потащил упирающегося пса в лесок, на прогулку, на вытрезвление. О'Лай плелся на полшага позади, свесив голову, явно желая вызвать у меня если не сострадание, то хотя бы стыд.

Так мы вышли в дачный поселок. Он оказался совершенно необитаемым. Оно и понятно – какой дурак будет сидеть в этой межсезонной грязи. Тянулись глухие разноцветные заборы, было тихо. Разок только встретили мы какое-то существо в юбке, окатившее нас любопытным «Здрасссссь», возможно это была Дядьколина супруга-сторожиха. В конце поселка мимо нас прошествовал огромный облезлый кот, слегка зашипевший на О'Лая, который вдруг уселся на задницу посреди дороги и заругался на кота тонким, непрекращающимся захлебывающимся лаем, словно жаловался сразу на всех и на вся.

– Ладно, – сказал я зачем-то, – налью я тебе сто грамм.

Не знаю как пес понял, но обратно уже он тащил меня на поводке. Мы изрядно опустошили последнюю бутылку водки, доели остатки закуски. На дне оставалось ровно сто Дядьколиных грамм, чтобы не оказаться без связи с внешним миром, если Санька снова продинамит.

Делать было ну совсем нечего. Я от тоски поиграл в какую-то компьютерную стрелялку. О'Лай, опохмеленный и оживившийся, осваивал татами – притащил туда обмусоленного плющевого зверя и искусственную косточку.

Потом я рубил дрова. Потому что стало уже совсем промозгло, а в логове был камин – хоть и грязный, но с виду вполне. Я уже вошел в дроворубный раж, когда приехал Санька не только с карточкой, но и с сухим и мокрым пайком.

– Это за счет банка, – сообщил он, торопливо закусывая. – На Плоткина спишем, так? А то у него из-за этой бабы совсем аппетит пропал. Все, Боренька, ты отдыхай тут, а мне пора. Не забудь только сразу позвонить, как Света вернется. В любое время, так?

Судя по количеству харчей и явному нежеланию забрать меня в Москву, мой статус не сильно отличался от Плоткинского. Тот же домашний арест «на всякий случай» правда не в камере, а на поселении, но и уровень комфорта не пятизвездочный. Впрочем, меня это устраивало. Санька за харчи нанял меня подкараулить Светика, а я, тем временем, поджидал Умницу с паспортом.

21. Она нас и в шампанском

Ожидание, как положено, тянулось томительно. День начинался с выдачи Дядьколе арендной платы и выгуливания шарпея. Санька звонил, но не появлялся. Рассказывал, как его достал Плоткин. Раз в день я звонил Ленке послушать, как ее достал я. Несколько раз общался с ГАОНом. Сначала, из-за моего просроченного паспорта, его доставали чиновники израильского МВД, но вчера – уже российская консульская бюрократия. Так что Умница должен был явиться со дня на день. Если, конечно, пройдет паспортный контроль.

Дачную праздность разнесло вдребезги одним единственным телефонным звонком:

– Че, Мутант, уже догнал или еще тормозишь? – дружелюбно хохотнула Светик.

– Собаку бы хоть пожалела, – буркнул я. – Пес попал в плохую компанию и спивается.

– Во, я ж тебя потому и коннектю. О'Лая, Мутант, засейфь. Патамушта он очень дорогой.

– Недешевый, да. Дядьколя экономичнее… Что, поезд ограбила?

– Ахха. Не экономь на псе, Мутант. Тебе воздастся. Этта, вези его в Израиль и холи там. Псоевые документы на вывоз в нижнем правом ящике стола. Я у тебя его выкуплю, када можно буддет. Ы?

– А этта када? – не выдержал я.

– Не зна. Када баяцца кончу. Во, как ты мафию там сделитишь, так сразу. Мутант, ты как паспорт получишь, сбегай в Вестерн Юнион, что напротив банка Оксюморона, ахха? Я тебе туда скопипейстила сумму на псоевые расходды.

– Вообще-то меня плющит от собак и ворованных денехххх. Мож, ну его нахреф? Он для меня слишком метафоричен, – разозлился я.

– Не обижайся, Мутантик, не здыхай, – голос Светика потеплел, чем-то она там звякала. – Кста, ты заценил, что я те с ГАОНом не мешаю? Ниче так ты строишь сюжет, концепт ловишь. Близко к документальному, ахха. Тока этта, че ты все время это дураццкое «ахха» постишь?

Светик хмыкнула. Помолчали.

– Ну? – не выдержал я. – Выкладывай!

– Жду.

– Ладно, – сдался я. – Буду я лелеять твоего шарпея. Хочешь, от алкоголизма вылечу?

– С собой берешь? – настаивала Светик. – Кста, он не бесприданник ни разу, у него буддет полный пансион и… лейб-ветеринар. Ахха?.. Обещаешь? Ешь землю!

– Беру. Обещаю, – поклялся я. – Шобясдох. Но авансом хочу услышать сказку про ограбленный Плоткинский поезд.

Светик как-то странно забулькала. Потом издали просипела:

– Обнюхалась, что ль? Ну хва, куда льешь? – наконец, она снова припала к трубке. – Этта, Мутант… Этта я не тебе. Тут тупые фсе… Да и я в формат погрузилась. Знаешь, если дама погружаецца в ванну с шампанским, то она остаецца тем же, чем была. Тока тупеет постепенно, ахха, от пузырьков.

– Светик, а ты что, правда в ванне с шампанским сидишь? – честно удивился я. Как-то это с ней не вязалось.

– Сижу, ахха… И внутырь пью тожжа. Опппп…. Фигассе… Фсе, лапоть утопился тока что. И знаешь, Мутант, грустно четта. И воняет. Динка уговорила, у нее мечта, а у меня – минус лапоть. И вокруг ацтой полный – тока три наших яхты. Куда-то плывут нахреф, курс держат… Мутант! Ты там?

– Там-тарарам, – отозвался я. – А третья яхта чья, говоришь?

– Да лана, хва меня караулить на слове. Ща только скажу… Этта, начинай упырей баяцца! Хы. С трех раз угадаешь?

– А чего тут гадать? Не Ревекка же Ашкенази. Ее труп я видел. А вот труп Кабанова не видел. Значит, упырь – он?

– Вива, Мутант! – завопила Светик. – Беспесды, вива! Дальше фсе просто… Сам… сам достроишь?

– Ладно, попробую. Ты мне завтра позвони – сюжет сверить… А зачем тебе столько много денег, Светик? Жить или для концепта?

Светик захихикала, я услышал плеск шампанского. Потом она разом погрустнела:

– Ну… жить. Для концепта не получилось. Стока многа денех сгрузить на себя низзя. Скока могла – сгрузила. Но это мало… Ф смысле – дофига. Но десятина всего. А остальное перенастроила. Пускай за меня моляцца в благотворительных фондах, ахха. Тока они не знают за кого молицца. Ну, пусть… абстрактно. Этта, во, на псов для слепых многа двинула… Ты как, одобря? На слепых, Мутант, это правильно… На хакеров еще… чтоб фсемирный снюх сорганизовать в… неважно где… Хотела, кста, литпремию учинить, но калечит это, вредно, ну их нах, да?.. На поиск Атлантиды утрамбовала, кажецца… На слонофф! В Кении проект есть «Слоны оборзели» – полный уже неформат! Там молодой слоник, он сирота… и рычит, как мотоцыкыл… А, Мутант! В деньгах на кобеля буддет этта… десятину от них отдай Оксюморону, на деду, который без ног… Патамушта «что ты спрятал, то пропало, что ты отдал – то твое…» На зороастрийцев еще многа ушло, во, этта уже чиста для концепта вышло, ахха… ну, многа еще куда… Тока не спрашивай «зачем». Патамушта затем, чтобы никто меня юзать не пытался втемную, этта раз. А два, чтобы Святую Землю сохранить хотя бы для моего шарпея и тебя, ахха?.. Во. Мутант!

– Я!

– Фсе, я погружаюсь. Я тебя еще сконнектю, не сцы… Во, еще… на компы для маленьких-маленьких кампучийских зайчикофф… Остальное не помню, нахреф практически, наощупь… не целясь ни разу, от бедра…

Светик отключилась. Я сидел с жалобно пищащей трубкой в руке и смеялся. Нет, ну правда, смешно же – на зайчикофф.

Потом я призадумался. С Кабановым мы, конечно, лажанулись. Трупа мы не видели, а сам Кабанов – профессиональный актер. Чпокнул два раза в подъезде, натянул на морду носок и прыгнул в машину. Да, но в машине его кто-то ждал. Причем с заведенным мотором. Жена? Он ей звонил при нас, но у них мог быть какой-то шифр. Но зачем? Зачем, если он Кабанов, а не Плоткин? От страха. На всякий случай. Не понравилось ему наше обращение. Понял, что могут еще найтись желающие с ним разговаривать и не такие вегетарианские, как мы. Правильно сделал, в общем. Санька, конечно, должен был отследить по своим каналам как идет расследование убийства и узнать, что убийства-то и не было. Но, с другой стороны, что бы это для нас изменило?

А вот Светик на этом «кто сделитил артиста Кабанова» просто зациклилась. И в какой-то момент точно поняла, что ну некому было. Да! Она, кажется, потом уже говорила про него не «сделитить», а «заскринить», что, как теперь понятно, совсем не одно и то же. Как же она его нашла? Не должен он был на той же квартире остаться. Хотя… актер. Мог. А скорее как-то на него вышла через тех общих знакомых, о которых они разговаривали в джипе.

А вот как она Дину нашла, интересно? Ну никаких зацепок у нее не было, кроме имени и двух фамилий. Но в данной ситуации это ничто, потому что Дина квартиру точно сменила. Дину Плоткин должен был прятать, как себя, а себя он прятал вдумчиво. Ну и как? Разве что после нашего отъезда от казино кто-то, или даже сам жаждущий публикации великий Ахурамазда, проследил куда Дина пошла. Ну да, конечно! Когда Ахурчик позвонил, я решил, что сейчас услышу истинный, не адаптированный к убогому ментовскому уровню новояз, вслушивался и переводил. Смысл одной фразы я так и не понял, зато, благодаря этому, запомнил. Светик говорила в трубку что-то вроде: «Отследил линк? Че и адресок скачал? Ахха… заскринилась. Все, засейвила.» Сейчас я это уже могу перевести, ахха.

Вероятно, Светик как-то сумела убедить Дину, что Эфраим человек конченный, «битый линк» и все что ей остается – это обеспечить себе безбедную жизнь. Наверное, любовь Плоткина была весьма асимметричной и даже освященная хупой не выдержала первых же испытаний. А может Светик шла по моему сюжету, и ревнивая Дина, узнав о первой семье, действительно возжелала мести. Впрочем, это уже не важно.

А важно то, что Дина знала где деньги лежат. А Кабанов хорошо сыграл свою главную роль – Эфраима Плоткина, финансиста. Документы у него были настоящие – раз их не было на Плоткине, значит они хранились у них дома. Жена у него тоже была настоящая, Плоткинская, запоминающаяся лучше, чем он. Да и на фотографию Плоткина он походил гораздо больше нынешнего Эфраима. А время поэкспериментировать с подписью у него было. Да, так получается. Дальше просто. Они втроем летят в какую-нибудь Швейцарию и уносят в клювах сколько поместилось, а остальное распыляют на неразумное, доброе, невечное. Просто и со вкусом.

Мне даже захотелось позвонить теще и порадовать старуху, что Ронен денег никогда не получит. Правда, следующий вопрос будет: «А Левик?» и многозначительное презрительное молчание. Ну, больших денег Левик по-любому уже не получит. Вместо компьютерной фирмы подарю ему новый лапоть. На шарпее сэкономлю, пусть пьет воду, алкоголь же – в умеренных количествах, только по субботам.

А у Ронена ситуация сейчас непростая. Сделал революцию, а казна пуста. Это очень плохо для авторитета нового дона. Значит, он будет вынужден рисковать, даже на грани фола. И это уже неплохо. Балансирующего на грани фола легко подтолкнуть. А если, все-таки, как-то выманить его в Москву? А как? Что ему тут делать? Нечего, вроде. Что или кто в принципе может выманить его в Москву? Из известного мне – только Плоткин. Но он Ронена патологически боится и правильно, наверное. А страх, как зенитное орудие, меняет направление легко и быстро. Эфраим, конечно, и сам понимает, что пропажу денег Ронен ему не простит. Значит, в его ситуации единственная защита – атака. А единственный шанс – Ронена ликвидировать или изолировать. И сделать это можно только здесь и сейчас. Как бы ему это доступно объяснить?

Я еще повертел ситуацию и, вздохнув, набрал номер тещи.

– Альберт Филиппович? – проскрипела старая конспираторша. – Зачем же вы тратитесь на звонок? У вас такая маленькая пенсия! Я вам сейчас сама перезвоню.

– Да, Боря? – сказала она через минуту. – Есть новости? О компьютерной фирме для Левика?

– Нет. По деньгам у нас ничья. Их уже никто не получит. Это я могу гарантировать.

– Значит, программа-минимум, – сухо подытожила теща. – Ну, хоть так. И на что мы с Наумом теперь должны будем жить?

– Да, жить на генеральскую пенсию – это, действительно, очень страшно.

– Левик – мой единственный внук и наследник… Если бы Наум не был таким щепетильным…

– А у Наума что, не осталось других денег?

– Таки скоро не останется. Он намерен пожертвовать все до последнего гроша. Во всякие благотворительные фонды, где эти средства все равно разворуют нечистоплотные люди.

Кажется, для зайчикофф настали хорошие времена.

– Я правильно понял, что Наум решил отойти в сторону и Ронену не мешать?

Теща задохнулась от возмущения:

– Как же ты плохо знаешь Наума! Боря, мне очень страшно. Он превратил конюшню в тир и все время тренируется. Ты ведь понимаешь, зачем он это делает? У Примуса уже дрожат ноги от этой стрельбы. Это уже ужас, Боря, а будет еще хуже! – торжественно произнесла Софья Моисеевна. – Боря! Если ты сам ничего не можешь, то хотя бы посоветуй мне кого нанять! Ты же знаешь этот ваш мир. Может быть, кого-то из Москвы с собой привезешь? Наверное, это будет дешевле, чем у нас, да и найти потом его будет трудно – вернется в Россию, и дело с концом.

Мне стало жаль стариков. Хоть одна и отравляла мне существование двадцать лет, а второй меня чуть не убил.

– Ну, в общем так, – наконец решился я. – Есть шанс нейтрализовать Ронена.

Теща так задышала в трубку, что я испугался – помрет еще от инфаркта, не дослушав.

– Что значит нейтрализовать, Боря? Выражайся яснее, я, если ты не понял, звоню с того же чистого мобильного телефона.

– Лет на десять, если повезет. Здесь, на чужой холодной земле.

– Хммммм… На зону париться? Это отличная идея, Боря! На шконку его! Поближе к параше! И ты сможешь??? Это действительно реально? А что… откупиться он не сможет, Плоткинских денег у него нет… Остальное пока еще у Наума. Что он мог взять в долг, он это уже взял на свои змеиные интриги… У него даже вилла заложена. А что! – голос тещи звенел. – Настоящая российская зона! Ронену! Это даже не хуже Наумовой пули! Боря! Я согласна! Мы согласны! Что тебе для этого надо? Чем тебе помочь? Что ты за это хочешь?

Я задумался. А действительно, что я за это хочу? На фиг все это мне нужно? Ну, во-первых, я не люблю, когда меня и мою страну пытаются использовать втемную. А во-вторых… ну разве что:

– За это вы обеспечите, чтобы домой я вернулся не блудным мужем, а героем. А то как-то Ленка не хочет ничего понимать в этот раз…

– Боря, а как же иначе? – торжественно, как юный пионер, произнесла теща. – Ты же не прохлаждаться в Москву уехал. Ты будешь определять пути исторического развития! Ты же знаешь, я всегда была к тебе справедлива и критиковала тебя потому, что ты ничего лучшего не заслуживал. А теперь будет совсем другое дело… Леночка не сможет этого не понять, когда я ей все объясню.

– Ладно, значит договорились. Передайте Науму, что надо срочно сделать. Во-первых, сообщить московскому банку, что все претензии к Плоткину сняты, а счет переоформляется на Ронена. Во-вторых, пусть он объявит среди своих, что признал свершившиеся факты, отходит от дел и что начинает передавать Ронену все дела, связи и прочие полномочия.

Теща опять задышала:

– Подожди, Боря… Но ведь это «как будто», да? Я-то понимаю, что это военная хитрость, но… Но Наум может тебе не поверить.

– А скажите ему, – задушевно предложил я, – что не верить человеку, которого несколько дней назад он сам пытался убить исключительно за патологическую честность – это уже вообще свинство.

Теща довольно хрюкнула.

– И, наконец, в-третьих, – все-таки сказал я то, в чем сомневался до последнего, но не получалось иначе, – отдать Ронену жену и детей Плоткина.

Теща притихла.

– Ты уверен? – наконец спросила она. – Ронен и детей убьет.

– Я надеюсь, что не успеет. А без этого не получится, Плоткин слишком скользкий – нужен верный крючок.

– Ну что ж, – медленно проговорила Софья Моисеевна, – у каждого своя непростая судьба.

– Сразу после этого Наум должен резко заболеть и никого не принимать.

– Ладно. Что еще? Ты же будешь нанимать и подкупать людей? Значит, тебе нужны денежные средства.

– В том-то и дело, – признался я. – Учитывая щепетильность Наума, боюсь, что нам с вами придется сильно залезть в долги.

– Боря! Никаких долгов! Ты что?! Ты что, правда не понимаешь, что делаешь общественно-значимое дело, для которого не жалко никаких денег. Наум ведь только на себя и, к сожалению, на меня не готов тратить. А на борьбу он отдаст всё.

Я молчал, чувствуя себя идиотом.

– А теперь, Боря, вообрази самую большую сумму, которую ты решишься у Наума попросить, – торжественно провозгласила теща. – Вообразил?

– Угум.

– Теперь умножь ее на два. То, что ты вообразил, возьмешь себе. А то, на что воображения не хватило, отдашь мне. Ну как мне… ты же понимаешь. Сколько мне там осталось… А твой сын – мой единственный наследник. У мальчика должен быть свой бизнес. Кроме того, Наум заслужил гораздо более обеспеченную старость, чем он готов себе позволить. И мы с тобой восстанавливаем социальную справедливость. А Наум сохраняет верность своим принципам.

– У меня, ясное дело, принципов никаких нет и быть не может, – начал было я, но тещина карточка прекратила дозволенные речи.

Детали операции еще предстояло додумать. Но внутренние часы, шедшие до этого беззвучно, начали громко тикать, все время напоминая, что время уходит. Поэтому я решил позвонить Саньке сразу, а детали покрутить во время выгула шарпея, пока Санька будет ехать.

– Что звонишь? Света появилась? – воспрял он.

– Скорее объявилась.

– Где???

– На яхте.

Санька засопел и злобно поинтересовался:

– На чьей это, интересно?

– На собственной, не дергайся. Бесполезно.

Санька дернулся всерьез:

– А давай ты не будешь мне тут советовать когда мне дергаться, а когда нет! Ладно, вечером заеду, обсудим.

– Нет. Сейчас.

– Сейчас, Боренька, я на работе. Работаю я, пока некоторые на дачах прохлаждаются. Причем, работаю сторожем – сижу с этим вашим долбанным Плоткиным. Как он меня достал, если бы ты знал! Эфраим, тут тебе второй мучитель привет передает. Так?

– Кстати, Эфраима ни в коем случае не отпускай.

– Да я и не собираюсь… А почему?

– Ты, может, и не собираешься. А твое начальство вот-вот соберется.

– А откуда ты можешь знать хоть что-то о планах моего начальства? Да и нахрен он мне нужен, если начальству – нет? Это ведь уже не мы с тобой, Боренька, его караулим. Это уже чужая добыча.

Мне надоело, и я решил ускорить процесс:

– Санька, приезжай немедленно. Я шабашку тебе нашел.

– Какую? Я, вообще-то, при деле.

– Тебе понравится. Не пыльную. Риска мало, денег много.

– Сколько?

– Ну… месячная зарплата в сутки. Годится?

– Все, Боренька, еду. Через час буду, жди.

О'Лай уже почти признал во мне если не хозяина, то врио. И вполне приноровился к моему шагу – трусил рядом, не мешая думать. Впрочем, думать-то на данном этапе было особенно и не о чем – ясно, что предстояла работа с Плоткиным, вернее правильная его обработка. После которой он сам должен был придумать, как вытащить Ронена в Москву. А Санька должен придумать, как Ронена посадить. Я теперь был вроде руководителем проекта, практически менагером, как брезгливо называла Светик клерков любого уровня. Впервые я оказался в ситуации, когда мне надо было только координировать. Даже моими семейными проблемами занялась теща. Финансовыми – тесть. Эмоциональными – О'Лай. Вот только совесть некому было перепоручить. Может, может замочить Ронен Плоткинских детей, не говоря уже о жене. И никто мне не давал права ими рисковать.