Текст книги "Фуга номер семь (СИ)"

Автор книги: Элина Литера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Глава 8

Я выбрала томик рассказов, которых еще не читала, и ушла к себе.

Чтение не помогало. Верней сказать, никакого чтения и не получилось, я читала строчку и тут же забывала, о чем она.

За четверть часа до полуночи я бросила книжку на столик и переоделась в женское. Цепляя маску я обещала себе, что постучусь в номер семь, выясню, что там никого больше нет, и на этом позорная страница моей жизни будет закрыта.

Посыпал мелкий снег. Поскальзываясь и ругая себя за глупость я мелкими шажками бежала по главной улице, закрывая лицо, чтоб редкие прохожие не удивлялись, куда это женщина в маске идет в такое время. За три квартала до нужного поворота я нырнула в подворотню, прошла через узкие проходы, перелезла через забор, спугнула какое-то мелкое животное и вышла на улицу чуть дальше нужного дома. После того, как господин Сантр сообщил, что у флигеля заметили мою "подружку", я решила скрываться получше и разведала днем дорогу по задворкам. Такой путь занимал гораздо больше времени, особенно там, где приходилось двигаться на ощупь, не видя ни земли, ни преград, но не хотелось бы, что меня выследили, тем более, теперь, когда дело о контрабанде будут расследовать, и наверняка найдут это логово Фила. Подружка Леона поздно вечером уходит от помощника королевского надзорника и бежит к контрабандисту – нет, не стоит подавать им подобные сведения.

Когда до цели оставалась сотня шагов, ко мне поковыляла какая-то фигура, что-то невнятно бормоча заплетающимся языком. Я ударила молнией из кольца по протянутой руке, и фигура упала, глухо ругаясь. Это происшествие не вызвало во мне ни страха, ни сомнений. Страх отжил свое вчера, сомнения – сегодня.

Я мчалась вперед, и одна мысль билась в голове в такт шагам: я постучу и уйду, я постучу и уйду.

Едва касаясь ступеней я взлетела по лестнице и четыре раза быстро ударила костяшками пальцев по дереву двери. Тук-тук-тук-тук. Теперь медленно досчитать до десяти и спускаться.

Я не сразу осознала, что дверь открылась, и силуэт Филиппа вырисовывается на фоне расцвеченной огнем камина стены. За два дня я настолько утвердилось в мысли, что погибший контрабандист и есть тенор Филипп, что сейчас я стояла и смотрела, не веря своим глазам.

– Незнакомка? Хм. Ты не желаешь войти?

Я переступила порог и остановилась. Мои планы на вечер были ясными и определенными: постучаться в пустую комнату, спуститься по лестнице, добрести до дома, раздеться и упасть в кровать, плакать и сокрушаться, какая я дура. Теперь я не знала, что делать.

– Что с тобой?

Филипп помог мне снять плащ с сапогами и подал горячее вино. Я обняла кружку руками и бездумно смотрела на огонь.

– Милая, что случилось?

Я отпила глоток и вернула кружку на табурет.

– Ты знаешь, что вчера арестовали трех контрабандистов?

– А четвертый упал в пропасть. Да, весь город гудел, что сцапали местную легенду, Пита и Фила.

– Именно. Погибшего звали Фил. Понимаешь?

Он шумно выдохнул, сгреб меня и посадил к себе на колени. Уткнувшись ему в плечо, я глухо жаловалась:

– Я думала, что это ты. Я думала, что это ты возил чернецы и драконовы семена. Что это ты лежишь на дне пропасти. – Я начала всхлипывать.

– Тш-ш-ш… Я живой. Я никогда не стал бы связываться с такой дрянью, поверь мне.

Я вздохнула. Мы оба храним тайны, мы нигде больше не можем узнать что-то один о другом. Нам остается только верить друг другу.

– Расскажи, что ты возишь?

– Снимешь маску – расскажу, – весело отозвался он. – Я никогда не возил ничего запрещенного, ничего такого, что не стали бы продавать честнейшие торговцы в открытой лавке напротив столичной мэрии. Милая, ты выглядишь так, что тебя хочется завернуть в одеяло и уложить спать, вместо… м… прочих времяпрепровождений.

От этого напоминания я резко выпрямилась и уперлась руками в его плечи.

– Что ты делал в борделе?

– Что?!

– Вот я и спрашиваю – что? Объяснишь?

– Я-то объясню. А ты объяснишь, как ты об этом узнала?

Хм. Об этом я не подумала. Взгляд Филиппа стал серьезным. Медленным шепотом он спросил:

– Что ты делала в "Дикой козочке"?

– Ничего я там не делала! Я просто знаю, что ты там был.

– Милая… – его взгляд стал напряженным, губы сжались в нитку, и после паузы он тихо спросил: – Кто ты? Чем ты зарабатываешь гольдены?

– О боги… Нет, я не работаю в "Дикой козочке", я не одна из девочек мадам… демоны, я не знаю, как ее зовут. Я никогда и никоим образом не продавала себя. – Он тихо выдохнул. – Теперь ты! – я уткнула палец ему в грудь.

– Я очень неудачлив в деньгах, поэтому подрабатываю в "Козочке" тапёром. Я только играю, продажные девицы мне неинтересны. В Длинночь подвизался в "Копыте", но обычно в "Козочке".

– Странно. Разве…

Он прервал меня поцелуем, а когда оторвался, сказал:

– У нас обоих есть тайны. Не спрашивай больше ничего, прошу тебя. Я все равно не смогу ответить, а ты начнешь придумывать невесть что.

– Я и так начну придумывать, – пожала я плечами.

– Полагаешь, у меня фантазия менее богатая? – рассмеялся он. – Сколько я ни всматривался в женщин на улицах Давенрока, я не видел никого, похожего на тебя. Ты появляешься раз в неделю в полночь и исчезаешь ранним утром. – Он провел пальцами по моей шее, плечу, спустился вниз. – Хм, а человек ли ты? Может быть, ты из тех существ, которые, как говорят, проскальзывают к нам из незримого мира?

– В таком случае я украла бы твою душу, зачем бы еще приходили фэйри?

– Ты ее украла, – прошептал Филипп и увлек меня в незримый мир.

* * *

В эту ночь я почти не спала. За завтраком я попросила бодрящего взвара. Господин Сантр ухмыльнулся, но передал распоряжение. После десерта он попросил меня пройти в библиотеку, прежде чем отправляться в мэрию.

– Господин Леон, я понимаю, что у мужчины в вашем возрасте есть определенные желания. Но я хотел бы повторить вопрос, что вас связывает с той женщиной, которую иногда видят у ваших дверей?

– Я не собираюсь на ней жениться, и она об этом знает.

– Многие ли знают о ваших отношениях? Вы представляли ее кому-либо?

– Нет.

Он побарабанил пальцами по подлокотнику.

– Признаться, я собирался подыскать Оливии приличную партию в здешних краях, но пока у меня нет ни одной достойной кандидатуры, а девушка страдает взаперти. Пожалуй, я был слишком строг к бедняжке. Пустоголовые девицы из Давенрокского света ее не приняли. Возможно, она повела себя с ними не лучшим образом, но и у меня самого разрывается голова от их треска, стоит мне постоять рядом с этим "цветником" хоть пять минут. Она, действительно, талантлива, но этот талант для столичных гостиных или по крайней мере для Расфорда. Здесь ее не оценили и не поняли. Так что, я не могу винить Оливию в том, что она не нашла себе в Давенроке компании.

Я напряглась. Впервые слышу, чтобы Сантр так хвалил Оливию. Что она задумал? Ах Оливия, ах лиса. Хотела сделать вид, что я за ней ухаживаю, и удачно заронила эту мысль в голову дядюшке. Как бы Сантр не задумал нас поженить. В этом случае придется срочно бежать. Оставить Филиппу записку, где и как меня найти, и бежать.

Сантр пристально посмотрел на меня:

– Леон, я не прошу у вас ничего невозможного или предосудительного, но я был бы благодарен, если бы вы изредка составляли Оливии компанию в прогулках по городу. – Он усмехнулся. – Я прослежу, чтобы она была подобающе одета.

В этот момент я как никогда мечтала вернуться в Расфорд, найти место компаньонки и вести тихую, размеренную жизнь.

Леонора, вдохни и выдохни. В конце концов, ты сама собиралась подружиться с Оливией.

– Конечно, господин Сантр. Оливия – чудесная девушка, и мы с ней найдем, о чем побеседовать.

Сантр удовлетворенно кивнул, хлопнул рукой по подлокотнику и поднялся:

– А теперь за работу. Чую, что в одном из гарнизонов слишком много тратится на провизию.

Глава 9

Сантр, действительно, не требовал многого. Прогулку назначили на следующий день, и начальство мягко намекнуло, что клевать носом будет нехорошо.

Оливия была мила, хоть и несколько скована. Странно, почему ее обвиняли в том, что она вешалась кому-то на шею? Девушка совершенно не представляла, как прогуливаться с кавалером. Она надела пышную меховую шапочку, чтоб наша разница в росте – в ее пользу – не бросалась так в глаза. Поначалу она молчала, но в конце концов мы разговорились в книжной лавке, поспорив и призвав в свидетели владельца. Услышав предмет спора, тот рассмеялся, достал с полки новейшую энциклопедию, и мы обе оказались неправы.

Темы побега мы пока не касались. О своем возлюбленном она тоже не упоминала. Впрочем, вокруг было слишком много чужих ушей, никогда не знаешь, в кто услышит неосторожные слова.

Господин Сантр был столь предусмотрителен, что выдал мне "премию", и мы с Оливией посидели в ресторации, болтая как закадычные подружки. Я старалась обходить типично женские темы, но Оливия была достаточно тактична и сама не стала их затрагивать, в отличие от многих девиц, которые в первые же встречи способны обрушить на кавалера такие необходимые ему сведения, как цвет шляпок в этом сезоне или отличие арганских кружев от ригальских.

Мы великолепно провели время, и я искренне поблагодарила господина Сантра за такую возможность. Надеюсь, он не сделает из этого никаких далеко идущих выводов.

Похоже на то, что мы основательно подломили хребет крупной контрабанде, потому что следующие дни протекли достаточно спокойно. Интенданта одного из гарнизонов арестовали после наших с господином Сантром изысканий, его коллега из другого внезапно попросился в отставку по болезни. Господа Унис и Дувос подрались из-за молоденькой кокетки и щеголяли фингалами, один под левым глазом, другой под правым, но по словам господина Сантра, поскольку сделали они сие вне присутствия, ничем, кроме ежечасных насмешек, он их наказывать не вправе.

В выходной мы снова гуляли с Оливией. Обнаружив у меня отсутствие матримониальных намерений, девушка улыбалась и шутила, а когда мы оказались вне досягаемости чужих ушей, шепотом спросила:

– Леон, вы что-нибудь придумали с побегом?

– Только то, что нужно дождаться однодневного дилижанса. Может статься, мы уедем вчетвером. Я попрошу господина Сантра отпустить нас на прогулку по окрестностям до вечера. Говорят, недалеко есть долина, где бьют ключи.

– Вчетвером? – округлила она глаза.

Я хитро улыбнулась, и девушка рассмеялась:

– Надеюсь, мы с ней подружимся.

Да, я тоже надеюсь, что Оливия подружится с женской частью нашей пары и поймет, почему все было не тем, чем казалось.

– Но все же, – продолжала Оливия, – если есть хоть какая-то возможность уехать раньше, прошу вас, помогите. Дядюшка становится совершенно невыносимым в попытках меня пристроить. Вчера на приеме у госпожи Аделаиды заставил выслушивать нескончаемое бахвальство пузатого майора. К счастью, к концу вечера тот напился, – она хихикнула, – и дядюшка вычеркнул его из списка претендентов на мою руку.

Я проводила Оливию до особняка, где мы встретились с Сантром. Мне очень не понравился взгляд, которым он окинул нас с племянницей. Боги, пусть это будет не то, о чем я думаю!

Через три дня я снова стучалась в седьмой номер, где меня с порога подхватили и закружили, и отмеренные нам четыре часа счастья казались очень, очень короткими.

Я старалась запутать следы "подружки Леона", но одно я не могла поменять – выход из флигеля и возвращение назад. Попытавшись вылезти из окна спальни, что выходило во двор, я поняла, что пойди я в одну сторону, мне придется продефилировать под окнами особняка. В другую – ничем не лучше выхода из дверей. Задний двор заканчивался глухой стеной. Я боялась, что рано или поздно кто-нибудь будет настолько любопытен, что проследит за флигелем и задастся вопросом, почему подружка Леона сначала выходит, потом заходит, но как устроить свидания иначе, я не могла придумать.

Жизнь показала, что разрешение трудностей не стоит откладывать на потом.

Господин Сантр как-то сказал, что обычных преступников в Давенроке, почитай, и не осталось. Контрабандисты их всех повывели. Да и со старателями лучше не связываться, не говоря уже о зверобоях. Поэтому, когда я достала ключ от флигеля, и тени рядом со мной неприятно сгустились, я поняла – это именно то, о чем предупреждал господин Сантр: к нему попытаются добраться через помощника.

Я стрельнула в тень молнией, но из-за падающего тела появилась вторая, перехватила меня за запястье и заломила руку так, что мое кольцо могло бы ударить только в меня саму. Вторая рука легла мне на рот.

– Долго мы тебя, стерву, ждали. Уж думали, что замерзнем. Ан нет, пришла. Слушай меня внимательно. У начальничка твоего лежит документик очень нам интересный. Называется документик – тайные сотрудники. Через три дня в полночь подойдет сюда человечек, отдашь документик ему. А нет – наутро начальничек узнает, что помощник у него не кобель, а… – Он слегка докрутил руку так, чтоб я охнула. – Моргни, если поняла.

Я прикрыла глаза. Бандит отшвырнул меня к двери, поднял своего дружка, и оба ушли. Я вползла во флигель, выпила кружку воды по добрела до ванны.

Это не конец, это не конец, это что угодно, но только не конец.

Пока о том, что я женщина, знают только эти двое. Я не сомневалась, что такие сведения они придержали для себя, никому из своей шайки не рассказали. Это очень ценные сведения, ими нельзя делиться, не то с носом оставят.

Вот и пришел тот день, когда Леон должен решать, признаваться ли ему в том, что "заделал ребенка дочери мэра" (у того дочерей не водилось, только сын), или сдаваться шантажистам. Разумеется, это будет не последняя "просьба". Дилижанс только через пять дней. Думай, Леонора, думай.

Наутро я попросила Сантра о приватном разговоре.

– Господин Сантр, я хочу сделать признание.

– Да, Леон, я вас слушаю.

– Я заделал ребенка дочери мэра и его жене одновременно.

– Что-о?! О. Понял, – мгновенно собрался Сантр. Все-таки как человек он гадкий, но хороший профессионал. – И чем вас шантажируют, вы говорить не собираетесь. Вы понимаете, что они непременно все выложат после ареста?

Я вздохнула.

– Господин Сантр, дело в том, что я сам еще не знаю, что они выберут. И, возможно, они сами не знают.

– Что вы имеете в виду?

– Между ними произошла размолвка. Один считает, что…

Я мучительно покраснела. Для этого мне пришлось вызвать из памяти некоторые картинки о недавнем посещении седьмой комнаты, но мизансцена того требовала.

– М? Говорите, Леон. За тридцать пять лет карьеры я видел столько людской грязи, что вы себе и в страшных снах не представите.

Я тяжело вздохнула.

– Один считает, что я… кхем… предпочитаю мужчин, которым… м… доставляю удовольствие противоестественным образом. – Брови Сантра полезли на лоб. – Другому помстилось, что я и вовсе женщина.

Сантр на мгновение замер, а после принялся хохотать. Он стучал ладонями по подлокотникам кресла, взвизгивал и всхрюкивал от напавшего на него веселья.

– Женщина! Ой, не могу! Женщина! – Сантр утирал слезы. – Женщина видит нестыковки в учетных книгах! Женщина! Женщина по бумагам нашла, где подделывают специи! Женщина шпиона вычислила!

Его смех меня обескуражил. Я-то собиралась вставать в позы оскорбленной невинности и отказываться от осмотра под предлогом, что это-де невероятное унижение, но все оказалось намного проще. Первый, и надеюсь, последний раз в жизни я воздала хвалу мужскому самомнению. Привычка думать одним неизменным способом играет злые шутки даже с умными людьми.

С трудом успокоившись, Сантр похлопал меня по плечу:

– Рассказывайте, юноша, какие сведения им нужны, и как их требуется передать. Остальное не ваша забота.

Глава 10

Шантажистов арестовали. Они и впрямь оказались небольшого ума, и Сантр с дознавателем быстро их запутали и заставили сдать всех известных подельников. Рассказы о том, что «в таможне работает баба», встречали у начальства лишь вспышки веселья. По словам Сантра, вечером после ареста они с мэром вволю посмеялись над этим анекдотом. Господин Леон позволил себе скромно улыбнуться и пожать плечами.

А затем, используя упрочившееся служебное положение и разнообразные предлоги перебрал все сведения о горожанах, особенно, горожанах мужского пола, до которых мог добраться. Ни один Филипп не подходил под нужный возраст.

Чем может повредить мне Филипп, если я ему откроюсь? Я не могла ничего придумать. Чаша мужского предательства минула меня, обойдя стороной, но я слышала достаточно историй, чтоб не торопиться. Раскрываться человеку, который будто бы появляется ниоткуда, и исчезает в никуда, я не могла. Что занятно, у него были те же трудности. Мы ходили по замкнутому кругу и не могли из него выбраться. Почему все мои способности сводить сведения воедино пасуют, когда вмешиваются чувства!

После долгих размышлений пришло решение, как мне скрывать свою женскую сущность когда я выхожу из флигеля. Нужно было всего-то помучиться перед зеркалом, попеременно надевая один и другой наряд, укрываясь плащом.

Плащ отстает от земли на три ладони. Сапоги достаточно высокие. Леон старомоден, он носит сужающиеся книзу брюки и заправляет их в голенища, как это делали еще десять лет назад. Сантр сам придерживается подобного костюма, и вид Леона его вполне устроил. Когда идет Леон, из-под плаща видны сапоги. Когда идет женщина в маске, из-под плаща виден край платья. Достаточно поднять юбки и закрепить, чтоб не подол оказался выше края плаща – и со стороны будет впечатление, что идет мужчина. Маску и букли я спрячу на себе, и в темном тупике Леон превратится в Незнакомку в маске. Как я раньше не догадалась?

Одно плохо. Если из-за какой-нибудь коллизии мне придется снять плащ, будучи Леоном… ох, лучше об этом не думать. Но теперь, после случая с шантажистами, я решила, что этот риск меньше, чем привлечь наблюдателей поумнее.

Я вышла из флигеля в половине первого пополуночи. Филиппу придется подождать, но чем меньше шансов кого-нибудь встретить, тем лучше. Стать Незнакомкой заняло у меня меньше минуты. Вскоре я уже стучалась в дверь номера семь.

Против ожидания, Филипп не стал снимать с меня плащ. Он накинул свой, быстро обулся, и на ходу надевая шапку вышел из комнаты, помогая мне спуститься.

Он повел меня на окраину города. Давенрок растянулся змеей вдоль ущелья, и в какую сторону от главной улицы не пойдешь, окраина всегда рядом, дальше начинается подъем. Полнолуние было близко, и скалы мерцали в призрачном свете. Морозец сегодня случился совсем легким, и ночная прогулка вызвала у меня тихий восторг. Филипп помог мне подняться по тропе, провел между камней, и вскоре мы вышли к виду на небольшую долину с замерзшим водопадом, который сиял в лунном свете. У меня перехватило дыхание. Одна эта картина искупала все мои невзгоды в Давенроке. Замерев, я стояла на уступе, мы держались за руки и молчали, но это молчание было сильнее слов.

Ветер все же решил напомнить о себе. Филипп обнял меня, укрывая от холодных порывов, и вполголоса запел балладу:

Я готов всю ночь ловить твое дыханье, Нежных губ очарованье, Грёз волшебное мерцанье…

На всю жизнь сдаюсь в твой плен без сожаленья. Замереть прошу счастливое мгновенье, Рядом каждая секунда бесценна.

Мне не сомкнуть очей, Даже в блаженном сне Без тебя печаль, И невмочь мне прожить ни дня.

Но даже самый сладкий сон Не в силах жажду утолить. Без тебя печаль, И невмочь мне прожить ни дня.

Лунный свет заливал выступы скал, ветер шевелил полы плаща, а я боялась дышать, чтоб не спугнуть остановившееся время.

Когда мы переступили порог седьмого номера, я едва осознавала, где я. У меня даже слов благодарности не было, но зачем нужны слова?

Такие знакомые руки… губы… Боги, демоны, кто-нибудь, ответьте, что делать, чтобы остаться с ним вместе? В самом начале тайны добавляли остроты нашим отношениям, позже будоражили нуждой в доверии, но теперь наши секреты пожирают нас.

– Милая, я хотел бы уехать отсюда поскорее. Еще недавно я думал, что дотяну до Дня Равновесия, но может статься, мне станет опасно оставаться дольше. Ты умеешь ездить верхом? Я уже близок к тому, чтобы украсть коней. Мы доберемся до города за день.

– Умею, но у дилижанса есть огненный артефакт на случай, если дорогу завалит. А что будем делать мы?

Филипп со стоном откинулся на подушки. Я приподнялась на локте.

– Не расскажешь, из-за чего тебе нужно уезжать?

– Не снимешь маску?

– Это очень опасно для меня.

– Я понимаю, что ты не можешь доверять человеку, о котором ничего не знаешь. Но если я раскроюсь, пострадать могу не только я.

А ведь Филипп ни разу не сказал, что он контрабандист. Я сама предположила, и он не стал спорить. Он пообещал, что не возит через горы ничего ужасного вроде чернецов. Может быть, он ничего не возит? Кроме важных сведений… И когда Сантр с помощью найденных мной сведений стал вскрывать шпионскую сеть, иноземного агента перестали снабжать деньгами. Зимой пробираться мимо застав по заснеженным тропам, которые еще поди найди – шансов на успех мало. Подкупить контрабандистов нечем. Тайная служба короля все еще тянет и тянет ниточки того дела, и подбирается к агентам все ближе и ближе…

Почему я не могла влюбиться в кого-нибудь попроще, да хотя бы и в кабацкого тапёра!

Глядя на огонь, Филипп рассказывал, как один известный ему композитор писал музыку для огненного шоу, как спорили с магами, как маги требовали невозможного, как композитор требовал невозможного, как танцоры их разнимали, и я улыбалась, а внутри образовалась свинцовая тяжесть.

Шпион – это слишком серьезные игры. В таких играх люди летят как пешки. Оставаясь в этой игре я рискую и собой, и Филиппом. Вдруг ему прикажут убрать меня, чтобы зачистить следы? вдруг моё инкогнито раскроется? шантаж я переживу, а если пытки…

Филипп рассказывал, а я смотрела на подсвеченное камином лицо в последний раз.

* * *

Я не выспалась, аппетита у меня не было, я выглядела больной, и госпожа Сантр забеспокоилась, предположив у меня жар. Ничего не обнаружив, она все же попробовала настоять, чтобы мне дали день отдыха, но я сказала, что в этом нет необходимости. Добрая женщина распорядилась, чтоб мне заварили трав для поддержания сил и принесли на службу.

Вскоре курьер привез нужные сведения для расследования о поддельных статуэтках с острова Ынгык. Кажется, меня не стесняясь начинают использовать не только для дел нашего округа. Полагаю, во многих службах есть и другие работники, не менее способные к расчетам, но по словам Сантра, только молодость может зарываться в бумаги с таким энтузиазмом.

Что ж, пусть пользуются те немногие месяцы, что я здесь. Сами же не хотите нанимать женщин в надзорные и дознавательские отделы. А я не собираюсь вечно притворяться мужчиной и зарабатывать нервические болезни.

Тем более, в моей "мужской" жизни образовалось новое осложнение.

Мы с Оливией еще дважды гуляли по городку и сидели в кафе. Нам обеим нужны были эти вылазки. Я чувствовала себя в присутствии девушки спокойнее, подозревая, что если она и узнает мою тайну, то не выдаст. Сама девушка вырывалась из-под тетушкиной опеки и дядюшкиного надзора, и была благодарна мне за то, что может спокойно посидеть за пирожными, не выслушивая ничьих занудных наставлений.

На следующий день после прогулки Оливия позвала меня в библиотеку и шепотом поведала:

– Леон, кажется, дядюшка присмотрел мне жениха! Это ужасно!

– О. Все-таки нашелся офицер?

– Нет. Все указывает на то, что дядюшка решил выдать меня за вас.

Я потеряла дар речи. С точки зрения дядюшки все было логично, я его понимала. Но… в конце концов, храм не поставит метку двум женщинам! Я надеюсь. Придя в себя от шока я предложила:

– Если до такого дойдет, мы назначим свадьбу на весну, а после Дня Равновесия сразу уедем.

Оливия кивнула.

– Леон, вы познакомите меня со своей подругой?

Снова навалилась грусть.

– Увы, мы расстались. Она оказалась не той, за кого себя выдавала.

– О… – на лице девушки выступило искреннее сочувствие. – Но может быть, вы могли бы ее простить? Если любите… Может быть, обстоятельства заставили ее солгать? Я бы непременно простила!

Я покачала головой:

– Не в этом случае. Кроме того, она все равно не могла бы уехать с нами.

Не могла бы уехать с нами, потому что Филипп собирался уезжать раньше. Нет, я правильно поступила. Накликать беду еще и на Оливию? Девушка этого не заслуживает.

– Оливия, а вы познакомите меня со своим возлюбленным?

Она ненадолго задумалась, но кивнула.

– Да, думаю, могу устроить встречу. Мне стало все сложнее сбегать от тетушки, но я постараюсь. Мы так редко видимся.