Текст книги "Поллианна вырастает (Юность Поллианны) (Другой перевод)"

Автор книги: Элинор Портер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 27ДЕНЬ, КОГДА ПОЛЛИАННА НЕ ИГРАЛА

Так, один за другим, проходили зимние дни. Пронеслись январь и февраль с метелями и мокрым снегом, и пришел март с сильным ветром, который свистел и завывал вокруг старого дома, заставляя ставни раскачиваться, а ворота скрипеть так, что это было крайне мучительно для нервов, и без того напряженных до предела.

Поллианне было не очень легко играть в ее игру в эти дни, но она играла – играла честно, мужественно. Тетя Полли не играла совсем, что конечно же не облегчало игру для Поллианны. Тетя Полли была грустна и подавлена. К тому же она не совсем хорошо себя чувствовала и предалась крайнему унынию.

Поллианна все еще рассчитывала получить приз на конкурсе. Однако теперь это был не первый приз, а один из менее значительных. Она писала все новые рассказы, и регулярность, с которой они возвращались к ней из своего путешествия в редакции журналов, начинала подрывать ее веру в свой успех в качестве писательницы.

– Во всяком случае, я могу радоваться, что тетя Полли ничего об этом не знает, – бодро объявила себе Поллианна, вертя в пальцах бланк «отклонено с благодарностью», который только что привел домой на буксире еще один потерпевший кораблекрушение рассказ. – Она не можетволноваться из-за этого… так как ничего об этом не знает!

Все в жизни Поллианны вращалось в эти дни вокруг тети Полли, и сомнительно, чтобы сама тетя Полли сознавала, насколько требовательной стала она и как всецело посвящает ей себя ее племянница.

В один особенно мрачный мартовский день развитие событий дошло до своего рода высшей точки. Вставая с постели, Поллианна со вздохом взглянула на небо: угодить тете Полли всегда было труднее в пасмурные дни. Но с веселой песенкой – звучавшей все же немного вымученно – Поллианна спустилась в кухню и начала готовить завтрак.

– Сделаю-ка я кукурузные оладьи, – доверительно обратилась она к кухонной плите, – может быть, тогда тетя Полли не будет так огорчаться… из-за всего остального.

Полчаса спустя она постучала в дверь теткиной спальни:

– Тетечка! Уже встала? Так рано? Чудесно! И сама уложила волосы!

– Мне не спалось; пришлось встать, – вздохнула тетя Полли. – И причесаться пришлось самой. Ведь тыко мне не зашла.

– Но я и не предполагала, тетечка, что ты меня уже ждешь, – торопливо объяснила Поллианна. – Впрочем, не беда! Ты будешь рада, что я не зашла пораньше, когда узнаешь, чем я была занята.

– Не буду… – упрямо нахмурилась тетя Полли. – В такое утро никто не может радоваться. Посмотри, что за дождь. Это уже третий дождливый день за неделю.

– Да, правда… но знаешь, солнце никогда не кажется таким прекрасным, как после затяжных дождей, вроде этих, – улыбнулась Поллианна, умело поправляя кружева и ленточку вокруг воротника тетки. – Ну, пойдем. Завтрак готов. Вот подожди! Увидишь, что я приготовила для тебя.

Однако изменить настроение тети Полли не удалось даже кукурузными оладьями. Все было не так, все казалось ей просто невыносимым, и терпение Поллианны подверглось суровому испытанию. В довершение бед выяснилось, что крыша над восточным чердачным окном протекает, а по почте пришло письмо с неприятными известиями. Но Поллианна, верная своим убеждениям, со смехом объявила, что это пустяки. Что до нее, то она рада, что у них есть крыша… чтобы протекать. А что касается письма, она ждала его неделю и очень рада, что оно наконец пришло. Теперь не надо больше бояться, что оно придет. Оно уже не может прийти, потому что пришло, и с этим покончено.

Все это, вместе со множеством других помех и неприятностей, задержало выполнение обычной утренней работы по дому до второй половины дня, а такое всегда вызывало особенное неудовольствие методичной тети Полли, планировавшей собственную жизнь предпочтительно с точностью до секунды.

– Уже половина четвертого! Поллианна, ты это знаешь? – раздраженно воскликнула она наконец. – А ты еще не застелила кровати.

– Да, дорогая, но обязательно застелю.. Не беспокойся.

– Но ты слышала, что я сказала? Взгляни на часы! Уже четвертый час!

– Да, но ничего страшного, тетя Полли. Мы можем радоваться, что еще не пятый.

Тетя Полли презрительно хмыкнула.

–  Ты, как я полагаю, можешь, – язвительно заметила она.

Поллианна рассмеялась:

– Знаешь, тетечка, если задуматься, часы – услужливая вещь. Я узнала это давно, еще в санатории. Когда я делала то, что мне нравилось, и не хотела, чтобы время шло быстро, то просто смотрела на часовую стрелку и чувствовала, что у меня масса времени – она двигалась так медленно. А в другие дни, когда мне приходилось выносить что-нибудь болезненное в течение, скажем, часа, я следила за маленькой секундной стрелкой, и у меня было такое чувство, будто дедушка-время прилагает все усилия к тому, чтобы помочь мне как можно скорее избавиться от боли. Понимаешь? – В ее глазах блеснул лукавый огонек, и она поторопилась выйти из комнаты, прежде чем тетя Полли успеет ответить.

Это был, без сомнения, тяжелый день, и к вечеру Поллианна была бледна и выглядела усталой, что также стало источником беспокойства для тети Полли.

– Детка, у тебя смертельно усталый вид! – взволновалась она. – И что только с нами будет, не знаю! Теперь еще и ты заболеешь!

– Глупости, тетечка! Я вовсе не больна, – заверила ее Поллианна, со вздохом опускаясь на кушетку. – Но я в самом деле устала. Ах! Какая мягкая кушетка! Я все же рада, что устала, – так приятно отдохнуть.

Тетя Полли обернулась, с досадой махнув рукой:

– Рада, рада, рада! Конечно же ты рада. Ты всегда всему рада. В жизни не видела такой девушки! Ну да, я знаю, это игра, – продолжила она в ответ на выражение, появившееся на лице Поллианны, – и очень хорошая игра, но мне кажется, ты заходишь слишком далеко. Эта вечная доктрина «могло быть хуже» действует мне на нервы. Честное слово, было бы истинным облегчением, если бы ты небыла чему-нибудь рада – иногда!

– Что ты, тетечка! – Поллианна приподнялась на кушетке.

– Да, было бы. Вот попробуй и увидишь.

– Но, тетечка, я… – Поллианна умолкла и задумчиво смотрела на тетку. Странное выражение появилось в ее глазах, а губы тронула медленная улыбка. Но миссис Чилтон, снова занявшаяся своим шитьем, ничего не заметила, и через минуту Поллианна снова легла на кушетку, так и не кончив фразы, все еще с той же странной улыбкой на губах. Когда Поллианна встала на следующее утро, опять шел дождь, и северо-восточный ветер все так же свистел в дымоходе. Остановившись у окна, она невольно вздохнула, но почти мгновенно ее лицо прояснилось.

– Ну ничего, я рада… – Она хлопнула себя рукой по губам и негромко рассмеялась, озорно поблескивая глазами. – Что ж это я!.. Я забуду… я знаю, что забуду, а тогда все будет испорчено! Я должна помнить и ничему не радоваться сегодня – ничему!

Готовить кукурузные оладьи в это утро Поллианна не стала. Накрыв на стол, она прошла в комнату тетки.

Миссис Чилтон все еще была в постели.

– Я вижу, опять идет дождь, – заметила она в виде приветствия.

– Да, отвратительно… совершенно отвратительно, – брюзгливо отозвалась Поллианна. – На этой неделе чуть ли не каждый день дождь. Ненавижу такую погоду!

Тетя Полли обернулась к ней с несколько удивленным взглядом. Но Поллианна смотрела в сторону.

– Ты собираешься вставать? – спросила она тетку немного устало.

– Д-да, – пробормотала тетя Полли, все еще с недоумением в глазах. – Что с тобой, Поллианна? Ты очень устала?

– Да, я ужасно устала за это утро. И ночью спала плохо. Терпеть не могу, когда не спится. Всякие тревожные мысли так мучают по ночам, если лежишь без сна.

– Мне ли этого не знать? – раздраженно откликнулась тетя Полли. – Я сама с двух часов глаз не сомкнула. А еще эта крыша! Как мы ее починим, скажи на милость, если дождь не перестает? Ты вылила ведра?

– Да… и поставила еще несколько. Там новая протечка, немного дальше.

– Новая! Ну, скоро вся крыша будет течь! Поллианна приоткрыла рот; она чуть не сказала: «Что ж, мы можем радоваться, что тогда починим ее всю сразу», когда вдруг вспомнила о своих намерениях и заменила эту фразу на усталое:

– Вполне вероятно, тетечка. Похоже, к тому все идет и довольно быстро. Во всяком случае, хлопот не меньше, чем если бы уже текла вся крыша, и мне это до смерти надоело! – С этими словами она, предусмотрительно отвернувшись, устало побрела к двери. – Это так забавно… и так трудно! Боюсь, я не выдержу и все испорчу, – озабоченно прошептала Поллианна, спеша вниз по лестнице в кухню.

В тот день тете Полли еще не раз представился случай взглянуть на Поллианну удивленно и вопросительно. Поллианна всем была недовольна. Огонь не загорался, ветер трижды расшатал один и тот же ставень, который пришлось каждый раз закреплять заново, а в крыше обнаружилась еще и третья дыра. Почта принесла Поллианне письмо, вызвавшее у нее слезы (хотя никакие расспросы тети Полли не заставили племянницу сказать почему). Даже обед не удался, да и после него было бесчисленное количество других неприятностей, вызвавших раздраженные, мрачные замечания.

Но во второй половине дня проницательно-недоверчивое выражение вдруг стало бороться с прежним недоуменно-вопросительным во взгляде тети Полли. Если Поллианна и заметила это, то не подала вида. Ее раздражительность и недовольство ничуть не уменьшились. Однако еще задолго до шести часов подозрение во взгляде тети Полли превратилось в уверенность, нанеся позорное поражение недоумению и сомнению. Впрочем, как ни странно, новое выражение вскоре заняло место этой уверенности, выражение, которое, по существу, было просто веселым огоньком. Наконец, после особенно горьких сетований со стороны Поллианны, тетя Полли в шутливом отчаянии подняла руки:

– Хватит, хватит, детка! Сдаюсь! Признаю, что побита моим же оружием. Можешь… радоватьсяэтому, если хочешь, – заключила она с мрачной улыбкой.

– Я знаю, тетечка, но ты сказала… – с притворной скромностью начала Поллианна.

– Да-да, но никогда больше не скажу, – с чувством перебила ее тетя Полли. – Что это был за день! Не хотела бы я пережить другой такой. – Она заколебалась, чуть заметно покраснела и продолжила, с явным усилием: – Более того, я… я хочу, чтобы ты знала… я понимаю, что последнее время не очень хорошо играла в игру… но теперь я собираюсь… постараться… Да где же мой носовой платок? – добавила она резко, роясь в складках своего платья. Поллианна вскочила и мгновенно оказалась возле тетки.

– Но, тетя Полли, я не хотела… это была… просто шутка, – дрожащим голосом сказала она с глубоким раскаянием. – Я и не думала, что ты такк этому отнесешься.

– Конечно же ты не думала, – отозвалась тетя Полли со всей резкостью суровой, сдержанной женщины, которая питает отвращение ко всякого рода сценам и проявлениям чувств и смертельно боится показать, что взволнована. – Ты полагаешь, я не знала, что ты задумала это как шутку? Неужели ты думаешь, что если бы я видела в этом попытку проучить меня, я… я… – Но сильные молодые руки Поллианны сжали ее в крепких объятиях, и она не смогла договорить.

Глава 28
ДЖИММИ И ДЖЕЙМИ

Поллианна была не единственной, для кого та зима оказалась очень тяжелой. В Бостоне Джимми Пендлетон, несмотря на все его напряженные усилия занять чем-нибудь свое время и ум, обнаружил, что никак не может полностью изгнать из своих грез некие смеющиеся голубые глаза и до конца стереть из памяти некий горячо любимый, веселый голос. Джимми говорил себе, что, если бы не миссис Кэрью и не возможность быть ей полезным, жить не стоило бы. Но даже у миссис Кэрью не все радовало его, так как там всегда был Джейми, а его присутствие наводило на мысли о Поллианне – нерадостные мысли. Джимми был совершенно уверен в том, что Джейми и Поллианна любят друг друга, и не менее глубоко убежден в своей моральной обязанности отступить в сторону и освободить дорогу обиженному судьбой Джейми, и потому ему даже не приходило в голову в чем-либо усомниться. О Поллианне он не хотел ни говорить, ни слышать. Он знал, что и Джейми, и миссис Кэрью получают от нее письма, и когда они рассказывали о ней, он заставлял себя слушать несмотря на душевную боль, но всегда старался как можно скорее изменить тему разговора, а в своей собственной переписке с ней ограничивался самыми краткими и самыми редкими посланиями. Для Джимми Поллианна, которую он не мог назвать своей, была ни чем иным, как источником страданий и огорчений, и он даже обрадовался, когда пришло время покинуть Белдингсвилл и вернуться к учебе в Бостоне: находиться так близко к Поллианне и вместе с тем так далеко от нее оказалось для него сущей пыткой.

В Бостоне со всей лихорадочностью беспокойного ума, ищущего возможности отвлечься от тяжелых мыслей, Джимми взялся за осуществление планов миссис Кэрью, касающихся ее любимых молодых работниц, и все свободное время, какое только оставалось у него после учебы, отдавая этой работе, к огромному удовольствию и благодарности миссис Кэрью.

Так для Джимми прошла зима и пришла весна – радостная, расцветающая весна с легкими ветерками, благодатными ливнями и нежными бутонами, превращающимися в буйство красок и аромата. Для Джимми, однако, это была совсем не радостная весна, так как в его сердце по-прежнему не было ничего, кроме зимы его тревоги.

– Если бы только они наконец все решили и окончательно объявили о своей помолвке, – все чаще и чаще бормотал про себя Джимми в эти дни. – Если бы я только знал что-то наверняка, мне было бы легче это вынести!

И в один из последних дней апреля его желание исполнилось – отчасти; он узнал «что-то наверняка».

Была суббота, около десяти часов утра. Мэри, горничная миссис Кэрью, ввела его в музыкальную комнату с заученным:

– Я передам миссис Кэрью, что вы здесь, сэр. Я думаю, она ждет вас.

На пороге музыкальной комнаты Джимми в испуге замер: у фортепьяно, закинув руки на пюпитр и уронив на них голову, сидел Джейми. Пендлетон уже полу обернулся к двери, чтобы тихонько удалиться, как вдруг юноша у фортепьяно поднял голову, и стали видны его пылающие щеки и лихорадочно блестящие глаза.

– Что такое, Кэрью, – запинаясь, выговорил ошеломленный Джимми, – что-нибудь… э-э… случилось?

– Случилось! Да, случилось! – воскликнул Джейми, взмахнув руками, в каждой из которых, как видел теперь Пендлетон, было распечатанное письмо. – Всеслучилось! Разве вы не думали бы так, если бы всю жизнь провели в тюрьме и вдруг увидели, что ворота широко распахнуты? Разве вы не думали бы так, если бы в следующую минуту могли попросить девушку, которую любите, стать вашей женой? Разве вы не думали бы так, если бы… Но послушайте! Вы, наверное, думаете, что я сошел с ума? Нет-нет! Хотя, может быть, я все же схожу с ума – от радости. Я хочу все рассказать вам. Можно? Я должен кому-нибудь рассказать!

Джимми поднял голову выше. Он как бы неосознанно готовился вынести предстоящий удар. Лицо его стало чуть бледнее, но голос прозвучал довольно твердо, когда он ответил:

– Конечно, дружище. Я буду… рад вас выслушать.

Джейми, однако, почти и не дожидался этого согласия. Он торопливо, и все еще немного несвязно, продолжил:

– Для вас это, конечно, так, ничего особенного. У вас есть здоровые ноги и свобода. У вас есть ваши мечты и ваши мосты. Но я… для меня в этом все. Это возможность жить жизнью настоящего мужчины и делать дело, достойное мужчины… пусть даже это не дамбы и мосты. Это уже кое-что! И это дело, как я доказал теперь, я могу делать. Слушайте. В этом письме сообщается, что мой небольшой рассказ получил первый приз – три тысячи долларов – на конкурсе. А в другом – о том, что крупное издательство принимает с лестным для меня энтузиазмом рукопись моей первой книги для опубликования. И оба письма пришли сегодня – этим утром. Вас удивляет, что я безумно рад?

– Нет! Разумеется нет! Я поздравляю вас, Кэрью, от всей души! – горячо воскликнул Джимми.

– Спасибо… и меня действительно можно поздравить. Только подумайте, что это значит для меня! Подумайте, что это значит, если со временем я смогу быть материально независим, как подобает мужчине. Подумайте, что это значит, если когда-нибудь миссис Кэрью будет гордиться и радоваться, что отвела увечному мальчику место в своем доме и в своем сердце. Подумайте, что это значит, если теперь я могу сказать девушке, которую люблю, что я люблюее!

– Да… да, конечно, дружище! – Джимми говорил твердо, хотя сильно побледнев.

– Впрочем, может быть, мне не следует говорить ей об этом – даже теперь, – продолжил Джейми; быстро набежавшая тень омрачила его сиявшее радостью лицо. – Я по-прежнему привязан к… этим… – он хлопнул ладонью по лежавшим рядом с ним костылям. – Я конечно же не могу забыть тот день в лесу прошлым летом, когда я увидел Поллианну бегущей от быка… Я понял, что мне всегда будет грозить оказаться в такой ситуации, когда девушка, которую я люблю, в опасности, а я не в состоянии спасти ее.

– Но, Кэрью… – торопливо начал Джимми.

Кэрью остановил его жестом.

– Я знаю, что вы хотите сказать. Но не говорите. Вы не можете этого понять. Выне привязаны к двум палкам. Выспасали, не я… Тогда я понял, как это будет всегда со мной и… Сейди. Мне придется стоять в стороне и смотреть, как другие…

–  Сейди! – резко перебил его Джимми.

– Ну да, Сейди Дин. Вы, похоже, удивлены. Вы не знали? Разве вы не догадывались… о моих чувствах к Сейди?! – воскликнул Джейми. – Неужели я так хорошо скрывал это? Я старался, но… – Он слабо улыбнулся и безнадежно махнул рукой.

– Да, вы действительно хорошо скрывали это, старина… от меня, во всяком случае! – весело воскликнул Джимми. Кровь снова прилила к его щекам мощным потоком; а глаза стали вдруг очень яркими. – Значит, это Сейди Дин! Отлично! Я поздравляю вас еще раз, поздравляю, поздравляю, как говорит Ненси. – Теперь Джимми просто болтал от радости и возбуждения, такой глубокий и чудесный отклик вызвало у него открытие, что та, кого любит Джейми, – Сейди, а не Поллианна. Но Джейми вспыхнул и немного печально покачал головой:

– Никаких поздравлений – пока. Понимаете, я еще не говорил… ей. Но я думаю, она, должно быть, догадывается. Я полагал, все догадываются… Но скажите на милость, кто же, по-вашему, это мог быть, если не… Сейди?

Джимми замялся, а затем, немного неожиданно проговорился:

– Ну, я думал, это… Поллианна.

Джейми улыбнулся и поджал губы:

– Поллианна – очаровательная девушка, и я люблю ее… но не той любовью; так же, как и она меня. К тому же, мне кажется, есть еще кое-кто, кому было бы что сказать в связи с этим. Вы не согласны?

Джимми зарделся, как счастливый юноша, знающий, о чем идет речь.

– Вы так думаете? – Он старался сделать свой голос приличествующе бесстрастным.

– Разумеется! Джон Пендлетон.

–  Джон Пендлетон!– Джимми резко обернулся.

– Что вы тут говорите о Джоне Пендлетоне? – спросил новый голос. К ним с улыбкой подошла миссис Кэрью.

Джимми, в чьих ушах во второй раз за пять минут прозвучал грохот разбивающегося вдребезги мира, едва овладел собой настолько, чтобы негромко приветствовать ее. Но Джейми, без всякого смущения, обернулся к ней с уверенным видом знающего человека.

– Ничего особенного. Просто я только что сказал, что, на мой взгляд, Джон Пендлетон не был бы доволен, если бы услышал о любви Поллианны к кому-либо… кроме него самого.

–  Поллианна! Джон Пендлетон!– Миссис Кэрью неожиданно опустилась на ближайший стул. Если бы оба молодых человека не были так поглощены собственными делами, они могли бы заметить, что улыбка исчезла с ее лица, а в глазах появилось странное, чуть ли не испуганное, выражение.

– Разумеется! – заверил Джейми. – Неужели вы оба были так слепы прошлым летом? Вспомните, сколько времени он проводил с ней.

– Мне казалось, он проводил много времени со… всеми нами, – немного неуверенно пробормотала миссис Кэрью.

– Не столько, сколько с Поллианной, – настаивал Джейми. – А тот день – вы забыли? – когда мы говорили о том, почему Джон Пендлетон неженат, и Поллианна краснела и заикалась, а потом наконец сказала, что он собирался жениться… однажды. Ну, и я задумался тогда, нет ли между ними чего-нибудь. Разве вы не помните?

– Д-да, кажется, припоминаю… теперь, когда ты заговорил об этом, – все так же негромко пробормотала миссис Кэрью. – Но прежде я… совсем забыла об этом.

– Но я могу объяснить это, – вмешался Джимми, облизнув пересохшие губы. – Джон Пендлетон действительно был влюблен однажды, но не в Поллианну, а в ее мать.

– В мать Поллианны! – В удивлении воскликнули одновременно два голоса.

– Да. Он был влюблен в нее много лет назад, но, как я понимаю, она не отвечала ему взаимностью. У нее был другой возлюбленный – молодой священник, и она вышла замуж за него, то есть за отца Поллианны.

– О-о-о! – выдохнула миссис Кэрью, вдруг подавшись вперед на своем стуле. – И поэтому он… никогда не женился?

– Да, – подтвердил Джимми. – Так что, видите, по существу здесь нет ничего такого, что подтверждало бы это предположение… о его любви к Поллианне. Он любил ее мать.

– Напротив, я думаю, это только подтверждает мое предположение, – покачав головой, заявил Джейми с проницательным видом. – Вот послушайте. Когда-то он любил мать. Он не мог на ней жениться. Разве не вполне естественно, что теперь он любит дочь… и добивается взаимности?

– Ах, Джейми, ты неисправимый выдумщик! – упрекнула его миссис Кэрью с нервным смешком. – Это не дешевый любовный роман. Это реальная жизнь. Поллианна слишком молода для него. Ему следовало бы жениться на женщине зрелого возраста, а не на девушке… то есть, если бы он собрался жениться, я хочу сказать, – поправилась она, неожиданно залившись краской.

– Возможно; но что, если ему случилось полюбить девушку? – упрямо возразил Джейми. – И право же, только задумайтесь… Получили ли мы хоть одно письмо от нее, в котором не говорилось бы о том, что он только что был у нее? И вы же знаете, как он всегда говорит о Поллианне в своихписьмах.

Миссис Кэрью неожиданно встала.

– Да, я знаю, – пробормотала она со странным жестом, словно отбрасывая в сторону что-то неприятное. – Но… – она не договорила, а чуть позже вышла из комнаты. Вернувшись минут через пять, она, к своему немалому удивлению, обнаружила, что Джимми ушел.

– Как! А я думала, он собирается ехать с нами на пикник для девушек! – воскликнула она.

– Я тоже так думал, – слегка нахмурился Джейми. – Но не успел я оглянуться, как он уже оправдывался, или извинялся, или что-то в этом роде и говорил, что ему необходимо срочно куда-то ехать и он пришел сказать вам, что не может быть на пикнике. Во всяком случае, не успел я оглянуться, как он ушел. Боюсь, – глаза Джейми опять засияли, – я не помню точно, что он сказал. Мои мысли были заняты другим. – И он с торжеством положил перед ней два письма, которые все это время так и не выпускал из рук.

– О, Джейми! – прошептала миссис Кэрью, прочитав оба письма. – Как я горжусь тобой! – Затем ее глаза вдруг наполнились слезами при виде неописуемого восторга, озарившего лицо Джейми.