Текст книги "Вспомни лето"

Автор книги: Элизабет Лоуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава 3

– Я… – Голос Рейн растаял в тишине.

Вопрос Корда поставил ее в тупик.

Она видела мужчин, похожих на Корда Эллиота. Они осторожно пробирались по залам посольства, наблюдая за толпой, внимающей какому-нибудь государственному деятелю. Их работой было охранять дипломатов, иностранных сановников и граждан, чьи имена, титулы и истинные обязанности содержатся в досье, доступных только нескольким должностным лицам. Подлинная жизнь этих мужчин является государственной тайной.

Эти мужчины похожи на ее отца.

Отец… К сожалению, она никогда не была частью жизни своего отца. И он уже не был частью ее жизни.

Рейн любила его, но не знала по-настоящему. Она редко видела родителей дольше чем несколько часов подряд.

Несмотря на взаимную любовь, их жизнь протекала врозь.

– Извини, – наконец ответила Рейн. – Просто я очень давно была рядом с человеком, похожим на тебя.

– С человеком, похожим на меня? – Корд принужденно улыбнулся. – А что во мне особенного? Одна голова, две руки, две ноги…

– И один револьвер в заднем кармане, – холодно прервала Рейн. – Или он у тебя под мышкой?

Его лицо осветилось вспышкой изумления, а потом снова стало непроницаемым. Он наблюдал за ней сейчас так, как в тот момент, когда она шла по холмам, и глаза его были холодными.

Рейн попробовала улыбнуться, но ничего не получилось. Это уже удар ниже пояса.

– Так что я права, – сказала она усталым голосом. – Ты похож на моего отца.., похож на.., тех мужчин, которые его охраняют.

Ее отец был душой и телом предан своему делу. Он редко виделся с любимой женой и детьми.

– Вот как? – Голос Корда звучал совершенно невозмутимо. Будучи настоящим профессионалом, он не выказал и тени заинтересованности.

Рейн колебалась. Обычно она проявляла осторожность и не упоминала о своей семье. Но ситуация с этим мужчиной была совершенно необычной.

Будет лучше, если Корд узнает. Надо прямо сейчас положить всему конец, спрятаться за броней богатства и громких имен.

– Мой отец – Джастин Чандлер-Смит Четвертый, – сказала Рейн спокойным, но каким-то безжизненным голосом. – Наверное, ты не слышал его имя. Он так называемый серый кардинал, его жизнь – международная политика, международные дела. Ему внимают президенты, короли и премьер-министры.

Каждое произнесенное слово усиливало печаль из-за того, что она вынуждена говорить о своей семье. Но теперь слишком поздно. Потому что Рейн обнаружила главное: в жизни Корда тоже на первом месте работа, а все остальное второстепенно.

– По рекомендациям моего отца возникают или рушатся страны и целые культуры, – продолжала она тем же безжизненным голосом. – Он живет среди человеческой дикости, предательства и насилия. Это очень страшно – ведь всегда приходится иметь дело с самой дурной стороной человеческой натуры, где людская злоба и геноцид служат политическим целям.

– Кто-то должен делать грязную работу, – сказал Корд.

– Да, – согласилась она, – то же самое говорит и отец.

– Ты не веришь ему?

Рейн пожала плечами.

– Он всегда прав.

Корд ждал продолжения, но она больше ничего не сказала.

В нем неудержимо поднималась ярость. Рейн отдалялась от него, отстранялась и закрывалась.

Корд чувствовал это, но не мог остановить ее, удержать. Он мог лишь выяснить, сколь глубоко она ранена и что ему надо сделать, чтобы добиться ее расположения.

Для него было ясно как день, что сейчас Рейн собиралась положить конец всему. А она нужна ему как воздух.

– Говори, – сказал он невозмутимо.

– О чем?

– О том, из-за чего ты так скисла.

В ней с невероятной силой вспыхнул гнев – тот самый гнев, который, как ей казалось, она уже изжила в себе.

– Изволь, – прорычала Рейн, поворачиваясь к нему. – Папа – небожитель и спаситель человечества. Но почему он должен все время жить с дикарями?

Разве ничего более важного для него нет? Жена? Дети?

Что-нибудь еще?

– Может быть, именно для блага своей семьи он и посвятил себя защите других? – сказал Корд напряженным голосом. – Ты когда-нибудь думала об этом?

– Возможно. – Ее голос упал до шепота. – Но не исключено и другое – ему больше нравится жить в мире насилия, а не в мире семейной жизни и любви.

– Почему бы тебе не спросить, нравится ли мне мир, в котором я работаю?

Она встретила взгляд голубых жестоких глаз без всякой дрожи.

– Именно этот вопрос вертелся у меня на языке.

Корд бросил быстрый взгляд на женщину, которая так ненавидела собственного отца, что даже отказалась от имени Чандлер-Смит.

– В общем и целом моя работа удовлетворяет меня, – наконец сказал Корд. – Иногда приводит в восторг. Тревоги и путешествия, – продолжал он, слегка посмеиваясь над собой. – Спасение цивилизации от варваров, победы и поражения, снова борьба, жизнь и смерть так близко, как пули в магазине.

Он умолк, вдруг вспомнив себя пятнадцать лет назад: ему двадцать, и все казалось совершенно ясным и понятным. В последние годы он стал замечать, что смерть все чаще берет верх над жизнью, а его все чаще одолевают сомнения. Теперь мир больше не был черно-белым, в нем появились тысячи оттенков серого.

За эти пятнадцать лет Корд разуверился в простых лозунгах, в возможности легких путей, в неизбежной победе цивилизации над варварством. Он трудным и тернистым путем пришел к пониманию того, что счастье – редкий подарок; люди умирали и продолжают умирать, чтобы другие могли жить. Порой в предрассветные часы ему чудилось, что варвары побеждают, поскольку цивилизация слишком гуманна.

Корд гнал от себя подобные мысли. Он знал их разрушительную силу. Он оценивал собственные эмоции так же бесстрашно, как оценивал свои шансы в схватке на темной улице, один против пятерых противников. Он ощущал зияющую пустоту. Он чувствовал себя так, как будто на смену темноте никогда не придет рассвет, а на смену зиме – весна.

Перегорел.

Может быть, пришло время уступить другому свое место на кровавом рубеже противостояния варварам? Кому-то, кто еще не испил всю горечь разочарования? Кому-то, чью душу еще не опалил лютый холод?

Тому, кто не испугал бы Рейн.

– Корд? – Ее голос звучал мягко и печально.

Усилием воли Корд прогнал мрачные мысли. В последнее время они все чаще тревожили его и ему все труднее становилось отделаться от них. Но придет день, когда у него не хватит на это сил. И тогда все накроет темнота.

Рейн почувствовала, как обманчиво его внешнее спокойствие. Ее угнетала мысль о том, что она невольно привнесла темноты и холода в ;его душу, в которой теперь царит настоящая зима.

– Прости, – сказала она хрипло, – у меня нет никакого права нападать на тебя или на твою работу. Ты не виноват в том, что у моего отца никогда нет времени на семью. – Она дотронулась до него. А потом осторожно погладила по руке. – Какими бы глупыми ни показались мои слова, – с улыбкой произнесла Рейн. – я не наивная дурочка. Твоя работа необходима. Просто я не могу так жить. Меня бы не было.

Он осторожно снял ее руку со своей и посмотрел на хрупкие пальцы с чистыми короткими ногтями. Ласкающе погладил жесткие мозоли на ладони – свидетельство многолетней работы с уздечками и вожжами.

Просто я не могу так жить. Меня бы не было.

Она нужна ему. Очень. И осознание этого потрясло Корда Эллиота до глубины души.

Но если бы он сейчас взял ее, то потерял бы навсегда.

Медленно нагнувшись, Корд поцеловал ладонь Рейн.

Его нежность была такой же естественной, как свет уходящего дня. И подобно исчезающему свету, эта нежность предвещала конец, а не начало отношений.

– Порой я тоже ненавижу свою работу, – спокойно сказал Корд. – Расскажи мне о себе, Рейн. Как ты стала наездницей?

От прозвучавших в голосе Корда усталости и поражения у Рейн перехватило дыхание. Она услышала тоску по чему-то гораздо более сильному, чем простое сексуальное желание. Она не могла утолить его голод и его глубоко скрытую печаль, которую нельзя выразить словами. Он взывал к ней так же, как она взывала к нему.

Но он уже отвернулся от нее с безразличным выражением лица. Без прикосновения его пальцев ей стало очень одиноко.

Шагая рядом с ним, она не долго думая схватила его за руку. Через несколько минут ей показалось, будто они всегда шли вот так, рука об руку. И всегда будут так идти.

Рейн улыбнулась бы такой мысли, не будь она слишком задета. Ей ли не знать, что у них нет никакого совместного будущего. Рано или поздно в какой-нибудь маленькой слаборазвитой стране начнется заварушка, и по сигналу тревоги Корд оставит ее и уйдет в надвигающуюся темноту.

– Я начала ездить верхом в пять лет, – проговорила Рейн, не глядя на него. Она боялась, что он может читать по ее лицу так же хорошо, как она читает по его. Ей хотелось насладиться этим хрупким мигом единения сполна. – Я последыш. Случайность. Я на восемь лет моложе самого младшего брата.

Он стиснул ее руку, давая понять, что внимательно слушает.., хотя сам не отрывал глаз от земли, стараясь заметить любую подстерегающую их опасность.

– Я всегда была самой маленькой и самой вредной в семье, – призналась она. – Поэтому подыскала для себя то, чего никто из нашего семейства не делал, и стала это делать лучше всех.

– Ездить верхом?

– Да. Мама и папа испытали огромное облегчение: я при деле и больше не поднимаю весь дом вверх дном.

Корд улыбнулся и посмотрел на ее обманчиво хрупкие пальцы.

– Значит, ты не была милым ангелочком?

– Я была настоящим чертенком. Но я этого тогда не знала, как не знала и другого: откуда у меня такая уверенность в своих силах. Я просто шла по жизни с одной мыслью: быть лучше всех.

– Точно так же, как твой отец.

– Ты его знаешь? – изумленно спросила Рейн.

– Многие в нашем кругу знают Чандлер-Смита, – уклончиво бросил Корд.

На сей раз Рейн не стала ни о чем допытываться. Ей нравилось держать его за руку, видеть, что он расслабился. Как хорошо, что он сейчас так близко! Она с наслаждением вдыхала его терпкий мужской запах. Это должно скоро кончиться, поэтому не надо омрачать прекрасные мгновения ненужными вопросами, на которые она не получит ответа…

Они остановились на вершине небольшого холма. Корд посмотрел издали на сухое русло реки.

– Еще светло, Рейн. Стоит поснимать.

Она потянулась к камере, а потом спохватилась, что ее рука все еще покоится в его руке. Взглянув на Корда, она увидела свое отражение в его горящих голубых глазах. Он медленно перебирал ее пальцы, и каждое прикосновение отзывалось в ней чувственной дрожью. Когда он отпустил руку Рейн, она испытала странную сосущую пустоту.

Корд отвел взгляд от ее дрожащих рук, настраивавших телеобъектив, и стал смотреть вдаль. Борясь с искушением обнять Рейн, он вынул из рюкзака блокнот и карандаш. Быстрыми, точными движениями он сделал набросок пейзажа на белом листе.

Взглянув на Рейн, Корд увидел, что она с трудом удерживает камеру с тяжелым объективом, установив экспозицию в одну секунду, чтобы поймать свет умирающего дня.

Всякий раз, взводя затвор, Рейн задерживала дыхание.

А затем отпускала кнопку, искренне надеясь, что аппарат не дернется во время съемки и изображение не смажется. Поскольку Рейн не собиралась оставаться здесь допоздна, то она не взяла с собой штатив для фотоаппарата.

С огромным сожалением она слушала, как медленно опускается затвор. Нет, ей никак не удержать камеру с объективом в полной неподвижности.

– Проклятие! – выдохнула она.

Корд мгновенно опустился перед ней на колени и повернулся спиной. Пораженная, Рейн смотрела на широкие плечи и черные короткие гладкие волосы.

– Вот тебе и штатив, – сказал он.

Она немного поколебалась, прежде чем опустить длиннофокусный объектив ему на плечо. Потом склонилась над ним, вздохнула, навела на резкость и сделала снимок.

Корд замер в неподвижности.

– Немного вправо, – попросила она.

Он передвинулся и снова замер.

– Я сейчас закруглюсь, – пообещала Рейн. – Я знаю, как трудно не шевелиться.

Но вместо того чтобы заняться съемкой и сделать панораму сплошной, без пропусков, она принялась разглядывать Корда. Ей неодолимо хотелось прикоснуться к нему, исцелить его душевные раны, развеять все тревоги и сомнения…

– Закончила? – спросил он, шевеля одними губами.

– Гм… – Рейн пыталась собраться с мыслями. – Еще раз. Чуть вправо.

Он безропотно подчинился. Она сделала снимок, потом еще один, для страховки.

– Все, – быстро сказала она, – Если ты когда-нибудь захочешь поменять род деятельности, я дам самые лучшие рекомендации. Из тебя получился прекрасный штатив. Где ты этому научился?

– На охоте в джунглях. – Он поднялся и оказался лицом к ней.

Его реакция поразила Рейн не меньше слов. Она и сама знала, что люди вроде Корда охотились в джунглях исключительно на людей. Ей не надо было об этом спрашивать.

Ветер разметал ее каштановые волосы и швырнул прядь в лицо Корду. Он жадно вдохнул запах Рейн.

– Я могу дать тебе карту твоей дистанции с точностью до последнего сантиметра, – спокойно проговорил он. – На полях ее полно замечаний: контроль за толпой, возможные точки для снайперов, траектории полета пуль, укромные места, возможные мишени, направление распыляемых газов в зависимости от ветра и влажности. Но ты не хочешь, не так ли? Даже если я бы стер все эти ужасные пометки. Тебе претит иметь преимущества перед другими наездниками.

Словно завороженная, не в силах произнести ни слова, Рейн кивала.

Газы. Снайпер. Цель.

Она всегда смотрела на карьеру отца глазами ребенка: отца никогда не было там, где ей хотелось бы.

Но теперь Рейн посмотрела на нее другими глазами.

Внезапно она всеми фибрами души ощутила, как опасна такая работа. Казалось бы неуязвимый, Корд Эллиот каждый день ходит по лезвию бритвы. Смерть всегда рядом, всегда начеку, она подстерегает любую неудачу, не прощает ни малейшей оплошности.

По крайней мере отца ждут жена и дети; у него есть дом, полный любви и тепла, где он может укрыться и зализать раны. У Корда нет подобного пристанища. Он посвятил свою жизнь охране хрупкого мира, в котором сам никогда не был достаточно удачлив. Он мог умереть, не узнав, что такое семейный тыл.

Снайпер. Бомбы. Засада.

Смерть.

Рейн похолодела от ужаса, одновременно ощутив, как возведенная ею стена начинает таять, а оборона – рушиться. В Корде Эллиоте было что-то такое, от чего она не могла отмахнуться, чего не могла игнорировать; правда, подходящее слово не приходило в голову, поскольку оно было из другого языка, доселе незнакомого ей.

Рейн спрашивала себя; а знает ли Корд этот язык, разделяет ли он ее чувства? Если знает, тогда ясно, почему он стоит так же неподвижно, как и она, не в силах сбросить оцепенение: мир сошел со своей оси. В нем не осталось никого, кроме Корда.

– Корд, – прошептала Рейн, потянувшись к нему.

Сигнал электронного устройства сработал прежде, чем она дотронулась до Корда. Этот звук Рейн узнала сразу.

Ее руки дернулись и упали, а пальцы сами собой начали сжиматься в кулаки. В тот момент девушке безумно захотелось вернуться в Санта-Аниту и пообедать с Кордом Эллиотом.

Она отчаянно пыталась взять себя в руки, и вскоре ей это удалось.

Не сводя с нее глаз, Корд потянулся к ремню. Нажав большим пальцем кнопку, он подтвердил прием.

Рейн захлестнула злость. Да она просто дура! Ну зачем ей мужчина, который ушел с головой в работу и проводит свою жизнь на электронной привязи? Она же специально оставила тот мир. И не собирается возвращаться туда, несмотря ни на что.

Немного погодя злость сменилась обидой.

– Поторапливайся, – холодно сказала Рейн. Она взяла у него блокнот и карандаш и спрятала в рюкзак, который сняла с его плеча. – Ближайший телефон в здании клуба.

– Рейн.

Корд взял ее за плечи и нежно привлек к себе. Он смотрел на нее и, казалось, боялся, что она сейчас исчезнет. Растает в сумеречном воздухе, как видение.

– Пойдем со мной, – торопливо предложил он. – Не искушай судьбу. В мире полно мужчин, которые готовы убить за такую улыбку, как твоя.

Глядя на Корда, она ощущала и его силу, и его уязвимость; она видела тело, обученное приносить смерть другим, и видела глаза, жадные до жизни. Под воздействием чар мужчины, ворвавшегося в ее обособленный, безопасный мир, злость постепенно испарилась.

На глаза Рейн навернулись слезы, из-за них лицо Корда расплылось, и она различала только сверкающий пристальный взгляд бледно-голубых глаз. Он резко отнял руки и отстранился.

– Не бойся меня, – сказал Корд недовольно. – Я не дикарь. Я возьму только то, что ты сама захочешь мне отдать.

Рейн покачала головой и, сглотнув, пробормотала:

– Я тебя не боюсь.

– Не правда. Почему же ты плакала?

– Ты так рисковал, – прошептала она. – Ты так много сделал. Но ты не знаешь, что такое домашний уют.

Ты можешь погибнуть и не узнать, за что отдал свою жизнь.

Он осторожно отер ее слезу;

– И я тоже могла погибнуть, – сказала она хрипло. – Сегодня я была на волосок от смерти. Только кажется, что жизнь длится вечно.

Корд привлек Рейн к себе, и рюкзак выскользнул у нее из рук. Обхватив ее лицо ладонями, он медленно стал приближаться к ней, словно оставляя время уклониться от поцелуя. Но она и не собиралась избегать его ласки и потянулась к нему, как цветок тянется к солнцу.

В тишине, нарушаемой лишь шепотом ветра, Корд принялся осыпать Рейн легкими, быстрыми поцелуями.

Дрожа всем телом, Рейн прильнула ближе. Щемящая нежность Корда сводила ее с ума. Однако в следующий миг она поняла, что он изнемогает от желания.

Теплое дыхание Корда обдавало ее шею. Он покрыл поцелуями ее лицо от подбородка до лба.

Корд знал: ему надо остановиться на этих поцелуях.

Он сначала испугал ее, потом успокоил, а теперь.., флиртовал с ней. С самого начала он должен был держаться от нее на почтительном расстоянии.

Он должен остановиться. Он не имеет никаких прав на эту женщину, созданную для настоящей любви, а не для случайных связей с такими, как он.

Нет! Он еще не насытился ею.

Пусть огонь ее души согреет его, прогонит холод, который заполз в сердце и притаился, чтобы наброситься в самый неподходящий момент.

Рейн пылко отвечала на его поцелуи. Ощутив ласковое вторжение его языка, она застонала от удовольствия и неожиданности.

Корд воспарил, словно на гребне высокой волны, борясь из последних сил с желанием повалить Рейн на траву и заниматься с ней любовью, забыв обо всем на свете.

Только закат, ускользающий в ночь, только их сплетенные, разгоряченные тела, и больше ничего…

До Рейн донесся его тихий стон. Корд неторопливо посасывал ее язык, не желая закончить поцелуй.

Рейн отчаянно цеплялась за Корда. Все, чего ей хотелось сейчас, – это ощущать его сильное, мускулистое тело и наслаждаться поцелуями, молясь, чтобы он не размыкал объятий.

Податливое и в то же время напряженное тело девушки сказало Корду больше любых слов. Он жадно впитывал сладость, огонь и страсть Рейн.

Наконец Корд заставил себя оторваться от ее губ. Если он не остановится сию секунду, то неминуемо овладеет Рейн.

А он мечтал, чтобы их желание было взаимным.

Охвативший его голод был для него внове. Это нельзя было назвать обыкновенной жаждой. Корд давно научился управлять своими плотскими желаниями. Но теперь он чувствовал себя так, словно дамба разрушилась и его затопила лавина желаний.

Он закрыл глаза, борясь с собой, но требовательно раскрытые губы Рейн сводили его с ума.

Знаешь ли ты, Рейн Чандлер-Смит, что ты ослепительное, прекрасное, соблазнительное создание?

Взглянув на Рейн, Корд увидел в ее глазах восхищение и понял главное: он нужен ей. Его охватило ликование.

– Ты возвращаешься со мной, – не терпящим возражений тоном произнес он.

Рейн знала – спорить бесполезно. Да и о чем тут спорить? Во-первых, день угас, для съемок мало света.

Во-вторых, глупо болтаться в одиночку в неизвестном месте в темноте.

И в-третьих, призналась она себе, ей не хотелось расставаться с Кордом.

– Хорошо, – сказала она хрипло.

Кончиками пальцев он быстро коснулся ее рта, потом отвернулся и, подняв рюкзак, взял ее за руку. Их пальцы сами собой переплелись. Корд и Рейн направились обратно, к сельскому клубу. Он замедлил шаг, чтобы приспособиться к ее более короткому шагу, а она старалась шагать шире, чтобы не отстать. Внезапно они посмотрели друг на друга, улыбнулись и, не сговариваясь, зашагали в ногу.

В закатном небе горели далекие огни домов. Ни Корд, ни Рейн не проронили ни слова. Они оба чувствовали, что безопаснее молчать.

Когда они подошли к зданию клуба, то увидели в конце автостоянки, поодаль от немногих припаркованных машин, вертолет. Он был маленький и с абсолютно чистыми боками. Никаких надписей, никаких отличительных знаков – ни военных, ни гражданских. Его винты лениво вращались в режиме ожидания.

У Рейн подкосились ноги, и ей пришлось остановиться. Ее отец не раз взбирался в такие вертолеты и исчезал на несколько недель без всякого предупреждения. Она отпустила руку Корда. Какое право она имеет цепляться за него и что-то требовать? Она давно уже не ребенок.

Корд чувствовал, как напряглась Рейн. Ей незачем было говорить, что эта винтокрылая машина ждет его. Дочь Блю знает, что такое внезапное расставание.

И он знал это и ненавидел всей душой.

Корд молча проклинал свою жизнь, которая неслась вскачь, как непослушный мустанг. Многим женщинам его работа казалась романтичной: секретность, опасность, владение оружием…

Но Рейн знала, что его работа – это смертельный враг близости.

Хрипло застонав. Корд привлек Рейн к себе, не обращая внимания на бинокль и камеру, которые болтались у нее на шее. Почувствовав сопротивление плотно сжатого рта девушки, он крепко стиснул ее, настойчиво требуя своего.

Какой-то нескончаемо долгий миг она противилась. А потом сдалась на милость победителя.

Корд завладел ее губами, и она забыла обо всем, наслаждаясь его вкусом и огнем тела. Страсть и горечь, сила и тоска, опасность, нежность и жестокость – все было в этом поцелуе.

Корд подобно урагану ворвался в спокойную, упорядоченную жизнь Рейн Смит. Он лишил ее способности обороняться, настойчиво отвоевывая место в ее сердце.

Когда он наконец отстранился, Рейн едва стояла на ногах. Она закрыла глаза, но Корд неотступно стоял перед ее внутренним взглядом.

Он нуждался в ней.

– Завтра вечером, – сказал он. – В семь часов.

Обед.

– Нет, – ответила Рейн, не открывая глаз. – Ты не знаешь, где будешь завтра вечером.

– Я буду там, где будешь ты. В семь часов. Посмотри на меня, Рейн.

Беспомощно качая головой, она открыла глаза. Взгляд, которым он наградил ее, был таким же потрясающим, как и поцелуй.

– Договорились, – сказала она.

Но по тону было ясно: она не верила, что он появится в назначенное время.

Прежде чем Корд успел что-то сказать, винты вертолета быстро закрутились. Стальная машина задрожала, как хищник, притаившийся при виде добычи. Корд отдал Рейн рюкзак и быстро отошел от нее.

Сощурившись от слез и резкого ветра, поднятого винтами вертолета, Рейн смотрела на уходящего Корда.

Вертолет поднялся в воздух, расцветив сумерки огнями. Сжав кулаки, Рейн закрыла глаза.

Спустя несколько минут вертолет поглотила ночь. В ушах стоял только рев его моторов.

Когда Рейн открыла глаза, она была совершенно одна.