Текст книги "Розовая мечта"
Автор книги: Элизабет Эштон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
– Погляжу потом, я не думаю, что Жермена может опуститься до мелкого воровства. У нее, наверное, будет шок, если она узнает, что я здесь я и сама в это не могу поверить, и не могу выразить, до чего я вам благодарна.
– Оставьте, – попросила Рене.
– Но это правда? Я надеюсь, Жермену не уволят? – с тревогой спросила она хоть она и плохой подругой оказалась, но причинять ей боль не хотелось.
– Во всяком случае не из-за вас, – разуверила ее Рене. – Ею не очень у нас довольны. Леон, наверное, подыщет ей что-нибудь подходящее; он хорошо относится к персоналу.
– Вопреки тому, что рассказывал вчера! – не поверила ей Чармиэн.
– Он только шутит – Леон любит шуточки.
Рене окинула оценивающим взглядом девушку в постели – волосы Чармиэн красиво струились по плечам, кудряшки вокруг щек, глаза, все еще в тенях от усталости, казались громадными на бледном лице; края ночной рубашки приоткрывали тонкие очертания шеи и груди.
– Вам сегодня надо ехать? – спросила она.
– Увы, – отвечала Чармиэн, откусывая круассан, – голову мне преклонить некуда, отпуск кончается.
На ее лицо набежала тень при мысли о ждавшем её в понедельник магазине, маленьком домике в пригороде, где она делит с сестрой тесную комнатку. Ее родители, главным желанием которых было удачно выдать дочерей замуж, не в состоянии были понять мечты девушки поехать в Париж. Невольно она вздохнула.
– Вы могли бы остаться здесь на некоторое время, – нерешительно предложила Рене, – мне бы хотелось иметь вас рядом. Англичан тут мало, Леон полагает, что мог бы использовать вас в салоне, – тут сердце Чармиэн так и подпрыгнуло, – но он пока думает как. Показ коллекции завершен, через месяц салон закроется, и наступит мертвый сезон. А мы собираемся в «Шатовьё» – это за городом. Там у нас чудесно. – Лицо ее просветлело.
– То есть после вашего отпуска я могла бы вернуться? – задумалась Чармиэн.
– А вам и не надо уезжать. У меня для вас есть маленькое предложение, если вы не слишком щепетильны. Девушка, которая присматривает за малюткой Жаком уходит. Вы имеете опыт общения с детьми?
– Не особенно много.
– Ну, тут главное – иметь здравый смысл остальному вы научитесь быстро: менять ему одежду и кормить. И еще вам придется гулять с ним каждый день, если вы не будете возражать.
– Возражать? – воскликнула Чармиэн. – с удовольствием, и вообще я люблю детей.
И я знаю, как менять им одежду, – у меня есть маленькие племянницы. Так, мадам, вы говорите…
Она стремительно потянулась и чуть не опрокинула столик, который удержала Рене. Остаться в Париже и не возвращаться к своей нудной службе – да за это она готова была мести улицы, если б Рене ей это предложила.
– Пожалуйста, зовите меня по имени, – предложила хозяйка. – Мы с Леоном составили этот маленький план ночью. Вы станете присматривать за Жаком и сможете поехать с нами в «Шатовьё». Мы вас снабдим карманными деньгами, а потом вы сможете начать работу в салоне. У вас ведь, как я поняла, иностранный паспорт. Так что Леон должен получить для вас разрешение.
– Это просто подарок судьбы! – воскликнула Чармиэн.
– Ну, не совсем так, – предостерегла ее Рене. – Жак похож на своего отца – или все, или ничего; вы еще убедитесь, это очень требовательный малыш.
Но Чармиэн так не показалось. Жак был самый покладистый ребенок, окруженный всеобщей любовью и, кроме того, как положено в его возрасте, проводивший три четверти жизни во сне. Глаза его как раз начали темнеть, под стать темным волосикам на голове, а на губах играла шаловливая улыбка. Чармиэн практически в одиночку заботилась о нем, так как мать нередко отлучалась по делам. Они с мужем часто бывали на встречах и приемах – как и у большинства французов, приглашать гостей домой было не принято.
Дом вела опытная домоправительница, родом из деревни, которая не терпела вмешательства в свои дела, особенно в кухне. Сначала она отнеслась к Чармиэн недоверчиво, но по мере успехов девушки во французском и убедившись, что эта юная особа не посягает на ее права, стала услаждать ее болтовней по вечерам. Она рассказала Чармиэн о ее предшественнице, которая, кажется, была пренеприятной особой с замашками диктатора. Пришлось пожаловаться Рене, и та, хоть и англичанка и манекенщица, живо все устроила как надо. Мариэтта не всякую женщину подпустила бы к Леону, которого она обожала с детства.
– Не одобряю я этих моделей, – говорила она попросту, – расфуфырятся как павлины, вот, – она ткнула в гулькающего ребенка, которого Чармиэн держала на руках, – вот для чего созданы женщины.
Чармиэн с сомнением покачала головой. Не то чтобы ей не хотелось со временем иметь семью, просто вначале ведь надо было найти мужа – такого мужа, как… Нет, такого, как Алекс, ей не найти никогда.
Леон объявил, что устроит ее на курсы обучения после отпуска.
– Ваша осанка, дитя мое, еще не вполне идеальна, хотя у вас хорошая фигура и привлекательная внешность. Как только вас подготовят, вы попробуетесь в качестве манекенщицы.
Она принялась с жаром его благодарить, он лишь посмеивался над ее энтузиазмом:
– Ну, довольно. Попозже ваш пыл может быть, угаснет. Такая жизнь изнуряет. Моя жена это испытала. С началом работы на младенцев времени у вас не останется.
У Чармиэн сжалось сердце, ей было бы жаль расставаться с малюткой Жаком и гостеприимным домом Себастьенов, где с ней обходились как с членом семьи, но, разумеется, она понимала, что не могла жить с ними вечно.
Салон закрылся на период отпусков, и семейство переехало в Шатовьё – просторный дом из серого камня с двориком и зубчатыми башенками по углам. В одной из них жила мать Леона – тоже англичанка, как рассказывала Рене, увлекавшаяся садоводством, повсюду были плоды ее трудов: всевозможных оттенков розы, гвоздики, лилии и лаванда, заросли душистого горошка и прочие душистые растения росли поодиночке и купно. Мадам Себастьен старшая не любила регулярных французских садов с аккуратно подстриженными клумбами и деревьями, скучающими по садовым ножницам.
Внизу протекала речка, окруженная ивами, а к дому вела аллея обсаженная, ломбардскими тополями, вокруг не было оживленных дорог, и место было тихое и уединенное.
На этом прекрасном фоне жизнь Чармиэн была довольно скучной. Теперь у Рене не было светских обязанностей, а у Жака появилась преданная бабушка, и Чармиэн была предоставлена сама себе. Она встречалась с семьей лишь за столом – пожилая дама много времени проводила у себя, а Рене и Леона, относившихся к ней очень дружелюбно, девушка не считала возможным беспокоить во время их короткого совместного отпуска. Они были поглощены друг другом, а Чармиэн чувствовала себя одиноко. Рене советовала ей расслабиться и отдохнуть, воспользовавшись моментом, перед грядущей тяжелой работой, но девушка не находила себе места, ею все больше овладевало нетерпение. Она совершала долгие прогулки, но в послеполуденную пору становилось очень жарко, и тогда она усаживалась на речке в зеленой прохладе и, наблюдая за отражением солнечных бликов в воде, предавалась мечтам об Александросе Димитриу.
Ужасное завершение того вечера стерлось из памяти, но остались два образа, запечатленные четко и ярко, – красавца грека и его дамы блондинки. В старом журнале она наткнулась на статью о мадам Петерсен. Она считалась законодательницей моды в Париже, имела домик в Швеции, а зимы всегда проводила во французской столице. Чармиэн стало интересно, как закончилась их бурная ссора. Возможно, они помирились и спасаясь от августовской жары, уехали куда-нибудь на север. Со смешанным чувством боли и радости представляла она их, то в сосновых лесах, то купающимися в прохладных озерах – она ощущала себя столь далекой от них, что даже не могла ревновать по-настоящему; просто восхищалась ими, как божествами – прекрасными и недоступными.
Как-то в конце дня она открыла громадный шкаф, служивший ей гардеробом, чтобы выбрать платье к ужину, и наткнулась на «Грёзу», сиявшую в пластиковом чехле. Здесь лежали все ее пожитки, поскольку она не собиралась возвращаться на Садовую улицу. Чармиэн ласково погладила платье – только оно напоминает теперь о том сказочном вечере.
Возвращаясь как-то с речки, она посторонилась, чтобы дать дорогу направлявшемуся в замок большому серому автомобилю. Сердце ее бешено забилось: не видела ли она эту машину раньше? Однако она заставила себя успокоиться – в мире достаточно таких машин. И вообще, пора уже покончить с этим наваждением. «Это здешняя расслабляющая атмосфера так на меня влияет; вот вернусь в Париж, приступлю к работе, и жизнь моя снова обретет смысл».
Она стояла на краю дорожки, позади был парк. На ней был зеленый льняной брючный костюмчик, блузка-безрукавка оставляла открытыми слегка загорелые шею и руки, копна волос была перехвачена зеленой лентой. Когда машина проехала мимо, девушка заторопилась в дом, чтобы привести себя в порядок на случай, если появился гость. «Странно, – думала она, – по-моему, они никого не ждали».
Но автомобиль вдруг замедлил ход, развернулся и поехал ей навстречу. Потом остановился прямо у ее ног. Чармиэн стояла как вкопанная, пока единственный пассажир авто выходил из-за дверцы. Чармиэн не поверила своим глазам, она сочла это галлюцинацией.
– Так я не ошибся, – раздался знакомый голос, – это дублерша моей Альтеи. Но, детка, что вы тут делаете?
На сей раз без шляпы, взъерошивая волосы нетерпеливой рукой, он выглядел если не лордом Байроном, то одним из его героев – Корсаром или Донжуаном. На нем была белая шелковая рубашка с короткими рукавами, серые брюки и цветной шейный платок. Лицо было точно такое, каким она его запомнила, – гладкое – цвета слоновой кости, только чуть тронутое загаром. И все тот же зоркий взгляд из-под черных бровей.
Поняв, наконец, что он не призрак, Чармиэн попыталась придать лицу холодное выражение и, задрав подбородок, выпалила почти с вызовом:
– Я живу у Себастьенов.
– Вот как? Понятия не имел, что вы знаком с почтенным Леоном и его милой супругой. Вы мне об этом не говорили.
– А надо было? – Говорить правду ей не хотелось.
– Нет. Но если б я знал, что вы знакомы, все было бы проще.
– А разве были какие-то сложности? – Она упрямо и намеренно его провоцировала – ей страшно не хотелось, чтобы он заметил, в какой шок повергло ее, его неожиданное появление.
– Нет? – Губы его тронула усмешка. А ведь тогда вы мне показались глухонемой.
– Я просто смущалась, – ответила она, – мы ведь были совершенно незнакомы.
– А теперь знакомы, не так ли? – Он стоял вплотную к ней; сердце у девушки готово было выскочить наружу.
– Конечно, мы ведь провели ту ночь вместе – объяснила она.
Откинув голову, он расхохотался, показав белейшие зубы:
– Хотел бы я, чтоб это было так!
Чармиэн залилась краской, поняв, что именно она сказала. А он еще и усилил ее смущение:
– Но ведь у нас еще все впереди, не так ли?
Ну, это уж слишком – вконец пристыженная, она искала средство возмездия.
– Это не понравилось бы миссис Петерсен, правда? – съязвила она. – Наш ужин тогда, по-моему, испортил ей настроение.
Выстрел наугад достиг цели – он перестал смеяться и нахмурился.
– Мне нет дела до ее настроений, – отрезал он.
– Ах, вот как.
Смятение, вызванное его внезапным появлением, улеглось, теперь ее душе боролись разные чувства. Здесь было восхищение, неуверенность в себе, боязнь его насмешек, любопытство… Не прошла еще и обида – ведь он тогда воспользовался ею, для того чтобы отомстить этой шведке. Может быть, и сейчас ему что-то от нее нужно. Снова вспыхнуло благородное негодование и желание ранить. «Если он думает, что я беспомощное дитя, так он заблуждается! Чармиэн медленно произнесла, вслушиваясь в свою спокойную и холодную речь:
– Если вы собираетесь завести со мной еще и роман, чтобы уязвить мадам Петерсен, то вам следовало бы постыдиться. Подобные мотивы для меня оскорбительны.
Она была горда собой, считая, что высказалась очень разумно. Он должен понять, что она больше не будет марионеткой в его руках! Однако девушка совершенно не ожидала такой реакции – одним быстрым движением схватив ее и приблизив лицо почти вплотную, он произнес угрожающе:
– Не пытайтесь меня соблазнить – у меня большой арсенал средств борьбы. Знаю я вас – снаружи лед, внутри пламень, – руки его сжались сильнее, он перешел на шепот. – Хотите потягаться со мной?
Она тщетно старалась вырваться из его рук.
– Пожалуйста, – взмолилась она, – пожалуйста… отпустите меня.
– Не отпущу.
Их губы встретились – огонь охватил ее, тело обмякло, и у нее возникло страстное желание прильнуть к нему, вверить всю себя. Но тут она опомнилась, почувствовала почти ужас. Так вот он какой, ее сказочный принц!
Тщетно стараясь вырваться из его сильных рук, девушка беспомощно отворачивала лицо. Он, кажется, был уверен, что ее сопротивление не более чем кокетство. Алекс внимательно посмотрел на нее и вдруг понял, что ошибается. Девушки, шляющиеся по парижским улицам и цепляющиеся к незнакомцам, обычно знают, на что идут; но здесь перед ним совсем иной случай. Какая-то ее беспомощность, явное отсутствие игры пробудили в нем жалость. Да, обычно он берет то, что хочется, не задумываясь о чувствах партнера. Но сейчас он был растроган.
– Господи, да вы совсем еще ребенок! – произнес он почти с нежностью. – Не хватало мне еще прослыть совратителем.
Он старался говорить весело, а девушка стояла перед ним бледная и дрожащая, скрестив руки на груди и опустив глаза. Лента с ее головы сползла, и прекрасные волосы рассыпались по плечам.
– Позвольте дать вам совет, крошка, – продолжил он, – не пытайтесь меня провоцировать, в каждом из Димитриу сидит черт, и его легко разбудить. В следующий раз вы так легко не отделаетесь.
Внезапная вспышка гнева охватила Чармиэн – она сжала кулаки и гордо откинула голову назад.
– Никакого следующего раза не будет, – крикнула она, – уж будьте уверены! Не думаете, что если подарили мне платье… – И тут же примолкла. «Какой идиотизм – напоминать ему об этом! Нет, я не умею с ним разговаривать».
Он искренне рассмеялся:
– Вы что же, думаете, я пытался купить вашу невинность? Когда Александрос Димитриу желает женщину, он предлагает ей больше, чем красивый туалет.
Он прищурился и с любопытством наблюдал за ней. Несомненно, она была на грани срыва, и он ждал, во что это выльется, интересно, не попытается ли она использовать ситуацию в своих целях? Однако она была лишена корысти, и он это понял.
– Я не продаюсь, – заявила она презрительно, – и любовь не покупают. – Чармиэн вспыхнула, – при чем тут любовь? Он ведь и не говорит ей о любви. Алекс нравился ей все меньше.
– Правда? – спросил он недоверчиво. – Вы это говорите, несомненно, исходя из своего опыта?
– Я имею в виду истинную любовь, – заявила она надменно.
– А что вы про нее знаете? – вкрадчиво поинтересовался он.
– Нет, это невозможно! – вспылила она, ощущая себя крайне неловко под его пристальным взглядом. – Прошу вас, прекратите.
– Обещаю вам, – сказал он уже совершенно спокойно, – что больше вас не обижу. Есть много других женщин, заслуживающих… э… моего внимания, с которыми все происходит без… такого шума.
Вот и все. Его поцелуй не значил совершенно ничего ни для нее, ни для него.
– Захочется чтобы я опять поцеловал вас, – попросите, – добавил он мягко.
– Вот еще! – внезапно залилась она краской.
Он же, протянув руку, прикоснулся к ее волосам длинными пальцами.
– Прелесть, – заметил он безмятежно, – словно золотой дождь. Однако, – он посмотрел на часы, пора бы, кажется, ехать. Могу я предложить подвезти вас?
Чармиэн чувствовала себя до крайности неловко, смущенная и его поведением, и своей собственной глупой и смешной реакцией.
– Нет, благодарю, мистер Димитриу, холодно откликнулась она, – предпочитаю пройтись. Пока.
Не успела она сделать и десяти шагов, как почувствовала на плече его руку.
– Не глупите, – просто сказал он, – ну что такого в поцелуе? Вы преувеличиваете значение простых вещей и слишком горячитесь. Зачем идти пешком, когда рядом машина.
Это внимание тронуло ее, она уже готова была простить его.
– Нет, мне лучше пройтись, – продолжала она сопротивляться.
– Да ладно вам! – нетерпеливо скомандовал Алекс. – Полезайте в машину! – И он почти насильно посадил ее туда. – Хватит с меня ваших капризов.
У Чармиэн все же был кое-какой романтический опыт. Юноши-ровесники ухаживали за ней. Она считала, что знает кое-что о мужчинах. Но внезапные переходы Алекса от деспотичной требовательности к нежной мягкости сбивали ее с толку. Обычно она держала ситуацию под контролем, но в отношениях с ним чувствовала себя беспомощной.
– Да что вы себе позволяете? – беспомощно лепетала она. Со мной еще никто не обходился так… грубо.
– Грубость моя всегда вынужденная.
– Но не на сей раз, – ввернула она.
Он только хитро усмехнулся. Она нехотя примостилась на сиденье, поглядывая на него украдкой: лицо его стало непроницаемым, неужели он вообразил, что она капитулировала? Всем своим видом девушка демонстрировала независимость.
Он же заметил сухо, усевшись рядом с ней:
– Физическая сила – последнее преимущество мужчины перед женщиной. Но у вас и на это есть ответ – вы, видно, занимались джиу-джитсу.
– Спасибо за идею! Надо бы взять несколько уроков.
Она обрела присутствие духа.
– Ну, со мной вам и тогда не справиться, – разуверил он ее и запустил мотор. Дорогая машин послушно заурчала. Чармиэн оценила роскошь внутренней отделки – на приборной панели была даже серебряная вазочка с двумя гвоздиками и веточкой адиантума.
– Какая огромная машина! – невольно воскликнула она.
– Мне всегда нравится лучшее.
– Не всем это по карману, – бросила она.
– Чертовы богачи, хотите сказать? – Он улыбнулся, взглянув в ее напряженное лицо. Машина мягко скользила вперед.
– Мсье Себастьен сказал, что денег у вас больше, чем нужно, – безжалостно кольнула она его.
– Он совершенно прав, – откликнулся собеседник, – вы, помнится, намекнули за ужином, что неплохо бы мне потратиться на благотворительность. А это, детка, не так-то легко. Неразумная филантропия может принести больше вреда, побуждая к лени и коррупции. Лучше уж поспособствовать созданию рабочих мест для людей, которые хотят трудиться.
– И это снова принесет большие деньги, – заметила она, припомнив замечание Рене о предполагаемом строительстве отеля.
– Может, принесет, может, и нет.
– Ну вряд ли вы станете вкладывать туда, где можно потерять деньги.
– То есть вы имеете в виду, что я такой бессердечный и расчетливый?
Она колебалась – еще недавно ей приходилось защищаться, сейчас же она боялась его обидеть.
– Что-то вы не слишком уверены, – бросил он.
Они как раз подъехали к дому.
– Странный вы, – вынуждена была признать она.
Он улыбнулся.
– Странные нравятся, – интригующе заявил он.
– Только когда они этого заслуживают, – парировала она уже у двери.
Девушка легко открыла дверь и проскользнула к боковому входу, в то время как Леон и Рене вышли на террасу навстречу нежданному гостю.
Глава 3
Неожиданное появление лучшего клиента Себастьена вызвало в замке переполох. Греческий магнат великодушно принял предложение отобедать и отдохнуть.
Захлопотала взволнованная прислуга, хозяин кинулся составлять походящее меню для гостя-гурмана.
– Алекс хочет обсудить с Леоном одну свою затею, – объявила Рене Чармиэн, когда они столкнулись позже в коридоре, – показ мод, который он хочет приурочить к открытию нового отеля. Он думает, что это поможет привлечь новую клиентуру, но ему придется подождать, пока мы не вернемся в Париж. Леон должен отдохнуть.
– Мистер Димитриу не слишком озабочен чужими проблемами, – заметила Чармиэн.
– Кто платит, тот заказывает музыку, – согласилась Рене. – Алекс действительно носится со своим проектом и ожидает такого же рвения от всех остальных; ему и в голову не приходит, что Леону, может, вовсе не хочется заниматься делами в свой отпуск. Ну ладно, принарядитесь к обеду, он будет сервирован в большой столовой.
Чармиэн была смущена. Обычно они втроем обедали в неформальной обстановке в гостиной Рене – уютной комнате на втором этаже в центре дома, иногда к ним присоединялась пожилая дама. Парадная столовая представляла собой громадное помещение на первом этаже с большими окнами на террасу. Девушка была там лишь один раз по приезду, когда Рене показывала ей дом. Для гостя устраивали парадный обед, и это создавало проблемы для Чармиэн, так как у нее не было вечернего туалета.
Лежа в горячей ванне, она размышляла, как ей быть. От дальнейших контактов с Алексом после встречи в парке она уклонилась, проскочив в свою комнату, и видеть его ей не хотелось.
Она не могла вспомнить эпизод на дороге без содрогания. И свое собственное поведение оценивала теперь как ужасное. Надо же быть такой наивной дурой! Не сумела держать дистанцию. Зачем было упоминать Хельгу Петерсен? Это и вывело Алекса из равновесия. Не ее дело было влезать в его отношения с той красоткой. По каким уж там причинам Алекс лишил блондинку своего общества – ей-то, Чармиэн, что за дело! Обидно только, что он втянул ее в свои интриги. Но тут уж она сама допустила оплошность, дав себя вовлечь в его дела, а он этим полностью воспользовался.
Кроме того, девушка не могла забыть его объятий; она уже не вспоминала, как в тот момент испугалась. Ей было стыдно самой себя. Что он там ей наговорил по поводу какого-то там пламени внутри – она теперь понимала значение этих слов. Но ведь это ничего общего не имеет с истинной любовью. Он очень ее привлекал, и она хотела бы ему нравиться. О, если б ему можно было довериться! Но ведь с таким мужчиной это опасно. «Господи! Помоги мне разобраться в себе».
Они находились на разных полюсах не только вследствие обстоятельств, но и по характерам, жизненным принципам. Это непреодолимо? Но он ведь ей совершенно определенно заявил, что не станет ее больше обижать. Кое-чего она все-таки добилась. Она заставила его понять, что с ней нельзя обходиться как с уличной девчонкой.
Посмотрим, как он будет вести себя дальше. Если во время этого обеда Алекс собирается опять над ней посмеяться, то надо быть готовой дать ему отпор.
Она осторожно вылезла из огромной мраморной ванны – в замке все было необъятных размеров – и насухо вытерлась большим белым полотенцем. «Не могу же я весь вечер просидеть в своей комнате. Если сказать, что у меня болит голова, Рене станет волноваться. Или еще хуже: подумает, что это отговорка, что я настолько смущена его приездом. Это, пожалуй, близко к правде. Но нельзя, чтобы они об этом догадались. Придется все-таки пойти».
И оставалась еще проблема – в чем пойти. Она безнадежно перебирала свои немногочисленные платья – они годились для отпуска с Жерменой и выглядели даже миленько, но ни в коем случае не являлись вечерними туалетами, подходящими для ужина с миллионером и парижским Кутюрье. Тут на глаза ей попалась «Грёза».
Она извлекла платье из чехла – мягкая струящаяся ткань так и просилась в руки. Но Чармиэн не смела надеть его: это стало бы вызовом тому, чьих насмешек и замечаний она боялась больше всего на свете. Однако и он сам, и Леон убеждали ее, что это платье принадлежит ей. И для такого случая оно было словно специально сшито.
Она натянула его через голову – в большом зеркале отразились абрикосового оттенка шея и руки медные волосы и переливающиеся складки оттенков морской волны. Она снова оценила, насколько оно прекрасно. Нет, она не могла его надеть – это было бы слишком вызывающе в доме, где ей надлежало оставаться скромной гостьей.
Стук в дверь возвестил о приходе Рене; она была восхитительна в новом наряде, белом с золотом. Чармиэн оторвалась от своего отражения в зеркале и посмотрела в глаза мадам Себастьен. Рене, очевидно, была в восторге.
– Я забыла про это платье, – сказала она, – сегодня оно на редкость уместно. Я пришла предложить вам какой-нибудь свой наряд, но ничего лучше «Грёзы», конечно, не может быть. Вы выглядите превосходно, дорогая.
– Но я не могу его носить, – вздохнула Чармиэн, – вы разве не помните? Это же… его мне отдал мистер Димитриу.
– Ну так он будет рад увидеть вас в нем, – заявила Рене, – людям нравится, когда их подарки ценят. – Она бросила оценивающий взгляд на девушку. Вам нужно какое-нибудь украшение на шею. Пойдемте со мной, у меня есть ожерелье, которое придаст вашему туалету законченный вид.
Чармиэн покорно проследовала за ней в соседнюю комнату, готовая уже надеть «Грёзу». Спальня Рене причудливо сочетала старину и модерн – на стенах были старинные гобелены, мебель была резная, а на окнах современные модные занавески. И очень современные по дизайну две сдвинутые кровати с безукоризненным сине-белым бельем. Глаза Чармиэн округлились, она подумала: «Может Рене хочет сделать ее мишенью для насмешек». Девушка в ужасе прогнала эту мысль. Что за подозрительность! Эта женщина искренне добра к ней.
– Рене! – взмолилась Чармиэн.
Прозвучал гонг к обеду, и обе заволновались. Гонга Девушка еще не слышала, поскольку обычно Себастьены обходились без подобных формальностей.
– Господи, мы опаздываем! – воскликнула Рене, – Вот, дорогая. Это подойдет сюда отлично, – И она протянула подвеску из лунного камня на золотой цепочке.
Чармиэн машинально приняла драгоценность и примерила ее, а Рене, защелкнув ларец, одобрительно кивнула.
– Вот теперь хорошо, – сказала она и заторопилась. – Пойдемте, мы не должны заставлять их ждать.
Взволнованная Чармиэн проследовала за ней к лестнице.
Мужчины и мадам Себастьен-старшая ждали их в холле. Леон и Алекс смотрелись очень элегантно в превосходно сшитых смокингах, пожилая женщина была в сливового цвета бархатном платье и старинных кружевах выглядела она светской дамой до кончиков ногтей. Широкая лестница позволяла Рене и Чармиэн спускаться рядом друг с другом. Леон был в восхищении, Алекс же слегка насмешлив.
– Я польщен, – объявил Леон, – ваша красота стоит моего искусства. Вы обе прекрасны, мои милые.
– Греческие богини, – подмигнул Алекс, – Афродита и… ну, не знаю – нет не Гера. Фигура вашей жены, Леон, слишком стройна для царицы небес.
– Психея, – внесла свою лепту старая дама.
– Тогда Леон, должно быть, Эрос, – заметил Алекс. – А я, разумеется, Пан.
– Полубог-полузверь, – задумчиво протянул Леон, – очень вам подходит, мой друг. – Он слегка злорадствовал.
– А не таковы ли мы все? – произнес Алекс. – Искра Божья в куске глины.
– Пока вы философствуете, обед остынет, – заявила старая дама. – Вашу руку, молодой человек.
Алекс поклонился ей с преувеличенной любезностью, а Леон, выставив локти, пошутил:
– Поскольку в мужчинах у нас недостаток я заявляю права на обеих богинь.
В таком составе процессия проследовала в столовую.
На длинном полированном столе, застеленном кружевной скатертью стояло старое столовое серебро и красное венецианское стекло, в центре возвышалась тяжелая ваза с фруктами. У Себастьенов, помимо модельного бизнеса, были и другие источники доходов, а этот замок со всем содержимым был куплен еще дедом Леона. Своей древней славой дом этот был обязан герцогскому роду, утратившему свое величие во времена революции, но он избежал разграбления, поэтому серебро и посуда остались с тех времен. Мягко мерцали свечи, расставленные на столе, тяжелые занавеси были раздвинуты, и сквозь открытые окна в комнату проникали ароматы сада, выращенного трудами мадам Себастьен-старшей.
История этого замка пленила Чармиэн; здесь она почувствовала прелесть и обаяние старинного поместья. Вот так, должно быть, здесь было всегда: мужчины в черном и блестящие дамы при свечах неторопливо вкушают диковинные блюда.
Леон сидел во главе стола, а Рене тактично уступила свое место справа его матери. Она сидела слева от мужа, Алекс рядом с ней, а Чармиэн, поместившаяся напротив, испытывала некоторый дискомфорт под его лукавым взглядом. «Он как будто удивляется тому, что я нахожусь здесь, – подумалось ей. – Впрочем, я и сама этому удивляюсь. Все это словно во сне. Только бы он не кончился».
– Леон говорит, что берет вас в свое дело, – обратился к ней Алекс. – Это будет очень удобно. Поскольку ваши размеры абсолютно те же, что и у моей сестры, он будет использовать вас, создавая для нее одежду.
Когда он говорил это, то оглядывал ее обнаженные руки и плечи так, что ей захотелось вылить на него свой бокал вина.
– Чрезвычайно удобно, – сухо заметил Леон, – но я планирую найти для мадемуазель работу получше. Вряд ли ей понравится быть манекеном для вашей сестры. Хотя ей многому еще предстоит научиться.
– Ну разумеется, – с чувством произнес Алекс, и девушка вся вспыхнула.
– Вы не так поняли мсье Себастьена, – выпалила она вдруг.
– А вы уверены, что вполне понимаете меня? – спросил он, вскинув брови.
– Давайте не говорить о делах, – вмешалась пожилая дама, почувствовав напряжение. – Может быть, мистер Димитриу расскажет нам о своем греческом острове. Я слышала, что, к сожалению, он скоро будет подвергнут коммерциализации.
– Я становлюсь филантропом, – он бросил колючий взгляд на Чармиэн, – неправильно было бы пользоваться всеми прелестями островной жизни лишь для собственного удовольствия.
– Выгодная филантропия? – предположил Леон.
– Вероятно. – Алекс оставался невозмутим. – Это даст работу местному населению, которое влачит жалкое существование из-за истощения рыбных промыслов.
Он описал остров под названием Ираклия – просто нагромождение скал, поросших чертополохом, но там есть удобная бухта для приема круизных судов. Заметив удивленное выражение лица Чармиэн, он пояснил:
– Я вижу, у вас, как и у большинства людей, неправильное представление об Эгейских островах. Вы думаете, там полутропический рай наподобие того, что можно встретить на Ионических островах. Да, там есть и лимоны, и маслины, и виноградники, на склонах можно даже выращивать пшеницу, но большей частью земля эта каменистая и скудная гористая лава. А когда дует северо-восточный ветер, становится холодно.
– Звучит не слишком приятно, – прокомментировала мадам Себастьен-старшая – Кто же туда поедет? Или вы их заманите роскошно лживой рекламой?
– Это очень однобокая позиция. Нет, мадам, я ведь еще не упомянул море – величайшее благо всего архипелага, море сказочной красоты, оно поможет мне привлечь туда людей. Там будет рай для парусников. – Глаза его загорелись – он явно горячо любил море.
– Ну, где теперь найдешь парусник, – саркастически вставил Леон, – у вашей громадной белой яхты очень сильный мотор.
– Ну, это только для дела, – объяснил Алекс. – Не могу же я тратить время, идя под парусом до Афин! Хотя я это проделывал ради удовольствия. У меня хороший набор судов, и я их сдаю напрокат. Несмотря на все недостатки, Эгейское море привлекает туристов, а приличных отелей недостает. Ираклия станет портом для океанских лайнеров, а мой отель «Аполло» будет иметь успех.
