Текст книги "Дракон восточного моря, кн. 3. Каменный Трон"

Автор книги: Елизавета Дворецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– И где он?

– Там валяется. – Торвард кивнул в сторону зарослей. – Бранд, проверь, как он там. Если вдруг еще дышит – добей.

Гудбранд кивнул и ушел за кусты.

– А рыжей ведьмы так и нет! – К ним приблизился Ормкель, слегка прихрамывая и опираясь на копье – кто-то из уладов задел его мечом по бедру. – Что я говорил!

Вернулся Гудбранд: в ответ на взгляд Торварда он отрицательно качнул головой и выложил на траву золотой торк с отметиной от Торвардова меча, обильно политый уже подсыхающей кровью, два золотых браслета, меч и пояс.

«Рыжую ведьму» они встретили на обратном пути. Она еле брела, опираясь на руку Хавгана, припадая на левую ногу и отчаянно постанывая при каждом шаге. Завидев целую толпу мрачных вооруженных фьяллей, забрызганных кровью и явно побывавших в сражении, эти двое остановились и невольно прижались друг другу. На лице барда было недоумение, в глазах девушки – страх.

– Что случилось, конунг? – пробормотал наконец Хавган, видя, что фьялли во главе с Торвардом обступили их плотным кольцом и молчат. – Вы с кем-то бились? Дева попросила меня сопровождать ее, она ведь не может говорить с тобой без моей помощи. Мы шли, как было условлено, но она оступилась и теперь едва может идти. Я уговаривал ее вернуться в бруг, обещал пойти и предупредить тебя, но она говорила, что непременно должна прийти, раз уж сама просила тебя о свидании… Вижу, мы опоздали, солнце уже садится…

– Конунг, давай я ей шею сверну! – предложил Ормкель, с гадливостью глядя на Тейне-Де.

Поняла она его слова или нет, но голос и выражение лица свирепого фьялля были так выразительны, что Тейне-Де задрожала и крепче схватилась за руку Хавгана. Ее взгляд зацепился за знакомую ей гривну Даохана, которую Гудбранд нес в опущенной руке, нанизав на нее оба браслета. Засохшая кровь на королевских украшениях сама по себе рассказывала об исходе «свидания», и девушка так побледнела, что даже веснушки, казалось, стали не видны.

– Сначала заткнуть ей рот и завязать глаза, – деловито предложил Эйнар, глядя так холодно и враждебно, словно перед ним была не дева, а змея. – А то еще что-нибудь успеет напророчить…

– О чем вы говорите? – Хавган встревоженно оглядел лица фьяллей и безотчетно обнял Тейне-Де за плечи, хотя никогда бы раньше не позволил себе такую вольность по отношению к дочери рига. – Конунг, о чем они? Что случилось?

– Она позвала меня на свидание с Даоханом, – наконец ответил Торвард. Поигрывая поясом убитого рига, он то ловко складывал из него удавку, то безотчетно стегал себя по бедру, и эти движения выдавали, в каком бешенстве он был и как тяжело ему было сдерживаться, чтобы не придушить Тейне-Де – этим самым поясом и немедленно. – А тот пришел не один, а с приятелями. И все вместе они пытались меня отправить в объятия вашей Морриган. Или как ее там?

– Не может быть! – Хавган не поверил. – Риг Даохан? Твой союзник? И что с ним?

– Уже ничего.

– Конунг, заканчивай разговоры! – злобно воскликнул Эйнар. – Ормкель, давай!

В полном согласии с вечным противником, чему фьялли в другое время весьма бы удивились, Ормкель набросил на голову Тейне-Де свой плащ. Девушка дико закричала и забилась, пытаясь вырваться, но двое фьяллей схватили ее за руки, а третий сжал в ладонях ее голову и запрокинул. Эйнар шагнул к ней с ножом наготове, намереваясь вонзить в грудь, но Хавган, опомнившись, бросился вперед, схватил его за руку и попытался вырвать нож.

Эйнар хотел отшвырнуть барда, но тот вцепился в его руку и не давал себя сбросить. Силой и выучкой бард заметно уступал потомку старинного воинского рода, но отчаяние придало ему сил. Тейне-Де глухо кричала под плащом и билась так, что трое мужчин едва могли ее удержать, кричал что-то Хавган, из последних сил пытаясь противостоять сильным и точным ударам разозленного Эйнара.

– Хватит! – наконец рявкнул Торвард, и несколько человек схватили за руки и Хавгана, и Эйнара.

– Да я тебя самого на кишки разберу, ублюдок уладский! – орал Эйнар. – Он с ней заодно!

– Так нельзя! Конунг, она же девушка! Она не могла знать! – кричал Хавган, с разбитым лицом, растерянный и изумленный, но не намеренный сдаваться. – Конунг, ты не можешь так поступить!

– Тихо всем! – еще раз рявкнул Торвард, и замолчала даже Тейне-Де. – Ладно. Тролли с ней. Запереть ее в погребе, где кварги сидели, и пусть ждет, пока ее папаша приедет.

Безнадежная, но самоотверженная попытка Хавгана защитить Тейне-Де от двух десятков фьяллей поколебала его мрачную решимость и напомнила, что она хоть и настоящая змея, но все-таки женщина.

– Конунг, это ты напрасно, – жестко предостерег Асбьёрн. – Не следует оставлять ее в живых.

– Но она и правда могла не знать, – неуверенно возразил Сёльви.

– Слишком много совпадений – что Даохан решил напасть на конунга именно тогда, когда она назначила ему свидание в лесу и просила прийти одного!

– Это Даохан мог узнать, что она назначила свидание, и тоже решил поучаствовать. А она могла не знать.

– Сёльви, скажи мне! – Эйнар вытер о штаны пальцы, испачканные кровью Хавгана, подошел к Сёльви, положил руки ему на плечи и проникновенно заглянул в глаза. – Ты сам-то в это веришь? Что она не знала, не хотела и всего лишь собиралась подарить нашему конунгу любовь своего чистого сердца? Хоть на хрен собачий веришь?

– Сначала надо расспросить уладов. У нас же есть четверо пленных. У них мы и выясним, знала она или нет. А если нет – нас не украсит, если мы растерзаем беззащитную женщину.

– Да у меня руки, как ее увижу, чешутся еще с тех пор, как она нам напророчила! – рявкнул Ормкель. – Еще тогда ее надо было…

– Уймись, я сказал! – крикнул Торвард. – Все в бруг. Ведите ее. И плащ снимите с головы.

– Конунг, она дважды пыталась тебя убить!

– А меня все тут пытаются убить! Я уже привык! Но я даже Эрхину не убил. – Торвард остановился перед Тейне-Де, с головы которой сняли плащ, и посмотрел ей в лицо. В ее желтых глазах застыл ужас, но не удивление. Она знала, за что ее только что намеревались лишить жизни. – Я даже Эрхину не убил, хотя ее – стоило бы. А ты, красотка, против нее рылом не вышла, чтобы я из-за тебя марал руки кровью женщины.

Гудящей толпой фьялли двинулись вниз по тропе. Хильдир и Асбьёрн вели за руки Тейне-Де, Ормкель шагал позади, будто боялся, что она все-таки попробует вырваться и убежать. Торвард подошел к Хавгану и остановился перед ним. Бард провел ладонью под разбитым носом; кровь уже унялась, но он был растерян и потрясен всем этим: и предательством Даохана, и возможным участием Тейне-Де, и мрачной жестокостью фьяллей, и собственной безрассудной решимостью. За год с лишним, что он провел в Торвардовой дружине, это был первый случай, когда Хавган с кем-либо пытался подраться.

Под тяжелым взглядом вождя он чувствовал себя неуютно, не зная, насколько серьезный проступок совершил, открыто выступив против воли конунга. В дружине Торварда он таких случаев за год не видел вообще, а попытки «морских конунгов» идти против конунга фьяллей кончались для тех очень плохо, как, например, для Хедина.

Поизучав некоторое время своего бледного, растрепанного и измазанного кровью барда, Торвард вдруг быстро и резко двинул ему кулаком под дых. Хавган не успел даже вздрогнуть, но Торвард в последний миг удержал руку и удар не нанес, а только обозначил. Лицо его оставалось каменно-невозмутимым, но в темных глазах мелькнула какая-то искра.

Ничего не сказав, Торвард пошел за своими людьми. Хавган в изумлении смотрел ему вслед: у него осталось странное впечатление, что этим несостоявшимся ударом Торвард выразил ему нечто вроде благодарности.

Возвращение Торварда конунга с этого знаменательного свидания переполошило весь бруг и даже всю округу. Тейне-Де привели за руки – хромать она от потрясения как-то забыла, чем подтвердила подозрения, что и споткнулась-то нарочно, чтобы задержаться в пути и прийти к источнику, когда все будет кончено так или иначе. Дочь Брикрена заперли в погреб, во дворе бруга сложили мертвых уладов с Банбы во главе с Даоханом.

Когда Элит узнала, что произошло, она схватилась за голову и застонала, как от боли.

– Ты чего? – не понял Торвард. – Жениха, что ли, жалко? Ну извини, он первый начал.

– О священный источник Двух Богов! – Элит прижала руки к лицу. – Кровью и предательством осквернены твои светлые воды! Черная птица Морриган распростерла крылья свои над землей Клионн, в сердцах наших не оставила радости и надежды! Отныне погибнет священная сила источника! Не услышать мне больше из него голосов судьбы! Погибла земля Клионн – ибо нет больше средств снять с нее проклятье.

– Почему? – Торвард нахмурился.

– Ведь проклятье наложил Даохан. Он наложил его именем Каладболга. Снять проклятье может тот, кто наложил, а он мертв!

– Ну, извини, – протянул Торвард. – Об этом я не подумал. Но мне думать было некогда: или я его, или он меня. И что же – теперь совсем никак?

– Почти никак. – Элит села на ложе и низко опустила голову. – Чтобы изменить любые заклятья, наложенные именем Каладболга, Созидающего Земли, нужно завладеть им самим.

– Но я его видел. Там, в том кургане на Снатхе, не помню, как называется.

– Ты видел не его. Ты видел только его отражение. Сам он находится в Ином мире, им владеет Красный Король Холмов, и смертным рукам Каладболг недоступен. А Боадаг ни за что не позволит мне или кому-то из тех, кто со мной связан, прикоснуться к его мечу. А если позволит, то за такую цену… Что лучше бы мне умереть или вовсе не рождаться на свет.

– И этот в мужья набивается? – устало спросил Торвард.

– Да. Но если он завладеет мной и через Пылающую Дверь пройдет в мир людей, то людям на Зеленых островах не останется места.

– Ой, нет! – Торвард потер лицо руками, встал и вышел.

Он настолько устал от всего этого, что не желал ни в чем разбираться и ничего больше слушать. В некотором отношении Элит и впрямь напоминала Пылающую Дверь, и он с этой ее особенностью был очень хорошо знаком. Но сейчас ему было даже не до любви и не хотелось разбираться, чем ее пылкость грозит людям Зеленых островов. Его привлекали более понятные земные заботы: проверить, не осталось ли на побережье еще людей Даохана, и усилить береговые дозоры на случай, если у покойного рига Банбы найдутся бойкие наследники. И ему очень хотелось, чтобы Иной мир и все, кто с ним связан, со своими делами разбирались без его участия!

Глава 4

На третий день после того, как он нежданно сделался женатым человеком, Бьярни со своей молодой супругой и дружиной поехал обратно в бруг Мис-Бенн. Несколько раз делали привал, чтобы Фиал, сидевшая на крупе коня позади Бьярни, могла отдохнуть, – проведя в башне все детство и юность, молодая королева не умела ездить верхом.

Новый король с королевой торопились в Старую Тетру – к священному холму, где уже много веков провозглашались преемники прежних владык, объявлялись законы, справлялись священные праздники, разбирались тяжбы, проводились торги, а также раздавались призывы к сбору войска. Как рассказала Бьярни его молодая супруга, в прежние века устраивались состязания – все желающие стать королем должны были бежать от начала долины, и тот, кто первым добегал до холма, взбирался на вершину и садился на лежащий там камень, и провозглашался мужем королевы-наследницы. Поначалу такие «королевские бега» проводились каждые семь лет, причем нынешний король, если желал сохранить свое место возле королевы, должен был бежать наравне с прочими претендентами. И если он оказывался не самым быстроногим, значит, богиня Ивил уже не с ним. Потом бегать стали только после смерти прежнего короля – чтобы выбрать нового, а потом только в тех редких случаях, если королева не могла выбрать между равно достойными. Бьярни подумал, что ему еще повезло: он бегал в общем-то неплохо, поскольку обладал длинными ногами и крепким дыханием – недаром же дома, в Камбифьорде, он считался лучшим лыжником и пловцом. Но вот сумел бы он достойно противостоять какому-нибудь фению, приученному носиться по лесу быстрее оленя, да так, чтобы при этом ни одна ветка не шелохнулась и ни одна коса на голове не распустилась?

– Глупо как-то, – заметил он. – Ну как способность быстро бегать связана со способностью управлять страной? Пятнадцатилетний пастушонок бегает быстрее и мудрого старца, и опытного воина, но доверь ему править – наплачешься.

– Человек, имеющий телесный изъян, не может быть королем, ибо часть его уже в Ином мире, – пояснила Фиал. – И человек, чьи телесные силы иссякают, недостоин благословения богов. Поэтому самый совершенный телом и есть угодный богам.

Погода для путешествия выдалась не лучшая: дул сильный ветер, небо затянули облака. Временами принимался идти дождь, вынуждая путников набрасывать на голову верхний край плаща. В такую ночь новобрачной королеве лучше оставаться дома, в башне, возле горящего очага, но Фиал не жаловалась. Ехали весь день, а ночевать остановились в бруидене – на этот раз обычном, не из Иного мира. До бруга Мис-Бенн оставалось уже недалеко, но Фиал желала вступить в родной дом только после того, как утвердится в правах королевы и хозяйки острова. Становиться гостьей Этайн, женщины, которая была повинна в ее заключении в башню, Фиал не желала. Тем более Бьярни рассказал ей кое-что из того, что знал, и заверил, что после завтрашнего собрания Этайн больше никогда уже не покажется на острове Ивленн.

Собрание у Старой Тетры было назначено на полдень. Перед этим Бьярни удалось переговорить с Бреханом мак Ллидом – слухи о произошедших переменах уже разлетелись по острову, и тот сам нашел их в бруидене. Брехан был явно рад всему случившемуся, и только почтительность по отношению к сыновьям покойной королевы Айлен, – как Бьярни успел понять, эта женщина была на своем острове личностью прямо-таки легендарной, – мешала ему радоваться их смещению вслух. С собой он привел целую дружину в два десятка человек, и Бьярни был очень ему благодарен, поскольку предосторожность эту считал вовсе не лишней. Ему не верилось, что братья-риги, побуждаемые королевой Этайн, не попытаются избавиться от ненужных претендентов на престол.

– Мы давно желали, чтобы госпожа Фиал избрала мужа, поскольку многого ожидали от нее, – говорил Брехан. – Королева Айлен прекрасно справлялась на троне без помощи мужчин. И нам казалось одно время, что ее дочь справится не хуже… Но не подумай, что я не рад вашему браку. Ты всем нам показался достойным, благородным и решительным человеком. И даже то, что по отцу ты сам лохланнец, говорит в твою пользу. Иные не соглашаются со мной и твердят, что это безумие – доверить волку охрану стада от других волков, но я уверен, что они не правы, и многие умные люди меня поддерживают. Пусть лохланнцы приходят на наши земли, как жадные волки, но никто иной, кроме лохланнца, не сумеет достойно с ними бороться. В доблести наши герои не имеют себе равных, но лохланнцы значительно лучше вооружены, они высаживаются неожиданно и разбивают наших воинов почти поодиночке. Ты знаешь все их уловки и приемы, твоя дружина хорошо вооружена, и мы надеемся, что ты защитишь нас, если, как ты говоришь, Дракон Восточного моря намерен двинуться на нас.

– Зеленые острова – родина моей матери, и я люблю эту землю так же сильно, как если бы родился здесь, – ответил Бьярни. – А Торвард конунг – кровный враг моего рода. Я сделаю все, чтобы одолеть его, и мы с вами разделим эту победу.

– Если это случится, мы поддержим тебя в борьбе за Каменный Трон! – торжественно пообещал Брехан, и Бьярни подавил вздох. Да они все помешались на этом куске серого гранита! Даже под угрозой смертельной опасности улады готовы проливать свою и чужую кровь, лишь бы их риг взгромоздился на этот камень, где сидеть так жестко, неудобно и очень опасно для жизни.

В Старой Тетре народ собирался с самого рассвета, и когда Бьярни в сопровождении молодой супруги и приближенных наконец прибыл, подножие зеленого холма, увенчанного кругом стоячих камней, уже было заполнено пестрой толпой. По-прежнему накрапывал дождь, люди прикрывали головы краями плаща, ветер дергал длинные полы одежды, трепал промокшие пряди волос. По лицу Бьярни тоже текли капли воды, но он не прикрывал голову, чтобы все жители Ивленна хорошо могли видеть своего нового короля. Разные люди подходили к нему, приветствовали, расспрашивали, сами рассказывали что-то. Как Бьярни понял из разговоров, вокруг Старой Тетры сегодня собрались не только жители острова Ивленн. Сюда, как в последнее мирное прибежище, стекались беженцы с четырех охваченных войной островов. Те, кому удалось ускользнуть от сэвейгов Торварда, от воинов Брикрена, спасти домочадцев и самое ценное из своего имущества, перебирались сюда. Иные ухитрялись перевезти по морю в куррахах даже мелкий скот. За прошедшее время многие из беженцев построили себе хижины, как здесь было принято, из прутьев и соломы, но теперь, когда появилась надежда вернуться на свои поля и пастбища, беженцы смотрели на Бьярни с восторгом и трепетом.

Жители самого Ивленна тоже не отмалчивались за чужими спинами. Уже несколько месяцев наблюдая приток беженцев, слушая их рассказы о сражениях, где гибнут лучшие, о грабежах и разорении, они вовсе не хотели разделить судьбу других островов. И до приезда Бьярни возле Старой Тетры раздавались призывы к сбору войска, но сыновья королевы Айлен не хотели воевать, и сторонники похода бывали вынуждены уступить тем, кто предпочитал не ввязываться в войну, пока она не пришла прямо сюда.

Но вот заревели длинные трубы с наконечниками в виде звериных голов, народ расступился, и к вершине холма поднялось торжественное шествие. Здесь были оба брата-рига со своими приближенными, а между братьями горделиво вышагивала высокая женщина в алом шелковом плаще – королева Этайн. Ее красивое лицо сейчас было замкнуто, но Бьярни увидел на нем глубоко запрятанные ужас и неуверенность. Видимо, колдунья уже знала, что произошло с ее отцом, уже чувствовала, что иссяк источник, питающий ее силу, и оттого постоянно ожидала подвоха. Что ж, ее ожидания вскоре должны были сбыться.

Бьярни огляделся. Эалайд обещала ему, что непременно появится сегодня в Старой Тетре – на том священном месте, где когда-то в прежние века стоял дворец ее отца и где по-прежнему находился один из наиболее широких проходов из Лет-Н-Айла в мир людей. Но когда она придет и в каком обличии, Бьярни не знал и волновался.

Мунремур, самый именитый из здешних колдунов и предсказателей, первым вышел вперед и встал в проеме каменных ворот, образованных тремя древними плитами.

– Пусть соберутся живые, пусть будут они оживлены клятвами в месте, где обитают мертвые! – провозгласил он, обращаясь сначала наружу, к собравшимся у подножия холма, и затем внутрь, к тем, кто жил здесь когда-то. Ибо каждое собрание в этом священном месте призывало не только нынешних обитателей Ивленна, но и прежних, а также жителей Иного мира. Сама Старая Тетра принадлежала одновременно обоим мирам, именно поэтому собрания проводились здесь.

– Сыны богини Ивил! – заговорил Брехан мак Ллид, когда заклинатель уступил ему место. – Правители Дома Ивленн призвали нас сегодня сюда, на священные склоны Старой Тетры, чтобы объявить нам о новостях удивительных и важных. Фиал, дочь и наследница королевы Айлен, всеми нами почитаемой, любимой дочери богини Ивил, наконец-то достигла надлежащего возраста для того, чтобы избрать супруга и занять место на троне Ивленна, предназначенное для нее по праву рождения.

Слова его были встречены громким гулом. За прошедшие годы уже не все и помнили, что у королевы Айлен, которая здесь почиталась как одно из наиболее ярких воплощений богини-покровительницы, вообще осталась дочь, ведь за последние тринадцать лет ее никто не видел.

Фиал вышла вперед и встала возле Брехана в проеме ворот, чтобы всем было ее видно. И толпа снова загудела: очевидно, Фиал была похожа на мать, которую многие хорошо помнили. И слова о том, что ей пора избрать супруга, чрезвычайно взволновали жителей. Уж не будет ли этот супруг избран прямо сейчас и не для этого ли их всех сюда позвали? Но даже те, кто не питал подобных честолюбивых надежд, понимали: от выбора юной королевы зависит их дальнейшая жизнь и ее благополучие.

– И я уже избрала супруга! – произнесла Фиал. – Я жила в брохе, не видя никого, кроме моей воспитательницы, но сама богиня привела ко мне мужа, одного из сыновей Дома Клионн. Его имя Бьярни, он сын Дельбхаэм, дочери рига Миада Железная Рука. Подойди!

Она кивнула Бьярни, и он встал рядом с ней, кожей чувствуя, как жадно ощупывают его сотни и тысячи настороженных, любопытных глаз. И гул в толпе раздавался скорее одобрительный: высокий, сильный, статный, хорошо одетый, с внушающим доверие открытым лицом, Бьярни произвел благоприятное впечатление. Женщины понимали, почему он понравился наследнице Дома Ивленн, но и мужчины не могли указать в нем ни одного видимого изъяна. А поскольку он происходил из королевского рода, то никто не мог сказать, что этот брак нарушит Правду Короля.

– Однако вот что еще нужно сказать! – воскликнул Фиахна, тоже выступив вперед. – С давних времен идет обычай, согласно которому мужем королевы становится тот, кого благословит удачей богиня Ивил, дав ему победу в состязании. Разве не так, сыны Ивил?

Толпа глухо загудела, а Бьярни вздохнул. Похоже, ему все-таки придется сегодня побегать. Трава мокрая – как бы в грязь не шлепнуться на глазах у всех новых подданных.

– Нет закона, по которому мужем королевы станет только победитель в «королевских бегах»! – громко и уверенно ответила на это сама Фиал. – Богиня Ивил сделала свой выбор, когда привела его ко мне, позволила одолеть все преграды. Кто бы ни вздумал состязаться с Бьярни теперь, он безнадежно опоздал!

Молодая королева многозначительно улыбнулась, и по толпе пробежал смешок – все поняли, что она имела в виду. Бьярни на миг опустил глаза – а дочь королевы Айлен оглядывала своих подданных без малейшего смущения, с торжеством во взоре.

– Не много чести тому, кто одерживает победы только в скачках между столбов лежанки! – насмешливо произнесла королева Этайн. – И нельзя во всем полагаться только на того, кто прыток лишь на равнине из белого льна. Мы слышали, что матерью этого человека была Дельбхаэм из рода Клионы, но спросите у него, от какого отца он рожден?

Толпа замерла в ожидании, не сводя глаз с Бьярни. Этот вопрос показался людям странным и удивительным: родство с королевским домом по материнской линии было определяющим, и имя отца имело значение, только если этот отец оказывался ну уж очень хорош! Или, наоборот, невыносимо плох.

А Бьярни на миг промедлил с ответом, собираясь с духом. Дома, на Квартинге, он мог без смущения называть имя своего отца, но старался умолчать о матери. Здесь все было наоборот: родство с Дельбхаэм составляло его гордость и основу всех притязаний, а вот наличие отца-сэвейга могло все погубить. Но деваться некуда. Правда Короля требует не допускать ни малейшей лжи, тем более здесь, на священной вершине Старой Тетры.

– Мой отец – Сигмунд сын Арнора, знатнейший и уважаемый человек в округе Камберг, что на полуострове Квартинг, – ответил он среди тишины. – Это муж доблести, не раз отличившийся в сражениях, муж мудрости, способный дать совет в любом деле, и многие конунги бывали рады видеть его своим гостем.

– Вы все слышали, сыны Ивил! – крикнула королева Этайн, перекрывая поднявшийся гул. – Этот человек, желающий стать вашим королем, – родом из Лохланна! Сейчас, когда лохланнские вожди разоряют земли Зеленых островов, неужели вы допустите одного из них на трон ваших славных королей? Неужели вы волка возьмете в пастухи к своим стадам?

Толпа гудела все громче, и этот гул становился угрожающим.

– Никто не смеет оспаривать мой выбор! – Фиал шагнула вперед и повелительно взмахнула рукой. – Богиня Ивил дала право своим дочерям выбирать себе мужей по собственной воле. И мой выбор имеет основания. Торвард конунг, тот вождь лохланнцев, который угрожает нам, – кровный враг моего мужа! Никто не будет более стойко и непримиримо бороться с ним, чем Бьярни сын Дельбхаэм!

– А если так, то он может развязать войну, пока она еще не пришла к нам! – кричал Фиаха. – Преследуя собственные цели, этот новый король пошлет вас, сыны Ивил, проливать вашу кровь ради его жажды мести!

За спинами его и королевы Этайн собирались воины с копьями. Брехан махнул рукой, призывая своих людей загородить Бьярни, кварги тоже поспешно встали, прикрывая своего вождя и его молодую супругу. Толпа внизу волновалась, словно хотела броситься куда-то, но не знала куда. Казалось, сейчас Старая Тетра вновь увидит одно из тех страшных, кровавых событий, о которых говорится в сказании: родичи поднимут оружие друг на друга. И это будет страшным нарушением Правды Короля, ибо никому не позволено проливать кровь и нарушать мир во время собрания, да еще здесь, на грани мира людей и Иного мира.

Но кто понесет за это ответственность? Сыновья Айлен, считавшиеся ригами до сегодняшнего дня, или чужак, желающий занять их место? Все определит исход схватки: победитель станет королем, а на побежденного падет вина за нарушение законов.

И вдруг над вершиной холма раздались дивные, неожиданные звуки. Целая стая белых птиц появилась будто из ниоткуда и закружила над холмом. Забыв обо всем, что здесь происходило, люди поднимали головы, не замечая капель дождя, текущих по лицу, и слушали пение белых птиц. Нежное, мелодичное, оно успокаивало страсти, проливало в души мир и покой. А главное – давало знать, что сейчас будет явлена высшая воля и сделает ненужными все споры.

Бьярни сжал руку Фиал. Оно начиналось, то, ради чего он водил свою дружину к башне колдуна, то, что обещала ему девушка из странствующего бруидена – Эалайд дочь Боадага.

Толпа застыла, люди, казалось, перестали дышать. Все знали, что обитатели Иного мира незримо присутствуют на каждом собрании в Старой Тетре, но едва ли хоть один человек помнил случай, чтобы они явились на глаза смертным. Но именно это и происходило: на зеленом склоне, прямо перед каменными воротами, в воздухе показались очертания дома. Просторное здание с резными косяками и порогом из белой бронзы, покрытое вместо дерна перьями белых птиц, сначала походило на видение, но с каждым мигом видение становилось все более плотным и осязаемым. И вот он уже стоял на зеленой траве – бруиден, странствующий между мирами, стоял, волшебной силой построенный за считанные мгновения, а перед ним качали ветвями на ветру ореховые кусты. Под ними сверкали хрустальными струями источники, и лососи с красным соком орехов на брюшке резвились, выпрыгивали из воды, сверкая серебряными боками.

На равнине, полной людей, стояла мертвая тишина. Затаив дыхание, жители Ивленна ждали, что же скажут им обитатели Иного мира.

Дверь открылась. На пороге из белой бронзы показалась женщина – совершенно обычная женщина, немолодая, одетая в рубаху из простого желтого льна, в плащ из зеленовато-бурой шерсти. Бьярни узнал ее – это была Гуидим, молочница, указавшая ему путь к Фиал. Но даже на миг ему не пришло в голову, что это на самом деле Гуидим.

По толпе пробежал вздох – уж очень эта женщина не походила на обитательницу Иного мира, как все хорошо представляли их по сказаниям.

Гостья из Лет-Н-Айла шагнула вперед.

– Не тебе упрекать этого достойного мужа, Этайн, дочь Кадарна! – произнесла она ясным голосом, который отчетливо услышали все, даже в самых дальних рядах толпы. – С ним придет на землю Ивил долгожданная Правда Короля, потерянная тринадцать лет назад, когда сюда явилась ты! Ты, изгнанная из Великих Равнин за то, что обольстила своего пасынка и вынудила бежать, ты, проклятая своим мужем и несущая на себе печать порока и преступления. Тринадцать лет ты скрывалась здесь, подчиняя чарами ригов и их приближенных, но землю Ивил ты не могла обмануть, и неурожаями отвечала она на нарушение Правды Короля!

Толпа содрогнулась, как вода, в которую упал камень, но не издала ни звука, боясь помешать этой речи.

– По справедливости велика твоя ненависть к этому человеку, к Бьярни, сыну Дельбхаэм, ибо благодаря ему твоя сила исчерпана и твой обман раскрыт, – продолжала женщина из странствующего бруидена. – Так пусть же сейчас все увидят твое настоящее лицо и решат, тебе ли быть королевой земли Ивленн!

Она подняла руки и сделала простое движение, будто сдергивала какой-то покров.

Несколько мгновений было тихо. А потом толпа разом закричала от ужаса и изумления.

Там, где они только что видели женщину, которую тринадцать лет считали своей королевой, стояла совсем другая, меньше ростом и ничем не похожая на прежнюю. С длинными рыжими волосами, белой кожей и довольно правильными чертами лица, она могла бы быть красивой или хотя бы миловидной, если бы не два обстоятельства. На щеке ее виднелись три страшные багровые язвы, своим видом вызывающие ужас и отвращение. А выражение этого лица было жестоким и злобным, что тоже не способствует красоте.

– Тринадцать лет ты присваивала чужой облик, украв его у меня, и тринадцать лет ты занимала чужое место, побудив мужа заточить в брох настоящую наследницу королевы Айлен, – продолжала гостья. – Но теперь Правда Короля вернется на землю Ивил, а ты больше никогда не посмеешь обманывать людей и в этом мире, и в том. Я, Эалайд, дочь Боадага, говорю это!

И вдруг все увидели, что облик говорящей тоже изменился. Теперь это была молодая женщина высокого роста, с блестящими, как самый темный янтарь, волосами. Обликом и чертами лица она напоминала прежнюю Этайн, которую все знали, но даже самому темному пастуху в толпе было ясно, что это совсем другая женщина.

И никто не был потрясен этим больше, чем Бьярни. Сбылось то, о чем он так страстно мечтал. Он увидел настоящую Эалайд. И она показалась ему настолько же прекраснее прежней Этайн, насколько изящный золотой сосуд, покрытый тонкой резьбой, прекраснее грубого глиняного горшка. Уже знакомые черты ожили и задышали; теперь в них отражался ум, смелый открытый нрав, и если не доброта, то честь и справедливость. И еще их оживляла искренняя радость и торжество победы. Эалайд сияла как солнце, и никто не мог оторвать от нее восхищенных глаз.

Застывшая, будто камень, Этайн вдруг опомнилась. Прикрывая лицо руками, она метнулась к дверям бруидена, перепрыгнула через порог из белой бронзы и пропала внутри. Неизвестно, где теперь найдет приют эта женщина, но на земле Ивленна ей больше не будет места.

– Вот ваш новый король, сыны Ивил, – сказала Эалайд, повернувшись к Бьярни. – Он вернул на вашу землю Правду Короля, и я, Эалайд, дочь короля Тетры, благословляю его.