Текст книги "Кровавый венец. Книга Первая. Проклятие (СИ)"
Автор книги: Элеонора Лазарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Глава 5
А в это время, в покачивающейся арбе с матерчатым верхом, лежала раненная Славка и тихо стонала от боли. Очнувшись, открыла глаза и вновь посмотрела на верх кибитки, что подпрыгивала на ухабах и колеях. Плечо болело сильно, тряпица, которой повязали сверху, заскорузла от крови и слегка пахло гноем.
– Что же мне делать? – Сверлила мысль в ее голове и ответа она не видела.
Застонав, привстала, придерживая левую руку, и присела, оглядывая в который раз арбу с одним возчиком, половцем, среднего возраста. Он сидел к ней спиной и обслуживал как мог: перевязывал, поил и кормил, водил опрастаться, но и следил за ней постоянно. Говорить с ним она не могла, так как языка не знала, так только отдельные фразы, которые помогали ей в пути. Сначала она была без сознания, потом пыталась узнать, где она и сколько уже прошло дней. Половец отвечал отрывисто, был немногословен, и ей удалось сопоставить и его фразы и ее наблюдательность. То, что она переодета и едет в повозке, а не плетется пешком, к тому же ее еще и лечат, говорило о том, что у нее какая-то привилегия. Только за что и почему, она не понимала пока и к тому же ее держали вдали от основной толпы рабов, где она могла бы получить информацию и новости. Приходилось всего добиваться самой, прислушиваясь и приглядываясь. Так она поняла, что захвачена в плен и принадлежит сейчас одному из главных старшин в войске орды, или как они тут говорили – кошевому.
– Почему? – Думала она. – Что-то известно обо мне? Видимо, для получения мзды от отца или от Владимира.
Это ее не успокаивало, хотелось бы узнать побольше, но пока имела то, что имела на данный момент. Поняла, из отдельных фраз сидевших у костров половцев, что их нашествие захлебнулось, что атака отбита, благодаря мужеству русских воинов и поддержки удельных князей. Орда откатывалась назад отдельными рукавами во главе со старшинами (кошевыми) и тянула за собой награбленное. Двигались медленно, так как обозы оттягивали и к тому же мешали делать короткие набеги по пути следования. Большие селения и крепости обходили стороной, не втягивались в бои с местным воинством, а на малые деревни нападали, грабили, захватывали в плен.
Уже более двух недель Славка ехала с одним из таких обозов, и не могла даже слезть самостоятельно, так как ноги и руки ее уже были связаны, после того, как она попыталась однажды сбежать ночью из лагеря, прихватив лошадь. Но была схвачена, еще когда садилась на нее. Конь, которого она облюбовала, принадлежал помощнику кошевого и был тому предан. Учуяв, что на него садится не хозяин, взбрыкнул и скинул девушку, как только та вскочила на него. Седла не было, одни удила и к тому же такая преданность – все вместе не дала возможности убежать. Сторожа, находившиеся недалеко, услышав ржание, кинулись и подняли Славку с земли.
– Не на того коня поставила. – Сожалела она, скрючившись от ударов сапог в бока, и закрывая руками лицо.
С тех самых пор ее связывали и при нужде, развязывали, чтобы та смогла поесть или сходить по надобности. Уже не доверяли и приставили еще одного воина, следить за кибиткой. Он ехал рядом и иногда лениво переговаривался с возчиком. Так Славка узнала, что ее везут в подарок старому хану Золотой Орды Узбеку, если тот заплатит за нее либо золотом, либо повышением в иерархии кошевому.
– А если нет? – Спрашивал у молодого словоохотливого воина старый половец.
– Тогда отойдет к старшему или отдаст кому еще. Она молодая и красивая. Может и работать и детей рожать. Сколько захочет хозяин. За такую дадут много.
Славка качала головой и горько вздыхала вспоминая отца, своих родных и Владимира, его сильные руки и горячие губы. Как пред глазами возникало его лицо, когда они виделись в последний раз.
– Ты выйдешь за меня? – Шептал он, склоняясь к ней, когда они, отдышавшись от любовных игр, лежали на сеновале отцовской конюшни.
– Выйду! – Улыбалась она и притягивала за шею своего избранника. – Скажи, што любишь?
– Люблю и очень! – Целовал ее Владимир, и его короткая мягкая бородка щекотала ей шею и грудь. – Ты одна для меня на свете, любимая и желанная.
– А ежели меня убьют или што еще хуже пленят, што будешь делать? – Выпытывала она, вглядываясь в затуманенные глаза парня.
– Сам умру без тобя! – Он целовал ее, и они смеялись вместе, обнимая друг друга.
Всё это припомнилось сейчас, когда она ехала на арбе связанная и обессиленная.
– Будет ли ждать? Или поверит, что умерла и тогда женится и будут у него детки. А я останусь только в памяти, да потом и она сотрется, если не смогу вновь сбежать. А отец? То-то ему будет печаль. Жалко.
Закончились лесные массивы русской земли и начались степи половцев. Было жарко, кругом, куда ни кинь взгляд, ровная ковыльная степь иногда с пустыми проплешинами голой потрескавшейся земли. Войско, что прошло здесь недавно, подняло такое количество пыли, что она ощущалась всеми, кто вел обозы и шел следом. Она чувствовалась на лице, попадала в рот, и першило горло. Духота не отступала даже ночью и многие пленные падали замертво или же умирали к утру. Половцы не убирали трупы, только сталкивали тех с дорог и шли дальше. Колодцы, что попадались по пути, были уже наполовину исчерпаны, но обозники поили коней в первую очередь и только потом пили сами и давали пленникам. Кормили скудно, совсем не ухаживали за раненными, даже своими: оставляли умирать или же добивали, если те просили их об этом. За ордой половцев оставались не только сожженные города и села, по дороге их отката назад, они оставляли мертвыми животных, не упокоенных рабов и собственных воинов. Тянущаяся за ними смерть оставляла свои метки.
Прошло еще две недели, и Славка была доставлена в главную ставку ордынцев. Их сгрузили на окраине поселения в глинобитном сарае. Там, она просидела вместе со всеми пленными еще три дня. Духота, стоны и матерщина сопровождали ее все эти дни. Ругались мужики, плакали дети и женщины, стонали больные. Кормежка раз в день, поили два раза и никакого лекаря, добавляли половцам еще и работы по упокоению умерших. Вскоре началась разборка всех рабов на отдельные группы для продажи на рынке: отдельно мужчин, молодых девушек и детей. Остальные были также пересортированы и дожидались своей участи в разных сараях. Тут еще более усилился плач разлученных детей с матерями, мужчин с семьями, девушек с любимыми.
Славку же определили в отдельную половину сакли вместе с молоденькими девушками не старше пятнадцати лет.
– Для гаремов, – сказала старшая половецкая женщина, ухаживающая за ними.
Она и еще двое с ней молчаливых девушек, помогли тем вымыться и переодеться в чистые обноски, кормили и давали много воды для пития и омовений тела.
– Вы должны понравиться хозяевам, – говорила женщина, сурово сдвинув брови.
Уже за время пути Славка начала немного понимать речь половцев и даже задавать вопросы. Так она узнала, что ее не будут выставлять на торги, как других девушек и что на нее есть другие замыслы. Как рассказала смотрящая, на нее есть заказ для самого хана Узбека, но пока еще не поступало распоряжений везти ее в Золотую Орду.
– Жди, и молись, чтобы туда попасть, – советовала ей суровая женщина. – Там тебя ждет сладкая жизнь полная красивых платьев, вкусной еды и ласки главного хана.
Славка сплевывала и отворачивалась, а женщина, глядя на ее хмурое лицо, качала головой и бормотала, что им молодым непонятна жизнь, но скоро все станет на свои места.
– И чего ты плюешься? – Увещевала она Славку. – Там рай для таких, как ты. Не хочешь, так тебя отдадут последнему ордынцу, а те не церемонятся, враз на рабский рынок выкинут или отдадут на потеху своим родственникам или друзьям. И такое бывает. И тогда твоя жизнь будет адом. Спаси Аллах! – она вскидывала голову и закрывала ладонями лицо.
Славка уходила и садилась под стену дома на корточки и затравленно осматривала весело гомонящих девушек. Она не понимала, чем они так радостны, ведь им грозит кабала, притом постельная. Но из разговорив некоторых из них, начала понимать, что после нищенской жизни в своей деревне, где им предстояло такое же существование, здесь они получали все, кроме свободы: пищу, кров, много красивых вещей и драгоценностей. А Главное, что не надо работать! Но что до постели с нелюбимым, то и там, в своих селениях, они также будут принуждены делить ее с тем, на кого укажут родные. Так в чем им разница? Зато здесь, в гаремах богатых ордынцев, они будут сыты и одеты не хуже княжон.
Славка понимала их и не понимала.
– Как можно, отдаваться нелюбимому, да еще и по принуждению? И мне такое придется? – Думала она и вздыхала, вспоминая руки и губы своего Владимира. – Какое счастье, что он был у нее и что ей не придется терпеть и плакать от первого соития. А может быть, не будет и вовсе? Все же отдаваться врагу, такого ни кому не пожелаешь. Как Бог даст. Он не оставит в беде. Знаю. – Сокрушалась девушка, вздыхала и замыкалась в себе.
Глава 6
Князь московский Василий Ярославович собрал удельных князей на сход по обороне земель и возобновлению Памятки на обоюдное отражение врага. Кроме всего прочего, здесь заключались договоры на торговлю, подписывались мировые и улаживались ссоры по землям и налогам. А также совершались обоюдовыгодные союзы женитьбой между семьями.
Так князь Стародубский был сговорен с дочерью Владимирского князя еще с измальства при отце, но в связи со смертью оного Владимир воспротивился этому браку, объявив его несостоятельным, так как решил брать в жены дочку своего первого воеводы. Сейчас же, по известию о ее смерти, Владимир возобновил разговоры по прежним договоренностям. Ему был необходим и сам князь с его близкими угодьями, да и наследник.
– Свою юношескую любовь я буду хранить в сердце усю жизню! – Говорил он Опраксину и тот, согласно кивая головой, все же горестно вздыхал, вспоминая Славку.
– А ежели, она все же живая? – Спрашивал у него отец. – Што будешь делать-то?
– Подожду еще месяц и потом усё! – Сжимал твердо губы и сводил брови князь. – Сам должОн понимать, што женитьба дело нужное, государственное. Не мне тебя учить, воевода.
– Да-да, – соглашался тот и покачивал головой.
После долгих разговоров и подписаний деловых бумаг, Владимир направился на смотрины будущей княгини. Большой поезд из двух обозов въехал на территорию соседнего княжества. Заранее, князь Василий направил людей урпедить о своем прибытии с гостями. Уже на границе их встречали хлебом-солью, и таким же веселым и радостным был путь до самой столицы.
Город встретил князей колокольным звоном и толпами любопытствующих. Разнеслась весть о смотринах младшей дочери князя за молодого Владимира. Такое разве повторится! Всем был интересен пригожий князь, к тому же после удачного похода и отражения орды половцев. Здесь уже знали, что воссел тот на престол после смерти в Золотой Орде отца и старшего брат и жалели его.
Сердечными были русичи и понимали сиротство, так как каждый мог им стать в любое время и от набегов и от тяжелой жизни. Но душевность и сопереживание всегда были в душе каждого и готовность помочь, подсобить и защитить.
Золотились маковки церквей, освещались солнцем белые крепкие стены крепости столицы. Лето в самом разгаре. Кругом тишь да благодать. Орды половцев в этот раз не дошли в суздальские земли, и пошли со стороны Владимира и там, на стыке с Муромским княжеством были остановлены и разбиты объединенными силами. Откатываясь назад, они прошли землями Городецкого князя и там также были потрепаны уже упрежденным войском.
Орды катились через марийцев, вызывая в них отторжение и злость, так как те не гнушались попутно разорять и своих союзников. Были отдельные небольшие стычки с местными, но это не сказывалось на общем состоянии похода. Он был неудачным и провальным, так как плохо подготовлен и готовился в спешке. Хан Узбек велел срочно собирать орду в поход, как только узнал о готовящемся большом сходе по заказу Московских князей братьев Ярославовичей. Вступать с ними в спор он не хотел, так как понимал, что добраться будет сложно, и за ними стоят многие удельные князья, которым нож в горле платить ясак хану, и решился на показ силы, отрубив головы верхушке князей Стародубских и походом на их территории, понадеясь на узкий проход между княжествами в период активных земледельческих работ, когда жители поголовно заняты, и собрать рать и дать отпор будет сложно. Но он просчитался и теперь думал, что можно сделать в таком положении, ведь за ним поражение и смерть верховных удельных князей. Он понял, что это может обернуться ему плохими ответом. И так уже слабо собирался оброк, а на дальних рубежах Орды ворчали союзники: местные марийцы, мордва, башкирцы.
Баскаки уже мало собирали дани, а некоторые не собирали вовсе, и даже были и такие, которые и не возвращались. Князья ссылались на отряды разбойников по лесам или отмалчивались на запросы ордынских помощников хана. Назревало недовольство властью Орды и зависимостью от желаний жестокого хана. Он психовал и нервничал, понимая, что-то готовилось темное, страшное и сильное по отношению к его владычеству. Это все до дрожи ощущал хитрый и властный Узбек, но иногда и «на старуху бывает проруха». Так, своими сегодняшними действиями он перестарался, и все получилось наоборот: не устрашение, а злость и напряжение со стороны русских князей. Хан мучительно искал выход из создавшегося положения, и, кажется, нашел – послал делегацию из десятерых своих самых опытных помощников к молодому князю Владимиру, дабы тот принял на княжение его благословление и пайцзу, а для этого должен прибыть в ставку.
Отряд ханских конников стремительно приближался к русским рубежам.
А в это время во Владимире шли смотрины младшей дочери Василия. Отец был благостен, сыновья радостны, женки услужливы. Пиры шли один за другим. Столы ломились от яств, пива, кваса и медовухи. Уже неделю чествовали нареченных жениха и невесту, которые сидели во главе стола и кивали поздравляющим и гостям. По праву руку восседали князь с княгиней, по леву воевода Опраксин с главными послами и дружинниками. Чашами с вином их не обносили и те пили и восхваляли молодых и их родичей.
Заключив пока предварительный договор на свадьбу, Владимир собрался после недельных пиров в свой удел и взял с собой будущую женку с обозом, так как свадьбу играют в своем княжестве. Веселье продолжалось на всем пути следования. Деревни и селения обоих земель были предупреждены и везде тех встречали и примечали. И дорога в неделю превратилась в две, так как каждому хотелось повеселиться и полюбопытствовать на молодых.
Вскоре показалась главная крепость столицы Стародубска, и княжеский поезд въехал в центральные ворота. Было уже к вечеру, садилось солнце, набежали тучки. Парило. Все живое ждало грозы, грозы конца лета. И она грянула. Молнии сверкали и били в землю, громы трясли небо и, казалось, что природа недовольна таким положением дела и бушует, требуя справедливости. Дождь лил, как из ведра, топив улицы города и крепости города. Все попрятались и даже животных уводили из-под ливня, так как вода, стремительно катившаяся по улицам, сбивала с ног, закручиваясь в водовороты. Но вскоре буйство прекратилось и затихло.
Разобравшись с делами, воевода Опраксин был отпущен князем к себе домой. Терем его был погружен в тишину, хотя из-за тына все еще слышались крики служивых, холопов и стражей со стороны княжеских хоромов – там еще разбирались обозы, сносились в клети покупки и подарки, убирались в комнаты привезенные сундуки княжны Гориславы, будущей супруги Владимира.
– Тоже Славка! – С горечью вздыхал князь, но она просила называть ее Гориславою, так как имя Славка резало той слух, и она презрительно фыркала на его слова.
– И што не так? – Хмурился Владимир. – Чем тобе не нравится-то имя?
– И не имя ето, а прозвище! – Кривилась молодая девка, перекидывая тощую косу за спину. – Не смей меня таким называть, я тобе не холопка какая-то, а княжная дочь!
– А чем же смерды тобе не угодили? Али не христиане они такоже? – Усмехался он грустно.
– При чем тута смерды? – Всплескивала та в ладоши. – Меня именем нарекли красивым, а ты кличешь окороченным. Да к тому жа и мне не нравившимся. То ли дело Горислава! Ето значить «гореть славой во веки веков!»
Она поднималась во весь свой рост и гордо задирала нос. Владимир смотрел на нее и вспоминал свою Славку, ее зеленые озорные глаза, тонкую талию и мягкие губы. И, конечно, сравнение было не в пользу черноглазой, черноволосой худой и плоской девушки, что так гордо стояла перед ним. Ее мелкие черты лица, бледная кожа и тонкая кость говорили о постоянном сидении в горнице, за женскими делами: шитьем, вязанием, вышивкой. Это тебе не лихая девчонка, что лазила по деревьям, дралась на кулаках, скакала на коне, размахивая саблей или стреляя из лука.
– Стерпится – слюбится! – Шептала ему мамка будущей супруги, когда замечала скорбные и смущенные взгляды молодого князя на ее подопечную.
Она знала, что князь потерял любимую девушку и теперь в большом горе по ней. Мамка не одобряла действий князей, так как понимала, что и не стерпится и не слюбится.
– Так-то теперя говорят, ан усе получается не так, – кивала она горестно. – Ужо будет либо плохо, либо и вовсе очень плохо. Не сладится у них, сердцем чую.
Так тому и случись. По истечении десяти дней к Владимиру пожаловали гости – посланцы самого хана Узбека с приказом явиться и по возможности скоро, пред очи хана.
Владимир был озадачен и взбешен.
– Што еще надобно хану? – Спрашивал он у своих советчиков, после такой вести. – Кто мне скажет? Можа хочет вовсе обезглавить княжество и извести мой род? Што делать?
Советчики качали головами и переглядывались. Они сами не понимали действий хана и боялись. Но в то же время уже думали о том, кто будет следующим после Владимира.
– У старшего уже была жена и дочь, у самого князя, кроме Дмитрия и Владимира никого из мУжеского пола, так кто же сядет на престол? – Ломали они головы.
Старая княгиня, которая после смерти мужа и сына была полусумасшедшей и жила в монастыре под присмотром тамошней игуменьи, не могла принять власть, а молодая супруга убитого брата не способна управлять, так как не приучена к таким делам.
– Если тока совет из сподвижников. – Шептался ближний круг князя, но как, они еще не знали, хотя могли войти всем уделом к двоюродному брату старого князя в земли Владимирского княжества и под его руку.
– Ето, конечно, не Бог весть што, но всеж лучше, чем безвластие. Всежа свой и рядом. Не пропадем! – Успокаивались они, прислушиваясь и присматривались к действиям Владимира.
Тот, приняв самостоятельное решение отправляться к хану, собирался в путь. С ним готовился идти и воевода Опраксин.
– Ты-то зачем? – Удивлялся Владимир. – Ты должОн здеся остаться, приглядеть ежели што. Кому я еще могу доверять, как не тебе, – увещевал он хмурого воеводу.
Тот качал головой.
– Нет, еду. Можа што и узнаю про дочку. А вдруг…
Владимир смотрел на него и вздыхал. Он сам хотел разузнать о ней и это, пожалуй, был еще один момент его желания ехать в Орду. Хотя понимал, что надежда и его и отца минимальна, но все же тренькала какая-то струнка в груди, верилось, что не могла Славка так просто умереть, могла же оставить хоть что-то и это давало и силы и упование на удачу.
Простившись с удивленной невестой и отписав ее отцу на положение дел, Владимир с воеводой и посольством ордынцев направил свой обоз к хану в Золотую Орду.
Что-то его ждало там, не знал ни он, ни сами посольские.
Глава 7
– Славка, Славка, – толкала девушку в плечо девичья рука, – вставай! Ужо за нами приехали! Смотри жа!
Славка открыла глаза и уставилась на молоденькую смешливую Юрасю, так откликалась она на это прозвище.
Еще когда все были еле знакомы здесь в этой мазанке, эта девчушка много плакала и, забившись в уголок, смотрела испуганными глазами и молчала. Славка заметила ее и предложила кусок хлеба и кружку молока. Та помотала головой в отказе и лишь вытирала ладонью слезы. Пожав плечами, Славка отошла от нее, но присматривать не перестала. Вскоре девчушка успокоилась, поняв, что пока все относительно спокойно и уже на следующий день вылезла из своего насиженного места и присоединилась к жующим девушкам, которые уже не дичились и даже начали смеяться. А уж когда им принесли воды для помывки и чистую одежду, и вовсе повеселели и помогали друг дружке принарядиться и даже поменяться отдельными одежками и платками. Юраська, как представилась ей девчушка, была с отцом взята в плен и здесь их разделили. Ей было всего тринадцать, и она была самой младшей в этой группе славянских пленниц. Славка помогла ей одеться и даже заплела косы, вычесав основательно волосы, сбившиеся за время похода в колтуны. Здесь каждая помогали друг другу, как могли: при мытье поливали черпаком, расчесывали мокрые пряди, ушивали одежду, успокаивали, если кто начинал плакать. Хоть им и было уже в пору замужества, но все равно это были маленькие девчушки, едва достигшие детородного возраста и оторванные от семей в чужой стране и у чужих людей. Но молодость берет свое и вот они уже освоились, поняли свое положение, усекли возможности и привилегии и даже стали гордиться своим положением будущих гаремных любовниц, даже не подозревая, чем это может для них обернуться. Ведь не все попадут к богатым шахам или беям, наконец, к кошевым, их могут и продать и купить и подарить, как ненужную вещь, передавая из рук в руки. Все это и пыталась объяснить глупышке Славка, но та только смеялась, а потом и вовсе начала сердиться, прислушиваясь больше к разговорам своих молоденьких товарок. Они клянчили у старшей надзирательницы новую одежду или украшения, а также сладости и фрукты. Та только ворчала на них и шипела под нос о несносных девчонках и своей несчастной доле возиться с ними.
А сейчас Славка, разбуженная Юраськой, приникла к щели двери, за которой слышались разговоры, приказы, ржание коней и топот ног. Приехали купцы и перекупщики более дорогого товары – молоденьких чистых рабынь. Смотрительница была уже во дворе и говорила с каким-то высоким и худым мужиком, который внимательно слушал ее, похлопывая по сапогу сложенной плеткой. Вскоре махом руки он остановил ее и что-то приказал, она кивнула и пошла к сакле, где сидели любопытные девушки. Зайдя, еще от двери выкрикнула Славку и велела срочно собираться.
– За тобой пришли, – нахмурилась она, глядя на суровое лицо девушки, – и не тяни время. Тебя не будут долго ждать, враз скрутят и бросят в телегу. Лучше иди сама и уж прими свою судьбу.
– А куда повезут, знаешь? – спросила она у женщины.
– Как куда, – удивленно вскинула та брови, – говорила же, к хану Узбеку. Самому главному. Тебе повезло. Будь смиренна и все будет хорошо. Все будут завидовать. К самому главному поедешь. А там столица, красивые дома и мечети, богатые базары и много народа. Не будешь скучать. У хана большой дворец и много богатства. Будешь, как сыр в масле кататься.
Она вздохнула и повернулась к остальным.
– А вы тоже приготовьтесь. Скоро придут и за вами. Выберут, и поедите к своим хозяевам.
Славка ушла в свой угол и собрала нехитрый свой скарб: два платка, длинную юбку и кофту с рукавами. Повязав голову, обняла плачущую Юраську.
– Ну и пошто слезы? – утирала она ее глаза, – Знала же, што расстанемся, так и што мокрота?
– А как жа я без тобя? – всхлипывала она, прижимаясь к ее плечу, – Мне страшно.
– Не боись, усе будет хорошо. Я буду молиться за тобя. Дай Бог еще сустренимся.
Легонько оттолкнув от себя приникшую девчушку, Славка поцеловала ее в щеку, перекрестила и вышла из дома. Юраська бросилась за ней, но была перехвачена смотрящей и отругана ею, да еще и получила шлепок по щеке. Обидевшись, та схватилась за лицо и бросилась к окну. Там садилась в кибитку ее первая и последняя в жизни подруга. Скоро арба тронулась и скрылась в толпе таких же повозок.
– Сохрани тебя Господь, – прошептала малышка и перекрестила.
Поезд из трех обозов двигался по утоптанному шляху, поднимая тучи пыли. Было жарко днем и холодно ночью. Уже приближалась осень с ее затяжными холодными дождями и северным ветром. Кибитка, в которой ехала Славка, укрывала ту от непогоды, да она и сама уже начала привыкать к покачиванию арбы и постоянной езде с одного места на другое. Перемещение было хорошим только в одном – она многое повидала и уже начала боле менее понимать тюркские языки. А их было много, смотря какие земли проезжали. Скорее даже не языки, а местные наречия. Из разговоров конников, охраны и смотрящих, она уже знала, что поезд везет оброки с половецких наездов, то есть бОльшую часть награбленного за летнюю компанию. И среди этого были и рабы. Они также ехали на повозках, и было все это сделано для быстроты передвижений, пешими Славка видела их только на стоянках и ночевках. Тогда ставили шатры и готовили еду на кострах. В основном здесь были мужчины разных национальностей, но кое-где виделись и женские одежды, но скорее всего рабыни.
Славка сидела у костра и наблюдала за окружением. Мысли о побеге никогда не оставляли ее и она, помня свой печальный прежний опыт, примерялась и готовилась основательно. А пока делала все, что приказывали: готовила, скорее помогала готовить и была на подхвате, собирала под приглядом хворост в балках при остановках, стирала белье стражников, когда те совали ей и показывали, где стирать, при этом зорко следили за ее действиями, пресекая любую попытку уединиться, даже при опростании. Она сначала противилась, пытаясь пояснить, что ей неудобно, но потом так привыкла, что даже не обращала внимание. Те же, усмехались, когда она показывала им кулак, когда они пытались приблизиться. Но дальше смеха над ней, дела не двигались, так как знали, что эта пленница предназначена для главного и боялись и за нее и за себя, поэтому стерегли основательно и строго.
Вскоре они прибыли в столицу Золотой Орды.
Славка смотрела по сторонам с удивлением и даже с восхищением. Все здесь было для нее интересно: дома, улицы, дворцы, люди. На окраине те же нищенские сакли, что и везде, а уже ближе к центру добротные каменные и улицы мощенные булыжником. А уж, каким был дворец хана, то и не передать!
За высоким забором и мощными воротами с многочисленной стражей, куда только падал взгляд, высились постройки чуднЫе, неизвестные. Из белого камня, но не как у русских, с узкими высокими окнами и цветными стеклами, узоры больше голубые и зеленые. Крыши изогнутые и крашенные красным и золотом. Посреди большая площадка и на ней пруд, заключенный в камень. Солнце отражалось в голубой воде его и играло бликами на поверхности. Чистота идеальная и мало народу двигалось по ней. Лишь изредка проскакивали богато одетые мужчины или стражи в дорогих одеждах, видимо, начальники.
Славку повели в один из домов, через двойные ворота, усиленные охраной.
– Отсюда не сбежишь, – с грустью констатировала она, проходя мимо стоящих навытяжку парней, – Если не смогла в пути, то здесь и того невозможно.
Она хоть и грустила, но и тут отслеживала и прикидывала пути бегства, хотя высокие заборы, крепостные стены, многочисленная стража, показывали, что это почти невозможно.
Ее привели в одноэтажный дом, позади высоких хоромов, как она поняла самого хана Узбека, и передали в руки полного монгола высокомерного, с презрительной улыбкой, и пожилой женщиной, худой, но со строгим и равнодушным лицом. Это были гаремный старшина и главная смотрительница. Оглядев Славку, женщина поманила ту за собой и повела вглубь помещения. Они прошли коридорами, и вышли в большую комнату, где на ковре, на подушках сидели девушки в странных одеждах, едва прикрывавших их тела. Лет им было от десяти до пятнадцати. И это была одна из групп. Другая, куда и повели Славку, была старше и малочисленна. Ее поместили в дальнюю комнату и приказали ждать служку, мол та покажет, что надо и поведает как здесь жить. Славка поняла, что и тут она по-прежнему больше пленница, чем гаремная девушка, так как опять увидела стоящего у внешних дверей стражника. Ее вновь охраняли, теперь уже внутри помещения.
Она присела на низкую тахту и огляделась. Комната была небольшой и мало освещенной. Небольшое оконце высоко под потолком, пропускало тусклый свет. Его загораживала стена. В комнате еще был под ногами на глиняном полу полуистертый коврик, на котором стоял невысокий столик, в углу небольшой сундук и на нем матрас с подушками. Славка захватила его и постелила на твердый топчан, примостила подушки и легла, вытянув ноги. Ей, наконец, можно было спокойно все обдумать, без назойливых глаз стражи и качки арбы.
Все было загадочно и как-то не по себе. Она не могла понять замысла ее доставки в ханский гарем. Тут же были в основном молоденькие девчушки, что так ценились местными, а не такие, как Славка, девушки почти старые, тем более воины. А то, что она таковой и являлась, знали все, кто был с ней рядом. И теперь она не знала как себя вести.
– Все узнаю у того, кого приставят, и это та служка, которую обещались, – думала она и прислушивалась к шуму за стеной.
Голоса были еле слышны, но она уже различала и смех и вскрики то ликования, то слезы. И усмехалась – все, как и положено в девичьем коллективе.
Тут послышалось шуршание, и открылись двери. Вошла женщина со следами былой красоты на лице, но фигура расплылась от полноты. Закутанная в местные одежды, она остановилась, с любопытством оглядывая девушку, а потом улыбнулась и присела на пол. Славка свесила ноги и тоже села на край ложа. Молча разглядывали друг друга: только одна улыбалась, а другая хмурилась. Наконец местная сказала по-русски:
– Здрава будешь, полонянка. Я Марушка из Белогорья. А ты?
– Меня кличут Всеславка, но можно и Славкой. Ты моя прислужница?
– Тако и есть, – кивнула она, – Все, што надо тебе скажу и покажу.
– А меня, што, готовят к хану в любовницы? – спросила она, и сердце сжалось, предполагая худший ответ.
– Нет, пока не поступало такого известия, – пожала та плечами, – сказали служить и развлекать.
– Это как? – подняла Славка брови.
– А показать все и быть рядом. Даже спать будем вместе. Я здеся, – она показала на сундук.
Славка поняла, что это уже внутренние глаза за ней и вздохнула:
– Вот тебе и тишина. Без оглядки никак. Положение пленницы обязывает, да еще и хана.
– Ну, тогда давай, сказывай и показывай, – хмыкнула она и приготовилась слушать.
Так узнала, что здесь только часть гарема, самые молоденькие, которых готовят к представлению гостям хана, и самые старшие, которые тех обслуживают. Они уже отслужили свое и теперь работали здесь, прислуживая, как и она. Славка задавала ей вопросы и стремилась выведать о страже, о порядках, о начальстве. Ей все было необходимо знать, чтобы понять, как можно сбежать и можно ли это сделать. Так она поняла, что кроме хорошей кормежки и приличных платьев, ей позволительно еще и прогулки по внутреннему садику, но одной, только под присмотром ее прислужницы и стражника.
