Текст книги "Это смертное тело"

Автор книги: Элизабет Джордж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

Супруги колебались.

– Ну как? – говорили они друг другу.

Ди Фацио ждал их решения. Выражение его лица было вежливым и не изменилось, после того как супруги сказали, что им нужно подумать.

Когда они отошли, ди Фацио обратил внимание на Линли и Ардери.

– Еще одна красивая пара, – сказал он. – У вас обоих лица точно созданы для скульптуры. Дети, наверное, такие же красивые, как и вы.

Ардери хмыкнула и показала свое удостоверение.

– Суперинтендант Изабелла Ардери, Нью-Скотленд-Ярд. Это инспектор Линли.

В отличие от Джейсона ди Фацио тотчас понял, зачем они пришли. Он снял очки в металлической оправе и обтер их о свою рубашку.

– Джемайма? – спросил он.

– Стало быть, вы знаете, что с ней случилось.

Он снова надел очки и провел рукой по длинным темным волосам. Красивый мужчина, подумал Линли, невысокий и худощавый, но с накачанными мышцами плеч и груди.

– Конечно я знаю, что случилось с Джемаймой, – резко ответил ди Фацио. – Мы все знаем.

– Все? Джейсон Друтер понятия не имел о ее смерти.

– Разумеется, – сказал ди Фацио. – Он идиот.

– Джемайма тоже так о нем думала?

– Джемайма хорошо относилась к людям. Она никогда бы этого не сказала.

– Как вы узнали о ее смерти? – спросил Линли.

– От Беллы.

Паоло прибавил то, что было им уже известно: он один из жильцов в доме Беллы Макхаггис в Патни. Это благодаря ему Джемайма поселилась у миссис Макхаггис. Он сказал ей о свободной комнате вскоре после того, как с ней познакомился.

– Когда это было? – спросил Линли.

– Через одну или две недели после ее приезда в Лондон. Примерно в ноябре.

– А как вы с ней познакомились? – спросила Изабелла.

– В магазине. – Он рассказал, что скручивает сигары сам. Табак и бумагу покупает в табачной лавке. – Обычно я покупал это у идиота Джейсона, – добавил он, – pazzo uomo.[33]33
  Сумасшедший (ит.).


[Закрыть] Но однажды вместо него увидел за прилавком Джемайму.

– Вы итальянец, мистер ди Фацио? – спросил Линли.

Ди Фацио вынул из кармана рубашки самокрутку – рубашка на нем была белоснежной и джинсы очень чистые – и сунул сигару за ухо.

– С именем «ди Фацио» – блестящее умозаключение.

– Думаю, инспектор имел в виду, что вы уроженец Италии, – пояснила Изабелла. – Ваш английский безупречен.

– Я живу здесь с десяти лет.

– А родились вы…

– В Палермо. И что? Какое отношение это имеет к Джемайме? Я приехал сюда легально, если вас это интересует. Да сейчас это и неважно: Евросоюз, люди беспрепятственно пересекают границы.

Ардери слегка приподняла пальцы с прилавка, показав, что хочет сменить тему.

– Мы слышали, что вы собирали для Джемаймы открытки из Национальной портретной галереи. Она вас попросила или вы занимались этим по собственной инициативе?

– Почему это должна быть моя инициатива?

– Возможно, вы сами нам скажете.

– Это не так. Я увидел одну из открыток на Лестер-сквер. Узнал ее по выставке: перед зданием есть баннер с портретом Джемаймы. Может, вы видели. Вот я ее и взял.

– Где была эта открытка?

– Не помню… где-то возле театральной кассы, в которой продают билеты за полцены. Может, возле кинотеатра «Одеон»? Она была приклеена к стене, на открытке была какая-то надпись. Я ее снял и отдал Джемайме.

– Вы позвонили по телефону, указанному на обратной стороне открытки?

Он покачал головой.

– Я не знал, кто это такой и что ему нужно.

«Он», отметил Линли.

– Стало быть, вы знаете, что открытки разбрасывал мужчина.

Это был один из опасных моментов, и ди Фацио, явно не дурак, понял это. Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:

– Она сказала мне, что, скорее всего, это делает ее партнер. Ее бывший партнер. Парень из Хэмпшира. Она узнала его по телефону, написанному с обратной стороны открытки. Джемайма сказала, что оставила его, но он плохо это воспринял и с тех пор пытается разыскать ее. Она не хотела, чтобы он ее нашел. Джемайма хотела уничтожить открытки, прежде чем кто-то узнает, где она находится, и позвонит ему. Поэтому она их собирала, и я тоже собирал их для нее. Где бы мы их ни находили.

– Вы были с ней связаны? – спросил Линли.

– Она была моим другом.

– Кроме дружбы. Была ли между вами интимная связь или вы просто на нее надеялись?

Ди Фацио снова ответил не сразу. Дураком он точно не был и знал, что любой ответ – «да», «нет», «вероятно» – может выставить его в плохом свете. В отношениях между мужчинами и женщинами всегда существует сексуальный элемент, и он, в свою очередь, может стать мотивом для убийства.

– Мистер ди Фацио, – нарушила молчание Ардери, – вам понятен вопрос?

– Одно время мы были любовниками, – ответил он.

– А! – воскликнула Ардери.

Ди Фацио нахмурился.

– Это было до того, как она пришла жить к Белле. У нее была жалкая комната на Чаринг-Кросс-роуд, над «Кейра ньюс». Она за нее слишком много платила.

– И там вы с ней… – Ардери хотела, чтобы он сам закончил эту мысль. – Сколько времени вы знали друг друга, прежде чем стали любовниками?

– Не знаю, какое отношение это имеет к делу, – ощетинился ди Фацио.

Ардери ничего на это не ответила, молчал и Линли.

– Неделя, несколько дней. Не знаю! – выкрикнул ди Фацио.

– Не знаете? – переспросила Ардери. – Мистер ди Фацио, у меня такое ощущение…

– Я пошел купить табак. Она была дружелюбна, кокетлива, ну, вы понимаете. Я спросил, не хочет ли она после работы пойти со мной чего-нибудь выпить. Мы пошли в одно место на Лонг-Акре… в паб… не помню, как он называется. Там было очень много народу, поэтому мы выпили на выносном столике и ушли. Пришли в ее комнату.

– То есть вы стали любовниками в день знакомства, – уточнила Ардери.

– Ну да. Так бывает.

– А потом вы стали жить с ней в Патни, – подхватил Линли. – У Беллы Макхаггис. В ее доме.

– Нет.

– Нет?

– Нет.

Ди Фацио взял сигарету и сказал, что если они хотят продолжать разговор – кстати, он из-за них теряет клиентов, – то лучше это сделать в другом месте, где он, по крайней мере, сможет покурить.

Ардери охотно согласилась на беседу в другом месте. Паоло собрал свои инструменты и сунул их под прилавок вместе с образцами масок на деревянных подставках. Линли обратил внимание на инструменты – они были острыми и могли быть использованы не только для его ремесла. Он знал, что Ардери тоже это заметила. Они переглянулись и вышли вслед за ди Фацио.

Там он зажег свою самокрутку и рассказал Линли и Ардери все остальное. Он думал, что они по-прежнему будут любовниками, но не учел желания Джемаймы подчиняться правилам.

– Секс запрещен, – сказал он. – Белла этого не позволяет.

– Она вообще настроена против секса? – поинтересовался Линли.

– Белла не разрешает секс между жильцами, – пояснил ди Фацио.

Он пытался убедить Джемайму продолжать потихоньку сексуальные отношения, ведь Белла спала как убитая этажом выше, а у Фрейзера Чаплина, третьего жильца, комната находится в цокольном этаже и он бы тоже ни о чем не догадался. Они же двое – Джемайма иди Фацио – занимали две спальни на втором этаже дома. Белла никогда бы не узнала.

– Джемайма не согласилась, – продолжил ди Фацио. – Когда она пришла посмотреть комнату, Белла сразу ей сказала, что выгнала бывшую жиличку за то, что та сошлась с Фрейзером. Поймала ее рано утром выходящей из комнаты Фрейзера. Джемайма не хотела, чтобы с ней так же поступили: приличное жилье трудно найти, – поэтому она сказала, что секса больше не будет. Сначала секса не было у Беллы, а потом он и вовсе прекратился. Слишком много беспокойства, сказала она.

– Слишком много беспокойства? – переспросила Ардери. – А где вы занимались сексом?

– Не при народе, – ответил он. – И не в Абни-Парке, если вы к этому клоните. В моей студии.

У него было помещение, которое он делил с тремя другими художниками, у пересадочной станции «Клапам-джанкшн». Сначала они с Джемаймой ходили туда, но через несколько недель она отказалась.

– Она сказала, что ей не нравится обманывать.

– И вы ей поверили?

– А что мне оставалось? Она сказала, что все кончено, и закончила.

– Так же, как закончила с тем парнем, что распространяет открытки? Если верить тому, что она вам сказала?

– Похоже на то, – согласился ди Фацио.

Линли подумал, что это дает им обоим мотив для убийства.

Глава 11

Салон медиума Иоланды находился на территории рынка рядом с отелем «Куинсвей» в Бейсуотере. Барбара Хейверс и Уинстон Нката нашли его без труда, как только разыскали сам рынок, куда вошли через входные двери без всякой вывески, обнаружившиеся между крошечным газетным киоском и вездесущим дешевым магазином, торгующим дорожными сумками, – на эти магазины натыкаешься во всех углах Лондона. Рынок был одним из тех мест, мимо которых многие проходят, не замечая: помещения с низкими потолками, этнически ориентированные, где русские кафе сменялись азиатскими пекарнями, а магазины, торгующие кальянами, соседствовали с киосками, из которых звучала африканская музыка.

На вопрос Барбары и Нкаты, заданный в русском кафе, им сообщили, что на территории рынка есть место, называющееся «Духовная конюшня». Там и трудится медиум Иоланда. Судя по времени дня, она должна быть на месте.

Еще немного побродив, они добрались до «Духовной конюшни». Это место очень напоминало настоящую конюшню, с мощенной булыжником улицей, с помещениями, напоминающими стойла, как во всех лондонских конюшнях. Имелось и отличие – крыша как и над всем рынком. Это придавало «Духовной конюшне» мрачную атмосферу тайны и даже опасности. Должно быть, подумала Барбара, некоторые воображают, что сверху в любой момент может спрыгнуть Джек Потрошитель.

Всего на рынке работали три экстрасенса. В салоне Иоланды, на подоконнике единственного окна, занавешенного ради анонимности клиентов, были разложены предметы, свидетельствующие о роде занятий медиума: фарфоровая ладонь с обозначением судьбоносных линий, фарфоровый череп, астрологическая карта, колода карт таро. Не было только хрустального шара.

– Ты веришь в эту чушь? – спросила Барбара у Нкаты. – Гороскоп свой в газетах читаешь?

Уинстон сравнил свою ладонь с фарфоровой рукой на подоконнике.

– Если судить по этому, я должен был умереть на прошлой неделе, – заметил он и толкнул дверь плечом.

Ему пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой косяк, Барбара проследовала за ним в прихожую. Там горело какое-то снадобье и звучал ситар.[34]34
  Индийский струнный щипковый музыкальный инструмент.


[Закрыть] У стены стояло алебастровое божество в виде слона, напротив него висело распятие, похожее на куклу-качина,[35]35
  Индейцы пуэбло изготавливают куклы-качина, которые ранее играли церемониальную роль, а в настоящее время являются одним из предметов сувенирной торговли.


[Закрыть] а огромный Будда на полу служил в качестве упора для двери. Судя по всему, Иоланда исповедовала все духовные направления.

– Есть кто живой? – крикнула Барбара.

Занавеска из бус раздвинулась, и вышла женщина. Она была одета не так, как ожидала Барбара. Обычно медиума воображают в цыганском наряде – в шарфах, в цветных ярких юбках, в золотых ожерельях и крупных серьгах в форме колец. На этой женщине был деловой костюм, который наверняка удостоился бы одобрения Изабеллы Ардери. Он отлично сидел на довольно плотном теле медиума, а «французский дизайн» заявлял о себе даже неискушенному взгляду Барбары. Единственным реверансом в сторону стереотипа был шарф, повязанный на голове вместо ленты. Кстати, волосы у нее были не черные, а какие-то оранжевые – довольно странный оттенок, по всей видимости следствие неудачного использования пергидроля.

– Вы Иоланда? – спросила Барбара.

Вместо ответа женщина приложила руки к ушам и зажмурилась.

– Да-да, хорошо! – Голос у нее был на удивление низкий, как у мужчины. – Да слышу я вас, черт возьми, слышу!

– Извините, – удивилась Барбара. Она не думала, что говорит громко. Наверное, медиумы очень чувствительны к звуку. – Я не хотела…

– Я ей скажу! Но перестаньте орать. Я не глухая, вы же знаете.

– Я не думала, что говорю громко. – Барбара достала свое удостоверение. – Скотленд-Ярд.

Иоланда открыла глаза, но не стала смотреть на удостоверение Барбары.

– Ну и крикун! – заметила она.

– Кто?

– Он говорит, что он ваш отец. Он говорит, что вы должны…

– Он умер, – сказала ей Барбара.

– Конечно умер. Как бы иначе я его услышала? Я слышу мертвецов.

– Так же, как вижу их я?

– Не умничайте. Хорошо! Хорошо! Не кричите! Ваш отец…

– Он никогда не кричал.

– А сейчас кричит, детка. Он говорит, что вы должны посетить вашу мать. Она по вам скучает.

Барбара в этом усомнилась. Когда в прошлый раз она навещала мать, та подумала, что видит перед собой свою соседку, миссис Густафсон, и впала в панику: в последние годы проживания в доме она боялась миссис Густафсон, ей казалось, что старуха превратилась в Люцифера. Она не поверила Барбаре, хотя та совала ей свое удостоверение личности и обращалась за помощью к другим обитателям богадельни в Гринфорде. С тех пор Барбара туда не приезжала и считала это разумным.

– Что мне ему сказать? – спросила Иоланда и снова заткнула уши. – Что? Ну конечно я вам верю! – Она снова обратилась к Барбаре: – Джеймс, да? Но ведь его не так звали?

– Джимми.

Барбара смущенно переступила с ноги на ногу и посмотрела на Уинстона. Тот, кажется, тоже ожидал неприятного послания от кого-то в загробном мире.

– Скажите, что я приеду. Завтра. В любое время.

– Вы не должны лгать духам.

– Ну хорошо, на следующей неделе.

Иоланда закрыла глаза.

– Она сказала, что приедет на следующей неделе, Джеймс. – И снова обратилась к Барбаре: – А раньше не сможете? Он очень настаивает.

– Скажите ему, что я на расследовании. Он поймет.

Очевидно, он понял, потому что, передав в загробный мир это сообщение, Иоланда вздохнула с облегчением и обратила свое внимание на У инстона. Она сказала, что у него великолепная аура. Хорошо оформленная, необычная, блестящая. Фан-та-сти-ческая.

– Спасибо, – вежливо сказал Нката. – Не могли бы мы поговорить, мисс…

– Просто Иоланда, – сказала она.

– А что, другого имени нет? – спросила Барбара. Они должны составить протокол. Так положено, Иоланда должна это понять.

– Полиция? Я здесь на законных основаниях, – сказала Иоланда. – У меня лицензия есть. Могу показать.

– Я верю. Мы пришли не с проверкой вашего бизнеса. Итак, ваше полное имя…

Как и следовало ожидать, оказалось, что Иоланда – это псевдоним. Имя Шерон Прайс для ее ремесла явно не годилось.

– Вы мисс или миссис Прайс? – спросил Нката, держа наготове свою записную книжку и механический карандаш.

Иоланда сказала, что она миссис. Ее муж – таксист, а двое их детей выросли и вылетели из гнезда.

– Вы здесь из-за нее? – проницательно спросила Иоланда.

– Так вы знаете Джемайму Хастингс? – спросил Нката. Иоланда не обратила внимания на то, как он произнес этот глагол.

– Ну да, я знаю Джемайму. Но я говорила не о ней. Я имела в виду ее, эту корову из Патни. Это она вам позвонила? Какая наглая!

Они все еще стояли в прихожей, и Барбара спросила, где им присесть для разговора. Иоланда пригласила их пройти вслед за ней сквозь занавеску из бусин. В комнате они увидели диван возле стены, а посредине – круглый стол с нанесенным на него часовым циферблатом. Возле двенадцати часов стоял похожий на трон стул. Иоланда уселась на него и жестом показала, чтобы Хейверс и Нката заняли места возле цифр «три» и «семь» соответственно. Вероятно, дело было в наличии или отсутствии ауры.

– Я о вас немного беспокоюсь, – сказала Иоланда Барбаре.

– И не только вы.

Барбара взглянула на Нкату. Тот смотрел на нее с искренней озабоченностью. Должно быть, сожалел, что у нее нет ауры.

– Я с тобой позже разберусь, – сказала она вполголоса, и Уинстон спрятал улыбку.

– О, да я вижу, вы неверующие, – произнесла Иоланда своим странным мужским голосом.

Она нагнулась под стол, и Барбара подумала, что сейчас произойдет левитация, но медиум вынула то, что, очевидно, и стало причиной изменения ее голосовых связок, – пачку «Данхилла». Она зажгла сигарету и подвинула пачку Барбаре. Судя по всему, она была уверена в том, что Барбара курит.

– Вижу, что вам хочется, – заметила она. – Прошу. Извините, милый, – сказала она Уинстону. – Но не волнуйтесь. Вы умрете не от пассивного курения. Если захотите знать больше, вам придется заплатить пять фунтов.

– Вообще-то я люблю сюрпризы, – ответил он.

– Как хотите, дорогой. – Она с удовольствием затянулась и поудобнее устроилась на своем троне, готовясь к разговору. – Я не хочу, чтобы она жила в Патни. Не столько в Патни, сколько у нее, и под этими словами я подразумеваю ее дом.

– Вы не хотели, чтобы Джемайма жила в доме миссис Макхаггис? – спросила Барбара.

– Да. – Иоланда сбросила пепел на пол. Он был покрыт персидским ковром, но медиума это не беспокоило. – Дома смерти требуют очищения. В каждой комнате должен гореть шалфей. Можете мне поверить: просто помахать им не годится. И я говорю не о том шалфее, что продают на рынке. Вы думаете, его можно купить в отделе пряностей в «Сейнсбериз»,[36]36
  Название фирменных гастрономов и продовольственных магазинов самообслуживания.


[Закрыть] положить чайную ложку в пепельницу и зажечь? Ни в коем случае! Нужно взять настоящий шалфей, который и предназначен для этой цели. И зажечь его надо с определенными молитвами. Тогда духи освободятся, место очистится от смерти и станет здоровым для тех, кто там живет.

Барбара заметила, что Уинстон записывает речь медиума в записную книжку, словно намерен очистить какое-то помещение.

– Извините, миссис Прайс, но…

– Бога ради, зовите меня Иоландой.

– Хорошо, Иоланда. Вы намекаете на то, что случилось с Джемаймой Хастингс?

Иоланду озадачил этот вопрос.

– Я намекаю, что она живет в доме смерти. Макхаггис – поразительно, как ей подходит это имя![37]37
  Английское слово hag означает «ведьма».


[Закрыть] – вдова. В этом доме умер ее муж.

– При подозрительных обстоятельствах?

– Вам лучше спросить об этом у самой Макхаггис, – хмыкнула Иоланда. – Каждый раз, когда я прохожу мимо ее дома, я вижу заразу, сочащуюся из окон. Мне нужно быть более настойчивой.

– Поэтому вы и позвонили копам? – спросила Барбара. – Кто им позвонил? Я спрашиваю потому, что, как нам стало известно, вам велено перестать преследовать Джемайму. Нам сказали…

– Это все домыслы, – прервала ее Иоланда. – Я выразила озабоченность. Я очень тревожилась, поэтому снова вмешалась. Возможно, я была немного… Возможно, перешла черту и стала подглядывать, но что мне было делать? Позволить ей вянуть? Каждый раз, когда я ее встречаю, она все больше сморщивается, так неужели я буду стоять и ничего не делать? Неужели стану молчать?

– Все больше сморщивается, – повторила Барбара. – Что именно?

– Ее аура, – услужливо подсказал Нката.

Похоже, он был в теме.

– Да, – подтвердила Иоланда. – Когда я впервые увидела Джемайму, она цвела. Не так, как вы, милый, – сказала она Нкате, – но заметнее, чем другие люди.

– Как вы с ней встретились? – спросила Барбара.

Довольно об аурах, тем более что и Уинстон явно переключился на эту волну.

– На катке. Не на самом катке, разумеется. По дороге с катка. Нас познакомил Эббот. Мы с Эбботом зашли в кафе выпить кофе. Я с ним познакомилась в магазине. У него тоже очень приятная аура…

– Понятно, – пробормотала Барбара.

– …и он так страдает из-за своих жен, бывших жен, а я хотела, чтобы он так не мучился. Мужчина может только то, что может. Если он не способен оказывать им достаточную поддержку, то зачем страдать? Так ведь можно вырыть себе могилу. Он делает то, что может. Он тренирует. Прогуливает в парке собак. Учит детей читать. Чего еще хотят от него эти три кошелки?

– И в самом деле, – поддакнула Барбара.

– Кто такой этот парень? – спросил Уинстон.

Иоланда сказала, что его зовут Эббот Лангер. Он работает тренером в заведении «Куинс айс энд боул»,[38]38
  Каток и боулинг (англ.).


[Закрыть] напротив ее рынка.

Оказалось, что Джемайма Хастингс брала у Эббота Лангера уроки катания на коньках, и Иоланда повстречала их за чашкой кофе в русском кафе на этом же рынке. Эббот представил их друг другу. Иоланда восхитилась аурой Джемаймы…

– Разумеется, – пробормотала Барбара.

…и задала Джемайме несколько вопросов. Они разговорились, и Иоланда вручила ей свою визитку.

– Она приходила ко мне три или четыре раза.

– О чем она спрашивала?

Иоланда умудрилась в момент затяжки выразить возмущение.

– Я не обсуждаю своих клиентов. В моем салоне все разговоры конфиденциальны.

– Нам нужна общая идея.

– Будто вы сами не знаете. – Иоланда выпустила тонкую струйку дыма. – Все как и у других. Она хочет поговорить о мужчине. Они все хотят об этом поговорить. Все разговоры о мужчине. Будет он? Не будет? Будут они? Не будут? Должна она? Не должна? Прежде всего меня беспокоит дом, в котором она живет, но разве она хочет об этом слышать? Разве хочет знать, где ей следует жить?

– А где ей надо жить? – спросила Барбара.

– Только не там. Там я вижу опасность. Я даже предложила ей комнату в своем доме по сходной цене. У нас есть две свободные комнаты, и они очищены, но ей не захотелось покидать миссис Макхаггис. Признаю, я действовала излишне настойчиво. Не надо было мне постоянно говорить об этом. Но ведь делала я это только потому, что ей необходимо выбраться оттуда, что же мне прикажете делать? Молчать? Говорить «будь что будет»? Ждать, пока что-нибудь не случится?

До Барбары дошло, что Иоланда не знает о смерти Джемаймы, и это было довольно странно, ведь она как-никак медиум и к ней явились легавые, задают вопросы о ее клиентке. С одной стороны, имя Джемаймы в прессе не было названо, потому что журналисты еще не добрались до ее семьи. С другой стороны, если Иоланда свободно общается с отцом Барбары, то почему дух Джемаймы не крикнет ей что-нибудь из потустороннего мира?

Подумав об отце, Барбара подозрительно взглянула на Нкату. Уж не связался ли этот гад заранее с Иоландой? Может, позвонил ей и сообщил подробности частной жизни Барбары? С него станет! Он мастер пошутить.

– Иоланда, прежде чем продолжим, мне надо кое-что прояснить: Джемайма Хастингс мертва. Ее убили четыре дня назад в Абни-Парке, в Стоук-Ньюингтоне.

Молчание. А потом Иоланда соскочила со своего трона, словно ошпаренная. Кресло отъехало назад. Иоланда швырнула на ковер сигарету, наступила на нее ногой (Барбара надеялась, что она как следует ее потушила, не хватает еще и пожара), раскинула руки и закричала:

– Я знала! Знала! О, простите меня, бессмертные!

Потом она упала на стол, все так же раскинув руки. Одна ее рука протянулась к Нкате, а другая – к Барбаре. Когда они не сделали то, чего она хотела, Иоланда хлопнула ладонями по столу и снова потянулась к ним. Они вынуждены были взять ее за руки.

– Она здесь, среди нас! – завопила Иоланда. – О, скажи мне, любимая. Кто? Кто?

Она начала стонать.

– Господи Иисусе!

Барбара в ужасе посмотрела на Уинстона. Что им делать – вызвать помощь? Девятьсот девяносто девять или что? Может, ей воды принести? Или шалфей поможет?

– Темный, как ночь, – прошептала Иоланда. Голос ее совсем охрип. – Он темный, как ночь.

«Какой же еще? – подумала Барбара. – Почему-то они все такие».

– Вместе со своим соучастником солнцем он идет на нее. Они делают это вместе. Он был не один. Я его вижу. Я вижу его. О моя любимая!

Она завопила и потеряла сознание. Или притворилась?

– Черт возьми! – прошептал Нката и посмотрел на Барбару.

Ей хотелось сказать, что раз у него роскошная аура, то ему и решать, что делать. Но вместо этого она поднялась из-за стола, он сделал то же самое, вдвоем они поставили на место трон Иоланты, усадили ее и опустили ей голову между колен.

Она пришла в себя (это случилось так быстро, что они усомнились в истинности ее обморока) и принялась стонать, упоминая Макхаггис, дом, Джемайму и вопросы Джемаймы: «Он меня любит, Иоланда? Он тот, кто мне нужен, Иоланда? Должна ли я сделать то, что он просит, Иоланда?» Но кроме стонов «темный, как ночь, что накрыла меня» – Барбаре эта фраза напомнила строку из какого-то стихотворения. – Иоланда ничего полезного не сообщила. Она сказала, что Эббот Лангер, возможно, знает, почему Джемайма так увлеклась катанием на коньках. Он был поражен ее рвением к урокам.

– Это тот дом, – подытожила Иоланда. – Я пыталась предупредить ее насчет того дома.

Эббота Лангера они нашли без труда. Заведение «Куинс айс энд боул» было на этой же улице, как и сказала медиум. Название не обмануло: здесь был не только каток, но и площадка для боулинга. Тут же можно было посмотреть видео и посетить буфет. Шум гарантировал мигрень тем, кто еще не привык. Он исходил со всех сторон, это была настоящая какофония: из помещения боулинга доносился рев рок-н-ролла; видео подавало короткие звуковые сигналы, вопли, стуки, рев сирен и звон колоколов; на катке гремела танцевальная музыка, слышались крики и взвизгивания фигуристов. Основную публику составляли маленькие дети с родителями и подростки, что и неудивительно во время летних каникул. Тинейджеры пришли сюда потусоваться, послать эсэмэску и показать себя. Лед давал возможность укрыться от жары, а потому людей в здании было больше обычного.

На льду было около пятидесяти человек, большинство цеплялись за перила вдоль стены. Музыка, если ее вообще можно было услышать в таком грохоте, должна была настроить фигуристов на плавные движения, но этого не получалось. Ни один из них, кроме самих инструкторов, не попадал в такт. Тренеров было трое, их можно было узнать по желтым жилетам и еще по тому, что только они могли двигаться спиной вперед. Барбаре это казалось чудом.

Они с Уинстоном постояли возле перил, глядя на лед. Несколько детей среди фигуристов брали уроки, им была отведена площадка в центре ледовой арены. Учил их высокий мужчина с роскошной шевелюрой, делавшей его похожим на Элвиса. Он казался чересчур крупным для фигуриста, намного выше шести футов, и сложением напоминал шкаф, однако был не толстым, а солидным. Его трудно было не заметить не только из-за волос, но и потому, что, несмотря на фигуру, он на редкость легко передвигался. Оказалось, что это и есть Эббот Лангер. Он быстро подъехал к ним, когда его позвал другой тренер.

Лангер сказал, что ему нужно закончить урок. Они могут подождать его здесь.

– Посмотрите на ту малышку в розовом… Она еще завоюет золото.

Впрочем, если они хотят, пусть посидят пока в буфете.

Они пошли в буфет. Поскольку был уже вечер, а Барбара пропустила обед, она заказала себе сэндвич с ветчиной, хрустящий картофель с солью и уксусом, бисквитный пирог, шоколадный батончик «Кит-Кат» и колу. Уинстон, что неудивительно, попросил апельсиновый сок.

– Кто-нибудь комментировал твои отвратительные привычки? – хмуро спросила его Барбара.

– Только мою ауру, – покачал головой Нката. – А ты, Барб, решила поужинать?

– Ты что, спятил? Я еще и не обедала!

Лангер присоединился к ним, когда Барбара заканчивала есть. На лезвия коньков он надел чехлы. Через полчаса у него должен был начаться следующий урок. Что им угодно?

– Мы пришли от Иоланды, – сказала Барбара.

– Она работает на законных основаниях, – быстро вступился за нее Лангер. – Может, хотите сделать ей рекомендацию? Воспользуетесь ею? Как на телевидении?

– Мм… нет, – ответила Барбара.

– Она думает, что вы можете рассказать нам о Джемайме Хастингс, – пояснил Уинстон. – Она умерла, мистер Лангер.

– Умерла? Как, что случилось? Когда она умерла?

– Несколько дней назад. В Абни…

– Так она и есть та женщина на кладбище, – выпучил глаза Лангер. – Я видел сообщение в газетах, но там не было названо имя.

– И не будет названо, пока мы не найдем ее родственников, – сказал Нката.

– Ну, в этом я вам помочь не могу. Я не знаю, кто они. – Он оглянулся на каток. В дальнем углу кто-то упал, и тренеры спешили на помощь. – Боже, как ужасно. – Он снова повернулся к детективам. – Убита на кладбище.

– Да, – подтвердила Барбара.

– Вы можете мне сказать как?

Они извинились и сказали, что не могут. Таковы правила: полицейская работа, идет расследование. Они пришли на каток собрать информацию о Джемайме. Как давно он ее знает? Хорошо ли знает? Когда они встретились?

Эббот задумался.

– В Валентинов день. Я запомнил это, потому что она принесла Фрейзеру воздушные шары. – Он заметил, что Нката записывает его слова в записную книжку, и уточнил: – Это парень, который выдает напрокат коньки. Там, в раздевалке. Фрейзер Чаплин. Сначала я думал, что она разносчица. Решил, что она доставила Фрейзеру воздушные шары на день Святого Валентина от его девушки. Но оказалось, что это она – его новая девушка, а может, старалась ею стать. Она зашла, чтобы сделать ему сюрприз. Нас представили друг другу, и мы немного поговорили. Ей захотелось брать у меня уроки, и мы договорились встретиться. Нам нужно было уточнить расписание ее уроков, это было нетрудно. Я с удовольствием пошел ей навстречу. У меня три бывшие жены и четверо детей, и от учеников я не отказываюсь: деньги всегда нужны.

– Но могли бы и отказать? – спросила Барбара.

– И не взять ее? Нет, конечно. То есть я мог бы так поступить, если бы не мои обстоятельства – жены и дети, – но она приходила регулярно, всегда вовремя и расплачивалась как положено. Правда, голова ее была занята другими вещами.

– Какими вещами? Вы знаете?

Видно было, что ему очень не хочется плохо говорить о мертвом человеке, но все же он выдавил из себя:

– Думаю, это касалось Фрейзера. Уроки были поводом. Ей хотелось быть рядом с ним, и она не могла сосредоточиться на занятиях. Во Фрейзере есть нечто такое, что привлекает женщин, а когда это случается, он не может им отказать, ну, вы понимаете.

– Да уж, понимаем, – солгала Барбара.

Пришлось, потому что им нужно было собрать как можно больше подробностей.

– Он договаривается о встречах, – деликатно сказал Эббот. – Время от времени. Поймите меня правильно, ничего криминального: с несовершеннолетними он не связывается. Они возвращают ему коньки, заговаривают, суют ему свою визитку, или записку, или еще что-то… ну, вы понимаете. Он ходит на свидания то с одной, то с другой. Иногда звонит кому-нибудь поздно вечером – он бармен в одном шикарном отеле – и проводит с кем-нибудь из них несколько часов. Парень он неплохой. Просто уж так устроен.

– Джемайма понимала, что происходит?

– Подозревала. Женщины ведь не глупы. Джемайму беспокоило то, что Фрейзер работает здесь в первую смену, а она могла приходить только вечером или в выходные. Поэтому он был доступен дамам, желающим пофлиртовать с ним, а то и больше.

– А у вас с Джемаймой какие были отношения? – спросила Барбара, потому что бормотания Иоланды, как бы ни хотелось от них отмахнуться, вполне могли относиться и к этому мужчине с шевелюрой, «темной, как ночь».

– У меня? – Он ткнул себя пальцами в грудь. – Ну нет, я никогда не вступаю в отношения со своими ученицами. Это неэтично. К тому же у меня три бывшие жены и…

– Четверо детей, – закончила за него Барбара. – Но перепихнуться на стороне никому не вредно. Если есть предложение и ничто этому не мешает.

Фигурист вспыхнул.

– Я заметил, что она привлекательна. Была привлекательна, – поправился он. – Необычные глаза. Но мелковата, худа. Хотя она была чрезвычайно общительна, не похожа на типичную жительницу Лондона. Думаю, что мужчина мог бы истолковать это неправильно.