Текст книги "Розовая мечта"
Автор книги: Элизабет Эштон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
– Думаете, нет? Алекс, когда влюбляется, не думает о браке, он никогда не дает волю сердцу, его пассии в основном в жены не годятся.
Не успела Чармиэн ответить, как в дверь постучали, и Альтея сладким голосом спросила:
– Это ты, Алекс? Входи, милый.
Распахнув дверь брату, она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку: либо она была хорошая актриса, либо действительно сильно была привязана к нему.
– Не помешал? – спросил он. – У вас тут интересная беседа о моде?
– Мы уже закончили, заходи и присаживайся.
Он направился к дивану, оглядываясь по сторонам неодобрительно.
– Что Чармиэн думает о твоей комнате?
– Восхищается, естественно. Она девушка современная. Ты ее зовешь Чармиэн?
Он уселся, засунув руки в карманы и вытянув длинные ноги.
– Я запамятовал ее фамилию, да, кажется, и не знал никогда. Леон зовет всех своих манекенщиц по именам, а Чармиэн – имя очень подходящее, – заявил он беззаботно.
Чармиэн почувствовала, что пора уходить, и поднялась.
– Если это все, мадемуазель… – начала она, но Альтея прервала ее властным жестом:
– Сядьте, Чармиэн. Я только собралась распорядиться насчет кофе, и, Христа ради, бросьте вы эту «мадемуазель». Вы прекрасно знаете, что меня зовут Альтея.
– Моя сестра демократка, – усмехнулся Алекс.
– Зато ты диктатор. Ну что, отважишься выпить кофе с двумя дурно воспитанными девицами?
Он кивнул, и она сделала по телефону заказ. Алекс полулежал на диване, одетый по-домашнему; Чармиэн никогда не видела его столь расслабленным и доступным.
– Как вам нравится Ираклия? – спросил он.
– Если вы об отеле, который я пока только и видела, то он великолепен, – ответила она, стараясь избежать его взгляда.
– Вы видели берег и горы за ним – вот и вся Ираклия.
– Ты забыл про деревню, – вмешалась Альтея – Ты ее всегда игнорируешь, знаешь, что деревенские тебя недолюбливают.
– Что неблагодарно с их стороны, – лениво отвечал он. – В том, что этот остров появился на карте, моя заслуга.
– А может, они этого и не хотели, – парировала Альтея, – может, они бы предпочли жить своей привычной жизнью, может, они не в восторге, что в их спокойную размеренную жизнь вторгаются твои бульдозеры.
– Только старики, – отвечал он, – а молодежь, безусловно, рада переменам.
– Но ведь они утратили свободу.
– Глупости! Свобода – это миф.
Альтея ничего не ответила, но явно рассердилась. Очень кстати появился официант, принесший кофе по-турецки: черный, крепкий и горячий.
Алекс стал расспрашивать Чармиэн о послеполуденном показе.
– Альтея вольна выбирать все, что захочет, – заметил он, – и мы уже знаем, что ей подойдет.
– Есть еще две манекенщицы, – напомнила Чармиэн.
– А, да, жираф и шлюшка.
«Бедная Дезире, – подумала Чармиэн, – вот чего стоило все ее кокетство!»
– А ты уже подумал, что подойдет Хельге? – воскликнула Альтея, – Когда свадьба, Алекс?
Чармиэн так и подпрыгнула – она не предполагала, что отношения зашли так далеко. Алекс глядел загадочно.
– Ты этого ждешь? – спросил он.
– Естественно. Она ведь так и вьется вокруг тебя. И прошлой ночью на террасе.
– Мы просто любовались видом – по крайне мере, она, я же восхищался ею – благородные античные пропорции, – В его голосе слышался сарказм.
– Вот именно! Да вдобавок еще и состоятельная; собственно, у нее все есть, – добавила Альтея.
– Не все, – выразительно заметил он.
– Тебе просто не угодишь, – нахмурилась сестра, в то время как Чармиэн почему-то обрадовалась его последней реплике. – Станешь искать совершенства – никогда его не найдешь, а ты уже взрослый мальчик – тридцать с хвостиком.
– Так ты полагаешь, пора произвести на свет наследника? – усмехнулся он. – Вообще-то я серьезно над этим думаю; но мне не нужна идеальная женщина – с ней была бы смертная скука.
Чармиэн поймала его серьезный взгляд, который так не вязался со смеющимися губами.
– А вы как думаете, Чармиэн?
– Откуда же мне знать? Мне кажется, миссис Петерсен отлично вам подойдет.
– Несмотря на парижское происшествие?
– Разве это не было ей уроком? – осмелела Чармиэн и поймала на себе любопытный взгляд Альтеи.
– О да, больше она на такое не осмелится, – заявил он.
Внезапно Чармиэн рассвирепела: значит, к Хельге он испытывает не больше чувств, чем к ней или Альтее; все, что он от них хочет, это выполнения его малейших капризов.
Алекс поднялся.
– Ну, мне пора, благодарю вас за компанию, дамы. – И кинув на Чармиэн пронзительный оценивающий взгляд, с легким поклоном он удалился.
– Он и вправду довольно мил, – покровительственно заявила Альтея, потом задумчиво уставилась на Чармиэн: – Что бы вы ни говорили, он положил на вас глаз.
– Надеюсь, что нет! – вскричала Чармиэн с тревогой.
– Боитесь, соблазнит и оставит? – насмешничала сестрица. – Да он не такой, он все подчиняет интересам дела и, разумеется, собирается жениться на Хельге. Она точно такая особа, какая ему нужна на роль жены. Более романтичные не подойдут.
Проницательный взгляд для молоденькой девушки подумалось Чармиэн, а вот она бы затруднилась определить, какая жена нужна Алексу.
– Матримониальные планы вашего брата меня не интересуют, – заявила Чармиэн, игнорируя недоверчивый взор Альтеи. – Ну, мне тоже пора. Мадам Дюваль будет волноваться, если я задержусь. У нас будет нечто вроде репетиции. Вы мне больше ничего не хотите сказать? – спросила она.
– Много всего. Я надеялась, вы со мной проведете все утро. У меня тут нет настоящих друзей, – пожаловалась она, – но, если вам надо идти, мы найдем другое время.
Чармиэн заторопилась, хотя тоже была бы не прочь поболтать с Альтеей – она чувствовала, что они могли бы стать подругами. Вот с Алексом – дело другое. Пожалуй, это и невозможно, и нежелательно. Ясно, что он заигрывал с ней от скуки, ведь, похоже, его помолвка с Хельгой – вопрос времени.
Глава 6
Послеполуденный показ был устроен очень пышно. В бальном зале поставили столы, усадили зрителей, предложили им напитки, а в проходах должны были дефилировать модели.
Две стороны зала выходили окнами на море, одна глухая стена была оформлена нишами, в которых прятались фигуры девяти муз; вдоль еще одной стены была оборудована гардеробная.
Мадам Дюваль вручили микрофон, в который она объявляла выход очередной модели. После каждого из них Ивонн, Дезире и Чармиэн с помощью пары гречанок и Гортензии переодевались к следующему.
Первой вышла Ивонн в шерстяном платье до полу, приоткрывавшем ее длинные ноги, на голове у нее была шляпа-тюрбан с огретом. С развевающимся подолом она как раз походила на горделивую птицу, с которой сравнивал своих учениц преподаватель Чармиэн.
Медленный проход Ивонн вызвал бурю аплодисментов. Чармиэн стояла наготове, одетая в декольтированное вечернее платье с прозрачным лифом и длинным серебристым боа через плечо.
Сквозь щелку она могла разглядеть собравшихся – кажется, все были довольны, модели имели успех, публика увлеченно разглядывала манекенщиц. В то время как женщины заинтересованно рассматривали наряды, мужчины, которых было меньше, явно глазели на самих девушек. Самообладание стало покидать Чармиэн. Ивонн заканчивала, а мадам директриса потянулась к микрофону, чтобы объявить выход Чармиэн. Ужас сковал ее.
– Пожалуйста, мадам, – забормотала она, – я… я не могу.
– Еще не хватало! – зашипела на нее директриса.
Чармиэн опустилась на стул и закрыла лицо руками.
– Я не могу смотреть им в глаза, – шептала она.
Мадам повернулась к Дезире, одетой в экзотический пляжный туалет; та смотрела на Чармиэн с презрением.
– Идите вы, – приказала директриса и, когда вернулась Ивонн, обратилась к ней требовательно: – Быстро, следующее платье! Я так и знала, что она нас подведет! Ну-ка, соберитесь и сделайте все вдвоем, здесь больше некому этого доверить!
Чармиэн съежилась на своем стульчике, следы от руки директрисы так и горели у нее на лице. Она испытывала панический ужас – она не могла вынести всех этих направленных на нее взглядов. Если б только Леон был тут и смог ее подбодрить! От грубости мадам Дюваль ей стало совсем тошно.
Ивонн, одетая в черный костюм с открытой спиной и юбкой-брюками, проплыла мимо с презрительной миной. Внезапно появился Алекс.
– Чармиэн? – обратился он к ней.
– Эта дурочка ошалела от страха! – прошипела мадам, пожав плечами.
Алекс взял Чармиэн за руки и поднял со стула.
– Вы не можете подвести всех нас, – заявил он властно, – Леона, Альтею и особенно меня. – Он стал ласково поглаживать ей руку. – Чего вы боитесь? Всех тех баб, которые сидят там? Но они вам в подметки не годятся. Никогда не поверю, что вы такая трусиха!
От прикосновения его рук ее пальцы потеплели. Магнетический ток прошел по жилам и нервам, она вся словно завибрировала. Вернулась Дезире, и Алекс подтолкнул Чармиэн вперед:
– Идите, Чармиэн.
Она все еще стояла.
– Да черт вас дери, – процедил он сквозь зубы, – идите же!
Он вытолкнул ее вперед, так что она стала видна всей публике. Девушка стала робко спускаться в проход, уставясь взором на море за окнами. Она совершенно оцепенела, путь впереди казался бесконечным. Затем она обернулась и увидела наблюдавшего за ней Алекса, всем своим телом ощутила она его повелительный взгляд.
И вдруг, так же как тогда, в ателье Леона, она перестала чувствовать страх. Гордо вскину голову, она приняла изящную позу манекенщицы движения ее стали совсем иными: раскованными, плавными.
Проникавшие через окна солнечные лучи заиграли на светлых волосах, придали абрикосовый оттенок рукам и шее. Вся в сиянии света, она сознавала, что множество глаз устремлено на нее, но по настоящему чувствовала лишь взгляд Александроса Димитриу.
Затем вышла Дезире, а Чармиэн вернулась, и девушки-гречанки стали быстро переодевать ее. Ей было стыдно стоять в одном белье перед все еще находившимся там Алексом, но он не глядел на нее, беседуя с мадам Дюваль.
– Ну вот, лед тронулся, теперь все будет хорошо, – сказал он.
– Надеюсь, – с сомнением отвечала директриса – в жизни не было показа столь плачевного. Весьма признательна за ваше своевременно появление, мсье, сожалею лишь, что доставили вам беспокойство.
Алекс кивнул и, к облегчению Чармиэн, исчез. Директриса гневно взглянула на нее.
– Мсье Себастьен еще об этом узнает! – пообещала она.
Она с тревогой наблюдала за следующим выходом Чармиэн, но девушка не подвела. Она все проделала правильно, но уже не излучала такого тепла и сияния, как в первый раз. Тогда она была под влиянием какой-то магнетической силы, которую нельзя даже объяснить.
Когда все закончилось, мадам Дюваль вышла на поклоны. Некоторые модели пришлось показать на бис. Алекс удалился посреди показа, и на финальном торжестве его не было. Подошедшая Альтея объявила, что первое показанное Чармиэн платье было восхитительно, но она не уверена, подойдет ли оно ей.
– Зато оно как будто вам предназначено, – добавила Альтея.
Сама она была одета в малиновый костюм, в котором Чармиэн признала творение Себастьена. Этот туалет делал ее гораздо старше зрительно.
– Алекс испарился, – пожаловалась она, – так что мне приходится самой здесь хозяйничать и присматривать за гостями. Некоторые уже собираются уезжать.
И она с достоинством проследовала в зал, показывая всем своим видом, что может, когда захочет, сыграть и светскую даму. Вскоре ушла и Чармиэн, Гортензия оставалась хлопотать с помощницами.
Чармиэн была потрясена происшедшим, в особенности той легкостью, с какой Алексу удалось овладеть ее эмоциями. Он ею манипулировал, как куклой. Если он может так влиять на нее, ей есть о чем задуматься. Здесь кроется опасность. Он был похож на хозяина кукольного театра когда хотел, дергал своих марионеток за веревочки.
После позднего обеда у девушек было свободное время; они предпочли расслабиться, чтобы быть готовыми к вечернему показу в десять часов. Чармиэн захотелось побыть одной, и она вышла на улицу. Вопреки желаниям Алекса она надела брючки и майку, чтобы ее не узнал кто-либо из бывших на показе гостей.
Минуя лифт, она вышла через боковую дверь в рощу тщательно ухоженных пальм. От патио в горы шла дорога, девушка догадалась, что ведет она в деревню. Между домами появлялись люди, но сама дорога была пустынна. Чармиэн нацепила солнечные очки и пошла вперед. Об огромные валуны, попадавшиеся на пути, можно было пораниться; не было ни машин, ни прохожих, попадались лишь козы и ослики. Она вспомнила, что ослы здесь – обычный вид транспорта, и предположила, что островитяне перевозят на них свои грузы. Склоны поросли чертополохом, о котором говорил Алекс, и ворсянкой. Она узнала несколько птичек – галок, ястребов и стаю черного воронья, каркающего на вершине скалы.
Солнце, хотя и прошло зенит, светило жарко, и она стала уставать. Ей хотелось дойти до деревни, но та оказалась дальше, чем предполагалось. По скалам лазали козы, щипая скудную растительность. Вообще, растениям на этом суровом острове приходилось не сладко. Маленький мальчик в лохмотьях, очевидно приставленный к козам, присел в тени и наигрывал на дудочке щемящую песенку, которая своим немудреным мотивом как-то особенно пронзила Чармиэн. На глаза у нее навернулись слезы, и она отерла их рукой. Такая чувствительность была ей самой в новинку – все это, вероятно, под влиянием романтических окрестностей и недавно перенесенных переживаний, думала она.
Она забиралась выше, дорожка становилась все уже и каменистее. Ее крутизна в сочетании с жарким солнцем измучили девушку. И хотя она могла уже рассмотреть темные крыши первых деревенских домов, она решила отдохнуть. Подобно тому пастушонку, Чармиэн тоже уселась в тени скалы и огляделась.
Далеко внизу оставалась плоская крыша отеля надстройкой для лифтовой шахты. Там же возвышались два флагштока – один с национальным греческим сине-белым флагом, второй с эмблемой «Аполло» в виде золотого солнца на алом поле. Виднелась полоска пляжа с точечками, которыми отсюда казались пляжные тенты и загорающие. Белая стрелка мола выделялась на фоне пришвартованных судов, среди которых она смогла опознать «Ксантиппу». Другие яхты плавали позади них в открытом море под разными цветными парусами и, как огромный айсберг двигался круизный белоснежный пароход. И, словно доисторические чудища, лежали на дальнем горизонте сине-пурпурного моря, скалистые острова.
Вид отсюда открывался очень красивый. Он наполнял ей сердце большей радостью, мешало только чувство стыда за свой провал. Она не прошла первого же испытания! Правда, Алекс спас её но то, как он это проделал, расстроил ее даже больше, чем собственная паника. Актрисы, как ей говорили, часто испытывают страх перед выходом на сцену, однако же справляются. Мадам Дюваль распишет этот инцидент всеми красками по возвращении в Париж, и Леон никогда уже не даст ей больше шанса. Таким образом, ее карьера манекенщицы закончится, не начавшись. Между тем сегодня предстоит еще один показ; неужели все повторится? Опять, что ли, вызывать на подмогу Алекса? Она сидела опустив голову и желала одного – чудом оказаться вон на том уходящем пароходе. Из этой задумчивости ее вывел звук шагов спускавшегося человека, и она посмотрел на дорожку. Алекс шел со стороны деревни. Он сменил свою парадную одежду на тонкую рубашку и брюки. «Интересно, – подумала она, что же заставило его уйти с конца представления, да еще в деревню?» Она притаилась под скалой в надежде, что он ее не заметит, но надежда была тщетной – от его зорких глаз не ускользало ничего. Конечно, он ее увидел и резко остановился. Подумав, он сошел дорожки и приблизился к ней, хмурясь.
– Что, помилуй Бог, вы тут делаете? Да еще вырядились как мальчишка! – Он раздраженно оглядел ее костюм, который не стал лучше после долгой, пыльной дороги.
– Я пошла прогуляться, и оделась так, как мне удобно, тем более что я не на работе.
– Вы на службе. Тут или там, всякий узнает в вас манекенщицу Себастьена. Леон предпочел бы, чтобы вы поддерживали имидж его салона, а в таком виде вы едва ли послужите ему хорошей рекламой.
Она постаралась унять подымавшийся в душе гнев, так как чувствовала себя обязанной этому человеку, спасшему ее сегодня от позора. Вместо отпора, она произнесла просто:
– Извините. Я не думала кого-либо встретить, и менее всего вас. А козы моим видом не интересуются.
Однако он не хотел мировой.
– Если вас не видели на выходе, то увидят, когда вы придете. Вы смотритесь пугалом.
– Я выскочила черным ходом, – пробормотала она, – честно говоря, не думаю, что кто-нибудь из важных персон меня узнал бы.
– Это правда, вы ведь выходили только раз, – его лицо смягчилось, – но быть узнаваемой – это часть вашей работы. Что вас сюда привело? Вам бы сейчас валяться на пляже, а не карабкаться по камням.
– Мне хотелось посмотреть деревню.
– Она того не стоит, просто нагромождение неопрятных домишек и тропинок.
– Неопрятных? – прозвучал в ее голосе укор.
– Уверяю вас, моей вины здесь нет. Я их давно готов переселить, но, как сказала Альтея, они держатся старых привычек. И ненавидят новшества. Тут когда-то был замок крестоносцев, потом его разрушили, а материал использовали под строительство. Ну да… – он уловил ее удивление, – здесь были и франки, и вообще – кого здесь только не было. Нам нравится думать, что мы потомки древних греков, но вообще наша история ведет отсчет от войны за независимость. Моя мать была похожа на венецианскую герцогиню с молочно-белой кожей, рыжими, как у вас, волосами и такими же огромным темными глазами.
Чармиэн польстило сравнение, но все же она ответила:
– У меня не рыжие волосы.
– Под солнцем рыжевато-золотистые. Давайте их распустим, и я вам докажу.
– По дороге, – быстро произнесла она. Теперь настал ее черед сказать ему кое-что. – Я не поблагодарила вас за то, что вы сделали сегодня, – честно призналась она. – Не пойму, что со мной было. Поверьте, я очень, очень признательна.
– Вот как? – Он вскинул брови.
– Как вы можете сомневаться? Это долг, который я никогда не смогу оплатить.
– Могу вам рассказать, как оплатить хотя бы проценты по нему, – вкрадчиво заметил он.
Ее глаза в испуге расширились, быстренько он ухватился за возможность, которую она ему опрометчиво предоставила. Значит, ему требуется плата за услугу – ей бы стоило уже знать, что он никогда ничего не делает не подумав.
– Но… вы говорили, что больше никогда не станете… посягать… приближаться… – напомнила она ему в смятении.
– Ни Боже мой. То, что я имел в виду, совсем невинно. – Глаза его прищурились лукаво.
– Так… чего же вы хотите?
– В знак благодарности вы должны меня поцеловать, предложил он легкомысленно. – Я бы счел это частью платежа.
Она покраснела, подумав с облегчением, что он запросил немного; хотя пока это только «часть платежа». Внезапно ей пришло на ум, что он все это предложил из озорства, – он ведь обожает играть с ней.
– Почему вы всегда хотите меня дразнить? – упрекнула она его. – Моя благодарность была совершенно искренней.
– Я тоже совершенно серьезен и прошу только подтвердить вашу искренность.
Она поглядела на него искоса – красивое лицо было так близко, что можно было разглядеть золотистые искорки в глазах, изящный рот чуть насмешливо улыбался.
– В чем же проблема? – спросил он мягко. – Вы находите меня столь отталкивающим?
– Нет, нет! Но… вы ведь на самом деле этого не хотите?
– Не хочу? Крошка, да зачем же я просил бы об этом, если б не хотел?
Став пунцовой от смущения, она с колотящимся сердцем положила руки ему на плечи и, приподняв голову, коснулась губами его гладкой щеки – даже этот легкий поцелуй воспламенил ее так же сильно, как и в тот раз. Она почувствовала тепло его мускулистого тела и замерла в блаженстве. Но его реакция была совершенно неожиданной – вместо того чтобы заключить ее в объятия, он, коснувшись ее рук, мягко отпустил ее. Лицо и глаза его были совершенно непроницаемы.
– Это лучшее, на что вы способны? – спросил он и, получив в ответ покорный кивок, засмеялся. – Я думал, шесть месяцев в Париже у Себастьена сделали из вас женщину. Возможно ли, чтобы в наши дни девушка вашего возраста оставалась столь непорочной?
– Мне стыдно, – прошептала она.
– Вы меня стыдитесь?
– Вас особенно.
– Вы меня, право, удивляете. Я думал, мы знаем друг друга достаточно хорошо.
Она ничего не отвечала, а он смотрел на ее легкую фигурку и улыбался.
– Может слишком хорошо? – предположил он. – Но я не давал вам поводов бояться меня. Вы словно полураспустившийся цветок, Чармиэн, жаждущий солнца, которое должно вот-вот заставить вас раскрыться. Признаю, что я вас чуть-чуть помучил своими нападками, но у меня не было намерения обрывать ваши лепестки – я всего лишь позавидовал тому счастливцу, который когда-нибудь вами завладеет.
Отвернувшись, он вытянулся во всю длину и прикрыл глаза. Крайне разочарованная, Чармиэн боролась с абсурдным желанием заплакать, каждый нерв в ее теле был натянут от нереализованного эмоционального напряжения. Теперь совершенно понятно, что он не считает ее достаточно зрелой для серьезной любви. Это было очень обидно. Это вовсе не так, думала она. И все же девушка была уверена, что он не совсем уж к ней равнодушен. Между ними было сильное притяжение, при всей своей неопытности она это чувствовала. Справившись с волнением, она сказала грустно:
– Не знаю, что вы там подумали про Париж, – до сих пор не было ничего, кроме тяжелой работы.
– А что вы будете делать, если поймете, что это не ваше признание? – спросил он, по-прежнему не открывая глаз.
– Почему вы так говорите? Из-за того, что случилось сегодня? – тревожно вскинулась она.
– Ну, это… все пустяки, – ответил он сонно, – с этим вы справитесь, просто вы… слишком женщина, чтобы вести павлинью жизнь.
– А вы слишком грек, – парировала она, – вам надо, чтобы женщина сидела дома.
Он не отвечал и, казалось, уснул, лежа совсем тихо, а она, томясь, смотрела на его длинную фигуру. Ей представился случай незаметно понаблюдать за ним, и она изучала его сверху донизу; лучи солнца освещали его правильные, классические черты и стройную фигуру – в своей неподвижности он напомнил ей мертвого рыцаря, оставленного на поле боя. Она даже поежилась от таких мыслей.
Ей сейчас так хотелось отдаться своему порыву, прильнуть к его губам – не с тем дружеским, холодным прикосновением, а с долгим, страстным поцелуем. Стиснув руки, чтобы удержаться от безответственного поступка, она припомнила, что обещала Леону быть благоразумной.
– Вставайте! – беспомощно вскрикнула она, опасаясь повторения неконтролируемых желаний. – Вы сгорите на солнце.
У него ведь не было очков, а припекало сильно. Он открыл глаза и улыбнулся ей так нежно, что весь преобразился, – она даже не представляла, что он может так улыбаться.
– Для меня солнце не опасно, – заметил он, поднимаясь. – Извините мои дурные манеры, я просто устал. Руководить только-только открывающимся отелем – задачка не из легких. Я ходил в деревню с целью попробовать найти новых молодых работников – у нас в них нужда; однако убедить родителей, что «Аполло» – не логово порока, я не смог. Скорее они предпочтут, чтобы сыновья стали контрабандистами.
– Контрабандистами?
– Средиземноморье всегда было рассадником контрабанды. Разумеется, я этого не одобряю и потому среди них непопулярен. Однако нам пора. – И он вскочил на ноги.
Чармиэн переполняли новые впечатления – она всегда думала, что контрабандисты – народ опасный, а он ходил к ним один и без оружия.
– Будьте осторожны! – попросила она, когда он протянул ей руку, чтобы помочь подняться.
– Вы думаете, со мной может что-то случиться? – с любопытством спросил он.
– Конечно, – отвечала она простодушно. Потом рассмеялась беззаботно: – Если с вами что-нибудь случится, кто мне поможет справиться с моими трудностями?
– Ага, всегда за нашей заботой о других кроются корыстные мотивы, – заметил он насмешливо, но глаза его смотрели добродушно.
– Естественно, – спрыгнула она на дорожку.
– Осторожнее, предостерег он, – можете поскользнуться и сломать лодыжку.
– Теперь вы беспокоитесь за меня или за ваш показ мод?
– Естественно, за мой показ, – пошутил он, – вам бы лучше опереться на меня.
– Одна забралась, одна и выберусь. – Однако дорожка была скользкая и крутая и она чуть не упала, а он едва успел ее поймать. Они стояли на склоне холма в косых лучах солнца, и на мгновение их губы соприкоснулись. Чармиэн совершенно обмякла в его руках, в этот день она больше не могла сопротивляться чувствам. Она не имела понятия, как долго он обнимал ее: время остановилось; затем она почувствовала, что его объятия ослабели.
– Так вы все же не так уж равнодушны ко мне, – заговорил он слегка охрипшим голосом, – но, милая, что скажут мои близкие, если увидят меня целующимся с себастьеновской манекенщицей?
Она огляделась с тревогой:
– Никого же нет вокруг, козы и те ушли.
– На крыше отеля есть телескоп, заметил он сухо, – поставлен для развлечения гостей, и мне бы не хотелось служить для них еще одним бесплатным удовольствием.
– Мне тоже, – заторопилась она вырваться из его рук и устремилась вниз. Потом до нее дошло, что хоть он и не против более близких отношений с ней, но против того, чтобы об этих отношениях стало известно. Мысль эта ранила ее. Но чего еще могла она ожидать в своем положении?
– Плохо, если миссис Петерсен смотрела в эту сторону, – бросила она ему из желания уколоть, – вам будет трудно объясняться с ней.
Девушка опять шла, не глядя на дорогу, и вновь поскользнулась, а он ее вновь подхватил.
– Вы таки свернете себе шею, – с ухмылкой заметил он, – а что касается Хельги, может, вы ревнуете?
– Вы себе льстите, – съехидничала она.
Он выпустил ее руку.
– Будет лучше, если я пойду первым. А вы следуйте за мной – произнес он холодным тоном.
Больше он не говорил с ней, а она шла покорно, сожалея, что упомянула вдову. Алексу всегда не нравилось, если о ней вспоминали, и теперь он, кажется, рассердился. Заходящее солнце удлиняло тени скал, они казались опаснее. И человек, шедший впереди, казался другим, ей пришло в голову, что они движутся в традиционной греческой манере: мужчина надменно шествует впереди, женщина семенит следом за ним. В этом – покровительственность со стороны мужчины. Он защитник. Алекс шел впереди, указывая путь; она вдруг поняла, что с радостью шла бы за ним до скончания века.
Дойдя до патио, он бросил ей короткое «пока» и направился к порту, а девушка проскользнула в ту же боковую дверь, через которую вышла.
Ей надо было принять душ, перекусить и подготовиться к вечернему выходу. Ужаса она уже не чувствовала; все ее существо было переполнено другими эмоциями. Чармиэн больше не могла закрывать глаза на правду: безнадежно и безответно она любит Александроса Димитриу.
В тот вечер Чармиэн сияла: кожа ее светилась, глаза горели как звезды, на губах играла обольстительная усмешка, и она не ходила, а скользила по подиуму. Собственно, это была совсем другая женщина. И мир она видела по-другому. Она ощущала себя так, как будто проснулась к новой жизни после долгого сна.
Мадам Дюваль сделала насчет ее изменившегося облика свои выводы но не вполне верные. То что это следствие любви, она поняла верно, но что это за любовь, она понять не могла. Она была практичной парижанкой отвергавшей романтику. Она возблагодарила Господа и любовника этой девчонки, имя которого могла, как ей казалось, отгадать, за то, что привели ее в чувства. Она даже сделала Чармиэн после представления комплимент.
Алекса не было, и Чармиэн заметила это с облегчением – ей требовалось время, чтобы свыкнуться со своими новыми ощущениями.
В тот вечер она не думала о будущем, просто вспоминала каждый миг их встречи там, на горе, и особенно момент его пробуждения, когда Алекс одарил ее такой нежной улыбкой. Должно быть, он что-то испытывает к ней, в этом она почти не сомневалась, вот только что это за чувство? Может ли быть это настоящей любовью? Ведь если это настоящая любовь, она поможет им преодолеть пропасть, которая их разделяет. Сказка о Золушке может стать былью. Даже мысли о Хельге не тревожили ее, ведь Альтея говорила, что он на самом деле ее не любит. И сейчас она верила в это. Ее природная независимость, ее здравый смысл находились временно в подчинении у других чувств. Сегодня она жила в сказке.
Когда показ окончился, она застыла отчужденно вздрагивая от шума и гама, царивших вокруг. Хорошо бы остаться одной! Она поглядела с тоской в сторону темнеющего моря. Но в такое время девушка не осмелилась бродить по пляжу в одиночестве из опасений, что пристанет какой-нибудь подгулявший постоялец. В спальне же приходилось делить место с Гортензией. Директриса советовала им пораньше лечь спать. Завтра ожидался круизный лайнер, и им предстоял новый утомительный день.
Ивонн, подцепившая нового поклонника, воспротивилась и уединилась с ним на террасе. Мадам, спасовавшая перед ее злым языком, возражать не посмела, хотя и боялась, что хозяин не одобрит флирта с гостями. Девушки здесь для того, чтобы демонстрировать туалеты, а не развлекать мужчин. Однако Алекса нигде не было видно, может быть, он ничего и не заметит. Раздраженная мадам вернулась к остальным девушкам и обнаружила, что Чармиэн тоже исчезла.
Она прошла все той же боковой дверью, так можно было уединиться на несколько минут без всякого риска. На эту сторону выходило лишь несколько окон, да и ночь была очень темной.
Ей было интересно, что делает Алекс. Она заметила на террасе Хельгу, беседовавшую с кем-то, но его там не оказалось. Вероятно, он занят делами; у него, должно быть, полно всякой бумажной работы в отеле, и он не может постоянно заниматься гостями. В лицо ей ударил луч фонарика, и она в испуге отпрянула.
– Кто это? – спросила она, едва различая очертания фигуры.
– Гость из космоса, – провозгласил загробный голос, и раздался звонкий девичий смех; Альтея взяла ее за руку и повела к освещенному входу, – моя дорогая Чарм, что ты здесь делаешь?
– Ничего особенно романтического, просто захотелось немного побыть одной.
– Подозрительное желание для молодой девушки. Может, поднимешься со мной и составишь мне компанию? Спать еще рано. Алекса нет поблизости?
– Не видела. Он тебе нужен?
– Нет-нет! Ему не нравится, когда я гуляю вечерами, а я всегда это делаю, и ничего плохого со мной не случается. Пошли, покажу дорогу, где нас наверняка никто не увидит.
Она открыла дверь на служебную лестницу, узкую, крутую и в этот час пустынную, и, поманив Чармиэн, легко стала взбираться наверх. Чармиэн охотно последовала за ней.
Будучи единственной близкой родственницей Алекса, Альтея представляла для нее большой интерес, она была как бы частью любимого человека. Да и сама по себе девушка нравилась ей, кроме того, в данный момент она была единственным человеком, чье общество ей не было неприятно.
