Текст книги "Полотно темных душ"

Автор книги: Элейн Бергстром

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

– И вот теперь остались легенды – одна из них гласит, что в нашей земле всегда мир и покой потому, что Полотно хранится поблизости. Мало кто по-настоящему верит в это, но я знаю, что это именно так.

Он понизил голос до шепота:

– Я был в крепости, где хранится Полотно. Я знаю Стражей и всю важность их дела. Если твой муж украл Полотно, он должен вернуть его как можно скорее. У него очень мало времени.

– Из-за проклятия, о котором говорила эта женщина? Он покачал головой:

– Маэв хотела просто попугать тебя, чтобы ты рассказала, что знаешь. Она любит силу. – Он помолчал, потом зашептал снова: – Из-за своей красоты Полотно сильнее всего привлекает и множит зло. У него есть и другая, еще более ужасная власть. Его необходимо вернуть в часовню, прежде чем на землю упадет свет полной луны – не позже завтрашней ночи.

Я не хотела верить Ивару, но мне пришлось это сделать. Вар никогда не пил слишком много, он никогда бы не пошел на кражу или что-нибудь похуже из-за богатства. Он был жесток, но никогда не убивал из-за денег – пока мы не встретили это проклятое Полотно.

Значит, теперь Полотно действует через Вара. Это оно привело нас сюда, чтобы выпустить на свободу свое зло.

* * *

На следующее утро, когда я уже оделась, отчаянный вопль пронзил еще сонную тишину городка. Я отперла ставни, распахнула окно. Крики доносились из дома неподалеку – у окна, от ставней которого остались лишь щепки, стоя на коленях, билась в истерике женщина. Руки ее сжимали окровавленный кусок ткани.

Я спустилась по лестнице. Вара нигде не было видно, а внизу рядом сидели Андор и Ивар и разговаривали об убийстве.

– Это уже третий ребенок за этот месяц, – горько ответил Ивар, когда я спросила, что случилось. – Пора мужчинам вновь отправляться на охоту.

Он встал из-за стола и направился к двери.

И Доминик называл этот городок счастливым местом! Каким же должно быть место печальное?!

– Мне надо забрать кое-что из кладовки, – сказала я Андору.

Проводив Ивара взглядом, он снял ключ с кольца, отдал мне.

– Дверь снаружи – вниз по лестнице.

Из-за ночного тумана дверь кладовой разбухла и застряла в косяке. Мне пришлось ударить по ней с грохотом, который услышал, пожалуй, весь городок. Хотя я ожидала, что вот-вот появится Ивар или Маэв и заберет Полотно, пока никто не спускался по лестнице.

Я стояла на пороге, вглядываясь в темную сырую комнату. – оттуда резко пахнуло затхлостью. Я вдруг ощутила тот же голод, тот же прилив эмоций, что и в часовне. – еще до того, как зажгла свечу и принялась искать, я знала – Полотно здесь. Я перешагивала через разбитые горшки и котлы – мои ноги сами понесли меня к ящику, который был спрятан под кучей серебряных кинжалов Вара. Я открыла ящик. Полотно было там.

Почему Вар украл его? Мы были чужими в этой земле. За кражу нас могли приговорить к смерти или чему-нибудь похуже. Вытянув сверкающую ткань и положив ее на колени, я подумала, как, оказывается, плохо знаю мужа, как ошибалась в нем. Он не любил меня. Я – полезная вещь, как его кинжалы или как это сокровище в моих руках. Слезы закапали на складки ткани, я смахивала их, и казалось, полотно утешает меня, говорит, что хочет принадлежать мне, что готово сделать все, чего я ни пожелаю. Я знала, что у него есть сила – сила, которая защитит меня, направит меня, куда бы я ни попала. Мне внезапно захотелось накинуть ткань на плечи, закутаться в нее и победно уйти в ней из города, прочь от Вара, прочь от прежней жизни.

Такая уверенность была приятна – да. Но все стремились завладеть этим Полотном, оно манило всех. Вар готов убить за него. Если я захочу сохранить его – и сохранить свою жизнь, – мне придется рисковать. Нельзя показывать Полотно всем. Нужно быть хитрее, подумала я, нужно спрятать его под плащом, пока я не окажусь достаточно далеко от Вара и его ярости. Я заворачивала Полотно в кусок льна, когда услышала шаги за дверью. Я вскочила и ахнула, увидев, кто стоит на пороге.

В солнечном свете я разглядела Ивара и одного из монахов. Монах вошел в захламленную кладовую, его серая фигура заполнила весь дверной проем. Он двинулся ко мне, а Ивар отошел от двери, привлеченный каким-то шумом наверху. Монах вытянул руку и властно произнес:

– Дай мне Полотно.

– Оно – мое, – сказала я и, плотно прижимая ткань к груди, отступила назад. Монах приблизился еще на шаг.

– Ты не понимаешь того зла, что заключает в себе вещь, которую ты взяла, – продолжал он, говоря как любящий терпеливый отец с капризным ребенком. – Оно должно вернуться в часовню до заката, иначе его сила уничтожит тебя.

Я двинулась вправо – он за мной. Я отпрыгнула влево, но он снова оказался между мной и дверью. Он был так стар, что я могла просто повалить его, но даже в том помешательстве, что овладело мной, я не хотела причинять вреда старику. Я метнулась в одну сторону, резко кинулась в другую.

Как старик мог двигаться столь быстро? Как его руки могли оставаться столь сильны? Его пальцы впились мне в талию. Я чувствовала, что Полотно падает из рук, пыталась удержать его. Внезапно раздался глухой звук удара, и старик, выпустив меня, рухнул на пол. Я чуть не упала, ткнулась лицом в скомканное Полотно, которое продолжала сжимать пальцами. Густой аромат ткани обдал меня, Полотно источало одурманивающий запах фимиама. Я с усилием поднялась на колени, подняла глаза.

Надо мной возвышался Вар, у его ног растянулся мертвый монах. Может быть, старик и не хотел причинять мне зла, но Вар не задумывался.

Отчаяние. Все мои прекрасные планы рухнули. Теперь я не смогу скрыться от Вара. Никогда.

Если только. Если только…

Эти слова сами по себе возникли в голове, настойчивые, как аромат Полотна, – оно подсказывало, что мне нужно сделать. Теперь, когда я пишу эти строки, я понимаю, что сама не смогла бы додуматься до этого. Опираясь неверной рукой на один из ящиков, чтобы подняться, я вдруг наткнулась на ручку тяжелой чугунной сковороды. Я спрятала ее за спиной. – Вар угрожающе надвигался на меня.

– Лейт, любовь моя, послушай. Посмотри на Полотно, которое у тебя в руках. Оно принесет удачу. Продав его, мы добьемся всего, за что боролись вместе столько лет.

Вар знал цену вещам. – я помнила, что его рассудительность была одной из причин, почему я вышла за него. И все же, взглянув вновь на чудесную ткань, я чувствовала, что не могу позволить продать это сокровище. Я даже не могла допустить, что мне придется расстаться с ним, несмотря на его волнующую роскошь или из-за нее. Мое смятение, должно быть, было столь очевидно, что он опустился передо мной на колени.

– Отдай его мне. Ты не сможешь сохранить его.

Его руки медленно опустились на Полотно. Когда пальцы дотронулись до ткани – этого сокровища, которое я считала только своим, воспоминания многих лет, прожитых с мужем, которые я старательно до этого отгоняла, пыталась забыть, вновь ожили, приведя меня в ярость, придав такую силу, о которой я и не подозревала. Взмахнув тяжелой сковородой, я с размаху опустила ее ему на голову. Он упал. Я ударила еще раз и еще. Потом, отшвырнув сковородку, я принялась колотить его кулаками, пока совершенно не выдохлась. Он был ранен, но все еще жив. Когда я взглянула ему в лицо, его веки дрогнули, он приоткрыл глаза.

Он будет преследовать меня, если я не убью его.

Я вытащила из корзины позади один из серебряных кинжалов. И только тут осознала, что руки мои в крови, что это мой муж распростерся у моих ног, а рядом с ним лежит тело мертвого монаха. Я никогда не была способна убить человека, но теперь мои горячие окровавленные руки были готовы вонзать кинжал в мужа и беспомощного монаха.

С воплем отчаяния и ужаса я подхватила Полотно, не выпуская ножа, и ринулась к открытой двери. Как только я оказалась у выхода, снаружи появился Ивар – он опирался о косяк, из плеча торчал один из кинжалов Вара.

– Подожди! Выслушай меня! – умоляюще, но громко воскликнул он.

Я со злобой смотрела на него. Я убью его, если он вынудит меня на это. Вар и монах больше не могли помешать мне – но этот человек осмеливается останавливать меня. Мой рассудок теперь был полностью во власти Полотна. Ничто и никто теперь не помешает мне обладать им.

Но Ивар не пытался звать на помощь. Наоборот, он зашел внутрь и прислонился к стене. Его лицо, посеревшее от боли, обратилось ко мне, и на нем было лишь участие и понимание.

– Если ты не вернешь Полотно в часовню, тогда унеси его из этой страны. Отправляйся в Гхенну, пока не взошла луна. Темные священники смогут справиться с этим злом.

– Я с радостью покину Тепест, – ответила я, и в голосе моем не было и следа сожаления, нож оставался холоден в крепкой руке.

– Маэв, – прошептал он.

Я подумала о женщине и той силе, что почувствовала в ней, и теперь внимательно слушала его слова.

– Она могла сказать… – Он осекся, заговорил о другом: – Уходи отсюда не по дороге. На другом берегу реки, у брода увидишь тропинку, уходящую на запад. Она ведет к подземным ходам, через которые можно покинуть Тепест. Правый ход приведет тебя в Гхенну, левый – в Марковию. Иди куда хочешь, но уходи.

– Убей его, – снова зашептало мне что-то. – Убей его, а то он будет преследовать тебя.

Этот беззвучный голос был ласковым, мелодичным и завораживающим. Хотя Ивар не причинил мне вреда и вряд ли мог преследовать в таком состоянии, я была готова подчиниться этому голосу. Но когда я уже занесла нож для последнего, смертельного удара, моя воля все же остановила поднятую руку. Не знаю, как долго я стояла с занесенным кинжалом, охваченная ужасом от того, что должна совершить несмотря ни на что. Знаю лишь, что мое оцепенение прервал глухой стон позади. Я обернулась и увидела, что Вар уже приподнялся на руках, встал на колени и теперь ищет опору, чтобы встать. Хотя лицо его было окровавлено и искажено болью, в глазах я видела злобу и удивление. Я невольно сделала шаг назад и на мгновение расслабила пальцы, сжимавшие Полотно. Прежде чем я успела повернуться и выбежать из кладовки, Полотно успело показать собственную ужасающую силу.

Раздуваемое непонятно откуда взявшимся внутренним ветром, оно вырвалось из моих рук и полетело по комнате. Я вцепилась в край ткани, но она расправилась и накрыла Вара. Когда Полотно упало на него, он выкрикнул мое имя, и его голос был непонятно глухим и печальным, как будто он звал меня, падая в бездонный колодец. Я слишком поздно смогла сдернуть Полотно. Под ним оказались старые доски, но Вар – муж, советчик, друг – исчез.

Наверное, я вскрикнула – не помню. Казалось, Полотно почувствовало мое внезапное отвращение к нему, и его тонкие складки взвились вверх, пытаясь теперь накрыть меня. Я с усилием тянула ткань к себе, цеплялась за нее, мяла, пока наконец в ладони не оказался маленький сверкающий комок. Уверенная, что Полотно попытается выскользнуть снова, я сняла свой кожаный пояс и плотно связала им складки Полотна в середине. И только тогда я впервые смогла трезво взглянуть на это похищенное сокровище.

Ужас последних минут совершило со мной проклятие этого Полотна. Это заклинание, колдовство лишило меня рассудка, когда я впервые увидела ткань в часовне.

Именно это и сказал Ивар. Полотно не только привлекало зло, оно усиливало малейшие проявления зла, превращая незначительный проступок в некое темное и роковое преступление. Оно использовало жадность Вара, сделав его вором. А я? Полотно воспользовалось горькими воспоминаниями о браке, чтобы сделать из меня убийцу! Я чувствовала, что Полотно излучает лживое успокаивающее тепло, прося развязать его, расправить, чтобы оно могло вернуть свою темную искушающую силу. Но теперь ему не удастся провести меня. Не на этот раз. Не имеет значения, какие мысли теперь станут приходить мне в голову, с этой минуты и до конца дня я должна помнить постоянно, что Полотно нужно возвратить в единственное надежное место – в часовню.

Я не сказала этого Ивару. Я не должна была этого говорить. Он заметил, как я изменилась в лице, ту решимость, с которой я завернула Полотно в кусок холста и взяла сверток подмышку. Спрятав серебряный клинок в бесценную ткань, я побежала.

Когда я переходила через реку, я почувствовала, что кто-то следит за мной. Я вглядывалась в тени деревьев, готовая в любой момент увидеть монаха в серых одеждах, который станет отнимать у меня Полотно.

Никто не появлялся. Полотно, казалось, печально вздыхало, наливалось в руках тяжестью, замедляло шаг. На другом берегу я увидела две тропинки, почти скрытые деревьями. Левая поворачивала и потом шла параллельно дороге.

Я поспешила по узкой тропке, которая оборвалась у широкого темного входа в пещеру. На камне у входа лежали два факела. Я достала огниво из кармана, зажгла один факел. Сжимая Полотно, я ступила в темное подземелье.

Глава 4

Тьма в пещере была кромешная, можно было двигаться вперед только при свете факела. Влажная земля и мрак сдавливали меня, гасили даже звуки моего прерывистого дыхания, но я торопилась вперед. Передо мной показались два хода. Я увидела, как в отблеске факела блеснули маленькие глазки – хищники молча наблюдали за мной из своих логовищ. Наверху шуршали летучие мыши, а ящерки пробегали по осклизлой, покрытой плесенью земле у самых моих ног.

Идя во мраке, я слышала нашептывания Полотна, передо мной возникали картины той жизни, о которой я всегда мечтала. Я видела замок, который мне когда-то снился. Я была леди, а человек с серебряными глазами – лордом, и каменная часовня увита виноградом, наливающимся на жарком летнем солнце.

– Прочь! – крикнула я этим полуснам и прибавила шагу.

Полотно теперь казалось легче. Быть может, сила его ослабла из-за того, что оно уже один раз проявило свою власть. Может быть, страх придавал мне силы – если бы я шла медленнее, факелы сгорели и я бы запуталась, потерялась в этих извилистых пещерах, обреченная на смерть от голода или жажды… или безумия.

Первый факел зашипел и начал гаснуть, я остановилась, торопливо зажгла второй. Когда я это делала, в тишине раздались далекие короткие шлепки, которые сначала показались мне звуками капель, падающих в какое-то глубокое подземное озеро. Но эти звуки двигались вместе со мной, преследуя, когда я пробиралась между резко сузившихся стен. Пещера становилась все ниже. Поднятый факел высвечивал сталактиты, летучие мыши поднимались в воздух, потревоженные огнем. Сотни их кружились вокруг, и мне приходилось держать факел перед собой, чтобы защитить лицо. Взмахи тысяч маленьких крыльев пытались погасить факел, мне пришлось остановиться, пригнув голову, а твари продолжали виться вокруг. Где-то вдалеке я услышала пронзительный вопль, а затем клацанье клыков и громкий хруст разгрызаемых костей.

Я перехватила факел и вытащила нож. Его вес и блеск серебряного лезвия придали мне уверенности, я зашагала дальше, неся факел перед собой, пока свод пещеры не стал выше и рой летучих мышей почти рассеялся.

Факел зашипел, ярко вспыхнул и тут же стал гаснуть. Ход был извилистым. Понимая, что может произойти, если пламя погаснет во мраке этих пещер, я побежала. Неловко пробираясь между сталагмитами и камнями, возникавшими на пути, я не отрываясь смотрела на огонь. Наконец факел вспыхнул в последний раз и погас. Упав на колени, я положила на землю кинжал и сверток, попыталась снова зажечь факел. Сыпались искры – голубые и бледные в бесконечном мраке, но факел больше не загорался. Снова и снова я в отчаянии высекала искры, но все было впустую.

Мне оставалось только сесть на землю в этой кромешной тьме – ужас овладел мной.

Глаза постепенно привыкли к темноте – и вдруг впереди я различила слабый свет.

Перевалившись на колени, я поползла вперед на четвереньках. Было похоже, что это солнечный луч пробивается сверху через толщу каменного лабиринта. Встав, я пошла вперед все увереннее, приблизилась к той стене пещеры, откуда струился свет, вошла в широкий коридор. Примерно через полмили свет стал ярче, и вот я уже со всех ног кинулась по тропинке наверх, где был виден выход из подземного лабиринта.

Выйдя наконец из пещеры, я прямо над собой увидела крепостную стену – в лучах заходящего солнца темные камни казались кроваво-красными. Полная луна может взойти в любую минуту. Я отыскала узкую тропинку, вившуюся по горе наверх, к крепости. Выглядела эта каменистая дорожка очень неприветливо. Но широкая дорога в крепость должна была быть далеко на западе, а у меня не было ни времени, ни сил искать ее.

Я почти дошла до первого поворота тропы, когда услышала позади сначала шорох, а потом глухое рычание. Я медленно обернулась, прижавшись спиной к скале, и в первый раз на свету увидела того, кто шел за мной через пещеры.

Это был черный волк – гораздо крупнее тех, чьи шкуры украшали стойку в «Ноктюрне». Он подкрадывался ко мне, открыв пасть, обнажив клыки, из ноздрей его вырывались облачка пара. У меня не было иной защиты, кроме каменной стены, я плотнее вжалась в нее, шире расставила ноги и подняла нож. Зверь почти по-человечьи оценивающе взглянул на лезвие, потом перевел взгляд на мою левую руку. Я чувствовала, как ожило Полотно от встречи с опасностью – или шансом вырваться. Я бросила его под ноги, ближе к скале, и постаралась забыть о нем и о бешеном стуке собственного сердца тоже. Прикрываясь левой рукой, выставив зажатый в правой кинжал, я ждала нападения.

Я была готова к прыжку волка. Хотя я вскрикнула от боли, когда его зубы сомкнулись вокруг вытянутого запястья, мне удалось глубоко воткнуть серебряный нож зверю в плечо. Волк конвульсивно задергался, когда я резанула вверх, как учил Вар. Нож прошел через мышцы зверя гораздо легче, чем я ожидала. Хватка волчьей пасти ослабла, он взвыл в агонии, когда я, крутанув лезвие, вонзила его еще глубже в шею животного. Волк отпустил меня и на трех лапах отступил назад. Первый раунд прошел удачно – начало оказалось гораздо лучше, чем я могла ожидать. Меня охватило возбуждение.

По-прежнему выставляя вперед теперь уже окровавленную руку, на этот раз я уже не показывала нож, подначивая зверя:

– Давай! – крикнула я. – И покончим с этим!

Губа животного поджалась, открыв огромные, страшные, острые как бритва клыки, но я не дрогнула. На этот раз нужно вонзить кинжал пониже – в брюхо.

– Еще один удар – и все, – сказала я.

Если бы я знала истинную природу этого чудовища, я бы поняла, почему оно смотрело на серебряный клинок с почти человеческим удивлением.

Я не могла мешкать. Позабыв обо всем, я бросилась вперед, кинжал скользнул по ребру зверя. Волк взвыл от боли, покатился от меня вниз… и, не удержавшись, сорвался со скалы вниз.

Я не стала смотреть, куда упал волк, жив ли он. Я не могла задерживаться из-за этой своей жуткой победы – первой в жизни. Я даже не стала осматривать свою рану, хотя и чувствовала, как теплая кровь стекает по ладони и по пальцам, капает на землю. Времени не оставалось. Тропинка к часовне была крутой, трудной, солнце уже почти зашло, а мне еще предстоял долгий путь.

Я почти не помню, как карабкалась наверх, оставляя позади сверкающие капли на камнях. Я поднималась все выше и выше, тяжесть Полотна перетекала с одного края свертка на другой. Я с ужасом поняла, что Полотно пытается столкнуть меня, старается, чтобы я потеряла равновесие. В следующее мгновение ему это удалось – почти. Я качнулась к краю обрыва, но успела повернуться и упала на камни так, что над пропастью оказались лишь голова и плечо. Теперь я уже боялась нести Полотно в руках и закрепила сверток на спине.

Впереди над крепостью поднимался дымок, как будто над землей горел огонь – может быть, монахи жгли костер. Когда я прошла через открытые ворота, облако дыма задрожало, сверкающие складки принялись отчаянно биться в свертке. Я знала, что это не совпадение, – Полотно страшилось часовни, как узник страшится одиночной камеры.

Я дотянулась до свертка на спине, ухватилась за ткань, но тонкое Полотно выскользнуло из пальцев, вырвалось из сжатой ладони. Вырвавшаяся ткань взвилась передо мной. Со всех лиц, вытканных на Полотне, на меня смотрели глаза, полные ненависти, и выражения этих злобных лиц испугали меня больше, чем что-либо раньше виденное в этой жизни. Я вскрикнула. Стала истово молиться всем полузабытым богам, которых могла вспомнить, как будто они в силах помочь мне, как будто могут удержать это зло. И меня услышали. Сквозь сгустившийся дым и трепещущие складки ткани я увидела приближающихся, спешащих ко мне монахов. Они не сводили глаз с Полотна, нараспев громко повторяли одни и те же странные слова. Молебен из одной строки.

Их молитва возымела силу, и сила эта заставила извивающееся Полотно подняться над землей. Пойманная движущимися складками ткани, я стала подниматься вместе с ней. Скользя через двор, Полотно пронесло меня в открытые двери часовни и дальше – к алтарю, к горящим свечам. Я выдохнула, надеясь, что мои мучения сейчас закончатся. Они только начинались. Когда я освободилась от ткани, то увидела, что узор начал двигаться, почти как сама ткань, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Один из монахов, стоявший снаружи перед дверью, протягивал мне руку. Хотя я пыталась ухватиться за нее, пляшущие узоры Полотна вышли из ткани и втянули меня обратно. С ужасом я увидела, как монах отскочил назад, и двери часовни тут же захлопнулись с грохотом. Я похолодела, услышав, как задвинулся снаружи тяжелый засов. И все это время монахи продолжали распевать свою литанию.

Как они могли так поступить? Как могли запереть меня наедине с этой страшной тканью?

Я взглянула на Полотно и увидела, чего больше всего боялись Стражи. Силуэты теперь обрели свою жизнь, один за другим отделялись от ткани, скользили прочь от нее, бились в запертую дверь, как сухие листья на зимнем ветру. Они медленно обретали плоть, которая принадлежала им до тех пор, пока их не пленило Полотно. Настоящие руки касались меня, щипали, дергали за одежду. Настоящие голоса яростным воплем вторили молебну, доносившемуся снаружи. Я завыла вместе с ними – сначала со страхом, а потом с ужасающей уверенностью, что это кара, которую я заслужила за страшный конец Вара.

Но нет! Вар был жив! Я увидела его среди прочих. Когда я открыла рот, чтобы выкрикнуть его имя, все звуки в часовне пропали. Человек с серебряными глазами, то самое прекрасное создание, что снилось мне, шагнул навстречу. Серебряные глаза и серебряные волосы. Его холодные губы накрыли мой рот. Его ледяные руки обняли меня. Хоровод душ закружился передо мной, их прикосновения были холодны как могила.

Я крикнула в тишину. Я вырывалась, но не могла высвободиться. В последовавшие часы я была совершенно бессильна, я могла лишь мечтать, что смогу выбраться отсюда.

Конец ночи оказался столь же внезапным, как и ее страшное начало, – души вновь бешено бились в окна и двери, в ярости пытались сломать запоры – и вдруг замерли, когда зашла луна. Тогда они обреченно легли вокруг меня, плоские и сухие, как осенние листья. Их глаза все еще двигались, пустые оболочки содрогались в последние секунды жизни и замерли, лишь когда двери распахнулись и лучи восходящего солнца упали на них.

Один из монахов выступил вперед, поднял Полотно, которое было теперь лишь блестящей тканью безо всякого узора. Он растянул его из угла в угол по стене часовни, и темные души сложились в новый узор, который останется на Полотне, пока новое полнолуние вновь не оживит его. Мое тело ныло от тысяч ударов и царапин, на мне не осталось живого места. Я лежала, не двигаясь, забыв обо всем, и ждала, что сейчас монахи возьмут Полотно и накроют им меня.

Но они не сделали этого. Монах закрепил Полотно на прежнем месте, затем завернул меня в свой плащ и помог выйти наружу, привел в комнату, где я уже спала с Варом две ночи, – целую жизнь тому назад.

* * *

Я отдыхала несколько дней, мало ела, просыпалась и вновь проваливалась в сон, почти не приносивший облегчения. Но все же я потихоньку начала поправляться. Когда я окрепла достаточно, чтобы понимать слова, в мою комнату пришел брат Доминик. Он держал меня за руку и произносил именно те слова, которых я так ждала и так боялась.

Когда мы с Варом попали сюда, в Ордене было семеро. Теперь осталось пятеро. Старый монах, на которого набросился Вар в Линде, умер. Гектора – которому муж перерезал горло ночью у костра – быстро нашли, и он все-таки выжил. Третий, который ждал меня у брода, был убит.

– Судя по ранам на его теле, мы решили, что на него напал тот самый волк, с которым тебе пришлось сражаться в этот же день, – сказал Доминик. Голос его был глух и полон скорби, но он все же ни словом не упрекнул меня. Я же сама проклинала себя и так ему и сказала.

– Ты была ослеплена силами, плененными тканью, и той страстью, что пробуждает Полотно в каждом, кто владеет им, – возразил Доминик. – Когда ты поняла темную суть этих сил, ты сделала все, чтобы исправиться. Если б ты оказалась не такой сильной и решительной, то зло, что высвободилось в часовне и которое ты сама увидела, выплеснулось бы в мир.

Смелой и решительной. Я никогда себя такой не считала. Я сделала лишь то, что считала необходимым.

– А когда-нибудь зло вырывалось? – спросила я. Он кивнул:

– Много лет назад, когда я еще не вошел в Орден, Полотну в открытую поклонялись в далекой-далекой стране. И вот в ночь полнолуния во время службы души, пойманные им, нашли силы и вырвались на свободу. В конце концов тому ордену, что служил Полотну, удалось остановить зло, но страшной ценой.

Он умолк. Я видела – ему больно продолжать, но не хотела, чтобы он прекращал свой рассказ. Через мгновение он вновь заговорил:

– И все же три самых молодых монаха нашего Ордена не могут продолжать служение. Почти все свитки, рукописи, на которых была записана история Полотна, сгорели. И лишь сама ткань не пострадала, ей ничто не принесло вреда.

– А можно сжечь Полотно? – спросила я. Доминик грустно усмехнулся:

– Ты думаешь, мы не пробовали?! Полотно нельзя уничтожить обычным огнем. Его невозможно разрезать, даже просто продырявить. Все заклинания, направленные против него, кажется, лишь усиливают его власть и обращаются против людей. Быть может, основатели нашего Ордена знали, как уничтожить его, но они давным-давно умерли, а те, кто остался, ничего не могут сделать. Похоже, нам под силу лишь сдерживать зло, но не уничтожить его. Теперь это будет гораздо труднее – нас ведь осталось так мало, а власть Полотна, похоже, становится все могущественнее.

Я кивнула. Оно даже сумело протянуть свою тень через миры, чтобы найти меня.

– И все же должен быть способ уничтожить его, – сказала я.

– На одном из уцелевших манускриптов начертано пророчество: «Придет день и любовь победит Полотно. Из других земель придет сила, которая уничтожит его. Любовь сокрушит Полотно». Мы не знаем, что в точности означают эти слова, но они дают нам надежду – быть может, грядущее не столь ужасно, как прошлое.

Я отвернулась от него, посмотрела через узкое окно спальни на сверкающее голубизной небо.

– Грядущее, – повторила я и подумала о своем будущем, ставшем вовсе неясным.

Я подумала, как самоотверженно выхаживали меня монахи, как они благодарили меня за то, что я вернула Полотно. Казалось невозможным, что эти же самые люди в ту первую ночь, что я оказалась здесь, могли хладнокровно обсуждать мое убийство. Я внимательно посмотрела ему в глаза и повторила слова Маттаса, сказанные в ту ночь:

– Лучше, если они умрут скорой смертью от нашей руки, тогда никто не узнает о нашем существовании.

– Ты не пила вина в ту ночь, верно? – спросил он. Я мотнула головой, и он продолжил: – Спящие в этих стенах засыпают так, как хотят силы Полотна. Вам дали тот же настой, что пил и я, когда не сторожил Полотно и не охранял стены крепости. Он вынуждает отступать самые страшные сны.

– Что же – утром вы бы просто отпустили Вара и меня? Он покачал головой:

– Мы сделали бы так, чтобы вы забыли об увиденном. – Он заметил, как я насторожилась, и поспешил объяснить: – Брат Лео занимался колдовством до того, как прийти к нам. Он хорошо знал это дело. То, что он сделал бы с вами, не причинило бы никакого вреда.

Я не была столь уверена в этом, но теперь это было уже не важно. Я нанесла им ущерб, причинила вред, и теперь есть лишь один способ исправить случившееся.

– Если это допускается, – произнесла я, – я хотела бы остаться в Ордене и разделить с вами эту ношу.

– До сих пор у женщин не бывало призвания к этому.

– И все же я хочу остаться, – твердо сказала я. Произнося эти слова, я ощутила, как верно они прозвучали, как спокойно вдруг стало на душе.

Доминик задумался.

– Может быть, у тебя есть призвание. Мы должны обдумать твою просьбу.

Он не согласился в открытую, но я поняла, что мне позволят остаться. Слишком мало Стражей осталось.

Как только зажила рука, я начала свою жизнь среди Стражей, наравне с ними охраняла часовню, чтобы никто не потревожил сон Полотна. Порой этими длинными ночами мне слышалось рычанье волка, клацанье клыков у стен крепости. Трактирщик сказал, что волков в этой стране очень мало. Может быть, этот – тот самый, которого я ранила.

Через месяц я стояла с остальными у дверей часовни, рискуя жизнью, чтобы удержать разбуженные души, не допустить их в этот и так печальный мир.

– Вернись во мрак, – распевали Стражи на незнакомом странном языке. И я пела вместе с ними, хотя уже чувствовала, что покой, обретенный, как мне казалось, в стенах крепости, на самом деле ненастоящий, что тьма ждет меня, неизбежная, как смерть.

Я была беременна. Это стало ясно лишь через несколько недель после моей поправки. Я старалась не думать, кто мог быть отцом этого ребенка, но все же надеялась, что это Вар. Мы столько лет мечтали о ребенке, и я хотела, чтобы частичка моего мужа осталась жить со мной. К тому же я подозревала, что была беременна еще до той страшной ночи в часовне. И все равно – я не была уверена ни в чем.

Особенно после того, как стало казаться, что ребенок, растущий во мне, медленно сводит меня с ума.

Все это началось достаточно невинно. Я переживала какие-то помрачения рассудка в те ночи, когда сторожила крепость. Сначала они длились несколько мгновений, так что я думала, что просто задремала на минуту. Я не говорила ничего остальным, считая, что это совсем не важно, – я ведь так хотела остаться среди них.

Однажды ночью я стояла у ворот крепости, смотрела на изломанные тени, которые скалы отбрасывали на дорогу, – и вдруг меня охватило странное томление – оно становилось все сильнее и сильнее. Мне ужасно захотелось броситься в ночь, мчаться под этим темным облачным небом. Я вспомнила о чернокрыле, об опасных обрывистых скалах. Я думала о попавших в беду путниках, о маленьких рыжеволосых девочках с изящными колечками на пальчиках. Я пыталась справиться с непонятной страстью, – желание, независимо от моей воли, становилось все сильнее, непреодолимее.