Текст книги "Охота на герцогиню"
Автор книги: Элизабет Бикон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Забавно, то же самое мы всегда думали о твоем характере, – закусила губу Джессика, но не удержалась и рассмеялась во весь голос, когда Персефона, опустив глаза долу, попыталась напустить на себя смиренный вид и потерпела фиаско.
Вечером Джессика, сославшись на усталость после путешествия, пораньше отправилась спать, но едва Марта покинула ее спальню, у двери возникла Персефона и заявила, что от такого комфортного путешествия не устала бы даже ее почтенная бабушка. Они проболтали чуть ли не час, уютно устроившись на помпезной кровати. На ней почивало столько английских королев, что теперь никто наверняка не мог сказать, в честь которой названы эти апартаменты. Джесс вспомнила, как они с Ровеной не раз вот так же сумерничали, иногда тайком спускались вниз посмотреть, чем заняты взрослые, а затем пробирались в кладовку и, возвратившись в спальню с добычей, перед сном долго делились своими впечатлениями о гостях, собравшихся в нижней зале. Теперь Ровена чувствует себя очень даже уютно в своей постельке, со своим мужем, вряд ли она пожелает куда-то ехать, и Джесс, несмотря на свое одиночество старой девы, желала ей, разумеется, только счастья.
– Интересно, какая особа из многообещающего маминого списка зайдет дальше всех и завоюет благородную руку Джека, представь, Джессика? – бесцеремонно прервала Персефона ее мечтания, напоминая о реальной цели прибывающих завтра гостей.
– Какой список?
– Потенциальных жен, разумеется. На какую ты бы поставила?
– Ни на одну, – покривила душой Джессика. – Мне заранее жаль ту, на которую падет его выбор. Представляю, как все вокруг нее будут перешептываться, следить за каждым ее шагом. Нет уж, увольте. По мне, так лучше ноги в руки – и домой, это достойнее, чем закусив удила отлавливать жениха-аристократа.
– Джесс, ты недооцениваешь их.
– Возможно, но я не собираюсь обсуждать его намерения относительно той или иной леди.
– Кто бы спорил, – иронично заметила Персефона, но Джессика не захотела понять ее намек.
– Оставим Джека в покое, Персефона, – сказала она, увиливая от опасной темы. – А ты этим летом разве не встретила мужчину, за которого охотно вышла бы замуж? Мне показалось, одно время тебе было весело в компании мистера Хармсбери.
– Неужели? Полагаю, мне предстоит исправить это впечатление, если хотя бы еще раз он подойдет ко мне.
– Боже, что же он натворил?
– Он подбил меня выйти с ним в парк якобы для того, чтобы встретиться с приятелями. Мерзавец вознамерился скомпрометировать меня, вообразив, что его слюнявые поцелуи и спешное предложение выйти за него замуж убедят меня сдаться. Полагаю, он не посмеет еще раз ошибиться в отношении леди, умеющей отстаивать собственное мнение.
– И как же ты выкрутилась?
– А братья на что? Думаю, когда ты подросла, твои тоже рассказали тебе, как вывести наглеца из строя и сделать ноги. Очень действенно, Джессика, так что не стесняйся, как припечет.
– Вряд ли, к тому же мне потребуется больше времени, чтобы убежать, правда? – горестно ответила Джессика.
– Знаешь, ты слишком носишься со своей хромотой, хотя никто и внимания не обращает на нее, – непререкаемым тоном известила Персефона, и Джессика смутилась.
Очевидно, она и в самом деле задергала всех излишними переживаниями по поводу своего чуть заметного прихрамывания.
– Я уже всех утомила, – жалко улыбнулась она.
– Нет, драгоценная наша, ты просто бесишь нас своим неуместным уничижением, заранее сложила лапки.
– Понятно, утомила вас до крайности, все будут просто счастливы, когда я удалюсь в свои одинокие пределы.
– Ну, рассмешила. Представляю, как ты приобретешь себе уютный скит, начнешь разводить пчел и ухаживать за парой свинок, а для развлечения будешь впрягать ослика в тележку и разъезжать по окрестным деревням, чтобы одаривать бедных девушек теплым бельем, как бы те ни сопротивлялись. Все будут думать, что тебе никак не меньше пятидесяти пяти, куда там двадцать с хвостиком.
– Предлагаешь мне обременять родителей своим затянувшимся девичеством? Или напроситься в компаньонки к какой-нибудь брюзгливой старухе, а то и в гувернантки податься, а, Персефона?
– Ничего подобного, тебе следует найти себе любящего мужа, он сумеет убедить тебя в том, в чем мы бессильны. Ты, как жена, любима и желанна, невзирая на эту несчастную лодыжку, которой ты, похоже, убиваешь в себе все остальное.
Джессика ничего не отвечала, не желая признаваться, что давно отрешилась от желаний любви, а теперь поздно и опрометчиво убеждать себя в том, что она – юное открытие сезона.
– Я сама, как и ты, никогда не соглашусь на нечто меньшее, чем любовь, но поверь, не так трудно встретить хорошего человека, – заявила Персефона, по-своему истолковав ее молчание, и вздохнула, давая понять, что вполне разделяет ее мысли.
– Я вполне довольна, – безмятежно пояснила Джессика.
– Нет, нельзя отсиживаться, надо искать джентльмена, которого ты сможешь полюбить. Сама подумай, опрометчивое небрежение порой может сгубить наше будущее.
– Положим, найдется такой, и вдруг окажется, что будущее с ним невозможно?
– То есть он женат? О, Джессика, какой скандал! – поддразнила подруга, хотя вид у нее был встревоженный.
– Нет, просто нет такого на свете, – настойчиво повысила голос Джессика, стараясь осадить ту, прежнюю, шестнадцатилетнюю Джесс, которая прыгала у нее внутри и пыталась докричаться о том, что есть такой.
Есть вопреки всему, и она готова биться головой о стенку, броситься на пол от горя – ведь эти ужасные смотрины сулят обмануть ее надежды. Но старшая Джессика скрепя сердце и стиснув зубы захлопнула дверь своей заветной темницы и выбросила ключ.
Персефона пришла в замешательство, словно горячность заверений Джессики подтвердила ее наихудшие и наилучшие опасения.
– Ты влю…
Но договорить Персефона не смогла, Джессика прикрыла ей рот ладонью. Она пристально посмотрела в умные зеленоватые глаза своей подруги и предостерегающе покачала головой:
– Нет, Персефона, даже и не думай, не пытайся воплотить свои дурные фантазии. Я не влюблена, и никто – уверяю тебя – не влюблен в меня.
Персефона неистово затрясла рукой, и Джессика, строго взглянув на нее еще раз, убрала ладонь.
– Никогда не думала, что ты такая трусиха, Джессика Пэндл.
– И не помышляй, Персефона, тебе не удастся разозлить меня и заставить доказывать, что ты не права. Твои уловки хороши для семейства Сиборн, но Пэндл ими не купишь. Мы приучены держать в кулаке и свое настроение, и свои секреты.
– Чепуха. Я видела, как ты доходила до белого каления, когда Джек изводил тебя своими сентенциями, и не ссылайся на свой нежный возраст. До сих пор, стоит ему отвесить тебе дерзкое замечание, ты начинаешь сыпать искрами, как кресало.
– Ты и сама регулярно напоминаешь мне, какой он уникальный кремень.
Джессика пожала плечами, что должно было означать ее полное равнодушие.
– Братец Рич – ему под стать, но ты с ним дружила, помнишь?
Персефона ступила на довольно тонкий ледок и, судя по самодовольно-насмешливому блеску ее глаз, прекрасно понимала, куда подталкивает свою подругу.
– Возможно, потому, что твой братец не строит из себя его светлости герцога Наплевать-на-всех и не так раздражает, как его кузен, – спокойно ответила Джессика.
– То есть он – дьявольски привлекательный пират, его глаза пылают адским огнем и многие юные леди мечтали бы остановить их взгляд на себе?
– Ты недооцениваешь своего брата, он действительно красив, и адский огонь его глаз адресован старшим сестрам тех юных леди, но вряд ли ты приметила это – как-никак сестра, а когда он был в Лондоне последний раз, ты только показалась в свете.
– Я всего на два года младше тебя, любезная Джессика, так что не пытайся делать из меня классную наставницу, которая цыпленка от ястреба не отличает, уж я-то вполне способна разобраться в ситуации, – сказала Персефона почти серьезно.
– Разобраться в моей ситуации нетрудно. Я просто немного посплетничала о разных глупостях со своей лучшей подругой, по крайней мере, до сегодняшнего вечера считала тебя таковой, но ты, как видно, становишься юной копией вдовствующей герцогини, твоей бабушки.
– Ах, Джессика, это жестоко, и несправедливо, и грешно так накликать. Я никогда – даже через сто лет – не буду походить на бабушку.
– Тогда прими это как своевременное дружеское предупреждение.
– А тебе известно, как поступить с твоим несвоевременным предупреждением, а?
Персефона сгребла с царственной кровати одну из тяжеленных королевских подушек и принялась тузить ею свою лучшую подругу. Джессика не осталась в долгу, и скоро обе задохнулись от смеха, устыдившись причиненного ущерба: нежная пуховая метель теперь носилась по величественным покоям.
– Обещай, Персефона, что не будешь изводить меня днем и ночью и допытываться имени того мужчины, в которого я могла бы влюбиться, – попросила Джессика заискивающим тоном.
– Только если ты откажешься от своего отвратительного предположения по поводу моей бабушки, – важно произнесла Персефона.
Джессика заподозрила, что нечаянно задела больную струнку подруги, видимо, та и в самом деле боялась когда-нибудь стать похожей на ворчливую старую перечницу.
– Так обещаешь? – спросила Джессика, бессознательно копируя жесткие интонации Джека.
– Обещаю, – почти серьезно заявила Персефона.
– Тогда признаю, что ты, Персефона Сиборн, менее всего похожа на вдовствующую герцогиню. Думаю, и в дальнейшем тебе не грозит участь повторить ее черты, поскольку у тебя любящее сердце, а у нее, полагаю, сердца вовсе нет.
– Только гордыня и скаредность, – согласилась подруга.
«Уж слишком бодро», – поморщилась Джессика и подозрительно проследила, как Персефона притворно зевнула и объявила, что устала спорить и пора спать.
Затем тепло обняла Джессику, пожелала спокойной ночи и пообещала утащить ее завтра утром в деревню Эшбертон – увильнуть от суматохи по приему гостей под тем предлогом, что надо нанести визиты арендаторам Джека. Выпорхнув из апартаментов королевы, Персефона плотно притворила за собой дверь, ухмыльнулась и встряхнула левой ладонью, высвобождая сведенные в крест пальцы.
Глава 4
Джек Сиборн стоял, как вмерзший в землю идол, на изящных плитках террасы, за пределами привычно безмолвных и пустынных парадных залов, в коих так приятно погрустить в одиночестве и ненадолго стряхнуть тяжкое бремя славы герцога Деттингема. Он представлял, что в данный момент олицетворяет собой прекрасную греческую статую, разве что полностью облаченную и не склонную к экстравагантным позам. По большому счету, Джеку было наплевать на впечатления мифической публики, он тихо ругался про себя, озадаченный тем полупризнанием, которое кузина только что вытянула из Джессики. Кто же мог быть ее давним возлюбленным? И почему, черт возьми, так досадно, что она, похоже, позабыла о нем?
Он мысленно перебрал всех известных ему глупцов – безрезультатно. Сам он довольно долго и успешно избегал ее общества, а на слова ненадежных свидетелей полагаться нельзя. Все же мог найтись некий болван, который не заметил ее пробуждающихся чувств, и Джек никогда не догадался бы о том сам. Беспокойство – сродни ревности – снедало его изнутри и рвалось наружу, так что ему хотелось мерить шагами мощеную дорожку под окном Джесс. Странно, он до сих пор не предпринимал никаких попыток поспособствовать замужеству Джессики, ему как-то не пришло в голову познакомить ее с респектабельным скромным холостяком из круга своих знакомых, возможно, она и влюбилась бы в кого-то из них без его протекции.
Его несколько смущала идея Персефоны о том, что Джессике надлежит выйти замуж за доброго человека, который не примет в расчет легкое прихрамывание и сумеет завоевать ее нежное сердце и острый ум, а она достаточно чутка и непременно отзовется. Сама мысль о том, что Джесс – бойкая и неуемная – выйдет за мужчину, который снисходительно отнесется к ней и сумеет деликатно обойтись с ее небольшим увечьем, заставляла его сжимать кулаки и воображать, как он превращает нос этого самодовольного идиота в отбивную котлету. Ужасно предположить, что тем загадочным избранником Мог оказаться кузен Рич, тогда земля ушла бы из-под ног, небеса обрушились на голову. Он нежно любит обоих. Но стоило ему представить эту голубиную парочку, окольцованную перед алтарем, и его начинало мутить, как загнанную клячу. Какой стыд!
Его иллюзии о своем превосходстве над остальными смертными, о герцогском праве властно распоряжаться в семье безболезненно растаяли бы во мраке ночи, если бы кузен Рич не нарушил этот мираж еще три года назад, исчезнув, как дым на ветру, и не упрямствовал в своем желании числиться без вести пропавшим. Теперь даже вспоминать о Риче неприятно, тем более подозревать его в предательстве в связи с Джессикой Пэндл и ее недосягаемым возлюбленным, который теперь терзал его разбегающиеся мысли, точно гигантский вопросительный знак. Джек не смел шевельнуться, опасаясь, что Джессика услышит его шаги, выглянет из открытого окна и поймет, как просто было подслушать с террасы все, о чем говорилось в комнате. Надо подождать, пока она уснет, и тихонько убраться прочь.
Стыдно, что нельзя сейчас походить взад-вперед, помогая своим размышлениям, надо же куда-то потратить распирающую его энергию. Завтра предстоит лицезреть целый выводок алчущих цыпочек – все на одно лицо. Ему предстоит выбрать наугад одну и провести с ней всю оставшуюся жизнь. Надо бы сосредоточиться на этом важном деле, но мысли его неизменно возвращались к Джессике и ее невероятной любви. Он сам не нуждается в любви, и жену свою конечно же любить не собирается, но предполагаемый любовный союз Джессики – не важно, в браке или вне брака, – занимает его так, что хочется размазать кого-нибудь по стенке. Даже если бы он, как и родители, пожелал делиться с супругой своей сердечной болью, он ни за что не позволил бы себе влюбиться в равнодушную женщину, которая, точно торговка из рыбного рада, способна лишь пристрастно потрошить его.
Итак, сам он не хочет взять ее в жены, тем не менее, идея о некоем джентльмене, способном на подобный поступок, приводит его в негодование. И кто же он после этого? «Собака на сене, – заключил он и расшаркался в извинениях перед сладко спящей Джессикой. – Нет, никаких личных счетов». Он вообще не желает жениться на какой-нибудь благовоспитанной девице, однако положение обязывает, надо думать о наследнике. В конце концов, никто не заставляет его дарить свое сердце и душу одной из тех безмозглых курочек, что вот-вот слетятся в Эшбертон. Вместе с тем ему доподлинно известно: если бы он счел своим долгом завоевать Джессику, она не соблазнилась бы ни его высоким титулом, ни обширными поместьями. Ей необходимо нечто большее, а ему – увы! – предложить больше нечего.
«Да, это трагедия – полностью ввериться одной особе, тем самым обделяя каждого из своих друзей и родственников», – размышлял он, вспоминая себя шестнадцатилетним юным сиротой. Тогда он горестно обвинял отца, не пожелавшего жить после смерти супруги. Говорили, то был всего лишь несчастный случай на конной прогулке. Его светлость стал крайне рассеянным в своем горе, неудачно спешился с лошади на самом краю старого карьера, оступился на подвижной кочке и, потеряв равновесие, свалился с обрыва. Но Джек знал иное – его отец, потерявший свою единственную страстную любовь, был безутешен и, промучившись так шесть месяцев, наконец решил, что мир без нее для него несносен.
После смерти жены – она умерла в муках, пытаясь разродиться его сыном, – отец пытался утопить свое горе в вине и колобродил ночи напролет. Джек зябко поежился, вспоминая, как проклинал себя отец за неосторожность, ведь после рождения первенца врачи предупреждали, что ей следует остерегаться беременности. А Джеку понадобились годы, чтобы избавиться от чувства вины перед матерью. Он почему– то считал, что своим рождением причинил ей физический урон, и у нее недостало сил родить второго младенца. Даже теперь у него начинало щипать в глазах, когда он вспоминал матушку и отца, понимал, как нелегко было им, преданным друг другу до безрассудства, достаточно долго сдерживать свою страсть, и восхищался глубиной и щедростью их взаимного чувства.
Нельзя сказать, что их страстные отношения внушили ему идею о неразумности таких эмоций. «Можно обойтись и без них», – напомнил он себе. Своим рождением он обязан скорее великой любви, нежели династическому браку, хотя экстравагантные чувства нисколько не способствовали спокойному уюту в их доме, родители без конца ссорились, мирились, клялись друг другу в неизменной любви, им некогда было замечать своего ребенка. Повзрослев, он увидел эти сцены иными глазами и понял, как сильно напрягает сильное взаимное притяжение, когда важны лишь бурные переживания плотской любви, но не ее плоды. Он понял, как страдал отец на любовном ложе, сгорая от страсти и не смея рисковать жизнью обожаемой жены. Да, как бы там ни было, такая любовь – не для него. Ему достанет здравомыслия любить своих детей, даже если у него не будет таких чувств к их матери.
Однако все эти размышления не дали ответа на поставленный вопрос: почему сама мысль о Джессике и ее предполагаемом возлюбленном бесит его так, что хочется с размаху пнуть что-нибудь пожестче и от боли зарычать во весь голос. Нет! Он всегда воспринимал свою названую кузину как особую епитимью, наложенную на него свыше, не так ли? И если она уже вкусила любви с каким-то мужчиной, пора приучить себя смотреть на нее иными глазами, хотя любовницей ее трудно представить. Джессика Пэндл всегда оставалась верна себе и не могла быть никем иным, кроме как товарищем по играм, вредным и задиристым. По крайней мере, в годы его бурной юности она была именно такой, и это его вполне устраивало тогда. Она и сейчас не подарок, правда, уже подавила в себе ту юную дикарку Джесс, и он почти обманулся ее долгой притворной скромностью, дававшей повод считать ее ничтожеством. Джек боролся с желанием поразмять ноги, когда ему внезапно пришло в голову, что существует и третья ипостась Джессики, затаившаяся между двумя ее крайними проявлениями. Уж слишком складны ее рассуждения, чтобы им верить, но ради обретения веры стоит сразиться с теми демонами, которые увлекают его вступить в брак по расчету.
Если она не повенчала себя на эксцентричное одиночество, то есть не было неведомого любовника, из нее получится та самая идеальная жена, о которой он мечтал. Но даже если она любит кого-то – ясное дело, безнадежно, – разве это помешает ему выбрать ее своей герцогиней из миллиона претенденток? Он давно знает ее и уверен, что она не способна на предательство. Она нравится ему, несмотря на свою колкость, к тому же девушка действительно прелестна, в Лондоне он неоднократно пытался убедить ее в этом, правда, безуспешно. Она будет достойной герцогиней – красивой, милосердной, заботливой. Случись ему отсутствовать, она надежно прикроет его тылы – семью и поместье. Их дети унаследуют ее характер, а он будет только рад поспособствовать появлению на свет множества ребятишек. Джек почувствовал, как заныли чресла и напряглась плоть, когда он представил ее на супружеском ложе.
Осталось только уговорить ее принять взаимовыгодные условия их союза, тогда он будет вполне доволен своей жизнью и удачно избежит сумасшедших страстей, которые опалили его в родительском доме. Точно, за эти две недели надо доказать Джесс, что они вполне подходят друг другу, и можно предвкушать совместную жизнь с ней, нисколько не жертвуя собой ради продолжения рода. Эта идея показалась простой здесь, в тени огромной усадьбы, под благосклонно взошедшей луной, однако… «Она та еще штучка, – подумал он и ухмыльнулся, как голодный волк. – Пора ей изведать те крайние наслаждения, в которых она так глупо отказывала себе, настроившись на отшельничество». У него две недели, чтобы искусно подловить эту Красную Шапочку в своем лесу. Предстоящее времяпрепровождение сразу окрасилось в радужные тона, когда он представил, как изящные округлости Джесс наливаются теплом от его страстных поцелуев, и теперь ему трудно было придумать разумные причины отказаться от этой затеи.
Неразумно яростная дрожь охватила его, стоило представить ее прелести в руках другого мужчины, но Джек справился с проблемой, вспомнив, как сурово она отвергала все предположения о своих девичьих успехах. Он был настроен жестко в отношении соперника, поделом, сам виноват, что не воспользовался шансом и предпочел уйти, или же ему не хватило ума понять, что к чему. Такие идиоты не стоят того, чтобы девушка вздыхала о них всю жизнь. Да еще отказывалась выходить замуж. Джессика заслуживает лучшей доли, но вот каковы его заслуги – это вопрос. Он надеялся, что достоин жены, которая не превратит его жизнь в бедлам, более того, надеялся, что достоин Джессики, герцогини Деттингем, поскольку нельзя обречь ее на одиночество, на которое она уже обрекла себя.
Надо же быть таким глупцом, чтобы только сейчас сообразить: Джессика – именно его герцогиня, надо было лишь отвлечься от горячки и хаоса светской жизни и пристальнее вглядеться в нее, когда она была рядом с ним на последнем балу в Лондоне. Если бы она позволила себе хоть чуточку прельститься перспективой обрести его титул и богатство, у него была бы солидная фора перед замешкавшимся на старте соперником, а вместо этого придется теперь ломать голову и убеждать ее, что преимущества его положения не препятствуют развитию их отношений. Что ж, начало положено, он почувствовал искру взаимного смущения, когда нес ее на руках. А она знает его бедовую упрямую натуру – он не отступится от своего.
Он представил, как рассудительно-холодная Джессика Пэндл втайне сходит с ума от страсти к нему и слабеет в его объятиях, и эта картина привела его в такое возбуждение, что он поразился: неужели можно так долго лгать самому себе? Он припомнил, как она выглядела в лондонской бальной зале, и попенял себе: ценитель женской красоты давно должен был приметить ее. Непонятно, отчего он был слеп, неужели Джессика умела так искусно принижать свою красоту? Как он не заметил до сего вечера ее мягкие, под цвет осенних листьев, золотисто-каштановые волосы? Неужели ему не хотелось коснуться их и увидеть, как они струятся и переливаются под его ладонями, словно их освещают десятки, если не сотни дорогих восковых свечей из тех, что изредка выставлялись в залах, где она бывала?
Но Джессика изначально отвергала мнение о том, что ее волосы соблазнительны, придерживаясь аналогичного и относительно своей великолепной фигуры, тонко очерченного лица, живых глаз цвета морской волны. Он никогда не видел ничего подобного. А еще у нее особенный чувственный изгиб рта… Все, довольно, хватит грезить об этом, иначе он не выдержит, влезет к ней в окно и начнет изводить бедняжку своими грубыми попытками выяснить, насколько пухлы и сочны ее губы, когда она не складывает их в кислую мину, едва заслышав о здравствующем герцоге Деттингеме. Да уж…
Наконец Джек решил, что дал ей приличную фору во времени и она, если верить ее заявлениям, давно уже спит, устав с дороги. Он не решился даже помыслить о возможности посмотреть, как она спит, нагая, в его объятиях, утомленная его вожделением и взаимной страстью, иначе мог бы и в самом деле впрыгнуть в окно и напугать ее до полусмерти. Потому он пригнулся и тихо, как вор в ночи, удалился с террасы. Хорошо, что в доме пока не было массы посторонних, те обычно чутко спят в первую ночь в чужом доме и могли бы подивиться на преступные деяния его светлости герцога Деттингема.
Джессика и Персефона вернулись в Эшбертон лишь после полудня и немедленно повинились в столь долгом отсутствии. Леди Мелисса, ясное дело, согласилась с ними, поэтому, едва они сняли шляпки, тут же повела их к гостям.
– А вот моя старшая дочь Персефона и моя крестница мисс Пэндл! – воскликнула она, вводя их в Парадную залу, которую задействовали лишь в особых случаях. – Полагаю, милые, в этом сезоне вы успели познакомиться с леди Фреей Бакл и мисс Корбридж? – Несомненно, леди Мелисса отчаянно надеялась спихнуть с рук хотя бы пару девиц, после такого наплыва гостей хозяйке дома требовалось перевести дух и немного успокоиться. – Эти юные леди не желают пока удалиться в свои спальни, чтобы отдохнуть с дороги, им хочется полюбоваться прелестными садами вокруг усадьбы. Моя дочь и мисс Пэндл подоспели вовремя. Они покажут вам наиболее интересные образчики садово-паркового искусства, и, надеюсь, вам будет чем развлечься до тех пор, пока остальная молодежь выйдет к нам в залу, так, милые?
– Конечно, сады Эшбертона весьма отличаются, – ответила леди Фрея, словно не вполне одобряла их.
– Насколько понимаю, Сиборны гордятся тем, что никогда не гнались за модой, предпочитая быть ее законодателями, – осторожно вставила Джессика.
Мысль о том, что эта высокомерная леди отхватит себе эти сады вместе с их владельцем и усадьбой, а затем изменит их по своему вкусу, привела ее в негодование.
– Да, у нас собственное понятие о вкусе, – подтвердила Персефона и холодно окинула взглядом леди Фрею, давая понять, что заметила не только ее легкомысленные лайковые комнатные туфельки. – Многие дорожки выровнены гравием, – заявила она, намекая, что леди, идущая на экскурсию, могла бы надеть для удобства прочные ботинки, – но если мы пойдем вдоль террас, по тисовой аллее, вы не пострадаете, леди Фрея.
– Мне, знаете ли, тоже нравится поступать по-своему, – ответила леди Фрея с такой же холодностью, и Джессика почувствовала, как мисс Корбридж поежилась, словно ненароком забрела на изысканно-скользкое поле брани.
– Надо полагать, – царственно фыркнула Персефона, приступая к ритуальному обходу парка.
Мисс Корбридж и Джессика завязали оживленную беседу, стараясь разрядить обстановку.
– Всегда предпочитала живописный стиль[9], – неодобрительно заметила леди Фрея, разглядывая общий дизайн регулярного парка с высоты южной террасы Эшбертона. – Все это выглядит слишком прилизанно.
– Это стилизовано известным дизайнером Брауном[10] под мифическую Аркадию. Много позже воссоздано Рептоном[11], – заявила Персефона.
Если леди Фрея еще не поняла, что война уже объявлена, у нее больше оптимизма, чем у Джессики.
– Я знаю, что герцогу, моему кузену, не импонирует модная вычурность фальшивых райских уголков, – как бы между прочим продолжила она.
Джессика молча подивилась: неужели Джек, оглядывая свой Эшбертон, когда-нибудь задумывался над сравнительными достоинствами естественного пейзажа и архитектурно-изысканного ландшафта?
– Его светлость и я, – вещала Персефона, – полагаем, что ни к чему затрачивать огромные средства на воссоздание якобы природного ландшафта. Это так же лицемерно, как разбивать фигурные клумбы или ажурно подстригать кроны. Правда, дедушка нанимал господина Брауна с целью облагородить участок внешнего лесопарка, господину Адаму[12] поручил спроектировать фолли[13] в обзорных точках. Однако настоял на том, чтобы олений парк и сады за усадьбой остались нетронутыми. И мы благодарны ему, поскольку даже теперь наша бабушка не может заявить, что эта красота устарела.
Да, мастерски она ввернула про бабушку. Трудно оспорить мнение крайне сварливой вдовствующей герцогини Деттингем, одобряющей мешанину стилей и эпох в Эшбертоне, и скромной дочери графа остается только согласиться, что эти сады – само совершенство. Пока. Определенно, грозная леди Фрея явит свою силу, как только обретет реальную власть в высшем свете.
– Сколько же лет прошло с тех пор, как ее светлость прибыли в Эшбертон юной новобрачной? – размышляла вслух ее милость. – Шестьдесят, а то и больше. Вы не знаете, мисс Сиборн? Многое могло измениться за это время, как вы считаете?
– Нет, – вспылила Персефона.
Неизвестно, что могло последовать за этим, если бы на террасе не появился Джек в сомнительной роли миротворца.
– Добрый день, – бодро начал он свою праведную миссию, и Джессика поняла, что для леди Фреи все они волшебно просто исчезли в тени одинокого герцога.
Если бы он не был Джеком, можно было бы и восхититься целеустремленностью девушки, настроившейся на блестящее замужество.
– Ваша светлость! – воскликнула леди и застыла в таком глубоком реверансе, что Джессика успела представить, как придется поднимать ее.
– Леди Фрея, мисс Корбридж.
Он элегантно поклонился, пряча усмешку.
Леди Фрее таки удалось самой выпрямиться после реверанса, не свалившись ему под ноги.
– Мисс Пэндл, любезная кузина Персефона, как вы сегодня обошлись с моими бедными пансионерками? – спросил он, и Джессика, заразившись его весельем, поспешила озабоченно нахмуриться, чтобы справиться с необъяснимым приступом смеха.
– Прекрасно, но крестная, полагаю, нуждается в моей помощи. Если вы готовы помочь Персефоне и разъяснить гостьям тайны вашего парка, я, пожалуй, пойду помогу крестной, – ответила она.
– Гром небесный, разве моей кузине требуется такая помощь, мисс Пэндл? Персефона, неужели язык устал болтать?
– Вовсе нет, – радостно отозвалась Персефона, и Джессике захотелось осадить эту интриганку и предательницу свирепым взглядом. – Мама говорит, что у меня язык без костей. Вам еще не наскучил свежий воздух и натуральные сельские ароматы наших славных садов, мисс Корбридж? – невинно осведомилась она.
– Ничуть, мисс Сиборн, – любезно ответила миловидная мисс Корбридж. – Леди Генри Сиборн обещала нам нечто невиданное в садах Эшбертона, и я весьма заинтригована. Мы непременно должны продолжить экскурсию, вынести верное суждение о ваших достопримечательностях.
– Вы правы, так мы продолжим этот экспромт, к радости матушки, желавшей, чтобы вы вернулись в дом отдохнувшими и полными впечатлений? – осведомилась Персефона с королевской изысканностью.
Между тем леди Фрея исчезла из вида.
– Останьтесь, – шепнул Джек, когда Джессика вслед за остальными кинулась было догонять рассвирепевшую леди Фрею.
Он крепко вцепился в подол ее любимого платья, и она невольно остановилась.
– Пустите меня, – сердито крикнула Джессика, когда процессия удалилась на приличное для того расстояние. – Тетя уж очень просила меня ублажать гостью, и если я задержусь здесь, девушка станет моим врагом на всю жизнь.
– Надменная кокетка дерзает ради короны герцогини, а я равным образом уверен в том, что погоня за терновым венцом – не моя стезя и, если вы останетесь со мной, у нее не будет возможности слукавить и повторить попытку повалиться в мои объятия в надежде скомпрометировать меня.
– Но ведь именно за этим она сюда и приехала, не так ли? – спросила она, обескураженная его противоречивым поведением. – Я полагала, все эти девушки претендуют на титул вашей герцогини.
