Текст книги "Преследование праведного грешника"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 47 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Барбара! Привет, привет! Мы с папой пускаем мыльные пузыри. Иди к нам и посмотри. Когда они попадают на свет, то сияют, как радуга. Ты видела такое, Барбара? Ну же, смотри, смотри!

Девочка и ее отец сидели на деревянной скамейке перед их квартирой, причем дочь была озарена последними лучами заходящего солнца, а отец скрывался в глубокой тени, прорезаемой огоньком его сигареты, похожим на светлячка. Отец нежно погладил дочку по голове и встал с присущей ему церемонностью.

– Вы к нам присоединитесь? – спросил у Барбары Таймулла Ажар.

– Да, да, да! – закричала девочка. – После пузырей мы будем смотреть по видику «Русалочку». А на угощение у нас есть глазированные яблоки. Правда, у нас их всего два, но я поделюсь с тобой. Мне все равно не съесть одной целое яблоко.

Девочка соскользнула со скамейки и вприпрыжку побежала по газону навстречу Барбаре, потряхивая трубочкой для пускания воздушных пузырей и оставляя за собой вереницу радужных шаров.

– «Русалочку», вот как? – задумчиво сказала Барбара. – Даже не знаю, Хадия. Мне никогда особенно не нравились диснеевские фильмы. Все эти парни в доспехах, вызволяющие из беды худосочных принцесс…

– Но этот-то про русалочку, – прервала ее Хадия.

– Отсюда и название. Ну да. Верно.

– И ее не сможет спасти никакой парень в доспехах, потому что он тяжелый и сразу утонет. И вообще никто ее там не спасает. Она сама спасает принца.

– С таким поворотом сюжета я, пожалуй, могу смириться.

– Ты, наверное, еще не видела этот фильм? Ну так сегодня сможешь увидеть. Только приходи к нам. – Хадия крутилась на месте, окружая себя кольцом воздушных пузырей. Ее длинные толстые косы взлетали за спиной, а стягивающие их серебряные ленты поблескивали словно стрекозы. – Эта русалочка просто прелесть. У нее золотые волосы.

– Видимо, они хорошо смотрятся на фоне ее чешуи.

– А на груди у нее две симпатичные маленькие ракушки.

Для наглядности Хадия приложила к своей плоской груди ладошки, сложенные в форме чашечек.

– А-а, для защиты стратегически важных мест, – понимающе кивнула Барбара.

– Разве ты не хочешь посмотреть кино вместе с нами? Ну пожалуйста. Не забывай, что у нас еще есть целых два глазиро-о-ованных я-я-яблока… – протянула она для убедительности.

– Хадия, – тихо сказал отец, – приглашение совсем не обязательно повторять дважды. – И добавил, обращаясь к Барбаре: – В общем, мы были бы очень рады, если бы вы зашли к нам.

Барбара обдумала его предложение. Вечер, проведенный с Хадией и ее отцом, предоставлял возможность развлечься по полной программе, и эта мысль пришлась ей по душе. Хорошо было бы посидеть в обнимку с ее маленькой подружкой, поваляться на мягких подушках, заложив руки за голову и болтая ногами в воздухе в такт музыке. Потом, когда Хадия отправится в кровать, можно будет еще пообщаться с отцом малышки. Таймулла Ажар тоже надеялся на такую приятную перспективу. Этот обычай сложился у них в последние месяцы вынужденного бездействия Барбары. А последние несколько недель они виделись особенно часто, и их разговоры постепенно вышли за пределы банальных или вежливых тем, обсуждаемых малознакомыми людьми, и стали напоминать задушевные беседы двух личностей, испытывающих друг к другу симпатию.

Однако в этом-то и заключалось препятствие. Дружеское общение предполагало, что Барбаре придется рассказать о встречах с Хильером и Линли. Придется сообщить правду о своем понижении в звании и о том, что ее заменили человеком, в котором она видела конкурента. А поскольку восьмилетняя дочь Ажара и была тем самым ребенком, чью жизнь Барбара спасла в Северном море, предприняв отчаянные, импульсивные действия – действия, которые она умудрялась скрывать от Ажара все три месяца, прошедших после той злополучной погони за катером, – то Ажар мог почувствовать себя ответственным за крушение ее карьеры, а это было совсем ни к чему.

– Хадия, – сказал Таймулла Ажар, заметив молчаливую задумчивость Барбары, – я думаю, что на сегодня хватит мыльных пузырей. Отнеси-ка это в комнату и подожди меня дома, пожалуйста.

Хадия нахмурила лобик и огорченно заморгала.

– Но, папуля, а как же маленькая русалочка?

– Мы посмотрим ее, как и собирались, Хадия. А пока отнеси пузыри в свою комнату.

Девочка бросила на Барбару умоляющий взгляд.

– Больше половины глазированного яблока, – сказала она, – если ты захочешь, Барбара.

– Хадия!

Она лукаво улыбнулась и убежала в дом.

Вытащив из нагрудного кармана безупречно чистой белой рубашки пачку сигарет, Ажар предложил ее Барбаре. Она с благодарностью взяла сигарету и прикурила от его зажигалки. Он молча наблюдал за Барбарой, пока она сама не выдержала и не заговорила:

– Я выжата как лимон, Ажар. Пожалуй, сегодня мне придется отказаться от вашего приглашения. Но тем не менее спасибо. Передайте дочери, что в другой раз я с удовольствием посмотрю с ней какой-нибудь фильм. Будем надеяться, что его героиня Fie окажется похожей на карандаш с силиконовой грудью.

Ажар не сводил с нее внимательного взгляда. Он изучал ее с той дотошностью, с какой иные покупатели изучают в супермаркете этикетки на консервных банках. Барбаре мучительно захотелось отвести глаза, но она сумела выдержать его взгляд. Он сказал:

– Сегодня вы, должно быть, вернулись к работе.

– Почему вы так…

– Судя по одежде. Значит, ваша… – он замялся, подыскивая наиболее деликатное определение, – ваша ситуация в Скотленд-Ярде разрешилась, Барбара?

Лгать не имело смысла. Хотя ей удалось скрыть от него истинную причину ее рабочих неприятностей, он знал, что она торчала дома из-за вынужденного отпуска, связанного с дисциплинарным разбирательством. С завтрашнего дня ей вновь придется каждое утро вытаскивать себя из кровати и тащиться в Ярд, поэтому рано или поздно он заметит, что она больше не разгуливает по утрам в Риджентс-парке, подкармливая прожорливых уток.

– Да, сегодня все разрешилось, – признала Барбара и так глубоко затянулась сигаретой, что ей пришлось отвернуться, чтобы выдохнуть дым в сторону, а заодно и отвести глаза.

– Правда? Но зачем я спрашиваю? На вас форменная одежда, значит, все закончилось хорошо.

– Верно. – Улыбка у нее получилась далеко не искренняя. – Все закончилось. Полностью. У меня по-прежнему есть доходное занятие все в той же полиции, и мой пенсионный фонд продолжает расти.

Она потеряла лишь доверие единственного важного для нее человека в Скотленд-Ярде, но это не стоило упоминания. Барбара даже не представляла, когда сможет заговорить об этом.

– Это хорошо, – сказал Ажар.

– Верно. Это замечательно.

– Я рад, что та история в Эссексе не повредила вашей работе в Лондоне.

И опять ей пришлось выдержать пристальный и прямой взгляд его темных глаз, блестящих, как шоколадное драже, на фоне коричневато-ореховой кожи, поразительно гладкой для тридцатипятилетнего мужчины.

– Ну, в общем, да, – сказала она. – Все разрешилось просто великолепно.

Кивнув, он наконец отвел от нее глаза и взглянул на выцветшее вечернее небо. Свет лондонских огней позволяет увидеть лишь самые яркие звезды. И даже их сияние с трудом прорывается сквозь покрывало грязно-серого смога, который не в силах рассеять надвигающаяся тьма.

– В детстве меня лучше всего успокаивала ночная тишина, – тихо произнес Ажар. – В Пакистане наша семья отходила ко сну но старым традициям: мужчины и женщины спали в разных комнатах. Поэтому по ночам, лежа рядом с отцом, братом и дядюшками, я всегда чувствовал себя в полной безопасности под их надежной защитой. Повзрослев и приехав в Англию, я забыл о том ощущении. То, что успокаивало меня в прошлом, стало, напротив, смущать меня. Я вдруг осознал, что вспоминаю лишь звуки похрапывания отца и дядюшек да запахи, исходящие от пускающего ветры брата, Постепенно привыкнув к личной спальне, я подумал, что мне повезло наконец отделаться от их соседства и теперь я мету проводить ночи либо в одиночестве, либо в приятной компании. И до сих пор меня это только радовало. Но сейчас я вдруг понял, что мне хочется вернуть тот старый обычай, когда любое, самое тяжкое бремя или скрытую в душе тайну не приходилось нести или терпеть в одиночестве, по крайней мере ночью. Его слова звучали так утешительно, что Барбаре вдруг захотелось ухватиться за его приглашение и найти в разговоре с ним желанное успокоение. Но она взяла себя в руки и сказала:

– Видимо, в Пакистане не готовят детей к жизни в реальном мире.

– А каков он, этот реальный мир?

– Тот, что постоянно напоминает нам: мы все одиноки.

– И вы верите, что это правда, Барбара?

– Я не просто верю. Я это знаю. Мы проводим дни, пытаясь сбежать от ночных дум. Мы работаем, развлекаемся, занимаем себя разными делами. Но потом вновь приходит время сна, и от этого никуда не деться. Даже если мы делим с кем-то постель, их способность сладко спать, когда мы мучаемся от бессонницы, достаточно ясно говорит нам, что каждый из нас сам по себе.

– Так подсказывает вам философия пли жизненный опыт?

– Ни то ни другое, – сказала Барбара. – Просто такова жизнь.

– Но жизнь можно изменить, – возразил Ажар.

Последнее замечание тревожным набатом взорвалось в голове Барбары и быстро затихло. Если бы это возражение исходило от любого другого мужчины, то его можно было бы истолковать как приглашение к дальнейшему разговору. Но Барбара давным-давно поняла, что она не из тех красоток, с которыми любят поболтать парни. И даже если ей случалось порой выглядеть привлекательно, то сейчас был явно не тот случай. Сумеречное рандеву с коротышкой в мятом льняном костюме, придававшем ей сходство с бесполой поганкой, едва ли возбудило бы даже самого непритязательного кавалера. Поэтому она лишь сказала:

– Ну что ж, бывает и так, – и, бросив сигарету на землю, придавила ее носком туфли. – В общем, приятного вам вечера. Развлекайтесь вместе с русалочкой. И спасибо за сигаретку. Мне ее как раз не хватало.

– Всем чего-то не хватает.

Ажар вновь полез в нагрудный карман. Барбара подумала, что в ответ на ее благодарность он собирается предложить очередную сигарету. Но вместо этого он протянул ей сложенный листок бумаги.

– Сюда заходил сегодня один джентльмен, искал вас. Потом попросил меня обязательно передать вам эту записку. Сказал, что сначала хотел оставить ее в дверной щели, но побоялся, что она пропадет.

– Джентльмен?

Барбара знала только одного мужчину, к которому незнакомый с ним человек мог бы автоматически применить это слово. Она взяла записку, почти не надеясь на такое чудо. И оказалась права, поскольку почерк на листке бумаги, вырванном из блокнота на пружинках, принадлежал вовсе не Линли. Барбара внимательно прочла восемь слов: «Позвони мне на пейджер, как только получишь записку». Далее следовал номер пейджера. Подписи не было.

Барбара вновь сложила записку. При этом она заметила то, что было написано на наружной стороне и что, вероятно, уже увидел и истолковал по-своему Ажар, прежде чем вручил ей послание. На внешней стороне листка крупными печатными буквами было написано: «ДК Хейверс». «К» в данной аббревиатуре означало «констебль». Вот это-то Ажар и понял.

Она встретила его взгляд.

– Похоже, меня опять подключили к делу, – бодро сказала она со всей возможной искренностью. – Спасибо вам, Ажар. Тот парень не сказал, где он будет дожидаться звонка?

Ажар отрицательно качнул головой.

– Он просил только обязательно передать записку вам в руки.

– Ладно. Спасибо.

Она кивнула ему на прощание и, развернувшись, пошла в сторону своего дома.

Ажар поспешно окликнул ее по имени, но, когда она остановилась и оглянулась, он старательно изучал мостовую.

– Не могли бы вы рассказать мне…

Его голос сошел на нет. Он вновь поднял на нее глаза, что, казалось, стоило ему немалых усилий.

– Что рассказать? – как можно спокойнее спросила Барбара, старясь не обращать внимания на холодок, пробежавший по спине.

– Рассказать… как чувствует себя ваша мать, – закончил Ажар.

– Мама? Ну, в общем… Она ужасно расстраивается, когда пазлы не складываются в картинку, а в остальном, по-моему, у нее все в порядке.

Он улыбнулся.

– Что ж, это приятная новость.

И, тихо пожелав ей доброй ночи, ушел в свой дом.

Барбара направилась к своему обиталищу, маленькому коттеджу, прятавшемуся в глубине дворового садика. Увитый ветвями белой акации, он ненамного отличался от отдельного сарая со всеми удобствами. Войдя в дом, Барбара тут же скинула с себя жакет, бросила нитку фальшивого жемчуга на стол, служивший иногда также гладильной доской, и прошла к телефону. На автоответчике не было никаких сообщений. Неудивительно. Она набрала номер пейджера, добавила свой собственный номер и стала ждать.

Спустя пять минут раздался телефонный звонок. Она заставила себя подождать и взяла трубку только после четырех сдвоенных сигналов. Нет никаких причин для отчаяния, решила она.

Звонил ей, как оказалось, Уинстон Нката, и ее спина мгновенно выпрямилась, когда она услышала безошибочно узнаваемые мелодические интонации голоса, в котором смешались акценты выходцев из Ямайки и Сьерра-Леоне. Нката сказал, что находится неподалеку, за углом на Фарм-роуд, в баре «Сенной таверны», где доедает баранину с соусом карри и рисом. Далее Нката заметил:

– Еда тут, конечно, совсем не та, что мама предложила бы любимому сыночку, но все же лучше фаст-фуда из «Макдоналдса», хоть и не намного. – Сообщив, что он уже собирался вернуться к ее дому, Нката уточнил: – Зайду к тебе минут через пять, – и отсоединился прежде, чем Барбара успела сказать, что меньше всего хотела бы лицезреть его дурацкую физиономию.

Положив трубку, Барбара выругалась себе под нос и пошла к холодильнику за подкормкой.

Пять минут затянулись до десяти, десять переросли в четверть часа, а Нката все не появлялся.

«Вот зараза, – подумала Барбара. – Хороши шуточки!»

Она зашла в ванную комнату и включила душ.

Линли быстро подавил удивление, вызванное скрытностью Энди Мейдена, утаившего от жены, что их дочь стала жертвой преступления. Учитывая, что пустошь Колдер-мур находилась в районе, где происходило множество несчастных случаев, бывший коллега Линли по непонятной причине позволил своей жене пребывать в заблуждении, что их дочь разбила голову, упав со скалы в каком-то уединенном месте, где не могла получить своевременную помощь.

Осознав, что все произошло иначе, Нэн Мейден сгорбилась, прижала локти к бокам и закрыла рот сжатыми в кулаки руками. Однако она не расплакалась – либо была слишком потрясена и оцепенела от горя, не в состоянии постичь эту новость, либо, напротив, сразу поняла все значение этого факта. Она лишь хрипло пробормотала:

– О боже, боже мой, боже мой.

Инспектор Ханкен мгновенно определил, что скрывается за ее реакцией. Он уставился на Энди Мейдена откровенно неодобрительным взглядом, хотя и не стал требовать немедленных объяснений. Как умный коп, он выжидал удобного момента.

Мейден выжидал по тем же причинам. Однако он, очевидно, пришел к выводу, что необходимо как-то объяснить свое непонятное поведение.

– Милая, мне очень жаль, – сказал он Нэн. – Я не смог… Прости меня. Нэн. Я едва выдержал то, что она умерла, и даже не представлял… не представлял, как сообщить… как рассказать о подробностях…

На мгновение он замолчал, чтобы включить внутренние ресурсы полицейского, привыкшего к дозированному восприятию, помогающему пережить весь ужас тяжелейшей утраты. Его правая рука, державшая переданный женой мячик, продолжала судорожно сжиматься и разжиматься.

– Прости, Нэн, – отрывисто сказал он.

Нэн Мейден подняла голову. Она пристально взглянула на Энди, потом положила на плечо мужа дрожащую руку и перевела взгляд на Ханкена.

– Не могли бы вы… – Ее губы задрожали. Она умолкла и, совладав с волнением, договорила: – Рассказать мне, что произошло.

Инспектор Ханкен ограничился минимумом подробностей: он сказал, где и как убили Николь Мейден, но в детали дела не вдавался.

– Она долго мучилась? – спросила Нэн. когда Ханкен завершил лаконичное сообщение. – Я понимаю, что вы не можете сказать наверняка. Но если хоть что-то подсказало вам, что в итоге… хоть что-то…

Линли передал ей слова патологоанатома.

Нэн обдумала полученную информацию. В тишине раздавалось лишь громкое хрипловатое дыхание Энди Мейдена. Наконец Нэн сказала:

– Мне нужно было знать, потому что… Как вы думаете… Могла ли она звать кого-то из нас… Может, надеялась на… или нуждалась…

Ее глаза наполнились слезами, и она умолкла. Слушая ее сбивчивые вопросы, Линли вспомнил давнее дело болотных убийц, вспомнил о чудовищной магнитофонной записи, сделанной Майрой Хиндли и ее подельником, и о том, как страдала мать погибшей девочки, когда в суде прокрутили пленку и она услышала ужасные крики ее умирающего ребенка, зовущего на помощь маму. Ему подумалось, что некоторые улики не следует предъявлять на публичном слушании, поскольку они лишь усугубляют горе родственников. Он сказал:

– Эти удары сразу лишили ее сознания. Она так и не пришла в себя.

Нэн Мейден кивнула.

– А на ее теле были другие… Была ли она… Может, кто-то…

– Никто ее не пытал и не мучил, – вмешался Ханкен, словно тоже почувствовал необходимость проявить милосердие к матери погибшей. – Ее никто не насиловал. Позже у нас будет более полный отчет, но на данный момент нам известно, что именно удары по голове стали причиной… – он помедлил, подбирая слова, способные уменьшить боль, – причиной того, что она пережила.

Линли заметил, что рука Нэн Мейден сжала плечо мужа. Энди Мейден сказал:

– Она выглядела спящей. Белой как мел, но все-таки просто спящей.

– Как бы я хотела, чтобы этого не было! – сказала Нэн. – Но это невозможно.

«И ничего уже не изменишь», – подумал Линли.

– Энди, мы провели предварительную идентификацию второго убитого. Нам нужно спешно собрать всю информацию. Мы полагаем, что парня звали Теренс Коул. Есть его лондонский адрес, в районе Шоредича. Вам знакомо это имя?

– Так она была не одна? – Взгляд, брошенный Нэн Мейден на мужа, показал полицейским, что он утаил от нее и эту информацию. – Энди?

– Она была не одна, – подтвердил Мейден.

Ханкен прояснил ситуацию для Нэн, объяснив, что все вещи, принадлежавшие, судя по всему, одному человеку, – и позднее Мейденам придется подтвердить, принадлежали ли они их дочери, – все вещи обнаружены на палаточной стоянке в Девяти Сестрах, как и труп молодого парня, у которого при себе не было никаких вещей, кроме одежды на теле.

– А тот мотоцикл, что стоял рядом с ее машиной… – Мейден быстро сложил вместе имеющиеся факты. – Он принадлежал ему?

– Теренсу Коулу, – уточнил Ханкен. – Пока нет никаких заявлений о краже мотоцикла, и никто не приходил забрать его. Он зарегистрирован на адрес в Шоредиче. Мы уже направили туда человека для выяснения дел, но, судя по всему, мы не ошибаемся насчет личности второго убитого. Так знакомо кому-то из вас это имя?

Мейден медленно покрутил головой.

– Коул? Я не слышал. А ты, Нэн?

Его жена сказала:

– Я тоже не знаю его. И Николь… Она рассказала бы о нем, если бы он был ее другом. Она займа бы с ним сюда и познакомила с нами. Конечно зашла бы. правда? В общем… так она обычно поступала.

Тогда проницательный Энди Мейден, недаром столько лет служивший в полиции, задал логичный вопрос:

– А что, если Ник… – Он помедлил и, словно желая подготовить жену, осторожно положил руку ей на колено. – Что, если она просто оказалась в неудачное время в неудачном месте? Может быть, целью убийства был именно тот парень? Ты как считаешь, Томми?

– В любом другом случае это было бы более чем вероятно, – признал Линли.

– Но не в данном случае? Почему?

– Взгляните на это.

Ханкен положил на стол копию записки, обнаруженной в кармане Николь Мейден.

Мейдены прочли написанные там четыре слова: «Эта сучка поимела своё», а Ханкен сообщил им, что оригинал записки найден в кармане их дочери.

Энди Мейден долго не сводил глаз с записки. Он перебросил красный мячик в левую руку и сжал его.

– О господи. Вы думаете, кто-то пришел туда специально, чтобы убить ее? Кто-то выслеживал ее, чтобы убить? То есть это не было случайным столкновением с чужаком? Или какой-нибудь глупой ссорой по ничтожному поводу? Или всплеском ярости какого-то психопата, убившего ее и того парня?

– Это сомнительно, – сказал Ханкен. – Но вы ведь не хуже нас знаете процедуру следствия.

Этим замечанием он, по-видимому, хотел сказать, что Энди Мейдену как бывшему офицеру полиции известно, что любые версии, связанные с убийством его дочери, будут проработаны.

– Если кто-то отправится в ту рощу специально, чтобы убить вашу дочь, то надо выяснить мотивы его поступка, – добавил Линли.

– Но у нее не было врагов! – воскликнула Нэн Мейден. – Я понимаю, что так готова заявить любая мать, но в данном случае это правда. Николь все любили. Она была добрым человеком.

– Очевидно, что не все, миссис Мейден, – возразил Ханкен.

Он выложил на стол копии анонимных посланий, найденных на поляне.

Энди Мейден и его жена прочли их молча, не выражая никаких эмоций. И Нэн опять-таки заговорила первой. Ее муж не мог оторвать взгляда от писем. Оба они сидели неподвижно, как статуи.

– Это невозможно, – заявила Нэн. – Николь не могла получать такие письма. Вы ошибаетесь, если думаете, что они адресованы ей.

– Почему?

– Потому что мы никогда не видели их. А если бы кто-то ей угрожал, кто угодно, она сразу рассказала бы нам обо всем,

– А если ей не хотелось волновать вас…

– Нет, пожалуйста, поверьте мне. Это не в ее характере. Ей даже в голову не пришло бы оберегать нас от волнений и прочих переживаний. Она всегда предпочитала говорить нам правду. – Нэн наконец пошевелилась, подняла руку и откинула назад волосы, словно это лаконичное движение могло придать больше убедительности ее словам. – Если бы у нее назрели какие-то неприятности, она поделилась бы с нами. Такой она была. Она рассказывала нам обо всем. Обо всем. Честно. – И, бросив серьезный взгляд на мужа, добавила: – Верно. Энди?

Он заставил себя отвернуться от писем. Его лицо, и так выглядевшее бескровным, побледнело еще сильнее.

– Мне не хочется так думать, но это лучший из возможных ответов, если кто-то действительно следил за ней… или уже поджидал там… Если это была не случайная встреча с каким-то маньяком, убившим ее и того парня.

– Вы о чем? – спросил Линли.

– Особый отдел, – с трудом выговорил Энди. – За годы работы я пересажал множество мерзавцев. Наемные убийцы, наркодилеры, гангстеры, заправилы преступного мира. Вы знаете их лишь по именам, а я очень долго якшался с этим дерьмом.

– Нет, Энди! – запротестовала его жена, очевидно догадавшись, к чему он клонит. – Это не имеет к тебе никакого отношения.

– Кто-то отсидел срок, нашел нас здесь и довольно долго следил за нами, выясняя наши привычки. – Он повернулся к жене. – Понимаешь, как это могло случиться? Кто-то вышел на свободу и решил отомстить мне, Нэнси. Он напал на Ники, так как знал, что, нанеся удар моей дочери, моей девочке, он будет убивать меня постепенно… обрекая на мучительное существование…

Линли заметил:

– Конечно, мы не можем исключать такую возможность. И если, как вы сказали, у вашей дочери не было врагов, то остается единственный вопрос: у кого был мотив? Если вышел на свободу тот, кого вы упекли за решетку, Энди, то нам нужно знать его имя.

– О господи, да их были десятки!

– В Ярде мы поднимем все ваши старые дела, но вы могли бы помочь нам, указав хотя бы приблизительное направление. Если в вашей памяти всплывает какое-то особое расследование, то вы существенно облегчите нам работу, перечислив причастных к нему лип.

– У меня сохранились дневники.

– Дневники? – спросил Ханкен.

– Когда-то я подумывал… – Мейден иронично, словно посмеиваясь над собой, покачал головой. – Я подумывал, выйдя в отставку, заняться сочинительством. Писать мемуары о собственной персоне. Но этот отель постоянно требовал внимания, и я так и не взялся за перо. Хотя дневники остались. Если я загляну в них, то, вероятно, чье-то имя или лицо…

Он слегка сгорбился, словно бремя ответственности за смерть дочери всей тяжестью легло на его плечи.

– Ты ничего не знаешь наверняка, – сказала Нэн Мейден. – Энди, пожалуйста, не взваливай вину на себя.

Ханкен сказал:

– Мы проверим все возможные варианты. Так что если…

– Тогда проверьте и Джулиана, – вызывающе бросила Нэн Мейден, словно решила доказать полицейским, что есть и другие подозрительные ходы помимо тех, что ведут в прошлое ее мужа.

Мейден сказал:

– Нэнси, не надо…

– Кто такой Джулиан? – спросил Линли.

Джулиан Бриттон, сообщила им Нэн. Он на днях обручился с Николь. Разумеется, Нэн ни в чем его не подозревает, но если уж полицейские будут собирать все сведения, то им понадобится поговорить и с Джулианом. Николь разговаривала с ним за день до того, как отправиться в этот поход. Она могла поделиться чем-то с Джулианом, даже показать ему что-то, что в итоге может открыть полицейским новые направления расследования.

Линли подумал, что это вполне разумное предложение. Он записал фамилию и адрес Джулиана. Нэн Мейден дала полную информацию.

Ханкен, со своей стороны, погрузился в размышление. Он не промолвил больше ни слова, пока они с Линли не вернулись к машине.

– Знаете, все это, скорее всего, никуда не ведет.

Он включил зажигание, вывел машину со стоянки и, объехав отель, остановился перед фасадом Мейден-холла. Под вялое урчание мотора он задумчиво изучал взглядом старое каменное здание.

– Что именно? – спросил Линли.

– Особый отдел. Мститель, явившийся из прошлой жизни. Слишком уж удобное объяснение, вам не кажется?

– Удобное? Странный выбор слова в применении к следственной версии и возможным подозреваемым, – заметил Линли. – Если, конечно, у вас не возникла более достоверная гипотеза… – Он глянул на отель. – Кого вы подозреваете, Питер?

– Вы знаете Белогорье? – резко спросил Ханкен. – Оно тянется от Бакстона до Эшбурна и от Мэтлока до Каслтона. Тут полно холмистых долин, пустошей, охотничьих и лесных троп. В общем, все, что нас окружает… – он сделал рукой широкий жест, – это Белогорье. Включая и дорогу, по которой мы сюда приехали.

– И что?

Ханкен развернулся на сиденье и в упор посмотрел на Линли.

– А то, что в этом огромном районе Энди Мейден ухитрился найти машину своей дочери, скрытую из виду за каменной придорожной стеной. Один, без всякой помощи. Надо ли добавлять что-то к этому, Томас?

Линли посмотрел на здание отеля: его окна, словно закрывающиеся глаза, отражали последние лучи вечернего света.

– Почему вы не рассказали мне раньше? – спросил он напарника.

– Я не придавал этому значения, пока наш коллега не завел разговор про Особый отдел. И пока не выяснилось, что Энди утаил правду от жены.

– Он хотел постепенно подготовить ее. Кто на его месте поступил бы иначе? – спросил Линли.

– Тот, у кого совесть чиста, – отрезал Ханкен.

Приняв душ и переодевшись в свои самые удобные брюки с резинкой на талии, Барбара вернулась к легкому ужину – остаткам готовой свинины с рисом, которая в холодном виде вряд ли вошла бы в десятку чьих-то любимых кулинарных блюд. Именно тогда притащился Нката, заявив о себе двумя резкими ударами в дверь. Держа в руке полупустой контейнер, Барбара распахнула дверь и нацелила на него палочки для еды.

– У тебя что, остановились часы? На сколько, по-твоему, растяжимы пять минут, Уинстон?

Он без приглашения шагнул внутрь, сияя на полную мощность белозубой улыбкой.

– Извини. Перед выходом у меня опять зазвонил пейджер. Шеф. Пришлось сначала перезвонить ему.

– Ну конечно. Нельзя же заставлять ждать его светлость.

Нката пропустил ее шуточку мимо ушей.

– Чертовски удачно, что в этом пабе так медленно обслуживают. Я мог бы слинять оттуда полчаса назад и уже, наверное, подъезжал бы к Шоредичу, откуда мне вряд ли захотелось бы возвращаться к тебе. Забавно, правда? Как говорит моя мама, чему быть, того не миновать.

Барбара молча смотрела на него, прищурив глаза. Она пребывала в замешательстве. Ей хотелось отчитать Нкату за оставленную записку, а особенно за бросающегося в глаза «констебля», но его веселый вид помешал ей сделать это. Беспечность визитера озадачивала не меньше, чем сам факт его появления в ее доме. Он мог бы, по крайней мере, выглядеть встревоженным или смущенным.

– Дербиширское преступление подкинуло нам два трупа и один лондонский след, требующий проверки, – сообщил ей Нката. Он подробно рассказал историю о жертвах убийства, о бывшем сотруднике Особого отдела, об анонимных письмах, сделанных из газетных вырезок, и об угрожающей записке, написанной от руки. – Мне велели проверить один адресок в Шоредиче. где, возможно, жил тот парень. Если я найду там кого-то, кто мог бы опознать его, то утром поеду обратно в Бакстон… Но надо еще заглянуть в архивы Ярда. Инспектор как раз велел мне организовать этот поиск. Потому-то он и позвонил. Не сумев скрыть волнения, Барбара спросила:

– Линли просил подключить меня?

Нката на мгновение отвел глаза, но этого было достаточно. Барбара вновь опустилась на грешную землю.

– Понятно. – Она отнесла пластиковый контейнер на кухонный стол. Желудок с трудом принимал холодную свинину, а ее противный привкус точно прилип к языку. – Раз он не знает, что ты решил подключить меня, то с моей стороны разумнее будет отказаться. Верно ведь, Уинстон? Ты же можешь взять в помощники кого-то другого.

– Ну, могу, конечно, – сказал Нката. – Можно задействовать дежурный состав. Или подождать до утра, и пусть тогда начальство само выбирает. Но тогда тебя, чего доброго, подключат к Стюарту, Хейлу или Макферсону. А я сомневаюсь, чтобы ты предпочла хоть один из этих вариантов.

Он не упомянул о том, что стало легендой в их отделе: о неспособности Барбары установить нормальные рабочие отношения с упомянутыми инспекторами и о вызванном этим обстоятельством ее переводе в патрульные, откуда она вновь поднялась только благодаря сотрудничеству с Линли.

Барбару удивило столь невероятное великодушие со стороны этого констебля. Другой на его месте оставил бы ее в нынешнем подвешенном состоянии, чтобы укрепить свои собственные позиции и прибрать к рукам все то, чем занималась раньше она сама. Поведение Нкаты настораживало.

А Нката тем временем продолжал:

– Шеф велел также поработать с компьютером. Перелопатить архивы. Насколько я знаю, тебе не слишком по душе подобная работенка. Но я подумал, что ты захочешь съездить со мной в Шоредич – потому и заглянул сначала сюда, – а уж потом я подбросил бы тебя в Ярд и ты могла бы подключиться к архивным поискам. Если бы ты сумела быстро найти там что-нибудь важное, то… – Нката переступил с ноги на ногу и закончил с менее беспечным видом: – Это помогло бы тебе привести в порядок свои дела.