Текст книги "Театр для француженки (СИ)"

Автор книги: Елизавета Леонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Нет, больше никогда, – сухо ответил он, уворачиваясь от меня, смотря куда то в сторону.

– Это будет твой выбор. Не мой. Обнимемся?

– Нет.

Не обратив внимания на отказ, я сжала его руками, как только могла. Это было безответно. Парень не прикоснулся ко мне вовсе, но я была рада, что сама обняла его. Запах его одежды прекрасен, как и он.

Все уехали, оставив меня в этом мрачном месте.

– Мари, я проведу тебя к комнате, – сказала Анна, и начала подниматься по лестнице, я пошла за ней.

Коридоры в пансионе навевали страх, ночью здесь бродить точно не получиться. Все серое, точнее белое, но слишком старое. На стенах различные картины непонятных воин и портретов. Ни одного цветка, ничего живого. Пол устеленный красным, потертым ковром. Множество дверей, которые ведут в комнаты, в одной из них должна жить я.

Анна остановилась возле самой крайней, и открыла ее.

Мы вошли, и она начала говорить к девушкам, которые сидели на разных кроватях, их было двое.

– Анастасия, Оливия, это Мари Парташ, ваша новая соседка, – затем обернувшись ко мне, спросила, – Хочешь что то спросить?

– Нет.

– Тогда занимай свободную кровать.

Анна ушла, и я положила свои вещи, возле уже своей кровати. Сориентироваться было не сложно, так как в комнате всего их три. Две, очевидно, заняты. Моя кровать находилась прямо возле двери, не самое лучшее место, конечно.

Комната окрасом не чем не отличалась от коридора, ну я хотя бы была не одна.

Сев на свое место, я чувствовала неимоверное напряжение, и просто ждала, возможно, одна из девушек что то скажет.

– Вам не стоило сюда приезжать, – обратилась одна из них. – Это ужасное место.

– Оливия, ты о чем? – переспросила вторая, похоже, Анастасия.

– Сколько ты здесь?

– Сегодня только приехала, – отвечала девушка, видимо не понимая к чему клонит Оливия. Я сидела молча, и слушала. Мне казалось, Оливия не врет, а наоборот подтвердит мрачность и весь кошмар пансиона.

– Так же, как и она, – девушка кинула взгляд на меня, – Вам нужно бежать отсюда, а не сюда. Знаете сколько я здесь? Уже шестой год, потому что нет выбора. Точнее, родителей. В пансионе только первый день относиться снисходительно, но дальше. Дальше только жестокость. Они не жалеют учениц, особенно женщины. Поэтому, я вам только сочувствую. Не дай Бог, вам зайти в конфликт с Анной, или проявить хоть каплю непокорности.

У Оливии тоже был иностранный акцент, и у Анастасии. Это логично, ведь пансион то, для иностранок.

Ее слова убедили меня, в моей же глупости. Почему я не послушала Яна? Он ведь был настолько прав.

Вперед к несладкой жизни

1874 год, 14 марта

Я проснулась от того, что кто то ходит по коридоре и невыносимо раздражающе стучит в дверь, с криками "Поднимаемся".

Мне выдали одежду, моя видимо не подходила. Серое платье, чуть ниже колен, с длинными рукавами, и ужасным, просто безвкусным ремешком. Все мы выглядели точно не как девушки, а как престарелые вдовы бедных рыбаков. Даже обувь ихняя, бабские туфли с квадратным носком и маленьким каблучком. Это так смешно и жалко.

Нас собрали в большой зале, где уже были накрыты столы едой. Очевидно, что завтрак, только очень ранний завтрак. Мы с Оливией и Анастасией уселись рядом, за вечер успели многое обсудить, я поделилась с ними переживаниями, рассказала о Яне, трагичной истории с Марком, Светлане, и вообще о всей жизни. Они немного смеялись, в остальном сочувствовали.

Оливия Блэкфорт, американка. Длинноволосая, темненькая, и симпатичная на лицо. Рост немного ниже моего. Родители привезли ее сюда на обучение, вскоре оба умерли. Она в пансионе с восемнадцати, как и я. И задержалась до двадцати четырех, потому как ее попусту отсюда не выпускают.

Анастасия Слюнько, украинка. Коротко пострижена, светленькая, низкая. Моя однолетка, и теперь заложница страшного пансиона. Родители есть, но вряд ли они будут ее навещать.

Обе девушки приятны в общении, но Оливия из-за прожитого больше закрыта ото всех, мне жаль ее. Анастасия же болтает постоянно. Вряд ли секреты услышаны ею долго хранятся в глубинах ее разума. Она, наверное, решила, что освобождение себя от излишней информации, упростит ей жизнь. Забавно. Умом она тоже не блистала, в отличие от Оливии. Контраст людей, знаете ли.

– Что будет дальше? – спросила я Оливию.

– У кого как. У кого то урок математики, у кого то изучение языков, или вообще труд, – ответила она.

– Труд? – вмешалась Настя, услышав незнакомое для нее слово, точнее ненавистное. Белоручка.

– Да. Либо спорт, либо работать на посадках. Зависит от графика и погоды, – ответила снова Оливия.

– Ясно, – Настя с недовольным выражением лица, снова уткнулась в свою тарелку с супом.

Дальше, как и говорила моя подруга, меня и Анастасию, так как мы из одного класса, ждал урок философии, а Оливию математика. Могу уверенно сказать, что нам повезло больше.

Войдя в класс, мы с Настей сели за одну парту, и ждали прихода преподавателя. Удивительно, но я совсем не боялась. Наверное, мне уже просто надоело это делать. Но вот бедная Настя, уже вся изводилась. Выглядело жалко, мне было за нее стыдно. Нужно ведь всегда проявлять чувство непокорности и собственное достоинство. Я не собиралась прогибаться под правила этого пансиона. Нет, никогда больше.

В кабинет вошла на удивление милая женщина, с аккуратно заложенными, черными волосами. Лет сорока, строго, но со вкусом одета. Я заметила у нее на пальце кольцо, уж слишком дорогое для простого преподавателя в пансионе, еще и учитывая его состояние. такие, с точностью в детали, носила моя мать. Это дорогая ювелирная вещь, очень дорогая. Хотя, возможно, это была подделка.

– Здравствуйте, девушки. Меня зовут Екатерина Викторовна, и это ваш первый урок философии в нашем пансионе, – говорила женщина тонким голоском, рассматривая каждую из нас.

В эту секунду, мне хотелось выбежать из кабинета, и бежать пока не окажусь слишком далеко от этого места. В улыбке и взгляде этой Екатерины Викторовны было что то не так, я видела их противную сущность. Неужели я научилась видеть людей в настоящем лике, как и говорил Ян? Неужели начинаю взрослеть?

– Ну, что же, тогда преступим, раз все готовы, – продолжала говорить преподаватель, – Начнем с ознакомительного вопроса, как тест первого урока. Как вы видите свое будущее? Вот, например, ты, отвечай, – обратилась она к девушке, что сидела за соседней партой нас с Настей.

– Я хочу создавать вещи, – неуверенно ответила она.

– Да? И почему? – я видела как Екатерина Викторовна пыталась влезть в подсознание и разум этой девочки, с помощью парочки невинных вопросов. Вот тогда я начала волноваться.

– В детстве мы жили бедно, и одежды было очень мало. Я смотрела на остальных детей, каждый день у них были новые платья или костюмы, а я ходила в одном и том же. Поэтому я хочу создавать одежду. Красиво деваться, и помогать это делать другим, – искренность этой девушки, мне казалось, только портит ее будущее. В этом здании быть искренней нельзя, иначе задавят.

– Как мило, – женщина посмотрела на меня, – а ты?

– Если к вечеру отсюда не выберусь, то будущего у меня не будет, – оскалившись, и показав все свое презрение, ответила я.

Через минуту я не пожалела о сказанном. Я была рада, что сказа эти слова при всех, и мне было все равно, что со мною сделают.

– Объясни такой нахальный ответ, – я видела, как Екатерина еле сдерживает злобу. Ее глаза искажали настоящую сущность, ту едкую сущность, что сидит у большинства внутри.

– Лучше вы объясните весь кошмар, что здесь твориться, – говорила я, – или вашего философского ума не хватит на это?

Тогда женщина уже не выдержала, я добилась чего хотела, я открыла в ней настоящего человека из под маски. Она схватила меня за рукав платья и потащила к выходу в коридор. Девушки сидящие на уроке онемели, и лишь смотрели в страхе ожидания будущего действа.

Екатерина Викторовна выволокла меня на коридор, а я не сопротивлялась. Я могла, но не делала этого. Я хотела увидеть всю ее суть до конца. Когда уже казалось пена полилась бы с ее рта, я лишь улыбалась. Она трясла меня пытаясь выбить извинения, но я молчала. Молчала, и нахально улыбалась. Улыбка переросла в смех.

– Как умно. Порванное платье, сами зашивать будите!

Женщина остановилась, и сделала шаг назад. Я уже расстроилась, так как думала, что будет что то эпичное, она ударит или обматерит меня.

И когда я уже совсем потеряла надежду на это, она замахнулась, и я почувствовала ее ладонь на моей щеке. Она ударила меня. Я отвернув голову, снова засмеялась, мне не было страшно.

– Идите вы к черту, вместе с вашим пансионом, слышите? – крикнула я, и получила еще раз, только другою рукой, и по другой щеке.

Удар у женщины был силен, и с моей губы потихоньку начала течь кровь, но не сильно. Я вытерев ее, посмотрела ей в глаза, и снова заулыбалась. Я поняла, что самое страшное оружие это не сила, а улыбка. Улыбка раздражает, ведь на ее месте хотят увидеть слезы. А вместо смеха, слышать слова мольбы о прощении. Я не собиралась падать так низко, поэтому думая обо всем, что прошла, что выдержала, и с кем была знакома, я снова попыталась еще больше разозлить Екатерину Викторовну.

– Может, заведете меня к себе в кабинет и вовсе душу вытряхните? – на секунду я остановилась. – Или нет, давайте совет преподавателей соберем, и вы все вместе придумаете мне наказание?

– Заткнись! – вдруг ее руки оказались на моей глотке. – Иди в уборную, и приведи себя в порядок. Через пять минут, чтобы была на уроке.

Она оттолкнула меня, и вошла на урок обратно. Но я не пошла в уборную, а к входной двери. Мне хотелось хотя бы попытаться найти выход из этого адского места. Проверив, никого ли нет на коридорах, я быстро побежала вниз по лестнице, и вот оказалась возле входной двери.

Я пробовала открыть ее, но она была заперта. Ключ, скорее всего, у директора, достать его было нереальным, и я все таки отправилась привести себя в порядок, только из-за чувство гордости и самоуважения.

Вечером ничего не произошло, но все преподаватели и работники пансиона, смотрели на меня с оскалом и злобой.

Я снова убедилась, мне будет не сладко.

Часть третья. Надежда

1876 год, 23 декабря

Я уже два года нахожусь в пансионе. Очень много что изменилось. Нет, не в отношении, во мне.

Я стала авторитетом в пансионе, чуть ли не криминальным. Я все так же, как и раньше, отстаиваю свои права без страха и сожаления. И все было бы намного легче, если бы это делали другие девушки, но жизнь это чреда нелепых ситуаций.

На мне за два года, нет ни единого целого места. После недели избиений, я все так же терпела, я ждала. Ждала Светлану, чтобы хотя бы иметь маленький шанс на спасение, но она ни разу даже не прислала мне письмо. Ни единого раза. Наверное, как я и думала, ее личная жизнь наладилась, и она избавилась от такой обузы как я.

Ученицы пансиона, смотрят на меня с уважением, некоторые, даже с надеждой на помощь. Но как я могу помочь тем, кто ничего не делает? Здесь я научилась стоять за себя, чтобы ни было я не опускалась.

Первый перелом ребер, случился буквально через месяц моего здесь нахождения. Потом переломы рук, вывихи суставов. Синяки под глазами, сломанный нос. Я превратилась в ходячую мишень кулаков. Но я все так же молчала, улыбалась и смеялась!

Недавно наши преподаватели придумали еще один способ наказания учениц, в особенности меня. Сорок ударов плеткой. Еще никто не испробовал это удовольствие, даже я. Странно, я так старалась для этого. Наверное, я самый глупый человек на свете. Всем я уже давно доказала силу своей воли и духа, но не себя. Я до сих пор считаю себя слабой. А в голове все чаще звучит фраза одной очень дорогой мне особы: " Ты сильная девочка. Сильным девочкам сложно в мире". Истинная правда! Почему тогда я не придала этой фразе внимания?

Сегодня особенный день, приход для нас писем. Еще одна аномалия пансиона. Нам письма пишут, но мы не имеем права на них отвечать. За все время я получила ровно ноль писем, мне никто не писал, совсем. Я не ждала письма от Светланы, но очень надеялась получить его от Яна, который уже и забыл обо мне.

Я все так же жила в комнате с Оливией и Анастасией, мы сидели, как всегда, каждая на своей кровати, и ждали писем. Хотя никто из них тоже никогда их не получал.

К нам в комнату зашла Анна, с одним письмом в руках. Положила его на стол, едко глянув на меня, развернулась и ушла. Единственное достоинство пансиона заключается в том, что никто не смеет открывать наши письма. Хоть где то они не опустились к уровню крыс, хотя сравнение из с крысами очень оскорбительно. Крысы ничего плохого мне не сделали, все-таки.

Оливия взяла в руки письмо, и улыбнувшись, посмотрела на меня.

– Дорогая, это для тебя.

Я не поверила своим ушам.

С невозможным волнением и нетерпением, я открыла его, и начала читать про себя, вытирая слезы. Письмо писал некий Элиас Парташ, но открыв его я поняла, что это Ян:

" Здравствуй, Золушка эмигрантка.

Как ты? Хотя зачем я спрашиваю, если ты все равно не ответишь. После того как ты отправилась в этот пансион, я начал искать информацию о нем. И за год нашел достаточно, чтобы убедить себя в том, что ты в опасности. Прости, за то, что не написал раньше, по состоянию здоровья не мог начинать что то делать, но сейчас, я вытащу тебя оттуда. Ты должна по моему приходу подтвердить, что я твой брат, это будет не сложно, так как меня видели, когда мы тебя провожали. Я приду завтра, в день посещений, и мы выберемся вместе. Будь готова. И главное, никого Яна Чаадаева, лишь Элиас Парташ. Я попытаюсь создавать французский акцент, надеюсь все получиться. Будь осторожна, и попытайся выжить до моего приезда. Сожги это письмо

Скоро увидимся, Мари. "

Прочитав все до конца, я решила никому не говорить об этом. Я хотела, чтобы все прошло идеально, и план Яна сработал. Поэтому, я быстро измельчила письмо, разрывая мелкие кусочки на еще меньшие. Открыв окно, я выкинула его. И будто снег, бумага полетела за ветром.

Окно было бы хорошим местом для побега, но вряд ли убежишь с такой высоты. Оливия мне говорила, что одна девушка просто выбросилась в него, не выдержав всего, что тут происходит. На следующий день, приехали ее родители, чтобы забрать домой, и услышали о самоубийстве любимой дочери.

Я не хотела такого конца, поэтому решила быть снисходительна и сдержана.

– Кто написал? – с интересом и любопытством, просила Анастасия. – Кто такой Элиас? Случайно, на конверте увидела.

Под словом "случайно", имелось в виду "специально", поэтому, я пришла к выводу, никому не говорить правду, и медленно идти к цели.

– Мой брат, – ответила я.

– Ты ничего не говорила о своем брате, – нахмурив брови, пометила Оливия.

– " Все им нужно знать", – подумала я, продолжая молчать.

– Что ты скрываешь, Мари? – снова любопытствовала Анастасия.

– Ничего не скрываю! Ничего, ясно? Элиас мой родной брат, которого я не видела еще с десяти лет! Я не знаю как он вообще узнал моем существовании. Мать бросила его, сказав отцу, что то умер! – чтобы быть как можно более убедительной, я перешла на крик.

– Но почему она так сделала? – Анастасия начинала меня раздражать.

– Потому что дура. Я вам об этом говорила. Его воспитывала вторая бабушка, которую я даже не видела. Поэтому, и с Элиасом не виделась!

Анастасия поверила мне без сомнений, но вот Оливия, продолжала смотреть на меня с подозрениями.

***

Уже вечером, меня вызвали в кабинет, где собирались все учителя. Не знаю почему, и по какой вине, но я стояла перед ними, будто маленький ребенок, ждавший получить ремнем.

– Что за письмо ты сегодня получила, Мари? – спросил преподаватель математики.

– От брата, – уверенно ответила я.

– У тебя нет брата, Светлана не рассказывала ни о каком брате, да и ты не особо, – вмешалась Анна, директор пансиона.

– Ну, наверное, потому что он жил все это время во Франции, нет? – не сдержавшись, снова начала отстаивать себя и грубить я. – Или, возможно, потому что Светлана, меркантильная и подлая тварь, которая даже ничего не знала о моей прошлой жизни, так же как и все вы! Анна, сколько лет у вас нет мужчины? Вы когда нибудь слышали такие слова как "доброта" и "любовь"?

– Ты жизнь еще не прожила, чтобы мне сейчас это говорить!

– Я не прожила много лет, но испытала все то, о чем вы могли бы только мечтать.

Вечер закончился потрясающе.

Я получила очередной удар по телу, и по выдержке, которая только усиливалась.

В этот раз, они перешли все границы, сорок ударов плеткой, не самое снисходительное наказание, но по ихнему мнению, самое справедливое для меня.

На спине было множество порезов, которые в свою очередь посинели, от сильных ударов и начали кровоточить. Боль была невыносимой. И если признаться, я была готова закричать прям перед этим столпотворением уродов, но я терпела.

Только ночью, когда все уснули, я заплакала, тихо заплакала, чтобы никто не услышал и не увидел.

Я очень ждала наступления завтрашнего дня, чтобы Ян, наконец то, забрал меня с этого кошмара.

Мой долгожданный братец

1876 год, 24 декабря

Всю ночь я проспала на животе, так как адская боль в спине просто не давала мне второго варианта.

Наконец, я добилась того, чего так долго добивалась. Увидела их в самом жестоком проявлении, а если все пойдет по плану, то я еще и покину после этого пансион.

Проснулась я от ощущений на себе чужих взглядом. Открыв глаза, я увидела стоящих надо мной Оливию и Анастасию. Они смотрели на меня взволнованными взглядами, и вскоре я поняла почему. Моя ночная, белая рубашка, на спине полностью пропиталась кровью, да и я чувствовала себя обессиленной из-за потери крови, и страшных мучений. Но утешаясь мыслью о том, что это последний день, который я провела здесь, я нашла силы подняться, и снова пойти бороться, но уже не против несправедливости и едкой человеческой сущности, а ради себя и собственного счастья с свободой. Человек не должен умирать в неволе, так же, как и птица.

– Неужели они сделали это с тобой? – в ужасе спросила Анастасия. Ах, эти вечные вопросы.

– Как видишь, – отвечала я, пытаясь встать с кровати, преодолевая боль.

– Это не удивительно, ты должна была получить сполна за свое поведение, Мари. Нужно потише сидеть здесь, а не играть в отважное сердце. Думай головой! – крикнула Оливия, дав понять ее неуважение и не понимание моих действий.

– Я делаю все так, как считаю нужным, Оливия, не тебе решать мои проблемы.

На часах почти два часа дня, с минуты на минуту должен прийти мой брат.

– "Не подведи, Элиас", – крутилось у меня в голове.

Я сидела в комнате, и только ждала. Я прождала два года, но эти парочка минут сводили меня с ума. Тогда я даже не надеялась, что смогу снова встреться с Яном, особенно, когда он опровергал все мои предложения о возможных встречах.. А теперь, он оказался самым близким мне человеком, который помогает всем, чем может.

Пансион поистине странное место. Впускать посетителей к девушкам, которых сами же уничтожаете. Но все-таки капля ума у них нашлась, и на каждой встречи кроме родных, сидел еще кто то из преподавателей, чтобы ученицы не ляпнули лишнего, прикрываясь правилами пансиона.

Нарушив мои размышления, в комнату вошла сначала Екатерина Викторовна, а за ней Ян. Я подскочила к кровати и бросилась ему в объятья, он сжал свои руки на моей спине, и я еле выдержала, чтобы не зарыдать от боли и радости.

– Элиас! – прислонившись к парню, я тихо прошептала, – Как же я тебя ждала.

– Ты так изменилась, – не сводя с меня глаз, сказал парень.

– Десять лет прошло, дорогой.

Я даже не представляла, как мы могли с ним выбраться. С пансиона выпускают только с родителями, или опекунами. Кем Ян совсем не являлся.

Я села на кровать, просто наблюдая за парнем. Что он придумал? Мой вопрос вмиг развеялся, когда тот взмахом руки, отключил женщину. Никогда не думала, что он на такое способен, жалко только одно, удар не смертельный. Яну, хватило меньше половины силы, чтобы обезвредить, так сказать, Екатерину Викторовну.

Затем, он схватив меня за руку, выбежал на коридор и побежал к выходу. Действия проходили во время урока, и в добавку все преподавателя разошлись по комнатам, не только у меня в этот день был посетитель. Ян уверенно бежал вперед, а я чуть не падала без сознания от страха.

Не знаю как так вышло, но мы оказались возле входной двери, и осталось только пару шагов к желанной свободы. В эпичных рассказах, или романах, сейчас должно было что то случиться, очередная преграда, но мы же не в романе.

Я еле пришла в себя, когда уже сидела в машине, которая ехала в ту самую квартиру, с которой два года назад приехала.

Дело в том, что Светлана уехала с Муравьевым в Питер, а квартиру она продала Яну. За эти деньги купила себе новую, и говорят, даже свадьбу устроила. Как бы там ни было, я желаю ей счастья. А то, что она меня бросила, как всегда поставив на первое место личную жизнь– простительно. Кто же будет заботиться о личном счастье, как не мы сами? Никто.

– Я не верю, – наконец, решилась сказать хоть что то я.

– Поверь, – улыбнулся Ян, внимательно наблюдая за дорогой. – Я все-таки, как всегда, оказался прав.

Я засмеялась. Прекрасное чувство свободы заполняло пустоту легких.

Мы едим домой.

Но мне кажется, даже эти два года не изменили мою настоящую суть. Я лишь научилась распознавать ее в других. Так что, в чем то Ян все-таки оказался не прав.

Я не повзрослела, в голове все так же, размышление о властвовании денег в сказке о Золушке.

Люди не меняются, просто учатся умело скрывать.

Сказка о Золушке эмигрантке

1876 год, 31 декабря

События моей жизни не исказились на внутреннем мире. В сердце все так же остались те, кто ушел, и все так же, много свободного для новых знакомств. Но я уже точно понимаю, что главное место уже занял один прекрасный человек, с удивительной многогранностью своих перевоплощений. Сегодня он мой возлюбленный– Ян Чаадаев, а завтра брат-Элиас Парташ.

Сквозь его ворчание, я смогла разглядеть ту самую, настоящую суть доброго, верного человека.

Все раны начали заживать, а я постепенно восстанавливалась после всего. Я уверенно могу твердить, что завтра, послезавтра и еще пять лет спустя у нас все будет хорошо. Потому что, мы рядом, мы вместе.

– Ты не поверишь, – послышался голос Яна, буквально ворвавшегося на кухню.

Я повела бровью, все так же попивая чай.

– Мы уезжаем отдыхать!

–Чего? – немного замешкавшись, спросила я. – Куда?

– Во Францию, дорогая. Все уже договорено, отказы не принимаются!

Даже не знаю чему я обрадовалась больше, отдыху с Яном, или возвращению в родные края.

– Мы пойдем там в театр? – спросил Ян.

– Ну, это уже не будет, театр для француженок, – заулыбалась я, сделав еще один глоток.

Ян сел рядом, и с обнял мою талию.

– С того дня, как мы с тобой встретились, Парташ, все театры для француженок. Театры и розы. А еще любовь. Любовь для француженок.

– Поправлю, француженки! Для меня, – посмотрев ему в глаза, я засмеялась. – Или у тебя есть еще такие француженки?

– Нет. Таких нет.

– А другие есть?

– Ну, это вопрос неоднозначный, Парташ. Я не могу так сразу ответить! – издевался надо мной парень.

– Договоришься сейчас!

Нам нравилось играть в дурачка и дурочку. Мы решили что принадлежим друг другу даже без слов, и лишних признаний. Просто мы, наверное, рождены для друг друга. И это не обсуждается.

***

Меня зовут Мари Парташ, и я совсем не сильная девочка.

Потеряв семью, первую любовь, даже опекуна, я обрела большую силу и веру в себя.

Попав в кошмарный пансион, я не сломалась, и благодаря ему обрела лучшего друга и любовь.

Все что не делается, все делается к лучшему.

И моя жизнь яркий тому пример.

Я люблю ее, и каждое ее проявление.

Жизнь это чреда нелепых ситуаций. Мы живем, чтобы создавать нелепые ситуации!

Заключение

У каждого свое счастье, и каждый по разному к нему идет.

История Мари Парташ далеко не закончилась, и ее дневник может рассказать еще о многом. Но давайте вынесем полученное, из этой истории.

Первая любовь, не всегда единственная.

Мать, не всегда оказывается матерью.

Чужие люди, не всегда чужие, и могут становиться роднее кровных близких.

Грубые люди, не всегда черствые, просто нужно всмотреться глубже.

Вечно улыбающейся, не всегда улыбаются внутри, и не всегда их улыбка честна.

Сильные люди, никогда не признаются в этом, и не упадут на колени, не закричат.

Слезы, должны быть тихими и скрытными.

Улыбка, страшное оружие.

Боль, можно терпеть, неволю-нет!

Вера в будущее, помогает справляться даже со смертью.

Воспоминания, не делают больно, лишь помогают вспомнить то, что действительно делало.

Признания, бывают просто не нужны, когда люди рождаются поистине для друг друга.

Самого грубого, можно понять как ранимого.

Помощь, приходит от того, от кого не ожидал.

Мари Парташ, не сильная девочка, ее главное оружие-улыбка. Любимое занятие-создавать нелепые ситуации.