Текст книги "Летняя королева"
Автор книги: Элизабет Чедвик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Глава 16
Пуатье, позднее лето 1141 года
Завернутая в накидку с поднятым капюшоном, Петронилла украдкой огляделась по сторонам, три раза стукнула в дверь, после чего скользнула в верхнюю комнату башни. Сидя перед очагом, из которого поднимался ароматный дым, ее ждал Рауль. Походная кровать с отвернутым углом покрывала и свежими льняными простынями словно манила. Когда Петронилла вошла, он встал, подошел к ней и, взяв ладонями ее лицо, поцеловал в губы. Она жадно ответила на поцелуй, тихо постанывая. Рауль поднял ее на руки и отнес к кровати; девушка откинулась на матрасе, нетерпеливо поддергивая юбки. Он тяжело дышал, освобождаясь от штанов, потом обхватил ее бедра и с ненасытной пылкостью юноши овладел ею.
Обоюдное желание было таким безумным, что все закончилось очень быстро, и они лежали, переводя дыхание, неудовлетворенные, если не считать чисто физического облегчения. Раулю казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. Полный нежности и неутоленного вожделения, он склонился над Петрониллой и принялся целовать ее веки, нос, губы. Взгляд ее был мягким и темным от желания. Она казалась ему восхитительной. Затем он начал медленно ее раздевать, на этот раз никуда не торопясь, и она последовала его примеру, улыбаясь, покусывая и облизывая его кожу.
Второй раз они действовали неспешно и, когда оба получили удовольствие, остались лежать в объятиях друг друга. Петронилла закрыла глаза, наслаждаясь ощущением его рук, которые нежно отводили прядки волос с ее висков. В нем сосредоточились все ее желания. Этот мужчина был для нее отцом, любовником, человеком, обладающим доблестью и весом в обществе, который удовлетворял ее потребности и порывы. Она уже не мыслила жизни без него.
– Что с нами будет? Я хочу быть всегда с тобой. Мне наплевать на политику. Мне наплевать, что я сестра королевы. Если доведется отправиться в ссылку, я с радостью последую за тобой босая, в одной сорочке.
– Я бы не принял от тебя этой жертвы, – мягко заметил он. Такая перспектива была далеко не радужной; лишение всех прав и средств – романтично только на словах, а не в реальности.
– А я бы все равно так сделала.
Покинув постель, она подошла к складному столику и выбрала из фруктовой вазы гроздь сладкого темного винограда. Ее длинные каштановые волосы спускались ниже талии. Любуясь ее фигуркой, он потянулся за рубахой.
Она вернулась к нему и наклонилась, предлагая виноградинку, зажатую зубами.
– Папский легат когда-то велел моему деду отказаться от бабушки, которая была его любовницей, а тот ответил, что скорее лысина легата зарастет густыми кудрями, чем он так поступит. Ты бы ради меня так сделал? Бросил бы вызов церкви и государству, лишь бы я была рядом?
У Рауля защемило в груди, когда он увидел, какая она ранимая, как дрожит, словно олененок.
– Любимая, – сказал он, сжав ее щеки ладонями, – не волнуйся. Мы что-нибудь придумаем, когда доберемся до Парижа.
Петронилла скормила ему вторую виноградину.
– Обещаешь?
– Обещаю. – Он легонько шлепнул ее. – Давай одевайся.
– Только если ты мне поможешь, – сказала она, озорно сверкнув глазами.
Рауль улыбнулся и подобрал с полу чулок.
– С огромным удовольствием, любовь моя. Я бы, конечно, предпочел тебя раздевать, но и это приятно. – Взяв тонкую лодыжку в руку, он погладил ее большим пальцем, а затем склонился и перецеловал все пальчики, заставив возлюбленную повизгивать.
Покончив с делами, королевская чета вышла прогуляться в сад, где сгущались сумерки. Дул прохладный ветер, поэтому оба надели мягкие шерстяные накидки, отделанные мехом. Идя бок о бок, Алиенора и Людовик остановились у пруда, чтобы полюбоваться отблесками затухающего света на воде. Женщина вспомнила времена, когда они здесь занимались любовью, сплетя тела, как двое лоснящихся фавнов. Теперь кажется, что это было в далеком прошлом. За каких-то несколько лет они превратились в других людей, совершенно непохожих на ту молодую пару, которая с обожанием познавала друг друга. Алиенора не осмелилась поинтересоваться, помнит ли он то время, потому что боялась услышать ответ. Сумерки навевали грусть, – казалось, будто не только вечер подходит к концу. Это были их последние часы в Пуатье, а когда они уедут, то неизвестно, как скоро окажутся здесь в следующий раз.
– Мне следует вернуться к молитвам, – объявил Людовик, взглянув на небо, и Алиенора почувствовала, как он начал отстраняться.
– Здесь, как в церкви, с тем же успехом можно увидеть Бога. Разве ты не поражаешься чудесам, которые Он создал? Что, например, сравнится с этим? – Она показала на полосу фиолетовых облаков с темно-красным окаймлением. – Даже аббат Сугерий не стал бы возражать. Это лучше любого витража, который он способен придумать.
– Ты права, – согласился Людовик, беря ее за руку – редкий жест по нынешним временам, но это получилось у него само собой.
Она придвинулась к нему, погладила по волосам. Они ей очень нравились – густые, с серебристым отливом, красиво ниспадавшие на плечи.
– Людовик, – тихо произнесла она, подумав, что, быть может, им удастся вернуть былое.
– Сир!
Мгновение прошло, исчезло, как алая полоска заката, когда они отпрянули в стороны и увидели священника Одо де Дёя.
– В чем дело? – рассердился Людовик. – Почему вы нас беспокоите?
Тот смущенно прокашлялся.
– Сир, мадам, мне жаль, что я пришел с дурной вестью, но, как только она станет всем известна, ничего нельзя будет исправить.
– Что за дурная весть? Что исправить? – резко переспросил Людовик. – Хватит загадок. Выкладывайте!
Отец Одо заговорил, бросив взгляд на Алиенору:
– Сир, дело касается госпожи Петрониллы и ее отношений с неким придворным.
Людовик в отчаянии воздел руки:
– Опять сплетни! Как я устал от досужих слухов!
У Алиеноры похолодело сердце. Боже, что на этот раз натворила Петронилла? Она-то думала, что сестра в безопасности в окружении придворных дам, что кризис предотвращен.
– Кто он? – строго спросила королева.
– Мадам… это коннетабль де Вермандуа.
Людовик тяжело выдохнул и посмотрел на священника стальным взглядом:
– Типичная придворная сплетня. Мы с королевой прекрасно осведомлены о деле, касающемся ее сестры и господина де Вермандуа.
Лицо священника перекосил неподдельный ужас.
– Сир, мадам, со всем моим уважением, я думаю, вы ничего не знаете.
Алиенора прищурилась.
– Отлично, – сказал Людовик, растирая себе лоб, – так давайте с этим покончим. У нас есть более важные дела, чем эта глупость.
– Сир, Рауль де Вермандуа в настоящий момент развлекает сестру королевы у себя в комнате самым безнравственным образом. Мой писарь услышал, как они договаривались о тайном свидании, и проследил за ними. Все правда, клянусь. Оруженосец де Вермандуа даже сейчас сторожит на лестнице.
Алиеноре стало плохо. Писарь де Дёя не случайно подкараулил любовников. Очевидно, придворные шпионы не дремали.
– Посмотрим. – Людовик побледнел.
Де Дёй чопорно поклонился и, сложив руки на животе, повел их из сада. Оказалось, их ожидала целая депутация священников. Алиенора испугалась еще больше, когда Людовик велел гвардейцам сопровождать их. Вот-вот случится что-то ужасное, а она не могла этому помешать.
Одо де Дёй возглавил путь во дворец, а там поднялся по винтовой лестнице башни Мобержон в личные покои. Они услышали топот оруженосца, который метнулся вверх по ступеням, чтобы поднять тревогу. Гвардейцы Людовика оттеснили в сторону святого отца и кинулись за юношей, схватили его и повалили на пол прямо перед тяжелой деревянной дверью, а тот закричал во все горло, предупреждая хозяина. Задыхаясь от подъема по крутой лестнице, отец Одо схватил кольцо щеколды, повернул его и распахнул дверь.
В очаге полыхал огонь. Перед ним стоял пустой пуфик, а рядом – стол с кувшином вина и чашками. В глубине комнаты виднелась кровать, на которой сидела Петронилла, в одной сорочке с распахнутым воротом и выставленной напоказ грудью. Рауль де Вермандуа, в нижней рубахе и штанах, стоял над ней, готовясь защитить любимую обнаженным мечом.
Людовик поперхнулся. Алиенора рассматривала эту сцену, не скрывая ужаса, ибо все улики были налицо и она сама впустила лису в курятник. Петронилла сдавленно вскрикнула, когда появились непрошеные гости, но теперь смотрела на всех с вызовом, даже не пытаясь прикрыться.
– Брось меч, – прорычал Людовик. – Или ты будешь размахивать им перед носом короля?
Рауль сглотнул и, отшвырнув оружие в сторону, рухнул на колени:
– Сир, я могу объяснить…
Король содрогнулся.
– Да, объяснения тебе даются превосходно, – ледяным тоном произнес он, – а я всегда был настолько глуп, что слушал их и доверял тебе, тогда как ты с самого начала предавал меня и Господа. Но сейчас мои глаза прекрасно видят, какое ты двуличное существо. Это измена. Сейчас я должен решить, как с тобою поступить. – Он повернулся к Алиеноре, кипя от гнева. – Мадам, займитесь своей сестрой. – Потом Людовик ткнул пальцем в солдат. – Вплоть до последующих распоряжений господин де Вермандуа находится под домашним арестом и ни с кем не должен говорить, кроме своего исповедника. Проследите за этим.
Повернувшись на каблуках, король вышел из комнаты.
Алиенора гневно посмотрела на Рауля.
– Я доверилась вам, – с презрением сказала она. – Я попросила вас защитить Петрониллу, а вместо того вы ее опозорили. Да гореть вам вечность в аду! – Она сделала шаг в сторону, чтобы взглянуть на сестру, которая до сих пор не прикрылась. – Тебе я тоже доверяла.
В Петронилле не было ни капли раскаяния.
– Я люблю его! – В голосе ее звучала ярость. – А ты ничего не знаешь о любви.
– Ошибаешься, знаю, – с горечью ответила Алиенора. – Потому что я люблю тебя, но ты только что разбила мне сердце.
Подбородок у Петрониллы задрожал, она тихо всхлипнула. Рауль повернулся к ней и нежно закутал в накидку.
– Тебе нельзя здесь оставаться, любовь моя. Они этого не позволят, и, так или иначе, все это нужно решить. Ступай с королевой. Все будет хорошо, поверь мне. – Он перевел взгляд на Алиенору. – Не вините ее, мадам. Я один виноват.
Она не смогла ответить ему, поскольку задыхалась от гнева и стыда, в большей степени виня себя. Ей следовало бы предвидеть, ей следовало бы понять.
– Идем! – коротко бросила она сестре. – Не пойдешь по доброй воле, гвардейцы тебя заставят.
Петронилла дрожала, но набралась смелости и, подобрав накидку, вышла из комнаты с гордо поднятой головой, не обращая внимания на стайку священников. Алиенора последовала за ней, тоже проигнорировав духовенство. Это были стервятники, которые только того и ждали, чтобы полакомиться добычей.
– Ты понимаешь, что натворила? – набросилась на сестру Алиенора, едва за ними закрылась дверь ее спальни. – Как мы уладим этот скандал? Я готова из тебя душу вытрясти!
– Я люблю его. – Петронилла обхватила себя обеими руками под накидкой. Голос ее дрогнул. – А он любит меня.
– Тебе только кажется, что ты его любишь, – сурово заявила Алиенора. – Ты ребенок, а он тебя соблазнил.
– Это не так, не так! – пронзительно воскликнула Петронилла. – Как ты смеешь это говорить! И я не ребенок!
– Тогда веди себя как взрослая! Долго все это продолжалось под носом у всех? Долго ты участвовала в этом обмане? Той ночью в Тальмоне… та салфетка… Это был он?
– Что, если да? – Петронилла вздернула подбородок. – Это была лучшая ночь в моей жизни. Он любит меня. А ты нет. Тебе важна лишь собственная репутация.
Каждое слово Петрониллы больно ударяло Алиенору.
– Независимо от моей репутации, Рауль де Вермандуа был наделен доверием. Он злоупотребил им, покрыв позором и себя, и тебя. Он тебе в деды годится, не говоря о том, что и в отцы. Ты позволила Эмери де Ниорту стать козлом отпущения и понести наказание за то, чего он не совершал. – Голос Алиеноры звенел от омерзения. – Что, по-твоему, сказал бы наш отец, узнай он об этом? Думаешь, одобрил бы?
– Он ушел из дома и оставил нас! А если говорить о предках, то наши дед и бабка нимало не волновались, что подумают другие. Жили и любили как хотели!
– Зато другим пришлось за это расплачиваться, включая тебя, потому что ты последовала их примеру.
– Лучше быть как они, чем засохнуть в одиночестве.
Алиенора отвесила сестре звонкую пощечину, тем самым поставив точку в перепалке. Ладонь Алиеноры горела не меньше, чем красная отметина на белой щеке. Задрожав, Петронилла уставилась на королеву взглядом, полным ненависти, боли и глупой бравады. В тот момент Алиенора увидела раненого зверька, загнанного в угол, но готового сражаться.
– Как мы дошли до такого, сестра? Неужели мы станем врагами? Нам ведь и так их хватает, так зачем же рвать друг друга на части?
В глазах Петрониллы погас боевой огонь. Она надрывно всхлипнула, потом еще раз, как будто от ее тела отрывали по кусочку.
– Петра… – Алиенора не могла видеть, что ее сестра так терзается.
Она притянула ее к себе и крепко обняла, слезы текли по ее лицу, а Петронилла все всхлипывала. Сестренка такая беззащитная, такая ранимая. Да этого Рауля кастрировать мало!
Как только буря прошла, Алиенора подвела Петрониллу к очагу, усадила, дала салфетку вытереть слезы и налила обеим вина.
– О чем ты думала? – спросила королева. – Рано или поздно все равно это должно было открыться. Такой секрет нельзя удержать.
– Мы жили сегодняшним днем, – шмыгнула носом Петронилла. – Будущее не имело значения.
– Будущее всегда имеет значение.
Девушка подняла правую руку и протянула Алиеноре ладонью вверх.
– Почему ты не можешь просто оставить нас в покое? Мы с Раулем уехали бы куда-нибудь вместе. Ты могла бы дать нам убежище в Аквитании. Там есть кому позаботиться о нас. Никто ничего не будет знать.
Алиеноре стало больно и досадно.
– Разумеется, все обо всем узнают. Ты живешь в мечтах. Только потому, что ты забываешь о мире, вовсе не означает, что мир забудет тебя. Вы с Раулем де Вермандуа не можете взять и затеряться в деревне, как какие-то крестьяне.
– Ты королева Франции, тебе по силам все, – строптиво произнесла Петронилла. – У тебя есть муж, своя собственная жизнь. Почему и мне нельзя?
Алиенора уставилась на сестру, не веря своим ушам.
– Рауль не свободен. Он женат на племяннице Тибо, графа Шампани. У него есть ребенок. А то, что сделала ты, называется блудом и прелюбодеянием.
– Он не любит жену и никогда не ездит домой к ней.
– Жизнь с Раулем не приведет тебя к счастью.
– А тебе откуда знать, что приводит к счастью? – парировала Петронилла. – Можешь взглянуть мне в глаза и сказать, что счастлива с Людовиком?
– У меня другая ситуация, и мы сейчас не обсуждаем, что происходит между мною и Людовиком.
– Ха! – Петронилла вскочила и начала расхаживать по комнате, потирая руки. – Делай что хочешь, а я ни за что не передумаю.
Какой ужас, подумала Алиенора. Она-то надеялась, что скрыла грешок сестры, но теперешний скандал уже не замять. Наверное, можно было бы сослать Петрониллу в монастырь Сента, но это все равно что впустить дикую кошку в голубятню. Жаль, она сразу не увидела, что происходит под ее носом, но теперь уже поздно об этом сокрушаться. Ущерб нанесен.
Глава 17
Париж, осень 1141 года
Притихший двор появился в Париже спустя неделю, преодолев тяжелый путь по осенним дорогам. Рауль ехал под охраной; Людовик позволил ему сесть на коня, но избегал с ним видеться. Той ночью в Пуатье они поговорили на повышенных тонах, или, вернее, Людовик орал, а Рауль пристыженно отмалчивался. После этого ни разу не общались. Беря пример с короля, остальные придворные с презрением отвергли Рауля, и хотя он ехал среди них, с тем же успехом он мог бы стать невидимкой – и это тот самый человек, который считался душой компании на длительных переездах со всеми его историями и шутками. За Петрониллой строго следили, перевозя ее в паланкине, подальше от процессии Рауля.
По прибытии в Париж Рауля препроводили в его покои и заключили под домашний арест, а Петрониллу отвели в покои Алиеноры, где глаз с нее не спускали и не дали ни одного шанса связаться с возлюбленным. Она по-прежнему вела себя упрямо и дерзко, ни в чем не раскаивалась, но Алиенора слышала, как она плачет за занавесями балдахина, и, несмотря на клятву оставаться непреклонной, сердце болело за сестренку.
– Людовик, могу я поговорить с тобой наедине? – спросила Алиенора.
Тот поднял голову, оторвавшись от чтения документа:
– О чем?
– Об одном нерешенном деле.
Людовик замялся, но потом все-таки приказал всем покинуть комнату.
Подойдя к широкому подоконнику с подушками, Алиенора подозвала мужа:
– Посидишь со мной? – Рядом стоял графин, и она налила вина в два бокала.
Он со вздохом бросил свиток на стол.
– Что на этот раз? – Сложив руки, он даже не шевельнулся, чтобы подойти к ней.
Алиенора тихонько потягивала вино, которое они привезли из Бордо, – оно напоминало ей родину.
– Я все думаю, как нам быть с Петрониллой и Раулем. Они не могут до конца жизни оставаться под замком.
Людовик дернул плечом:
– Почему же? Ты считаешь, мне следует ослабить поводья? Они совершили серьезное прегрешение перед Богом и предали нас обоих. Если ты пришла оправдывать их, то напрасно теряешь время.
Самоуверенность мужа ее возмутила.
– Как бы мы ни винили их, это все равно не решит проблемы. Я согласна, они должны покаяться, но я также думаю, что следует позволить им вернуться хоть к какой-то жизни. Рауль тебе нужен в совете, а Петронилла не может доживать свои дни наверху Большой башни.
Людовик внимательно изучал ногти. Немного погодя он тяжело вздохнул и, покинув кресло, присоединился к жене у окна.
– Если Рауль и твоя сестра исповедуются, а потом будут жить в раскаянии и раздумьях о своем грехе, я подумаю, что можно сделать.
– Благодарю. – Алиенора потупилась, понимая, что сейчас лучше всего немного уступить, чтобы поднять ему настроение. Она подозревала, что сестра не будет сожалеть ни капли, но если изобразит раскаяние, то тогда, возможно, найдется выход. Спустя минуту она задумчиво произнесла: – Будь мы обыкновенными людьми, все было бы гораздо проще, мы не находились бы в центре внимания. Петронилла и Рауль смогли бы пожениться, и все утряслось бы.
Людовик нахмурился:
– У Рауля есть жена. Он не свободен, чтобы жениться.
– Но когда он соблазнял мою сестру, то почему-то забыл об этом факте, – язвительно заметила она. – Может быть, у него и есть жена, но они давно живут врозь.
– Она племянница Тибо, графа Шампани.
– Да, и этот самый Тибо дважды проявлял неповиновение по отношению к тебе и вел себя так, будто ты не имеешь никакого веса. Если бы они поженились, Петронилла перешла бы под опеку своего избранника, а тебе не пришлось бы отсылать Рауля прочь. Конечно, без критики не обойдется, но со временем всем придется принять этот брак.
Людовик покусывал сустав большого пальца.
– Тебе придется всего лишь добиться расторжения брака для Рауля, чтобы они с Петрониллой могли пожениться, – сказала она тихим, вкрадчивым голосом. – Это решает нашу проблему.
Людовик нахмурился еще больше.
– Может быть, и решает, – медленно произнес он, – но нужно будет найти епископов, согласных расторгнуть брак.
– Я уже думала об этом. Епископ Нуайона – двоюродный брат Рауля, епископы Лана и Санлиса тоже нам не откажут.
Она выбрала тех, кого можно было подкупить или кто имел свой интерес. Они оба это понимали, но вслух не обсуждали, как обычно поступают из чувства такта, но Алиенора была твердо настроена сделать все, что в ее силах, и помочь Петронилле. Противники поднимут голову, но как только Людовик примет решение, можно рассчитывать, что он доведет дело до конца. Им скорее будет двигать желание дать щелчок Тибо из Шампани, чем обеспечить будущее Петрониллы, но это уже не важно.
– Очень хорошо, я напишу им, – коротко бросил он, – но будем держать это в секрете, пока не осуществим наш план. Твоей сестре и Раулю не повредит, если какое-то время они проведут в раскаянии и раздумьях о том, что их ждет впереди.
– Как пожелаешь.
– А ты ведь все заранее спланировала, еще до того, как пришла ко мне, да? – спросил он.
Она подняла на него глаза и положила руки ему на грудь.
– Совсем чуть-чуть, – призналась Алиенора. – Меня очень беспокоило это дело, только и всего, и я хотела поговорить с тобой. Я знала, ты примешь правильное решение.
С блеском во взгляде он обнял ее за талию и поцеловал. Идея унизить Тибо из Шампани с помощью племянницы наполнила его чувством безграничной власти, что переросло во внезапное сильное вожделение. А кроме того, ему захотелось поставить жену на место.
Алиенора охотно откликнулась на его желание, поскольку добилась своего; она решила проблему Петрониллы и Рауля, а заодно получила шанс зачать.
Холодный дождь превратил дороги на улицах Парижа в отвратительное зловонное месиво. Из дому не выйти, не запачкав туфель и одежды. Даже если удавалось обойти или перепрыгнуть лужи, все равно было не избежать брызг из-под колес.
Во дворце ставни держали открытыми, чтобы впустить дневной свет, но вместе со светом в комнаты проникали миазмы города – смесь затхлости, сырости и мокрой осени.
Закутавшись в теплую накидку, подбитую шкурками русской белки, Алиенора сидела перед жаровней в своей комнате и читала документ, с которого свисали печати на тесемках; несмотря на мрачный день и зловоние, она улыбалась.
Открылась дверь, и вошла Петронилла, а за нею привычный эскорт дам – сплошь солидные матроны. Сестра швырнула накидку на сундук и сняла головной убор, освободив длинные каштановые косы.
– Это конец! – Глаза ее сияли. – Мне отпущены все грехи, я теперь невиннее младенца. Все утро мыла ноги беднякам, после того как они таскались по грязным вонючим дорогам. Я раздавала им хлеб и милостыню, трогала их болячки. – Девушка наморщила носик. – Я вдыхала их зловоние и выдыхала вместе с молитвой. Я склоняла голову и молила о прощении. – Она бросила на сестру дерзкий взгляд. – Я не извинялась за то, что люблю Рауля. Я молилась только потому, что мне надоело быть изгоем. Люди от меня отворачиваются. Я осталась такой же, какой была, но теперь меня все ненавидят.
– Никто не испытывает к тебе ненависти. – Алиенора попыталась проявить терпение. – Иди сюда, сядь рядом.
Петронилла со вздохом подошла и взяла рукоделие, отложенное перед походом в церковь. Это была кайма рубахи с незаконченным орнаментом аканта, который она вышивала зеленым шелком.
– Послушай, – сказала Алиенора, – не знаю, будет ли тебе интересно, но мы с Людовиком в последнее время занимались одним вопросом: есть ли возможность аннулировать брак Рауля. Кажется, что-то получилось.
У Петрониллы шитье выпало из рук.
– Получилось? – переспросила она, не веря своим ушам.
– Не хотела говорить тебе раньше времени, пока не будет ясности. Кроме того, ты должна была искупить свое прегрешение, но мы отыскали трех епископов, согласных расторгнуть брак Рауля. – Она постучала пергаментом по ладони. – Если все пойдет гладко, вы с Раулем сможете пожениться, как только мы уладим этот вопрос.
Петронилла схватилась за сердце, словно стараясь его удержать, и охнула. Алиенора заботливо наклонилась к ней, но та замотала головой и радостно рассмеялась:
– Я знала, ты меня не подведешь! Что бы там ни было, мы одной крови. Это просто чудо. Я молила о чуде все время, что провела на коленях в церкви, когда мыла ноги беднякам! – Она обхватила руками Алиенору и расцеловала. – Спасибо, сестра, спасибо!
Алиенора тоже обняла ее в ответ, и в глазах у нее защипало от слез. Любовь сестры была абсолютно бескорыстной, и неважно, что она там натворила.
– Отныне я обещаю быть хорошей. Я стану лучшей женой в мире! – поклялась Петронилла. – У нас все пойдет по-старому, как было раньше!
Но Алиенора понимала, что возврата в прошлое нет: у нее хватало мудрости осознавать, что слишком многое переменилось, слишком многое сказано и сделано; и все же как приятно было снова чувствовать объятия Петрониллы и знать, что хоть какие-то связи неразрывны.
– А что Рауль? – спросила сестра. – Он знает?
– Ему расскажет Людовик. Мы ждали согласия епископов. – Алиенора предостерегающе подняла палец. – Учти, сопротивление будет сильным. Тибо де Шампань выступит против этого решения и воспримет его как личное оскорбление всему своему роду. Он и так в плохих отношениях с Людовиком из-за Тулузы, а последнее лишь усугубит положение. Подозреваю, он обратится к своему духовенству, чтобы оно доказало несостоятельность нашей просьбы.
– Им ничего не удастся, – заявила Петронилла, энергично покачав головой. Она снова обняла Алиенору. – Обещаю, больше никогда в жизни ни о чем не попрошу! Теперь у меня есть все!
Алиенора улыбнулась, но одними губами, поскольку иметь все – палка о двух концах. Значит, есть что терять.
Рауль с трепетом вошел в покои короля. Быстро огляделся и понял, что слуг отослали. Однако присутствовали аббат Сугерий, брат Людовика Робер де Дрё и его дяди – Гильом де Монферрат и Амадей де Мориен.
– Сир… – Рауль опустился на колени и склонил голову.
Короля он не видел уже несколько дней. За ним по-прежнему внимательно следили, хотя больше не держали под строгим домашним арестом. Исключенный из узкого круга приближенных, он в полной мере ощутил тяжесть наказания. Его оттеснили к краю, где он стал всеобщей мишенью для язвительных замечаний, как всякий впавший в немилость.
Людовик приказал ему подняться.
– Ты здесь для того, чтобы ответить за свое поведение, – ледяным тоном произнес король.
Рауль сник:
– Сир, моя жизнь в ваших руках. Я не жду снисходительности и сделаю все, что должен, лишь бы загладить свою вину.
Людовик облил его презрением:
– Именно так ты и поступишь. Ты всегда был боек на язык, но будем надеяться, что на этот раз слова у тебя не разойдутся с делом.
Рауль прокашлялся.
– Сир…
– Это семейное дело, но в той же степени и государственное, – продолжил Людовик. – Каково бы ни было мое решение, его последствия отзовутся далеко за пределами этой комнаты. Чтобы исправить существующее положение, ты должен жениться на сестре королевы.
Рауль уставился на Людовика, онемев от изумления.
– Я отыскал трех епископов, включая твоего кузена, готовых объявить твой брак с Леонорой потерявшим законную силу, что делает тебя свободным для брака с госпожой Петрониллой. – Людовик скривил губы. – Я бы решил дело по-другому, но, видимо, это лучший выход.
Рауль сглотнул.
– Даже не знаю, что сказать, сир.
– Редкий случай для тебя, – съязвил Робер де Дрё.
Король бросил на него предостерегающий взгляд.
– Свадьба состоится, как только епископы объявят недействительным твой первый брак и завершатся все приготовления. Пока решается этот вопрос, ты отправишься с аббатом Сугерием в Сен-Дени, где проведешь время в раскаянии вплоть до самой свадьбы.
У Рауля сжалось сердце. Он не хотел переступать порог аббатства из страха, что больше оттуда не выйдет, но разве был у него иной выбор? Жизнь его все равно проиграна, и Людовик легко мог в любой момент с ним расправиться. Пожилые священники поглядывали на него с плохо скрываемым презрением.
– Сир, вы милосердны, – сказал он.
– Отнюдь, – возразил Людовик. – Я руководствуюсь целесообразностью и необходимостью. А в этом скандальном деле нет ничего милосердного.
Рауль вышел из покоев короля как в тумане, но затем медленно начал сознавать, к чему ведет расторжение брака. Они с Леонорой виделись не чаще чем раз в год, да и тогда разговаривали редко. Она, скорее всего, будет даже рада избавиться от него. Единственное, что ей может не понравиться, – потеря статуса. Его слегка это беспокоило, но тут он был не в силах ничего изменить.
Вместо этого он начал думать о Петронилле. Рауль действительно ее любил; но, помимо физического влечения, она привлекала его и тем, что была сестрой Алиеноры, а пока королева оставалась бездетной, Петронилла являлась наследницей Аквитании. Если с его помощью она забеременеет, их отпрыск станет в очередь наследников герцогства. В общем, несмотря на тяжкий путь, который он прошел недавно не по своей воле, и будущие трудности, все еще может получиться неплохо.
Рауль и Петронилла поженились тихо на Святках, в часовне Святого Николая при королевском дворце; свадьба совпала с празднованием Рождества. Петронилла облачилась в платье из темно-красной шерсти, отделанное горностаем. Рауль был явно без ума от своей молодой невесты, как и полагалось жениху. Что́ невеста нашла в одноглазом мужчине за пятьдесят, двор не понимал, но она, казалось, была так же влюблена, как и он.
Сразу после свадьбы пара удалилась во владения Рауля к северу от Парижа, чтобы побыть вдвоем в качестве новобрачных и подождать, пока не уляжется пыль, поднятая скандалом. Однако беда не заставила себя долго ждать. Тибо де Шампань пришел в ярость от оскорбления, нанесенного племяннице, назвав Рауля прелюбодеем и развратителем молодых девиц. Бернар Клервоский поддержал его, и вместе они принялись осаждать папу. Тибо отомстил Людовику, оказав поддержку Пьеру де ла Шатру, избранному, но отвергнутому архиепископу Буржа, предоставив ему надежное убежище при своем дворе.
Король незамедлительно пригрозил отрубить голову де ла Шатру и выставить ее на шесте на Маленьком мосту в Париже, а заодно рядом разместить и голову Тибо. Он публично поклялся перед алтарем в Сен-Дени, что, пока он монарх, де ла Шатр никогда не переступит порога собора в Бурже. Папа Иннокентий тут же ответил тем, что отлучил от церкви всю Францию. Людовик написал ему яростное письмо, заявив, что всегда поддерживал церковь, уважал папу и что мятежное духовенство Буржа в союзе с Тибо – вот где настоящее зло.
Последовавшее молчание казалось затишьем перед бурей. Людовик жил в состоянии постоянного напряжения, нервы его были натянуты до предела, и весь двор подпрыгивал при звуке его шагов.
Алиенора перебирала кольца из шкатулки у себя в комнате. Отобрала несколько, собираясь раздать тем, кто хорошо ей служил. На дне блеснуло одно особое колечко, королева достала его и надела на палец. Когда-то оно принадлежало ее бабушке Филиппе. Несколько рубинов в оправе, напоминавших зерна граната. Камни, по преданию, символизировали ее род по женской линии, и перстень переходил из поколения в поколение.
Алиенора отвела руку в сторону, внимательно рассматривая кольцо и гадая, передаст ли она его когда-нибудь своему собственному ребенку. Людовик по-прежнему навещал ее время от времени. Увы, красные камни с тем же успехом могли символизировать ее бесполезно потерянную кровь каждый месяц, когда результат его нечастых посещений не укоренялся в ее утробе.
Мысли Алиеноры прервал тревожный стук в дверь. Гизела впустила запыхавшегося, раскрасневшегося оруженосца.
– Мадам, вас немедленно просит к себе король!
