Текст книги "Ласковый голос смерти"

Автор книги: Элизабет Хейнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Аннабель, я могу кому-нибудь позвонить? Кому-нибудь, кто бы побыл с вами?

– Нет, – ответила я.

Доктор явно боролся с неловкостью. Интересно, подумала я, как часто ему приходится сообщать дурные известия родственникам?

– Но… но она ведь дышит? Не понимаю.

Я посмотрела на каталку, на лежащую на ней мать. Она не шевелилась, но на лице у нее была кислородная маска, значит она все еще дышит и определенно жива.

– Дышит, но, боюсь, анализ показывает, что шансов на выздоровление нет. Это лишь вопрос времени. Мне очень жаль.

Послышался тихий голос медсестры:

– Мы собираемся перевести ее наверх, в инсультное отделение. Надеюсь, не придется долго ждать. Там ей будет намного удобнее.

Доктор ушел. Я с несчастным видом смотрела на медсестру, не зная, что ответить. Вероятно, она давно привыкла к поднятым среди ночи людям, которых постигло горе.

– Если хотите с ней поговорить, она, вероятно, вас услышит, – мягко сказала медсестра.

Снова встав, я придвинула к каталке пластиковый стул, который освободил Джонатан Лэмб, и взяла маму за руку – теплую, с распухшими от артрита суставами.

– Мама, – сказала я, – прости. Прости, что меня не было с тобой.

Казалось, глупо говорить с кем-то, кто явно находится без сознания. И даже если она меня понимает – что сказать? Что я могла сказать? Медсестра протянула мне платок, и я высморкалась.

Я закрыла глаза, вслушиваясь в ритмичный писк приборов и пытаясь забыть обо всем. Нужно позвонить на работу.

Я уловила какой-то звук и открыла глаза, решив, что мама пришла в себя и что-то сказала, но она лежала без движения. Медсестра ушла. Звук раздался снова, и я поняла, что он доносится с соседней койки, которую отделяла от нас лишь занавеска.

Ранним утром маму перевезли в инсультное отделение, что оказалось весьма сложной процедурой с участием санитара, медсестры, врача, который постоянно приходил и уходил, и в конце концов койку вместе со всеми приборами и прочим пронесли по множеству коридоров в лифт. Мне с трудом удавалось держаться рядом с санитаром, который, похоже, двигался через неимоверное количество дверей со скоростью света.

После передачи пациентки у стойки регистрации другая медсестра провела меня в тихую комнату – «всего на минуточку, пока мы не устроим как следует вашу маму». Она спросила, ела ли я что-нибудь или пила и не хочу ли чашку чая. Сперва я отказалась, но потом передумала. Внизу, в отделении экстренной помощи, было тепло, но здесь меня вдруг начала бить дрожь. Медсестра ушла. Я снова закрыла глаза, откинувшись на спинку кресла, показавшегося мне самым мягким из всех, на которых я сидела этой ночью. Можно даже поспать, подумала я.

Дверь снова открылась, и вошла медсестра с чашкой в руке.

– Не хотите пойти со мной? – спросила она. – Мы ее уже устроили.

Маму переодели в новый халат, намного свободнее на груди и плечах. Несмотря на то что она лежала неподвижно, в точности в той же позе, что и в отделении экстренной помощи, чувствовалось, что ей действительно удобнее. К руке ее тянулась капельница, но кислородную маску убрали. Казалось, она мирно спит, хотя дыхание ее было громким, похожим на храп.

– Ну вот, – сказала медсестра. – Я понимаю, что вы очень расстроены. Могу поставить вам раскладушку, попробуете немного поспать.

– Нет, спасибо, – ответила я, не желая доставлять ей лишних хлопот.

В палате стояло мягкое кресло, такое же, как и в той комнате, где я ждала. Поспать можно было и на нем.

– Я жду кого-нибудь из отделения паллиативной терапии, – сказала она. – Скоро придет врач и объяснит, что дальше.

– Спасибо, – ответила я.

– Если у вас есть какие-то вопросы… Неужели вообще никаких?

Мне следовало задать сотню, но в голову ничего не приходило. Медсестра поставила чай на шкафчик, отделявший уютное кресло от маминой койки.

– С вами все в порядке? – поинтересовалась она. – Знаю, глупо спрашивать. Извините.

– Гм? – Я подняла взгляд.

– В том нет вашей вины, – сказала она, касаясь моей руки. – Подобное случается, и порой с этим тяжело смириться.

Она была так добра ко мне. Чувствуя, как к глазам подступают слезы, я провела рукой по волосам. Голова зудела, волосы казались сухими и жидкими.

– Спасибо, – повторила я.

Медсестра ушла, и я осталась с мамой.

Похоже, я все-таки заснула в кресле, поскольку, очнувшись, обнаружила, что кто-то накрыл меня одеялом. Когда я снова открыла глаза, на улице было уже почти утро и сквозь щель в задернутых шторах сочился свет.

Мама даже не пошевелилась. Потянувшись, я откинула одеяло и с трудом поднялась из кресла. На мгновение закружилась голова, я на негнущихся ногах проковыляла к окну и, отодвинув штору, выглянула на улицу. На стоянке внизу зияли свободные места. День был пасмурным, в небе висели серые тучи. Деревья на дальней стороне парковки покачивались – вероятно, от ветра.

Я вернулась в кресло.

В семь утра я спустилась вниз и вышла, миновав регистратуру, на свежий воздух. В месте для курения все так же толпились люди – интересно, те же самые? Заряда батареи в телефоне хватило ровно настолько, чтобы отправить сообщение Биллу и еще одно Кейт. Затем я снова поднялась в палату к маме. Ничего не изменилось.

Около девяти я пошла прогуляться по больнице. В коридорах уже царило оживление, по ним целеустремленно двигались люди. Санитары везли больных на каталках, родственники толкали инвалидные коляски, матери катили коляски с детьми. Забрела в кафе возле главного входа, но от запаха еды меня замутило, и я купила в киоске бутылку воды и пакетик леденцов. Пока хватит.

Я прошла по всему коридору, мимо амбулатории, мимо рентгеновского кабинета, до самого отделения онкологии и двустворчатых дверей в конце, а затем отправилась назад. В конце концов я сдалась и вернулась наверх в инсультное отделение.

В половине одиннадцатого наконец пришла женщина из паллиативной терапии – тоже медсестра, но в модных брюках, зеленом джемпере и толстом ожерелье. Похоже, уже стало ясно, что мама умирает. Изменился и звук ее дыхания – храп стал громче, а затем постепенно утих, сменившись размеренными короткими вздохами.

– Ее успокаивает капельница с морфием, – объяснила медсестра. – Сейчас она просто очень крепко спит.

– Долго она так пробудет? – спросила я.

– Трудно сказать. Может, день или два, может, меньше. Но недолго. Вам нужно кому-нибудь позвонить?

Я совсем забыла о двоюродной сестре, но какой смысл сообщать ей сейчас? Мы с ней не разговаривали много лет.

– Нет, – сказала я.

В конце концов она ушла. Прошло еще полтора часа. Формально наступило время обеда, так что я открыла пакетик с леденцами и положила один в рот. Я собиралась съесть четвертую конфету, когда в дверь коротко и резко постучали и вошли две медсестры в фартуках и перчатках.

– Мы переоденем вашу маму, – сказала одна из них, – чтобы ей было удобнее.

– Мне выйти?

– Пожалуй, так будет лучше. Мы недолго.

Я вернулась в помещение, куда меня привели посреди ночи. Телевизор в углу показывал какое-то ток-шоу, которого я раньше не видела. Сев, я безразлично уставилась в экран, думая о работе и о кошке.

Полчаса спустя я вернулась в мамину палату. Сестры ушли. Я снова пошла на пост – на этот раз целых три медсестры пили там чай.

– Простите, что побеспокоила, – сказала я.

– Ничего страшного, – ответила сидевшая ближе всего ко мне – та самая, что занималась мамой.

– Я подумала, может, мне съездить домой? Нужно покормить кошку…

– Конечно! – кивнула медсестра. – Заодно сможете принять душ и поесть. Если что, я вам позвоню.

Проходя мимо курильщиков, я низко опустила голову в надежде скрыть свое горе. Впрочем, я могла не беспокоиться – в их кругу царила атмосфера всеобщего веселья, несмотря на явное наличие среди них серьезно больных.

Я настолько сосредоточилась на тротуаре, что не замечала впереди человека, пока не налетела на него. Он повернулся и подхватил меня за локоть, не дав упасть в карман для машин «скорой» у главного входа.

– Прошу прощения. Я…

– Аннабель?

Удивленно подняв взгляд, я в замешательстве уставилась на него.

– Я Сэм, – напомнил он. – Мы с вами вчера встречались.

Вчера? Казалось, с тех пор прошли годы.

– Ах да, – сказала я. – Конечно. Извините. У меня был… Слишком долгий день.

– Все в порядке? – спросил он, кивая в сторону больничного входа.

– Моя мама… Упала у себя дома.

– Сочувствую. Как она?

«Она умирает», – подумала я, но слова застряли в горле.

– Без сознания, – наконец сказала я. – Еду домой.

Я повернула было в сторону парковки, не обращая внимания на острую боль в лодыжке. Все нормально, убеждала я себя, ничего страшного, нужно просто размять ногу. Потом вспомнила о хороших манерах.

– А вы? – спросила я. – Что вы тут делаете?

– Последние дни выдались по-настоящему безумные. А сейчас я просто жду такси, хотя, думаю, быстрее дойду пешком.

– Я подвезу, – вырвалось у меня. – Куда вам?

– В город, – ответил он. – На Китс-роуд.

– Не знаю, где это. Придется вам меня направлять, – сказала я, идя к парковке.

– Спасибо, – ответил он. – Воистину рад, что вы на меня наткнулись.

Я изо всех сил старалась идти ровно.

– Что с вами? Вы хромаете.

– Все в порядке, – сквозь зубы проговорила я. – Просто слегка подвернула лодыжку.

– Давайте помогу. – Он протянул мне руку.

– В самом деле ничего страшного.

Пожав плечами, он снова сунул руки в карманы пиджака. Впереди уже виднелась стоянка, вокруг которой медленно кружили автомобили, дожидаясь, когда кто-нибудь освободит место и туда можно будет нырнуть, прежде чем это сделает кто-то другой.

Нашарив ключи, я открыла дверцу и с облегчением опустилась на водительское место. Внутри было прохладно. Протянув руку, я отперла противоположную дверцу. До сих пор в пассажирском кресле не сидел никто, кроме моей матери.

Я завела двигатель и включила обогреватель на полную мощность, чтобы отпотело лобовое стекло.

– Эндрю Фрост говорил вам, что случилось со мной вчера? – спросил Сэм.

– Нет, – ответила я, – а что случилось?

– Звонок застал меня на работе, когда я уже собирался уходить. Звонила женщина, но голос ее показался мне странным… Каким-то далеким, не знаю. Так или иначе, она сказала, что есть еще один труп, и назвала адрес.

– И что вы сделали?

– Я проверил, что там.

– И?..

– Потом позвонил в вашу контору.

– Вы кого-то нашли?

– Да. В общем… Я нашел тот дом, заглянул в окно, а потом сообщил в полицию. Последние три часа я провел в больнице, пытаясь получить хоть какую-то информацию от работников морга, но человек, с которым я обычно общаюсь, оказался в отпуске, так что у них не хватает персонала, и никто, естественно, не желает говорить с репортером… В итоге я так ничего и не узнал.

– Что вы увидели, когда заглянули в окно?

– Немногое. Я увидел что-то вроде ноги, торчавшей из-за кресла. Собственно, я понял, что это нога, лишь потому, что на ней была домашняя туфля. Цвет был странный… в смысле, у ноги. А туфля была… темно-красная… с узором в виде белых снежинок…

– Что ж, – заметила я, – из вас получился бы прекрасный свидетель. Уверена, вас обязательно спросят, как выглядела туфля.

Сэм коротко рассмеялся:

– На ногу я старался не смотреть.

Похоже, у меня слегка приподнялись уголки рта, совсем чуть-чуть, поскольку Сэм сказал:

– Вам следует чаще улыбаться.

Подобие улыбки тут же исчезло с моего лица – и о чем я только думала? И что, собственно, он имел в виду? Казалось, будто он пытается со мной заигрывать, и при мысли об этом мне становилось не по себе.

Похоже, он заметил мою реакцию и замолчал. Лобовое стекло уже более-менее прогрелось, я включила фары и задним ходом выехала с парковки.

– Спасибо, что предложили подвезти, – наконец сказал он. – Моя машина на техосмотре. Мне должны были дать служебную, но не дали, а поскольку я все равно целый день в офисе, я решил, что это не так уж и важно. Сюда я приехал на такси.

Я его почти не слушала. Мы стояли на светофоре, ожидая поворота на ведущее в город шоссе.

– Что с вами?

– Гм? Ничего.

– У вас рассеянный вид.

– Я просто устала. Я всю ночь провела в больнице.

– Похоже, дело серьезное.

– Да, похоже. Сейчас еду домой покормить кошку и переодеться, а потом возвращаюсь назад.

– Мне очень жаль, Аннабель. Вам вовсе незачем было подвозить меня, я мог бы подождать такси…

– Все в порядке, не волнуйтесь. Порой приятно хоть с кем-то поговорить.

– Очень важно иметь хорошие связи, – сказал он. – Знаете, на своей работе я обзавелся многими добрыми приятелями. Главное, так построить отношения с людьми, чтобы они тебе доверяли. Люди не очень-то склонны доверять журналистам; даже если ты с ними мил и любезен, они думают, что ты просто хочешь вытянуть все интимные подробности их жизни, чтобы потом напечатать в газете. Не знаю уж, чем они считают «Кроникл»…

В центре города царило обычное для обеденного времени оживление. В небе висели серые осенние тучи. Светофор на односторонней улице, казалось, не переключался целую вечность.

– Но я работаю вовсе не так – мне, конечно, приятно, когда люди многое мне рассказывают, но им не понять, что информация обычно нужна весьма специфическая и из того, что они говорят, я в лучшем случае использую лишь несколько слов. Это только работа, ничем не хуже любой другой…

Поток машин вновь двинулся с места, и я выехала через центр города на другую его сторону, направляясь к району, где все улицы носили имена поэтов. Мысли мои были заняты совершенно другим.

– Впрочем, всегда легче, когда у тебя есть связи – люди, которые тебе доверяют и знают, что ты не выставишь их идиотами в газетной заметке. Мне просто нравится говорить с людьми, заводить новые знакомства… Наверное, вы заметили…

Мы ехали по главной дороге мимо улиц, названных в честь тех, кого я изучала в школе лет сто назад. Лонгфелло-драйв. Уордсворт-авеню. Китс-роуд…

– Следующая, – сказал он.

Я свернула налево. Мы ехали по широкой улице, вдоль которой стояли двухквартирные особняки с большими эркерами и ухоженными садами в окружении низких кирпичных стен. Начался дождь.

– Езжайте за этой голубой машиной, – сказал он. – Здесь.

Я остановилась. Дом был самый обычный, больше моего, с крыльцом. На мгновение мне показалось, что журналисты зарабатывают намного больше, чем я полагала, но потом сообразила, что, скорее всего, он до сих пор живет с родителями, как и многие молодые люди в наши дни, не имеющие возможности обеспечить себя жильем.

– Послушайте, – сказал он, – не хотите зайти выпить кофе? Похоже, вам бы это сейчас не помешало. Может, приготовить вам обед?

– Спасибо, мне действительно нужно домой.

Казалось, он не собирается ни отстегивать ремень, ни выходить из машины. На секунду меня охватил страх – не приглашает ли он меня на нечто большее, нежели кофе? В подобной ситуации я никогда еще не оказывалась, всегда исходя из того, что никто не считает меня сексуально привлекательной, а потому любой, проявивший ко мне интерес, скорее всего, опасен.

Он повернулся ко мне. Я слегка отодвинулась к дверце.

– Можно я вам позвоню? – спросил он. – Просто узнать, как у вас дела?

– Не знаю, – ответила я. – У меня почти села батарея.

– Ладно.

Он поглядел на меня так, будто хотел спросить, слышала ли я когда-нибудь о волшебных предметах, именуемых зарядными устройствами. Наконец он отстегнул ремень и открыл дверцу:

– Тогда до встречи. И спасибо, что подвезли.

– Пока.

Едва он захлопнул дверцу, я отъехала от тротуара.

Припарковаться возле дома, естественно, было негде. Я шла назад с Говард-стрит, опустив голову и думая о маме, – больше я ни о чем думать не могла. Все, о чем говорил Сэм, даже не отложилось у меня в памяти.

На углу я увидела свою кошку, хвост которой ходил из стороны в сторону – то ли радостно, то ли раздраженно. Пока я шла к ней, она так и стояла – как будто достигла границы известной ей вселенной и перейти дорогу было выше ее сил, – любовно елозя всем телом по засаленному металлическому фонарному столбу, помеченному сотнями собак.

– Привет, кис-кис, – тихо сказала я.

Она мяукнула в ответ, потерлась о мою лодыжку и, то и дело катаясь по земле, побежала впереди показывать дорогу домой. Когда мы вошли в дверь, она радостно метнулась в сторону кухни.

Но, как оказалось, Люси добыла пропитание сама, оставив мне самые вкусные потроха, хвост и лапки мыши.

Проснувшись, я не сразу сообразила, где я и что со мной. Я лежала на кровати полностью одетая, кошка спала у меня на коленях. Было десять минут четвертого, и уже начинало смеркаться. Быстро сев, я проверила мобильный телефон, который оставила заряжаться возле кровати. Пропущенных звонков не было.

Набрала номер больницы, и, когда наконец удалось дозвониться до кого-то из инсультного отделения, мне не сообщили ничего, кроме «никаких изменений». Я сказала, что приеду, как только смогу, и медсестра – или кто со мной говорил – посоветовала не спешить.

Я снова попросила их позвонить мне, если что-нибудь случится, и, несмотря на заверения, что мой мобильный у них есть, продиктовала номер. Она медленно повторила, давая понять, что записывает.

Какое-то время я сидела, не зная, что делать дальше. Отопление отключилось, и в доме стало прохладно и слегка сыро. Казалось, будто дом не хочет моего присутствия, выталкивая меня за дверь призрачной рукой, чтобы восстановить порядок там, где его не было.

Внизу мяукала у кухонной двери кошка, царапая ковер когтями. Зевая, я спустилась по лестнице, и едва открыла, как Люси метнулась вперед с громким писком, будто ее не кормили несколько недель. Я выдавила в пустую миску пакетик дорогой кошачьей еды и включила чайник. Люси с достоинством принялась за угощение, слизывая соус и выбирая кусочки один за другим.

Дожидаясь, когда закипит вода, я позвонила на работу по прямому номеру Кейт, чтобы избежать общения с коммутатором.

– Отдел информации, Кейт у телефона.

То был официальный, одобренный отделом по работе с прессой ответ на телефонный звонок, но все о нем постоянно забывали. Часто я рассеянно отвечала просто «Алло?», надеясь, что на другом конце не окажется кто-то из чересчур высокого начальства.

– Это я, Аннабель, – сказала я, на случай если она забыла, кто я такая.

– С тобой все в порядке? Как мама?

– Все еще без сознания.

– Хочешь, я поговорю с Биллом?

– Нет, нужно дальше заниматься делами. Мне сказали, что позвонят, если… Ну, ты понимаешь. Если будут какие-то изменения.

– Фрости тебя искал.

– Вот как?

– Он не говорил зачем. Сказал только, чтобы ты к нему зашла, как только появишься. Хочешь, передам ему, что тебя какое-то время не будет?

– Нет, я приеду через… В общем, скоро. Я тебе позвоню.

Мне не хотелось, чтобы она подумала, будто я ленюсь, и тем более не хотелось давать поводов пожаловаться начальству. Тогда часть моих обязанностей могли отдать ей.

– Знаешь, вокруг твоих гниющих трупов явно что-то творится. Целый день ходит куча народу и только и делает, что спрашивает тебя.

– В самом деле?

– Мне никто ничего не говорит.

Внезапно я вспомнила рассказ репортера, Сэма, о телефонном звонке и уже собиралась открыть все Кейт, но вовремя сообразила, что мне не полагалось беседовать с репортером, а тем более подвозить его домой. Что он там говорил? Ему звонила какая-то женщина…

– Нашли еще труп?

– Ну… Есть один, в утренней сводке от шефа. Передать Фрости, чтобы он тебе позвонил?

– Конечно, – уступила я. – Я зарядила свой мобильный.

– Я ему скажу.

– Спасибо, Кейт. Пока.

Я несколько мгновений сидела, глядя на холодную гостиную и не в силах на чем-либо сосредоточиться. Мама умирает, думала я. Она долго не протянет. Наверняка есть что-то, что я должна ей сказать, что-то, что мне следует сделать.

Фрости не звонил, и спустя полчаса тревожного ожидания я не выдержала и поехала на работу. Поскольку был уже вечер, я рискнула припарковаться возле участка, – к счастью, свободных мест нашлось полно. Вместе с разрешением на парковку я оставила на приборной панели самодельную ламинированную карточку с личным номером и номером мобильного телефона на случай, если кто-то захочет, чтобы я подвинулась.

В офисе Кейт все еще тяжко трудилась, стуча по клавиатуре.

– Фрости с тобой связался? – спросила она, не поднимая взгляда.

– Нет. А почему ты все еще на работе?

– А ты как думаешь? – раздраженно бросила она. – Оперативные отчеты сами не пишутся.

– Извини.

Я едва не добавила: «У меня мама умирает» – лишь потому, что знала: Кейт все равно не скажет того, что мне так хотелось бы услышать.

– Я многое пропустила?

– Ты пропустила, как Триггер готовил чай, – сказала она.

Это была дежурная шутка – Триггер готовил чай лишь тогда, когда кого-то из нас не было в офисе, иными словами, никогда.

– Как твоя мама? – спросил Триггер, не обращая внимания на колкость Кейт.

– Все так же, – ответила я. – Спасибо, что спросил. Я сейчас поеду обратно в больницу, просто решила зайти поговорить с Фрости.

Кейт промолчала. Я подумала было включить компьютер, но поняла, что мне не хватит сил.

Дверь кабинета детектива-инспектора была открыта, но его там не оказалось. Я зашла в соседнюю дверь, главный офис отдела информации. Там находилась одна лишь Эллен Трейнор.

– Не знаешь, где Фрости? – спросила я.

– Вероятно, в оперативном зале, – ответила она. – Он целый день то заходит туда, то выходит.

В оперативном зале? Что вообще стряслось? Я поднялась на лифте, хотя всего-то нужно было одолеть один лестничный пролет, – несмотря на сон, я совсем не отдохнула, и у меня болели ноги. Я уже собиралась постучать в дверь оперативного зала, но она была открыта – какой-то мужчина в костюме придерживал ее ногой, одновременно крича что-то одному из сидевших за столами и разговаривая по прижатому к уху телефону.

Я протиснулась мимо него, уже заметив Фрости слева от двери. Увидев меня, он облегченно вздохнул.

– Что происходит, сэр?

На этот раз он даже не обратил внимания на мое обращения «сэр», лишь поманил меня к себе:

– Рад, что вы пришли, Аннабель. Взгляните.

Я остановилась за его спиной и посмотрела на экран компьютера:

– Что это?

– Показания, которые дал наш общий друг. Репортер.

– Показания?

Он удивленно взглянул на меня, после чего, видимо, понял, что нужно мысленно перелистать назад несколько страниц и ввести меня в курс дела.

– Вчера во второй половине дня Сэму Эверетту позвонила женщина, заявила, что есть еще один труп, который мы пока не нашли, и сообщила адрес. Он записал его и отправился проверить, что там, – как это водится у журналистов, хотя куда лучше было бы сперва поставить в известность нас. Прибыв по указанному адресу, он понял, что в доме действительно есть труп. Потом он вызвал полицию.

– Значит, ему звонила соседка?

– Нет, и это самое интересное. Мы проследили, откуда был сделан звонок: из Брайарстоуна, по другую сторону от Карнхерста, где было найдено тело. Телефон не отвечал. Мы взломали дверь. Там жила женщина по имени Эйлин Форбс.

– И?..

– Мертва. Менее суток.

– Убита?

Он пожал плечами:

– Нужно подождать результатов экспертизы, но внешне все удивительно похоже на остальные трупы. В доме нет еды, нет следов какой-либо деятельности, только одинокая женщина. Почта аккуратно сложена на обеденном столе, но не вскрыта. Мы уже получили данные от телефонной компании: за несколько недель она сделала единственный исходящий звонок, в газету. Все входящие остались без ответа, как будто она не желала ни с кем общаться. И пока что мы не можем найти никакой связи между ней и телом, найденным в Карнхерсте.

– Значит, женщина, которая звонила, умерла от голода?

– Похоже на то.

– А та, в Карнхерсте?

– То же самое.

– Так откуда же эта Эйлин узнала, что там труп?

– Вот именно! – просиял он.

Я обвела взглядом зал, людей, обсуждавших по телефону, как расставить мебель. Шесть столов уже стояли в углу, отделенные перегородкой со стеклянным верхом.

– Значит, – проговорила я, думая, то ли я слишком устала, то ли полная дура, – все это…

– Организована оперативная группа. Случившееся – по крайней мере, пока – квалифицируется как убийство.

– В самом деле? – ошеломленно переспросила я.

– Начальство хочет, чтобы аналитиком были вы.

– Я?

– Кто же еще, Аннабель? Вы знаете об этом больше, чем любой другой.

– Я никогда раньше не работала в оперативной группе.

– Что ж, теперь у вас есть шанс.

Я съежилась на стуле, представив обрушившуюся на меня ответственность.

– Эй, – сказал Фрости. – Все в порядке. Все будет хорошо.

– Дело не в этом. У меня неприятности, – неожиданно дрогнувшим голосом проговорила я. – Моя мама… Моя мать в больнице.

– Кейт уже сказала. Мне действительно очень жаль. Может, вам лучше быть с ней?

– На самом деле я мало чем могу помочь. Она без сознания. Мне сказали, что позвонят, если что-нибудь случится.

– Энди?

В комнату вошел мужчина, которого я знала лишь смутно, – одетый по последней моде, темноволосый.

– Сэр?

– А вы, видимо, Аннабель. Рад познакомиться.

– Аннабель, это главный детектив-инспектор Пол Москроп из отдела тяжких преступлений.

Он крепко пожал мне руку.

– Здравствуйте, – откликнулась я.

– Как мне сказали, вы отслеживали все происшествия?

– Совершенно верно.

«Значит, вот кто удалил мое письмо», – подумала я.

– Я хотел бы увидеть все, что у вас есть, – так дело пойдет быстрее. Мы можем встретиться минут через двадцать?

– Думаю, да.

– Чудесно, спасибо. Отличная работа. Энди, можно вас на секунду?

Главный детектив-инспектор провел Фрости в кабинет в углу и закрыл дверь. Я спустилась вниз. Триггер ушел на совещание, забрав Кейт. В офисе было тихо, не считая гудения компьютеров. Я закрыла за собой дверь.

Войдя в систему, я просмотрела все свои документы и файлы, пока не добралась до помеченного как «Операция „Одиночка“». Все, над чем работала полиция, имело кодовое название, и этот документ тоже наверняка теперь его получит, но пока что я сама присвоила ему имя.

В папке находилась подборка, которую я подготовила для прошлого совещания, – слайды и таблицы с данными обо всех найденных на тот момент трупах, включая имена, адреса и прочую информацию, которая могла хоть как-то связать их друг с другом: родство, приблизительная дата смерти, дата обнаружения, возможная причина смерти. И теперь, похоже, к этому списку прибавились еще два тела.

Распечатав все документы и базовый вариант таблицы, я собрала их вместе и уже собиралась направиться к двери, когда зазвонил телефон.

Я посмотрела на аппарат, словно пытаясь понять, насколько важен звонок, а когда ответила, тут же пожалела, поскольку это оказался он. Журналист.

– Аннабель? Это Сэм Эверетт.

– Здравствуйте.

– Как ваша мама?

– Нормально, спасибо. Все так же.

– Если честно, не думал, что вы на работе.

– Я зашла на минуту. Скоро еду назад в больницу.

Он мгновение колебался, словно ожидая продолжения. Но что еще я могла сказать? Я не собиралась вдаваться в подробности о состоянии моей матери перед относительно малознакомым человеком.

– Я хотел узнать, нет ли у вас каких-либо новостей насчет расследования?

– Какого расследования?

Он вздохнул, и в голосе его прозвучал неприкрытый сарказм:

– Того самого, со множеством трупов. Мне ведь позвонила странная женщина и сообщила, где вас ждет следующий мертвец, помните?

– Зачем вы так, – содрогнулась я.

– Извините. Послушайте, вчера я сделал свое дело – позвонил полицейским, как только понял, что их время не будет потрачено впустую. Может, и вы мне что-нибудь расскажете?

– О чем? Я не знаю, что вам нужно, – сказала я.

– Что с женщиной, которая мне звонила? Вы ее нашли?

– Да, – ответила я.

– И?..

– Что – и? Она мертва.

– Мертва?

– Судя по всему, на сегодняшний день она была мертва менее суток. Такая же, как остальные, только не разложилась.

На другом конце линии наступила тишина. Пожалуй, не стоило этого говорить, подумала я; теперь у меня, вероятно, будут неприятности – а расследование началось всего несколько часов назад.

– Можете сказать, кто она? – спросил он.

– Пока не знаю, – ответила я. – На самом деле я ничего не знаю – я всего полчаса как в офисе. И мне не положено с вами об этом говорить. Пару моих знакомых уволили за разглашение подробностей расследования.

– Аннабель, я вовсе не собираюсь ставить вас под удар. Я наверняка выясню ее имя у кого-то из знакомых. Просто вы первая, кто по-настоящему понял, что я пытаюсь сделать. Я вовсе не принуждаю вас к разглашению чего-либо – мне просто кажется, что мы могли бы помочь друг другу. Больше мне все равно не с кем это обсудить. Может, встретимся позже?

– Мне нужно вернуться в больницу, – сказала я.

– Да, конечно, – ответил Сэм. – Извините.

Я вдруг поняла: он вовсе не заслужил такого отношения лишь из-за того, что мне показалось, будто он пытается на меня давить.

– Все в порядке, – потупилась я. – Послушайте, если узнаю что-нибудь, на мой взгляд, полезное, позвоню вам. Хорошо?

– Да! – с прежним энтузиазмом воскликнул он. – Было бы просто здорово. Спасибо вам, Аннабель. Я действительно ценю вашу помощь.

Положив трубку, я собрала все свои бумаги и отправилась в оперативный зал.

Без четверти семь позвонили из больницы. Голова моя была под завязку забита мыслями, предположениями, рекомендациями и идеями, как распутать клубок из людей и их жизней, и, когда женщина на том конце произнесла слово «больница», я поняла, что не думала о маме с тех пор, как звонил Сэм Эверетт.

– Здравствуйте, – сказала я, ожидая, что сообщат список вещей, нужных матери: ночная рубашка, белье, носки?..

– Аннабель Хейер?

– Да, слушаю.

– Мисс Хейер, к сожалению, у меня плохие новости. Ваша мать скончалась около десяти минут назад. Мне очень жаль.

– О господи.

Я опустилась на стул, потрясенно раскрыв рот. Мне следовало быть в больнице, а не здесь.

– Спасибо, – наконец сказала я, словно она предложила мне скидку на стеклопакеты. – Что мне дальше делать?

– Вы должны приехать, как только сможете, – ответила женщина.

Кто она – медсестра? Разве она не сказала? Я даже не помнила, как начался разговор: она мне звонила или я ей?

– Возможно, стоит взять кого-нибудь с собой, чтобы он побыл рядом.

Я едва не рассмеялась. Кого я могла взять с собой? У меня никого не было. Вообще.

– Скоро приеду, – сказала я. – Еще раз спасибо.

– Хорошо, – ответила она. – До свидания.

Положив трубку, я огляделась. Я сидела в оперативном зале за свободным столом; вокруг слышались голоса, телефонные разговоры. В дверях стоял какой-то мужчина и, смеясь, говорил с кем-то невидимым. Никто не имел ни малейшего понятия о случившемся. Никто ничего не знал.

Я поднялась, но тут же снова села, почувствовав, что меня не держат ноги.

– Что с вами? – спросил из-за соседнего стола детектив-констебль.

Кажется, его звали Гэри – или нет?

– У меня мама умерла, – ответила я.

Видимо, сперва он принял мои слова за шутку или решил, будто ослышался, и улыбнулся, но тут же понял по моему лицу, что я вовсе не щучу, и тихо сказал: