Текст книги "Потерянный рай (СИ)"

Автор книги: Елена Холодная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

   – Какова вероятность?

   – Девяносто процентов, может чуть больше. Вы очень много упустили времени.

   Пока мы едем в следующий госпиталь, я матом ругаю себя за беспечность. Мамору звонит Шиндо и коротко объясняет ситуацию. Разговор не длится и пяти минут. Потом звонки на работу, родителям, Татьяне. Мы еще не выяснили диагноз, но кажется, поставили на уши весь медицинский Нижний. Харука спит у меня на плече. Педиатр в приемной дала нам баллон с маской и вколола ей жаропонижающее. Пока мы едем, я распыляю кислород около её личика. Меня трясет еще больше – да куда уж тут. Когда Харука просит пить, просыпаясь, дело доходит до того, что я проливаю больше полстакана воды. Она пьет маленькими глоточками, с большими перерывами – видно, что ей трудно глотать. Через двадцать минут мы уже около приемного клиники. И тут нас уже ждут. Высокий рыжий мужчина в белом халате с бородой и в очках, выхватывает у меня дочь и тут же кладет на каталку. Её увозят. А я падаю в ноги педиатру, плачу, и захлебываясь слезами повторяю:

   – Пожалуйста, пожалуйста, можно я с ней буду? Я отдам все, что хотите, только можно с ней.

   Мужчина хмурится, поднимает меня с колен и кивает, махая рукой. Мол, за мной. Мамору пытается посадить Хикару в машину, но врач его останавливает:

   – Его тоже нужно изолировать.

   Хикару тут же бросается вслед за сестренкой. Мамору уезжает – сегодня нужно подписывать контракт на покупку России, а я иду в палату. Доктор по мобильному раздает указания:

   – Регистратура останавливайте прием ко мне, у меня тяжелый ребенок.

   – Лаборатория? Готовьтесь сделать срочный экспресс-анализ крови и ликвора.

   – Егор? Ты мне нужен в манипуляционной. Срочно!

   – Наташ я к тебе минут через двадцать привезут девочку мне срочно нужно проверить глазное дно.

   – Сергей через полчаса прими девочку с подозрением на менингит.

   Я иду рядом с каталкой, держа в руке ладошку дочери. Она тихонечко, боясь потревожить, сердитого доктора, спрашивает:

   – Мама, а мы сегодня поедем домой, да?

   От этого тихонечко к горлу подступают слезы. Я оглядываюсь на доктора. Он как раз захлопывает раскладушку и вдруг улыбается. Зубы у него ровные, белые, здоровые.

   – Не бойтесь, мама, прорвемся, – шепчет мне он на ухо, догнав нас. Видимо, все указания уже розданы.

   Харуку привозят в палату и у меня от её вида наворачиваются слезы – стекла в двери разбиты, стены обшарпаны, кровати доисторические, с сеткой – нянечка расстилает старый полосатый матрас с инвентарным номером, написанным красным фломастером. Антисанитария полнейшая. В голове возникает закономерный вопрос – а не угробят ли здесь мою девочку? Наконец кровать готова, но дочке не дают полежать и минуты – забирают на анализ крови, потом окулист, невролог, онколог. Пока сестра объясняет мне, куда её повезли, у меня холодеет сердце. Зачем онколога? Спустя десять минут забирают Хикару. Мой малыш, плача и оглядываясь на меня, исчезает за входной дверью. Я не могу сдержать слез. Тихонько всхлипываю, размазывая капли вместе с тушью по щекам. Не в силах больше держать новости в себе звоню мужу. Потом мне Мамору скажет, что у него перед моим звонком закололо сердце, предчувствуя плохие новости.

   Рыдая, уже навзрыд рассказываю ему новости. Он обещает дозвониться до Шиндо и поставить на ноги японских онкологов.

   – Мы её вытащим, Кими! Увидишь, вытащим! – напоследок говорит он, вселяя в меня надежду.

   Проходит мучительные полчаса, я хожу по палате, наматывая один круг за другим. Время тянется, словно жевательная резинка. Звонила Тиана, сказала, что Шиндо и лучший инфекционист Японии Кехей Ругава вылетают в Нижний для консультации, вместе с ними летят мои родители и Хикару. Наконец дверь открывается и забегает Хикару, он прячет личико у меня в ногах, а я использую несколько секунд, чтобы вытереть свои слезы. Наклоняюсь к нему – его глазки тоже красные от слез. Он показывает ручку – ему брали кровь из вены. Видимо не попали – видно несколько следов от уколов. Я прижимаю худенькое тельце сына к себе и успокаиваю, не то его, не то себя:

   – Мы выкарабкаемся, мой хороший, выкарабкаемся!

   Хикару обхватывает меня за шею, я так и поднимаюсь вместе с ним, сажусь на прогнувшуюся под мои весом, кровать и глажу сынишкины волосы. Постепенно всхлипы перестают, и я укладываю его. Мой малыш заснул. А Харуки до сих пор нет. Ей привезут только через час.

   Еще через некоторое время заходит тот рыжий доктор. Представляется. Оказывается, именно его зовут Юрием Сергеевичем. Говорит, что узнал меня, оказывается его жена моя фанатка. Но я пропускаю эти слова мимо ушей. Потом начинается сущий допрос:

   – Падала когда-нибудь сильно? Ушибалась головой?

   – Нет.

   – В семье есть раковые больные?

   – Да. Мой муж. Пять лет назад перенес операцию по удалению опухоли в мозгу.

   – Давно ли жаловалась на головные боли?

   Я качаю головой, няня мне об этом ничего не говорила. Вспоминаю первый случай, тот на площади и выдаю цифру.

   – Пятнадцать дней назад.

   Врач хмурится, по телефону назначает еще исследования. Протягивает мне бланк:

   – Вы должны подписать. Это согласие на пункцию.

   В голове всплывают все плюсы и минусы. Но сейчас важно определить есть ли у моей крохи менингит. Я подписываю не глядя.

   Еще через полчаса сижу возле двери манипуляционной и слышу крики моей крохи. У меня на руках гномиком замер Хикару. Наконец из кабинета выходит хирург, держа в руках пробирку с пробой. Наверное, за все это время не было момента хуже – мне хватает лишь одного взгляда на темную мутную жидкость внутри. Даже без анализа я могу сказать – наши опасения подтвердились – менингит.

   – Ликвор мутный, – начинает врач, но я его перебиваю.

   – Я дождусь анализа, только так можно определить тип менингита.

   – Коллега? – уважительно смотрит сквозь небольшие диоптрии толстенький мужчина. Мне он нравится все больше.

   Я только киваю. Из кабинета вывозят каталку с Харукой. Она до того слаба, что не может открыть глаза, лишь шевелит пальчиками. Я беру на руки Хикару, одной рукой придерживая его, а другой, сжимая ладошку дочери. Она тяжело вздыхает. Вновь звонит Мамору, когда мы уже в палате, я не в силах скрывать от него выбегаю в коридор, встаю около кона и опять сквозь слезы выдавливаю правду.

   Ближе к вечеру ввозят капельницу и делают несколько уколов. Я читаю названия препаратов и понимаю – дело плохо. Спустя минуту после ухода медсестры, входит Юрий Сергеевич. Я кладу уснувшего у меня на руках Хикару на койку, и выхожу с ним в коридор.

   -Серозный менингит, осложненный бактериальной инфекцией. Сейчас ему поставлены антибиотики. Глазное дно чистое. Мозг не затронут. Легкие тоже без затемнений. Туберкулеза нет. Анализ крови хороший, – успокаивает он меня.

   А я только улыбаюсь. Все существо переполняет счастье. Менингит не приговор – поправимся. Капельница закончилась, из руки уснувшей и обложенной подушками Харуки вытаскивают иглу. Я наконец успокаиваюсь, когда приезжает Мамору. Кажется, что все страшное позади. Но только кажется. Я засыпаю на ходу, кроватей свободных нет – муж притащил купленную где-то раскладушку, а нянечка выдала белье, улыбнувшись:

   – Не терзай ты так себя внученька, – говорит старушка, подавая мне в руки куль с бельем, – детки они ведь крепенькие, выздоровеет.

   Я стелю себе на раскладушке, поправляю одеяла у ребятишек и моментально засыпаю, предварительно отослав Мамору домой – нам нужна связь с миром, завтра нужно встречать врачей и семью.

   На следующий день.

   Просыпаюсь рано, кто трясет меня за плечо. Я открываю глаза и тут же улыбаюсь. Моя девочка свесилась с кровати вниз головой и трясет меня. От сердца сразу отлегло.

   – Кушать хочу, – куксится она.

   – Что хочешь? – в этот момент я готова достать для нее, если и швейцарский сыр, и парное молоко, и даже фуа гра.

   – Бананов хочу, – глазенки у неё загораются, в предчувствии, что если бы она сейчас попросила у меня хоть самолет, я бы ей и два приперла.

   Моментально набираю номер Мамору. Он уже в аэропорту вместе с Кохеем и Шиндо. Родители летят следующим рейсом. Он прибывает вечером. Я ему отдаю заказ на бананы, и он передает трубку Кохею. Из телефона слышится красивый тенор – он расспрашивает меня о Харуке, какого цвета кожа, глаза, самочувствие... И вдруг задает вопрос:

   – А вам прививки делали?

   Я мысленно перелетаю в Японию на две недели назад и бледнею. Сердце сжимает предчувствие. Я называю ему вид вакцины. Голос тут же изменяется.

   – Ваш менингит – поствакцинальное осложнение. Такое случается довольно часто.

   В трубке вновь возникает голос мужа.

   – Кими, – успокаивает он меня, – ты держись. Мы будем у тебя через час. Вам может еще чего купить?

   Я называю ему список продуктов, в котором большинство различные фрукты и вешаю трубку. Вновь захожу в палату. Харука лежит под одеялом, высунув нос. А Хикару сидит на кровати, пытаясь натянуть носки на ножки. В одной палате с нами оказываются две девочки. Катя и Надя. У них тоже ПВО – и тоже серозный менингит. Хикару один мужчина. Он важно восседает на троне, сделанном из подушек, и свысока осматривает свой гарем. Я улыбаюсь. Девочки наперебой рассказывают, чем они увлекаются. Надя хочет стать спортсменкой и ходит в секцию фигурного катания. А Катя – танцевать в балете, поэтому посещает балетную школу. Проходит, полчаса и в нашу палату с обходом приходит Юрий Сергеевич. Он осматривает каждого – девчушек скоро выпишут, они уже скачут по кроватям как козочки. Смотрит он и Хикару, называя его "арабским шейхом", все мои опасения, что его переведут в другую палату, не подтвердились. Врач разрешает оставить сына здесь, в виду "чрезвычайных обстоятельств", подмигивая при этом прижавшемуся ко мне малышу.

   Харуку тоже осматривают, однако температура до сих пор повышена – 37,5. Врач встряхивает ртутный градусник и улыбается юной пациентке. Дочка тоже отвечает на улыбку улыбкой. Динамика есть.

   В полдень приезжает Мамору. Привозит целый куль гостинцев. Харуку снова осматривают – теперь Шиндо с Кехеем. Инфекционистом оказался молодой темненький врач с усиками. Пока он туда-сюда вертел дочку – Мамору ушел договариваться с завом отделения о консилиуме и участии в нем докторов с нашей стороны. Минут через пятнадцать Юрий Сергеевич приходит опять. Позади него стоит муж. Мужчины пожимают друг другу руки, молнии, которые я думала, будет метать наш лечащий врач, вдруг оборачиваются безоблачным небом.

   – Я много слышал о вас, и работать с вами для меня большая честь, – я перевожу слова русского медика японскому. Это потом я узнаю, что Кехей вытащил более десяти тысяч детишек с того света с менингококком. И что он один из лучших инфекционистов в мире. Я до сих пор благодарю Бога за то, что мы попали в руки таких специалистов как эти.

   Шиндо, Кехей и Мамору уходят – половина профессоров в Нижнем съезжается сегодня в эту больницу. Забирают и карточку Харуки – муж будет переводить с японского записи наших врачей. Я остаюсь ждать с нетерпением решения консилиума.

   Вечером.

   Консилиум не принес результатов. Вернее врачи не пришли к единому мнению, поэтому будут отрабатываться несколько версий. Харуке назначили курс антибиотиков, КТ и МРТ. Завтра вновь на анализы – нужно опять сдать кровь и сделать флюорографию. Я опять задаю наболевший вопрос Кохею, не онкология ли это.

   Врач обнимает меня, успокаивая:

   – Не бойтесь Арису, раковые выглядят совсем по другому. Его исключили одним из первым на дифдиагнозе, однако КТ покажет, нет ли кист в мозгу, что осложнят лечение.

   Я вздыхаю облегченно, ему я верю. Все подарки уже разобраны. Молодняк весело хрустит красными яблоками.

   Через два дня.

   Катю и Надю выписывают, а Харуке снова плохо. Вчера слег с температурой и Хикару. Я в полном отчаянии мечусь от одной к другому. Им поставили капельницы с антибиотиками. Приехали мои родители. Я сплю по три– четыре часа в день в ординаторской, куда меня пускает Юрий Сергеевич. В это время меня сменяет либо муж, либо мама. Врачи говорят что нужно, чтобы с ними кто-то постоянно был. Несколько раз в день звонит Тиана, они тоже не находят сенбе места от беспокойства. Мишками и машинками завалена вся палата. Родители привезли огромный кукольный дом с маленькими обитателями и большую машину, только пока они не тронуты, стоят на полу около окна, ожидают своего момента. К нам перевели еще одну девочку – Машу у неё энцефалит. Она лежит на постели словно куколка, не может двинуть ни ручкой, ни ножкой. Попутно Кехей консультирует и её. Вся больница просто лелеет и холит молодого доктора. Маму Маши зовут Юля. Теперь мы обе сидим с нашими ребятишками. За четыре дня я осунулась, под глазами залегли тени. Но мужество меня не покидает. Температура все растет. Первый курс не помог.

   Я с тоской смотрю на носящихся по коридору ребятишек – гриппозных и менингитовых. Сталкиваюсь взглядом с Юлей – она тоже рассматривает их любопытные рожицы, то и дело возникающие в проеме двери. Единственное желание – лечь спать, но сама понимаю, что это невозможно.

   Несколько раз звонит Тиана – она нашла для нас место в частной клинике в Москве и если близнецы транспортабельны – их готовы доставить вертолетом туда. Но оставить их на шесть часов – в вертолет берут только пациентов без сопровождения – выше моих сил. Я вру ей, что перевозка строжайше запрещена и остаюсь здесь. Назначили второй курс антибиотиков. Попутно перерываю весь интернет в поисках похожих случаев. Нахожу один почти в точности повторяющий наш. Сначала списываюсь, потом созваниваюсь с мамой переболевшего мальчика. Ответ один – гомеопатия. Вечером приходит Кехей – я спрашиваю его о гомеопатии. Доктор не отводит глаза, и не начинает меня отговаривать – просто принимает.

   – Утром – консилиум – отвечает кратко он.

   Еще через день.

   Близнецам плохо. Я путаю день с ночью и держусь на одном честном слове. Кажется хуже быть просто не может. Ночью у Харуки были судороги, а утром у меня – истерика – я вышла в коридор,

   Накричала на ничем не повинного Мамору и там же разрыдалась. Температура у Хикару зашкаливает – уже около сорока. Это никак не успокоится бактериальная инфекция – им решают вводить антибиотики прямо в спинной мозг. Теперь раз в день мне приходится слышать крики моих кровиночек в манипуляционной. Вновь брали ликвор – менингит у сына не подтвердился – обширная бактериальная инфекция. Одна хорошая новость в этой большой черной полосе. Гомеопатию решили проводить совместно с основным лечением под тяжелыми взглядами врачей. Разбавляю два лекарства в теплой воде и даю пить по чайной ложке. К ночи Хикару уже улыбается и садится на кровати – в палате мы одни – Юлю и Машу перевели в реанимацию. Я еще не знаю, что они так и не вернутся сюда – этой ночью Машуни не станет. Харука тоже приободрилась – включаю им "Машу и медведь", ставлю ноутбук на тумбочку, а детеныши грызут морковку – захотели два часа назад и папа на радостях слетал в ближайший супермаркет – притаранил два килограмма. Я вымыла морковку под краном и вот полусидя грызут, как два маленьких бобренка – только хруст слышен. Неужели поправляются7 Об этом я даже думать боюсь – сглажу! Время течет медленно... слишком медленно. На ночь меня сменяет моя мама, а меня силком утаскивают в сестринскую – надо поспать. Вечером нам назначают еще один препарат и протирания соленой водой. Я съедаю пару морковок и словно в пропасть проваливаюсь в сон.

   На следующий день.

   С утра звонит Тиана, она договорилась насчет платной палаты в больнице, но не Харука, ни Хикару не хотят уходить из этого свинарника. Она спрашивает, почему же её не предложили в самом начале – мой ответ прост – все были заняты.

   В начале девятого в больницу прилетает взмыленный Мамору – руки сжаты в кулаки. Это он ездил в ту больницу в которой нам отказали – избил заведущего. Шиндо вызывает адвоката и Мамору даже не забирают в КПЗ.

   В полдень к жутко удивленному Юрию Сергеевичу прямо к дверям приемного покоя подъезжает большой фургон и грузчики начинают выгружать товар. Вышка гипсокартона растет на глазах, тут же выгружают краску, штукатурку, несколько пачек кистей. Следом за ней подъезжает еще машина – в ней новые халаты, наборы, несколько штук нового оборудования для диагностики. Тут же появляются стальные двери для входа и обычные деревянные для палат. Юрий Сергеевич летит к нам – отказываться. Ноя сама в шоке. Звоню Мамору. Кажется, муж удивлен не меньше меня. Обзваниваю остальных. Никто не в курсе. Я трясу головой – щедрый подарок не от нас. Юрию Сергеевичу ничего не остается, как принять такой приз. Несколькими минутами спустя подъезжает известный московский декоратор и бригада маляров – штукатурщиков. А из другой машины вновь вытаскивают мебель – я успеваю заметить стойку для регистратуры, несколько компьютеров, разобранные кровати. Сестры охают и ахают. На первом этаже тут же начинается ремонт.

   – Легче было бы построить новую больницу, – ворчит Юрий Сергеевич, когда я прохожу мимо, – дешевле бы обошлось.

   Малышам еще немного получше. Выглядывают в окна, рассматривая как прибывают все новые и новые машины.

   – Мама, смотри, смотри, – я подхожу к окну, успевая заметить поднимающуюся в небо связку разноцветных шаров – к ним привязан большой плакат "Я вас люблю". Улыбка тоже не сходит с мордашек киндеров – они с большим восторгом наблюдают за уносящимся в небо посланием.

   Мамору приходит в больницу около десяти и вроде бы тоже сильно удивлен. Но я не верю, хотя муж все отрицает уж больно правдоподобно. Я удивляюсь, какой же он хороший актер. Задаю вопрос на засыпку:

   – А кто же тогда?

   – А ты уверена что тебе?

   На сердце почему-то все больше усиливается подозрение, что муж как раз и организатор этого. В полдень нам обоим приходится уехать – мне скрепя сердце нужно оставить детей на час. Мы едем к одному известному гомеопату – проконсультироваться с ним насчет предложенного Кехеем курса. Гомеопат подправляет указания, качая головой. В список препаратов добавляется еще одно – оно должно активировать иммунитет. Приезжая снова в больницу, узнаем что у детей кто-то был, Мамору жутко ругается с персоналом, я сайгаком скачу в палату. Крохи сидят на кроватях в обнимку с двумя большими белыми медведями с красными бантами. Наперебой начинают мне рассказывать, какой хороший к ним приходил дядя и как он прижимал их к себе и как почему-то плакал. А они его утешали. У медведей оказывается на каждой лапе и на пузе кнопочки – они сказки рассказывают. Я прижимаю крох к себе и глажу по головам. Принимаем решение перевести их в платную палату.

   К вечеру новая палата буквально усеяна игрушками – кто-то принес букет белых роз. Теперь он стоит в хрустальной вазе на тумбочке. Здесь все иначе, чем на втором этаже. Воздушные голубые занавески, веселые обойчики с вини-пухом. Цветы на широком подоконнике. Вставлено пластиковое окно – пена еще не просохла. Три кровати – теперь мне не придется спать в сестринской или ординаторской. Белье хрустящее, наутюженное, я мельком замечаю маленькие темные циферки – инвентарные номера. Не белое, как наверху, а с лунтиком и его друзьми. И одеяла – я щупаю – холлофайбер. Детеныши мигом начинают исследовать новое место обитания. А у меня слезы из глаз.

   Под вечер становится опять худо – температура поднялась и застыли они как солдатики. В голове начинает возникать Маша. По спине пробегает холодок. Как же так, деточки? Я вновь звоню Кехею, выходя на лестницу. Голос срывается. Он диктует мне еще два назначения. Уколы и питье. Говорит, сам перезвонит Юрию Сергеевичу. За это время, пока он в Нижнем – он проконсультировал более ста детишек. Весть об известном инфекционисте быстро распространилась по городу. Теперь он все время занят – но к близнецам срывается по моему звонку, бросая все дела. Я уже на грани истощения – утром меня сестра с нянечкой уговорили встать на весы – сорок два килограмма. Я сбросила ровно восемь. Кажется я ела последний раз вчера перед сном. Муж приносит нам в палату еще гостинцы – много фруктов для детей и спагетти из итальянского ресторана для меня. Я, не замечая еды, ем, смотря на ребятишек, а в голове медленно, раз за разом повторяются слова молитвы.

   Через две недели.

   Малыши медленно поправляются. Небольшие ухудшения есть, но врачи нас успокаивают – это уже отголоски. Скакают как козлики на кроватях, щебечут утром и днем, голова уже не висит грузом, теперь они могу сгибать шею. Все менингиальные знаки пропали. Я намолиться не могу. Тот странный человек не приходил, зато вся больница буквально пропахла краской – вчера заходила в ту обшарпанную палату и сама удивилась перемене – помещение сверкало новыми детскими обоями, красивыми кроватями, ранее обколотый умывальник заменили на голубой «тюльпан», пластиковые кона сверкали чистотой. На полу вместо обшарпанных досок – лежал новый ламинат. Нишу в стене, где все вешали одежду заменили на трехстворчатый шкаф.

   – Любуетесь? – меня неожиданно поймал на этом занятии Юрий Сергеевич и я сконфузилась. – Ничего. Плодами своего труда любоваться можно. Спасибо вам огромное. Сегодня сюда переведут еще троих ребятишек. Только благодаря вам.

   – Мы не... – пыталась отговорить его я.

   – Спасибо вам большое, еще раз, – он похлопал меня по плечу и пошел дальше. А в конце коридора обернулся и крикнул, став похожим на мальчишку. – Завтра я выписываю ваших двойняшек.

   Наверное, Ной не радовался так окончанию потопа, как я единственному слову – выписка. Я побежала в палату, обняла кушающих детишек, расцеловала их опешивших и разрыдалась, не сдержав эмоций. Позвонила Тиане, родителям, мужу и со всех концов звучало одно и тоже – Слава Богу!

   На следующий день.

   Мы выходили из больницы все вчетвером – я, Мамору и дети. Она очень преобразилась – фасад расцвел от обилия ярких красок – во дворе стояли две реанимационные машины – это уже наш с Мамору подарок больнице. Я поглядела на окна нашего и этажа, и увидела как около них столпился весь персонал – сестры, нянечки, врачи, мы удержались и все вместе помахали им на прощание. Кошмар закончился – я не хотела больше ни дня находиться в России. Завтра с утра мы летели вновь в Токио.

.

Глава 4. Отступать некуда.

    Две недели и три дня назад.

   – Ром! Ромыч! Обернись, етижкин ж ты кот! – Роман послушно оглянулся, узрев Милена. Друг был явно перевозбужден. Они находились в Меге, Лена ушла с Ванькой на верхние этажи покупать сыну новую курточку, а он остался внизу доедать мороженое на скамеечке. Мало бы кто сейчас узнал в нем знаменитого актера, серая безрукавка, наброшенная поверх светлой майки, прямые черные спортивные штаны с кроссовками. Волосы друг не стал укладывать, а прото завязал в хвост на затылке, чтобы не мешались. Однако для Милена такой наряд был не в новинку. Сильно звездивший еще лет шесть назад друг с рождением сына превратился в заботливого папочку. Он и сейчас сидел и читал журнал о детях. Казалось он знает о Ваньке больше самой Лены. Однажды, когда малышу еще не было и года он застал Романа за очень интимным занятием – он пытался кормить грудью Ваньку, когда Лена вдруг неожиданно слегла с гриппом. Друзей это смутило, но никто тогда ничего не сказал. Роман же принялся было успорять и показывать ребятам статьи о кормящих папочках.

   – Ты чего здесь? – подошел Милен, садясь на скамейку рядом с другом. – Митрыч сказал, что ты согласился на роль Ромео в сериале.

   – Угу, – кивнул Роман.– Ленка наверх с Ванюткой ушли. Ты ж знаешь как я отношусь к её шопингу. Иногда мне жутко хочется придушить Алису за то что она умерла. По крайней мере если бы этого не случилось, меня бы жена не мучала раз в две недели походами сюда.

   Они мирно обсуждали последние светские сплетни, как неожиданно по эскалатору сбежала взвинченная Лена.

   – Рома, я сейчас кое-что видела! – на одном дыхании выпалила женщина.

   – Милая, что случилось? – поднял глаза на супругу Роман.

   – Посмотри сам! – Лена развернула мужа в противоположную сторону и указала на фонтан в форме нескольких волшебников, видимо дань Гарри Поттеру. – Видишь?

   – Что? – произнесли мужчины в унисон.

   – Это! Вон у фонтана. Девочка и мальчик.

   Милен вгляделся и вопрос о каких детях говорит Лена отпал сам собой. Почти одинаковые.

   – Не может быть! – догадался Роман, разыскивая глазами одно лицо в толпе. – Значит?..

   – Между прочим я вам говорила что она жива, иначе, будь дети от того японца не было бы такого разительного сходства с Лексом.

   – Но где она? – мужчина обернулся, но близнецов около фонтана уже не было.

    Через три дня

    Лариса.

   – Ларка, Ларка, просыпайся, – кудрявая блондинка подняла трубку, где истошно вопил голос лучшей подруги.

   – Что случилось? – попыталась прокашляться она, одновременно пытаясь вспомнить, как она оказалась в кровати. Последнее что всплывало, это нахальное лицо Антона, целующего Лиду – первую красотку их курса.

   – Срочно врубай инет и заходи на сайт Арису и BB. Тут такое написано.

   – Что случилось? – тут же посерьезнела Лариса. С недавних пор Арису была её идеалом стойкости женщины. Неимоверно упрямая, но в тоже время такая открытая и немного наивная.

   Лариса, не отрывая трубку от уха, включила монитор и набрала aribb.com. На главной странице большими красными буквами было написано одно предложение – "Арису в Нижнем Новгороде".

   – Да ты что! – ахнула она в трубку, пробегая глазами статью.

   – Арису не просто приехала, ты же знаешь где работает моя мама?

   – И7, Ада не тяни кота за хвост, бесит уже, – Лара перелистнула пару страничек с фотками певицы. И опять подивилась какая красивая они пара – высокий брюнет-японец и хрупкая блонди.

   – В общем, я сегодня узнала, что Арису и близнецов положили к ним в инфекционку. Так что собирайся, если хочешь познакомиться с ними.

   – Чуть позже, Ад, чуть позже.

   Лариса нажала на кнопку отбоя и смотрела в еще одно на её рабочем столе Хикару Шинджи – притягательный и недосягаемый идол.

    Через два дня.

   Лариса поднялась на второй этаж инфекционки, держа в руках двух больших зайцев. Она потратила на них все карманные деньги, но была довольна. О такой игрушке не особо обеспеченная Лара мечтала все свое детство. Бочком протиснулась в узкий проход и улыбнулась сидящей на посту тете Маше – тете Ады.

   – Ларочка ты к Накамурам? – спросила она. – Или к Накамуре? Ой, этих японцев не поймешь. В общем, туда?

   – Угу, – кивнула девушка. – Это куда?

   – По коридору до конца и налево. Палата семнадцать. Только надень халат и маску. И недолго – они не особо любят посетителей. Да и деткам отдыхать надо.

   Женщина накинула Ларисе халат на плечи и помогла надеть маску. Девушка думала, что её охватит эйфория, или паника, но сейчас она чувствовала одно – сожаление. Что кроме игрушек она ничем не может помочь. По коридору, опережая её, быстрым уверенным шагом прошли двое докторов – один с рыжей гривой волос, завязанной в конский хвост, другой гораздо моложе его – видно что японец, и не из бедных – чего только стоили Картье на его руке – Лара видела только раз такие часы – у Мишки Сенчука отца, до того, как он уехал вместе с ним в Англию. Теперь Мишка учился на юрфаке в Кембридже, но Лара, даже сейчас, ему не завидовала. Следом за ними почти бежала невысокая шатенка на огромных шпильках, белый халат был накинут поверх красного хлопкового костюма, а волосы собраны на затылке в пучок.

   – Татьяна Николаевна, вы уверены, что они хотят этого? – спросил на ходу рыжий доктор у шатенки.

   – Конечно. Для Арису важнее всего – её дети и она пожертвует всем ради них и использует любые средства. Кехей, а что вы предлагаете? – обратилась она на японском ко второму врачу.

   – Я хочу...

   Лара не расслышала ответ японца, они слишком быстро удалялись, а ей приходилось то и дело поддерживать зайцев, чтобы они не упали. Где же она могла видеть эту девушку? На память ничего не приходило. Где-то...

   Она не успела дойти до палаты, как дверь распахнулась и оттуда выбежала женщина, вся в слезах, повернулась лицом к окну и видимо принялась вытирать глаза. Следом за ней вышел – у Лары перехватило дыхание – сам Хикару. Не сказать, что он был высоким – скорее чуть выше её. Он обнял хрупкую блондинку за плечи и начал ей что-то тихо говорить. Любопытство в Ларе победило, и она подвинулась поближе, затаившись в одной из так хорошо подвернувшихся каморок для утвари.

   -Эллис, тише. Вот увидишь Кехей их вылечит. Все обойдется, и вы еще сможете нормально отдохнуть, – она немного понимала японский, но смысл фраз по отдельным словам был ей ясен.

   – Я не могу, Хикару! Не могу больше! – громко всхлипнула Арису, теперь Лариса была уверена в этом на все сто процентов. – Как мне хочется послать к чертям этот бизнес! Правильно мне говорили ребята – Россия это роковая страна. Не надо было ехать. А я? Я не послушалась! Умная Элисс! И что теперь?

   – Эллис, тише! Прекрати! – мужчина перевернул её к себе и встряхнул за плечи. – Здесь нет изоляции и дети все услышат! Ты этого хочешь? Хочешь еще больше напугать их?

   – Нет, – икнула Арису. – Конечно, нет!

   – Тогда прекрати истерику. Ты должна быть сильной! Ради них!

   – Хорошо! Я постараюсь! – голос её дрожал, но было видно, что истерика уже идет на спад. Она уткнулась ему в плечо и что-то тихо добавила.

   А Хикару лишь погладил непослушные волосы и хмыкнул:

   – Я знаю, Элисс! Я знаю!

   – Ты знаешь, я сильная. Вот только расклеилась немного, – она вновь утерла слезы и вернулась в палату, а мужчина так и остался в коридоре.

   Лара подошла к нему со спины, он смотрел в окно и видимо думал о чем-то своем, однако обернулся на осторожные шаги девушки.

   – Да? – он говорил с легким акцентом, словно француз.

   Лариса застыла. Он был так близко, что ноги сделались совершенно ватными. Дыхание перехватило в горле и единственное что она могла сейчас – это пялиться на него из-за двух головастых зайцев. Понимая, что выглядит совсем смешно с этими большими игрушками, Лара хотело было опустить их на пол, и почти это сделала, но пол был явно не идеально чистым, так что пришлось опять ухватить их поудобней. Японец хотел было помочь, но она резко отшатнулась от его руки, оступилась, и единственное, за что ему хватило ума уцепиться, чтобы не дать ей упасть – были длинные уши злосчастных игрушек. Лара восстановила равновесие, а японец так и не отпустил уши.