Текст книги "Утес яшмовой пустоты "
Автор книги: Элиз Вюрм
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
осталась в его жизни...
Океанос сделал паузу, закурил.
– Дружба это вершина любви – с нами остаются только те, кто нас
любит.
Он затянулся дымом сигареты, желтое золото на его смуглых руках
сияло.
– Если с нами не остались, это значит, что нас не любили. Не о чем
сожалеть. Нужно жить дальше.
– И у вас это получается, Океанос? – Грустно спросила его Мэй.
– Да, когда я не вижу их...
– Добрый день, Мэй! – Заулыбался Томазо, увидев ее входящей в
гостиную.
– Добрый день, Томазо!
Она тоже заулыбалась.
– Здравствуй, мама. – Сказала ей Сильвия, сидящая рядом с мальчиком.
«Мама»? Мэй удивилась. Дочь никогда не называла ее так.
– Здравствуй.
Она смутилась.
– Я сказала Океаносу, что ты устала.
30
Сильвия заглянула ей в глаза.
– Когда человеку за сорок, силы уже не те, что в молодости...
– Я не заметил, чтобы Мэй устала! – Простодушно возразил девушке,
Томазо.
Океанос улыбнулся.
– Я тоже не заметил.
Сильвия покраснела, посмотрела на молодого человека, на мальчика...
Мэй стало жаль ее, она хотела... чего? Поставить ее в неловкое
положение перед Океаносом? Но зачем? Между ними ничего нет, и не
может быть!
– Я действительно устала, – Сказала Мэй, обращаясь ко всем сразу. -
Сильвия права.
Томазо посмотрел на нее с улыбкой, у него были красивые карие глаза.
– А вы любите «Буррито»?
Его отец рассмеялся.
– Он у нас фанат мексиканской кухни...
– Люблю!
Мэй улыбнулась мальчику.
– Палома – мексиканка, – Сказал ей Океанос. – Она балует нас...
Мэй посмотрела на него, она почувствовала, что он не договорил.
31
Он был словно смущен... самой человеческой из доброт – накормить
ближнего своего.
Мэй подумала, когда-нибудь, мы, люди, будем жить на других
планетах, и там никто не поймет человека, кроме другого
человеческого существа!
Палома приготовила «Буррито» для Томазо, «Рыбные котлеты по-
мексикански» для Сильвии...
– «Мясо в шоколаде»...
Палома поставила перед ней тарелку.
– Синьор попросил меня приготовить для вас что-то нейтральное, не
острое, но и не пресное.
– Спасибо.
Мэй посмотрела на эту красивую женщину...
Сама не зная почему, она не посмотрела на Океаноса – она этого
хотела, но...
– «Солдада», – Вдруг прозвучал его голос. – В португальском языке
есть такое слово...
Мэй посмотрела на него.
– Это состояние, которое испытывает человек – цитирую: «вот уже три
месяца пребывающий на колеблющейся палубе корабля, когда родной
берег остался так далеко позади, что вернуться туда уже невозможно
(для этого попросту не хватит запасов воды и продовольствия); а в
существование какого-то иного берега уже невозможно поверить
(потому что пропал весёлый энтузиазм, охватывающий странника в
начале пути) и есть «солдада». Но нет, это ещё не всё.
Устав болтаться между прошлым и полной неизвестностью (вместо
привычного «между прошлым и будущим»), путешественник начинает
32
испытывать ненависть к своим спутникам – без причины и даже без
повода. Но он терпит, стиснув зубы, и не затевает свару, потому что
знает: корабль сейчас подобен пороховой бочке и никто не пожелает
стать безумцем, высекающим искры. И ещё он знает, что стоит ногам
оказаться на твёрдой земле, и всё пройдёт: ненавистные чужаки снова
покажутся ему добрыми товарищами по странствию в пленительную
неизвестность. Поэтому на корабле воцаряется напряжённое,
противоестественное дружелюбие, больше всего похожее на дрянную
репетицию в самодеятельном театре. Можно было бы сказать, что это
и есть «солдада», но это ещё не всё.
Родные и близкие, оставшиеся дома, постепенно начинают казаться
страннику самыми совершенными, идеальными, чудесными
существами. Все ссоры забываются, а незначительные мгновения
тихого домашнего счастья, вроде бы не несущие мощного
эмоционального заряда, кажутся ему райским блаженством.
Постепенно путешественник перестаёт верить, что его близкие
существуют на самом деле, он понимает, что они вовсе не живые,
реальные люди, а ангелы, привидевшиеся ему во время ненадёжного
предрассветного сна, и поэтому воспоминания столь обманчиво
похожи на реальность, хотя… не так уж и похожи. Путешественник
понимает, что никогда больше не сможет оказаться рядом с ними (не
потому, что не верит в благополучный исход путешествия, а потому,
что понимает: этих людей никогда не было, он их придумал, а значит –
всё безнадёжно!). И он вынужден смириться с этим знанием. Можно
было бы сказать, что это и есть «солдада», но и это ещё не всё…
Дело в том, что друзья и родные путешественника, те, кто остался
дома, отлично знают о чувствах, которые он испытывает. Они
искренне сопереживают ему, но прекрасно понимают, что ничем не
могут помочь: им остаётся только ждать, а всё остальное в руках
Провидения. И ещё… ещё они знают, что из путешествия к ним
вернётся (если вернётся) совсем другой человек, и он будет не
слишком похож на того, которого они проводили. Скорее, совсем не
похож. Но они всё равно ждут.
Всё это вместе и есть «солдада». Мост между тем, кто доверился
ненадёжному тёмному морю, и теми, кто остался дома. Мост между
людьми, которые расстались навсегда – чем бы ни закончилось
33
путешествие. Самая светлая и самая сокрушительная разновидность
тоски»...
Он заглянул ей в глаза.
– Как хорошо, как прекрасно, не знать, что мы уже расстались, с теми,
с кем еще не расстались!
Мэй смотрела на него, смотрела...
– Давайте обедать! – Сказал Океанос, обращаясь ко всем сразу.
Он улыбнулся, мужчина в белой сорочке и жилете – на этот раз уголь и
серебро...
Мэй рассеяно подумала, сколько их у него, этих элегантных и
стильных жилетов???
Палома стоящая рядом с ней, вдохнула, и в этом вздохе прозвучало
восхищение и очарование.
Мэй посмотрела на нее, она, что не дышала?!
– Ты едешь завтра в Рим? – Спросила Сильвия, Океаноса.
– Да, с утра.
– Я с тобой!
Девушка улыбнулась ему.
Мэй почувствовала... легкую пустоту в груди. Удивилась, смутилась.
Что это? Тоска? Она, что... не хочет, чтобы он уезжал?!
Мэй испугалась, и растерялась.
– Папа, ты уедешь на несколько дней? – Спросил отца, Томазо.
34
– Пока не знаю, малыш.
Мэй попробовала «Мясо в шоколаде»...
– Это блюдо дословно называется «Говядина в шоколадном моле», -
Сказал ей Океанос. – «Моле» это пряные (и острые) соусы в
мексиканской кухне.
– Вы умеете готовить? – Спросила его, она.
– Умею и люблю, – Весело сказал ей он. – Готовить как жить – многие
умеют, но не любят! А я и умею и люблю!
Океанос заглянул ей в глаза.
– Говорят, самая искренняя любовь, это любовь к еде...
Мэй улыбнулась, ей это понравилось.
– Папа ты приготовишь мне блинчики перед тем как уедешь в часть?
Они посмотрели на мальчика.
– Обязательно. – Улыбнулся ему Океанос.
Томазо заулыбался, довольный.
– Спасибо, папа!
– В часть? – Спросила Мэй, Океаноса. – Вы военный?
– Я служу в специальном подразделении карабинеров – в военной
полиции. Я военный юрист и переводчик.
Она, конечно же, удивилась...
35
– Извините меня, Океанос, но... сколько вам лет?
– Мне 33 года, в июле будет 34...
Позже, оставшись одна, Мэй думала об Океаносе и Томазо...
Когда все пообедали, она помогла Паломе убрать со стола – она
посмотрела на нее с удивлением, граничащим с изумлением,
красавица брюнетка...
– Завтра я уйду на Милонгу, вы накормите Cenizas?
Мэй не поняла ее.
– Ах, – Рассмеялась молодая женщина. – Это кот Океаноса – Пепел.
Они вошли в кухню.
– Он сказал мне, что подобрал его на улице, но это прозвучало так,
словно это кот подобрал его.
Мэй улыбнулась.
– Когда вы увидите рыже-белого кота, у которого одно ухо стоит, а
другое упало, это Пепел!
Кухня была большой, простой и красивой...
– У него недовольный вид, и он мяукает так хрипло, словно с
похмелья! – Продолжала Палома.
Мэй засмеялась.
– У него уличный характер, это уже не изменишь, с ним не стоит
расслабляться, он может цапнуть.
36
Они поставили посуду в мойку.
– Он был так добр ко мне, что я подумала, что он ненормальный...
Палома посмотрела на нее, ей в глаза.
– Вы когда-нибудь встречали такого человека?
Мэй вспомнила Астона и его порядочность...
Она вдруг поняла, почему не могла никого полюбить – их было не за
что любить!
Говорят, если любишь за что-то, то, это уже не любовь. Но она так не
думает. Если ты любишь мужчину, и не знаешь за что, это... не любовь,
скажем так.
– Встречала. – Сказала Мэй, Паломе.
– Вы так говорите, словно понимаете свое счастье...
– Я понимаю!
Палома посмотрела на нее с нежностью.
– И от этого понимания еще больнее, не так ли!?
– Дамы...
В кухню вошел Океанос.
– Знаю, что вы тут говорите обо мне, но я так хочу кофе...
Он лукаво заулыбался.
– Мы говорили о Cenizas...
37
Палома тоже заулыбалась.
– Кстати, расскажи Мэй, почему ты так назвал его...
Мэй улыбнулась.
– Я поклонник Шейлы Дуркал...
Смущение в его улыбке...
– Она обиделась на него за то, что он забыл ее, а он вернулся... Когда я
слушаю Шейлу, я понимаю, как не нужно поступать с девушками.
Мэй засмеялась.
– Я встречался с одной девушкой, – Шутливо продолжил Океанос. -Мы
расстались в день Космонавтики. И когда меня спрашивали, почему
мы расстались, я отвечал, она улетела на свою планету!
Палома расхохоталась.
– У тебя есть чувство юмора!
Мэй тоже смеялась. Она вдруг поняла, что стала смеяться. Это
произошло само собой...
Она подумала, я рядом с людьми, которые что-то потеряли в своей
жизни, но не потеряли себя, они живут, любят, смеются...
Она вспомнила «Папа ты приготовишь мне блинчики перед тем как
уедешь в часть?
– Обязательно»...
Жизнь продолжается в простых вещах – в том, чтобы встать с птицами,
и приготовить ребенку блинчики, в том, чтобы есть их вместе...
– Хотите кофе, Мэй? – Спросил ее Океанос.
38
– Хочу.
Она просто сказала «да», она поняла, что разучилась простым вещам -
брать и отдавать...
– Палома, ты будешь кофе?
Раздалось рядом с ней.
– Cafe de Olla, которое ты готовишь лучше, чем я...
Он был таким высоким, таким красивым, мужчина, которого зовут
Океан...
Он был одет в бежевую рубашку поло и белые брюки...
У него были сильные руки, густо покрытые черными волосками...
– Мэй, какое кофе вы любите?
Она почувствовала... боль и сожаление.
Это было внезапное чувство, как перед грозой.
Ей стало жаль того, что она осталась одна!
– Любое! – Сказала Мэй, Океаносу.
Он посмотрел на нее, его взгляд остановился на ней.
– Вы любите Джули Лондон?
– Не знаю.
– Не знаете?
Океанос улыбнулся.
39
– «Это начинается около полуночи/ У меня все хорошо до «вечера»/
Печально, но около полуночи становится невыносимо»...
Мэй захотелось послушать эту песню.
– Я люблю кофе «Кофе Александр», – Сказал ей он. – Это любимое
кофе моего отца.
Ей захотелось спросить его:
– Если вы так скучаете, почему не видитесь? Нет ничего прекраснее,
чем увидеть того, по кому скучаешь!
– Вы правы – нет!
Его спина была такой прямой, а взгляд стальным, но Мэй
почувствовала, что ему жаль – так же, как и ей, жаль!
– Нужно попросить прощения, но поздно...
Он недоговорил.
– Давайте готовить кофе!
Улыбка на его губах...
Океанос отвернулся.
Мэй стало больно.
– Восточные люди говорят: «Будь гибче, смерть делает человека
жестким»...
Он достал из шкафчика два контейнера, бутылку. .
– Возможно, только смерть сделает меня мягче.
40
Ее поразили его слова.
– Вы не смотрели «Призрак в доспехах»?
Океанос открыл банки, запахло кофе и какао...
– «И что ты чувствуешь, когда ныряешь?
– Я чувствую страх. Тревогу. Одиночество. Темноту. И, может быть,
даже… надежду»...
– Вы говорите о своем ощущении жизни?
Он ответил ей не сразу, открыл бутылку, понюхал...
– Это коньяк «Леро (Lheraud)», ему пятьдесят лет.
Океанос достал два бокала похожие на бокалы Снифтер, но на
длинной, тонкой ножке...
– Знаете, чем я занимаюсь на службе? – Вдруг сказал ей он. – Я
расследую случаи физического насилия в Вооруженных силах Италии,
от мордобоя, до изнасилований!
Странно, но Мэй не удивилась.
– Я понял, что есть те, кому хуже, чем мне.
– И вас это утешило?
– Меня это ужаснуло.
Он подошел к ней, поставил перед ней бокал...
– Попробуйте.
41
Океанос открыл балконную дверь – Мэй только сейчас заметила, что в
кухне есть балкон...
Он вернулся, сел рядом с ней, близко...
– Я никогда не закусываю коньяк, но подруга моей матери -
француженка, объяснила мне правило трех «C»...
Он интересный человек, Океан...
– Правило трех «C»?
Мэй попробовала коньяк.
– Сначала пьют кофе, потом коньяк, после выкуривают сигарету или
сигару. Это называют правилом трех «С».
Океанос тоже пил коньяк.
У коньяка был вкус засахаренных фруктов и меда...
Она услышала море. Это был успокаивающий и тревожащий звук.
– Мне нравится, – Сказала Мэй, Океаносу. – Я ничего не понимаю в
коньяках, но мне нравится!
Он улыбнулся, легко и обаятельно, так, словно забылся.
– Выпьем кофе, и что-нибудь поедим. Томазо ждет кашу. .
– Какую?
Она тоже улыбнулась.
– Рис.
Вновь улыбка, светлый взгляд...
42
– Он принимает много лекарств, и испытывает проблемы...
Океанос деликатно не договорил.
Мэй поняла.
– Он у вас как ежик, да!?
– Да...
Он заулыбался.
– Маленький, колючий ежик...
Печаль в его глазах...
– Когда ему больно, он становится жестким.
– Он всегда... был таким?
Она не знала как спросить.
– Когда я увидел Томазо впервые, ему было пять лет, и он не ходил,
только сидел.
В его голосе прозвучал гнев.
– Его мать была полицейским под прикрытием, она случайно
застрелила его отца, человека, которого любила, и за которого
собиралась замуж. После этой трагедии, Атрида стала наркоманкой.
Мэй поразила эта история, и то, что Океанос усыновил Томазо...
– Я думала, что Томазо ваш сын, вы похожи внешне...
– Он мой, Мэй, жизнь ему дали Атрида и Андрей, но он Мой!
43
Утром Палома позвала ее к завтраку – Мэй не выходила, потому, что
хотела, чтобы Океанос и Томазо побыли вдвоем.
– Когда Океанос уезжает на службу, мы завтракаем все вместе, -
Объяснила ей Палома. – Синьор ждет вас к столу.
Синьор... Подумала Мэй. Они говорят друг другу «Ты», но для
Паломы Океанос «Синьор»...
Она подумала, а для Океаноса Палома, кто?
Мэй надела темно-синее платье. Оно было красиво – средней длинны,
приталенное, округлый вырез горловины, втачанный рукав...
Как давно она не носила платья...
Мэй захотелось чего-то, то ли уйти, то ли не приходить.
Она боится увидеть его.
И не увидеть боится.
Мэй не стала краситься (на зло самой себе!).
Мадонна пела рядом с ней «Secret Garden», Луиза была покрыта
шипами, она тоже!
Мэй вспомнила про свои клипсы с головой Медузы, ей захотелось
надеть их.
Она убрала волосы в тугой узел...
44
Когда Мэй вошла в обеденную, он увидел ее, встал, мужчина в черном
кителе – белая сорочка, черный галстук, белоснежный ремень через
плечо...
– Здравствуйте, Мэй.
Она никогда не питала слабость к военным, но... в этом что-то есть.
– Здравствуйте, Океанос.
Мэй не могла справиться со своим смущением.
Да, это было оно, смущение, и она была сама не своя...
– Доброе утро! – Заулыбался ей Томазо. – Извините меня за то, что я не
встаю как папа...
Мальчик так улыбнулся... Он все понимает, но восстает.
У Мэй сжалось сердце.
– Пока я встану, вы уже сядете...
Она улыбнулась ему.
– В следующий раз я подожду пока ты встанешь – если захочешь, и мы
сядем вместе.
– Привет! – Сказала ей Сильвия.
Она была красива...
Она вся в Астона – шатенка с зелеными глазами...
Сильвия Астон была одета в леопардовое платье. Другая женщина
выглядела бы в нем безвкусно, но эта выглядела шикарно!
– Привет! – Улыбнулась ей Мэй.
45
– Палома приготовила для вас кофе «по-египетски», – Сказал ей
Океанос. – Пробуйте кофе приготовленное по разным рецептам,
ищите свой...
Он посмотрел на нее очень внимательно.
– Кофе как судьба – у каждого человека, свое!
Мэй села за стол.
– Когда ты вернешься со службы? – Спросила Сильвия, Океаноса. -
Олдриджы спрашивали меня о твоей ложе в Ла Скала...
Странно он посмотрел на нее...
Этому мужчине что-то не понравилось.
– Передай им, что они могут воспользоваться любым, или почти
любым, местом в театре, нужно только купить билеты.
Сильвия посмотрела на него с возмущением.
– Какой смысл владеть целой ложей в Ла Скала и не посещать ее?!
– Мэй, – Обратился к ней Океанос. – Эта ложа свадебный подарок
моего отца, моей матери...
Его голос звучал сдержанно до вежливости...
– Леда страстно любит оперу. Я не знаю, когда ей захочется посетить
свою ложу...
Усмешка на его алых губах...
– Им, так как отец всегда делает то, что она хочет.
46
– Вы не обязаны мне ничего объяснять. – Мягко сказала ему Мэй.
Океанос заглянул ей в глаза.
– Я не монстр, не скряга, я просто хочу. . мира.
Ей захотелось спросить его, с кем? С отцом? С мужчиной, который
любя и защищая свою женщину, конфликтует с сыном...
Она не стала ни о чем его спрашивать, она сказала ему:
– Я понимаю, синьор.
Он посмотрел на нее с легким удивлением, даже с растерянностью,
мужчина в черном с красным...
Палома подала ей кофе, Венские булочки, и ежевичный конфитюр...
Океанос посмотрел на часы на своем правом запястье.
– Мне пора.
Он посмотрел на сына.
– Я люблю тебя. Пока меня нет, ты хозяин этого дома!
– Хорошо, папа!
Мальчик посмотрел на отца с обожанием.
Мэй поразил этот взгляд. Сильвия никогда не смотрела на нее так, и
никогда не посмотрит!
– Мэй, – Вновь обратился к ней Океанос. – Палома будет дома до трех
часов дня, потом она уедет танцевать со своим caballero...
Улыбка.
47
– Если вам что-то понадобится, спросите у Томазо. В четыре часа – в
полпятого, придет Альба – это девушка, которая присматривает за
домом когда меня нет.
Мэй поняла его, Альба присматривает за Томазо...
Она улыбнулась ему.
– Я запомню.
Через несколько часов Мэй заснула, она хотела немного полежать, но...
Внизу, под окнами ее комнаты, был сад... Гипсофила, метельчатая
«Bristol Fairy»...
Океанос сказал ей, когда показывал ей ее комнату впервые «Гипсофила
– любимый цветок моей матери. Есть легенда, которую кто-то, когда-
то, связал с этим цветком... Одна женщина ждала своего любимого
мужчину с войны, но ей сказали, что он погиб. Прошло время, она
полюбила вновь, вышла замуж, родила дитя. Тот, кого она любила, и
чью смерть пережила, вернулся... Гипсофилу называют еще и «Вечная
тоска»!
Теплый летний ветер принес запах апельсинов, где-то плакал ребенок,
море проливалось на берег...
Ей приснилось, что Океанос принес ей младенца, и ее грудь была
тяжела от молока, а тело от желания!
Мэй шокировал этот сон! Она почувствовала все как наяву, запах
малыша, тепло мужских рук и губ, и свое блаженство!
Оказалось, что плакала маленькая Алма – дочь Альбы, красивой юной
испанки...
Океанос Вентури окружает себя прекрасными женщинами!
48
Они легко познакомились, она и Альба, малышка Алма от знакомства
воздержалась, так как ее мучили режущиеся зубки.
Альба с любовью и гордостью показала ей фотографию своего мужа,
молодого полицейского...
– Синьор Вентури карабинер, – Сказала ей она. – А муж полицейский...
И Альба объяснила ей, чем одни отличаются от других...
Томазо принес ей планшет и конверт...
– Папа попросил меня передать это вам.
Он улыбнулся, и посмотрел на нее с симпатией.
– Он сказал мне, что это важно, и что я не должен забыть.
Мэй тоже почувствовала симпатию к Томазо.
– Спасибо!
– Пожалуйста!
Мальчик смущенно заулыбался.
Как Странно... Подумала она. Они роднее родных...
Мэй открыла конверт, письмо было написано от руки, очень красивым,
размашистым, изящным почерком:
«Дитя, родившись мир познать
Стремится время погоняя.
И свято верит, что лишь шаг
49
Его от Бога отделяет.
Но разобьются зеркала
Наивных детских впечатлений.
И вновь душа начнет свой путь
По лабиринту отражений.
И мы увидимся лицом к лицу»
Добрый день, Мэй! (Или вечер?)
Помните я говорил вам про «Призрак в доспехах»? Фильм на
планшете. Посмотрите.
P.S. (Как и вы) я хочу сам себя понять. Никто кроме нас самих не
сможет объяснить нам наше предназначение.
Мэй это поразило «Я хочу сам себя понять»...
Он прав, Океан, все эти годы она хотела именно этого!
Она вспомнила «Личное»...
Мишель Пфайффер – Эштон Кутчер...
У Линды убили мужа, у Уолтера сестру...
Они оба хотят чего-то... Жить и отмстить.
Уолтер страдает из-за смерти сестры, даже его мать не страдает так,
как он...
Когда Мэй смотрела этот фильм ее поразила мысль о том, что, да, даже
родители Астона не переживали его смерть так, как она!
50
Почему так? Почему его смерть не стала ударом для них, и стала для
нее?!
Альба позвала их обедать...
Томазо немного устал – он сказал ей, что учится заочно, и ему
приходится много читать.
– Ты любишь читать? – Спросила его Мэй.
– Да...
Вновь смущенная улыбка.
– Когда я не мог ходить, папа читал мне.
«Папа»...
Он произносит это слово так тепло...
– Он читал мне «Моби Дик, или Белый кит»...
Альба подала ему «Феттучини с морепродуктами, чоризо и соусом
пири-пири»...
– «Бог да смилуется над тобой, старик, твои мысли породили новое
существо внутри тебя; а тот, кого неотступные думы превращают в
Прометея, вечно будет кормить стервятника кусками своего сердца; и
стервятник его – то существо, которое он сам порождает»... -
Процитировала Мэй.
Мальчик посмотрел на нее изумленно.
– Вы как папа!
Она засмеялась.
51
– Почему?
– Он тоже знает эту книгу наизусть!
Альба подала блюдо и ей:
– «Arroz com castanha de caju», – Сказала она.
«Рис с орехами кешью»...
– Это Бразильская кухня, – Сказал ей Томазо. – Папа обожает
Бразилию, язык, кухню...
Он гордо улыбнулся.
– «Coimbra é um sonhar,
Lisboa é o meu lugar,
o Porto é uma noite em festa,
o fado é um chorar
do povo, o seu cantar,...
Adoro abril em Portugal»...
Мэй очень удивилась.
– Ты говоришь по-португальски?
– И на бразильском варианте португальского языка.
Томазо принялся за «Феттучини...».
Он не бравировал своими знаниями.
Мэй вспомнила «Я военный юрист и переводчик»...
Она подумала, было бы странно, если бы малыш не был образован и
эрудирован с таким папой!
Рядом с ними раздалось хриплое мяуканье...
52
– Пепел! – Заулыбался Томазо.
Он осмотрелся в поисках кота.
Он запрыгнул в кресло, кот с ухом похожим на антенну. .
Он был рыже-белым, или бело-рыжим, и да, там где он был белым, его
шерсть средней длинны, была похожа на пепел.
– Привет, Пепел!
Томазо развеселился, а Мэй заулыбалась – кот выглядел забавно...
После обеда Мэй начала смотреть «Призрак в доспехах»...
Адепт «Бегущий по лезвию», предтеча «Матрицы»...
«Я форма жизни рожденная в океане информации»...
Призрак (Душа) (разум) в доспехах (в теле киборга)...
Мэй вспомнила «Никто кроме нас самих не сможет объяснить нам
наше предназначение»...
Она вспомнила «За пределами» и вопрос Итана «В чем мое
предназначение?»...
До встречи с Океаносом Мэй... не задавала себе этот вопрос.
Кто я? Зачем я?
Почему я?
Почему со мной случилось то, что случилось?
Banco de Gaia – «Acquiescence (tripswitch remix)»...
Мэй вспомнила Рена Джонс и «Mirror Me»...
Да, подумала она. Зеркало мне!
Мэй вновь заснула – она никогда так много не спала!
53
И море вновь выливалось на берег, шумно и мерно...
Мэй снилось, что она майор Мотоко погружающаяся в бездну.
Ей было спокойно в ней, в матери всех истин...
Мэй разбудило странное желание – увидеть Гипсофилу, о которой
Океанос говорил ей!
Она вспомнила «Гипсофила – любимый цветок моей матери» и
«Гипсофилу называют еще и «Вечная тоска»...
Мэй встала, оделась, спустилась вниз, в сад...
На улице потемнело, похолодало...
Сад был большим – больше, чем она думала (и даже ожидала), в нем
было множество разноцветных цветов, и красивых, высоких растений.
В саду были скульптуры – одна из них, мальчик и девочка сидящие на
скамейке, она шепчет ему на ушко, а он слушает и улыбается...
Мэй друг поняла, что не знает как выглядит Гипсофила!!!
Океанос сказал ей «Гипсофила, метельчатая «Bristol Fairy»...
И???
Она рассмеялась над собой, она почувствовала себя дурой, но
счастливой дурой!
Она была счастлива!
Она поняла, что счастлива!
Она заплакала, она вспомнила «Солдада»... В португальском языке
есть такое слово»...
Мэй увидела Берег.
– Есть что-то неприличное в том, чтобы плакать в одиночестве...
Раздалось рядом с ней.
Он сидел на скамье положив ногу на ногу, Океанос...
54
У Мэй больно остановилось сердце.
– Я хотел выкурить эту вкусную сигару и пойти спать, но...
Его низкий голос звучал мягко и иронично.
– Вы кого-то искали, Мэй?
– Гипсофилу.
– Ах, Гипсофилу...
Она не могла разглядеть его лицо – совсем потемнело...
– Вы вернулись... – Сказала Мэй.
– Да!
Удивление в его голосе...
– Мне захотелось домой.
Выдох похожий на усмешку...
– Душой, Мэй, мы всегда там, где нас любили или проклинали.
Ей захотелось подойти к нему.
– И вам страшно?
– Да.
– Почему?
– Хватит ли мне сил... перевернуть страницу жизни!
Она поняла его.
– Иногда я чувствую полное омертвение, – Добавил Океанос. – Я боюсь
быть один. Я не хочу быть один! Поэтому я и решил жениться на
Сильвии. Не из-за любви.
– Разве это правильно? – Сказала ему Мэй.
55
– Ничто не правильно, если разобраться!
Он словно вспыхнул, Океан...
– Наши решения, Мэй, всегда... кого-то убивают, а кого-то спасают.
– Так нельзя, – Сказала ему Мэй. – Спасая себя, убивать других!
Она замерзла – она была одета слишком легко...
– Я же говорил вам – я убийца...
– Перестаньте!
Мэй разозлилась на него...
Океанос встал – изящный как леопард...
– Что перестать, Мэй?
Он подошел к ней – его походка завораживала...
– Жить прошлым!
Улыбка на его губах...
Океанос улыбнулся так мягко...
– И это говорите мне вы, женщина, которая не может забыть свою
любовь???
– У меня ничего нет! – Закричала на него Мэй. – А у вас есть сын, и
девушка, которая вас любит!
Странно он посмотрел на нее...
Ее крик не произвел на него впечатления.
– Сильвия не любит меня, Мэй, она хочет устроиться.
56
Океанос посмотрел на нее – в его взгляде была сталь.
– И более того, Сильвия из тех женщин, которые считают мужчин
глупцами!
– Вы презираете ее, и женитесь на ней... – Сказала ему Мэй.
– Я женюсь на ней, потому, что презираю себя!
Она заглянула ему в глаза – этого человека убивает он сам...
Если в этой жизни его и убьет что-то, то, это его характер.
Но он понравился ей еще больше!
Она понимает его – она такая же!
Ее тоже мучает несправедливость – несправедливость судьбы!
Нет ничего страшнее для человека, чем несправедливость судьбы!
Мэй захотелось сказать Океаносу:
– Знаете, почему я стала такой? Я не поняла – во время, во время для
самой себя, что дерьмо случается! Есть вещи, Океанос, которые
просто случаются... Не нужно искать ответы, почему, из-за чего...
Нужно жить – дальше!
Странно он посмотрел на нее, этот высокий мужчина похожий на
греческого бога... с нежностью.
– Вы сказали мне «я стала такой»... Какой, Мэй? Какой вы стали?!
– Жалкой. – Просто сказала Мэй. – Я не получила образования, у меня
нет, и не будет хорошей работы, я живу в доме на колесах, только этот
дом никуда не поедет, никогда!
Он погладил ее по щеке, Океан...
– Разве это не зависит только от вас самой?
57
Он ласково улыбнулся.
– Вы только что сказали мне... что лежит между божьим и
дьявольским? Покой! Осознание того, что ... жизнь так близко... нужно
только жить!
Океанос снял свой плащ – на нем был плащ похожий на средневековый
плащ накидку, черный с красным...
– Мэй...
Он закутал ее в плащ.
– Мэй!
Он заглянул ей в глаза.
– Я вернулся потому, что хотел обнять тебя!
И он нежно обнял ее, прижал ее к себе...
Утром следующего дня, Мэй долго не выходила из своей комнаты...
Ее охватило странное ощущение – она вернулась в мир живых!
За завтраком Томазо рассказывал отцу о Коуровской тетради -
Осциллятор Ван дер Поля...
Океанос слушал его рассеянно, погруженный в свои мысли.
Рядом с ним сидела Сильвия, красивая девушка одетая в эффектное
платье...
Она сказала ему, что едет в Париж, сниматься для Elle France.
58
– Поздравляю, – Сказал ей Океанос. – Я рад за тебя!
Странно она посмотрела на него, Сильвия...
– Почему? – Вдруг спросила его она. – Почему я тебе не интересна?!
– Ich bin ein Fischer... – Сказал он по-немецки. – Наши судьбы никогда
не были связаны, это тебе хотелось, чтобы были!
Как жестоко... Подумала Мэй.
Но она поняла его.
У нее тоже не было судьбы с Астоном...
– Я влюбился в другую женщину, – Сказал Океанос, Сильвии. – Я не
ожидал, но я счастлив.
Мэй встретила его взгляд.
– Я не хочу никого обманывать, ни тебя, ни себя.
Он вновь посмотрел на Сильвию.
– Я не прошу у тебя прощения – нас связывал расчет, но... Пожалуйста,
не ненавидь меня!
Мэй поразили его слова.
«Пожалуйста, не ненавидь меня»...
Ей тоже захотелось сказать это дочери!
Она подумала, я дала тебе жизнь, но мы никогда не были матерью и
дочерью, и не будем, это уже не возможно, не из-за Океаноса, из-за
того, что время упущено – мной упущено!
И если ты когда-нибудь спросишь меня, почему я отдала тебя
родителям Астона, я отвечу тебе, так было лучше!
59
Сильвия посмотрела на Океаноса, на нее...
– Она старше тебя на десять лет...
– Я знаю. – Кивнул ей Океанос.
– Она любит моего отца!
– Я знаю!
И странно звучал его голос... в нем была сила и нежность.
Ночью Мэй поняла, что влюбилась в этого человека...
Она вспомнила «Я не ожидал, но я счастлив»...
Она тоже не ожидала, и счастлива!
Вечером они долго сидели в саду, она была растеряна, а он спокоен...
– Почему ты так спокоен?! – Спросила его она. – Мне страшно, а ты
спокоен!
Он мягко заулыбался, мужчина с тигриными глазами...
– Мои чувства взаимны, о чем мне еще волноваться!?
Океанос заглянул ей в глаза.
– Спасибо, Мэй!
Она удивилась.
– За что?
– За то, что ты... честна.
Мэй почувствовала, что Океанос глубоко волевой человек...
60
– Ты не изворачиваешься! – Сказал ей он. – Мне это нравится. Очень
нравится!
У нее защемило сердце.
У нее всегда щемит сердце за тех, кому не помочь!
Есть люди, которым не помочь – они испытали горе в одиночестве, они
никогда не смогут ни забыть, ни простить!
– Самое главное, Мэй – для меня, что ты ко мне неравнодушна!
Как странно это прозвучало для нее...
Она поняла, что он страдал, что он переживает из-за кого, о чем-то...
После завтрака Океанос пришел к ней...
– Мы едем в Рим.
Мэй посмотрела на него, он был ... безумно красив, и, безумно молод!
– А что в Риме?
– Римляне!
Они улыбнулись друг другу.
– Собирайся, я жду тебя!
– Хорошо!
– «Il viaggio», – Сказал ей Океанос, уже В Риме. – «Путешествие»...
Любимый фильм моих родителей!
Мэй стало легче – вдали от ... Сильвии, ей стало легче!
61
Она поняла, что Океанос почувствовал, что ей плохо.
Это чувство... даже не плохо, а...
Чувство вины? Подумала Мэй. Нет. Понимание! Все правильно!
– О чем этот фильм? – Спросила Мэй, Океаноса. – «Путешествие»...
– О Судьбе, – Сказал ей он. – Которая всегда возвращает человеку то,
что он не смог взять.
– Или не захотел. – Сказала она.
Странно Океанос посмотрел на нее...
