Текст книги "Владей мной (СИ)"
Автор книги: Елизавета Найт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава 25
Маша
– Что вам нужно? – я еще надеюсь на благополучный исход. Пытаюсь уговорить себя, что все это мне кажется, что он только спросит что-то и уйдет.
Его взгляд проходится по моему телу, липкий, практически ощутимый. После него хочется бежать в душ и тереть себя мочалкой до красноты. Мне совсем не нравится выражение его лица, оно не обещает мне ничего хорошего. Тонкие губы расползаются в плотоядной ухмылке, обнажая зубы.
– Малышка, – он надвигается на меня, а я вжимаюсь в стену и судорожно ищу пути к отходу. – Поговорить…
Он облизывает губы и сглатывает, кадык на его шее дергается.
– О чем? – я опять шепчу.
– О тебе, о нас, – он поднимает руку и тянется ко мне.
– Нас? – повторяю за ним эхом.
– Ага, – он проходится тыльной стороной ладони по моей щеке, карябая кожу шершавыми костяшками. Я замираю словно передо мной опасный хищник. Хотя так оно и есть. Боюсь сделать движение и спровоцировать его.
– Такая красота не должна пропадать, – выдыхает он мне в лицо перегар.
– Я не понимаю, – стараюсь отвернуться.
– Хм, – он усмехается, – собирайся, поедем.
– Куда?
– Ко мне, – он впивается мне в подбородок пальцами и с силой поворачивает мое лицо обратно.
– Нет, – я даже не хочу спрашивать зачем, его поведение четко мне говорит об этом.
– Дура, – жесткие пальцы впиваются в мое лицо. – Я предлагаю тебе защиту, деньги…
– Нет!
Он наклоняется и с шумом вдыхает воздух около моего лица, закатив глаза. Меня передергивает от страха и отвращения.
– Я как увидел тебя, понял, что должен трахнуть … Соглашайся.
– Нет.
– Ты надеешься на Дениса? Что с ним выгорит? Дура! После того, что ты устроила сегодня в офисе, он даже не плюнет в твою сторону.
– Пусти…
– Ты будешь моей! – он рычит мне в лицо. Немного сузившиеся зрачки словно расширяются, поглощая почти всю радужку. Его игривая пошлая улыбка превращается в оскал. Пальцы вновь больно впиваются в мой подбородок, практически пригвоздив меня к стене.
– Нет! – не знаю, откуда берутся силы спорить с ним.
– Денис больше не спасет тебя. Ты жалкая потаскушка, одна в Москве, блядь из ебеней… Соглашайся, скажи да! – с каждым словом он впечатывает меня в стену все сильней и сильней.
Тупая боль разливается в затылке. Неожиданно я понимаю, что Виталик чем-то обдолбался. Широкие зрачки, неадекватность и неконтролируемая сила – верные признаки этого. Не знаю чем, но факт. Воззвать к его разуму не получится.
– Мне больно, – пытаюсь усыпить его внимание или хотя бы отвлечь.
– Больно? – ему похоже нравится причинять боль, потому что он еще раз прикладывает меня об стену.
В голове гудит, мысли начинают путаться. Паника разливается внутри, парализуя меня. Опять, только не это. За что?
Надо срочно найти решение. Кровь стучит в висках.
Стараюсь продумать план действий, выходит плохо.
Он наклоняется ко мне совсем близко. Чувствую его дыхание на своем лице. Хочу отвернуться, но он не дает, по-прежнему удерживая за подбородок.
Его язык проходится по моей щеке, оставляя за собой омерзительную слюнявую дорожку. В нос опять ударяет запах сигарет и алкоголя. Едва сдерживаю рвотные позывы. Хотя, может, и не стоит.
Вздрагиваю от омерзения.
Хватаюсь двумя руками за его ладонь, пытаясь оторвать ее от своего лица. Топчусь по его ногам, чувствуя, как сминаются носы дорогих туфель.
Слышу его рычание. Начинаю визжать и рваться сильнее. Секундная заминка придает мне сил. Протискиваю вверх колено и пытаюсь попасть в пах. Он старается прижать меня к стене сильнее, наваливаясь всем телом. Его рука переползает вверх и пытается закрыть мне рот. Зря! Кусаю его изо всех сил, а ногтями полосую лицо.
Слышу рев.
– Сука!
На секунду хватка ослабевает, мне хватает и этого. Стекаю по стене вниз и вбок, бросаюсь к двери. Главное, выбежать из квартиры, а там кто-нибудь поможет! Так камеры, соседи и охрана в фойе.
Тяну руку к ручке двери. Едва успеваю коснуться ее, как чувствую нереальную головную боль. Виталя хватает меня за волосы и ревком отбрасывает назад.
Полированный металл скользит по моим рукам. Не успеваю даже схватится за нее как следует. Чувствую, как мое тело летит назад.
Тупая боль прошивает меня, выбивая из легких воздух. Я со всего размаха приземляюсь на пол уже в гостиной. Между мной и дверью на свободу стоит Виталий.
На его лице красуется не меньше шести кровавых царапин. Он прикладывает руку к щеке и смотрит на покрасневшие пальцы.
– Дрянь, – бросает он.
С его лица сходит улыбка, глаза наливаются кровью, вожделение в них смешивается с яростью, ноздри широко раздуваются, а руки собираются в кулаки.
Пытаюсь отползти назад, спина и рука отдаются болью, но я продолжаю пытаться.
Мужчина медленно надвигается на меня.
Спиной натыкаюсь на дурацкий светильник. Подхватываю его и бросаю к нападающего.
Он отмахивается от снаряда, но тот, видимо, больно ударяет по руке. Мужчина морщится и шипит от боли. Его лицо перекашивает маска ярости.
У меня не остается сомнений, что он меня убьет, если достанет. О насилии речь больше не идет.
Мужчина надвигается на меня, он не обращает внимания ни на что вокруг. Его бешенный, затуманенный дурью взгляд застывает на мне. Он даже не моргает.
Резкий рывок, и он налетает на меня.
Руками упираюсь ему в грудь, пытаясь отстранить. Но куда мне? Он весит раза в два больше меня. Под ладонями ощущаю напрягшиеся, словно стальные мышцы.
Его руки начинают шарить по моему телу, разрывая одежду. Он больно царапает обнаженную кожу, сминая ее.
Молочу его руками, пытаюсь ногами попасть в пах, кручу головой из стороны в сторону и кричу, что есть мочи.
Он придавливает меня к полу своим мощным телом. Пытается заткнуть мне рот и залезть другой рукой в трусы одновременно. Я шарю по полу руками, стараясь найти хоть что-то. Неожиданно мне под руку попадает шнур от той самой лампы, что я метнула в него. Рывком подтягиваю ее к себе и со всей дури обрушиваю ему на голову.
Он замирает. А потом я вижу, как чернота зрачка полностью поглощает его глаза, как открывается его рот и из него вырывается лишь рев вперемешку со слюнями.
Он резко вырывает лампу из моих рук, подтягивает ноги и садится на меня сверху.
Не могу дышать, его мощное тело давит всем своим весом мне на грудь. Открываю рот, хватая воздух.
Крепкие руки смыкаются на моей шее. Я пытаюсь подтянуть и поднять руки, помешать ему. Но не ощущаю ни их, ни своего тела. Чувствую только разрывающую меня огненную боль в легких, и стальную хватку на своей шее.
Не правда, что перед смертью проносится вся жизнь. Вранье. Вижу только заплаканное лицо мамы. Внутри щемит от осознания того, что скоро она потеряет еще и меня. Как она это перенесет? Темнота наваливается на меня свинцовым саваном. Откуда-то издалека, словно через слой ваты слышу знакомый и родной голос. Но теперь это уже не важно. Ничего уже не важно.
Денис
Вылетаю из офиса. Не замечаю ни холодного ветра, ни снега, что летит в лицо. Запрыгиваю в машину и жму по газам. Взвизгнув, машина рвется с места, в зеркало заднего вида вижу сизый дымок и две черные отметины на асфальте.
Крепко сжимаю руль. Опускаю взгляд на руки, у меня белеют костяшки. Ослабляю хватку, когда чувствую боль.
В голове пульсирует только одна мысль. «Успеть, только успеть.»
Держись Маша!
Петляю и постоянно перестраиваюсь в плотном потоке. Мне сигналят и что-то показывают водители в соседних машинах. Плевать.
Ускоряюсь и пролетаю на моргающий желтый, нет уже на красный. Позади слышу сигнал клаксона и визг тормозов. Даже не смотрю, что там.
На проспекте авария. Машины со скоростью улитки из трех потоков пытаются влиться в один. Выворачиваю руль вправо и залетаю на тротуар. Машина подпрыгивает на бордюре, люди рассыпаются в стороны. Объезжаю пробку и соскакиваю снова на дорогу.
Вот и набережная. Следующий дом мой. Стараюсь найти на фасаде свои окна, но не могу. Жму на газ.
Слишком медленно отъезжают ворота. Рвусь вперед, не дожидаясь. Слышу жуткий скрежет сбоку. Задел правой стороной ворота. Плевать! Вообще по фигу.
Маша, только держись. Пусть я ошибся, пожалуйста.
Влетаю на парковку у дома и тут же замечаю черный тонированный седан на низкой подвеске.
Черт, черт, черт.
Выбегаю, не замечая ничего вокруг. Ко мне бежит охранник. Он что-то говорит, но я только отмахиваюсь от него. Он пытается схватить меня за руку и тычет в ворота.
Сбрасываю его руку и забегаю в подъезд. Взлетаю на свой этаж, перепрыгивая через ступеньки.
Дергаю ручку. Дверь с тихим щелчком открывается. Пульс стучит в висках. Перешагиваю порог и сразу замечаю их. Эта картина будет преследовать меня до конца моих дней.
Хрупкое девичье тело неподвижно лежит на полу в гостиной, сквозь дыры в черных колготках неестественно белеет кожа, руки раскинуты, тело выгнуто.
Сверху, спиной ко мне сидит Виталя и, сука, душит ее. Вокруг беспорядок, валяются вещи, разбитая лампа.
Боль дикая и опустошающая разливается внутри. Вместе с ней приходит злость. Руки сжимаются в кулаки. Убью суку!
– Убери от нее руки!
Налетаю на него и, схватив за плечи, отбрасываю прочь.
Бывший друг ревет и поворачивает ко мне искаженное яростью и безумием лицо. Обдолбался! Опять!
Нет времени проверить, как там Маша. Виталя бросается на меня, размахивая кулаками.
Словно раненный огромный медведь, он пытается повалить меня. Уворачиваюсь раз, другой, пригибаюсь и впечатываю ему в челюсть. Чувствую, как хрустят его кости.
Виталя отпрыгивает и хрипит, изо рта капает слюна вперемежку с кровью. Бешенные глаза вращаются из стороны в сторону.
Он снова бросается на меня и успевает сделать выпад. Я ухожу в сторону, но медленно, он задевает скулу по касательной. Боль обжигает меня, приводя немного в чувства и распаляя ярость.
Бросаюсь на него, сбиваю с ног и начинаю молотить кулаками по его лицу. Чувствую тупую боль в костяшках, но не собираюсь останавливаться.
Прекращаю только тогда, когда он затихает и перестает брыкаться.
Опускаю руки, пытаясь отдышаться. Слышу хриплое клокочущее дыхание – жив, тварь! Так даже лучше!
Поднимаюсь и бросаюсь к ней. Падаю на колени и едва не ору в голос. Мертвенно бледное лицо, прикрытые глаза и багровые синяки на шее. Пытаюсь нащупать пульс, но не могу понять это мой или ее бьется под пальцами.
Наклоняюсь к ее груди, платье разорвано в клочья, кружевной лифчик касается моей щеки. Задерживаю дыхание, стараясь услышать хоть что-то.
Кровь стучит в висках, в ушах шумит.
– Ну же, ну… – шепчу я. – Живи, пожалуйста…
В горле встает ком.
Робкий стук в груди. Раз, другой… Медленно и осторожно, словно с натяжкой. Сгребаю ее в охапку, прижимаю к себе.
– Все будет хорошо малышка, дыши, только дыши…
Глава 26
Денис
Время для меня перестало существовать в тот страшный вечер.
Моя глупость стала для нее приговором. Моя собственная квартира стала местом казни.
Опускаю потяжелевшую голову на руки, закрываю глаза. В памяти снова встает страшная картина: темная гостиная, хрупкая девичья фигура, изодранная, поломанная, обнимающая целый мир раскинутыми руками и этот… упырь сверху.
Ярость снова вспыхивает во мне, выжигает меня из нутрии, как в тот вечер, как сотни раз после этого. Ну почему я отпустил ее из офиса, почему не поговорил?
Сглатываю вязкую слюну. Следом приходит чувство вины, скручивает внутренности в тугой узел, накрывает лавиной, обостряя боль. Сердце стучит как бешенное.
Помню все до секунды: как кричал что-то охраннику, прибежавшему на жалобу соседей, как сжимал ее в объятиях, укачивая как маленькую и шепча глупые запоздалые слова, как не хотел отдавать ее врачам, не понимая, кто они и зачем пришли, как запрыгивал вслед за ними в машину скорой, как сжимал ее руку, пока ее кололи длинными иголками, и пытался согреть посиневшую ручку в холодной машине.
Глаза начинает щипать, шмыгаю носом и до боли тру лоб.
Я мудак! Мудак!
Маша, ну как же так? Маша!
– Денис Худов?
Поднимаю голову.
Передо мной стоит мужчина средних лет, волосы и лоб блестят от капелек пота, он стягивает медицинскую маску и смотрит на меня уставшим взглядом.
– Да? – я вскакиваю.
– Состояние пациентки Ворон стабилизировалось, сегодня ее переведут в общую палату.
Я забываю обо всем на свете, меня заполняет чувство облегчения. Туго скрученная пружина безысходности начинает постепенно расслабляться.
– Как она? Я хочу ее видеть.
Врач хмурится.
Несколько дней я держу осаду реанимации. С того вечера, как приехал вместе со скорой, я отказываюсь уходить, днюю и ночую в кресле в коридоре. Меня пытались вывести и уговорить пытались, но я не ушел. И не уйду. Я неизменно встречаю всех и каждого, кто выходит из дверей реанимационного отделения со словами о Маше Ворон. Я обзвонил всех знакомых и знакомых знакомых в поисках связей.
Я был готов достать все, что угодно, чтобы спасти Машу. Но мне раз за разом отвечали «ждите, мы делаем все, что можем»!
И я ждал, сидя на кресле в белом коридоре, насквозь пропахшем антисептиком и отчаяньем.
– Больше я ничего не могу вам сказать.
Теперь моя очередь хмуриться. Что-то такое мелькает в моих глазах, потому что врач решает мне пояснить.
– Вы не являетесь родственником пациентки Ворон. Информацию о ее состоянии и посещение разрешены только членам семьи, простите, – он прикрывает уставшие темные глаза, но я успеваю заметить в них сочувствие.
Он уже собирается уходить, его смена закончена. Я выучил их расписание.
Протягиваю руку и осторожно останавливаю его. Он не удивлен, не рассержен. Просто внимательно смотрит на меня, ждет, что я скажу.
– Я ее жених.
– Да, вы говорили. Но этого мало. По закону…
Я опускаю в глубокий карман его мятого халата купюру и крепче сжимаю руку на его локте.
Он хмурится, в уставших глазах вспыхивает искра протеста, но я успеваю прошептать.
– Пожалуйста…
Не знаю, что он видит перед собой. Может отчаявшегося мужика, который не отходит от заветной двери ни на шаг, который спит урывками, сидя на металлическом кресле в больничном коридоре, а может влюбленного, ждущего свою возлюбленную, может фанатика на грани срыва? В любом случае верно все…
– Хорошо. Она в тяжелом состоянии, но с положительной динамикой, стабильна. В сознание приходит, но пока под седативными. У нее переломы ребер с двух сторон, трещина подъязычной кости, про гематомы я не говорю. Удивительно, но с плодом тоже все в порядке…
– С плодом? – я никак не могу понять, про что говорит врач.
Он опять хмурится, переводит потяжелевший взгляд на мою руку, что крепко сжимает его локоть. Я разжимаю пальцы.
– Ваша невеста беременна, вы знали? – его голос становится жестче и требовательнее.
– Нет… – я растерян.
– Срок небольшой, она могла сама не знать, – после небольшой паузы продолжает врач.
– Сколько? – я должен знать, просто обязан.
– Шесть-восемь недель, – говорит врач и оставляет меня с этой новостью наедине.
Если бы кресло не стояло рядом, я бы опустился прямо на гранитный пол.
Беременна? Беременна!!! Маша, что же мы наделали! Почему не поговорили? Почему не смогли решить наши проблемы тогда? Почему все должно было произойти так?
Почему наши прошлые неудачи встали между нам?
Ребенок, она ждет моего ребенка! Я стану отцом! В груди разливается волна невероятной нежности и тепла. У нас будет ребенок.
Я стану отцом. А что, если… Гоню прочь непрошенную мысль. А что, если отец не я? Юра? Этот моральный урод?
Ликование смешивается с волной разочарования и неожиданной потери. Как будто я уже потерял своего ребенка.
Неважно, кто отец. Это мой ребенок! МОЙ! И Маша моя! Я ее больше не отпущу, только бы все обошлось.
Опускаю голову на руки. Страх липкими пальцами сжимает мое сердце, оно замирает и бьется с трудом. Становится больно дышать. Живи, Маша, только живи. Ради нас, ради нашего ребенка, ради себя!
Не замечаю, как по щекам стекают горячие слезы. Вижу только полет капель и их гибель на гранитном полу.
– Ден, – хорошо знакомый голос раздается рядом.
Поднимаю затуманенный взгляд. Рядом стоит Влад. Друг с тревогой всматривается мне в лицо.
– Все хорошо? Маша она… – он боится самого страшного и не знает, как спросить.
– Нормально, – я смахиваю слезы. Друг понимающе кивает.
Чувствую на плече его горячую ладонь. Мне необходима его поддержка.
– Ден, тебе бы домой, – начинает друг.
– Нет, – резко отвечаю. – Ее сегодня переведут в палату.
– Ден, посмотри на себя, тебе надо принять душ и выпить кофе, хорошего кофе, – он мягко меня уговаривает.
– Нет, – я непреклонен.
– Звонили из полиции, тебя ищут для дачи показаний.
– Потом…
– Если ты хочешь, чтобы Виталю посадили, показания надо дать сейчас.
Я смотрю на него удивленно. К чему спешка? Он виновен! Он чуть не убил Машу!
– Вячеслав Борисович подключил все свои связи, он рвет и мечет, пытается отмазать сына. Думаю, пойдут ва-банк и попытаются все повесить на Машу и на тебя, – Влад серьезен, как никогда. Шутник и весельчак, он всегда очень ответственно относится к делам. И сейчас ко мне его привели дела.
У меня внутри все холодеет. Этого еще не хватало. Сделать виноватой Машу. Про себя я не думаю, мне плевать, что там со мной будет!
– Сам посуди, девушка без связей и положения и сын уважаемого политика и бизнесмена! Тебе впаяют нападение.
– Какие у нас шансы посадить Виталю?
– Очень большие, если ты поедешь в полицию прямо сейчас.
Я непонимающе смотрю на него.
– Помнишь мутную историю с Виталей в универе?
Я отрицательно качаю головой. Виталя всегда был мутным челом, много всякого творил, но творил по-тихой и бежал к папочке под крыло. Тот успевал замять дела еще до широкой огласки.
– Ну когда он замутил с девкой, она залетела, а он ее прогнал, да еще все рассказал что-то про нее?
Я смутно припоминаю какую-то историю, но только в общих чертах. Жду, что скажет Влад.
– Она с горя решила травануться таблетками, ее откачали, ребенка не спасли. Она потом универ бросила, в дурке лежала.
– И?
– Ее отец в ментовке служил. И дорос до прокурора. Он ухватился за это дело. Землю роет. Меня нашел лично, требует от тебя показаний. Нельзя тянуть.
Это весомый аргумент. Оглядываюсь на двери реанимационного отделения и иду за другом.
Держись, Маша, я скоро вернусь!
Остаток дня проходит как одно мгновение. Квартира, ментовка, дача показаний, все это затягивается на несколько часов. Мне сложно сконцентрироваться, находясь вдали от больницы и Маши. Прокурор и следователь по несколько раз задают одни и те же вопросы, чтобы добиться от меня ответа. Все на нервах.
В больницу возвращаюсь уже под вечер и узнаю, что Машу перевели в общую палату. Несусь на пятый этаж. На посту меня останавливает медсестра и отказывается пускать.
– Туда нельзя!
– Почему?
– У нас хирургия, режим. Время посещений прошло. Она спит.
– Я просто посижу рядом, – не сдаюсь.
– Вы разбудите ее соседок.
– Соседок?
– Да, в палате четыре человека.
– Бросаю взгляд на часы, почти семь.
– Заведующий еще на месте?
Медсестра хмурится, но отвечает.
– Вроде да.
– Какой кабинет?
– Пятьсот двенадцатый…
Влетаю в кабинет к заведующему и с порогу выдаю всю историю, с просьбой, нет с требованием отдельной палаты, обещаю ему горы золотые в случае согласия и полный капец в случае отказа.
Через полчаса я сижу в огромном мягком кресле и смотрю на бледное осунувшееся лицо. Под глазами залегли глубокие тени. Нос заострился. На шее фиксирующий воротник, но под ним багрово-синюшные следы лап этого морального урода. Я знаю, что они там!
Тонкие руки, покрытые ссадинами и синяками, безвольно лежат вдоль тела. В тишине прислушиваюсь к ее размеренному дыхании. Ловлю себя на мысли, что периодически приглядываюсь, поднимается ли ее грудная клетка.
Несколько раз заходит дежурная медсестра, делает укол и смотрит на нас долгим печальным взглядом.
Двигаю кресло ближе к кровати, сжимаю ее холодную ладошку, целую тонкую кожу и пытаюсь отогреть ее своим дыханием. Упираюсь лбом ей в руку и вырубаюсь. Меня накрывает холодная серая тревога.
Маша
Темнота отступает, оставив после себя свинцовую тяжесть во всем теле. Жутко болит голова. Не могу открыть глаза, мешает слабость.
Пытаюсь сглотнуть, но в горле дерет от сухости, шея отдается тупой болью. Стараюсь повернуть голову, но не выходит.
Дышать тяжело, каждый вздох дается с болью.
Где я? Я умерла?
Воспоминания лавиной накрывают меня: квартира, Виталий, драка и его тяжелые руки на моей шее. Дальше темнота.
Вздрагиваю от страха.
– Тише, девочка, – различаю бархатистый шепот.
Денис. Денис! Он рядом.
Пытаюсь позвать его, но из горла вырывается только стон.
– Подожди, тебе нельзя говорить, – он гладит меня по руке, чувствую жар его ладони.
Он проникает в меня, согревая. Я замерзла.
Губ что-то касается.
– Пей, – приказывает он. Жадно втягиваю жидкость. Никогда не пила ничего вкуснее. Каждый глоток отдается болью в горле. Но это того стоит.
Пытаюсь еще раз и, наконец, могу открыть глаза. Моргаю. Чувствую, как катится слеза, свет режет глаза.
– Маш, не надо, – он наклоняется и подхватывает слезинку пальцем. – Не плачь.
После этих простых слов, я уже не могу остановиться. Боль, страх, облегчение подхватывают меня и кружат, слезы катятся сами.
– Все будет хорошо, я тебе обещаю.
Он подхватывает мою руку, сжимает ее и целует. Так горячо и так нежно, словно я фарфоровая.
– Денис… – голос не слушается меня.
– Нет, молчи… пожалуйста. Прости меня, я виноват. Мне надо было сказать об Анджеле, не знаю, почему я молчал. Нам надо было поговорить в офисе. Тогда бы не…
Он замолкает, резко обрывая речь на полуслове. Мы оба знаем, о чем он хотел сказать.
– Маша, я… я боялся, что потерял тебя…
Перед глазами все плывет. Но я стараюсь сфокусировать взгляд на нем. Небрежно зачесанные назад волосы, осунувшееся посеревшее лицо, темная щетина на щеках и подбородке. Такое чувство, что он не спал по меньшей мере неделю.
Его большие серые глаза смотрят прямо на меня с болью и нежностью. Он дарит мне мягкую грустную улыбку.
– Я бы не пережил этого, малыш… я люблю тебя. Господи, как я тебя люблю, – шепчет он мне. Шепчет и снова целует руку. Меня заполняет безграничная нежность к нему. Внутри клокочет вулкан собственных чувств. Любовь к нему заполняет меня, освещая и согревая меня изнутри. Сразу становится легко и хорошо.
– Я идиот, прости меня. Я боялся тебе признаться, боялся, что ты отвергнешь…
– Нет, – слова даются с трудом.
Он замирает и со странной смесью ожидания и страха смотрит на меня.
– Не… бойся… Я боюсь… люблю… тебя… – едва могу выговорить это, как начинаю задыхаться. Дыхание дается с трудом. Веки щиплет. Слезы снова застилаю взгляд.
– Мы чуть все не потеряли, я был готов отпустить тебя в этот раз! Но больше я сделаю такой ошибки. Ты моя! Слышишь, ты моя! – его горячая ладонь вытирает мои слезы, гладит меня по волосам.
Дураки! Мы точно дураки!
В палате раздаются тихие шаги.
– Вы что творите? – слышу злой голос. – Ее нельзя волновать!
– Я… – Денис пытается объясниться.
– Если вы не перестанете, я сообщу врачу, и вам не разрешат с ней быть, – обладательница строгого голоса подходит ближе. Это медсестра.
– Я понял, исправлюсь, – говорит Денис.
Она внимательно смотрит на меня, наклоняется, поднимает мою руку. Чувствую, как она надевает на меня манжету тонометра.
– Как ваше самочувствие? Не говорите, если нормально – моргните.
Моргаю в ответ.
– Хорошо. Я сделаю вам укол, и вы поспите.
Я хочу отказаться, но чувствую острую боль в плече и следом прохладу от спиртовой салфетки.
– Отдыхайте.
Шаги удаляются, негромко щелкает дверь.
– Маша, скажи, ты знала, что беременна?
Я что? Открываю рот, чтобы переспросить. Но тело меня больше не слушается. Веки наливаются свинцом, и я снова проваливаюсь в пустоту. Только на этот раз я точно знаю, что со мной рядом Денис, и он не даст меня в обиду больше никогда.
