Текст книги "– Добро пожаловать в дурку, уроды!"

Автор книги: Элисон Суббота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Элисон Суббота
– Добро пожаловать в дурку, уроды!

В тексте присутствуют вещи, недопустимые по культурным нормам. Автор не пропагандирует психотропные вещества, антисоциальное поведение и т.д.

Мир произведения полностью вымышлен. Разные детали взяты из разных стран. География и условия проживания созданы, как нравится мне, я не собираюсь полностью копировать реальность.

========== 1. Наказание для проблемных подростков ==========

Действие происходило в стране Нориэ́лтта, в городе Лэ́ннэр.

Третье мая.

Директриса, Раэ́лла Шмидт, сидела за столом в кабинете, пару минут назад вызвав неприлежного ученика. Хулиган явился и в тот момент вальяжно крутился на стуле перед Раэллой, откинувшись на спинке и по-царски разложив руки. Это был немного худой, но подтянутый парень семнадцати лет, Оливьé Лони́сто. Он учился в одиннадцатом, выпускном классе на оценку «удовлетворительно». Лонисто далеко не самый глупый и ленивый юноша, но однако поведение оставляло желать лучшего. На светлой коже красовались последствия школьной драки: раны на щеке и ключицах, синяки на шее и лбу – но они были не столь серьезными, не опухали, не воспалялись.

Ученик смахнул с овального лица кудрявый локон насыщенно-рыжих волос и, не обращая и малейшего внимания на Раэллу, открыл банку энергетика и отхлебнул.

– Что ж, начало оставляет желать лучшего. Энергетики запрещены в школе, – Раэлла поправила очки. – Имей совесть и хотя бы здесь не пей.

– Лады, – хулиган поставил наполовину полную банку рядом с Раэлой. Та закатила глаза, взяла её и выбросила.

– Другой мне потом купите, – ученик с обидой хмыкнул прямым носом, скривил пухлые губы и свел к переносице темные брови, мимика у него была достаточно хорошо развита.

Оливье расслабился и сосредоточился на директрисе – тридцатилетней плотной женщине с белыми волосами, затянутыми в пучок, потом бегло осмотрел грамоты, висящие позади нее на стене, и награды, расставленные в шкафу. Директриса состроила каменную мину и по-деловому сложила руки на столе.

– Лонисто, я действительно прошу отнестись к данной дискуссии резонно, при ином раскладе мне придется тебя исключить. Меня оповестили о вашей очередной драке с Джоном Уайтом. Ты ведь понимаешь, что это повод привлечь к уголовной ответственности?

Директриса утверждала в настолько официальном тоне, что казалось, будто она всю жизнь готовилась.

– Ну, я не виноват – каждый раз, как я вижу его рожу, на ней загорается «набей меня»! – воскликнул Оливье, словно фраза его полностью оправдывала.

Раэлла с унынием закрыла лицо документом. Пускай и не собеседница это говорила, она всë же постыдилась.

– Мне бы хотелось встретиться с твоим отцом, потому что дальше я не собираюсь терпеть твои выходки. Я пару раз вызывала его в школу, но он постоянно не находит время. Не волнует будущее ребенка?

– Может, лучше мать? – предложил Оливье и показал на пустое пространство рядом: – Вот же она!

– Не надо шутить над чьей-то смертью, тем более родителя – это очень низко. Я была с Катти́ знакома, она хороший человек.

Мать умерла полгода назад.

– Ну да, она при жизни успела наплевать мне в уши, что вы её задолбали. Вы знали мою мамку не так хорошо, как я. Не знали, в какого тирана она превращалась дома, какими оскорблениями меня крыла.

– С таким сыном ей простимы любые недостатки, ты невыносим.

– Господь, должно быть, уже простил, не переживайте.

– Ты скоро вступишь во взрослую жизнь, но по-прежнему дерзкий мальчишка, не готовый к самостоятельности.

– Вау, – Оливье выставил большой палец, одобрительно кивнул: – Сильно сказано, вы репетировали?

– Тебе не наскучило кривляться? Не пора ли повзрослеть и стать серьезнее?

– И типа вас сурово морали зачитывать? А повторите их, но с улыбкой, а лучше сарказмом! Обещаю, понравится же. Я однажды попробовал, теперь никак не остановлюсь.

– А стоило бы. Как насчет поменяться, начать жить правильно? Из тебя же может вырасти кто-то нормальный, даже успешный. Всё зависит исключительно от твоих стараний. Одумайся, пока не поздно. Приложи усилия. Мы сами строим себя. Не закапывай личность.

– Я живу правильно. Клянусь, положив руку на сердце, что учу уроки десять часов в сутки, занимаюсь волонтерством и помогаю инвалидам-колясочникам переходить дорогу, – и ухмыльнулся. – Пф-ф, самому смешно.

Раэлла забыла о прежнем официозе, не сдержалась, и у нее вырвалось шепотом неприличное «бля-я…». Уловив мат за собой и то, что школьник распознал его, женщина сразу неловко прикрыла рот документом и на миг отвернулась.

– Не парьтесь, свои-свои, – усмехнулся Оливье, директриса продолжила беседу в прежней манере:

– Ходят слухи, что ты стал употреблять наркотики. Стоит ли дискуссировать о вреде, и что это – незаконно? Они никогда не приводили ни к чему хорошему, наоборот губили тысячи людей. Но самое главное – наркоман испортит репутацию нашей академии. Хочу услышать правду от тебя.

– Как гласили умные аккаунты в интернете, – Оливье сперва ораторствовал, но потом потерял красивость и процитировал: – «Неважно, что трындят крысы за спиной у кисы». Слухи – они и есть слухи.

– Что ты пытался продать одноклассника в рабство – тоже слух?

Ранее.

Посреди тротуара стоял Оливье с озорной улыбкой, громко завлекал покупателей. На асфальте лежал связанный блондин того же возраста, что и горе-продавец. Одноклассник ворочался и скулил, но вскрикнуть ему мешала тряпка в губах, что сдавила зубы и явно вызывала боль. Наверное, в те минуты он отчаянно матерился и проклинал Оливье на чëм свет стоял.

Люди в спешке проходили мимо, пялясь на двух ребят как на умственно-отсталых. Серьезно никто ситуацию не воспринимал – два подростка нестандартно дурачились, ни у кого не находилось времени разбираться.

– Кому нужен домашний раб?! – объявлял «рабовладелец». – Идеальный помощник – мусор в духовку, курицу на свалку! То есть наоборот! Сто тридцать баксов и делайте с ним всё, что угодно! Договоримся о скидке?!

***

– Что вы! – с отрицанием повертелся Оливье: – Никаких наркотиков и бизнеса! Особенно второе, ох уж эти мерзкие деньги!

– Надеюсь на то, что ты сейчас честен. Изучи статистику – миллионы людей каждый день умирают от передоза, и столько же лишаются работы, убивают ментальное и физическое здоровье.

– Да-да.

– Недавно ты курил в школе и специально надымил, чтобы сработала пожарная тревога. В результате сорвал уроки.

– Да там контрольная по физике была. Я нуждался в хорошей оценке, но подготовиться не успел. Вот и пришлось вынудить учителя перенести.

– По-твоему это адекватно?

– Да порядок, многие обрадовались – благое дело.

– А что по поводу унижений окружающих? Черный юмор стоит держать при себе, как и… «стеб» над людьми.

– Я, когда людей унижаю, иногда добавляю «без обид», это меня полностью оправдывает.

– Прошлая директриса предупреждала, что ты сложный ребенок, но я и не предполагала в первые дни работы, что настолько… Хочу сообщить, что тебе придется исправляться в обязательном порядке. Еще ошибка – ты не только вылетишь со справкой, но и будешь отвечать, сам соображаешь, каким должностям. Дотерпи, скоро экзамены и конец школы.

– Я паинька, – заверил Оливье, хлопая «невинными» глазками цвета черного янтаря.

Молодая директриса устроилась на работу менее полугода назад и ещё не привыкла к разборкам с учащимися. Раэлла общалась с ними мягче, чем требовала профессия – искала мирный способ решения проблем и верила в чудесное улучшение неприлежных.

Уставшая директриса откинулась на спинке стула и потребовала:

– Застегни рубашку, ты находишься в учебном учреждении, а не у себя дома.

Ученик застегнул пуговицы серой рубашки и заправил в джинсы того же цвета.

– Просто в школе очень жарко, май всё-таки, – и с ярким самодовольством усмехнулся. – Или дело во мне?

Оливье встал из-за стола и двинулся к выходу из кабинета, безмятежно щелкая пальцами.

Тем временем.

В школьном туалете напротив широкого зеркала любовалась собой ученица семнадцати лет – Эльвира Ди́асс.

Она расчесала длинные волосы абрикосового оттенка, чуть взлохматившееся за прошедших пять уроков. Подтянула фиолетовое платье, хорошо сидящее на стройной спортивной фигуре, поправила золотые сережки, за которые чуть было не зацепился розовый маникюр. Повезло, что на бежевом округленном лице с курносым носом, полными губами и сапфировыми глазами, едва заметный макияж не нуждался в коррекции.

Эльвира считала себя красивой девушкой с прелестным вкусом в одежде, выбор которой доставлял удовольствие. Никогда нельзя было эту девушку встретить в школьной форме и в туфлях без каблуков, за исключением урока физкультуры. Вероятно, не будь Эльвира богатой и уважаемой ученицей, учителя бы делали замечания её внешнему виду.

Рядом, увлеченно посмеиваясь и жестикулируя, разговаривали две девушки из параллельных классов, Эльвира обратила внимание на беседующих. Она оценила внешность одной – шатенки, одетой в голубую толстовку с рисунком инопланетян, коричневую длинную юбку, зеленые кроссовки, что, по мнению Эльвиры, вовсе не сочеталось.

– Отстой, – буркнула она о вкусе незнакомки, и, хоть и тихо, обсуждаемая уловила шепот.

– Извини, ты что-то сказала? – уточнила девушка, но та молча ушла.

Во всей школе раздавался гам. На подоконниках сидели ученики, готовящиеся к уроку. По коридорам бегали младшеклассники, их удерживали дежурные. Некоторые дети послушно останавливались, некоторые игнорировали указания и в наглую проносились мимо.

Оливье двигался к кабинету химии, покуривая электронную сигарету. У входа встретил одноклассницу – Эльвиру, читающую учебник по биологии. Приятельница нравилась давно – характером, умом, внешностью, но осознал влюбленность он меньше недели назад после случая в поезде… Соученица частенько казалась, так называемой, «стервой», но это прибавляло ей определенный шарм. Многие учащиеся недолюбливали Диасс, однако, среди учителей она имела положительную репутацию. Эльвира входила в десяток самых сильных учащихся и разбиралась как и в гуманитарной сфере, так и в точных науках.

Оливье решил сделать первый шаг к отношениям с приятельницей, и, светясь самоуверенностью, твердой походкой устремился к ней, а как только приблизился, оперся рядом на стену. Он являлся парнем высоким и превышал ростом на полголовы.

– Тут такое дельце… ты мне начала нравиться. Точнее, ты всегда была девушкой шикарной и интересной, но теперь, когда я смекнул, я уж точно не намерен такую упускать, – Оливье с хитринкой ухмыльнулся. – Сходим сегодня в кино после уроков?

– Дай-ка подумать, – беседница наигранно состроила задумчивую физиономию, а спустя миг бросила: – Вряд ли.

Эльвира считала парнишу красивым, а в какой-то степени харизматичным и интересным – за одиннадцать лет учебы привыкла к однокласснику. По крайней мере, благодаря нему в школе не бывает скучно. Также учителя пару раз давали им общий проект, вероятно, зная, что отличница с грубыми нравами кого угодно заставит трудиться. Что и произошло – ей удалось убедить этого бездельника принять участие и выполнить положенную половину. Однако романтической симпатии не было. Впрочем, Эльвира на тот момент ни к кому её не испытывала.

– Тебе что ль кудрявые парни не нравятся?

Эльвира закатила глаза и зашла в класс. На пороге она борзо плечом отпихнула другого одноклассника, который тоже заходил в помещение и перекрыл дорогу. Оливье последовал за избранницей, и от него однокашник шарахнулся в сторону сам.

– О, у нас урок химии. Что по поводу нее… Я, в общем, слыхал когда-то, что все чувства – какая-то там химия в мозгу, еще что неясное. Так вот, твоей химии я нравлюсь, я прочухал. Ты пока просто отказываешься верить в то, что сулит тебе судьба через мозг.

– Теперь ясно, почему у тебя отстойные оценки.

– Кстати, я видел, что ты выставила фотки, какой маникюр ты сделала кому-то, – Диасс подрабатывала мастером по ногтям. – У меня подруга тоже хочет. Можно она к тебе запишется? Только я с ней приду. Без нее. В кино. Или еще куда. Где тебе удобнее?

– Передай ей, что нигде, – с язвитостью ухмыльнулась Эльвира и подошла к одноместной парте, но её уже заняла одноклассница.

– Быстренько свалила, – Быстренько свалила, – потребовала дерзословка, и та молча поторопилась взять рюкзак и освободить место. Эльвира присела, ухажер навис на ней. Она, отложив школьную сумку и недовольно цокнув, развернулась и чуть громче, настойчивее продерзила: – Нарываешься что ли?

– Да, – честно кивнул Оливье.

– И на что же?

– На поцелуй, очевидно.

– Переживешь без него.

Оливье ушел к последним партам, но заметил, как Эльвира на секунду по-доброму усмехнулась, забыв о наглости секунду назад.

Урок.

Оливье сидел за партой среди двадцати одноклассников, как и он выбравших гуманитарный профиль. Одиннадцатиклассник наблюдал за учительницей, женщиной сорока лет. Она объявляла результаты контрольной работы, которую благополучно большинство провалило. Слышал преподавателя Оливье чуть ли не через слово – мешала музыка, играющая в беспроводном наушнике.

Учительница бушевала, указывая на доску с правильным решением задачи. В ней, конечно, все символы были учащимся абсолютно знакомы, но для многих в классе они всё равно казались древними иероглифам.

– Десять двоек на двадцать двух человек, каким образом?! Я для кого пять раз из класса выходила?! Чтобы вы даже не списали?!

Слушатель скучающе стучал пальцами по поверхности стола, мерещилось, что на уроке время идет не вперед, а назад. И, решив, что на тот день учебы хватило, Оливье обратился к учительнице:

– Можно выйти?

– Хорошо, Лонисто, – позволила учительница и предупредила: – Вещи в классе оставь, а то опять уйдешь и не вернешься.

– Окей, – пообещал лгун, в мыслях сознавшись: «Я без них».

***

Мужчина развалился на диване у телевизора. Его нестиранная одежда, неумытое лицо и нездорово толстое телосложение намекали, что он давно за собой не следит. Среди песочных волос выступали седые, щетина на подбородке росла неравномерно, но мужчина не торопился побрить. На столе валялись несколько бутылок недорогой водки, и он выпивал очередную, переключая каналы в поиске чего увлекательного.

Оливье находился рядом, в мимике ярко читалась жалость к отцу – жалость в её самой мерзкой степени, он указал на бутылки и пересчитал их:

– Три, четыре, пять… – и в насмешку похвалил, поставив руки на бока: – Ух, молодец, идешь на рекорд.

Оливье помахал пакетиком с наркотиком «экстази»:

– Я тут у тебя украл кое-что, ты не в обиде?

– Что тебе, бля, надо?!

Сын не успел набедакурить, но отец впал в ярость. Отец посмотрел на сына стеклянным взглядом, в нем не читалось ничего осознанного, кроме ненависти.

– Тебя в школу вызывают. Опять соврать, что ты занят?

В речи мелькала обида. Вероятно, Оливье и не против, если родитель хоть раз сделает ему замечание, побеседует с учителями… это лучше, чем полное равнодушие.

– Да, не хочется разбираться с уебаном, вроде тебя. Я жду-не дождусь, когда тебе стукнет долбаные восемнадцать, и ты к пизде свалишь отсюда. Охуенно, что осталось всего шесть месяцев.

– Три. У меня двадцатого августа день рождения.

– О, заебись, что ж ты раньше не сказал?

Оливье вновь убедился, насколько родной – чужой. Впрочем, давно смирился и перестал гадкие отношения с отцом воспринимать как проблему. Да, досадно, да, печально, но не больно. Не осталось нужды в любви родителей.

Оливье подхватил с вешалки кожаную куртку, двинулся на выход из дома, и, осознавая, что отцу он безразличен, всё же автоматически предупредил: «Я на всю ночь».

– Не хочу слышать тебя, – мужчина лег на диван и моментально провалился в сон.

Оливье расселся на скамейке, закинул пару «колес» и испытал экстаз, некую особенную расслабленность. Впрочем, и без наркотиков веселое настроение чужим не являлось. Однако, с ними наступало приятное ощущение легкого дурманящего транса. Забылось происходящее в прошлом. Вот что на самом деле называлось «жить настоящим» без метафоричности.

Город окутала тьма, стукнуло два часа ночи. Машины появлялись крайне редко, а пешеходы не проходили практически совсем. Оливье жил в поселке городского типа, местность не являлась многолюдной. Многоэтажные здания в основном состояли из четырех-двенадцати этажей, не больше.

Оливье наслаждался мобильной игрой на внимательность и скорость. Он проходил уровень, что сутки одолеть не мог, но из-за «экстази» стал чуть проворнее, и, наконец, дошел до финиша. На сей раз без несдержанного мата, раньше звучащего при прохождении на сложных местах.

Оливье на глаза попалась Эльвира, проходящая мимо за десяток метров, и он перешел дорогу и направился за ней, та шла в наушниках и через музыку не уловила шаги позади. Только преследователь приблизился, как моментально остановил приятельницу, когда со спины закрыл ей ладонями глаза в известную шутку. Но обернулась ситуация неожиданно, ведь Эльвира не стала гадать, кто же это, а с разворота ударила неудачного кавалера локтем. Действие явно вышло на рефлексе, а не спланировано.

Оливье с болью попятился назад и отпустил её, она машинально вынула наушники.

– Воу, – Эльвира, узнав знакомца, засмеялась. – Ну, доприкалывался?

– Реакция что надо, – у него до сих пор противно звенело в ушах и слегка кружилась голова. – Вообще-то я планировал предложить проводить до дома. А то вечер, как-никак, а ты красивая девушка. Но, конечно, уже просёк, что с самозащитой проблем у тебя нет.

– Угадал.

– Но кто тебя спасет от скуки, кроме как не я? Так что предложение актуально.

– Вынуждена с горестью отказаться, – после сарказма, Эльвира продолжила идти по тротуару, Оливье не стал догонять, но вслед сказал: «Ну-ну».

Спустя десять минут.– Молодой человек! – удобно откинувшись на той же скамейке, уловил Оливье незнакомый женский голос. – Подойди!

Оливье повернулся и увидел неподалеку в инвалидной коляске позвавшую его старушку. Он встал и любезно выполнил просьбу, встав рядом с женщиной. Ей было, скорей всего, за восемьдесят, что выдавали хриплый голос, горбатость, лысина и сморщенное белое лицо. Пожилая поведала:

– Моя неблагодарная дочь кинула меня здесь! Посреди дороги! Из-за ссоры! Родную мать! Не поможешь доехать до дома? Мне в ту сторону… – она махнула вперед.

Не совсем тактичный помощник схватил ручки коляски и помчался, но бабушка не сопротивлялась. Частенько она подпрыгивала вместе с креслом, но это её не это не смущало.

– Давненько на аттракционах не катались, да, бабусь? Ничего-ничего, довольствуйтесь. Держите в курсе, если выпадете.

– Ты знаешь, что наркотики – зло? – в какой-то момент неуместно выдала бабка, Оливье приубавил скорость.

– А откуда вы знаете, что я их принимаю?

Он удивился, ведь никто не засёк, как он употреблял «зло». К тому же, в манере речи собеседницы мелькнула частичка непонятной угрозы. До этого она изрекала тихо, медленно, дружелюбно, теперь же более звонко и напряженно.

– Мне многое известно о твоем аморальном образе жизни, Оливье Лонисто. О том, как много драк ты устраивал, как много проблем дарил окружающим. Об остреньком языке, который людей, вроде тебя, всегда вел к петле, – хрычовка усмехнулась, и смешок звучал безумно из-за специфической загадочности. – Даже нормально пожилого человека довезти не можешь.

– Соррян.

«Волонтер» отпустил инвалидную коляску, и та поехала вместе со старухой. Ей повезло, что впереди расстилался тротуар, и она ни во что не врезалась.

– Я домой.

Оливье встревожился и поспешил уйти, поскольку ему вовсе не нравилось, что незнакомка знает о нем так много фактов и желчно предъявляет их.

– Дома тебя не ждут, – вновь поражала она. – Тебя нигде не ждут.

– Да-да, плачевно, тогда посплю в какой-нить закрытой столовке, – откликнулся Оливье. Он сперва не собирался оборачиваться…

Но чёрт потянул его…

Инвалидная коляска испарилась, а «инвалидка» уже стояла, похоже, никогда и не нуждаясь в помощи передвигаться. Но вид бабки сильно изменился и перестал походить на человеческий:

Кожа стала мертвенно бледной, седые волосы выпадали, женщина лысела окончательно. Сохранилась пара локонов, что сменили цвет на черный. А оскал пугал больше всего. Есть фразеологизм «улыбка от уха до уха», но тогда он принял прямое значение. Она удлинилась. Торчали острые клыки, словно дикого зверя. Желтые, окровавленные, гнилые. Дëсны отходили от зубов, что, необъяснимым образом, не выпали.

– Жесть. Я же слегка постебался, а шуму столько, будто я вам компот хером помешал… – ошарашенно пробормотал Оливье. – У вас какая-то стремная и чересчур бурная реакция.

Старуха бросила пристальный взгляд красных глаз, они сверкали ярче фонаря, и она заговорила, но не прошлым голосом, а басом:

– Ты нуждаешься в исправлении.

Оливье и она находились на улице, тем не менее, всюду раздалось эхо, словно в замкнутом пространстве, и мощно ударило по ушам, вызвав звон. Создалась иллюзия, что в унисон повторяла сотня человек. Но вокруг никого. Совсем. Не проезжали машины, не проходили пешеходы, а в многоэтажках пропали людские силуэты в окнах. Недавно же всё это было. Почему исчезло?

– Да нет, вроде, – как ни в чём не бывало пожал плечами Оливье. Он с шоком и, одновременно, отвращением скривил физиономию. – Как там?.. «Бабушка, почему у тебя такие большие зубы?»

Всё внезапно погасло.

***

Темнота. Какая-то капля упала на лоб Оливье и растеклась по щеке. Затем новая.

Он открыл глаза, в них больно ударил свет. Эти капли оказались водой. Взор был замылен, но постепенно приобретал четкость. Серый каменный потолок, что, казалось, скоро обвалится, стал первым, что очнувшийся различил в серости. На стенах с квадратной текстурой виднелась засохшая красная жидкость. Кровь? Но откуда?

Оливье лежал на белой жесткой койке, скрипящей от малейшего движения. Тело болело, утомление пытало, как не после сна, а активного бодрствования. Эффект от наркотиков прошел. Или наоборот бушевал в полной мере, оттого вся чушь и мерещилась. Но эта «чушь» слишком реалистичная…

По другую сторону стояла такая же белая кушетка и две двери: железная – по логике, выход, и деревянная. Здесь не было окон. Тусклая маленькая лампа на потолке освещала, скорей всего, палату психбольницы или камеру тюрьмы.

«Не стоило со старушкой шутить», – подумал Оливье.

Внезапно кто-то стукнул его по носу, что вынудило рефлекторно вскочить, дыхание ускорилось, и волна мурашек пронеслась по коже. Оливье встретил сидящую рядом Эльвиру Диасс, которая и злобно, и ошарашенно пялилась на него и держала руки сжатыми в кулаки. Она обвинила:

– Как мы тут оказались?! Что это за место?!

Эльвира оказалась в загадочном помнии так же неожиданно, как и Оливье, и была напугана по весьма понятным причинам, к тому же абсолютно не осознавала, что вообще произошло. Он не знал больше её, но сохранял уравновешенность.

– А я в теме, по-твоему?! – но тут кончики губ расползлись в улыбке, и он не упустил шанса заигрывать, невзирая на «чëртичтопроисходит»: – Но я рад оказаться здесь с великолепной девушкой.

– А я не очень рада оказаться здесь, и плевать, с тобой или без тебя!

– Признай, со мной не страшно.

Эльвира сперва ухватилась за ручку двери и дернула, железяка не пошатнулась, потом отчаянно ударила ногой по ней, отчего должно было стать больно, но тогда боль не ощутилась – волновало другое.

– Выпустите нас!

Оливье достал из кармана телефон, но сокамерница обезнадежила: «Не пытайся, здесь связи нет».

– Зато зафоткаю, будет, что знакомым показать.

Оливье казалось, что оказался в фильме, а он часто представлял себя на месте различных героев. Если для Эльвиры это место – безысходность и жуть, то для её знакомца – любопытство и игра. Он мало, что воспринимал серьезно, вероятно, потому что пережил много приключений и готов к новым.

Оливье решил узнать, что за второй дверью, поэтому спустя пару секунд поспешно, даже без осторожности, раскрыл её. Предстала блеклая душевая комната: душ, расколотая раковина, мыло и, стеклянная банка с шампунем и, как самая яркая деталь, кровь на полу.

– Какая ж забота о нас…

Со скрипом дверь открылась, и подростки встретили ту же женщину, которую ранее вез на коляске Оливье. Она накинула серый плащ до пола, капюшон накрывал лысину. Монстр прошипел гневно, скривив рот, точнее, пасть:

– Добро пожаловать в дурку, уроды!

– Ты чего нас обижаешь? Не уроды, вообще-то, – с обидой оспорил Оливье. – Вполне себе красивые парень и девушка, разве нет?

– Ты! – Эльвира яростно указала на нее и заорала, не жалея голос: – Мы что ли здесь из-за тебя?! Что за херня вообще?! Это… это незаконно! Из-за тебя мы здесь, почему ты не боишься полиции, психованная карга?!

Старуха оскалилась, показав клыки, глаза сверкнули ослепительным как лазер красным. Зубов у нее, судя по всему, насчитывалось больше, чем у человека. На светло-серой коже выступили темно-синие сосуды, шрамы. Появились ожоги – некоторые из них пятна, некоторые гниющие дыры. На худых костлявых пальцах выросли длинные острые когти – толстые, явно прочные, как у орла.

Предстал труп. Живой труп.

Увидев преображение, Эльвира вновь взвизгнула, отстранившись назад так резко, что случайно споткнулась ногой о вторую и упала на пол:

– Что за…?

Воспоминания ограничивались отказом помочь пожилой женщине на улице, а теперь этот отказ обернулся заточением в психбольнице. Эльвира, конечно, догадывалась, что замешана мистика, но отказывалась верить в чертовщину, теперь же пришлось отбросить скептицизм. Вся жизнь вмиг перевернулась, отныне Эльвира никогда не сумеет больше оценивать мир по-прежнему. Она оказалась пленницей зомби, с кем сталкивалась раньше только в фантастике.

– Оу, ты не видела её перевоплощения?! Мне-то она фокус еще до попадания сюда представила.

– А мне нет! – Эльвира дрожала и таращилась то на старуху, то на Оливье. Тот в своей манере предложил с ухмылкой:

– Зацени по десятибалльной шкале!

– Что за монстр?!

– Ваши души куда страшнее, чем мое преображение.

– А, это подколочка такая? – спросил Оливье, затем показал на Эльвиру и искренне отметил: – А ты не глупенькая, компанию мне выбрала хорошую.

– Вы – мерзкие подростки, несущие сплошь проблемы правильным людям, – упрекала старуха громким тенором, противно бьющим по ушам. Чуть потерпеть, и от него могли бы лопнуть перепонки. – В моей психиатрической больнице вас исправят, вылечат, выбьют всю дурь.

– Не старайся, я найду еще, – назло оборотню буркнул Оливье. – И вообще, отвечаю, наши знакомые узнают обо всём, и хана твоей больничке!

– Так утверждаешь, словно у вас двоих есть люди, кому не плевать на ваше состояние. Лонисто, ты действительно веришь, что твои знакомые, что не ближе, чем собутыльники на раз, помогут?

– Тебе почем знать? Я имею полно товарищей, – вверял Оливье, а потом поморщился и вздохнул: – Ну, ладно, тут ты попала в яблочко…

– У меня нет близких, зато есть те, кому невыгодно мое отсутствие, – вмешалась Эльвира. – Родители наймут десяток детективов.

– Считаешь, я боюсь?

Тут подростки замолкли.

Бабка, уходя, пригрозила «За непослушание вам грозит смерть», и с хлопком закрыла дверь.

– Эй, а здесь еда-то будет?! – проорал ей вслед Оливье.

Спустя некоторое время.

Прошло, может, десять минут, может, двадцать, может, тридцать… подростки не знали точно, от «нервотрепки» сбились во времени.

Эльвира и Оливье проводили его молча, каждый на своей койке. Он хотел вступить в диалог, но понимал – ей нужна тишина, чтобы собраться с мыслями, а попытка разговора вызовет только раздражение. Потому он ждал, пока Эльвира успокоится.

У них в разуме крутились одинаковые вопросы: как им выбраться из проклятого места? Как не сойти теперь с ума? Как вообще остаться в живых? Это сон? Но ответ пара знала только на последний – нет, не сон, а ужасная реальность.

Оливье удобно лежал на кушетке, закинув ногу на ногу и подложив руки под затылок, минутами смотря в точку на потолке – других занятий не нашлось. Когда подметил, что Эльвира уже не бесилась, не била дверь для выпуска пара, не кричала, а была готова к взаимодействию, Оливье пересел к ней.

– Холодно, – пожаловалась Эльвира, он приблизился.

– Давай я тебя обниму, так теплее?

– Лучше замерзну.

Оливье вспомнил про «козырь в рукаве», о чëм известил и сокамерницу:

– Я кое-что взял у бати, оно нам поможет.

После чудесного заявления, Эльвира пихнула его в плечо, но без агрессии, а наоборот с радостью, воскликнула с надеждой:

– Почему ты сразу не сказал, что у тебя есть план, как нам отсюда выбраться?!

Она стала ожидать, что же достанет Оливье, и тот полез в рюкзак, который старуха, на везение, не отняла по неизвестной причине. Но когда соузник достал фляжку коньяка, Эльвира разочарованно ударила ладонью по лбу, а-ля «рукалицо».

– А я то надеялась…

– Что за недовольства? Ты оскорбляешь чувства алкоголя, – Оливье вновь вернулся на место, открыл фляжку. – Не хочешь – твои проблемы.

– Я не пью, празднуй заточение один, – она снова толкнула его кулаком в предплечье, но уже дерзко. – Мы же тут вовсе не в опасности, вперед, отрывайся!

Оливье сделал глоток коньяка, которого раньше не пил, ведь довольствовался пивом, коктейлями, шампанским и прочим менее крепким алкоголем, а теперь решил исправляться. Напиток обжег горло. Эльвира завистливо наблюдала, а чуть далее без предупреждения выхватила фляжку.

– Ну, будет не так жутко в дурке… – она отхлебнула немного и пренебрежительно скривилась.

– Фу, – несмотря на негативное мнение, Эльвира вновь припала губами к фляжке и отпила еще. Тут Оливье внезапно усмехнулся, а когда собутыльница недоуменно приподняла брови, он пояснил:

– Мы с тобой бухаем в психушке, где нас обещали довести до идеала.

Он забрал фляжку у Эльвиры, и та тоже нашла в себе силы засмеяться при всей жести.

Когда фляжка опустела, Эльвира и Оливье были пьяны в стельку. Если бы старуха застала их в том состоянии, явно бы ужесточилась.

– Назло давай с демоном танцевать? – Оливье по-пьяни построил предложение неправильно, но заметил и поправил: – Точнее, демону танцевать назло, тупой ведьме. У телефона заряжен меня, музыка закачена, без интернета заработает…

Страха не осталось совсем, на смену явился его антоним, совместно с безумием и веселым настроем. Что Оливье, что Эльвира, старались держать себя под контролем здравого разума. Но в мыслях переполох, язык заплетался, а голову приятно кружило. Они осознавали бред происходящего, что, если мягко, нестандартно плясать в психбольнице, но подыгрывали эмоциям и дурным затеям, а не отказывались от них.

– Давай. Пошла к Дьяволу эта мистическая падаль, – согласилась сокамерница. – Или она «у Дьявола», и мы тоже здесь…

Оливье поднялся с койки Эльвиры и направился к своей, где лежал телефон.