Текст книги "Дракон восточного моря, кн. 3. Каменный Трон"

Автор книги: Елизавета Дворецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Да. Это я, – подтвердил Бьярни. – Я слышал о том, что сестра ригов Ивленна заключена в башне, и почувствовал любовь к тебе, еще не видя тебя.

Именно так случалось со всеми доблестными героями сказаний, и Бьярни стремился быть их достойным наследником. К тому же миловидная наружность Фиал по сравнению с тем, что он с тревогой рисовал в своем воображении, показалась поистине прекрасной, и Бьярни кривил душой очень мало. Не больше, чем допустимо в его положении. И отчего же не сделать девушке приятное?

– Но ведь наверняка тебе сказали, что я страшна, как духи Самхейна! – с обидой ответила Фиал. – Мои братья нарочно распускают такие слухи – а еще говорят, что на мне лежит проклятье и я приношу несчастье, но все это неправда! На мне нет никакого проклятья, и никто не делал мне дурных предсказаний. Просто они таким способом хотели отбить у людей охоту искать меня.

– А мне делали предсказания, – Бьярни наконец улыбнулся как мог обаятельнее, вспомнив, что должен все-таки понравиться ей. – Сами дочери Боадага – или Тетры – предсказали мне, что я стану королем, и обещали мне много лет счастья и благоденствия. На мне лежит благословение, которое позволило бы мне сделать красивой любую женщину, на которую наложено заклятье уродства.

– Дочери Тетры? Ты встречался с ними? – оживилась Фиал. – Где, каким образом?

– Здесь же, на вашем острове. Всего несколько дней назад.

– Расскажи. – Фиал поманила его к себе и уселась на богато убранное ложе.

Кроме ложа, в грианане имелся еще ткацкий стан, прялка, несколько корзин с разными тканями, незаконченные вышивки. Стояла резная скамья, на которую Бьярни и присел. Рассказывая о своих приключениях, он, разумеется, опустил то, что одна из дочерей Боадага искала его любви. А всем прочим событиям Фиал не удивлялась. Почти лишенная общества людей, она жила в мире сказаний, которыми ее утешала воспитательница Каэр, сейчас спящая глубоким сном после «волшебного» молока. А в тех сказаниях довольно многие девы проводили время в башнях – и к каждой прямо туда являлся незнакомый герой, жаждущий стать ее мужем.

– Я вижу, что ты достойный человек, – сказала Фиал, выслушав Бьярни. – Если человек наделен от рождения сильной судьбой и доброй удачей, то все обстоятельства оборачиваются ему на пользу и даже сиды помогают ему. Ты достоин стать моим мужем и ригом Ивленна.

– Спасибо тебе. – Бьярни встал и подошел к ней.

Фиал тоже поднялась и подала ему руку. Бьярни сжал ее, не зная, пора ли уже ее поцеловать и как к этому отнесется девушка, все последние тринадцать лет видевшая мужчин только издалека.

– Теперь мы соединимся с тобой, и уже завтра я пошлю объявить всем людям Ивленна, что у меня отныне есть муж, – продолжала Фиал.

– Но ведь… нужно справлять свадьбу или как это у вас в обычае?

– Потом, когда мы уже будем жить в бруге Мис-Бенн, я велю созвать всех знатных людей Ивленна и даже других островов, чтобы все они узнали, кому теперь принадлежит власть над нашим островом. Но стать мужем и женой можем только мы сами, и никто другой не в силах нам в этом помочь. – Она улыбнулась, будто это Бьярни был несмышленым юнцом, не знающим, что к чему. – Ну же, что ты застыл, будто перед тобой уродливая старуха? Ведь признайся – я гораздо красивее, чем ты ожидал?

Бьярни обнял ее и осторожно поцеловал, стараясь не слишком напугать. Однако она вовсе не боялась, а, наоборот, обвила руками его шею и ответила на поцелуй, проявив если не умение, то уж точно старательность и самые добрые намерения.

Закрыв глаза, Бьярни представил, что обнимает Эалайд. Вспомнилась вчерашняя ночь – поцелуй Эалайд ожил в памяти так ясно, что по жилам разлился жар и трепет. Бьярни крепко сжал объятия – и на этот раз стройное тело в его руках никуда не делось, не растаяло, как туман, осталось таким же теплым и настоящим. Не открывая глаз, он развязывал пояс Фиал и освобождал ее от рубашек, покрывая поцелуями нежные хрупкие плечи, и опозориться перед невестой ему уже не грозило. И заботило его только одно: не произнести вслух то имя, которое звучало в сердце.

Вполне удовлетворенный всем случившимся, Бьярни было задремал, чувствуя под боком тепло тела своей свежеобретенной супруги, но вскоре его разбудил шум внизу. Там раздавались шаги, голоса, восклицания. Говорили по-уладски – значит, это не его дружина, встревоженная долгим отсутствием вождя, решила проверить, как у него дела.

– Кто это может быть? – Бьярни вскочил и принялся торопливо одеваться, подбирая одежду и стараясь побыстрее вывернуть ее как надо, – разумеется, только больше путался и надел было рубаху задом наперед.

– Это не важно. – Фиал лишь слегка приподнялась на подушке и выглядела вполне безмятежной. – Кто бы там ни был, теперь они должны бояться тебя и исполнять твою волю. Ведь с этого мгновения ты – риг Ивленна и господин над всеми его жителями!

– А вдруг они этого не знают!

– Так узнают.

– А вдруг им это не понравится?

– Придется им смириться. – Фиал улыбнулась с торжеством, зная, что наконец-то пришла пора ей повелевать братьями, как они перед этим повелевали ею все восемнадцать лет ее жизни.

– Похоже на то. – Бьярни вздохнул и пригладил волосы.

Нечего метаться, как пастух, которого на сеновале застукали с хозяйской дочкой. Фиал права: теперь он – риг Ивленна. И надо идти пожинать плоды своих усилий. Вот только предстать в первый раз перед своими новыми подданными голым и безоружным он совсем не хотел. Предполагалось, что все произойдет иначе: Фиал говорила, что сегодня ему надо будет уйти, а она завтра вызовет к себе знатнейших людей Ивленна, в том числе своих братьев, объявит им о случившемся, а он, Бьярни, должен будет на третий день после этого явиться в Старую Тетру, чтобы там быть представленным народу уже в качестве мужа наследницы и нового рига. Так полагается. И этот порядок его вполне устраивал. Но вот – похоже, что представление состоится несколько раньше.

– Ты пойдешь со мной? – Сделав шаг к лестнице, он обернулся к Фиал. – Ты же должна подтвердить, что стала моей женой.

– Хорошо. – Она откинула одеяло и подняла с пола свою нижнюю рубаху. – Помоги мне одеться.

Она, наверное, привыкла, что служанки ей помогают. Бьярни повиновался, хотя уверенная властность, прозвучавшая в голосе новонареченной супруги, его слегка задела. Как ни влекли Бьярни уладские обычаи и уладский дух, его, воспитанного в Морском Пути, несколько коробило то, что здесь знатные женщины распоряжаются мужчиной, оставляя ему право только подчиняться.

Но сейчас в Фиал заключалась его сила и все надежды на будущее, поэтому он даже сам завязал ей ремешки на башмаках – только бы побыстрее. Внизу по-прежнему стоял шум, приехавшие теребили спящих, пытаясь понять, что произошло в башне и живы ли ее сторожа, и он узнавал голоса братьев-ригов. Они звали служанок, звали Фиал – без позволения подняться в грианан мужчины решились не сразу. Но положение было настолько тревожным, что уже не до вежливости.

Когда Бьярни, держа за руку Фиал, вышел на лестницу, то сразу увидел рига Фиаху – тот уже поднимался по ступеням, и вид у него был самый решительный. Увидев Бьярни, он остановился и изменился в лице.

– Привет тебе, брат мой, – невозмутимо произнесла Фиал. – Отчего ты вдруг приехал, ведь месяц с тех пор, как навещал меня брат наш Фиахна, еще не прошел. Привет и тебе, Фиахна! – Она заметила второго брата, подбежавшего к подножию лестницы. Весь брох был полон их людьми. – Чему обязана я тем счастьем, что ты снова навестил меня так скоро? Уж не случилось ли какой беды в бруге Мис-Бенн? Уж не пришли ли к нам те враги, которых мы ждем?

– Я вижу, кое-чего мы уже дождались, – с досадой ответил Фиаха. – Я знал! Я знал, что Ллохиль сделала большую глупость, что выболтала Фиал про этого молодчика! А Фиахна замечтался, как всегда, и вовремя не завязал клюв своей болтливой женушке.

– Но нельзя же уследить за женской болтовней! – Фиахна пожал плечами, не чувствуя за собой вины. – Это все равно что считать морские волны.

– Уж я бы уследил! Я бы ей заранее наказал, чтобы даже не смела о нем упоминать! Да и ты тоже не терял времени зря! – обратился Фиаха к Бьярни. – Поздно я сообразил, на какую охоту ты поехал!

– И что теперь? – спросил Фиахна. – Мы не успели?

– Я стала женой этого доблестного мужа, Бьярни, сына Дельбхаэм, дочери Миада Эброндоэ, – с гордостью ответила Фиал. Похоже, она была безмерно счастлива уже тем, что так ловко провела братьев и добилась-таки того, от чего они прятали ее в башню. – Вы можете, мои братья, подняться в грианан и своими глазами увидеть доказательства.

– Да уж мы поднимемся, – мрачно согласился Фиахна.

Вчетвером они проследовали в верхний покой, и Фиал с удовольствием, как показалось Бьярни, предъявила братьям два маленьких, размазанных кровавых пятнышка на белом льне простыни.

– А может, у нее это… лунные дни? – с надеждой предположил Фиахна.

– Не думаю, – мрачно ответил его брат. – Раз этот молодчик здесь был, значит, все правда.

– И теперь мой муж – риг острова Ивленн! – с торжеством объявила Фиал. – И я желаю, чтобы не позже чем через три дня народ Ивленна был собран в Старой Тетре, дабы приветствовать своего нового короля!

Снизу вдруг послышались крики и боевые кличи.

– Бьярни, Бьярни, где ты! – вопил голос Ивара хёльда, сопровождаемый звоном клинков. – Держись, мы здесь, мы идем!

Бьярни бегом бросился к лестнице. Внизу уже вовсю кипела схватка: Ивар догадался оставить человека наблюдать за башней, и тот увидел, как приехали оба короля в сопровождении трех десятков воинов. И сэвейги, заметив опасность, кинулись спасать вожака.

– Стойте, стойте! – кричали одновременно Бьярни, Фиал и оба ее брата. – Прекратите!

Схватку удалось остановить: к счастью, никого еще не убили, но несколько человек с той и другой стороны уже держались за разные части тела, и между пальцев капала кровь.

– Вложите оружие в ножны! – приказала своим людям Фиал. – Отныне король Ивленна – вот этот человек, Бьярни сын Дельбхаэм. Отныне он отдает приказы воинам Ивленна.

Воины сначала потрясенно помолчали, потом загудели. Восторгов никто не выражал, но и в драку не лезли. Братья-риги молчали, не подтверждая, но и не опровергая это заявление. Они могли всеми силами оттягивать наступление того события, которое отнимет у них власть над Ивленном, но теперь, когда это событие свершилось, не смели открыто нарушить законный порядок, оскорбить богов и память своей матери-королевы. Но Бьярни посматривал на них недоверчиво и настороженно, каждый миг готовый к выпаду: такое смирение казалось ему слишком подозрительным.

– Итак, я повелеваю, чтобы через три дня народ богини Ивил собрался в Старой Тетре, – произнесла Фиал с истинно королевским достоинством. – Там я представлю моему народу моего мужа и их нового рига. А вы, мои братья, отправляйтесь в бруг и проследите, чтобы на острове не осталось ни одного человека, который не был бы оповещен об этом.

– Мы посмотрим, захочет ли народ богини Ивил признать своим королем этого чужака! – Фиаха злобно смотрел на Бьярни.

– Но ведь народ уже тринадцать лет терпит королевой женщину гораздо более чужую ему, чем я, – ответил Бьярни, уверенно глядя ему в глаза. И при упоминании своей жены старший из братьев дрогнул. – Но сдается мне, что в ближайшее время произойдут перемены. Надеюсь, риг Фиаха, твоя жена Этайн не откажется прийти в Старую Тетру заодно со всеми?

– Ты надеешься? – Фиаха криво усмехнулся. – Мало будет для тебя радости, если она придет туда, – а она придет, ибо никому мы не уступим наших законных прав!

– Не хотелось бы мне огорчать брата моей жены, но в этот день в Старой Тетре не меня, а тебя ждет неприятное открытие. Каждый предстанет там в своем истинном облике, и на землю Ивленн вернется Правда Короля.

Фиаха вдруг как-то угас и сгорбился при этих словах. Ничего не ответив, он кивком позвал за собой своих людей и вместе с братом покинул башню.

Глава 3

Сэвейги и улады с Банбы сидели за ужином в бруге Айлестар. Все пили пиво, громко разговаривали, Тови Балагур на ходу сочинял стихи, размахивая обглоданной костью:

 
Рыжий Эвар весел в битве,
Хоть и ростом он не вышел –
Медовуху хлещет лихо,
Над врагами насмехаясь!
 

– Тови, да уймись ты наконец! – умолял его Аринлейв Кудрявый, зажимая руками уши. – Подавись ты твоей медовухой, ну достал по самое не могу! Придумай наконец что-нибудь другое, третий год ты одну и ту же песню поешь!

Тейне-Де презрительно отвернулась. Она уже неплохо понимала язык сэвейгов, который целыми днями слышала вокруг себя, хотя говорить на нем не пыталась и делала вид, что ничего не понимает.

У нее выдалась возможность передохнуть: Торвард конунг ушел в грианан, ее услуги ему не требовались. Сейчас ему другая дева оказывает другие услуги…

Даохан, возле которого Тейне-Де присела, тоже украдкой бросал взгляды на потолок, будто мог увидеть через толстые дубовые доски, что там, в грианане, происходит. Каждый вечер Торвард поднимался туда и проводил там какое-то время, но за полночь снова спускался в общий покой и ни разу не остался с Элит до утра. Это внушало Даохану надежду: видимо, Торвард не испытывал к дочери Клионы особой привязанности – ничего, кроме естественного влечения молодого здорового мужчины к молодой красивой женщине. Но, хотя и сам Даохан не чувствовал к этой прекрасной гордячке сердечного расположения, она была нужна ему, и он с большим нетерпением ждал, когда же Торвард удовлетворит свой пыл, пресытится и отдаст ее ригу Банбы вместе с ее «даром власти». Ну, и даром красоты тоже.

На самом деле все было далеко не так просто, но как именно все было, даже эти двое не смогли бы рассказать, если бы и хотели. Элит проводила время в плену совсем не плохо, и ее нынешняя жизнь не так уж значительно отличалась от той, что она вела, будучи тут полновластной хозяйкой. Каждый день она навещала своего деда, который жил уже внизу, в общем покое: недавно Торвард по ее просьбе выпустил престарелого рига из сарая, где были заперты его пленные внуки и прочие домочадцы-мужчины. От старика фьялли не ожидали для себя вреда, и тот с невозмутимостью и стойкостью благородного человека ждал, когда это бедствие наконец уберется обратно за море. Иногда Элит посещала и запертых братьев: приносила еды, перевязывала раны, ободряла и утешала. Но больше она никого тут не считала достойным своего внимания и, кроме этих случаев, не показывалась из грианана. Весь день она привычно проводила за рукоделием, раздумывая о настоящем и будущем. Но когда приближался вечер, работа увлекала ее все меньше, в теле просыпалось волнение и томление, и о Торварде конунге она думала уже без всякой связи с королевствами, войнами и Каменным Троном. Когда в широком окне начинали сереть сумерки, а внизу поднимался шум пира, она с облегчением оставляла иглу, ложилась в постель и ждала. К тому мгновению, когда сквозь шум внизу ее чуткий слух улавливал скрип ступеней под его ногами, ее нетерпение достигало уже самого высшего предела. И вскоре начиналось такое, что хирдманы не слишком преувеличивали, когда говорили, что потолок трясется и им в еду падают щепки.

– Останься со мной навсегда, – совершенно искренне просила Элит, то нежно поглаживая, то целуя все его шрамы, старые и новые, в том числе тот след от пореза на его плече возле ключицы, который оставил нож Самхейна.

– Нет. Даже если и хотел бы, не могу. Я последний мужчина в роду, если я не вернусь, род фьялленландских конунгов, потомков Торгъёрда, прервется.

– Вовсе нет, – ласково убеждала Элит. – У нас будет несколько сыновей, и старшего из них ты сможешь отослать в Лохланн, чтобы он стал твоим наследником там. А здесь тебе под силу даже завоевать Каменный Трон!

– Да зачем мне Каменный Трон? У меня Фьялленланд есть. Там не так тепло и зелено, как здесь, но я привык. Уж чуть не год дома не был – скучаю.

– Но здесь ты войдешь в предания как величайший из королей!

– Я, похоже, и так войду в предания как прародитель и священный предок всех королевских родов, что говорят на языках уладов и круитне, будто сам Эохайд Оллатир. – Торвард усмехнулся своим весьма своеобразным успехам. – Я уже сделал по ребенку фрие Эрхине с Туаля и королеве Айнедиль с Фидхенна, может, и твое поле уже засеял, как знать? Так что скоро по всему Западному морю будут править мои потомки – какие еще предания нужны! А Фьялленланд я бросить не могу. Но ты ведь со мной туда не поедешь.

О том, чтобы увезти Элит с Зеленых островов, взять в свой дом или тем более продать в Винденэсе, Торвард давно уже не думал – теперь и он ясно ощущал, насколько она неотделима от земли Клионн. Разлученные, она и этот прекрасный остров, будто душа и тело, оба утратят всякую цену, сделавшись мертвыми, бесплодными и ненужными.

– Да и не уживемся мы с тобой, – продолжал он. – Скакать на себе верхом я позволяю только в постели. А в жизни поводья всегда у меня. А ты не привыкла подчиняться мужчине и никогда не привыкнешь. Хотя бы на своих ошибках учиться и у меня ума хватает, так что я уже знаю, к чему это приведет. От Даохана я вас как-нибудь избавлю. Если твоему деду нужен этот ваш Каменный Трон – пускай карабкается, я уж так и быть лестницу подержу, помогу старому человеку! – Он усмехнулся. – Только пусть обещает давать мне дань со всех пяти островов – ну, хотя бы лет пять. А там посмотрим.

– Все пять ты еще не подчинил себе.

– Ну, успею еще. Долго ли умеючи?

– Умеючи – долго! – выразительно произнесла Элит, красноречивым взглядом давая понять, что имеет в виду, и снова потянулась к нему.

Никто, разумеется, не мог знать, о чем разговаривают эти двое в грианане, но Даохан, а с ним и Тейне-Де имели на этот счет самые серьезные опасения. Уже само то обстоятельство, что Торвард и Элит могут общаться не только на языке страсти, но и на языке круитне, было весьма неприятным. И Даохан, и Тейне-Де оба подозревали, что между вспышками любовного пыла, когда потолок перестает дрожать над головами пирующих внизу, в грианане обсуждаются судьбы островов и Каменного Трона – и решаются не так, как хотелось бы ригам Банбы и Снатхи. Торвард не подпал под влияние Элит, но ему было совершенно все равно, кто в конце концов угнездится на той высокой скале, на которой, по преданию, восседал когда-то Светлый Луг. Сейчас только от его расположения зависело, кто же из островных ригов получит преимущество. Элит даже не приходилось его уговаривать и склонять на свою сторону: он сам понимал, чем может ей помочь, и сам предложил эту помощь. Он всегда испытывал благодарность за хорошее отношение к себе и давно простил Элит попытку его убить, которую в общем-то понимал и даже чувствовал уважение к девушке, наделенной такой смелостью и присутствием духа. Правда, помня об этих ее славных качествах, он так и не доверился ей полностью и не решался больше засыпать рядом с ней, о чем она жалела, но вот тут он на уговоры не поддавался и клятвы пропускал мимо ушей. Будучи человеком не только храбрым, но и осторожным, он теперь знал, что все ее ласки и улыбки вовсе не означают, что она не хочет его смерти. Отношения между ними складывались более чем теплые, но эта земля и ее богини могли преподнести любые неприятные неожиданности, а Элит ведь была их живым продолжением. И Торвард не очень бы удивился, если бы однажды его страстная подруга обернулась белой телкой с красными ушами и набросилась на него.

И все же в борьбе за помощь короля Лохланна Элит имела такие неоспоримые преимущества перед другими соискателями, что эти другие каждый раз менялись в лице от досады, когда Торвард снова отставлял кубок, вставал из-за стола и уходил наверх, провожаемый одобрительными и завистливыми выкриками его верной дружины.

Между собой Даохан и Тейне-Де тоже были в какой-то мере соперниками, но общие чувства к более сильному недругу быстро помогли им найти общий язык.

– Торварду конунгу давно пора выполнить свое обещание, которое он дал мне, когда мы собирались в поход на Клионн, – говорил Даохан своей единственной здесь союзнице. При этом он то ли не помнил, то ли не находил нужным упоминать, что никаких обещаний на этот счет Торвард ему не давал, а только ухмылялся и отвечал: «Посмотрим». – Ему давно пора передать мне дочь Клионы, а с ее рукой и власть над островом. Но он выпустил из-под замка рига Миада. – Даохан бросил взгляд на седого старца, который уже оживленно беседовал о чем-то с Сёльви и Кольгримом, посадив рядом Хавгана в качестве переводчика. – Не означает ли это, что он передумал и собирается заключить союз с Домом Клионн?

– Ты спрашиваешь об этом у меня? – ядовито отвечала Тейне-Де. – Ты немного путаешь, славный герой: это не я провожу с ним время каждый день, шепча ему в ухо, чего бы мне от него хотелось.

– Я хочу посоветоваться с тобой, Дева Снатхи, поскольку боги дали тебе немало ума. Мы с тобой оба не хотим, чтобы риг Миад занял Каменный Трон. А все к тому идет. Ты видишь, лохланнцы уже его лучшие друзья.

– И чем я могу им помешать?

– Во-первых, я должен получить дочь Клионы. А чтобы Торварду конунгу было легче расстаться с ней, нужно обратить его внимание на другую женщину.

– На другую? У тебя припасена какая-нибудь новая красотка?

– Я имею в виду тебя! – Даохан выразительно посмотрел на собеседницу, дескать, что же ты сама не догадалась.

– Что? – Тейне-Де разгневалась, ее желтоватые глаза засверкали так, что, казалось, по рыжим бровям сейчас проскочит пламя. – Меня? Ты намерен теперь пытаться меня засунуть к нему в постель?

– Ну, зачем так грубо! – Даохан схватил ее за руку, призывая успокоиться и говорить потише. – Послушай, я все обдумал. С Элит он просто развлекается, потому что и ее остров, и вся ее родня у него в руках, и она для него – просто пленница, почти рабыня, как сотни других. Но ты – совсем иное дело.

– Я такая же его пленница, – с досадой возразила Тейне-Де. – И нахожусь в его руках даже дольше.

– Но… Прости мой вопрос: ведь Торвард конунг… не нарушил твоей чистоты?

– Нет! – почти с ненавистью отрезала Тейне-Де, желая то ли подавить собеседника своим величием, то ли досадуя, что Торвард не находит ее привлекательной.

– Вот и прекрасно! То есть я очень рад, что ты не лишилась драгоценного дара чистоты, но к тому же это очень для нас удобно. Ты – знатная дева, обладающая всеми драгоценными дарами, и твой отец, Брикрен Дерево Побед, вовсе не является пленником Торварда конунга. Более того, риг Брикрен одержал над ним победу в честном поединке, и ты сама знаешь, какую тяжелую и опасную рану сумел ему нанести.

– Но и Торвард конунг нанес рану моему отцу. – Тейне-Де опустила глаза. – Лохланнцы рассказывали, я слышала. Они не поняли, насколько рана тяжела, но моего отца его люди унесли в куррах на руках. Эта рана может оказаться опасна, и я даже не могу быть уверена, что отец мой жив! Иначе почему он так долго не дает о себе знать?

– Это означает лишь то, что он накапливает силы и ищет союзников для решительного удара, – утешил ее Даохан, которому и самому нужен был именно такой оборот дела. – И уже вскоре мы о нем услышим – он обрушится на врагов подобно грому! И в этом случае уже Торварду конунгу нужен будет мир и союз с ним. А средство союза – его брак с тобой. Отчего же тебе не предложить ему этот союз? Он должен быть польщен возможностью завладеть островом Снатхой не как захватчик, а как муж королевы и законный владыка.

– Ты считаешь меня глупой или сам не понял этого человека, хоть и держишься возле него столько времени?! – язвительно отозвалась Тейне-Де. – Ему совершенно безразлично, по какому праву он владеет тем или иным. Он признает только силу, и чем больше у него силы, тем больше прав он себе присваивает, не заботясь, что об этом думают остальные. Даже если бы я отдала ему мою руку, этим я обездолила бы родного отца, а Торварду все равно не смогла бы дать ничего такого, чего он еще не взял сам.

– Но мы должны попытаться. Или ты предпочитаешь сидеть тут сложа руки, в то время как он там наедине с Элит решает судьбу Зеленых островов? Решает так, как выгодно Дому Клионна?

– И в чем должны заключаться наши попытки?

– Ты должна переговорить с ним и предложить ему союз с тобой и твоим отцом.

– Я не стану этого делать! Не желаю выставлять себя на посмешище.

Тейне-Де была достаточно умна и понимала, что если Торвард не обращал на нее внимания все то время, что она находилась в полной его власти, и даже не пожелал сделать то, что почти всякий завоеватель сделал бы с молодой пленницей, пусть и не слишком красивой, то едва ли его теперь прельстит брак с ней. А предлагать ему себя, когда он только что покинул объятия Элит, для Тейне-Де означало ставить себя в еще более невыгодное положение. Даже, допустим, надежды Даохана сбудутся и Элит Торварду надоест. Для разнообразия он может взять ее, Тейне-Де, на освободившееся место в той же постели. Но это совсем не то, что нужно знатной благородной деве, и Тейне-Де не собиралась сама наводить его на эту мысль. Даохану же никак не удавалось убедить ее, что ради дружбы с ригом Брикреном Торвард все же предпочтет ее более красивой и страстной сопернице.

Однако уже довольно скоро эти замыслы получили развитие. Предсказания Даохана сбылись: риг Брикрен дал о себе знать. Однажды утром один из дозорных десятков, охранявших на берегу Торвардовы корабли, приехал в бруг Айлестар, сопровождая троих незнакомых уладов. Одеты они были пышно, держались гордо и уверенно, и их золотые нагрудные застежки на шелковых, шитых золотом плащах сияли так, что было больно смотреть.

Дружина сэвейгов утро посвящала обычным для мирного времени ежедневным упражнениям. Устроившись в бруге Айлестар почти как дома, не имея в прямой видимости врагов, но понимая, что рано или поздно они еще появятся, Торвард почти каждое утро отправлял хирдманов, не занятых охотой или рыбной ловлей, упражняться, чтобы были готовы к новым сражениям когда угодно.

Приезжие улады, надо сказать, взирали на это достаточно невозмутимо. Гордясь своей фианной, они прекрасно понимали, что сила и ловкость героев не появляются сами собой.

– Кто такие и что надо? – спросил Аринлейв сын Сёльви, возглавлявший утреннюю стражу.

– Да говорят, от Брикрена прибыли. – Сопровождавший приезжих Торфинн Длинный указал на них концом копья. – Хотят с конунгом повидаться.

– Конунг здесь. – Аринлейв кивнул. – Пойдемте пока в дом, что ли.

Никого похожего на того Красного Короля Холмов с Каладболгом в руке, который предстал им во время битвы на острове Снатха, посланцы Брикрена не увидели. Упражнениями дружины руководил низкорослый воин лет сорока, с редкими светлыми волосами и свирепым красным лицом – явно не Торвард конунг, поскольку сильно уступал ему ростом. Но Аринлейв, окинув взглядом пространство перед воротами, где хирдманы вовсю сражались между собой на дубовых палках, остановился, глядя куда-то в сторону.

Недалеко от ворот рос могучий старый дуб, на который по праздникам вешались жертвы. Одна из нижних крепких веток вытянулась над землей выше человеческого роста. И улады с изумлением увидели, что на ней и сейчас что-то висит! Вернее, кто-то. Но не жертва. Вполне живой и здоровый мужчина – рослый, сильный, с длинными черными волосами – равномерно подтягивался на этой ветке, предназначенной для жертв. Три… четыре… Двигаясь медленно и упрямо, так что отчетливо было видно, как напрягаются под смуглой кожей мускулы на спине, руках и плечах, он поднимал свое тяжелое тело до ветки и опускал снова. Пять…

И как раз в то время как улады издали свои изумленные восклицания, он спрыгнул за землю и повернулся, потирая ладонью длинный красный шрам на груди.

– Знаешь, Сёльви, – он нашел глазами хирдмана, который стоял неподалеку и наблюдал за ним, – все-таки еще больно. Что-то у меня там… не то скрипит, не то свистит, один тролль разберет.

– Прямо сразу начинается или к пятому разу? – с язвительным любопытством осведомился Сёльви.

– Что?

– Пока я за тобой наблюдаю, ты подтянулся пять раз.

– На самом деле шесть! – Торвард почти обиделся. – Но все равно мало. Обычно раз на восемь-девять меня хватает. А однажды на спор с Халльмундом четырнадцать вытянул, помнишь, борода?

– Если мне не изменяет память, это было ровно семь лет назад. А в двадцать лет ты весил, знаешь ли, несколько меньше, чем сейчас. И тогда у тебя не было едва заживших сломанных ребер и всего прочего. И шесть раз с таким весом – не всякий здоровый сможет, а ты еще недоволен.

– Нет. – Подумав, Торвард мотнул головой. – С Безголовым Улле я перед этим встречался, так что два ребра у меня тогда уже были сломаны, и это, – он хлопнул себя по левому бедру, – тоже было. Но так что же мне, всю жизнь себя больным считать? Надоело до смерти, здоровый я!

– Как бы и в самом деле не до смерти.

– Да ладно тебе. А это кто? – Торвард заметил уладов. – Нарядные, что твои женихи! Ари, откуда взял?

– Это к тебе, конунг, – ответил Аринлейв. – Торфинн Длинный с берега привез. Говорит, от рига Брикрена.

– А! – Торвард улыбнулся. – Давно жду. Ну, пошли в дом, поговорим.

Он пошел в бруг, и Аринлейв повел приезжих за ним. В башне Торвард подхватил полотенце и, вытираясь на ходу, прошел к трону и уселся. Он сделал знак Тейне-Де, сидевшей в углу, и она принесла ему воды. И только тут заметила приезжих. Глаза ее расширились, и она застыла – этих людей она очень хорошо знала. И покраснела от досады и стыда за то приниженное положение, в котором ее застали люди отца.

– Ну, вещайте, – позволил Торвард, отпив из чаши и бросив полотенце Тейне-Де. – Где Хавган?

– Я здесь, конунг! – Хавган, перебравший вчера за ужином, только сейчас наконец утвердился в сидячем положении на помятом вчерашнем тростнике. – Конунг, умоляю, позволь мне сидеть в твоем присутствии! Иначе я могу… оскорбить тебя и этих знатных людей своим… ой… совсем недостойным поведением!

– Да хоть лежи, лишь бы языком шевелил. Тейе! Коирм! – окликнул Торвард девушку, имя которой фьялли уже переделали так, как им было удобнее. – Пива этому герою!

Поджав губы, Тейне-Де принесла Хавгану пива, и через некоторое время он уже мог переводить вполне внятно.

– Спроси, чего у них вид такой, как у бешеных лягушек. – велел Торвард. – Чего они на меня вытаращились, будто мертвеца увидели? Думали, что Буада меня тогда убил?

– Нет. Ригу Брикрену известно, что ты был только ранен и успешно оправился от раны, – ответил уже знакомый фьяллям Дейсиль, старший из посланцев. – Но то, что мы увидели, поколебало нашу уверенность…

– Что? – Торвард сдвинул брови и наклонился к ним. – Я что, похож на мертвеца?

– Мы видели тебя висящим на Дереве Богов, на ветви которого уже многие века вешаются священные жертвы, – сдержанно ответил Дейсиль.