Текст книги "Пророчество (Симфония веков - 2)"

Автор книги: Элизабет Хэйдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 40 страниц)

Он посмотрел на своего лучшего друга и короля, который сидел, опираясь подбородком на переплетенные пальцы. И вспомнил древнюю легенду про болга, стоявшего на страже у врат Жизни и Смерти, не позволяя никому пройти, чтобы спасти друга. У легенды был кровавый конец.

Акмед пошевелился.

– Есть какие-нибудь новости от Эши?

– Пока нет, сэр.

Дракианин вновь погрузился в молчание. Грунтор принял положение "вольно".

– Ты не хочешь, чтобы я немного побыл с ней, сэр? Ой был бы рад, а ты бы немного поспал.

Акмед откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Он ничего не ответил. Грунтор немного подождал.

– Я больше не нужен, сэр?

– Да. Спокойной ночи, Грунтор.

Грунтор поставил винную бутылку со светлячками на камень, заменявший столик, а потом наклонился, чтобы перевернуть горячие камни, с помощью которых обогревали комнату. Акмед настоял на том, чтобы не зажигать камин, опасаясь, что дым или удушливый запах торфа навредят Рапсодии.

Грунтор придумал использовать светлячков и отдал приказ армии фирболгов собирать их. Трудное задание для ранней осени, а вид огромных болгов в звенящих доспехах, скачущих с камня на камень в поисках крошечных насекомых, наверняка развеселил бы Рапсодию, если бы она была в состоянии это увидеть. Грунтор поцеловал ее в лоб и тихонько вышел.

Акмед продолжал молча смотреть на Рапсодию. Примерно через час явились лекари фирболги с лекарственными растениями и другими запасами, сменой горячих камней и горой чистых тряпиц из кисеи, служивших бинтами. Они вели себя крайне почтительно и постарались закончить все необходимое как можно быстрее.

Акмед дождался их ухода, а потом осторожно раздел Рапсодию, тщательно промыл раны, сменил повязки и рубашку. Юмор ситуации заставил его поморщиться. Он так сердился, когда она возилась с больными и ранеными фирболгами, вымачивала повязки в настоях лекарственных растений, чтобы облегчить их страдания. А теперь процедуры, которым она их научила, поддерживали в ней жизнь.

Он наклонился и посмотрел на волны золотых волос, разметавшихся по подушке. И невольно вспомнил один из первых споров о ее занятиях целительством.

"Очень удачное использование твоего времени, – ворчал он. – Уверен, фирболги оценят твои усилия и отплатят тебе взаимностью, когда ты будешь в чем-нибудь нуждаться".

"О чем ты говоришь?"

"Я пытаюсь объяснить тебе, что ты никогда не получишь никакого отклика на свои усилия. Когда ты будешь ранена или тебе будет больно, кто станет петь для тебя, Рапсодия?"

"Ты, Акмед".

И вдруг забавные воспоминания перестали быть смешными. Он снова увидел, как ее глаза смотрели в темноту, как она улыбалась, словно знала какую-то тайну.

"Ты, Акмед".

Акмед положил пальцы на ее запястье, потом на шею, нащупывая пульс, надеясь, что он стал сильнее. Ее сердце продолжало биться, хотя пульс показался ему слишком слабым.

Они с Грунтором рискнули показаться на улицах Сепульварты, города, ближайшего от того места, где они сражались с Ракшасом, в надежде найти лекаря. Волны паники прокатились по городу, когда люди увидели двух всадников фирболгов, скачущих по улицам с умирающей женщиной на руках.

Священники не смогли привести ее в сознание, и даже Патриарх, которого принесли на носилках из его кельи, сумел лишь стабилизировать состояние Рапсодии. По отчаянию, которое промелькнуло в глазах старика, Акмед понял, что без кольца он не сможет исцелить Рапсодию, и послал беззвучные проклятия в адрес Эши. Искусство священников Сепульварты сгодилось только для того, что бы доставить ее обратно в Илорк. Лекари, которых Акмед выписал издалека, вежливо посоветовали ему готовиться к худшему, и все без исключения торопливо покинули Илорк, опасаясь его гнева.

– Давай, Рапсодия, – пробормотал он, и судорога сдерживаемых рыданий исказила его лицо. – Покажи этим болванам, покажи им, что ты не хрупкая шлюха, покажи им, из чего ты по-настоящему сделана, – мы же с тобой знаем.

Он провел рукой по своим влажным волосам и спрятал лицо в сгибе локтя. Свет в комнате тускнел, и перед ним вновь вставало ее лицо, все в синяках, разбитое в кровь после первого сражения на Корне, и глаза, сверкающие во мраке, когда они шли под Землей. Он вспомнил, как она прикладывала влажную повязку к его запястью и неуверенно пела свою первую песню исцеления.

"Музыка не более чем карта, составленная по вибрациям, создающим мир. Если у тебя правильная карта, она приведет тебя туда, куда ты хочешь".

Акмед придвинулся к кровати, теперь он сидел совсем рядом. Он наклонил голову к груди Рапсодии, кожей ощущая биение ее сердца, приливы дыхания. Он смотрел на ее лицо под разными углами, пытаясь обнаружить улучшения в цвете кожи, найти места, где плоть уже не казалась безжизненной. С бесконечной осторожностью его пальцы коснулись век и застыли возле выбившейся пряди.

– Рапсодия, – сказал он совершенно серьезно, – в двух мирах у меня есть всего два друга. И я не позволю тебе это изменить.

"Кто будет петь для тебя, Рапсодия?"

"Ты, Акмед".

Ритуал, который он использовал для того, чтобы парализовать и поработить Ракшаса, был единственной известной ему песней. Она рождалась в глубинах его живота, гудела в четырех полостях сердца, горле и пазухах носа, а потом вырывалась наружу. Мелодия была написана в Преждевременье, когда возникла его раса. Праматерь поделилась с ним секретами ее использования. Но только проведя свой первый ритуал, Акмед понял, как она работает.

Эта песня несла в себе двойственность. Древняя мелодия, набор нот, являлась ловушкой для демонической сути ф'дора, удерживающей его против воли на пороге между Землей и преисподней, в которую он хотел сбежать.

Но человек, в котором находится ф'дор, тоже уязвим для песни, вибрация вызывает прилив крови к мозгу. Ракшас – искусственное создание, а значит, не является живым существом, и с ним все было бы иначе. Но если бы он попытался поработить ф'дора, демонический дух в теле человека, то ему нужно было бы остаться с таким существом наедине и суметь поддерживать ритуал достаточно долго, тогда прилив крови привел бы к тому, что голова его врага лопнула бы. Другой песни Акмед не знал и опасался, что она убьет Рапсодию.

"Знаешь, Грунтор, ты мог бы мне помочь с пациентами. Ты ведь любишь петь".

– "Ты ведь слышала мои песенки, мисси. Они для пугания. Ой сомневается, что кто-нибудь в своем уме примет его за Певца. Ой совсем не обучался".

"Содержание песни не имеет никакого значения, – совершенно серьезно сказала Рапсодия. – Песня может быть любой. Самое главное, чтобы в тебя верили. Ты для болгов "Могучая Сила, Которой Следует Подчиняться Любой Ценой". В определенном смысле именно они дали тебе это имя. Не важно, о чем ты поешь, они должны знать – ты ждешь, что они пойдут на поправку. И они поправятся. Я рассчитываю, что Акмед споет для меня – в случае необходимости" .

Она улыбнулась и с нежностью посмотрела на него.

"Я не сомневаюсь, что настанет день, когда Акмед сделает это для меня".

Акмед принялся негромко ругаться на всех языках, которые только знал.

– Ты все это устроила нарочно, не так ли? Стоило ли так рисковать ради пустого развлечения? Мне следовало оставить тебя, чтобы ты умерла там от потери крови. Ты это заслужила, если заставляешь меня петь. – Его рука задрожала, когда он нежно убрал в сторону упавшую на лицо Рапсодии прядь волос.

"Ты, Акмед".

Увядший цветок ожил на его ладони, а Рапсодия пела песню, без слов называя его имя.

"Это часть того, что может сделать Дающая Имя, нет ничего сильнее имени. Наши личности неразрывно связаны с ним. Это сущность того, что мы есть, и иногда оно даже может сделать нас прежними, как бы сильно мы ни менялись".

Акмед вздохнул. Рапсодия привязала его к себе, а он даже не понял, когда это произошло. Она дала ему ключ от своей жизни и надеялась на его помощь в трудную минуту. Так или иначе, она сама назвала его своим целителем.

Он мрачно оглядел комнату, убедился в том, что ему никто не помешает, откашлялся и попытался извлечь из своего горла музыкальный звук, но ничего не получилось.

– Проклятая хрекин, – пробормотал он, – ты замечательно придумала. Потребовать сотворить музыку того, кто пел один раз в жизни. Почему бы не попросить об этом камни? Результат получился бы ничуть не хуже. – Он попытался вспомнить еще какую-нибудь песню.

Ему на ум пришли непристойные марши, которые горланил Грунтор во время походов с новыми рекрутами, и на лице у него расцвела улыбка. Рапсодия и Джо иногда их пели, пародируя бас Грунтора. Однако его улыбка быстро исчезла, когда он подумал о Джо, безжизненное тело которой лежало в ее тихих покоях, ставших единственным домом уличной девчонки. Его руки покрылись холодным потом – ему пришло в голову, что Рапсодия выглядит почти как Джо.

За свою долгую жизнь он видел и явился причиной множества смертей. Годы совместных скитаний с Грунтором приучили их к мысли о том, что одного из них может настигнуть смерть, – таковы правила игры.

Но здесь все было иначе. Каждая капля крови, покидавшая тело Рапсодии и уносившая с собой частицу ее жизни, причиняла ему почти невыносимую физическую боль. Пока они во весь дух скакали к Сепульварте, ему безумно хотелось закрыть ее раны собственными руками, лишь бы она осталась жива. Ужас, который он испытывал при мысли, что может ее потерять, поразил Акмеда. Песня показалась ему совсем невысокой ценой за то, чтобы удержать ее по эту сторону врат Жизни.

Акмед сделал глубокий вдох. Дрожащим неуверенным голосом он запел для Рапсодии песню собственного сочинения, песню, происхождения и смысла которой не знал даже он сам. В мире, где скрежет лавины шепчет колыбельные, а треск головешек успокаивает гнев, эта песня могла бы понравиться. Один человек имел три голоса, один резкий и быстрый, другой низкий, похожий на тень ноты, прозвучавшей вдалеке, а потом возникли слова.

Мо хааль маар, ушел мой герой,

В мире звезды воцарилась смерть,

Я познал горе, боль и потери,

Мое сердце разбито, текут кровавые слезы,

Я скитаюсь, чтобы прогнать скорбь.

Мои ужасы стары, они ведут меня к дому.

Рапсодия пошевелилась под одеялами и тяжело вздохнула. Потом мягкие пальцы коснулись его руки, Акмеду показалось, что она собирается с силами, чтобы совершить трудное дело.

– Акмед?

– Да? – Она говорила слабым шепотом.

– Ты будешь петь до тех пор, пока мне не станет лучше?

– Да.

– Акмед?

– Что? – Он наклонился, чтобы лучше слышать ее тихий голос.

– Мне лучше.

– Очевидно, не настолько, если ты не придумала ничего остроумнее, проворчал он, улыбаясь. – Но ты осталась таким же бессовестным ребенком, каким была всегда. Хорошо же ты благодаришь человека, который вернул тебя к жизни.

– Ты прав, так оно и есть, – медленно и с трудом проговорила она. Теперь... когда ты... дал мне... ощутить вкус... преисподней...

Акмед облегченно засмеялся.

– Ты этого заслужила. Добро пожаловать домой, Рапсодия.

На следующую ночь Грунтор осторожно поднял Рапсодию на руки и отнес в пустошь. Там их уже ждал Акмед возле приготовленного погребального костра. Грунтор помог ей встать, а король фирболгов вытащил Звездный Горн и вложил его в руку Рапсодии.

Рапсодия посмотрела на тело в белом саване, лежавшее на груде побелевшего от инея хвороста, а потом подняла глаза к ночному небу в поисках звезды.

"Если ты найдешь свою путеводную звезду, ты никогда не заблудишься. Никогда".

Наконец она нашла Приллу, вечернюю звезду, которой поклонялись лирины этих земель. Она получила свое имя в честь богини из древней легенды, которая пела песни северному ветру, надеясь найти потерянную любовь. По чему-то Рапсодия решила, что легенда подходит для Джо. Она очистила свой разум, направила Звездный Горн к небесам и произнесла имя звезды.

Склон холма озарился ярким светом, на несколько мгновений ослепившим их. Свет коснулся гор, и снежные пики засияли подобно россыпи бриллиантов. А потом с оглушительном ревом спустилось пламя, еще более жаркое, чем то, что горит в земном ядре. Оно подожгло погребальный костер, и огонь взметнулся в небо. Ветер подхватил клубы дыма и унес их в небеса.

Рапсодия запела, ее голос был чуть громче шепота, она повторила имя сестры и первые несколько нот лиринской песни Ухода, но продолжить у нее не хватило сил; она знала, что ритуал уже свершен. Душа Джо унеслась к свету.

Трое стояли рядом, наблюдая за тем, как пламя забирает их друга. Пепел поднимался в воздух, и его подхватывал ветер, чтобы развеять над пустошью и горами, его порывы уносили белые хлопья все дальше, казалось, пошел теплый снег.

После этого силы к Рапсодии начали возвращаться очень быстро. С каждым днем она все больше становилась похожа на себя, хотя свет в ее глазах больше не горел. Грунтор сидел на краешке ее постели и рассказывал ей скабрезные анекдоты и неприличные истории из жизни болгов – раньше они всегда вызывали у Рапсодии веселый смех. Она и сейчас улыбалась, но не более того. Ее душа выздоравливала не так быстро, как тело.

Акмед заметно тревожился из-за состояния Рапсодии. Его ум потерял прежнюю ясность, а настроение заставляло всех обитателей Котелка держаться от него подальше. Болги разговаривали шепотом, перестали спорить – они уже видели гнев своего короля, когда кто-то разбудил Первую Леди. В результате многие пострадали, новость быстро распространилась среди болгов, и у Грунтора появилось множество желающих нести службу на дальних подступах к Илорку.

Акмед и Грунтор редко нарушали уединение Рапсодии, не задавали ей лишних вопросов. Они прекрасно понимали ее боль, но не знали, как помочь. Однако уже одно их присутствие стало источником утешения для Рапсодии. Акмед иногда приходил в ее покои, чтобы почитать бесконечные манускрипты из библиотеки Гвиллиама, пока она сортировала лекарственные растения или писала музыку, и им было хорошо вместе.

Однажды, когда ей понадобилось взять чистую одежду, Рапсодия случайно наткнулась на Грунтора. Она чувствовала себя вполне прилично, чтобы совершать короткие прогулки в одиночестве. Проходя мимо комнаты Джо, она услышала шум.

Рапсодия подошла к двери и распахнула ее – всмотревшись в темноту, она увидела сидевшего на кровати Джо великана. На его лице Рапсодия прочитала смущение и удивление. Разложенные на полу ящики и мешки указывали на то, что он пришел сделать уборку в покоях Джо, стремясь избавить Рапсодию от этой тягостной обязанности, но обнаружил полнейший порядок. Сокровища Джо куда-то исчезли. Получалось, что уличная девчонка выбросила все, что ей удалось собрать за свою недолгую жизнь. Он посмотрел на Рапсодию, она молча подошла к нему и обняла – ее голова едва доставала до плеча великана, даже когда он сидел.

– Ой не знает, что произошло, дорогая, – сказал он, огорченно качая головой. – Наверное, мы потеряли ее уже давно и даже ничего не заметили. Рапсодия лишь кивнула и еще крепче обняла его.

Как-то Акмед зашел в комнату Рапсодии и увидел, что она сидит на полу в углу, обхватив себя руками, и смотрит в потолок. Он медленно подошел и уселся рядом с ней. Довольно долго он молчал, наблюдая за Рапсодией. Наконец она повернулась к нему, и они обменялись долгим взглядом, потом она закрыла глаза и заговорила:

– Как ты думаешь, Джо была беременна?

Акмед покачал головой.

– Я видел ее за день до этого, и она выглядела как обычно. Конечно, уверенности у меня нет.

Рапсодия кивнула, а потом посмотрела на свои колени.

– Однажды Элендра сказала, что ф'доры мастера манипуляций и что они целую вечность провели, размышляя о том, как расширить пределы своей власти.

– Это правда.

– И пророчество относительно ф'доров – незваного гостя – утверждает, что ф'доры "не могут иметь тела и детей, в противном случае их могущество исчезнет", верно?

– Да.

– Элинсинос сказала, что Перворожденные, пять древнейших рас, в том числе драконы и ф'доры, умеют контролировать появление своего потомства. Акмед проглотил непристойное замечание относительно Эши, чуть не слетевшее с его губ. – Они должны принять вполне сознательное решение, отказаться от части своей сущности, поскольку наличие потомства делает их в некотором смысле бессмертными, но при этом родитель теряет часть своего могущества. Акмед снова кивнул. – А что, если ф'доры хотят увеличить свою власть, сделать себя бессмертными, но не хотят ослаблять собственную силу? Что они могут сделать?

Акмед сразу понял, что имеет в виду Рапсодия.

– Ф'дор постарается найти способ иметь потомство, не обретая тела.

Рапсодия кивнула, в ее глазах появился блеск.

– Ракшас. Он не просто использует насилие, чтобы напугать и связать душу. Ракшас создает новые тела для демона.

– Ой считает, что ты еще не до конца оправилась, герцогиня. Тебе рано ездить верхом.

Рапсодия наклонилась и поцеловала зеленовато-серую щеку.

– Со мной все будет в порядке. Акмед меня сопровождает, и если я почувствую слабость, я пересяду на его лошадь. – Кобыла нетерпеливо пританцовывала, но твердая рука Грунтора не давала ей сдвинуться с места.

Рапсодия успокаивающе погладила ее по шее.

– Мы скоро вернемся. – Акмед вскочил на лошадь, которую привел для него один из болгов-конюхов. – А если захотим поохотиться, то вернемся, чтобы все организовать.

Грунтор и Акмед переглянулись. "Береги ее", – сказали глаза сержанта. Король фирболгов кивнул.

– А где находится Ронвин?

– В монастыре Сепульварты, – ответила Рапсодия, наблюдая за тем, как конюх проверяет седло, уздечку и подпругу лошади. – До монастыря десять дней пути, он расположен к северу от Сорболда, по другую сторону от Бет-Корбэра. Мы без проблем вернемся через три недели.

– Без проблем для тебя, – проворчал болг. – Ой теперь никуда не ездит. Ой заперт в Илорке.

Акмед улыбнулся:

– Постарайся не нарушать договоров, пока меня нет. – Он направил свою лошадь вперед, и путешественники вы ехали на Орланданскую равнину, ведущую к Сепульварте.

48

Эши бежал по коридорам Котелка, и топот его ног гулким эхом отражался от сырых каменных стен. Он бежал всю дорогу от Кралдуржа, после того как обнаружил, что в Элизиуме темно и пусто. Несколько раз его пыталась остановить стража, но Эши исчезал из виду прежде, чем они успевали поднять пики.

В конце одного из темных коридоров забрезжил свет. Это была комната Совета, находившаяся за Большим Залом, отсюда шел спиральный спуск под землю – именно здесь начались события, после которых все пошло не так. Эши негромко выругался и торопливо шагнул в дверной проем.

Грунтор сидел за массивным столом и что-то чертил пером на большой полевой карте. Он рисовал топографические диаграммы, и дракон тут же отметил поразительную точность деталей. Впрочем, на карте не было надписей, возможно, Грунтор не слишком хорошо знал грамоту.

Великан болг поднял голову и мрачно ухмыльнулся.

– А, привет, Эши, – сказал он, откладывая перо. Затем он откинулся на спинку огромного стула и сложил руки на животе. – Что тебя привело к нам?

– Где Рапсодия? Я слышал, стражники говорили о том, что она серьезно ранена.

– Извини, старина, Ой боится, ты опоздал. Ее нет.

– Что? – голос Эши дрогнул.

– Да, – ухмыльнулся Грунтор, наслаждаясь паникой Эши. – Они с Акмедом уехали покататься несколько дней назад. – Он взялся за перо и вернулся к прерванной работе. – А ты не слишком торопился.

Эши наклонился над столом.

– Что ты хочешь этим сказать? Что значит, уехала кататься?

Грунтор ухмыльнулся, но глаз не поднял.

– Только то, что сказал Ой. Они хотели провести время вместе – если ты понимаешь, о чем я.

– О, пожалуйста. – Эши почувствовал, как его лицо исказила гримаса отвращения. Ему пришлось тряхнуть головой, чтобы выбросить мерзкую картинку из головы. – Куда они направились?

– Ой думает, что они поехали навестить Ронвин, ну, ты знаешь, ее тетушку.

– Я знаю, кто такая Ронвин. А зачем они хотят с ней встретиться?

– Что-то там про внуков ее светлости. Если, конечно, это тебя касается.

Эши начал сердиться.

– Что ты хочешь сказать?

Грунтор не поднял головы, но бросил на Эши быстрый взгляд, исполненный укоризны.

– А где ты был, когда она умирала? После всего, что она сделала и делает для тебя, где тебя носило, когда Рапсодия в тебе нуждалась?

– Я был на побережье. – Хотя Эши не снимал капюшона и Грунтор не видел выражения его лица, он чувствовал, что тот винит себя за долгое отсутствие. – Что случилось? С ней все в порядке?

Грунтор кивнул в сторону стоящих рядом стульев. Эши сел и бросил на пол сумку, а сержант наполнил флягу из большущего кувшина.

– Она получила серьезное ранение, когда спасала душу маленькой мисси.

– Джо? Джо тоже ранена?

– Да, можно и так сказать. Она умерла. – Голос Грунтора звучал совершенно спокойно, но дракон почувствовал, как сбилось с ритма сердце великана, слезные железы начали вырабатывать жидкость, и заходили мощные скулы.

Эши все понял.

– Боги, Грунтор, мне очень жаль. – Мысли Эши вновь обратились к Рапсодии, должно быть, она ужасно страдает. – Что произошло?

– Этот ублюдок ф'дор до нее добрался. Джо шла за нами, хотя мы постарались уйти по-тихому, мы и не ведали, что она рядом. А когда Акмед вытаскивал твою несчастную душу из горящих отбросов, она напала. Ой ни разу не видел, чтобы кто-то безнаказанно его коснулся, но король... отвлекся. Он бы получил удар прямо в сердце – ради тебя, сынок. Какая ирония, правда? Грунтор сделал долгий глоток из фляги. – Конечно, герцогиня вмешалась. Она стояла рядом и попыталась прикрыть собой Акмеда. Но Джо ее опережала, и герцогиня поступила как и следовало – отбила удар и рассекла живот Джо. Ой должен сказать, что он хорошо ее научил. – Он сделал еще один глоток.

Рука Эши слегка дрожала, когда он потянулся за стаканом, протянутым ему Грунтором.

– А потом из брюха Джо начало расти проклятое дерево, и нам пришлось его рубить, а оно на нас напало. И прикончило бы герцогиню, если бы не король. А тебя мы никак не могли найти, когда пытались ее вылечить. Она еще не оправилась от смерти Джо.

Эши молча смотрел в огромный камин. Он попытался представить себе, что чувствовала Рапсодия, но не мог преодолеть собственное чувство стыда. Она находилась слишком далеко, Эши перестал ее чувствовать, и это тревожило его больше всего остального.

– Мне очень жаль, – наконец сказал он. – Я сожалею о гибели Джо, Грунтор. Как Рапсодия? С ней все в порядке?

Грунтор положил ноги на стол, и от удара тяжелых сапог он задрожал.

– Ну, тут все зависит от того, что считать порядком. Она жива.

– Уже кое-что.

– Она очень слаба – если кого-то интересует мое мнение, – только никого почему-то не интересует. Ой считает, что ей не следовало отправляться в такой далекий путь. Она бледная, как призрак. Но герцогиня ничего не стала слушать, у нее какие-то важные дела, а спорить с ней бесполезно.

– Я знаю, – вздохнул Эши. Грунтор рассмеялся:

– Она маленькая штучка, но очень крепкая. Ой был бы не против, если бы она прикрывала ему спину.

– Согласен. Знаешь, она тобой восхищается. Рапсодия даже сказала, что Элендра хвалила тебя как учителя.

Великан улыбнулся:

– Да, она говорила. Но Ой думает, что сердце герцогини важнее ее тела.

Эши улыбнулся:

– Ты совершенно прав.

Грунтор наклонился над столом:

– И Ой тебя предупреждает, водяной мальчик, не вздумай его разбить иначе Ой сломает тебя, как ветку.

– Я буду иметь это в виду. – Они чокнулись и выпили до дна.

Акмед взял Рапсодию за талию и снял с седла. Он видел, что она рада вновь оказаться на твердой земле, которая впервые за долгое время перестала двигаться. Обычно, когда они ездили вместе, Акмед позволял ей самостоятельно садиться и соскакивать с седла, но стоило ему заметить, как она побледнела, он начал пренебрегать этим правилом.

Они ехали через площадь Шпиля по огромному мощеному двору, окруженному стенами Сепульварты. Двор простирался до самых границ торговой части города.

В центре площади находилось громадное сооружение, которое Рапсодия видела из Большой Базилики, когда защищала Патриарха во время Священной Ночи. Оно имело массивное основание, занимавшее целый городской квартал, и вздымалось ввысь на тысячу футов. Шпиль венчала лучезарная серебряная звезда. В ясные дни звезду можно было видеть с расстояния в сотню миль, а ночью еще дальше. Считалось, что в ней содержится частица Спящего Дитя, той самой звезды из сереннской легенды, которая упала в море, став причиной Великой Катастрофы. Падение звезды в море, согласно легенде, привело к землетрясению, вызвавшему огромную волну, расколовшую и затопившую половину Острова. В течение четырех тысячелетий над ней кипели волны океана, пока звезда не поднялась вверх, чтобы навсегда покончить с оставшейся половиной Острова, семьей Рапсодии и проблемами обоих болгов.

По улицам Сепульварты – если не обращать внимания на обычных путешественников, коих полно в любом городе, – главным образом прохаживались священники с семьями. Сепульварта являлась религиозной столицей Роланда и Сорболда, а также всех нейтральных государств. Поэтому здесь жило множество священнослужителей, которые обучались в центральной семинарии и занимались в громадной библиотеке и хранилище литургических трудов. Священные символы и божественные знаки ордена попадались на магазинах и домах не реже, чем шестиугольные знаки и рунические символы в Гвинвуде, поэтому отыскать монастырь Солнца оказалось не таким простым делом. Именно в нем, по слухам, жила прорицательница Ронвин.

О средней дочери Элинсинос и Меритина – Ронвин – было известно совсем немного. Говорили, что она безумна, как и ее сестры, – слишком велика тяжесть ее дара, – но хрупка, как царство, в которое она получила доступ. Поскольку она видела только настоящее, Ронвин считалась наименее полезной из всех прорицательниц, ведь каждый считает, что он знает Настоящее. Проходило мгновение, и Настоящее превращалось в Прошлое, становясь недоступным ее взору. Поэтому Акмед и Рапсодия не слишком удивились, когда увидели сильно запущенный маленький монастырь, в котором не было никаких посетителей.

Пройдя через кованые железные ворота и небольшой сад, они оказались на выщербленных каменных ступенях перед древней деревянной дверью, украшенной медью, с большим круглым дверным молотком. Рапсодия постучала, и через некоторое время их приветствовала настоятельница монастыря. Она быстро впустила их внутрь и оглядела улицу, прежде чем закрыть дверь. Акмед сразу понял, что происходит, – он не раз видел людей, от кого-то скрывающихся.

Рапсодию и Акмеда отвели в крошечную темную прихожую и надолго оставили одних. Пока они ждали, Рапсодия бросила несколько золотых монет в стоящий на столе ящик с узкой прорезью. Наконец настоятельница вернулась и провела их через закрытую занавеской заднюю дверь в тихий запыленный дворик. Сразу было видно, что это место уже давно никто не посещал. Настоятельница показала наверх.

Они поднялись по длинной узкой внешней лестнице, высеченной из того же камня, что и весь монастырь. Хотя здание имело всего несколько этажей, архитектор выстроил башню с балконом, возвышавшуюся над тихой улицей. Внутри башни они увидели женщину в длинном одеянии, которая сидела и смотрела на небо.

Когда они добрались до балкона, Рапсодия вытащила из сумки подарок мешочек, где когда-то хранился ломоть хлеба, который дал ей пекарь Пилам много веков назад, в Истоне. Путешествуя по Корню, Рапсодия благословляла каждую трапезу, напевая имя хлеба. В результате хлеб в этом мешочке никогда не черствел и не плесневел, даже во влажных недрах Земли. Казалось, время не имело власти над этим мешочком; и сейчас лежащий в нем хлеб оставался таким же свежим, как в то утро, когда его испекли, а было это в Илорке десять дней назад. Рапсодия подумала, что это достойный дар. Она осторожно вложила мешочек в руки прорицательницы.

Женщина повернулась к ней и улыбнулась, и Рапсодия ахнула от изумления. Ронвин ничего не видела, в ее глазах не было зрачков, в них отражалось лицо Рапсодии, как в том сне, который ей приснился в хижине Эши. Юное лицо прорицательницы обрамляли удивительные волосы – рыже-золотые, как у Эши, у корней и совершенно седые на концах. Она была одета в такую же рясу, как настоятельница, а на коленях у нее лежал компас – Рапсодия видела такой же в раннем детстве. Ронвин выглядела совсем хрупкой, казалось, она спит.

– Пусть бог дарует вам удачный день, бабушка, – сказала Рапсодия и мягко коснулась руки женщины. Прорицательница кивнула, а потом вновь подняла глаза к небу. – Меня зовут Рапсодия.

– Да, – отстранение ответила женщина, словно пыталась решить головоломку. – Тебя зовут Рапсодия. Что ты спрашиваешь?

Акмед вздохнул, он знал, что ему это не понравится. Подойдя к парапету башни, он выглянул на улицу.

– Вам известно имя ф'дора?

Женщина покачала головой. Рапсодия ожидала такого ответа. Однажды она спросила у Эши, почему имя нельзя узнать у прорицательницы. Он ответил, что Ронвин не может заглянуть в Прошлое и назвать имя столь древнего существа, родившегося на ныне исчезнувшей земле. Серендаир не имел настоящего, поэтому Ронвин не в состоянии увидеть ф'дора. Рапсодия улыбнулась, когда женщина засунула руку в мешочек, вытащила кусочек хлеба и поднесла его к губам. Дождавшись, когда Ронвин закончит жевать хлеб, Рапсодия задала следующий вопрос:

– У Ракшаса есть дети?

– Ракшаса нет.

Рапсодия вздохнула.

– Существуют ли дети, в чьих жилах течет кровь ф'дора?

Прорицательница кивнула.

– Сколько их?

– Сколько кого?

– Сколько детей, рожденных с кровью ф'дора?

– Живых девять.

Рапсодия вновь кивнула. Она вытащила из сумки пергамент и уголек.

– Как их зовут, сколько им лет и где они сейчас находятся?

– Кто?

– Как зовут детей демона, сколько им лет и где они сегодня?

– Ребенок по имени Микита живет в Хинтервольде. Ей миновало два лета, – ответила Ронвин.

– Где в Хинтервольде?

Прорицательница обратила на нее слепые глаза.

– Что тебя интересует относительно Хинтервольда?

– Где именно в Хинтервольде находится ребенок?

– Какой ребенок?

Рапсодия увидела, как напряглись плечи Акмеда. Она понизила голос, стараясь говорить возможно мягче, чтобы не расстроить хрупкую прорицательницу.

– Где именно в Хинтервольде находится порождение демона по имени Микита?

– В Виндланфии, на другом берегу реки Эдельсэк, в городе Керле.

Рапсодия нежно погладила ее плечо.

– Микита самая юная из всех порождений демона?

– Да.

– А как зовут следующее по старшинству порождение демона?

– Джесин.

– Сколько лет Джесину?

– Какому Джесину?

Рапсодия вздохнула.

– Сколько лет Джесину, ребенку демона?

– Сегодня исполнилось третье лето.

Медленно и терпеливо задавала Рапсодия интересующие ее вопросы. Прорицательница называла множество имен, мест, возрастов, ее монотонный голос иногда заглушался ветром, вторгавшимся в череду вопросов Рапсодии. Они составили список, начинавшийся с двухлетнего ребенка и заканчивавшийся гладиатором из Сорболда, которому в этот день исполнилось девятнадцать. Рапсодия посмотрела на Акмеда и содрогнулась. Будет непросто.