Текст книги "Дочь Дроу"

Автор книги: Элейн Каннингем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Вновь и вновь Федор видел свет жизни, тающий в золотистых глазах кота. Как ни пытался, он не мог рассеять это видение, не мог бороться со страхом, что нечто подобное может случиться.

И сидя в ожидании утренней зари, Федор ощутил тяжкий груз рока на своих плечах, и задумался, не содержал ли его сон и впрямь пророчества.

Шакти Ханзрин перебралась на нос маленькой лодки, и посмотрела на двух молодых мужчин, работавших веслами. Ее братья, принцы-пажи, чьи имена она вспоминала время от времени. Три дроу были направлены на Остров Ротов, покрытый мхом островок в середине озера Донигартен. Дом Ханзрин распоряжался большей частью сельского хозяйства города, включая и стадо ротов содержавшееся на острове, и работа семьи Шакти увеличилась многократно в послевоенной сумятице.

Эльфийка хмуро разглядывала братьев, юношей еще не прошедших Ритуала Крови и вооруженных только ножами и трезубцами. Путешествовать с подобным эскортом было не просто опасным, но и оскорбительным. А Шакти Ханзрин всегда замечала любое оскорбление, каким бы малым оно не было.

Лодка мягко ударилась о каменный док, вернув раздумья Шакти к текущим делам. Она вскочила на ноги, отбросив прочь руки своих бесполезных сопровождающих, и выскочила из лодки без помощи. Донигартен не входил в места, которые посещались большинством дроу, но Шакти чувствовала себя здесь дома, и в этом месте власть принадлежала ей. Она постояла на мгновение на узком доке, запрокинув голову и восхищаясь миниатюрным фортом наверху.

Место обитания надзирательницы находилось примерно в сотне футов над головой, вырезанное в скале, сплошной стеной поднимавшейся из воды. Лодка Шакти пристала к единственному доступному для высадки месту: маленькой бухточке, которую не загромождали острые камни, окружавшие весь остальной остров. Единственный выход с него был сквозь каменный форт, а единственным путем к пристани была узенькая лестница, выбитая в камне. Вода вокруг острова была глубокой и холодной, и абсолютно черной, если не считать изредка появлявшегося слабого люминесцентного свечения издаваемого существами, жившими в глубинах. Время от времени некоторые пытались переплыть эти воды. Пока это так никому и не удалось.

Шакти не обратила внимания на лестницу, и пролевитировала наверх к двери. Этот маленький полет не только позволял ей вступить в свои владения более впечатляющим образом, но имел и практический смысл. Гордые дроу, любившие красоту, не оставляли жизнь детям с врожденными дефектами, и не были снисходительны к тем, у кого физические недостатки развивались позднее. Шакти была крайне близорука, и прилагала огромные усилия, чтобы скрывать этот факт. Она не доверяла опасным ступеням, и не уверена была, что хуже – скатиться вниз по лестнице, или объяснять, как она оступилась.

Надзирательница, женщина из какой-то меньшей ветви семейного дерева Ханзрим, склонилась в глубоком поклоне, когда в большое центральное помещение вступила Шакти. Подобный почтительный жест немного смягчил Шакти, как и то, что оба ее брата замерли на страже по сторонам у входа, будто она уже стала уважаемой матроной.

Отложив в сторону оружие – трезубец, с покрытой изящными рунами рукоятью – она прошла к дальнему окну. Сцена внизу не вдохновляла. Поля мхов и лишайников явно поредели, а за засорившейся ирригационной системой никто похоже не приглядывал. Роты бесцельно бродили, время от времени пощипывая скромную пищу. Обычно толстая длинная шерсть их стала клочковатой. Шакти раздраженно заметила, что в ближайшее время много шерсти собрать не удастся. Еще больше беспокоила ее полная темнота, окружавшая пастбище.

«Сколько родилось в этом сезоне?» спросила Шакти, сбрасывая пивафви. Один из братьев подскочил к ней, принимая плащ.

«Одиннадцать», слабым голосом ответила надзирательница. «Два из них – выкидыши».

Жрица кивнула; примерно такого ответа она и ожидала. У ротов тоже была своя магия, они подзывали партнеров слабым подмигивающим светом. В это время брачные ритуалы ротов должны бы заставить весь остров светиться. Но неухоженные животные были слишком слабы, чтобы заниматься подобными вещами.

А что еще она могла ожидать? Большинство орков и гоблинов, ухаживавших за стадами, отправили на войну в качестве драконьего мяса не задумываясь о последствиях. Правящие жрицы на многие вещи просто не обращают внимания, как будто считая, что мясо и сыр на их столах появляются с помощью магии. В безрассудной гордости они не понимают, что для некоторых вещей нужна не только магия, но и искусство управления.

Шакти это понимала, и она сможет разобраться с этим. Усевшись за огромным столом она потянулась к книге, содержавший записи о размножении. Резкое, приятное ощущение предвкушения заставило ее быстрее пролистывать страницы. Ведение книги было ее обязанностью, прежде чем ее отослали в Академию, и никто в городе не знал больше о разведении ротов, чем она. Пусть никто не разделяет ее энтузиазма по этому поводу, зато дроу уж конечно нравится мясо, сыры и шерсть которую обеспечивает для них ее опыт!

Взгляд на вновь открытую страницу пригасил и ее гордость, и энтузиазм. За годы ее отсутствия записи вносились маленьким подчерком, дрожащей рукой. Шакти выругалась, сузив глаза в щелочки и пытаясь разобрать корявые записи. То, что она видела на страницах, настроения отнюдь не улучшало.

Пока она была в изгнании в Арах-Тинилит, изучая обязанности жрицы и пресмыкаясь перед повелительницами Академии, стадом пренебрегали. Роты привыкли жить на острове, и здесь было необходимо тщательное, осторожное разведение.

Бормоча ругательства, Шакти развернула книгу другой стороной, где содержались записи о рабах. Здесь деталей было куда меньше; Шакти считала, что гоблины могут делать, что им вздумается, главное чтобы появлялись новые рабы. Однако судя по записям, размножение обычно плодовитых гоблинов серьезно замедлилось. Вот этого Шакти уже допустить не могла. Дом Ханзрин может заполучить новых рабов, покупкой или пленением, но для этого требовались время и деньги.

«Сколько осталось гоблинов?» устало спросила Шакти, массируя ноющие виски.

«Около сорока», ответила надзирательница.

Шакти дернула головой. «И это все? Пастухи, или рабы для размножения?»

«Примерно половина на половину, но всем гоблинам пришлось ухаживать за стадом. Чтобы поддерживать порядок, мы перевели рабов в большую хижину».

Вновь плохие новости, означающие что у гоблинов не было ни времени, ни уединения, требовавшихся для размножения. Не то, чтобы гоблинам нужно было много того или другого, с отвращением подумала Шакти, возвращаясь к книге. Она вновь прокляла судьбу, оторвавшую ее от любимой работы. По крайней мере, война сделала одно полезное дело: правила, приковывавшие студентов к Академии были ослаблены, поскольку многие молодые воины, маги и жрицы были нужны дома. Студенты получили невероятную ранее свободу, и позволения покинуть Академию было весьма просто получить у занятых своими делами мастеров и матрон.

В этот момент мужчина, одетый в грубые одежды работника ворвался в комнату. Он захлопнул за собой тяжелую дверь, и защелкнул запор.

«Гоблины бунтуют!»

Этот голос был знаком Шакти; он принадлежал симпатичному бездельнику, изредка развлекавшему ее. Она распознала тон: странную смесь страха и неверия, и почувствовала слабый запах его крови, тоже ей знакомый. Однако эти приятные воспоминания ожили только на самом краю мыслей Шакти; ее беспокоило стадо, и близорукие глаза оставались сосредоточены на странице. «Само собой», согласилась она отсутствующе.

Мужчина отступил на шаг, изумленно отвесив челюсть. Он хорошо знал, что Шакти Ханзрин была способна на многое, но юмор к этому числу никак не относился. На мгновение отступил даже шок от гоблинского восстания. Однако второй взгляд на раздраженное лицо Шакти разъяснил дроу его ошибку.

Он справился с удивлением, и, подойдя к ее столу, вытянул руку поближе к глазам Шакти, чтобы она разглядела отметки гоблинских клыков, и длинные алые полосы оставленные их когтями.

«Гоблины бунтуют», повторил он. На сей раз, ему удалось привлечь ее внимание.

«Вы отослали сообщение городской страже?»

Он замешкался, чуть дольше, чем стоило. «Да».

«И? Что они ответили?»

«У Донигартена есть собственная защита», без интонаций процитировал дроу.

Шакти горько засмеялась. В переводе это означало лишь, что у правящих матрон были дела поважнее, чем потеря нескольких рабов и бесполезная гибель ротов. Город был в безопасности, чтобы не случилось на острове, поскольку единственный путь через Донигартен был на лодке, а единственная лодка была в безопасности за фортом. Что, кстати, означало, что гоблины будут атаковать сквозь эту самую комнату.

Шакти сжала магический трезубец – любимое оружие семьи Ханзрин – и с угрюмым кивком покорилась судьбе. До чего дошло: благородные должны воевать с собственными рабами.

Тотчас же в дверь заскреблись, похоже гоблины царапались о камень своими маленькими когтистыми пальцами. Принцы Ханзрин встали по бокам своей сестры, подняв еще не покрывавшееся кровью оружие. Однако Шакти не собиралась дожидаться маленьких тварей. Мысль о бегстве ей и в голову не приходила. За стадом ротов надо ухаживать, и именно это она собиралась делать. Так что Шакти направила трезубец на дверь. Держа оружие у бедра, она прикрыла глаза свободной рукой. С зубцов сорвались три линии белого пламени, тяжелая каменная плита с грохотом рухнула наружу, взорвавшись дождем осколков.

На несколько мгновений мир превратился в ослепляющий свет, вопли боли и дым, наполненный запахом паленой плоти. Затем выжившие гоблины пришли в себя и атаковали. С полдюжины их влетели в комнату, размахивая грубым оружием из костей и рогов ротов, связанных вместе сухожилиями.

Младший брат Шакти шагнул вперед, выставив трезубец. Он насадил на него ближайшего гоблина, и швырнул его через плечо, как пучок соломы. Раненый с воем и визгом вылетел из окна. Раздался долгий, угасающий вой гоблина, летчщего к светящимся существам, поджидающим внизу. Дикие ухмылки искривили лица братьев, кинувшихся на гоблинов; трезубцы мелькали, собирая кровавый урожай.

Шакти отошла назад, позволяя мальчикам поразвлечься. Когда с первой волной было покончено, она ступила в разбитый дверной проем, встречая следующую. Высокая желтокожая самка показалась первой. Высоко держа костяной кинжал, гоблин кинулась на поджидавшую дроу. Шакти хладнокровно уклонилась от удара, и ткнула трезубцем, пробив поднятую руку.

По слову молодой жрицы, магическая молния зажглась на остриях, и ударила в тело гоблина. Первый же разряд превратил яростную гримасу раба в почти комичное выражение удивления. Волосы на ее голове стали и зашевелились как змеи медузы, тело содрогнулось в конвульсиях. Молния била вновь и вновь, и как бы не вопила гоблин, она не могла освободиться от трезубца Шакти. Другой гоблин схватил попавшую в ловушку руку самки – чтобы освободить ее, или чтобы завладеть ее оружием, неизвестно – и его тоже захватил поток убийственной энергии. Еще двое гоблинов, пытавшихся проскользнуть в комнату мимо вопящей пары тоже попались в жестокие магические сети.

Шакти удерживала трезубец и заклинание с отработанной легкостью. Несколько гоблинов все же проскочили сквозь барьер трещащей энергии и обожженной плоти. С ними мгновенно разобрались братья, отправившие и их в гости к подводным обитателям.

Наконец, гоблины перестали появляться. Шакти высвободила трезубец из обугленного тела первой жертвы. Цепочка гоблинов свалилась в дымящуюся кучу. Дроу прошла по их телам к двери, держа свое все еще светящееся оружие перед собой как копье.

Немногие гоблины – как же их мало! – оставались, прячась и медленно отступая прочь. Ярость полыхнула в сердце Шакти, разглядывавшей презираемого врага, и только с трудом она удержалась от нового удара. Гоблины были тощими и изможденными, выглядя не лучше чем скот. Практичная натура дроу признавала, что у рабов просто не было другого выхода кроме бунта. Но когда Шакти заговорила, словами ее управляла суровая необходимость, а не сочувствие.

«Совершенно очевидно», начала Шакти холодным размеренным тоном, «что рабов для ухода за стадом не хватает. А чего вы добились этой глупой атакой? Насколько тяжелее придется вам работать теперь, когда вы так глупо истощили свою численность? Но знайте: стадо прежде всего, и все вы сейчас же вернетесь к работе. Новые рабы будут приобретены, всем беременным женщинам будет предоставлена дополнительная пища и отдых; а пока, что вы будете соблюдать строгое расписание работ». Она со значением качнула трезубцем. «Идите».

Выжившие повернулись и побежали. Жрица повернулась к братьям. Их глаза возбужденно блестели после первой в их жизни битвы. Она знала, как заставить эти искры гореть еще ярче.

«Патруль солдат с Тир Бреч должен был остановить это маленькое восстание прежде, чем дошло до такого. Если кто-то из них еще жив, исправьте эту ошибку. Ты, Базхерд. Возьми мой трезубец, и возглавь охоту».

Молодой мужчина бросился вперед, принимая могучее магическое оружие. Отдавая его, Шакти улыбнулась. Любой удар по Академии радовал ее. В общем-то, против Тир Бреч она ничего не имела, и обычно считала, что академии делают благое дело тренируя воинов и магов. Но благородных женщин посылали в жреческую школу, и ненависть Шакти к своей доли была глубока и неумолима. О, она станет жрицей, таков был путь к власти в Мензоберранзане. Но если только появится другой путь, Шакти Ханзрин первой примет его.

В назначенный час все маги Мензоберранзана, достойные так называться укрылись по потайным уголкам, отвечая на необычное приглашение. Один за другим, каждый доставал сосуд с символом Дома Баэнре, ломал печать и наблюдал, как выплывающий туман сгущается в мерцающий портал. И, один за другим, маги дроу входили в эти магические двери. Все появлялись в одном и том же большом, богато убранном зале, возможно где-то в Мензоберранзане, возможно на каком-то удаленном плане. Наверняка маги знали лишь, что это зал для аудиенций Громфа Баэнре, и у них не было особого выбора, кроме как прийти. Даже Дом Ксорларрин, знаменитый мощью своих волшебников, присутствовал здесь в полной силе. Семь магов Ксорларрин преподавали в Сорцере, школе магии и все семь неуютно ерзали на предоставленных им роскошных креслах.

Ожидая архимага города, волшебники разглядывали своих коллег с настороженным интересом. Некоторые не видели друг друга с поры обучения в Сорцере, поскольку маги берегли свои секреты служа власти и престижу своих домов. Статус это все, даже среди городских магов. Блестящие знаки домов присутствовали в большом количестве, а те, чье происхождение не давало им права на подобную демонстрацию, удовлетворялись зачарованными драгоценностями. Сотни камней сверкали в тусклом свете зала, их цвета отражались в черных складках плащей пивафви, которые носили все. Некоторых магов сопровождали приживалы: гигантские пауки, летучие мыши, измененные магией животные, даже импы и прочие существа Бездны. Большая комната быстро заполнялась, но тишина казалось становится все глубже с каждым магом вступившим в зал.

Когда было занято последнее кресло, Громф Баэнре выступил из пустоты в центр зала. Как обычно, на нем был великолепный плащ архимага, пивафви со множеством карманов, по слухам содержащий больше магических вещей и оружия, чем большинство магов дроу видели за всю жизнь. Два магических жезла открыто висели на поясе, и никто не сомневался, что куда больше их было спрятано. Однако самым могущественным оружием Громфа были его прекрасные ухоженные ладони – столь гибкие в плетении смертоносных заклятий – и гениальный разум, вознесший его на вершины могущества… и обрекший его на жизнь полную неудовлетворенности. Во многих других культурах подобный ему стал бы королем. Из всех магов Мензоберранзана, только у Громфа была власть созвать подобное сборище.

«Для магов города необычно собираться вместе», начал Громф, произнеся вслух мысли всех присутствовавших. «Каждый из нас служит интересам собственного дома и мудрости матроны-матери. Так и должно быть», добавил он решительно. Архимаг сделал паузу, и поднял бровь, возможно чтобы разбавить свое утверждение иронией.

«И все же, подобные альянсы существуют. Город Шшамат управляется коалицией магов. И мы в Мензоберранзане наверняка могли бы сделать подобное, если будет нужда».

Шепотки, от восхищения до ужаса, наполнили зал. Громф поднял ладонь, простой жест, требовавший молчания – и ему подчинились немедленно.

«Если будет нужда», повторил он жестко. «Правящий Совет смотрит за проблемами города. Наше дело ожидать, и наблюдать».

Вновь он сделал паузу, и все присутствующие услышали невысказанное дополнение. Правящий Совет – матроны-матери восьми сильнейших домов – стал почти воспоминанием. Матроны Баэнре, самой могущественной дроу в городе, больше не было. Триэль, старшая из живущих ее дочерей, примет бразды правления Домом Баэнре, но она молода, и почти наверняка встретится с трудностями. Недавно, третий дом был полностью уничтожен существами Бездны, но до того его госпожа-предательница убила матрону и наследницу четвертого дома. Ауро'пол Дирр, матрона пятого дома, погибла на войне. Поскольку упорядоченное наследование было редкостью, все эти дома будет раздирать внутренняя борьба, пока наконец новые матроны не захватят власть. А потом им придется бороться с врагами со всех сторон. Редко в долгой истории Мензоберранзана так много мест в Совете пустовали одновременно, и как минимум дюжина домов могли кинуться в войну, пытаясь увеличить свой статус. Короче говоря, борьба за восстановление Правящего Совета могла растянуться на годы, годы, которых не было у слабеющего города.

«Вы знаете проблемы стоящие перед Мензоберранзаном не хуже меня», спокойно продолжил Громф. «Если город впадет в анархию, мы, маги, можем стать лучшим шансом на его выживание. Мы должны быть готовыми к тому, чтобы принять власть».

Или взять ее.

Эти слова также не были произнесены, но каждый из дроу в зале услышал их, и хорошенько запомнил.

Глава 2. Дочери Баэнре

«Баэнре мертва. Правь долго, Матрона Триэль».

Слова эти произнесены были за день много раз, с разной степенью искренности, пока один за другим благородные, солдаты и простолюдины Дома Баэнре проходили у грозного черного трона – разумного творения, чьи глубины наполняли души жертв Баэнре – дабы принести клятву верности своей новой матроне.

Триэль Баэнре сама по себе не слишком впечатляла. Заметно ниже пяти футов, с худым, почти детским телом. По стандартам дроу, не особо привлекательна. Белые расчесанные волосы, длинные и тонкие, обрамляли ее маленькую голову как короной. Одета она была просто: кольчуга, накинутая на простую черную робу жрицы. Но Триэль и не нуждалась в обычных для властных персон одеяниях. Она была одной из жриц высочайшего ранга в городе, и богиня благоволила к ней. Молодая матрона излучала власть и уверенность, приветствуя каждого из своих подданных королевским кивком.

На самом деле Триэль чувствовала себя далеко не так уверенно в своей новой роли, как хотела показать это. Сидя на троне своей матери, она ощущала себя играющим во взрослую жизнь ребенком. Кровь Лолт, выругалась она тихо, ее ноги даже не достают до пола! Маленькое унижение, возможно, но для напряженного разума Триэль ее болтающиеся ноги казались предвестьем, знаком того, что задача стоящая перед ней для нее непосильна.

Триэль знала, что по любым известным ей меркам она должна быть в экстазе от случившегося. Она стала матроной-матерью первого дома Мензоберранзана. Вкус власти был хорошо знаком Триэль – как матрона-госпожа жреческой школы Арах-Тинилит, она занимала весьма серьезное положение – но она никогда особо не стремилась занять трон свой матери. Бывшая матрона правила столько столетий, что казалась вечной. Даже имя ее затерялось в истории. Для поколений дроу мать Триэль была Баэнре – она была олицетворением Мензоберранзана. Потому каждое повторение «Баэнре мертва» отражалось в мыслях Триэль как обещание надвигающейся гибели, пока она не почувствовала, что сейчас закричит или сойдет с ума.

Но вот церемония завершилась, и Триэль осталась в одиночестве размышлять над задачей восстановления пошатнувшегося могущества дома. Тяжкий труд. Сила дома лежала в его жрицах, а слишком многие погибли в войне, развязанной ее матерью. Многие из дочерей бывшей матроны – и их дочерей, в свою очередь – ушли дабы создать собственные дома. Теоретически, эти малые дома были союзниками Дома Баэнре, но основным их интересом было плетение собственной паутины могущества и интриг.

В дополнение к недостатку жриц, дом остался без мастера оружия. Брат Триэль, Бергинион, пропал на войне. Как лидер наездников на ящерах он возглавлял атаку против живших на поверхности союзников Митрилового Зала, и не вернулся домой. Многие дроу погибли в ужасе и сумятице наступившего рассвета, и вполне вероятно мастер оружия Баэнре был среди них. Триэль подозревала иное. Она частенько ощущала, что инстинкт самосохранения у него был значительно сильнее верности дому. Как бы там ни было, Бергинион для нее был потерян. При всей своей молодости – едва шестьдесят лет – он был сильным бойцом, и заменить его будет не легко. Спаси Лолт, подумала Триэль с отвращением, возможно ей даже придется взять патрона, чтобы найти подходящего мужчину на пост мастера оружия!

Однако самым неотложным для Триэль было найти ту, кто заменит ее в Арах-Тинилит. Обычно, эта позиция отходила к жрице самого высокого ранга в Доме Баэнре. После Триэль это будет Мерит, простолюдинка принятая в клан Баэнре много лет назад, когда стали проявляться ее немалые силы жрицы. Мерит мечтала о титуле матроны-госпожи, но это было абсолютно исключено. Она стала бы потенциальным позором Дома Баэнре. Бывшая дочь чистильщика улиц не понимала тонкостей протокола, или запутанных паутин и нитей интриги. Она была также чересчур жестока. В ситуации, требовавшей кинжала, Мерит была боевым топором дварфов. Триэль ожидала, что приемная сестра день ото дня подхватит какую-нибудь редкую и смертоносную болезнь.

Оставалась Сос'Ампту, хранительница храма Баэнре. Сос'Ампту была благородного рождения, в фаворе Лолт и ее жреческий статус весьма высок. Таким образом, поразмыслив, Триэль послала за младшей сестрой, и предложила ей Арах-Тинилит.

Сос'Ампту это предложение отнюдь не пришлось по вкусу, напротив, мысль о том, чтобы оставить храм Баэнре вызывала у нее ужас. Триэль убеждала, просила, угрожала, но в конце концов поняла, что по крайней мере на время ей придется совмещать оба поста. Младшая сестра восприняла это решение с облегченным вздохом, и покосилась на дверь, которая вела назад в ее возлюбленный храм.

«Нет, останься со мной пока», устало приказала Триэль. «Нам надо обсудить еще кое-что. Дом Баэнре отчаянно нуждается в новых жрицах, особенно благородного происхождения. Ты знаешь, у меня нет дочерей, и едва ли будут. Так что я должна полагаться на сестер и их детей в восстановлении нашей силы. Ты ведешь записи о рождениях; что можно сказать о наших перспективах? Есть какие-нибудь исключительные таланты среди молодых женщин?»

Хранительница храма прочистила горло. «Пожалуй, самой одаренной из всех будет Лириэль. Дочь Громфа.» напомнила она, поскольку Триэль не сразу сообразила о ком идет речь.

Память подсказала ей, и глаза Триэль изумленно расширились при мысли о открывающихся возможностях. Избалованная и своенравная дочь Громфа, высшая жрица Лолт. Как экстравагантно… как восхитительно!

Насколько могла вспомнить Триэль, Громф взял дочь себе примерно четыре десятилетия назад, и по необъяснимым причинам объявил ее своей. Лириэль носила имя дома своего отца, что было почти уникально в матриархальном обществе. Мать, бестолковая красотка из какого-то малого дома, пропала, и многие годы с тех пор о ребенке было почти ничего не слышно, кроме осуждающих слухов, что Громф позволил девочке резвиться как та пожелает. Повзрослев, Лириэль нашла свою нишу в безумной общественной жизни определенного круга богачей. До Триэль доходили слухи о ее выходках, заслуживших ей дурную славу и восхищение почти в равных пропорциях. Хотя ее считали упрямой и своенравной, так же отмечали мощь ее разума и магии. Где же лучше использовать подобные таланты, как не на службе Лолт?

Триэль зло ухмыльнулась. Ух, как это разъярит Громфа! Законы и обычаи диктовали молодым женщинам благородных родов поступать на жреческое обучение с наступлением зрелости или в двадцать пять лет, что произойдет раньше. Однако Громф не потребовал этого от дочери – возможно, даже запретил! Архимага едва ли можно было назвать ревностным слугой Лолт, и Триэль замечала следы его ненависти к владычицам-жрицам. И все же, если Матрона Триэль прикажет, у Громфа не останется иного выбора, как только послать дочь в Арах-Тинилит.

И Лириэль Баэнре, в качестве высшей жрицы Лолт, станет не только яркой драгоценностью в короне Дома Баэнре, но и напоминанием амбициям Громфа о том, кто действительно правит Мензоберранзаном.

Триэль повернулась к сестре. «Ну, Сос'Ампту», лукаво сказала она, «ты меня удивила! Я не думала, что ты способна на подобную тонкость».

Сос'Ампту вздрогнула и промолчала, поскольку тяжкий опыт научил ее не доверять комплиментам. И в самом деле, Триэль уже с угрозой посмотрела на нее.

«Похоже» продолжила новая матрона, «хранительница храмов обладает талантами, далеко выходящими за рамки ее обязанностей и влияния. Смотри, чтобы твои амбиции не сделали того же!»

Сос'Ампту склонилась в глубоком поклоне. «Я желаю лишь служить Лолт, и моей сестре, матроне-матери», с жаром сказала она.

Каким бы невероятным это не казалось, Триэль чувствовала, что младшая дочь Баэнре говорит правду. Матрона не была уверена, как ей относится к необычному недостатку амбиций Сос'Ампту, с облегчением или презрительно, но она улыбнулась сестре, и приказала подняться. «Твоя верность делает тебе честь», сказала она сухо, «и идея твоя разумна. Прикажи найти девчонку и сейчас же привести ее сюда».

«Хочешь ли ты, чтобы Громф присутствовал при твоем разговоре с его дочерью?»

Тепло залило лицо Триэль, засверкавшее сердито-рубиновым цветом. «Мне не нужно благословение брата, в этом деле, или в любом другом», рявкнула она.

«Конечно нет, Матрона Триэль», поторопилась с ответом Сос'Ампту, вновь делая почтительный поклон. «Я лишь подумала, что тебе, возможно, приятно будет понаблюдать за ним в этот момент?»

Опасная искра в глазах Триэль превратилась в теплое дружеское сияние. «Дражайшая сестричка, ради блага Дома Баэнре, тебе стоило бы выбираться из своего храма почаще!»

Тем временем, далеко от тронного зала Дома Баэнре, дочь Громфа легкой походкой шла по тоннелям Подземья. Глаза ее, пронизывавшие окружавшую тьму, блестели огненно-красным, и изредка ветерок трепал пышные белые волосы, спадавшие на плечи. Она была одета для путешествий, в башмаках и штанах из тонкой прочной кожи, шелковую рубашку и тонкой работы кольчугу. Трехфутовое копье с зазубренным наконечником она несла на плече, а в свободной руке держала небольшое боло, на ходу кружа его сложными узорами.

За ней, держась в отдалении от ее оружия, брела еще пара молодых дроу. Женщина носила знак Дома Шобалар, меньшего клана, известного наличием в их рядах редких у дроу женщин-магов. Другой был весьма красивым юношей, хорошо одетым, но волосы «хвостом» выдавали в нем простолюдина. Оба дроу несли копья такие же как у Лириэль, и осторожно поглядывали друг на друга маневрируя сквозь поле небольших, острых сталагмитов, клыками пробивавших каменный пол.

Туннель был узок, едва хватило бы места для трех или четырех дроу в ряд. Бесчисленные века назад вода прорезала серию борозд в каменных стенах, оставив за собой длинные, узкие каменные выступы по сторонам тоннеля. Проход напоминал грудную клетку гигантского зверя, и спутников Лириэль это немало нервировало. Они крепко держались за оружие, и безмолвно проклинали импульс, заставивший их покинуть относительную безопасность Мензоберранзана. Подземье было непредсказуемо, полно опасностей. Немногие отправлялись сюда без защиты оружия или могучей магии. Но когда Лириэль Баэнре прислала приглашение, как могли они отказаться?

Лириэль была без сомнений самой популярной девушкой в их кругу, среди группы богатых молодых дроу, как благородных, так и простого рождения, искавших удовольствий и развлечений с типичной для дроу энергичностью. Младше большинства – она не справила еще и сороковой день рождения, так что находилась примерно в середине долгого периода взросления – и свежесть ее красоты была как у человеческой девушки не достигшей еще и семнадцатилетия. Так же ей принадлежало богатство и положение благородной Дома Баэнре. Но у многих молодых дроу было богатство, статус и красота. Лириэль выделялась искренностью смеха и жаждой жизни, редкой в угрюмом Мензоберранзане. Вкусы ее были признаны весьма эксцентричными, приключения и изучения магии она предпочитала интригам. И все же немногие могли противиться ее лукавому очарованию. Многие среди молодежи мечтали разделить с ней приключения. Те, кто выжил, могли рассчитывать на увеличение статуса в глазах общества, как и на несколько хороших историй, которыми можно будет похвастаться на вечеринках.

Даже столь приятные перспективы не помогали спутникам Лириэль преодолеть нараставшее беспокойство. Абсолютная темнота в тоннеле им совершенно не мешала, но полная тишина тревожила их. В Мензоберранзане, шум города растворялся в постоянный приглушенный шепот, изредка приправленный воплем. Здесь их тихие шаги отдавались в ушах гулким эхом, как камни падающие в глубокий колодец. Лириэль, конечно, издавала не больше звука чем тень, благодаря зачарованной обуви и двум дюжинам лет опыта в подобных экспедициях. Поступь ее была легка и стремительна, глаза устремлены на предстоящее приключение.

Однако об ощущениях своих спутников Лириэль отлично знала. Битнара Шобалар ей была хорошо известна; они с детства обучались вместе. Громф очевидно устал от дочери очень скоро после того, как принял ее, и отослал Лириэль в Дом Шобалар для обучения волшебницами этого клана. Детское соперничество между Лириэль и Битнарой продолжалось и все дальнейшие годы. Лириэль учитывала этот факт, и на самом деле даже приветствовала. Это заставляло их обоих напрягать все силы, и добавляло остроты в их дружбу. Несмотря на общую заинтересованность в магии, больше никакого сходства между ними не было. Битнара не разделяла любовь Лириэль к приключениям, и ее чувство юмора. Волшебница могла временами держаться отчужденно, – а все остальное время быть такой скучной – но Лириэль давно привыкла к границам их отношений.