Текст книги "– Добро пожаловать в дурку, уроды!"

Автор книги: Элисон Суббота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Нравится тебе что?

Пока владелец тыкал на экран, он расплывался, что затрудняло поиск музыки.

– Всякое. Часто рок.

– Чудно, – Оливье включил музыку в таком жанре, и повысил громкость на половину. Он приблизился к партнерше, протянул ладонь, та подхватила её. Товарищи стали кружиться по палате. На танец это слабо походило, да и вообще на что-либо адекватное. Каждое движение было шатким, иногда кто-то из парочки едва ли не падал, но второй любезно удерживал. На лицах сияла странная задорная улыбка, частенько звучал смех.

Прошла, возможно, пара часов.

Долгое время Оливье и Эльвира танцевали и несли чушь, оставшееся устало лежали на койках, пока действие алкоголя спадало. Головная боль и ломкость в теле доставляла дискомфорт, хорошо, что не мучительный.

Дверь резко открылась, с грохотом врезавшись в стену так гулко, что Эльвира и Оливье вздрогнули и разом полностью протрезвели. Паника, забытая на время, заново заняла свое родное место в рассудке. В палату ступила старуха, не скрывая нечеловеческое обличие, но её голос сменился обратно на визгливый женский:

– Выйдите из палаты в общую комнату. Там сейчас произойдет казнь непослушного подростка, возомнившего, что он имеет право ослушаться и напасть на меня.

Эльвира и Оливье удивленно обернулись друг на друга, одновременно поднялись и вместе поспешили в коридор. Они предвкушали кошмар – предсказывало пугающее слово «казнь».

Коридор – темный, длинный настолько, что казался бесконечным, и не столь из-за расстояния, сколько атмосферы. С каждым шагом всё сильнее раздавался шум, болтовня людей, судя по всему, тоже заключенных. Помимо палаты Эльвиры в коридоре находились двери еще двух, но там пустота.

Напряженно смотря вперед и предвкушая вовсе не «свет в конце туннеля», а наоборот полнейшую тьму, Оливье не заметил, как нога наступила на что-то твердое, и некто на полу болезненно зашипел. Оливье вздрогнул, сердце чуть в пятки не ушло.

Он резко в недоумении опустил голову. Внизу лежал мужчина в плачевном состоянии: он лежал в луже своей крови, вытекающей из множества ран, покрывающих каждый дециметр тела. Похоже, его били острием, но маленьким, чтобы не убить, а только доставить неимоверные муки. Бедолага был одет в порванные рубашку и штаны, больше похожие на тряпки. О возрасте мужчины догадок не возникло – где-то между двадцатью и шестьюдесятью. Скорей всего, он тоже запертый клиент.

Подростки предугадывали кровавые зрелища, но, тем не менее, ожидание не понизило степень отвращения и страха. У Оливье ком подкатил к горлу, после прикосновения раненого создалась огромная тяга принять ванну и не вылезать из нее сутки. Оливье брезгливо поспешил убрать ногу, но мужчина ухватил её руками, побледневшими до трупного оттенка, по итогу случайно на лежащего наступил и с омерзением поморщился.

Бедолага захрипел, но отпускать стопу не стал, старался что-то шептать, но выходило неразборчиво.

– Дядь, отвали… – просил Оливье, пытаясь вырвать ногу из хватки, крепкой для столь немощного тела.

Удивленная Эльвира попятились назад, подальше от настырного заключенного, правда, её приятель поступить так же не мог. Она отвернулась, не находя силы произнести хоть словечко, Эльвира тянулась вернуться домой, что она не особо любила, но лучше быть там, чем в этом здании.

– Идемте дальше, – словно не происходило ничего особенного (впрочем, для нее так и было), заявила бабка и дальше двинулась по коридору. Эльвира даже предпочла её компанию, лишь бы не мученика.

– Да как идти дальше-то?! – толкнув мужчину, который, видимо, искал помощь, вот и зацепился за первого попавшегося, Оливье обратился к подруге: – Эльвира, помоги!

– Ну-у… – она остановилась и покачала головой по сторонам, – неохота мне касаться этого типа, так что нет, извини…

– Ой, вот, значит, как, – возмутился Оливье. – Сейчас вообще его к тебе перенесу!

Он тряхнул ногой, но, смирившись, что просто не вырваться, стал пытаться шагать дальше, потащив по полу и пленника, тот недовольно крякнул, но не сумел помешать. Оливье это стало не столько пугать, сколько раздражать, и он не сдержался и пнул мужчину со всей силы со словами: «Да отстань ты!». Когда «пиявка» наконец отпустила, Оливье ускорился и с облегчением отбежал, а раненый остался валяться на полу и, сжавшись, печально захныкал.

Оливье, Эльвира и старуха дошли до конца коридора. Предстала большая деревянная дверь, что казалась порталом в ад. За ней голоса. Разные. Очень многих людей.

– Кто осмелится открыть? – дала бабка задачу. Оливье решил играть в храбреца, поэтому слегка приоткрыл дверь и через образовавшуюся щель изучил помещение.

В общей комнате расположилась большая компания, а точнее стая одичавших людей. А одичавшие люди куда хуже любого одичавшего зверя.

Кто-то вел диалог (монолог) с собой. Кто-то вырывал собственные волосы. Кто-то резал себя, и рядом с раной образовывался гной. Парень избивал другого на полу, тот оставался живым, но с вывернутой в обратную сторону рукой, где выступили жилы.

Оливье закрыл дверь и замер перед ней на миг, не убирая руку с ручки и пытаясь смириться с увиденным. Он обернулся к колдунье и предупредил: «Я обратно в палату».

Деревяшка резко содрогнулась. Оливье до этого опирался на нее, и теперь от неожиданности упал на плитку.

Оливье, лежа на спине на ледяном полу, посмотрел верх. Над ним стоял молодой парень.

– О, салют, – Оливье наигранно улыбнулся и, как ни в чëм не бывало, приветливо поздоровался: – Я здесь новенький. Оливье Лонисто. Как тебя звать?

Пока заключенный тихо таращился, он поднялся на ноги и отряхнулся.

– А ты не очень разговорчивый, да?

В ответ пленник открыл рот, продемонстрировав причину молчания – внутри не торчало ни единого зуба. Все вырвали.

– Ого… дать номер стоматолога?

– Жесть… – послышался голос ошеломленной Эльвиры, и Оливье вернул внимание остальной шайке.

Каждый пленник надел одинаковые зеленые рубашки и штаны. На них одежда была не рваная, почти чистая, что не подходило к общей атмосфере. Видимо, старуха позаботилась о внешнем виде арестантов и заставляла их переодеваться в новое. Также она следила за порядком и комфортом, должно быть, собственным, поэтому по углам зала располагались крупные освежители воздуха. В общей комнате было еще холоднее, чем в палате. Только благодаря этим двум факторам в помещении можно было находиться без слёз, ведь тошнотворный запах не полностью, но исчезал. Разумеется, аромата не было, тем не менее, терпимо.

К Оливье и Эльвире подошла лохматая раненая женщина, державшая мертвую крысу. Девушка познакомила новеньких с крысой, с доброй улыбкой осведомила: «Моя дочурка Лили».

– Отвратительно, – честно нагрубила Эльвира. – Держитесь от меня со своим «чудом», пожалуйста, на расстоянии, спасибо.

– Оу-у, Лили, значит… У вас очень милая дочь, – не упустил шанс подшутить Оливье, но когда безумная поднесла крысу к нему, тот уже не выдержал и отдернулся: – Не-не, спасибо.

– Меня бы так любили родители, как она эту гребаную дохлую крысу.

С гадливостью Эльвира осмотрела остальных заключенных, с кем подросткам теперь разрешили контактировать, а также выходить из палаты. Узники измучились, притом, судя по чертам лица, телу и прочим аспектам внешности, больным насчитывалось по двадцать-тридцать лет, но подростки оставляли вероятность ошибиться в предположении.

Всего маньяков находилось человек двадцать. Но некоторые создавали впечатление более самоуверенных, сильных и невозмутимых. Такие сохраняли неприкосновенность и не позволяли другим причинить им боль. Вокруг них сидели несколько других пленников – зажатые и вредящие себе. Первые, скорей всего, местный авторитет. А двое трупов на полу, точнее, их куски, валяющиеся в разных частях комнаты – не угодившие им. Как, впрочем, и раненые живые.

– Тут разбросаны куски тел, но нет ни червей, ни мух, ни мышей… – рассуждала Эльвира. – Должно быть, у трупоедов нет возможности заползти сюда с улицы.

– А что по поводу «дочери» той мадам? – вмешался Оливье.

– Это её домашний питомец, – откликнулась старуха.

– Лучше бы я не спрашивал…

– Но ты, Диасс, в чём-то права. Животные действительно не могут сюда попасть.

Затем оборотень объяснил:

– Перед вами те, кто когда-то тоже были придурочными подростками. Они здесь на всю свою жалкую жизнь. Но их не убивают, в отличии от…

Из другой палаты два пленника вывели Джона Уайта – школьного врага Оливье, с кем он дрался на постоянной основе, парни год пытались испортить друг другу жизнь.

– Джон?! – поразился Оливье. Два дня назад он бил Уайта по носу кулаком, а теперь его собирается убить воскресший труп. Джон тщетно старался оттолкнуть державших его, хрипел от боли, а те скручивали ему локти за спиной. Одноклассник узнал Оливье и с ненавистью заорал:

– Ах ты сукин сын, я и перед смертью вижу твою рожу! Это что ли ты виноват?! – он дергался, махал головой. – Да чтоб ты сдох здесь, а эти отбитыши обглодали твои кости, мразь!

Джона насильно поставили на колени, а Оливье продерзил с ответной ядовитостью:

– Иди ты! Тебя вообще сейчас убьют, а ты понтуешься!

– А ты и доволен, да?!

– Да, стою любуюсь!

На самом деле Оливье не радовался казни, в нем играли непонимание происходящего и вражда с Джоном. Старуха стала разрывать парню голову пальцами, словно тонкий мячик. Тогда от неприязни к сопернику и следа не осталось, и Оливье без прошлой уверенности с ужасом заорал, Эльвира тоже. Они забыли как моргать, как шевелиться, поскольку уставились на кошмар не в силах отвернуться.

Оливье, даже не совсем контролируя себя, скорее подчиняясь эмоциям, встал рядом с Эльвирой и крепко, с заботой, сжал её ладонь, успокаивая и себя, и подругу, а она, так же не заметив того, проявила взаимность.

Колдунья голыми руками проламывала Джону череп, разошлись трещины. Она разделила мозг на две равные части. Кожа, будто ткань, пошла «по швам», клочки волос попадали на пол. Вылезли наружу покрасневшие глазные яблоки с выступившими синими сосудами. Когтями старуха рассоединила верхнюю челюсть, дёсна налились кровью, а осколки зубов полетели на пол. Нижняя челюсть отвисла. Бабка отбросила изуродованный труп.

– И данную истину обязаны запомнить все! Я – Главная! – «скромно» заявляло чудовище. – Я – спасение заблудших душ; правильный образ жизни! Любой, кто не подчиняется – не достоин существовать на планете. Её настигнут изменения благодаря мне, и вы не в состоянии помешать, – бабка указала на труп Джона. – Этот потерянный нарушил правила и напал на меня, но его поражение – доказательство, насколько я властнее вас, смертных.

Оливье наклонился к Эльвире и тихо оскорбил Главную:

– Вот насмотрятся бабушки всяких молодежных киношек, по итогу пафосные речи качают.

Старуха кинула Оливье Эльвире в ноги ключи, по логике нужные, чтобы закрываться в палате от безумцев, и она же подтвердила:

– От вашей палаты.

========== 2. Провести лоботомию ради исправления ==========

До заключения в психиатрической больнице.

Поздним вечером возвращалась домой из школы Эльвира, представляя, как она ляжет на кровать и наконец отдохнет после довольно тяжелого дня. Карман кожаных штанов сжимал телефон, в наушниках били басы музыки. Недавно Эльвира встретила Лонисто, которого неспециально ударила локтем, и, хоть ей и было немного стыдно, так и не извинилась.

Тут Эльвира почуяла чье-то присутствие рядом и на рефлексе обернулась, вынув наушники. Позади стояла сутулая старушка, державшая два синих плотных пакета. Бабушка выглядела стандартно: короткие темно-серые волосы; невысокий рост; худощавое тельце в коричневой одежде; серые прищуренные глаза; бледная кожа с маленькими шрамами – внешность не внушала опасения, но она, как известно, бывает обманчива.

– Помоги донести до дома, девушка, – с доброй улыбкой попросила пожилая женщина и протянула пакеты.

– Ох, я и без того устала, попросите кого-нибудь другого.

Эльвира планировала пойти своей дорогой, но её ударили по коленям пакетами. В них, похоже, находилось что-то крупное и железное, явно не по силам бабки. Она практически приказала:

– Помоги пожилому человеку!

Её физиономия исказилась в гневе, выступили морщины, вставленные золотые зубы заскрипели, старуха возмущенно сжала кулаки. Обидчица карги вновь отмахнулась:

– Себя долбани шмотками.

До сих пор ощущая боль в ноге, которая даже покраснела, недовольная Эльвира потелепалась своей дорогой, с испорченным настроением прошипев: «Чокнутая хрычовка».

– Вечно богатенькие детишки слишком много мнят о себе, – доносился звук, похожий на рычание, позади, – Диасс, зря ты наглеешь.

Рассерженная Эльвира обернулась, решив изложить бабке абсолютно все свои негодования. Но никого не было…

Это было последнее, что помнила Эльвира перед тем, как очнулась закрытой в палате.

***

– То есть тебя засадили сюда за то, что ты бабуське не помогла донести до дома пакеты?

Оливье лежал на койке рядом с сидящей Эльвирой, поведавшей историю. Он внимательно слушал её, прикусив губу. Редко, когда чья-либо речь заинтересовывала его, но собеседница попала в «редко». И не только потому что психбольница и причины заточения в ней в целом были любопытны…

– Похоже на то, – пожала плечами Эльвира и с возмущением заверила: – Я не нахожу других причин считать меня ужасным подростком, нуждающимся в исправлении.

– Точно не находишь?

– Нет, не точно…

Она вспомнила о несправедливости по отношению к другим людям:

– Я постоянно унижала окружающих, никогда не позволяла приближаться близко к себе, даже если человек мне интересен. Многие стали изгоями, потому что я их публично оскорбила, а другие поддержали.

– Ой, так открываешься, будто я за всем этим не наблюдал.

– Ну, надо же высказаться. Да и вдруг я здесь из-за излишней дерзости? Мне, если честно, неловко перед Катриной.

– О, новенькое. И что же с ней произошло?

– В шутку назвала её отрепьем никому не нужным, а выяснилось, что она сирота. И ведь у меня тоже проблемы с родителями, низко как-то давить на Катрину.

– Да забудь, вдруг она просто на жалость давила.

– По-моему, нет.

– Мамой клялась?

– Какой ты злой.

– Чтобы тебе полегчало. На фоне меня не так стыдно.

– Мне поблагодарить?

– К тому же, я ведь тоже наполовину сирота, так что шутить над своими могу.

– А тебе не тяжело морально?

– Не переживай, я ж смирился. Когда привыкаешь – ко всему относишься проще.

– Наверное.

– А поделись-ка со мной какой-нить дикой выходкой, которую я тоже не знал.

– Ну… – Эльвира припомнила инцидент и поделилась: – Помнишь в прошлом году в нашей школе был новогодний конкурс? Я готовилась к нему, репетировала песню, которую должна была исполнять, но в итоге учительница решила уступить место моему врагу.

– Но вроде от класса выступала Джоанна.

– Именно. Эта стерва еще и насмехалась надо мной. Я ей в напиток перед выступлением подлила виски, чтобы Джоанна опозорилась по полной программе.

– По-моему пьяной была не Джоанна… – недоумевал Оливье, но скоро осознал, в чём дело, и засмеялся. Эльвира всё же объяснила:

– Да, рядом с её бутылкой лимонада стояла другая, принадлежащая женщине из жюри. Они как назло рядом на столике у сцены стояли.

– Да, я помню, та женщина в итоге сама запела на весь актовый зал. Ох, по мне – лучший час за всю историю школы. А на втором месте, как ты Джоанне на следующий день портфель из окна выбросила.

– Слабенькая женщина, я ведь немного налила, но её вынесло с пары глотков.

– Не пьешь ты, святая простота, не разбираешься в алкоголе. Он с лимонадом на голодного человека быстрее действует.

– Только судью в конечном итоге уволили… На самом деле как-то подпортило комедию, – и продолжила, – то, что Джоанна победила в итоге.

– Жизнь – несправедливая штука.

– На самом деле я даже не против искупить любые проступки в прошлом, лишь бы выбраться отсюда.

Эльвира печально усмехнулась и, сжав губы, опустила голову. Она смахнула с глаза предательски выступившую слезу, так как не могла позволить ей прокатиться по лицу.

– Эй, – Оливье ласково потянул Эльвиру за щеку и потрепал, подруга неловко отстранилась. – Не забывай, что нас заперли здесь вместе, а мы, между прочим, далеко не плохи. Вот взять тебя – я и в школе считал тебя выносливой и целеустремленной.

– Но мы имеем дело вовсе не с обычной бабушкой, ты разве не понял?!

– Тьфу! – махнул успокоитель, демонстрируя уверенность в своей правоте. – Её сила в том, что нечисть сейчас в моде, а в остальном проклятая чушь проигрывает.

– Ты, конечно, чаще всего несешь бред, но поднимаешь настроение.

Эльвира уважала соратника с каждой минутой сильнее и сильнее. Правильно утверждают – общая беда сближает людей. Также Эльвире, несомненно, нравилось, с каким увлечением её слушал Оливье, что он наслаждался времяпрепровождением с ней даже в столь адском здании.

– Ну, здесь сидят такие же люди, как и мы, а не как та дама-труп. Люди! Немного психически сплющенные, правда, но люди! Мы объединимся!

– Ты думаешь, мы сумеем до них достучаться? До этих… отбитых сливок социума, мягко выражаясь?!

Оливье схватил Эльвиру за руку и потянул за собой в общую комнату.

Подростки пришли в зал, и Эльвире оставалось только догадываться, что Оливье задумал. Но зная его – ничего хорошего.

Та же картина маслом. Неизвестный психопат бил другого об стол, но тот смог вырваться и в истерике побежал к лестнице наверх, будто напуганная собачка. Неизвестная девушка молча вылупилась в стену и сидела бездвижно. Всё по светским традициям.

В зале располагалось человек двадцать, некоторых из них Эльвира и Оливье раньше не встречали. Например, парня, который вырезал на ладони подобие лица и делился с ним, должно быть, увлекательной историей. Вероятно, остальная часть заключенных находилась на втором этаже.

– Трупы, валяющиеся раньше, убрали. Главная постаралась. Ей, походу, не чужда педантичность или что-то в этом духе, – проанализировала Эльвира. – И зачем ты меня сюда привел?

Оливье обернулся к подруге, поправил темно-зеленую рубашку и того же цвета штаны. В эту одежду его заставила переодеться бабка, как и остальных пленников.

– Я выгляжу внушающе?

– Не особо…

Проигнорировав негативное мнение, храбрец решительной походкой двинулся к компании арестантов. Эльвира и две буквы проговорила, а он уже на стол поставил ногу, затем и вторую, вызывающе развел руки, привлекая внимание.

– Дьявол, да что Лонисто творит?! – вырвалось у Эльвиры. Она испытала искреннее волнение, что Оливье пострадает, хоть и переживания за другого являлись для нее, в какой-то степени, новыми.

– Что ж… я знаю, что.!

Не успел оратор закончить, да и начать, как крупный парень грубо столкнул его со стола, из-за чего тот чуть было не упал на лицом в пол, но стойко удержался на ногах. Так пленники недвусмысленно намекнули, что не собираются слушать, что тут же подтвердил хам, пихнувший его:

– Завались, щенок! – прорычал он сквозь зубы. Видимо, он являлся местным авторитетом. – Ты кто вообще такой?! Что забыл в нашей компании?! Ты же жалкий ездюк, вряд ли можешь кого-то прибить! А еще и лезешь к нам!

– Я… – выкручивался Оливье, выдумывая, пусть и нелепую, зато подходящую зэкам историю на ходу, – пью кровь младенцев вместе с их отцами на глазах рыдающих матерей, под пивко могу наоборот.

Заметив грозные рожи, непринятый артист решил не повторять попытку достучаться до отбросов. Он устремился к палате, а за ним пошла Эльвира, которая с облегчением выдохнула, убедившись, что ему ничего не угрожало. По крайней мере, пока.

– Они бы скорее твоей головой в футбол сыграли, чем поддались на твою дочëрта пафосную речь! На что ты вообще надеялся, идиот?!

Она по плечу стукнула Оливье, а потом и второй раз.

– Найти помощников и впечатлить тебя, и я уверен, что второе удалось, – подмигнул тот, затем открыл дверь палаты и шагнул внутрь. Он вел себя безмятежно, словно и не рисковал минуту назад здоровьем.

– Ты запал в меня из-за поездки?

– Вообще-то давно, но, в принципе, угадала – заметил симпатию к тебе я после той самой обязательной поездки в музей. Помнишь же, что случилось? Счастье так и валится на голову, верно?

– Ох, блин, не забыть…

– А то.

Неделю-две назад.

Сентябрь, начало одиннадцатого класса. Оливье располагался в закрытом купе поезда, двигающегося в другой город. Школьный ученический совет настоял, чтобы абсолютно каждый ученик съездил в музей, угрожая незачетом в случае отказа по неуважительной причине. У Оливье, по словам учителям, то дедушка (которого у него не было) в деревне умер; то он из гроба сбежал; то паспорт потерялся; то срочный переезд запланировался; то другие беды вылезли, вплоть до обещанного по новостному каналу конца света в день экскурсии. Но преподаватели, к сожалению, не поверили.

В поезде выключили свет, ведь большинство учеников уже легли и накрылись одеялом. Оливье тоже, однако лечь – не равно спать, и уснуть он не мог: покачивание, стук колес и непривычная обстановка не позволяли. Оливье смотрел в окно, где мелькали огоньки фонарей, фар машин, витрин зданий, создавая слитную полосу различных цветов.

Он увидел, как с верхней полки опустилась рука спящей Эльвиры. Их учителя посадили в одно купе, потому что они – единственные, кто не нашли компанию в поезде. Одноклассница переместилась к краю.

Грохот.

Эльвира полетела с верхней полки, грохнулась сперва спиной на стол, свалив с него бутылку лимонада, потом перекатилась на Оливье. Она навалилась на его тело, но особенно болезненным это пришлось для лица и ребер. Оливье хмыкнул: «Ай!», пока на нем лежала Эльвира, уткнувшись рядом в подушку и на миг застыв из-за шока.

– Говорил же «давай я на верхней полке?», так нет, полезла, – пробурчал Оливье, которому повезло, что соседка не сломала ему и себе косточки.

– Заткнись.

В интонации Оливье подметил стеснение и досаду, впрочем, логично, что Эльвира до жути стыдилась столь глупого поворота событий. Она попыталась шевельнуться, но выходило с затруднением.

– И это вместо «пардоны-сорряны»? Свалилась на меня, еще и обижает!

– Нет, «пардон-соррян» не будет.

Эльвира нашла силы приподняться и собиралась было слезть с Оливье, но тот из вредности обнял её и прижал обратно.

– Тогда не отпущу.

Эльвира хотела его ударить, но из-за временной слабости не могла. Судя по тому, как она шипела при попытке выгнуться, у нее болела спина. Впрочем, после падения на стол это немудрено.

– Будем валяться пока не извинишься, сама напросилась.

– Пусти, дебил, – ворчала Эльвира, пытаясь выбраться из объятий Оливье, но не получалось, тот крепко ухватил. – Да чтоб тебя…

– Не-не, ты неправильные слова подобрала, – и усмехнулся, Эльвира почувствовала дыхание у уха. – Ладно, сейчас как закричу, придут учителя и засекут нас вот так. Смешно будет, – и придумал. – О, заявлю, что ты пыталась меня изнасиловать посреди ночи, вот такая ты извращенка и маньячка.

– Серьезно?..

– …Да, история неправдоподобная, ну и что?! – он похлопал Эльвиру по затылку. – Хорошо лежим.

– Да пошел ты, – и через силу буркнула не совсем искреннее извинение, лишь бы наконец подняться, – и прости, кретин.

– Спорное извинение, но я доволен.

Оливье отпустил приятельницу, и та, хрипя, медленно села рядом и потянулась. А он поймал себя на мысли, что ему понравилось обнимать Эльвиру, что эта странная ситуация принесла больше веселых эмоций, чем неудобства.

– Может тебе массаж сделать, хах? – предложил Оливье, наблюдая за Эльвирой, старающейся размять спину.

– Если всей душой мечтаешь сам со всей дури удариться о стол позвоночником. И, в отличии от меня, уже сломать его.

Оливье усмехнулся.

– Меняемся полками, значит?

***