Текст книги "Похищенные годы"

Автор книги: Элизабет Лорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Обычно высокомерный голос Альберта страдальчески звучал в телефонной трубке:

– Винни… она потеряла ребенка!

– О, Альберт… нет! – От горя у Летти спазмом сжало горло. – О, это так ужасно. А с Винни все в порядке?

– Она вне опасности, но… Летти, она в ужасном состоянии. Я не знаю, что делать. Я связался с моими родителями, но у отца срочная работа, а мать сама не сможет приехать, особенно в такую погоду. Винни хочет, чтобы приехала ты и отец. Вы сможете?

– Да, конечно, – машинально ответила Летти, и в то же мгновение здравый смысл взял верх. Восемь часов утра. Ноябрьский туман окутал город желчно-желтым одеялом. – Если смогу добраться, – поправилась она. – У нас ничего не видно на расстоянии вытянутой руки. Если тридцать пятый автобус на Уолтамстоу ходит, я постараюсь. Но отец не сможет приехать. У него опять ужасный кашель. И нужно обслуживать магазин.

Это звучало неубедительно, но Летти было все равно.

– Я сделаю все, что смогу, – сказала она.

– Если бы ты смогла, – в голосе Альберта не было обычного превосходства, – я был бы… ей стало бы гораздо легче.

К девяти туман немного рассеялся, но лишь к полудню в Уолтамстоу просветлело настолько, что стали видны ползущие по дороге автобусы.

Она вернулась в шесть тридцать. Уже стемнело, и туман, густой, как гороховый суп, снова лег на город. Летти пришлось буквально на ощупь, вытянув руку, пробираться от автобусной остановки по Бетнал Грин Роуд. Квартал словно вымер. Внезапно перед ней из тумана появлялись отдельные прохожие и тут же мгновенно растворялись в нем. Она отсчитывала размытые шары уличных фонарей.

– Нам нужно поставить телефон, – сказала она отцу, сняв мокрую одежду и с удовольствием грея руки возле камина. – Мне следовало бы остаться ночевать у Винни. Я бы могла это сделать, если бы позвонила тебе. Это убийство – возвращаться домой в такую погоду. Я промерзла до костей!

В доказательство она вздрогнула и продолжила:

– Неудобно, что мистер Соломон бегает и зовет нас к телефону, и нам неловко все время просить его, когда нужно кому-нибудь позвонить. Слава Богу, у Винни есть телефон, и я могла позвонить Люси. За Лондоном не такой густой туман. Джек привез ее, и она осталась с Винни.

Вся ее речь была упреком ему, и, чтобы скрыть смущение, отец надолго закашлялся.

– Слишком много суеты, – сказал он, раздраженный тем, что его оставили одного, да еще поручили смотреть за магазином. – Можно подумать, что она единственная на свете, кто потерял ребенка. Требовать, чтобы ты пришла, словно мы живем в соседнем доме! Они слишком многого от тебя хотят. А ты, ты глупая легкомысленная корова, позволяешь им так поступать с собой и оставляешь меня в этом чертовом холодном магазине. С моим бронхитом.

Летти отняла руки от огня и повернулась к отцу.

– Ну и что, папа? Ты же сам часто спускаешься в магазин, даже в такую погоду. Ходишь, трогаешь то одно, то другое. – Ей ужасно захотелось добавить: когда же заходит покупатель, тебя как ветром сдувает. Но она решила, что эти мысли лучше оставить при себе. Она была слишком измучена поездкой, чтобы затевать с ним споры. В конце концов, фактически это был уже ее магазин, и она не хотела, чтобы он вмешивался в ее дела. Она почти не советовалась с ним и принимала все решения сама.

– Это была девочка, – сказала она, направляясь из гостиной в кухню. – Жалко, она так хотела девочку.

– Ей придется подождать до следующего раза. – Усаживаясь за стол, он наклонил голову и зашелся в долгом кашле. Летти задумчиво смотрела на него. Кашель, который осенью стал меньше, теперь, похоже, возвращался с новой силой. Летти молила Бога, чтобы было не хуже, чем в прошлом году.

– Неужели тебя не волнует, какое горе обрушилось на Лавинию? Она совершенно не в себе. Она так мечтала о девочке.

– Ты это уже говорила. Твоя мать, упокой, Господи, ее душу, тоже горевала, когда потеряла ребенка. Твоя бедная мать, она…

Его голос стал тише, от нахлынувших воспоминаний слезы полились из его выцветших глаз, он не шевелясь смотрел в свою тарелку, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

Летти в отчаянии схватила батон хлеба и резкими движениями начала нарезать его. Раньше бы она подбежала к нему, обхватила руками его плечи, прильнула головой к его щеке, стараясь его успокоить. Но это было раньше. А теперь это раздражало ее.

Винни больше нуждалась в маме, чем отец.

– Если бы только мама была здесь, – сказала она. – Как я хочу, чтобы она обняла меня.

Это было ужасно. Летти плакала вместе с ней. А здесь отец, поглощенный жалостью к себе и едва ли думающий о ком-нибудь другом. Разве он сможет когда-нибудь побороть свой эгоизм и согласиться на ее брак с Дэвидом!

В начале декабря у Дэвида была целая неделя отпуска. Он приехал к ней в субботу, когда магазин уже был закрыт. Он позвонил ей, как только пришел домой. Отца, наконец, удалось убедить, что телефон необходим и для работы, и для его спокойствия, потому что с наступлением зимы его кашель ухудшился. Он разрешил поставить телефон внизу, в магазине, но отказывался снимать трубку, словно это последнее проявление упрямства позволяло ему делать вид, что он в этом не участвует.

Поэтому на звонок Дэвида трубку подняла Летти. Отец, к счастью, отправился спать, так что ей не пришлось ничего сочинять. Дэвид сказал, что приедет около семи. Она подвязала дверной колокольчик и ждала его в темном магазине. Она звякнет колокольчиком спустя полчаса после прихода Дэвида и проводит его наверх, словно он только что пришел.

Летти с растущим волнением ждала его и отлично знала, почему. Ей было необходимо, чтобы он любил ее. Забыв обо всем, она бросится в его объятия.

– Ты все еще хочешь выйти за меня замуж? – спросил Дэвид после того, как вместо приветствия она встретила его долгим страстным поцелуем. В ответ она увлекла его в темную часть магазина и снова подставила губы.

– Конечно, дорогой. – Голос не слушался ее. Усилившийся с наступлением зимы кашель отца заставлял ее весь день бегать с зеленым бальзамом из магазина в его спальню, и это ужасно вымотало ее. Может, ему скоро станет лучше.

Не сводя с нее глаз, Дэвид снял фуражку и повесил на вешалку.

– Ты уверена, дорогая?

– Да, Дэвид, – решительно сказала она. – Уверена.

Словно проверяя ее решительность, он прижал свои губы к ее губам. Они оба медленно опустились на колени. Не встретив сопротивления, он расстегнул ей кофту, потом лифчик. Холодная, грубая ткань его офицерской формы прижалась к ее груди.

«У нас не так много времени», – пронеслось у нее в голове. Отец… Но она решила не упоминать о нем, слишком хорошо зная, как рассердится Дэвид. Кроме того, кровь стучала у нее в ушах, в голове, в сердце. Это были великолепные мгновения. Сколько их ей еще доведется испытать? Во Франции гибли мужчины. Войне, которую собирались закончить к Рождеству, не было конца. Если Дэвида заберут на фронт… Если она больше никогда не увидит его…

От ужаса она вцепилась в него, словно пытаясь реальностью вытеснить из головы страшные видения. Может, именно этот ее страх заставил его яростно броситься на нее. В его объятиях было больше вожделения, чем любви. Она почувствовала резкую боль, и ответная волна, невероятная, волнующая, пугающая и радостная, поднялась в ней. В этот момент никого в мире не существовало, кроме них двоих.

Темные глаза Дэвида светились счастьем.

– Я все устрою, дорогая. В мой следующий приезд мы поженимся. Тебе хорошо, любимая?

Они вышли из кинотеатра. Она держала его под руку. В лейтенантской форме он выглядел молодым и безрассудно смелым. Сердце Летти радостно билось, все сомнения были отброшены прочь.

– Твоя жена, – прошептала она и крепче взяла его за руку.

– Моя жена. – Он обнял ее и привлек к себе. Это была восхитительная неделя. Они не ездили далеко – декабрь не особо располагал к поездкам на Юг или к прогулкам в парке, но им это было и не нужно. Они были вдвоем. Даже отец невольно потеплел к Дэвиду: офицер в отпуске был достоин уважения.

Хотя, скорее, у него просто не было выбора. Теперь, в объятиях бронхита и Ады Холл, которая преследовала его с лекарствами и горячим бульоном, он совершенно избаловался и, кажется, смирился, что Летти ездит на прогулки с Дэвидом.

В кинотеатре они почти не смотрели на экран, музыка фонографа и смех зрителей были не слышны им. Пользуясь темнотой, Дэвид долго и нежно целовал ее с готовностью подставленные губы.

Его рука лежала на ее груди, она едва могла справиться с волнением и жаждала мгновений, когда они смогут уединиться в задней комнате магазина, где он будет полностью принадлежать ей.

Когда они вместе с толпой вышли на сырой воздух декабрьского вечера, Дэвид заговорил о женитьбе, как делал это каждый день своего отпуска. Была пятница, завтра он уезжает, а она все еще не набралась храбрости сказать об этом отцу.

– Мне бы хотелось, чтобы у нас была красивая свадьба, – грустно прошептал Дэвид ей на ухо после того, как они снова занимались любовью – последний раз перед его отъездом. – Такая, как у Лавинии. Я помню, что всем было очень весело. Я боюсь, что мои родители никогда не изменят своего решения. Однако ты не должна беспокоиться об этом. Они совершенные снобы, но ведь это мы женимся, а не они. И твой отец… Я понимаю, что он все еще не свыкся с мыслью, что ты в конце концов должна покинуть его и устраивать свою собственную жизнь…

– О, Дэвид, пожалуйста, – начала она, не желая в такую приятную минуту думать об отце, но он остановил ее, нежно прижав руку к ее губам.

– Я знаю, дорогая. Тебе всегда это было нелегко. И я люблю тебя за твои чувства к отцу, твое терпение, готовность пожертвовать для него всем на свете. Но если я завоюю хотя бы половину этих чувств, я буду считать себя самым счастливым человеком.

– Ты получишь их все, Дэвид. Я обещаю тебе.

– Я знаю, любимая, – сказал он, и его улыбка, казалось, светилась в темноте. – Ты заслужила свое счастье. Мы сделаем так, чтобы наша свадьба запомнилась надолго, и наплевать нам на чье-то мнение. У тебя будет самое красивое свадебное платье, какое мы только сможем купить. А я, конечно, буду в военной форме. У нас будет небольшой свадебный завтрак. Гостей пригласим не очень много, так будет лучше. Мы проведем медовый месяц в Брайтоне, где ты впервые увидела море. Ты помнишь, дорогая?

Воспоминания нахлынули на нее. Но она также помнила ссору с отцом из-за этой поездки, помнила каждый упрек, который они высказали друг другу, когда она сообщила ему о желании выйти замуж за Дэвида, помнила, словно все произошло только вчера.

Она подумала о сердечном томлении, слезах, муках ожидания, радости оттого, что это ожидание в конце концов скоро кончится. Она так долго жаждала этого, и вот теперь это было совсем близко. Все, что было нужно, это набраться храбрости и сказать отцу раз и навсегда: она больше не собирается выслушивать его брань и несправедливые упреки. Она все прямо ему скажет, и плевать, что он ответит.

Одна мысль грела ей сердце и давала надежду. Последнее время отец и Ада Холл много времени проводили вместе. Ада повеселела и стала лучше выглядеть. Неопрятные пряди волос больше не свисали ей на шею, она уже не приходила в заляпанном чаем платье, ветхой шали и мужской шапке. Теперь она появлялась в черной соломенной шляпке, и ее лицо было явно вымыто с мылом. Но даже сейчас Летти не решалась подумать о том, как отец отнесется к ее решению. Конечно, рано или поздно ей придется сказать об этом, но чем дольше она откладывала этот разговор, тем труднее становилось его начать. Она решила, что завтра обязательно скажет ему об этом. Больше некуда отступать. В следующий приезд Дэвида она станет его женой, и, что бы отец или кто другой ни сказал, это не будет иметь никакого значения.

Дэвиду пора было уходить. Их прощальный поцелуй был самым восхитительным из всех, которые она когда-либо испытывала. Летти хотелось, чтобы он длился вечно, но она знала – это невозможно. Ей было горько прерывать его, но она понимала, что должна. Он сделал шаг от нее, все еще держа ее за вытянутую руку, вот они касаются друг друга лишь пальцами, и наконец нить, связывающая их, порвалась.

– Береги себя, Дэвид, – сказала Летти, когда он шел к машине.

– Хорошо, не беспокойся, дорогая.

– Я люблю тебя, Дэвид.

Она смотрела, как он надевает перчатки и садится в машину.

– Я тоже люблю тебя.

«Дэвид, не уходи! Дорогой, не уходи!» Он взмахнул ей рукой, и она помахала в ответ. Машина набирала скорость. Сквозь набежавшие на глаза слезы Летти видела, что он обернулся, видела его прощальный жест. Она еще долго стояла с поднятой рукой, неистово махая ему вслед.

Вот он и уехал. Через несколько часов он будет на станции, и поезд понесет его назад – в часть в Мидленде.

Они будут слать свою любовь друг другу в письмах, считать дни до его следующего приезда и их свадьбы. А она тем временем должна будет подготовить отца. Теперь ничто не изменит ее планы.

Она стояла, вглядываясь в темноту ночи. За углом залаяла собака. Через дорогу перебежала кошка: гибкое быстрое тело, мелькнули серые лапы, и она исчезла так же быстро, как появилась. Вокруг стояла мертвая тишина. Летти казалось, что так тихо здесь никогда не было.

Времена менялись. Из «Трефового валета» больше не доносились песни, люди не собирались в шумные компании. Бои шли жестокие. Британские экспедиционные войска быстро редели, мужчин призывали в армию, и их отсутствие на улицах уже бросалось в глаза. Появились первые вдовы: в Бетнал Грин и в Шоредитче, в Степни и Хакни.

Она аккуратно закрыла дверь и освободила пружину звонка, которую все последние дни привязывала, чтобы он не звонил.

Ступеньки слабо поскрипывали, когда она поднималась по лестнице. Стараясь не шуметь, она повесила шляпу и пальто на вешалку, поправила рукой растрепавшиеся волосы.

Из спальни отца донесся тяжелый, грудной кашель.

– Летиция? Это ты?

Она остановилась около его полуоткрытой двери.

– Да, папа.

– Где моя микстура от кашля?

– Сейчас принесу. – Сегодня не было никакой возможности сообщить ему о своем решении. И завтра тоже. Но она ему обязательно скажет, просто чуть-чуть позднее. Когда он немного поправится.

Рождество прошло тихо, если не считать громкого, раскатистого кашля отца. В первый раз Летти провела его без Дэвида.

Приезжали Люси с Джеком вместе с дочками, но отец почти все время находился в постели, надрываясь от кашля, и Летти больше сидела с ним, чем с гостями.

– Это не очень хорошо для девочек, – раздраженно сказала Люси, слушая, как отец наверху отхаркивается и сплевывает в платок. – Если они заразятся…

– Это не заразно, – сказала Летти.

– Нет, заразно.

– В папином случае незаразно. У него хронический бронхит, который обостряется в холодную погоду. Это не то, что грипп.

– Все равно.

Люси ковыряла цыпленка на своей тарелке, Джек у камина разрезал яблоко, девочки как примерные дети сидели у его ног и играли в куклы.

– Девочкам не следует слушать этот ужасный кашель. Я сама от этого становлюсь больной.

Летти хотела спросить, так же ли дурно она себя чувствует, когда ухаживает за своими детьми, или они, сущие ангелочки, никогда не болеют? Но было Рождество, и Люси очень хорошо поступила, что приехала навестить отца, и Летти решила придержать язык.

Винни все еще не оправилась от потери ребенка и была не в состоянии куда-нибудь ездить; правда, Альберт позвонил и пожелал им счастливого Рождества и здоровья отцу.

Летти старательно вытерла жирные пальцы о бумажную салфетку.

– Когда твой Дэвид снова приедет в отпуск?

– Он только недавно уехал, – ответила Летти. Не поднимая глаз, она сделала глоток шерри. Наверное, стоит сказать Люси, это будет что-то вроде репетиции перед разговором с отцом.

– Люси… Дэвид просил меня выйти за него замуж.

Люси бросила на нее резкий, изумленный взгляд.

– Он всю жизнь просит тебя выйти за него замуж.

– Но на этот раз я согласилась. Он все подготовит, и мы поженимся, когда он в следующий раз приедет в отпуск.

Взгляд Люси стал жестким.

– А как же отец? Что он будет делать, если ты выйдешь замуж и покинешь его?

«Я так и знала, что ты это скажешь», – пронеслась в голове Летти гневная мысль. Но на ее лице ничего не отразилось, она сосредоточенно смотрела на бокал шерри, покачивая его в руках.

– Пока Дэвида не будет, я останусь здесь. А когда кончится война и Дэвид вернется, отец уже свыкнется с нашими планами. Мы сможем жить здесь или продать магазин и переехать куда-нибудь еще. И папа поедет с нами. Он потерял к магазину всякий интерес, а у Дэвида дела идут хорошо, отец сделал его партнером по бизнесу.

Конечно, еще была Ада Холл. Вот если бы их поженить, сколько бы проблем сразу решилось! А пока у Летти до следующего приезда Дэвида было много времени, чтобы сказать отцу обо всем. Тем не менее, не стоит все это говорить Люси. Не сейчас.

– Я полагаю, что ты все уже сказала папе? – взволнованно спросила Люси.

– Пока нет. – Было слышно, как в спальне отец громко сплевывает в платок. Эти платки Летти замачивала в соли и кипятила в медном тазу – она ненавидела это занятие.

– Я должна была сказать кому-нибудь об этом, иначе я разорвусь на части! Что ты об этом думаешь, Люси? Я ведь права, правда? Я ведь, как и вы, имею право выйти замуж.

Люси неопределенно пожала плечами.

«Если все будет хорошо, дорогая, – писал Дэвид в январе, – то мне удастся получить неделю отпуска в апреле. Мы поженимся, и я надеюсь, что твой отец, Люцилла и Лавиния вместе со своими семействами почтят нас своим присутствием. Я не уверен, что мои родители поступят так же, но я уже много раз говорил: это наша с тобой жизнь. И мы будем жить вместе, несмотря ни на что».

Летти читала письмо со смешанным чувством. Она безумно ждала этого апреля и в то же время боялась. Дни летели, а ее храбрость таяла. Она все никак не могла сказать отцу о своем решении.

После Рождества он немного оправился от своего бронхита, приступы кашля стали реже. Это было подходящее время, чтобы сказать ему обо всем, но она сделала ошибку, ожидая, когда он совсем поправится. Вместо этого он снова заболел, и так серьезно, что Летти пришлось вызвать врача, который печально сказал, что отца нужно отправить в больницу.

Глаза отца слезились от болезни и страха.

– Я не поеду ни в какую больницу! Туда отвозят умирать. Я не… – он зашелся в приступе кашля, взмок и с трудом продолжил: – Я не поеду ни в какую больницу. Я умру здесь, в своей кровати.

– Ты вовсе не умираешь, папа, – сказала Летти.

– Тогда зачем ты хочешь отправить меня в больницу?

– Потому что там ты быстрее поправишься.

– Все равно я не поеду, и кончен разговор!

– Жаль, что ты не поехал, – устало сказала Летти через две недели. – Ты измучил меня, ты это понимаешь? Честное слово, папа, нельзя же быть таким эгоистом. Тебе наплевать, каково мне.

Она знала, что не права, обвиняя его. Он не виноват в своей болезни.

Она написала Дэвиду, как ждет того дня, когда он приедет, и ничего не сказала о том, что все еще не поговорила с отцом, и получила от Дэвида ответ с обсуждением их свадебных планов.

Она была совершенно измучена, разрываясь между работой в магазине, ухаживанием за отцом, за квартирой, занимаясь готовкой и ходя за покупками.

Даже когда перед отправкой на фронт зашел Билли Бинз и предложил ей сходить в кафе, ей удалось выкроить не больше часа.

– Вы посмотрите за отцом? – попросила она Аду Холл и облегченно вздохнула, когда на лице женщины появилось радостное выражение.

Билли в военной форме выглядел великолепно.

– Я скоро буду сержантом, – похвастался он, когда они ели пирог с картошкой. – Мне сказали, что после участия в активных действиях я получу следующую полоску.

– Тебе нужно было стать офицером, – сказала ему Летти. – Тогда бы ты остался в Англии.

– Я очень надеюсь, что нет. Я для того и вступил в армию, чтобы сражаться. Увидеть настоящий бой. Господи, какой смысл быть в армии, если не участвуешь в настоящем сражении? Нет, старушка, у меня другие планы.

– Но если тебя ранят или… ты знаешь.

Его большие голубые глаза с улыбкой смотрели на нее.

– Только не говори, что тогда жизнь для тебя кончится. Я не думаю, что ты будешь очень переживать.

– Буду, Билли, очень.

– Но ты же помолвлена с другим.

На щеках Летти появился румянец. Она поспешно опустила глаза.

– В апреле я выхожу замуж, Билли.

– Ты хочешь сказать, что наконец согласилась! Ну, разрази меня гром!

– Это правда. – Ей это только показалось, или в его бесшабашной болтовне действительно звучала затаенная надежда? – Прости меня, – почему-то сказала она, и он неестественно засмеялся.

– За что ты извиняешься? За то, что выходишь не за меня?

Летти закусила губу.

– Я думала… Ну, я думала, ты… Я всегда к тебе хорошо относилась, Билли. Мы были друзьями. Во всяком случае, ты для меня всегда был другом.

Она видела, что он с грустью наклонил голову.

– Да, хорошим другом. – В следующее мгновение он просиял. – Тогда ешь, старушка; это мой последний обед с тобой перед тем, как я ринусь навстречу судьбе.

– Не говори так! – воскликнула она. Но Билли только рассмеялся.

В воскресенье утром Летти лежала в кровати и с тревогой подсчитывала дни. Сегодня двадцать шестое февраля, а менструации нет. И месяц назад тоже не было. Правда, она у нее никогда не была регулярной и не сопровождалась, как у других девушек, болью в животе и всем прочим. Наступала, проходила – вот и все.

Но два месяца подряд! Что это значит? Ей нужно было быть более внимательной. Теперь, задним числом, она это понимала. Ну почему, Господи?! Как она могла забыть об этом? Что за глупость? Что она могла сказать в свое оправдание? Что она была занята отцом и его бронхитом и не обратила внимания, были у нее месячные или нет? Но если она не заметила этого в прошлый раз, то должна обратить внимание на это теперь. От ужасных подозрений она похолодела.

Через несколько секунд она отбросила эти мысли. Это отсутствие Дэвида так растрепало ее нервы и сделало месячные нерегулярными. Отец этой зимой тоже заставил ее как следует поволноваться. Неудивительно, что природа взбунтовалась. В следующее воскресенье она будет смеяться над собой, замачивая в соленой воде и стирая испачканные полотенца.

Из комнаты отца донесся грудной, с мокротой кашель.

– Ты не спишь? – крикнула она ему и услышала невнятный ответ. – Я сейчас встану и приготовлю завтрак.

– Ничего, если я немного полежу? – спросил он.

– Лежи, сколько хочешь, – откликнулась она. А что, если… Что скажет отец? Что скажут все остальные? Это не то, что можно спрятать… Господи, что она будет делать, если…

Пока рано паниковать, сказала она себе решительно. Это реакция на утомление. Ничего страшного.

Спрыгнув с кровати, она быстро оделась, пошла на кухню и поставила чайник на плиту.

Каждый день она ждала менструацию. Не может же ее не быть два месяца подряд, говорила она себе. Еще день-другой, и она будет смеяться. Но дни шли; наступила суббота, потом воскресенье, а месячных не было. Целыми днями она думала об этом, лишь иногда забываясь во время работы.

В понедельник утром, когда она пошла в туалет, ее последние сомнения рассеялись. Ее тошнило.

– С тобой все в порядке, Летиция? – спросил отец.

– Да, папа. – Она выпрямилась, вытирая рот и возвращаясь на кухню, чтобы ополоснуть его водой и удалить неприятный запах.

– Ты заболела?

Господи, какая слышимость в этой квартире!

– Наверное, я вчера вечером что-то съела. Снова раздался кашель отца.

– Непонятно. Я ел то же самое, и в полном порядке.

– Это может действовать на людей по-разному, – сказала она и слабо улыбнулась. Отец старался прокашляться. Она обдумывала, что ей теперь делать. В апреле она выйдет замуж за Дэвида, и все это не будет иметь значения. Она выйдет замуж прежде, чем что-нибудь станет видно, и наплевать на тех, кто захочет вычислять сроки по пальцам.

Она обо всем напишет Дэвиду. Он будет взволнован. Может, даже сумеет приехать пораньше. Она написала письмо, и в этот момент почтальон принес письмо от Дэвида.