Текст книги "Богатые наследуют. Книга 1"

Автор книги: Элизабет Адлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА 12

Через неделю Ария перестала плакать и в конце концов согласилась встретиться с Карральдо. Он никогда не опаздывал, и Фьяметта открыла дверь на его стук ровно в восемь часов вечера. Ария все рассказала Фьяметте – все то, что она пережила за эту неделю. Фьяметта тут же предложила девушке все свои сбережения.

– Конечно, это не бог весть какая сумма, дорогая девочка, – сказала она, плача. – Но этого хватит, чтобы ты смогла убежать отсюда и начать новую жизнь где-нибудь в другом месте. Это куда лучше, чем позволить продать себя Карральдо.

Но Ария была непоколебима.

– Выхода действительно нет, Фьяметта. Я не могу поступить иначе, – говорила она примирительно. – Это – мой долг.

Дрожь пробежала по спине Арии, когда Карральдо взял ее руку в свои.

– Упрямая девочка отрезала все свои красивые волосы, – прошипела среди наступившего молчания Франческа. – Она теперь выглядит как уличная бродяжка. Но все же они снова отрастут, и станут достаточно длинными ко дню свадьбы.

– Я хочу, чтобы ты говорила со мной без обиняков, – начал Карральдо, игнорируя Франческу. – Твоя мать позволила мне сделать тебе предложение – я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж – но, конечно, только ты сама можешь дать мне ответ. Я понимаю, что это могло вызвать у тебя шок, и мне бы не хотелось, чтобы тебе казалось, что я давлю на тебя. Все, что я могу сказать – это то, что я искренне любил твоего отца; он был моим лучшим и дорогим другом. И еще – то, что я люблю тебя с того самого дня, когда ты родилась. Если ты скажешь мне «да», я сделаю все, что в моих силах, чтобы сделать тебя счастливой.

Ария чувствовала себя так, как будто была зрителем и перед ее глазами разыгрывалась пьеса. Казалось, она словно в тумане плыла от своего недолгого прошлого к неизвестному будущему. И хотя Карральдо был вполне вежлив и предупредителен, она интуитивно ощущала, что это лишь внешняя оболочка, под которой затаился огнедышащий вулкан.

– Ария? – встревоженно позвала ее мать.

– Я принимаю ваше предложение, синьор, – сказала Ария, опустив глаза. Руки Карральдо опустились на ее плечи, затем его губы коснулись ее щеки легчайшим из поцелуев.

– Спасибо, Ария, – сказал он.

Он вынул маленькую темно-голубую коробочку, открыл ее и протянул Арии. Она взглянула с любопытством и не могла оторвать глаз от большого изумруда чистой воды, который лежал внутри. Не было никаких дополнительных украшений в виде цепочки из бриллиантов вокруг него – в этом не было необходимости. Сам размер, глубокий зеленый цвет драгоценного камня и простой дизайн украшения подчеркивали его уникальность и ценность.

– Это – из сокровищницы махарани, – сказал он Арии. – Я выбрал это кольцо за насыщенный цвет его камня и отсутствие вычурных деталей. Я подумал – оно может тебе понравиться.

Ария отвела взгляд – массивный изумруд показался ей символом того тяжелого камня, который тянул ее ко дну.

– Я… я не могу. Я не смогу носить его, – прошептала она.

– Да что такое с тобой, Ария! – закричала Франческа с визгливой ноткой в голосе. – Чем бы ни была напичкана твоя голова, ты не можешь не понимать, что любая девушка была бы просто счастлива носить такое кольцо!

– Пожалуйста, Энтони, – улыбнулась с усилием Ария. – Не могли бы вы подождать хоть немного… пока мне исполнится восемнадцать…

Восемнадцать лет казалось ей датой, отделенной от нынешнего дня чуть ли не столетием, если не вечностью.

– Конечно, если ты так хочешь… – спокойно ответил Карральдо. – Я могу подождать несколько месяцев. Но мы поженимся сразу же после твоего дня рождения.

В глазах Карральдо мелькнуло что-то такое, что заставило Арию поспешно согласиться.

– Да, да, конечно. Я обещаю. Просто дайте мне время.

– Ты сделала меня очень счастливым, – сказал Карральдо, вставая. – Мой самолет дожидается меня в аэропорту Марко Поло. Я лечу в Нью-Йорк – там будет очень важный для меня аукцион. Не хочешь ли пообедать со мной, когда я вернусь завтра?

Ария молча кивнула, глядя, как мать провожает Карральдо до дверей. Энтони был вежлив и внимателен, он был очарователен и добр. Он обходился с ней так, словно она была какой-то драгоценностью, но у нее было такое ощущение, что, став женой Карральдо, она будет для него просто еще одной вещью в его знаменитой коллекции, что-то вроде редкой вазы, которую нужно брать в руки осторожно и с восхищением.

В течение двух последовавших за этим разговором недель Ария каждый вечер ложилась спать с чувством облегчения, что день прошел, а Карральдо так и не вернулся, а просыпаясь по утрам, с ужасом думала, что он может позвонить и ей придется выполнять свое обещание – пообедать с ним. Ария находилась в постоянном напряжении, она стала нервной, и когда Карральдо в конце концов позвонил, она даже почувствовала облегчение.

Игнорируя наставления Франчески, потребовавшей, чтобы дочь надела новый маленький шелковый костюм, который она купила для Арии по этому случаю, девушка выбрала простую белую юбку и черный свитер, опоясав тонкую талию черным широким кожаным ремнем, надела черные туфли на низком каблуке. Франческа была в ярости. В довершение всего, на загорелых ногах дочери не было чулок.

– Надень хоть драгоценности, – настаивала мать, видя, что Ария не собирается переодеваться. – Возьми мои серьги с жемчугом и бриллиантами.

Ария молча вдела пару больших черных с белым керамических сережек в свои маленькие уши и отступила назад, чтобы посмотреть на произведенный эффект. Потом она взъерошила свои короткие волосы так, чтобы они торчали в разные стороны. Франческа застонала.

– Мама! – воскликнула Ария раздраженно. – Когда ты наконец перестанешь делать из меня то, что хочется тебе, то, что вовсе не я. Я такая, какая есть, и ношу то, что мне хочется. Если Карральдо это устраивает, то ради Бога – он это получит. Я не собираюсь менять себя в угоду тебе или ему.

Они услышали шум подплывающего катера, и Франческа бросилась к лестнице, остановилась, дожидаясь, пока Фьяметта откроет большую дверь, выходившую на Гранд Канал. Через несколько минут появилась сама Фьяметта, держа в руке конверт.

– Синьор Карральдо не смог приехать сам, синьора, – сказала Фьяметта. – Капитан дожидается внизу, чтобы отвезти Арию к синьору.

Франческа схватила конверт из рук Фьяметты. Он был адресован Арии, но ее мать вскрыла его.

«Дорогая девочка, – писал Карральдо крупным твердым почерком. – Извини, что не смог приехать за тобой сам, но, к сожалению, я понял, что задерживаюсь. Капитан моего катера, Джулио, привезет тебя ко мне. Жду встречи с нетерпением.

Энтони Карральдо»

Ария едва подавила дрожь, когда вступила на палубу новенького черного речного катера Карральдо. Его личный флаг – черный ворон в золотом кольце – развевался на носу на флагштоке. Капитан, в белом с иголочки кителе и фуражке с золотым галуном, умело вел катер по загруженному лодками каналу. Ария думала, что ее привезут в дом Карральдо, где она и будет его дожидаться, но вместо этого катер набрал еще скорость и устремился в лагуну.

– Синьор Карральдо велел мне доставить вас в аэропорт, чтобы вы могли встретить его, – сказал ей капитан. Ария подумала с внутренней нервозностью, что Карральдо, должно быть, очень не терпится увидеть ее, если он захотел, чтобы она встречала его самолет.

Шофер дожидался ее на пристани, откуда они поехали в большом черном «мерседесе» в аэропорт, где уже приземлился маленький, но мощный черный «Гольфстрим», тоже отмеченный знаком Карральдо – все тем же вороном в кольце.

Ее почтительно приветствовал стюард, который затем проводил девушку по ступенькам в самолет.

– Синьорина Ринарди, – провозгласил он, когда они вошли в обитый серым блестящим материалом салон.

Карральдо оторвал взгляд от каталога аукциона, затем встал.

– Ария, – улыбнулся он. – Можешь ли ты простить меня за то, что я не приехал за тобой сам? Я послал Джулио, потому что знал, что опаздываю.

– Я ничего не имею против того, чтобы вы опаздывали, – ответила она застенчиво. – Я сама не очень-то пунктуальна.

– Боюсь, что пунктуальность – одна из моих привычек. Мой отец был помешан на пунктуальности – он расписывал нашу жизнь буквально по минутам.

Ария взглянула на него удивленно. Ей никогда не приходило в голову, что у Карральдо мог быть живой, реальный отец; может, в Энтони есть все же что-то человеческое. Потом она услышала шум отъезжающих ступенек и звук заводимого мотора. Двери закрылись и самолет побежал по взлетной полосе. До Арии дошло, что они взлетают.

– Но куда мы летим, – воскликнула она встревоженно.

– Садись, Ария, и застегни ремни, – сказал ей спокойно Карральдо. – Мы летим пообедать ко мне домой.

– Но я даже не знаю, где вы живете, – она послушно застегнула ремень. – Я думала, что мы пообедаем здесь, в Венеции.

– У меня много домов, – ответил он. – Но думаю, что моим настоящим домом можно считать Милан. Мой бизнес, в основном, связан с этим городом. Это будет и твоим основным постоянным домом, Ария, и я подумал, что может быть тебе будет интересно взглянуть на него.

Он улыбнулся.

– Не тревожься, ты успеешь вернуться домой, чтобы вовремя лечь спать.

Самолет без труда взмыл в воздух, и все, что Ария видела внизу, была голубизна лагуны и моря. Девушка нервно поглядывала на Карральдо; теперь они были вдвоем, и Венеция казалась отсюда за миллионы миль.

Карральдо откинулся в кресле и стал с гордостью описывать свои самолеты. Этот – самый маленький из «Гольфстримов», говорил он. Он используется для непродолжительных перелетов из города в город. Два других самолета были «Гольфстримы-4», способные совершать трансатлантические рейсы. Один обычно находился в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке, второй же – в аэропорту Шарль де Голль в Париже. Оба они покрыты точно такой же глянцевой черной краской и имеют на борту его собственную эмблему – ворона в кольце. Интерьер их тоже одинаков: стены, занавески, кресла, разнообразные ящички, рамки зеркал, кровати были стального цвета – такого же, как и в этом самолете. Карральдо не допускал даже проблеска цвета – он считал, что монохромный декор имеет успокоительный и мобилизующий эффект для глаз после того, как он устает от буйства красок на полотнах, которые он продает и покупает. По роду своих занятий он имел дело с большим количеством произведений искусства.

Он спросил Арию о ее занятиях живописью и удивился, почему она перестала посещать уроки во Флоренции.

– Потому что я выхожу замуж, – ответила она, опуская глаза.

– Тогда мы организуем новые курсы – специально для тебя, – сказал Карральдо быстро. – Предоставь это мне. Я найду тебе самого лучшего преподавателя.

Ария подумала: ну как же он не понимает, что это будет далеко не то же самое. Ей не хватало не только занятий как таковых, ей нужны были ее друзья; Ария скучала по их смеху и шумному веселью в кафешках и на вечеринках.

Неожиданно словно из ниоткуда вынырнул стюард, чтобы спросить, не нужно ли им чего-нибудь.

– Может, шампанского? – предложил Карральдо.

– Спасибо, но можно лучше кока-колу? – ответила она, покраснев от его улыбки, когда украдкой рассматривала его профиль – он повернулся к стюарду велев ему принести две коки. Ария подумала – его ястребиный нос придает его лицу надменное выражение, а тени с лиловатым оттенком под глубоко посаженными глазами делают их еще более темными. Она понимала, что некоторые женщины нашли бы его очень и очень привлекательным мужчиной, но она сама чувствовала с ним себя неуютно.

– Ты знаешь, что у меня еще есть дом в Портофино? – спросил он, встречаясь с ней взглядом.

– Нет, – ответила Ария. – Я так мало знаю о вас.

– Ну, это дело поправимое, – сказал он быстро. – Думаю, ты будешь там счастлива – в Портофино всегда много молодежи. И конечно, в твоем распоряжении дом в Лондоне и большой номер в отеле в Нью-Йорке. Тебе нравится путешествовать, Ария?

– Мне не часто удавалось делать это, – ответила она, потягивая кока-колу с чувством дискомфорта. Напиток был налит в изящный бокал из баккара; в нем лежали красивые шарики льда и тонкие ломтики лимона, но ей была бы больше по душе простая банка коки, которую можно было пить вместе с друзьями, когда только захочется.

Когда самолет стал заходить на посадку, Ария к своему удивлению обнаружила, что время пролетело быстро. Другой длинный черный «мерседес» уже ждал, чтобы отвезти их из аэропорта Мальпенца в город.

– А ваши машины все одинаковые? – спросила девушка. – Как интерьеры самолетов?

Карральдо пожал плечами.

– На все есть свои причины. Однажды я попал в переделку и чуть не погиб. Я ехал на старом «мерседесе» отца – он был у него, по-моему, целую вечность, потому что ему очень нравился его дизайн и возможности. Машина слушалась меня настолько легко и молниеносно, что мне удалось избежать самого худшего. С тех пор я покупаю только «мерседесы» – именно эта модель устраивает меня больше всего.

Ну конечно, думала мрачно Ария, у человека, подобного Карральдо, имеется основание буквально для всего – он никогда не будет делать что-либо непроизвольно, поддавшись порыву. Каждый отдельный шаг будет обдуман и спланирован. Но если это так, то в чем же настоящая причина того, что он хочет жениться на ней?

Когда машина подкатила к ступенькам дома и остановилась, из дверей вышел дворецкий в черном пиджаке и белых перчатках. Карральдо превратил типичный высокий из серого камня дом восемнадцатого века в жилище двадцатого века. Полы были из выбеленного дерева; исключением в сдержанном интерьере были два старинных китайских шелковых коврика, которые спокойно висели на стенах, как изысканная пара утонченных живописных полотен. Карральдо убрал стены, разделяющие две комнаты на нижнем этаже, превратив их в единое пространство, обширность которого еще увеличивалась очень высокими потолками. Огонь потрескивал в двух строгих мраморных каминах, расположенных в противоположных концах помещения. Стены были ровного кремового цвета, глубокие мягкие диваны обиты простым суровым полотном. Освещение было непрямым – разбросанные внизу и наверху светильники разливали вокруг себя островки света, и великолепный высококлассный проигрыватель «Бэнг и Олафсен» мягко нашептывал через звуковые колонки чудесную музыку – Ашкенази играл Моцарта. Ария с удивлением подумала, что громкость была такой же высокой, какую любила она сама.

Она огляделась по сторонам, ожидая увидеть знаменитую коллекцию полотен Карральдо, но, за исключением тех двух ковриков, на стенах не было ничего. Не было ни единой картины, или скульптуры или просто декоративной вещицы.

– Все в этих комнатах функционально, – проговорил Карральдо. – Как я уже говорил, каждый день я вижу так много произведений искусства что мне необходимо, чтобы мой мозг мог отдохнуть в атмосфере абсолютной простоты. Только в моей спальне есть нечто – там всегда висит моя любимая картина. Это последнее, на что я смотрю каждый вечер перед тем, как заснуть. И так в течение месяца; потом я заменяю ее на другую – я не люблю слишком привязываться к тому, что имею.

Ария взглянула на обеденный стол из стекла и стали. Стоявший на нем букет цветов был словно собран молоденькой девушкой; он так выбивался из общего настроя дома – ландыши и незабудки, фрезия и крошечные нежные розы… Словно букет для юной невесты, подумала удивленно Ария.

– Я выбрал их для тебя, – сказал ей Карральдо. – Я подумал, что, может быть, это те цветы, какие ты любишь.

Ария вспыхнула от ярости – неужели он считает ее таким ребенком! Дворецкий услужливо предложил ей бокал шампанского, и она отпила большой глоток, неожиданно решив вести себя так скверно, как только сумеет.

Обед состоял из итальянских блюд – простых, но изысканно приготовленных и сервированных. Карральдо ел мало. Он сидел, откинувшись на стуле и потягивал шампанское, наблюдая за Арией с едва уловимой насмешливой улыбкой. Избегая встречаться с ним взглядом, девушка пила шампанское так лихо, словно это была вода, не говоря ни слова.

Они молча пили кофе, когда, наконец, он взял ее за руку.

– Я кое-что хочу тебе показать, прежде чем мы уйдем отсюда.

Голова Арии сильно кружилась от выпитого вина, когда она послушно шла позади него через холл в комнату, которая, очевидно, была его кабинетом. Большое дубовое бюро восемнадцатого века резко контрастировало с простой плитой из пятнистого черного гранита на изящных ножках, которая служила Карральдо письменным столом. Все было безукоризненно, словно каждая вещь имела свое постоянное, даже вечное, место. Бумаги были сложены в ровные стопки, рядом с ними лежали внушительного вида книги. Телефон был черным; простые бледно-кремовые занавеси на окнах соответствовали цвету стен. Ария подумала, что Карральдо, похоже, свел свою личную жизнь, свои пристрастия до минимума, и содрогнулась при мысли о том, как же выглядит его спальня. Нечто вроде холодной монастырской кельи? Маленький пейзаж в простой рамке стоял на мольберте, и она сразу же узнала – это был Мане.

– О-о-о… Какой чудесный! – выдохнула Ария, подходя ближе, чтобы получше рассмотреть его.

– Я подумал – он тебе понравится, – тихо отозвался Карральдо. Он был явно доволен.

Ария благоговейно застыла у картины.

– Как ему удалось все это? – прошептала она, на мгновение забыв, где она находилась и с кем. – Как можно создать это волшебное ощущение простым прикосновением кисти и чуточкой краски? Это так… так сокровенно, так близко мне… кажется, что я сама там, у этого пруда мягким ясным воскресным вечером.

– Когда Мане предложил этот пейзаж на Парижский Салон в 1860 году, они отвергли его, – нарушил последовавшее вслед за словами Арии долгое молчание Карральдо. – Они сочли его странным и уродливым.

Ария взглянула на него с ужасом.

– Как грустно и тяжело, наверно, было ему – ведь он не знал, что его картины будут по достоинству оценены потомками… даже если и понимал, что Салон ошибается.

Карральдо отошел, пожав плечами.

– Ван Гог не продал ни единой картины в своей жизни. Сейчас я занимаюсь тем, Ария, что стараюсь, насколько это возможно в моих скромных силах, отыскивать молодых талантливых художников, которым я могу помочь своей поддержкой, и нахожу рынки сбыта для их работ. Но, несмотря на это, их жизнь все равно нелегка. Нужно иметь много мужества, чтобы быть человеком искусства. Часто проходит очень много времени, прежде чем им удается сделать себе имя.

– Я и не знала, что вы этим занимаетесь, – проговорила она удивленно.

Карральдо снял Мане с мольберта и протянул его Арии.

– Я купил его для тебя, – сказал он коротко. – Пожалуйста, возьми его себе.

Ее глаза широко раскрылись от изумления.

– Вы купили этого Мане – для меня? Но это невозможно… я хотела сказать… никто не делает подобных подарков.

– Мне не удалось порадовать тебя изумрудом маха-рани, – ответил Карральдо также коротко. – Но это явно больше тебе по душе. Он – твой.

Ария колебалась, глядя на картину, пораженная таким царским подарком.

– Я не могу, – произнесла она наконец. – Пожалуйста, не спрашивайте, почему, но я не могу принять его. Пока еще не могу.

Карральдо без звука поставил Мане назад на мольберт.

– Пора уходить, – сказал он отрывисто. Ария встревоженно взглянула на него, когда поспешно выходила из дома. Она почувствовала нервную дрожь – Карральдо внезапно стал таким холодным и сухим, что ей стало страшно.

Пока «мерседес» мягко катил назад в аэропорт, она убеждала себя, что просто глупо вела себя, выпила много шампанского. Конечно, Карральдо никогда не причинит ей вреда. Но Ария не могла не чувствовать, что он разозлился на нее за то, что она отказалась от его подарка. Гнев Карральдо был как бы некой силой, которая пугала ее и с которой она раньше никогда не сталкивалась.

Девушка откинулась на спинку кресла в самолете, закрыла глаза; когда она все же взглянула на Карральдо, то увидела, что он сидит, уткнувшись взглядом в каталог выставки. Полет прошел в полном молчании.

Черный автомобиль вновь дожидался, чтобы отвезти их к катеру. Когда лодка неслась по каналам назад к дому Арии, Карральдо, наконец, заговорил.

– Я рад, что у нас была возможность поговорить. Теперь мы знаем друг друга чуть больше и лучше.

Но Ария смотрела, как блестящий черный катер врезается в венецианскую ночь и думала о том, что это не так. Она ни на йоту не узнала больше о настоящем Карральдо. И она по-прежнему боялась его.

ГЛАВА 13

Сегодня состоялось открытие выставки работ Орландо Мессенджера в галерее Мейз в Лондоне. И хотя изрядное количество не очень хорошего шампанского было выпито многочисленными очень богатыми посетителями, очень мало кто из них мог представлять интерес в качестве реального покупателя. Орландо очаровательно улыбался всем, принимая поцелуи в обе щеки от шикарных дам, чьи туалеты намного превосходили по стоимости его картины, и одновременно поневоле слушал международные сплетни, которые гости выставки, похоже, находили более волнующими и интересными, чем его работы. Проклятье, чертыхался он про себя разъяренно – хотя они и перемалывают всю эту чушь на своих ленчах, они не должны делать это здесь, сейчас!

Почти с самого раннего детства Орландо твердили, как он красив, какими выдающимися дарованиями обладает, как очарователен его характер. Но странное дело – все это, казалось, не проникало в его сознание. Время от времени он получал различные стипендии от нескольких британских высших школ, учился там в течение какого-то периода – просто для того, чтобы сделать приятное родителям, но потом по непонятным для них причинам переставал посещать занятия. Выяснилось, что Орландо ненавидит школу как таковую. Специалист по детской психологии объяснил озадаченным родителям, что натуре ребенка полностью противопоказана ежедневная мелочная дисциплина в учебных заведениях и вообще регламентированный образ жизни, хотя сам процесс обучения не представлял собой проблемы для мальчика. Он легко схватывал то, что написано в книгах и говорилось преподавателями. В сущности, он был очень одарен; его коэффициент интеллекта был равен 158.

У Орландо открылись большие художественные способности, и со вздохом облегчения родители послали его на три года в школу искусств во Флоренции с условием, что он будет постоянно на виду у родственников матери, которые там жили, будет держать себя в рамках приличий и вести правильный образ жизни – ведь все-таки ему было всего шестнадцать лет. Во Флоренции он произвел впечатление на тамошнее общество – его считали выросшим в приличной семье, хорошо воспитанным, очаровательным молодым студентом художественной школы. У него были многочисленные романы со знакомыми его тетки.

– По крайней мере, все они были женщинами, – сказал его дядя, когда все открылось и тетя с горечью распекала Орландо. – Никогда не знаешь, что придумали бы его приятели-мальчишки.

Между тем его пребывание за границей затягивалось – после Флоренции он поехал в Париж, затем на юг Франции, потом – на греческие острова. Но он был не из тех, кто рисовал дикую природу: его коньком был городской шик – виллы, роскошные квартиры и особняки его многочисленных знакомых. Орландо обладал способностью подмечать главное и передавать сходство, и очень скоро понял, что нет лучшего способа польстить женщине, чем сказать ей, что он просто обязан нарисовать ее портрет или изобразить ее жилище. Женщины не были проблемой для Орландо Мессенджера. Ни в малейшей степени.

– Орландо! Как я рада снова видеть тебя. Мы не встречались целую вечность… два года, если не ошибаюсь? – маленькая и убийственно шикарная женщина, одетая в черное, смотрела на него; ее большой рот, накрашенный блестящей красной помадой выделялся на белом лице, когда она улыбалась Орландо.

– Не меньше, Памела, – ответил он, беря ее под руку и подхватывая ее очаровательный тон. – Я скучал по тебе.

– Я тоже, дорогой, – ее большие карие глаза из-под слоя серых теней и черной туши для ресниц смотрели на него понимающе. – У меня – новый домик в Гстааде.

Она помолчала, потом начала тихо:

– Приезжай туда на Рождество – у нас собирается небольшая компания друзей – человек двадцать шесть, я думаю…

– Звучит заманчиво, – ответил он, улыбаясь ей в глаза.

– Отлично! Ты сможешь написать мой новый домик…

Она порхнула через комнату на своих неправдоподобно высоких каблуках, которые всегда носила, чтобы придать своему росту недостающие дюймы, и обвила руками другого мужчину – писателя, которого знал Орландо. Он услышал, как она почти в точности повторила ему все то, что только что говорила Орландо. Памела сделала своей привычкой одерживать «творческие» победы, и он с горечью подумал, что с ее деньгами она обычно имела большой выбор. Он вынужден будет поехать в Гстаад на Рождество – она ожидает, что он будет развлекать ее в постели тогда, когда ей этого захочется; в обмен на это она закажет небольшую миленькую акварель, изображающую ее дом. Опять он вынужден фиглярствовать, чтобы заработать себе на ужин!

Он мрачно уставился на непроданные работы; они были очаровательны и колоритны, но в них чувствовался налет коммерции, потому что он пытался приспособить свой талант к тому, что нравилось покупателям, вместо того, чтобы дать себе свободу и рисовать то, что хотелось ему. С этим надо кончать, говорил он себе с горечью – ведь он был отличным художником, может быть, даже выдающимся. Беда была в том, что он не мог заставить себя прозябать, и даже погибать, в дыре – он слишком любил дорогой и светский образ жизни. И вот как раз теперь деньги Поппи Мэллори оказались бы очень кстати.

Он позвонил адвокату в Женеву и рассказал ему свою историю. Либер внимательно выслушал все, что ему говорили.

– А какие документы у вас есть, мистер Мессенджер? Которые бы подтвердили все то, что вы мне рассказали?

Что он мог ответить? Он уже перерыл весь отцовский кабинет в поисках свидетельств о рождении или семейных писем, и не нашел ничего.

В голосе Либера были нотки сомнения.

– Что ж, пошлите мне все эти факты в письменном виде. И дайте мне знать, если появится что-нибудь более существенное, – добавил он, не желая совсем расстраивать юношу – ведь, в конце концов, эта история может оказаться правдивой.

Орландо разочарованно вздохнул, глядя на нарядную, смеющуюся, шушукающуюся толпу; с деньгами Поппи Мэллори он мог бы быть одним из них вместо того, чтобы всегда быть аутсайдером, и тогда уж не было бы больше никаких очаровательных Памел, которым нужно нравиться. Ни единой на всем белом свете. Тогда бы настала их очередь очаровывать его – и, Бог свидетель, что это они бы фиглярствовали, зарабатывая себе на ужин!

– Отлично! Просто превосходно! – воскликнул Питер Мейз, владелец галереи. – Только взгляни, какой подул ветер! Мое слово, Орландо, тебя посетили Боги! Это – Энтони Карральдо.

Он заспешил прочь, сияя, когда протягивал руку смуглому, ястребиного вида мужчине, стоявшему у дверей. Глаза Орландо оживились – он знал, что Карральдо был не только крупным коммерсантом, имевшим дело с произведениями искусства, но и то, что он со своим бездонным богатством вот уже два десятилетия был спонсором многих стоящих молодых художников, сделав имя не одному из них. Карральдо был буквально спасителем артистов, добросовестным патроном на старомодный манер, и он был как раз тем, в ком так нуждался Орландо. И еще – Карральдо был не из тех людей, которые попусту тратят свое время. Орландо знал, что Карральдо не пришел бы, если бы не заинтересовался им. Орландо хладнокровно потягивал шампанское, дожидаясь, когда Питер представит его, но Карральдо указывал рукой на картины, расположенные под стеклом.

Он увидел, как просиял Питер Мейз, затем красный ярлычок был прилажен около работы. Карральдо купил его акварель с видом на Портофино.

Ставя на поднос бокал с шампанским, Орландо стал пробираться сквозь толпу к этим двоим.

– Ах, Орландо, – вскричал Питер, – иди сюда и познакомься с Энтони Карральдо.

– Я только что купил одну из ваших работ, – сказал Карральдо.

– Я польщен, что кто-либо из понимающих, разбирающихся в искусстве людей, подобных вам, счел мою работу достойной того, чтобы купить ее, синьор Карральдо, – ответил Орландо.

Непроницаемые темные глаза Карральдо на мгновение встретились с его глазами. Во взгляде Энтони было грустное размышление.

– Ваша работа – очаровательна, – сказал он наконец. – В ней чувствуется талант.

– Но это не то, что бы мне хотелось рисовать, сэр, – быстро ответил Орландо. – Эти работы – коммерческие, в угоду кошелькам покупателей. Если бы я только имел возможность свободно отдаться творчеству, позволить себе идти своим путем и делать то, в чем ощущаю потребность…

– Так в чем же дело? – спросил Карральдо. Орландо пожал плечами.

– Обычное дело. Деньги. Вернее, отсутствие их. Я должен зарабатывать себе на жизнь.

– Как и все мы.

– Карральдо! Это и впрямь ты? Я думала, что ты в Нью-Йорке на выставке-продаже работ Ван-Гога, – высокая худая американка, все еще в своем роскошном черном пальто, хотя было жарко под лучами ламп, освещавших галерею, возникла перед ними. – Ты знаешь, что Гарри здесь. Ты должен пойти к нему и поздороваться.

– Может, мы и встретимся опять когда-нибудь, – сказал Карральдо, когда женщина потянула его прочь. – Удачи вам в вашей работе.

– Что он здесь делает? – спросил сердито Орландо Питера Мейза.

– Он просто проходил мимо окна и увидел твою работу – вид Портофино. Его позабавило то, что на акварели изображена его собственная вилла – вот и все.

– Черт побери! – раздраженно подумал Орландо. Даже маститый Энтони Карральдо просто хотел иметь вид своего дома! Наверно, ему вечно суждено малевать эти проклятые виллы!

– Ты слышал последние сплетни о нем? – спросил Питер, его маленькие глазки сияли злобной насмешкой. – Карральдо влюблен! Ее зовут Ария Ринарди. Она красива, свежа, ей нет еще и восемнадцати лет – и он сделал ей предложение. Она бедна, как церковная мышь, и поэтому, конечно же, согласилась. Кто может устоять перед таким количеством денег? Между тем – загвоздка состоит в том, что теперь ее мать выставляет девушку в качестве претендентки на наследство Поппи Мэллори, – и вот, несмотря на всю его опеку и отеческое отношение, Ария наверняка имеет сейчас тайную мысль. В конце концов, при счастливом для нее повороте событий с наследством, какая девушка в здравом уме захочет выйти замуж за таинственного синьора Карральдо?!

Орландо ошалело уставился на него.

– Наследница Мэллори? Но кто она?

– Ты что, не видел объявление? Я думал, что абсолютно все в курсе. В этом-то и проблема – похоже, что никто не знает, кто такая Поппи…

– Не то! Ты, глупец! – огрызнулся Орландо. – Кто такая Ария Ринарди?