Текст книги "Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны"

Автор книги: Элизабет Гоудж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

Тут начался ад кромешный. Все мужчины повскакали, стали кричать и хвататься за дубинки и ружья, черный петух орал со стропил, как сумасшедший, а месье Кукарекур де Мрак вопил самым громким голосом:

– Вы самые наглые дети, которых я только встречал. Запереть их в башне и посадить на хлеб и воду. Никакой колбасы и яблочных пирогов – только хлеб и вода.

Робин вскочил на ноги. – Бежим! – закричал он Марии. – Быстрее! Бежим!

Он обогнул стол, схватил Виггинса, который все это время занимался вкуснейшей косточкой у ног Марии, и раньше, чем кто-нибудь понял, что они задумали, они помчались, громко стуча каблуками, по каменным ступеням, ведущим к маленькой галерее.

Но через минуту мужчины поняли их замысел, и пустились вдогонку, и дети не смогли бы убежать, если бы не Захария, который самым неожиданным образом прикрыл их отступление. Раздувшись вдвое больше своего обычного размера, фыркая и невероятно громко шипя, он остался позади Марии и Робина, его огромные зеленые глаза испускали такое ужасное пламя, что преследователи на минуту опешили, и все четверо искателей приключений взбежали по ступеням, выбежали на галерею и через маленькую дверь попали в дружелюбную тьму винтовой лестницы.

– Побежали, – прошептал Робин. – Еще пять минут, Мария, и мы доберемся до Рольва и Барвинка.

Дети только добежали до крыши, как услышали, что преследователи грохочут вслед за ними по лестнице. Они вскарабкались на зубец, а оттуда по ветке знакомой сосны обратно к стволу. Мария бежала первой,. и она так сильно боялась этих людей, что на этот раз совершенно не думала о пропасти под ней. Робин следовал за ней с Виггинсом под мышкой, Захария шел последним. Они добрались до сосны, спустились по стволу, и когда они достигли земли, их подстерегала самая страшная неожиданность за весь этот ужасный день.

Рольва и Барвинка под деревом не было.

Робин ухмыльнулся и взял Марию за руку. – Пойдем своими ногами, – сказал он. – Побежали, Мария. Подбирай свои юбки и бегом. Они не осмелятся лезть по сосне, но они выйдут из парадного входа и спустятся к камням.

Они побежали, и когда достигли прогалины, Мария обернулась через плечо и увидела, что Робин был совершенно прав. Люди из Темного Леса вываливались из главного входа в замок и бежали вниз по вырубленным в камне ступеням.

– Бежим! Бежим! – подгонял Робин, но в его голосе уже слышались нотки отчаянья, трудно было понять, как ускользнуть, потому что они уже задыхались, да к тому же не знали дороги, Мария путалась в своих юбках, а Робину приходилось тащить Виггинса. Только Захария, бежавший налегке, казалось, не торопился и не боялся. И тут внезапно отчаянье обернулось радостью, потому что луч света, пронзивший темноту под деревьями, осветил прекрасное, серебристое, длинноухое создание, бежавшее перед ними.

– Это Тишайка! – еле выдохнула Мария. – Тишайка показывает нам дорогу!

Теперь они больше не боялись, хотя слышали, как их преследователи продираются за ними по лесу. Они следовали за Тишайкой и бежали, бежали, пока не увидели замаячившую перед ними огромную сосну, под которой они обедали. Тишайка бросилась к ней, сделала два больших прыжка и исчезла.

– Она побежала прямо внутрь, – прошептала Мария. – Вниз в ту дыру в земле, которую Рольв показал нам!

– Она хочет, чтобы мы тоже туда лезли, – сказал Робин.

Мария пошла первой, протискиваясь между корнями сосны, проползая на локтях и коленях, за ней Робин протолкнул Виггинса и Захарию, а потом полез сам. Это могло удасться только им. Будь они хоть чуть-чуть толще, они бы застряли. Они успели как раз вовремя. Еще минута, и первый из преследователей, добежавший до сосны, попытался поймать исчезающего Робина за ногу.

Внизу, под корнями сосны, была теплая, мягкая тьма, они соскользнули внутрь с чего-то, что им показалось земляной насыпью, а потом куда-то упали. Но они не ушиблись, а очень удачно приземлились на мягкую подстилку из сухой сосновой хвои.

Несколько секунд они лежали неподвижно, стараясь перевести дыхание, и сначала ничего не могли разглядеть в темноте. Потом, когда их глаза попривыкли, пятно света, проникавшего между корнями сосны высоко над их головами, позволило им немножко разобраться в обстановке, и они сели и огляделись. Они были в маленький пещерке под землей. Они сидели на мягкой почве, но сама низкая стенка пещеры была каменной. А потом, когда они получше огляделись, они сделали открытие, сначала напугавшее их…

Когда-то эта пещера была обитаемой… Ниша в стене почернела, как будто здесь разводили огонь, а стоящий рядом с ней на плоском камне железный котелок наверняка использовали для того, чтобы в нем готовить. На камне рядом с котелком лежал охотничий нож в металлических ножнах и потускневшая серебряная кружка. Мария и Робин подняли их и стали со всех сторон рассматривать, поднося близко к глазам в тусклом свете. Ножны, в которых лежал нож, были сделаны в форме петуха, а на серебряной кружке также угадывались очертания петуха.

– Здесь кто-то когда-то жил, – сказал Робин.

– Здесь когда-то жил Черный Вильям, – победоносно провозгласила Мария. – Наверно в те дни корни сосны еще не были такими толстыми и перекрученными, да и отверстие было достаточно большим. Все, как я сказала. Ему надоели эти ссоры, и он ушел и поселился в одиночестве в лесу.

Робин открыл рот, чтобы ответить ей, но внезапно наверху раздался какой-то тревожный звук, звук топора о дерево, и они догадались, что вовсе не спаслись, а наоборот, попались. Эти люди, слишком большие для того, чтобы пролезть в отверстие, куда проскользнули дети, решили обрубить корни дерева.

– Посмотри! – закричал Робин, чьи глаза уже так хорошо привыкли к полумраку, что все отчетливо видели. – Посмотри на Захарию!

С другой стороны пещеры, противоположной той, где они находились, был пробитый в камне треугольный вход в то, что казалось еще одной пещерой, и Захария уже стоял там, приветливо помахивая хвостом. Они двинулись за ним, но это была не пещера, а подземный коридор, ведущий в глубь земли, очень похожий на тот, что вел от Райской Двери к дому Эстеллы. Но фонаря у них не было, и тут царила полная тьма.

Однако Захария вполне заменял собой фонарь. Мария крепко держалась за его хвост, как тогда, когда она шла по сосновой ветке, а Робин шел позади, держась за ее юбку правой рукой, и таща под мышкой Виггинса. Тишайка скакала позади. Так они продвигались все ниже и ниже, спотыкаясь о камни на пути, задевая локтями о каменные стенки узкого коридора, но ведомые, направляемые и поддерживаемые хвостом Захарии.

Позади они слышали звуки топора и догадывались, что их преследователи пытаются пробраться в потайное место, потом молчание – это они осматривали то, что нашли там, а потом клацанье подбитых гвоздями башмаков по камням, сказавшее детям, что проход в коридор обнаружен.

– Но они не смогут двигаться так же быстро, как и мы, – сказал, чтобы прибавить всем храбрости, Робин. – У них же нет хвоста Захарии.

Так они бодро продвигались вперед, и внезапно в коридор стали проникать странные звуки, то громкие, то слабые, как музыка, которая то приближалась, то удалялась, то приближалась вновь.

– Что это? – спросила Мария.

– Это море, – ответил Робин. – Я уверен, лада, я уверен, что мы добрались до Бухты Доброй Погоды.

Внезапно в туннеле показался тусклый зеленоватый свет, и Мария видела, как в этом свете проступают уши и усы Захарии. В этот момент потрясающий шум моря заполнил все вокруг. Туннель расширился, и они оказались в другой, большей пещере, и против них, в дальнем ее конце, как в рамке, стал виден тусклый, но прекрасный дневной свет. Захария направился туда, но Мария задержала его, сильно потянув за хвост. – Смотрите! – закричала она. – Это лодка Черного Вильяма!

Они остановились. Лодка лежала на полу пещеры, узкая и длинная, похожая на ладью викингов. Дерево во многих местах сгнило, но весла еще лежали здесь, крепкие, красивой формы, а нос лодки был вырезан в форме огромного петуха с распростертыми крыльями.

– Ну вот! – победоносно закричала Мария. – Вот лодка, в которой Черный Вильям уплыл на закат.

– Тогда почему она здесь? – спросил Робин. – Она должна быть там, за морем.

– Когда Черный Вильям пристал к земле на закате, маленькие белые лошадки, живущие в море, притащили лодку назад, – объяснила Мария. – И одна из них втянула ее сюда.

Робин рассмеялся обидным смешком, который говорил: «Я не верю ни одному твоему слову», и они бы могли начать спор, если бы Захария, которого интересовала не лодка Черного Вильяма, а только их безопасность, не потянул с силой свой хвост, чтобы поторопить их выйти к дневному свету. Там оказался вход в другую пещеру, с песчаным полом, усыпанным ракушками, и эта пещера вывела их прямо к Бухте Доброй Погоды.

– Ах, ах! – закричала Мария. – Постой, Захария! Робин, постой! Смотри, Виггинс! Смотри, Тишайка!

Несмотря на то, что они знали – Люди из Темного Леса их догоняют, все остановились. Бухта Доброй Погоды очертаниями напоминала полумесяц. Прекрасные каменные склоны, полные пещер, обрамляли маленький пляж из разноцветной гальки, затем шла полоска золотого песка, с разбросанными на нем камнями, где жили группки алых морских анемонов, ракушек и разноцветных морских водорослей, похожих на шелковые ленты. За пределами бухты море было темно-голубым, с белыми барашками волн, похожими на скачущих лошадок, на сотни белых лошадок, стремящихся к горизонту в великолепии такого сияющего дня, что Марии захотелось кричать от восторга. В бухте потрясающей красоты море встречало их одной за другой сверкающими на солнце волнами, которые накатывали, разбивались и падали, поднимая фонтаны яркой пены и радужных брызг, ложащихся у ее ног, как опадающие лепестки.

Соленый запах моря, его прохладное дыхание, казалось, вливали потоки сил в ее усталое тело, а над головой в вышине кружились чайки, издавая странные резкие звуки.

В бухте был построен древний каменный мол, и на нем сохли рыболовные сети, и несколько безобразных рыбачьих лодчонок с грязными черными парусами, развевающимися на мачтах, были привязаны в голубой воде. При виде этих рыбачьих лодок Марию внезапно охватил гнев. Черные паруса! Безобразные лодчонки, пятнающие море. Тут должны быть голубые лодки, красные лодки, зеленые, желтые, с парусами белыми, как крылья птиц… Так оно и будет, когда удастся освободить это место от злобы Людей из Темного Леса.

Но сейчас все было совсем не так, и ее усилия по изгнанию зла потерпели полное поражение. Робин со сдавленным криком потянул ее за юбку, она оглянулась и увидела, что они вылезают из пещеры, как ужасные черные жуки из своей норы.

– Бежим, – закричал Робин.

Крутая опасная тропка взбиралась по камням к вершине обрыва, и они побежали по ней, предводительствуемые Тишайкой. Захария шел последним. Не привыкшая лазить по скалам, Мария поняла, что это очень трудно, и даже Робину было нелегко, потому что одной рукой ему приходилось тащить Виггинса. Он попытался опустить Виггинса на землю, чтобы тот карабкался сам, но Виггинс не умел передвигаться по камням и отказался идти дальше, так что Робину пришлось снова взять его под мышку. Карабкаться было ужасно еще и потому, что скоро они услышали, как стучат башмаки преследователей, быстро нагоняющих их.

Это было похоже на кошмар. Мария не знала, хватит ли у них сил, выбравшись наверх, бежать достаточно быстро. Почему, почему же Рольв и Барвинок бросили их? Ей казалось, что они никогда не доберутся до вершины. Еще несколько минут и руки Людей из Темного Леса схватят их за лодыжки. Она знала, что они уже совсем близко, потому что Захария плевался и шипел сзади.

– Быстрей! – торопил ее Робин. – Быстрей!

Но бедная Мария уже не могла двигаться быстрей. Ноги ее подкашивались, руки были ободраны и ныли от необходимости хвататься за острые камни. Единственное, что она могла – это уставиться на белый кончик хвоста Тишайки, скачущей по камням перед ней, и на два длинных уха, как два флага, развевающихся в воздухе. Было что-то успокоительное в этом кончике хвоста, что-то вселяющее бодрость в этих радостно болтающихся ушах. Тишайка действительно утишала боль и страх. Мария продвигалась все дальше, не видя вокруг себя ничего, кроме Тишайки.

Внезапно зайчиха подпрыгнула и исчезла, а пальцы Марии ухватились не за камень, а за мягкую шерсть, и она взглянула прямо в пушистую коричневую морду Рольва. Они добрались до вершины обрыва, и там их ждали Рольв и Барвинок. Как она могла усомниться в этих замечательных зверях?

– Рольв! Рольв! – закричала она, обвила руками его шею и со всей силой поцеловала его в холодный черный нос.

– Не трать времени на поцелуи! – задыхаясь, кричал позади нее Робин. – Садись на него!

Она села на него, Захария устроился сзади, а Робин с Виттинсом забрались на Барвинка, и с Тишайкой, скачущей во главе кавалькады, они, как ветер, полетели к дому, а над их головами раздавались торжествующие крики чаек. Сосны и кусты золотистого утесника мелькали по сторонам. Они скакали вверх и вниз по холмам, пока наконец не добрались до Цветочной Лощины, где они нашли Тишайку, и сосны уступили место дубам и букам, а из-за стены сада уже показались цветущие яблони с возвышающимися над ними башнями усадьбы. Теперь они были в безопасности, у самого дома, злые люди остались далеко позади, и галоп Рольва и Барвинка сменился легкой рысью. Мария и Робин перевели дух и улыбнулись друг другу, довольные тем, что спаслись от опасности.

– Да, это был великий день! – сказал Робин.

– Но то, что надо было сделать, мы не сделали, – отозвалась Мария. – Люди из Темного Леса все такие же злые, да еще и сердиты больше, чем раньше. Мы сделали их не лучше, а хуже.

– Но меня это не очень волнует, а тебя? – спросил Робин.

– Меня тоже, – сказала Мария. – Я и не ожидала успеха с первой попытки. Но мы сделали первую попытку, и начало положено.

– Это было веселое приключение, – сказал Робин. Потом он посмотрел на небо и увидел, что оно меняет цвета. – Скоро закат, – воскликнул он, – нас не было весь день. Я должен бежать домой, а то мама рассердится.

Он спрыгнул с Барвинка, протянул поводья Марии, спустил на землю Виггинса и пустился бегом через парк к домику у ворот, потом обернулся, чтобы помахать рукой Марии. Закатные лучи солнца осветили зеленое перышко у него на шляпе и румяное смеющееся лицо. Потом он скрылся из виду за деревьями, которые приняли его к себе, как будто он был их сыном.

Мария медленно скакала через сад, пока не добралась до заднего двора, где нашла Дигвида, ожидавшего ее. Он ничего не сказал, но улыбнулся ей широкой, ободряющей улыбкой, как будто говорил: «Не волнуйся! Следующий раз будет удачней!» Затем он повел Барвинка, чтобы хорошенько обтереть его и дать ему овса. Рольв тоже, когда Мария слезла с его спины, бросил ей утешающий, подбадривающий взгляд, а потом он, Захария, Тишайка и Виггинс медленно поднялись по каменным ступеням в кухню, чтобы поесть и отдохнуть. – До чего же они все устали, – подумала Мария. Все, кроме Виггинса, который возглавил процессию с видом героя-победителя…

Но Виггинс ровным счетом ничего не делал в этот день, потому что его все время несли. Он был похож на главнокомандующего победившей армии, который не нюхал пыли и пота битвы и вышагивает теперь во главе своего войска, с победой возвращающегося домой.

Только они не победители, подумала Мария, и теперь, когда с ней больше не было Робина, она была уже не такая смелая. Ей было трудно войти в дверь и встретиться взглядом с сэром Бенджамином, который сразу поймет по ее лицу, что у нее был неудачный день. Она присела на каменный парапет колодца, решив, что сначала немножко отдохнет.

На заднем дворе было красиво и спокойно, белые голуби ворковали над ней, в голубом небе над ее головой проплывали легкие розовые облачка, похожие на пушистые перышки. Она наклонилась, посмотрела в колодец и увидела там свое собственное лицо, отражающееся в темной воде, оно казалось бледным, усталым и немного грустным, и что-то было в этом лице необычное. Она подумала, что оно выглядит, как могло выглядеть лицо первой Лунной Девы, когда она собиралась навсегда ускакать из усадьбы. Может быть, перед тем, как оседлать маленькую белую лошадку, она тоже присела ненадолго на парапет колодца и смотрела, как ее лицо отражается в воде, обрамленное золотыми волосами и ниткой лунного жемчуга на шее.

– Что же она сделала с этим жемчугом? – подумала Мария.

Высокое, скрипучее покашливание, покашливание, означающее «обернись и посмотри на меня», прервало ход ее мыслей, и обернувшись, она увидела Мармадьюка Алли, стоящего на кухонном крыльце. Он кивнул ей и улыбнулся, казалось, он тоже совершенно не был разочарован неудачей усилий первого дня.

– Я собираюсь приготовить омлет для украшения твоего ужина, – сказал он, – и мне требуется масло, но я, чтобы оно не растаяло, сегодня утром положил его в колодец. Могу ли я тебя побеспокоить, молодая госпожа, чтобы ты протянула руку в отверстие прямо рядом с тобой, вытащила требуемый компонент и захватила его с собой, когда пойдешь привести себя в порядок для лучшего усвоения питания, в котором ты на этот раз несомненно должна нуждаться?

В заключении этого высказывания Мармадьюк Алли поклонился и исчез, а Мария немедленно приступила к выполнению его просьбы, потому что она знала, что на простом языке его длинная речь означала: «Ты задерживаешь ужин. Поторопись».

Она снова наклонилась над колодцем, опустила туда руку и стала нащупывать среди папоротника замечательно спрятанную в стене колодца полочку, которую сэр Бенджамин показал ей в первый день. Она тогда еще подумала, что это великолепный тайник для драгоценностей. На первой маленькой полочке она нашла только сыр, но она надеялась, что масло окажется на второй. Там действительно был маленький горшочек, и вытащив его, она подумала, что этого может быть недостаточно для великолепного омлета Мармадьюка, который всегда оказывался такого размера, что это требовало много масла. Возможно, дальше есть еще один горшочек. На этот раз она как можно дальше наклонилась над парапетом колодца и достала рукой прямо до задней стенки маленькой полочки.

Она не обнаружила там масла, но ее пальцы коснулись чего-то, похожего на металлическую коробочку, она взяла ее и вытащила наружу. Это и была коробочка, и она снова уселась на парапете колодца и поставила ее себе на колени. Она была очень старая, но на крышке еще можно было разглядеть изображение петуха. Коробочка не была заперта, и Мария открыла ее. Внутри был кусочек выцветшего, ветхого шелка, который почти рассыпался в прах, когда она коснулась его. В него была завернута нитка сверкающего жемчуга.

Мария сидела без движения, держа жемчуг в руках, губы ее улыбались от восторга при виде его красоты. Над ее головой закатное небо было уже не голубым и розовым, а золотым, и белые голуби махали вокруг нее золотистыми крыльями. Ветер прекратился, было совершенно тихо. Мария несколько раз обмотала жемчуг вокруг шеи, потом снова наклонилась над колодцем и поглядела на свое отражение. Лучи заката упали на ее песчаного цвета волосы, как на крылья голубей, и волосы засверкали вокруг ее лица, как чистое золото, и казались даже ярче, чем жемчуга на белой шее. Она улыбнулась своему отражению в воде, и в этот момент кругом стало так тихо и прекрасно, как будто весь мир затаил дыхание.

Мария снова села и подумала о жемчугах. Она поняла, как будто ей это сказала сама первая Лунная Дева, как они оказались спрятанными в колодце. Лунная Дева присела здесь на минуту в ту ночь, когда она ускакала прочь, и задумалась о том, кому принадлежат эти жемчуга, ее ли они, потому что их ей дал ее отец, или ее мужа, потому что они были единственным приданым, которое она принесла в Лунную Усадьбу. Она никак не могла решить и не хотела ни забирать то, что не ее, ни отдавать своему богатому мужу то, на что он не имел права, и поэтому она спрятала жемчуга в колодце.

С кухонного крыльца еще раз прозвучал скрипучий голос – громко и с легким возмущением:

– Молодая госпожа, час поздний…

Мария размотала нитку жемчуга, так чтобы ее можно было спрятать под воротник, и застегнула доверху все пуговицы. Затем она взяла горшочек с маслом и медленно и спокойно поднялась на кухонное крыльцо.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Этой ночью Мария несколько часов спала крепко-крепко, а потом вдруг внезапно проснулась и увидела, что в ее комнате светло, как днем. Сначала она подумала, что уже утро, а потом поняла, что самая яркая луна, которую она когда-нибудь видела, заливает через окно всю комнату своим светом. Серебристые волны света вливались в незанавешенное окно, как волны в Бухте Доброй Погоды, которые накатывали и разбивались у ее ног, как будто приглашая куда-то.

Лунный свет был таким дружелюбным, словно луна любила ее и обращалась к ней, как к сестре, освещая весь мир для нее одной. Она сняла нитку лунного жемчуга, которая еще была у нее на шее, – подняла ее в ладонях, как будто приносила ее в дар, и луна, любовно осветив их и сделав их еще в десять раз красивее, казалось, приняла этот дар.

Но Марии не хотелось отдавать жемчуг. Он так нравился ей самой. Она не хотела отдавать его даже любящей луне, а что касается Людей из Темного Леса – нет уж, этого она не могла сделать. Тем не менее она должна. Месье Кукарекур де Мрак пообещал, что перестанет творить зло, если она представит ему доказательство, что Черный Вильям не был убит сэром Рольвом, но добровольно ушел, чтобы вести отшельническую жизнь, и отдаст ему этот жемчуг.

Первое условие было выполнено, потому что когда они преследовали их с Робином, они могли видеть отшельническое обиталище Черного Вильяма своими собственными глазами, и теперь дело за жемчугом, если у нее достанет решимости отдать его… И тогда он больше не будет злодеем, и в Лунной Долине воцарится полное счастье…

Мария не сомневалась, что если она выполнит свою часть соглашения, месье Кукарекур де Мрак сдержит свою. Самые злые люди сохраняют в себе что-то доброе, и вспоминая его прямой взгляд, она была совершенно уверена, что он не тот человек, который нарушает свое слово. Тем не менее она чувствовала, что не может отдать ему этот жемчуг, который она сама нашла и который теперь казался ей частью ее самой.

– Если бы я могла отдать его тебе, – сказала она луне. – Но как я могу отдать его этому ужасному человеку?

И тут внезапно ей пришло в голову, что если она отдаст свой жемчуг месье Кукарекуру де Мраку, она в каком-то смысле отдаст его луне, ибо луна принадлежит ночи, а кто любит ночь сильнее месье Кукарекура де Мрака и его черного соснового бора? Первая Лунная Принцесса тоже пришла из ночного, темного соснового бора и принесла с собой этот жемчуг. Жемчуг куда больше подходит Людям из Темного Леса, чем Мерривезерам.

– Я это сделаю, – сказала Мария. Она не могла больше оставаться в постели, и выскочив из нее, подошла к южному окну и сквозь ветви кедра поглядела на сад.

Он был черным и серебристым, как в ту ночь, когда она приехала. Колдовство луны украло у нарциссов их золото, и каждый из них был похож на серебряную трубу, поднятую на серебряной пике. Тисы – рыцари и петухи – чернели в ночи и выглядели настолько живыми, что Марии показалось, что если нарциссовые трубы вдруг затрубят, они тут же начнут двигаться… Один из них и вправду двигался, и Мария затаила дыхание.

Мария ошиблась, тот, кто, вышел из тени позади серебристого лунного щита – прудика с лилиями – не был одним из обитателей Темного Леса. Это было лохматое четвероногое создание, медленно пробиравшееся вдоль парка. Оно подошло к башне, стало под кедром и взглянуло на нее… Это был Рольв.

Она высунулась из окна, и заговорила с ним:

– Да, я сделаю это, Рольв, и сделаю это прямо сейчас. Жди меня здесь.

Она оделась так быстро, как смогла, пытаясь сделать это тихо, потому что не хотела будить Виггинса. Как бы горячо она его ни любила, она понимала, что сегодня ночью дело пойдет быстрее, если у нее не будет других спутников, кроме Рольва. Чудный Рольв! Теперь она поняла, почему Рольв и Барвинок оставили их, когда они с Робином спасались из замка бегством. Если бы не это, месье Кукарекур де Мрак не увидел бы обиталища Черного Вильяма.

Мария надела костюм для верховой езды и дважды обернула нитку жемчуга вокруг шеи. Потом она остановилась и минутку поразмыслила. Ей не хотелось будить мисс Гелиотроп, спускаясь по ступенькам, ей не хотелось, чтобы ее заметил сэр Бенджамин. Он иногда ложился очень поздно, а она не знала, который сейчас час… Сейчас могло быть немногим больше полуночи… Сможет ли она спуститься по кедру? Конечно, сможет. В первый же вечер она обратила внимание, как он удобен для лазанья, куда удобней, чем сосна. Мармадьюк то может.

Не давая себе времени испугаться, она вылезла из окна оказалась на большой замечательной ветке, и перебираясь с ветки на ветку, нащупала наконец правой ногой под собой не твердое дерево, а мягкую пружинистую спину Рольва. Со вздохом облегчения она уселась на нее и вцепилась в его пушистый загривок.

– Я готова, Рольв.

Он тут же сильными прыжками помчался сквозь черно-белое волшебство залитого луной сада. Лапой он повернул ручку калитки, которая никогда не запиралась, и они через парк устремились к сосновому бору. Мария в восхищении смотрела на красоту лунного мира. Все было совершенно тихо и спокойно. Ни птичьих криков, ни шелеста листвы.

Но несмотря на мир и покой этой ночи, когда они оставили парк за собой и углубились в сосновый бор, Мария внезапно почувствовала отчаянный страх, но она боялась не Людей из Темного Леса, а темноты. Свет луны не проникал сквозь черный шатер сосновых ветвей, и чернильно-черная тьма казалась завесой, заглушающей не только любое движение и возможность что-нибудь видеть, но и само дыхание. Рольв продвигался теперь очень медленно, и она не могла себе представить, как он находит дорогу. Еще она боялась того, что невидимые в темноте деревья нападут на нее. И не только деревья, но и лешие и ведьмы, которые, наверно, живут в этих лесах и считают это время тьмы своим.

Она заметила, что скачет, подняв одну руку, чтобы защитить лицо, а во рту внезапно пересохло от страха. Когда невидимая веточка задела ее волосы, ей показалась, что ее схватила какая-то рука, а когда сучок зацепился за ее юбку, она решила, что чьи-то руки пытаются стащить ее со спины Рольва, и с трудом удержалась от крика., В конце концов, просто потому, что она его не видела, ей стало казаться, что никакого Рольва нет. Она скакала не на Рольве, а на ужасном, кошмарном чудовище, которое тащило ее все глубже и глубже в страх. – Если тут не появится какой-нибудь свет, я этого не перенесу, – подумала она. А затем сказала самой себе, что должна все это вынести. В конце концов она опустила руку, которой пыталась защищаться, расслабила плечи и улыбнулась в темноту.

И тут, как будто ее улыбка была пламенем, зажженным в фонаре, она вдруг смогла что-то разглядеть. Она начала различать лохматую голову того, на ком она ехала, и это был ее дорогой Рольв. Она смогла увидеть тусклые очертания деревьев. Затем серебристый свет стал еще сильнее, и он был так прекрасен, что Мария поняла – в нем не может обитать никакое зло. – Это, должно быть, лунный свет, – подумала она, но тут же сообразила, что никакой свет не мог проникнуть сквозь завесу тьмы над головой, и что даже у луны нет такого чудесного сияния.

Потом она увидела ее. Маленькая белая лошадка скакала перед ними, указывая им дорогу, и от ее чудесного молочно-белого тела, как от лампы, исходило сияние. Она скакала на некотором расстоянии от них, но в какой-то момент Мария увидела ее во всем совершенстве, напоминающую резную камею на фоне тьмы – гордый поворот шеи, развевающиеся гриву и хвост, отблеск серебристых копыт, такие странные и такие знакомые ей, как будто глаза, что смотрели на нее, были не глаза Марии, которая до сих пор не могла разглядеть ее красоту, а чьи-то другие глаза, что так часто видели ее раньше. Мария даже не удивилась, когда лошадка слегка повернула свою прекрасную голову, и стал виден странный маленький серебристый рог на ее лбу. Маленькая белая лошадка была единорогом.

После этого они помчались быстро, Рольв не упускал маленькую белую лошадку из виду. Но догнать ее они не могли, и Марии больше не удалось разглядеть ее так же ясно, как в первый момент, все остальное время это было только сверкающее видение, чьи очертания уже не так четко были видны на фоне тьмы. Все-таки Мария была счастлива, что она видит ее,4 счастлива, даже когда деревья расступились и тьма поредела, и в ярком лунном свете сияние маленькой белой лошадки постепенно начало тускнеть, счастлива, даже когда оно совсем исчезло… Теперь она видела ее дважды и больше не сомневалась в ее реальности. Может быть, она увидит ее еще. Она была твердо убеждена, что когда-нибудь увидит ее снова.

Теперь они с Рольвом легко могли разглядеть замок, а над ним в небе, как огромный щит, на котором виднелся контур человечка, согнувшегося под грузом на спине, висела луна.

– Бот бедняга! – сказала Мария. – Рольв, на луне месье Кукарекур де Мрак, и он несет на спине все свои злые дела, как Христианин из «Пути паломника». Он обрадуется, когда сможет сбросить этот груз.

В ответ на это замечание Рольв только презрительно фыркнул, пересекая прогалину, чтобы добраться до лестницы, грубо вырубленной в камне. Здесь он остановился, как бы намекая Марии, что им будет легче карабкаться, если она слезет с его спины. Она слезла, и они начали восхождение, первая – Мария, а Рольв за ней.

Они шли и шли вверх, и путь оказался такой длинный и крутой, что Марии показалось, что они карабкаются к самому человечку на луне, чтобы совершить милосердный поступок и освободить его от ноши. Наконец они добрались до последней ступеньки и еле дыша, остановились перед огромной дверью, ведущей в замок. То, что Рольв почти касался своей огромной лохматой головой ее плеча, придавало Марии храбрости. Прямо над ними оказался железный колокол, с которого свисала длинная, ржавая цепь, и она потянула изо всей силы за эту цепь. Колокольчик один раз звякнул в молчании ночи, как будто пробило час, и начался новый день.

Почти сразу же распахнулось окошко над огромной дверью и выглянуло темное орлиное лицо. Месье Кукарекур де Мрак в молчании оглядел Марию и Рольва, но его насупленные брови и крепко сжатые губы не прибавили ей храбрости. Мария ничего не сказала, только сняла жемчуг с шеи и подняла его при свете луны, чтобы показать ему, и тогда глаза месье Кукарекура де Мрака внезапно ярко вспыхнули, он захлопнул окно и исчез из виду. Со скрипом и кряхтением ржавых болтов тяжелая дверь распахнулась, и он оказался прямо перед ними, высоко подняв над головой фонарь. На его плече сидел огромный черный петух.