Текст книги "До самого дна (СИ)"

Автор книги: Элис Атлед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

========== Глава первая. Заражение крови ==========

В сердце и в глаз ему попали два осколка

дьявольского зеркала, в котором, как мы, конечно,

помним, все великое и доброе казалось ничтожным и

гадким, а злое и дурное отражалось еще ярче…

Ханс Кристиан Андерсен,

Снежная королева

Еще один бот с лязгом проехал в сторону единственного фонаря на Новой улице. Новой она называется вот уже лет тридцать, а то и больше. Я медленно выхожу из-за мусорного контейнера, оглядываюсь по сторонам, куда уходят рельсы. Пронесло.

С тех пор, как их выпустили на улицы, таким как я места в России нет. Все мы думали, вся наша община, что государство шутит, что сплетни распускает РПЦ или кто-то вроде Милонова. Каково же было наше удивление, когда повсюду действительно стали устанавливать эти чертовы рельсы.

Половина наших уехала из страны, а другие, кому не хватило денег или смелости, такие как я, остались, вынужденные прятаться. Нет, конечно, нас никто не заставлял, мы сами были неспособны жить обычной жизнью среднестатистического гражданина. Теперь мы все точно мечтаем о том, чтобы вернуться в средние века, где нас было найти тяжелее всего. К черту болезни и антисанитарию, у нас есть свои методы борьбы с эпидемиями. А здесь мы все, включая убийц, торговцев оружием и наркодилеров, были как на ладони. Хотя, я бы себя к таким ребятам не отнесла.

За поворотом что-то громыхнуло, и я, прежде чем успела сообразить, отскочила к стене, вжалась в нее всем телом и прислушалась. Слышались четкие удары. Я высунула голову из-за угла чтобы посмотреть, что там творится. Какой-то бедняга совсем выжил из ума: он стоял и дубасил все, что подвернется ему под руку. Мусорные баки, стены, редкие кусты… Послышался знакомый металлический скрежет.

Следующий бот-дозорный засек беснующегося мужика, сработала сигнализация. Это не та сигнализация, которая орет у вас под окнами, когда вы видите самые интересные сны, эта сигнализация практически бесшумна. И создана она для того, чтобы предупредить жертву. Да, по закону необходимо предупреждать человека, прежде чем оглушить его и увезти в участок, но про громкость никто ничего не говорил. Если повезет, то успеете сбежать. Если нет – вас приволокут в отделение полиции, пробьют по базе данных, наберут на вас правонарушений на круглую сумму, после чего вы либо их все выплатите (действительно только для политиков и священнослужителей), либо вас чипируют, и вы идете отрабатывать по программе развития северных регионов. Это если на вашей совести нет особо тяжких преступлений.

Так вот, бедняга убежать не успел и на бота никакого внимания не обратил, отчего ему прилетело электрическим зарядом прямо по репе, а после его еще и укутало в плотную сеть и утащило вверх по рельсам. Меня бот не заметил. Говорят, скоро им встроят тепловизоры помимо обычных датчиков движения. А к 2030-му планируют ввести систему распознавания лиц, что позволило бы избежать ошибочные действия по отношению к высшим слоям общества. Теперь никому уже не смешно, а вот лет десять назад ухохатывались бы от одной мысли о чем-то подобном.

Обходными путями, стараясь оставаться в тени, я огибала жилой район маленького захолустного городка. Что-то вроде малой родины для меня. Пройти еще два здания – и я дома.

Здесь я года три не была, не меньше. Практически ничего не изменилось, только рельсы неприятно исполосовали каждый метр квартала, с высоты птичьего полета они были больше похожи на тонкую паутину царапин на теле города.

Проходя мимо знакомых домов, я вспоминала. Картинки кучами всплывали в памяти, выдавливая на моем лице улыбку. Я слишком поздно поняла, что отвлеклась.

Бот подкрался абсолютно бесшумно, издал короткий приглушенный писк и выстрелил дротиком. Я увернулась, и он вонзился в дерево позади меня. Этот был явно новее того, что утащил мужика. Надо срочно уйти от рельсов ближе к домам. Пришлось перемахнуть через кусты шиповника, прокатиться по пожухлой, так и не занесенной снегом с осени траве и продолжить привычное движение вдоль дома, только медленнее и тише.

Второй дротик пришпилил рукав моей куртки к стене, но заряд до тела так и не дошел. Все-таки придется останавливаться. Дыхание за некоторое время выровнялось, сердце замедлило ритм. Никаких движений я не сделала, а потому бот дополнительно просканировал участок и уехал ни с чем. Не без труда я вытащила дротик из стены, освободив тем самым свою конечность.

До нужного подъезда добралась без чрезвычайных ситуаций, в полутьме нашла нужную квартиру и тихо постучалась. Сначала звуков не было слышно вообще, а затем задвижка замка с той стороны скрипнула, и дверь отворилась.

Следующие двое суток я провела в квартире своих родителей. Впервые за последние три года я поела нормально. Мои вещи были постираны, дыра от дротика в куртке зашита.

– Тебе стоит найти способ постоянной связи. Мы волнуемся за тебя, – с упреком заметила мать.

– Мне нельзя телефон, я в государственном розыске. Чем вам не нравится мой способ передавать сообщения?

– Вороны? Серьезно?

– Они гадят на машину, – вклинился папа.

– Можно подумать, это ты ее отмываешь каждый раз.

– Ладно. Сделаю вам биомеха как-нибудь. Но это сложнее, поэтому если сломаете – на год останетесь без связи, – последнее, хоть и было во множественном числе, относилось только к отцу.

Мой приезд выпал как раз на выходные, так что возможностей провести время с семьей было хоть отбавляй. В пределах квартиры, конечно. Было бы неприятно, если бы какая-нибудь камера засекла меня в полдень. Нашли бы за минуту.

Я рассказывала о местах, где была. В основном о дикой природе, конечно же.

– В Салехарде сейчас из-за погоды рельсы на ремонте, их чистят. Плохая идея класть рельсы на севере.

– Плохая идея класть рельсы в принципе.

– Не могу не согласиться, пап, – я сделала очередной глоток растворимого кофе из большой кружки с картинкой танка. Приятно было сесть и отдохнуть, но чувство покоя не посещало меня по меньшей мере лет шесть. По большей – всю жизнь.

– Извини, что спрашиваю, возможно это не мое дело, но… Что ты здесь делаешь?

– Вы имеете право знать. Недалеко отсюда есть деревня, в лесу, как ее там… Неважно, мне надо туда.

– Там есть рельс…

– Поэтому мне туда надо. Бот на том рельсе болеет. – Родители посмотрели на меня, как на последнюю умалишенную, но ничего не сказали.

– Ладно, хорошо, допустим…

– Так, не тот термин, – перебила я. – Ладно. Это не болезнь в вашем, человеческом плане, скорее, как вирус. Недопустимый. Абсолютно чуждый нашему миру. Это очень интересно, мне нужно взглянуть на него. А еще кто-то заказал меня наемному убийце, – это было сказано много тише.

Реакция последовала незамедлительно:

– Собирайся. Уезжай в Америку.

– Даже и не подумаю. Что мне там делать? Там скучно, мы там – естественное явление.

Отец встал, вышел с кухни и вернулся с чем-то кожаным в руках. Когда он положил это на стол, я разглядела пистолет в кобуре.

– Вы вдвоем с ума сошли?! Ладно она, но ты – взрослый человек!

– Мам, спокойно. Это лишь мера предосторожности. Как огнетушитель у вас в машине. Вы же им ни разу не воспользовались.

– Ну правда, Мир. Все с ней будет в порядке. Готов поспорить, киллера не вчера наняли, не удивлюсь, если он уже три года за ней ведет охоту, и все безрезультатно. Хотя вводную лекцию по самообороне организовать просто необходимо, это очень серьезно.

Я не стала им говорить, что за моей головой охотятся всего неделю. В первый же день, как меня попытались убить, я сбежала из города. И бежала, ощущая угрозу прямо за спиной каждый раз, стоило мне отвлечься. С тех пор это первая остановка. Кроме того, маму вроде получилось немного приободрить. Совсем чуть-чуть.

Практически все воскресенье я проспала, то просыпаясь на минуту, то снова засыпая. Во снах я чувствовала чужое сердцебиение. Сердце колотилось так, будто человек либо испытывает невероятный страх, либо проявляет небывалую активность. Меня сжирал интерес, что же там происходит, но некая часть меня осознавала, что это точно не прыгающий на батуте счастливый ребенок и не золотой призер чемпионата мира по бегу. Ничего хорошего.

Еще до рассвета я попрощалась и вышла из дома. У меня было немало времени, чтобы добраться до деревни… И все же как ее там… Дубовая? Кленовая? Что-то такое.

Пистолет в кобуре прямо у ребер успокаивал. Конечно, не мешало бы попрактиковаться в стрельбе, учитывая, что стрелок из меня так себе, а последний раз с отцом на стрельбище я была лет пять назад. Но ни патроны, ни время тратить не хотелось. Да и шанс того, что мне вообще придется использовать пистолет, был крайне мал. «Ага, – вклинился голос в голове, – убьют тебя раньше, чем ты успеешь промахнуться».

Пока я шла по полю, в воздухе повисло недовольное «Кар!». Я вглядывалась в темное небо, пока не различила несущийся на меня силуэт ворона, которого я смогла увидеть только благодаря бликам на его перьях. Он описал петлю рядом со мной чтобы скинуть скорость и сел на плечо. К лапе у него была пристегнута записка в маленьком цилиндре. «НЕТ». Уже четвертый отрицательный ответ за неделю. Странное дело, выходит, что охотятся только за мной. Все остальные спокойно путешествуют, не выбиваясь из графика. Ворон прощально каркнул, вспорхнул и унесся прочь.

Поле постепенно переходило в редкий лес. Маленькие черные ели стояли неподвижно, на траве местами лежал снег – в темноте он казался голубым. Присутствовало неприятное ощущение, что за мной следят. Хотя рельс поблизости не было. И вообще поблизости был только лес, а впереди заброшенный детский лагерь.

Дойдя до ворот, я толкнула ржавую дверь, и она со скрипом приоткрылась. Я вошла на территорию лагеря и бросила взгляд на три полуразвалившихся корпуса, еле видневшихся за деревьями. Когда мне было двенадцать, нас с друзьями отправили сюда на месяц. Нет ничего хуже, чем просыпаться летом от звука горна в семь утра. Но в целом, здесь было интересно. Василиса любила рассказывать страшные истории, а она их знала очень много. В основном, ей просто нравилась реакция других людей – страх, открытый или скрытый. С тех пор мало что изменилось, но страшные истории теперь в основном слагают о ней.

Когда я подходила к старой бойлерной, чувство чужого взгляда снова появилось. Захотелось убежать, но, боюсь, так я только ускорю нежелательные действия в мою сторону. А пока надо не подавать виду, что я знаю о присутствии кого-то.

Убийца, а это точно был он, перестал скрываться и теперь шел на меня в открытую. Притворяться, что я не замечаю этого, было бы наитруднейшей задачей, поэтому я медленно повернулась в сторону тихих шагов.

– Гражданка Лисова? – голос у него явно был уставший и слегка хрипловатый.

Он был выше меня на голову, даже больше, а от голоса мой мозг вмерз в черепную коробку. Убежать я точно не смогу. «Порох и сталь, – вмешался внутренний голос, – у него пистолет и нож».

– Воронова. Я сменила фамилию. Что вам надо?

– У меня к вам есть пара вопросов. Это касается некой Варвары Чернозерой.

Что ему от нее надо? Вряд ли просто поболтать.

– Я не знаю, где она. А если бы и знала, вряд ли бы вы нашли ее так же просто, как меня.

– Для тех, кто ее ищет параллельно со мной, это не так уж и сложно. За вами они, кстати, тоже ведут охоту. Так что вам повезло, что я нашел вас первым.

– Убьете быстро и безболезненно?

Смены эмоций не последовало. Как и самих эмоций.

– Я не собирался никого убивать и не собираюсь до сих пор. Но они непременно это сделают.

Выходов было немного, и один был хуже предыдущего. Выстрелить в него (и попасть!) я не успею. Убежать тоже. Для контакта взглядов он слишком далеко. Интересно, как много ему и «им» обо мне известно. Если это вообще разные инстанции.

– И откуда мне знать, что вы никак не связаны с этими «ними»?

– Фактически – никак. Думаю, вам просто стоит поверить, но убеждать в этом я вас не собираюсь. Можете отвечать на вопросы, не веря мне. Это имеет место быть.

– Та-ак… Какие, вы говорите, вопросы у вас ко мне имеются?

– Когда вы в последний раз видели Чернозерую? – он стал медленно приближаться, и я тут же сделала пару шагов назад.

– Это все, конечно, очень хорошо, но у меня тоже будут вопросы к вам. Просто, если уж все действительно так, как вы говорите, то вы получите информацию и просто пойдете дальше, а мне, вообще-то, еще надо умудриться не сдохнуть. Давайте обмен? Я вам все, что знаю о Варе, а вы мне все, что знаете про головорезов правительства.

Мужчина остановился, и ответ последовал после небольшой паузы:

– Идет.

– Так, ладно, я начну, – фраза была сказана с излишним энтузиазмом, и я мысленно одернула себя. – Последний раз я ее видела чуть меньше трех лет назад, зимой. Как много обо мне известно вам и… назовем их условно охотниками.

– В основном только о некоторых ваших способностях. Вроде гипноза. И еще то, что вас засекали камеры в Салехарде, Ярославле и Москве. Так они вас и нашли. Где может быть сейчас ваша подруга?

– И стреляли тоже они? – он утвердительно кивнул. Но этот человек тоже там был. Думаю, я знаю об этом потому, что он был гораздо ближе стрелявшего. Может ли быть такое, что только поэтому меня не убили? Или только поэтому и стреляли? – Без понятия. В последний раз виделись в Москве, она направлялась на восток. Но как далеко – я не знаю. Почему ищут ее и меня? Почему не остальных?

– По сути, ищут только ее. Лично вас ищут потому, что вы можете знать, где она. Вы знаете, как с ней связаться?

– Нет, но она знает, как связаться со мной.

После этих слов в его глазах мелькнуло что-то нехорошее, что я благополучно пропустила мимо всех разновидностей своего чутья (которые, чего удивляться, никогда ничего не чуяли), включая инстинкт самосохранения.

– Хм, извини, но я передумал, – он направился ко мне, я попятилась назад и уперлась спиной в старое здание бойлерной. Человек продолжил движение, и я потянулась за пистолетом за пазуху, но он был быстрее, а потому выхватил оружие у меня из рук. Меня схватили за шею и прижали к стене, но не сильно, только чтобы ограничить мое передвижение. – Пойдешь со мной. Если есть хоть минимальный шанс, что твоя подружка с тобой свяжется, то тебя так просто не отпустят. Сбежишь – попадешь прямиком к ним, в этом можешь не сомневаться.

Я посмотрела ему в глаза, и он отвел взгляд. Черт, чуть-чуть не успела. Он отошел, отпустил меня. Пистолет забрал себе.

– А теперь идем.

– Не могу. У меня здесь дело.

– В заброшенном лагере? – с саркастической интонацией спросил он, что окончательно сбило меня.

– Н-нет, в деревне… Здесь, недалеко. И вообще-то, иду я именно туда, – для пущей убедительности я показала пальцем в сторону упомянутой деревни. – Там есть дефектный бот. С ним надо разобраться.

– Хм. Почему ЖКХ этим не может заняться?

– Потому что бот теперь может мыслить, что автоматически делает его умнее любого сотрудника ЖЭКа?.. А еще, как мне кажется, он убивает людей.

Человек в черном пальто постоял немного, открыл дверь бойлерной и сказал:

– Заходи.

– Ты таки решил меня убить? – откуда-то в моем голосе появились нотки радости.

– Нет. Если ты права, и бот действительно спятил, то мне лучше разобраться с этим самому. Иди давай.

Я медленно прошла в бойлерную, вертя головой то на него, то на помещение. Мой новый знакомый собирался проследовать за мной и подгоняя положил руку мне на плечо.

– Иди быстрее, ты нас обоих задерживаешь.

Честно говоря, мне было проще представить, что он готовится меня убить, нежели понять, что он собирается сделать на самом деле. Было решено отойти к трубе, чтобы, как мне подумалось, мои мозги намертво впитались в металл вместе с ржавчиной. Я смотрела на него вопросительно и ждала.

– Только не делай такое лицо. Умирать пока рано – он взял меня за руку и застегнул наручники сначала на запястье левой руки, а затем на батарее. На этот раз состоялся полноценный зрительный контакт, после чего он спохватился и отвел взгляд.

– Это немного нелогично. Ты сказал, что без тебя меня найдут охотники, а теперь ты сам уходишь.

– Пистолет оставлю тебе, – он отдал мне в руки оружие и направился к двери, – я скоро вернусь.

Ржавая дверь, на которой еще остались следы черной краски, была закрыта снаружи. Я убрала пистолет в кобуру. Теперь я могу влезть к нему в голову.

Но сделать это сразу означает раньше начать тратить силы на бесполезный период времени. А ведь они даже не восстановятся. Их лучше приберечь на встречу с ботом. Ну сколько ему может понадобиться чтобы найти испорченный механизм? Минут десять дойти до деревни. Двадцать походить по рельсам. В целом, немного, но стоять все это время мне бы не хотелось, а поэтому я плюхнулась на пол и прислонилась спиной к стенке. Надо подождать.

Наручные часы показывали, что прошло тринадцать минут. Стоит посмотреть, как дела у… Осознание пришло неожиданно. Имя-то я так и не спросила. Как обычно. В университете с преподавателями была та же проблема. Только их я еще и в лицо не знала.

И вот еще что. Люди обычно ошибочно предполагают, что отправиться в чужое сознание означает получить власть над мыслями. Нет. Власть над мыслями и действиями дает гипноз, да и то, власть эта не абсолютная, а выборочная. А поход в сознание другого человека – это как играть в видеоигру и общаться по Скайпу одновременно.

Так или иначе, а отправить свое сознание в голову к тому подозрительному типу все же пришлось.

Его – а значит и мой – взгляд был направлен вдоль рельсов. Небольшим усилием воли от моего сознания отделился фантом – некое подобие видения у того, чей мозг был захвачен. Человек меня заметил.

– Не лезь в мою голову, – он нахмурился.

– Я не лезу, я наблюдаю, – все вокруг внезапно пошло резкими цветными пятнами, но видела и понимала их только я. – Еще метров пятьсот. Он впереди.

Фантом снова растворился, а наше с новым знакомым зрение вновь сплелось. Минуту или две он шел молча, но затем спросил:

– Ты еще здесь?

– Да.

– Что происходит, когда ты внедряешься в сознание человека? Ты можешь читать мысли или перерывать воспоминания?

– Нет, не могу. Я просто могу говорить с ним так, что видит и слышит меня только этот человек. И видеть его глазами. Ну, еще жертва не поймет, что я смотрю, пока я сама не заявлю об этом. На этом, пожалуй, все.

– А то, что я видел?..

– Фантом. Я вызываю его, когда мне нужно посмотреть на ситуацию под другим углом, а не чьими-то глазами. Ну и, конечно же, он намного заметнее. А вы с охотниками действительно знаете о моих способностях не так много, не так ли?

– Половина того, что мы знаем, – слухи, а другая половина – фантазии, вскормленные на страхе перед тем, о чем говорится в ранее упомянутых слухах.

На полузаросшем травой рельсе стоял бот. Точнее то, что раньше им было. Сейчас же это больше напоминало ком, состоящий из острых ножей, пил, гвоздей – всего, что могло нанести хоть какой-то вред. Он стоял к нам лицом и не предпринимал никаких действий. Под лицом я имею в виду круглую пластину, разделенную на две части: более крупную, с глазами-камерами, и помельче – нижнюю челюсть. Между этими двумя пластинами красовались кривые зубы в несколько рядов. Казалось, он вырывал клыки своих жертв и прикручивал проволокой к остальным. Фантом вновь отделился.

– У него есть сердце, я чувствую, как оно бьется.

– Чье сердце?

– Человеческое. Он тебя чувствует.

– Его зачаровали?

– Сделали биомехом. Потом расскажу, что и как. Сейчас ты должен убить его, ясно?

Он ничего не ответил, хотя мне стало интересно, как я сама бы решала проблему устранения. Хорошо, что папа так вовремя дал пистолет.

Резкая боль пронзила плечо. Я сначала не поняла, чье именно, и подумала, что ранение принадлежит не мне. Но потом, когда очнулась уже в своем теле, увидела перед собой обезображенную седую женщину. Она скалилась своими желтыми кривыми зубами и что-то кричала, а я все никак не могла оторвать взгляд от ее рта: там не было и половины гнилых зубов. Потом я перевела взгляд на левое плечо, откуда торчал достаточно крупный ржавый гвоздь. Должно быть, будет заражение крови. Сколько у меня прививок? Когда я делала последнюю? В школе? Или и того раньше?..

Правая рука сама потянулась и резким движением вырвала гвоздь и отшвырнула подальше. «Надо выстрелить в нее». Безумная старуха продолжала нечленораздельные крики вперемешку со смехом и какими-то всхлипами, пока свинец не угодил ей промеж глаз.

Сердце бешено колотилось, а боль тем временем медленно возрастала. Ранение несерьезное, но то, что гвоздь был грязный и взят неизвестно откуда, сильно напрягало. Чарование чарованием, а столбняк никто не отменял.

От трупа ужасно разило чем-то тухлым. Поскорее бы пришел этот мужик, с дырой в плече надо что-то сделать. Но сначала – убрать на место пистолет.

Мысли не думались. Сколько прошло времени, я не понимала. Циферблат часов казался наитруднейшим шифром для моего мозга. В дверном проеме нарисовался знакомый силуэт человека. Кажется, я пыталась что-то говорить, что-то осмысленное. Но на выходе было лишь: «Сжечь его надо, не сдохнет он так просто». И темнота.

Когда я очнулась, бойлерной не было. Я была в некоем подобии сарая, лежала на чем-то мягком, но на чем именно мне было неинтересно. Я проверила плечо, оно оказалось забинтовано. Приятный сюрприз от нового товарища. Если мне еще прививку от столбняка сделали – вообще все шикарно. Хотя, думаю, уже поздновато. Надо глянуть.

И точно – в потоке разноцветных пятен вся моя левая рука была черным сгустком. Нехорошо.

Следующее, что я сделала, – проверила состояние человека, чьего имени я до сих пор не знаю. Он держал в руке бьющееся сердце, а чуть дальше валялись обгорелые куски бота. Сердце наполовину состояло из двигающихся механизмов, и их движение сопровождалось металлическим лязгом.

– Знаешь, что с ним делать? – спросила я.

– Как-то раз я видел, – задумчиво начал он, – как такое сердце спасло человеку жизнь. Мне кажется, оно тебе нужно.

– Точно не хочешь его сжечь?

– Думаю, стоит попробовать помочь тебе.

И я вернулась в свою родную голову. Вскоре деревянная дверь сарая отворилась, внутри строения оказались солнечные лучи и мужчина с человеческим сердцем в руке. Он медленно подошел ко мне – с моей стороны он вновь был лишь темным силуэтом на фоне солнечного света. Силуэт присел и оказался совсем близко.

– Я не знаю, как правильно все это сделать. Ты мне поможешь?

– А у меня есть выбор? – мои губы расплылись в слабой улыбке. – Просто дай его мне, – я подставила руку, и в ней оказалось нечто теплое, липкое и размеренно сокращающееся. Я положила его себе на грудь, в область сердца, и оно рухнуло прямо внутрь грудной клетки прямо сквозь одежду. Никаких новых ощущений не последовало, поэтому стоило проверить наличие вредоносных веществ в организме иначе. Черные сгустки растворялись в ярко-красных, становились все бледнее, пока совсем не исчезали.

– Вроде работает, – решила оповестить я спасителя, которого сутки назад считала главной опасностью, и он выдохнул с заметным облегчением. Хотя, пожалуй, не стоит так наивно доверять каждому встречному, все-таки, я ему нужна из-за возможности контакта с Варей. Так что вернуться в ранг главной опасности он еще может успеть. Интересно, он работал на какие-то секретные инстанции? Да и вдруг вообще не на наши. Русским от него и не пахнет, если честно. Видишь его и сразу думаешь о Скандинавии. Или о фашизме. Но о Скандинавии, все же, думать было приятнее. – Но идти куда-либо я все равно сейчас не смогу, лучше подождать до ве…

– У нас нет времени на это, – он проигнорировал все мои попытки препятствовать, сводившиеся к округлению глаз, ибо только на это меня сейчас хватало, и поднял на руки.

– Меня камеры запалят, день на дворе…

– Я оставил машину на шоссе, камер там нет. Сядешь на заднее сиденье.

Когда он выносил меня из сарая, хотелось то ли повозражать, то ли сказать что-нибудь в духе: «О, северные боги, да куда положишь – туда и сяду», – но сил абсолютно ни на что не хватало, поэтому я уже расслабилась и отключилась.

В следующий раз я проснулась, когда мы уже подходили к машине. Машина оказалась Опелем Инсигния с горизонтальной трещиной на лобовом стекле и помятым диском на правом заднем колесе.

– Думаю, дальше я сама.

– На заднее, – напомнили мне.

Он аккуратно опустил меня и пошел к водительской двери. К слову, один из видов моего чутья почувствовал его взгляд, даже когда я просто попала в поле периферийного зрения. Хотя, не имей я этого чутья, даже не заметила бы. Проверять его реакцию на побег не было никакого желания, поэтому я просто забралась на заднее сиденье и откинула голову назад, прикрыв глаза.

Ничего не происходило. Тишина внутри салона машины затянулась, и я вновь открыла глаза посмотреть, где же носит этого типа. Он сел в машину, захлопнул дверь, пристегнул ремень безопасности, после чего завел двигатель и глянул на меня в зеркало заднего вида.

– Пристегнись.

– Хозяин – барин, – тихо согласилась я, пристегивая ремень. – Кстати, я сейчас подумала о таком несправедливом факте: ты мое имя знаешь, а я твое нет.

Машина тронулась и медленно выползла на потрескавшийся старый асфальт с грязной обочины.

– Ханс Дюрер. Если охотники вдруг до тебя доберутся, а я не смогу тебе помочь – мы не знакомы.

Я сразу оживилась:

– Ого, и правда немец. И… – здравый смысл тихо нашептывал, что глупых вопросов задавать не следует, но когда я слушала здравый смысл? – и прям из Германии?

– Не совсем. Я был рожден на территории Российской Федерации. Отец из Германии.

– А ты выезжал из России когда-нибудь? В ту же Германию, хотя бы.

– Пойми, чем меньше ты обо мне знаешь, тем меньше информации из тебя достанут охотники.

Зерно здравомыслия в этом было, но мне все равно было обидно, что наша беседа так неожиданно прервалась. В его мыслях была какая-то слепая уверенность, что меня непременно поймают и убьют, а это никак не мотивировало на дальнейшее сопротивление ребятам секретной службы. Неожиданное осознание пришло ко мне само.

– Охотники… такие же, как я? – задала я вопрос, и, судя по взгляду в зеркале заднего вида, вопрос был вполне себе риторический. – Миленько, – был сделан вывод, а после я снова откинулась на сиденье. Но спать теперь точно не хотелось.

– Куда мы едем? – я снова не выдержала. Неприятно признавать, но рот у меня в принципе не затыкается. Думаю, если все так продолжится, через километров тридцать у меня появится личный кляп. Надеюсь, я хоть расцветку себе самостоятельно выберу.

– На северо-восток.

– О. Про национальный парк Югыд ва слышал? У меня там есть кое-кто. Думаю, имеет смысл заехать.

– Это может ускорить поиски?

– Вполне. Василиса из наших, она с Варварой была в таких же теплых отношениях, как и я. Возможно, даже в более теплых. А еще, думаю, нам нужна карта России. У меня была, но я ее в спешке где-то посеяла… А, нет, пардон, нашла. Было бы очень неприятно ее потерять. На ней все мои нычки отмечены. Очень полезная вещь, – я продемонстрировала сложенный в несколько раз огромный лист глянцевой бумаги, который я выудила из внутреннего кармана куртки.

– Что-то ты больно разговорчивая для того, кто впервые убил человека.

– Я так стресс переношу. Чем больше стресса – тем выше активность, и тем больше я болтаю. Иногда даже шучу. Иногда даже смешно. А ты как перенес первого убитого?

– Скверно.

– А ты немногословен, я смотрю. Говорят, краткость – сестра таланта, мой друг. Ты не думал начать писать книги?

Мне ничего не ответили, а спать по-прежнему не хотелось. Не то чтобы у меня проснулась былая бодрость, совсем нет, я была, как говорит мой старый друг Бэзил, в говно, правда, больше в эмоциональном плане. Уж до чего не люблю занудных нытиков, но сама я оказалась на подступе к истерике. Мозг вполне ясно осознавал: рыдать в моем положении – крайний идиотизм, но поделать ничего не мог. И грянул гром.

Первая слеза упала на руку, и я вздрогнула от неожиданности. Надо как-то это дело замаскировать. Свое бренное тело я суетливо уложила набок – заднее сиденье позволяло – и постаралась не сбиться с обычного ритма дыхания. Иногда случались непредвиденные остановки на вдохе, не доходящие до всхлипов, но за шумом двигателя и шин по неровному асфальту их не было слышно. Точнее, я на это надеялась.

– Ты в порядке?

– Да, все в норме. Голова немного кружится, и все.

Молчание. Вроде, прокатило. Слезы отступили, надеюсь, что не временно, и я приняла свое прежнее сидячее положение. Первое, что замечает человек, для которого ложь стала второй одеждой, – это то, что его вранье звучит убедительней его правды. Со временем это можно научиться правильно использовать, если не быть мной.

– Как сердце?

– Я не чувствую, будто что-то изменилось, если сравнивать со вчерашним днем, скажем.

Он снова замолчал, потом хотел спросить еще, но я его перебила:

– И плечо тоже в полном порядке. Я скажу, если почувствую себя хуже.

– О да, как уже сказала о ранении до этого.

– А с этим-то что не так?

– Да ты только про бота сказала. Даже не заикнулась о своем самочувствии, о ранении, об убийстве, в конце концов. Прости, но я тебе больше не верю касательно этой темы.

– Просто бот действительно был важнее.

– Ну да, не твоя же жизнь, конечно. Я тут просто так рискую своей жизнью и встаю на твою защиту.

– О, а мы нашли тему, однако. Ну, во-первых, спасибо. Правда. Я простилась с жизнью еще в Салехарде, а тут такой неожиданный поворот, и не один. Я теперь тебе должна, ты ведь понимаешь это? И я всегда держу свое слово, когда дело заходит о долге, так уж меня воспитали. Помни об этом. И во-вторых, к жизни у меня немного другое отношение. Да и, я думаю, у меня ко всему отношение отлично от твоего. Хотя есть схожести… Я не боюсь смерти. И боли тоже не боюсь. Да, было бы неприятно умереть, например, прямо сейчас, на середине моего монолога, так и не договорив до конца. Но это ничего, shit happens, как часто говорит Бэзил. И, знаешь, люди с моим характером долго не живут. Они умирали на дуэлях, во время абордажа корабля, пока грабили банки и пытались замести следы. Мы просто не можем жить иначе, риск – наша зона комфорта.

– Придется тебе ее сменить.

– Вот то есть вообще без вариантов, да?

– Да. Пока я рядом, тебе придется жить, хочешь ты этого или нет.

– Миленько. А вот если честно, то какое твое настоящее имя? То есть да, вполне возможно, что твои имя и фамилия такие же, как у художника. И вполне вероятно, что у тебя и брат есть, по имени Альбрехт. Я не отрицаю такого варианта. Только скажи честно, это твое имя?

Он немного помолчал и ответил:

– Нет. Но и настоящего я называть не собираюсь, извини. Так будет лучше для нас обоих.