Текст книги "Калиостро"

Автор книги: Елена Морозова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)

«Братья мои, с горечью сообщаю я вам, что мы вынуждены проститься с нашим основателем, Великим Кофтой: он навсегда покинул Францию. Но мы должны быть благодарны ему, ибо все то время, кое пребывал он в этом королевстве, он посвящал почти полностью своим детям в Лионе и их счастью. Он хотел прибыть на открытие сие, однако Провидение воспрепятствовало ему. Мы не в силах проникнуть в секреты Верховного существа и должны лишь подчиняться Ему. Авраам согласился принести в жертву собственного сына, нам должно принести в жертву нашего отца. Но скажем, как Иов: Господь дал нам его, Господь и взял.

Прежде вы были слепы, теперь вам известно, какими чудесными милостями осыпало Верховное существо тех, кому позволило стать его учениками, коих он возлюбил. Так вооружитесь же силой, мужеством и мудростью.

Силой, ибо каждый настоящий масон египетский, построивший в своем сердце святилище, достойное Предвечного, обрел надлежащее мужество, потребное для поддержки и защиты законов и предписаний Великого Основателя.

Мужеством, дабы отважиться вступить на новый и незнакомый путь, неведомый прочим смертным, дабы пренебречь опасностями и философски проживать и счастье и несчастье, кои суть две главные составляющие нашей жизни.

Мудростью, чтобы суметь постичь высшие знания, истинную герметическую философию, чтобы заслужить возможность в искомый день соединить Солнце с Луной, получить величайшую награду, кою только может даровать человеку Бог, и достичь истинного совершенства, духовного и физического, дабы стать Его избранником и обладателем первичной и всеобщей материи.

Любите Предвечного всем сердцем, препятствуйте распространению зла, любите вашего ближнего и служите ему как можете, советуйтесь с совестью и избегайте сомнений, ибо они ведут к преступлению, преступление к греху, а грех – к проклятию Божьему» ¹⁵.

Затем мастер велел всем принести обет молчания, ибо во время посвящения подмастерья могли невольно узнать тайны мастеров. Церемонию посвящения провели согласно ритуалу Великого Магистра, о чем достопочтенный брат Александр Террасой де Савена отчитался Калиостро в восторженном письме: «Сударь и мастер, ничто не может сравниться с вашими благодеяниями, разве только та бесконечная радость, кою они нам доставляют. Те, коих вы избрали, открыли ключами двери Храма, придав нам силу и далее славить величие ваше.

Никогда еще Европа не видела столь впечатляющей и столь благочестивой церемонии; и мы дерзаем заявить, что все, кто стали ее свидетелями, более, чем кто либо, прониклись величием главного Божества и более, чем кто-либо, благодарны вам за вашу несравненную доброту.

Каждую неделю братья с подлинным пылом предаются неустанным трудам в ложе. Товарищи наши, проявив истинное рвение, избрали двух мастеров, удостоив их чести представлять вас. Труды наши и молитвы продолжались три дня: собрались мы числом 27 и в течение 54 часов совершали ритуал.

Сегодня мы жаждем повергнуть к стопам вашим свою признательность, всю силу которой мы не в состоянии выразить. Мы не станем подробно расписывать в сем письме вышеозначенную церемонию, ибо надеемся, что вскоре один из братьев расскажет вам обо всем лично. Скажем только, что когда мы попросили Предвечного дать знак, что он услышал наши обеты и что храм наш ему угоден, в воздухе возник первый философ Нового Завета; благословив нас, он взошел на голубое облако, кое еще ранее мы сумели материализовать, и сиянием озарил юную “голубицу”. Два великих пророка и законодатель Израилев дали нам ощутимые знаки своей доброты и своего подчинения вашим повелениям.

Коли вы и дальше будете осенять сыновей ваших своими крылами, счастию их не будет границ. Сейчас же они преисполнены благодарности за те слова, что передали вы им через “голубицу”: “Скажи им, что я люблю их и буду любить вечно”.

Они клянутся вам в любви, уважении и вечной признательности, и присоединяются к нашей просьбе дать нам свое благословение.

Ваши почтительные сыновья и ученики» ¹⁶.

Несмотря на восторженность многих адептов, среди египетских масонов постепенно начались склоки, возникли тяжбы по поводу взносов, через пару лет ложа пришла в упадок и к началу революции распалась окончательно.

30 января 1785 года Великий Кофта прибыл в Париж, где вскоре снял небольшой дом в Марэ на улице Сен-Клод, 30, – неподалеку от улицы Вьей-дю-Тампль, где стоял дворец Роганов (и где в настоящее время размещены Французские архивы), и рядом с улицей Нев-Сен-Жиль, 13, где обитала мадам де Ла Мотт. Выбор, скорее всего, был не случаен, ибо первые дни супруги Калиостро провели в особняке Рогана, и, возможно, как и в Страсбурге, кардинал захотел иметь магистра под рукой. Знаток старых парижских домов Гастон Ленотр писал, что Калиостро поселился в доме, некогда принадлежавшем маркизе д’Орвийе; дом этот имел пропорции неправильные и поражал воображение своим тревожным и загадочным видом. Узкий, зажатый со всех сторон постройками дворик выглядел мрачно и зловеще. В конце его за толстой дубовой дверью находилась конюшня, где стоял любимый скакун Серафины Джерид, огромный черный жеребец арабских кровей. Очаровательная графиня обожала прогулки верхом в Булонском лесу, куда обычно мчалась галопом, несмотря на возражения шевалье д’Уазмона, пылкого поклонника, сопровождавшего ее повсюду. Впрочем, роман сей был недолог: сначала мадам де Ла Мотт убедила подругу Серафину, что ей пристало иметь в поклонниках (сиречь в любовниках) не меньше чем принца, и обещала поспособствовать в подборе подходящей кандидатуры; а потом Бастилия, бегство в Англию…

Время для приезда в Париж Калиостро выбрал подходящее: горожане стали свидетелями проводов Месмера, постановки «Женитьбы Фигаро», запуска воздушного шара братьев Монгольфье и пребывали в ожидании новых сенсаций. Двор обитал в Версале, парламент выступал оппозиционером двору, прево перед двором заискивал. В здании Оперы устраивали публичные балы, куда инкогнито приезжала потанцевать королева Мария-Антуанетта. Придворный фокусник – манипулятор и физик-демонстратор Джузеппе Пинетти – с успехом давал представления в королевском театре в предместье Пуассоньер, поражая зрителей своим магическим искусством. Не меньшим успехом пользовались представления физика и иллюзиониста Николя Филиппа Ледрю, выступавшего под псевдонимом Комус.

О немецком целителе Франце Антоне Месмере, прибывшем в Париж в 1778 году, следует сказать отдельно. Согласно теории Месмера, обычно именуемой теорией животного магнетизма, в человеческом, как и любом ином природном теле, циркулирует универсальный флюид; если направить флюид в нужную точку тела, можно вылечить болезнь, а если распределить флюид равномерно, наступит успокоение нервов. Прикладывая магнит к страдающей части тела (желательно в форме этой части), больной притягивал к ней флюид и исцелялся. К Месмерову чану с железными опилками и бутылками с намагниченной водой выстраивалась очередь, главным образом из нервически настроенных особ дамского пола. Для тех, кто не мог заплатить за билет на сеанс, Месмер магнетизировал деревья перед собственным домом и на бульваре, где нередко видели людей, привязывавших себя к «намагниченным» деревьям. Некоторые напрашивались к Месмеру на пансион, и тот брал с них по 10 луидоров в месяц. Пишут, что за 18 месяцев Месмер заработал примерно миллион франков ¹⁷. В 1783 году Месмер основал общество Всеобщей Гармонии, членами коего могли стать только люди состоятельные, ибо первичный взнос составлял 100 луидоров. Филиалы «Всеобщей Гармонии» вскоре образовались и в Страсбурге, и в Бордо, и в Лионе. Возможно, в Лионе этот филиал вместе с ложей Виллермоза явился той конкурентной силой, с которой магистр отказался бороться и предпочел сбежать в Париж.

В 1784 году королевская комиссия во главе с Байи (в ее состав входили Бенджамен Франклин, Лавуазье и печально прославившийся впоследствии доктор Гильотен) признала, «что флюид жизненного магнетизма не познается ни одним из наших чувств и не произвел никакого воздействия ни на них самих, ни на больных, которых они при помощи его испытывали… Они установили… что воображение без магнетизма может вызвать судороги, а магнетизм без воображения ничего не в состоянии вызвать» ¹⁸. Постановление приняли единогласно: ничто не доказывает существование Месмерова магнетизма, а вера в сию химеру является опасной для нравственного и физического здоровья общества. Когда Месмер покидал Париж, над садом Тюильри висел воздушный шар с привязанным к нему рисунком: человек с чаном на голове, а внизу подпись: «Прощай, чан, виноград собран!»

В свое время алхимик и маг Сен-Жермен ввел моду на чародеев, подогрел интерес к оккультизму и удобрил почву для Месмера; приучив парижан к коллективным сеансам гипноза и сомнамбулизма, Месмер освободил вспаханное поле для сеятеля Калиостро. Всеобщее смутное недовольство повседневной реальностью, заставлявшее искать лучшую жизнь в мире потустороннем, жажда неведомых доселе знаний и упование на них гарантировали успех любому мало-мальски подкованному шарлатану. Общество не довольствовалось витавшими в воздухе идеями, воплощавшимися на бумаге, иначе говоря, в трудах философов и просветителей, оно жаждало «материализации духов», явных чудес, которые можно увидеть собственными глазами или даже пощупать. В архивах Бастилии содержится множество протоколов процессов, начатых против искателей кладов, чародеев и разного рода обманщиков-волшебников. Суеверных стало трудно отличать от мудрых… ¹⁹

В Париже Калиостро немедленно занялся масонскими делами. Намереваясь и дальше продвигать Египетское масонство, он вступил в конфликт с основанной в 1773 году оккультной масонской сектой филалетов (друзей истины), решившей созвать всеобщий масонский конвент, дабы, собрав масонов разных обрядов, дать им единую цель. Первая ассамблея (о которой и узнал Рамон де Карбоньер) состоялась в ноябре 1784 года; председательствовавший тогда Савалетт де Ланж предложил пригласить Калиостро и Месмера. Кандидатура Месмера возражений не вызвала, но относительно Калиостро у многих братьев возникли сомнения: они опасались скомпрометировать конвент появлением на нем шарлатана. Однако ни сами братья, ни призванный на помощь Месмер не сумели «рассеять тьму, в которой блуждал конвент»; тогда филалеты, узнав, что Калиостро прибыл в Париж, отважились пригласить его. Магистр приглашение принял, но с условием, что прибудете несколькими своими адептами, и в частности с Лабордом. Филалеты допустить «людей Калиостро» отказались. Магистр возмутился и 10 марта 1785 года направил конвенту письмо, в котором выражал свою готовность «простереть над ними свою длань и принести свет в потемки их храма» при условии, что филалеты «примут учение истинного масонства и подчинятся уставу, данному их верховным начальником», а также «очистят свое святилище», то есть «предадут огню свои архивы, ибо храм истины следует возводить, избавившись от заблуждений». От такой дерзости конвент растерялся; однако нашлись братья, объяснившие Калиостро, что конвент не является ложей, а потому не имеет ни архивов, ни возможности обратить филалетов в египетских масонов. Сменив гнев на милость, Калиостро согласился сохранить архивы, но потребовал, чтобы три филалета отправились в Лион и там прошли инициацию египетских масонов. Еще он потребовал от филалетов написать прошение в материнскую ложу Лиона. Не дождавшись письма из Парижа, лионская ложа сама отправила филалетам послание:

«Во славу Господа,

Во имя и волею Великого мастера ордена

Ложа Побеждающей Мудрости, материнская ложа Египетского обряда, местопребывающая в Лионе,

Друзьям своим, собравшимся в Париже.

Привет, Сила и Счастье.

Дражайшие наши братья, есть масоны, коих еще ни один уголок на земле не являл вашим взорам; их братский голос обращается к вам: не ищите более. Мы видели непреложную истину, она восседала среди нас на обломках сомнений и систем. Вы увидите ее, дорогие наши братья, она придет в ваши мастерские, как только вы отбросите все ваши материалы, полезные только тем, что они подтолкнули вас к поиску истины. Лишь безумец строит планы на песке.

Согласитесь принять наш устав, составленный главой истинных масонов; пришлите нам депутатов, облеченных полномочиями, и мы исполним указания нашего Мастера и дадим им необходимые наставления.

Как бы нам хотелось в скором времени заключить вас в наши братские объятия! Если нам удастся разделить с вами ваше счастье, мы станем еще счастливее.

Наши искренние чувства и пожелания, преданные вам братья Сен-Костар и другие»

В ответ конвент снова напомнил, что не является ложей и может только отправить посланцев, а будут ли они переходить в египетское масонство или нет – это их личное дело. Разгневанный Калиостро ответил: «Мы предложили вам истину, а вы ее презрели. Мы предложили вам истину из любви к истине, а вы презрели ее из любви к форме. Но что значит форма, когда нет сути?» ²⁰И заявил, что отзывает свои предложения, не имеет более с филалетами никакого дела и продолжает трудиться ради всего человечества.

Открыв в Париже Египетскую ложу, состоявшую в подчинении у материнской ложи в Лионе, у себя в доме Калиостро принялся обучать египетскому ритуалу и посвящать в египетские масоны всех желающих. Многие вельможи, побывавшие членами разных лож, с благоговением внимали магистру и считали, что под его руководством они обретают истину. Среди жаждавших приобщиться к высшей мудрости оказалось очень много женщин – знатных, влиятельных, богатых красавиц. Их взяла под опеку графиня Калиостро, вернувшаяся к своим обязанностям великой магистрессы.

Прежде всего Серафина объявила, что открыть адоптивную ложу можно только при условии, что наберется 36 желающих; кандидатки нашлись в тот же день. Затем графиня сообщила условия приема: каждая кандидатка вносит в кассу 100 луидоров; в течение девяти дней воздерживается от общения с мужчинами; обязуется безоговорочно подчиняться приказам магистрессы, даже если покажется, что исполнение приказа причинит кандидатке вред. С условиями согласились все.

Если верить «Ритуалу…», принятие в адоптивную ложу преследовало цель укрепить духовную силу женщины, помочь ей воспарить духом и обрести мудрость. Если верить слухам, членами этой ложи становились дамы не слишком целомудренные, поэтому многие утверждали, что совместные заседания мужской и женской лож превращались в настоящие оргии, во время которых Калиостро играл роль отнюдь не блюстителя нравственности. Как знать…

Открытие адоптивной ложи состоялось 7 августа 1785 года. По словам поэта-романтика Жерара де Нерваля, чей рассказ ²¹основан на воспоминаниях современников, церемония происходила в просторном доме на улице Верт-Сент-Оноре. Войдя в помещение первого этажа, кандидатки снимали юбки и панье, подвязки и корсеты, парики и украшения и облачались в белые хитоны с цветным поясом. Пояса были шести цветов (черного, синего, пунцового, фиолетового, розового, «цвета невозможности»), каждые шесть кандидаток имели одинаковый цвет пояса. Затем женщинам вручили тончайшие вуали, дабы те накинули их на голову, повязав концы на груди крест накрест, слева направо. Когда с переодеванием было покончено, кандидаток ввели в ярко освещенный храм с колоннами, где стояло 36 кресел, затянутых черным атласом. Напротив двери на возвышении сидела Серафина, вся в белом, а по обеим сторонам ее трона стояли две фигуры в хламидах, более походившие на призраков, нежели на живых людей. Внезапно свет сделался менее ярким. Поднявшись с места, великая магистресса взмахнула рукой и повелела кандидаткам обнажить до колена левую ногу, а правой рукой опереться о ближайшую колонну. Когда повеление было исполнено, две женщины внесли в храм меч. Получив от Серафины шелковые ленты, женщины связали всех кандидаток по рукам и ногам. Когда процедура завершилась, великая магистресса обратилась к испытуемым: «Ваша поза, кою заставили вас принять, символизирует ваше положение в обществе. Мужчины не посвящают вас ни в свои тайны, ни в свои планы, ибо желают, чтобы вы всегда и во всем зависели от них. Женщина везде является рабой мужчины, будь то сераль, где один деспот угнетает сразу пять сотен наших сестер, или дикие земли, где в присутствии мужа-охотника супруга не смеет даже сесть. Но если мы сбросим постыдное мужское иго и объединимся для исполнения наших планов, то очень скоро вы увидите, как заносчивые мужчины станут ползать у наших ног и молить нас о милости. Пусть они ведут свои смертоносные войны и плутают в хаосе созданных ими законов! Мы станем управлять общественным мнением, очистим нравы, возвысим умы, поддержим прекрасное и уменьшим число несчастных. И эти высокие задачи нельзя сравнить с пустыми рассуждениями! Если кто-то из вас имеет иное мнение, пусть выскажет его». Речь была встречена всеобщим одобрением.

Тогда великая магистресса приказала снять путы и продолжила: «Я верю, ваша пылкая душа жадно внимает словам моим, ибо они открывают вам путь к свободе, первейшему благу всех живущих созданий. Но, чтобы понять самих себя, вам предстоит пройти испытания, и тех, кто выдержит эти испытания, я посвящу в тайны, приобщившись к которым, вы обретете истинное счастье.

Сейчас вы разделитесь на шесть групп, по цвету ваших поясов, и каждая группа отправится в предназначенный ей покой, где членов ее подвергнут испытаниям. Та, кто дрогнет, никогда более не войдет в сей храм; та, кто пройдет через испытания, станет победительницей».

Когда каждая группа вошла в скромно убранный зал, подоспели кавалеры и принялись уговаривать их отказаться от вступления в ложу. «Как могли вы поверить словам авантюристки? – вопрошали они. – Весь свет станет смеяться над вами». Но кандидатки не вняли коварным уговорам.

Затем к испытуемым явились их поклонники и возлюбленные и стали упрашивать их отказаться от своих замыслов. «Чем провинились мы перед вами? – вопрошали они. – Отчего у вас в душе фанатизм занял место любви?» Юная кандидатка по имени Леонора ответила, что не возлюбленных своих возненавидели они, а пол мужской и его тиранические законы. «Но, – возразил ей молодой граф Жедеон, – из мужчин вы знаете только меня, а разве я тиран?» Не зная, что ответить, трепещущая Леонора отдернула руку, кою возлюбленный ее пытался поцеловать.

Испытания продолжались долго и завершились только в 3 часа ночи. По завершении кандидаткам для подкрепления сил принесли ликеры. Затем их вновь провели в храм, и воцарилась тишина. Неожиданно послышались скрежещущие звуки, купол над головами женщин открылся, и оттуда спустился огромный золотой шар. На шаре восседал гений со змеей в руках; голову гения осияло пламя. (Другие источники сообщают, что гений восседал обнаженным.)

– Это гений истины, – сказала великая магистресса, – он раскроет вам тайны, которые столь долго от вас скрывали. Сей гений – это знаменитый, бессмертный, божественный Калиостро, вышедший непорочным путем из лона Авраамова, Калиостро, владеющий всеми знаниями прошлого, настоящего и будущего.

– Дщери земли, – вскричал тут гений, – если бы мужчины не держали вас в неведении, вы бы давно стали непобедимы. Вы кротки и нежны, и мужчины обязаны обожать вас и почитать. Вам неведомы пороки, будоражащие разум, чуждо исступление, повергающее государства в хаос. Природа наделила вас всем, что есть в ней прекрасного. Мужчины же возревновали и попытались принизить прекрасные творения природы. Так оттолкните же от себя лживый пол, взгляните друг на друга и откройте души для нежности.

Оратор умолк, а женщины обнялись. Свет сменился сумерками, и гений истины скрылся под куполом. Великая магистресса принялась обходить кандидаток, даруя каждой ободрение, утешение и поддержку.

Затем заиграла бодрая светская музыка, стало светло, пол опустился, а на его месте возник роскошно накрытый стол. Дамы поспешили за стол; едва они расселись, как вошли 36 духов истины, одетых в белый шелк и в шелковых же масках. Как и подобает неземным созданиям, духи в белом сновали по залу, прислуживая кандидаткам. В середине трапезы духи сняли маски, и испытуемые узнали своих возлюбленных. Великая магистресса объяснила, что целью Великого Калиостро является исправление зла, сотворенного обществом, противопоставившим мужчину и женщину, в то время как в первозданном природном состоянии мужчины и женщины были равны. Мужчин пригласили присоединиться к трапезе, после чего бокалы с шипучим вином начали опустошаться значительно чаще. То тут, то там звучали шутки и остроты, кое-кто дерзнул обнять свою возлюбленную. И вот уже позабыты и гений истины, и заблуждения человечества: Амур берет свое. Покидая храм, великая магистресса произносит: «Амур торжествует, не будем ему мешать. Однако не забывайте про наши условия, и тогда душа ваша очистится». Недаром Гримм написал: «Собрания египетских масонов напоминали одновременно и балы, и академические собрания, и дружеские ужины».

Во время сеансов духопризывания Калиостро не ограничивался общением с потусторонними силами через «воспитанников»; он сам призывал духов и разговаривал с ними напрямую. Слух об «ужине тринадцати» облетел весь Париж; только имен шести знатных особ, приглашенных Калиостро, почему-то не называл никто. Зато все точно знали имена шестерых приглашенных на ужин призраков: герцог де Шуазель, Даламбер, Вольтер, Дидро, аббат Вуазенон и Монтескье. Сначала приглашенные особы стеснялись, но постепенно освоились и даже стали задавать покойным знаменитостям вопросы. «Какова жизнь на том свете?» – «Того света не существует», – ответствовал Даламбер. А ярый противник церкви Вольтер поведал, что, пообщавшись в мире ином с папами Бенедиктом XIV и Климентом XII (издавшими эдикты против масонов), он теперь считает их интересными и вполне приличными людьми. Шуазель посетовал, что «там» все лишены телесной оболочки, поэтому он не может наслаждаться женской красотой. Любопытно: некоторые утверждали, что на «ужине с призраками» председательствовала прекрасная Серафина…

Запомнился современникам и разговор с Даламбером, чей призрак, удобно устроившись в кресле, голосом магистра отвечал на вопросы отгороженных от него веревочкой зрителей. Магистр сам шепотом повторял зрительские вопросы на ухо философу… Узнав, что Калиостро может вызывать духов по заказу, народ хлынул к нему толпами. Несколько молодых людей предложили магистру тысячу луидоров за ужин с античными куртизанками и даже написали имена тех, кого хотели бы увидеть. Однако Калиостро резонно заметил, что неизвестно, в каком возрасте скончались означенные женщины; ужин с матронами молодых людей не прельстил.

Загадочные ритуалы, тщательно скрываемые от непосвященных, целительский дар, неустанно нахваливаемый почитателями Калиостро, таинственные сеансы духопризывания – все это привлекало людей, пробуждая любопытство невежд и зависть членов иных сект. Изображения магистра смотрели на поклонников с вееров, чашек, табакерок, шкатулок; знаменитый Гудон изваял бюст магистра; «другу человечества» посвящали стихи:

Друг человечества изображен здесь явно; он лишь о пользе мыслит благонравно, и, став наградой, пребывает с ним дар щедро жить и помогать другим [57]57
  Перевод И. Белавина.


[Закрыть].

Те, кто не могли позволить себе приобрести большой бюст Калиостро, приобретали маленький или гравюру с его портретом. Правда, говорят, что непосредственных учеников у магистра в Париже числилось всего сорок, зато все они были буквально без ума от своего наставника. Невидимым спутником он сопровождал их повсюду, они разговаривали с ним, а когда садились за стол, ставили для него прибор… Поклонники и любопытные подстерегали магистра повсюду. Актер театра Французской комедии Флери, подкарауливший Калиостро в парке, где тот гулял после обеда, увидел, как граф забрался на качели, а супруга принялась его раскачивать. Услышав смех соглядатая, магистр ужасно разозлился и даже соскочил на землю, но потом сменил гнев на милость и важным тоном объяснил, что качаться на качелях после еды чрезвычайно полезно для пищеварения ²².

Жак Клод Беньо из Бар-сюр-Об, в ту пору юный клерк и мимолетный любовник Жанны де Ла Мотт, познакомившись с Калиостро в парижском жилище своей любовницы, писал: «Калиостро говорил на какой-то смеси языков, наполовину французской, наполовину итальянской, перемежая речь цитатами на арабском. Он говорил один и успевал коснуться двух десятков тем, придавая им звучание и подробности, кои устраивали только его. И он постоянно спрашивал, понятно ли всем, и все кивали, дабы убедить его. Говорил он, прибегая к жестам, и повышал голос. Но мог он и прервать речь и начать отпускать комплименты хозяйке дома или начинал любезничать и иронизировать. Так вел он себя и за столом. Говорил же он о созвездиях, о небе, о великом аркане, о Мемфисе, о иерофанте, о трансцендентной химии, о гигантах, об огромных животных, о городе в центре Африки, что в десять раз больше Парижа и где у него свои корреспонденты; о невежестве нашем, ибо мы об этом не знали, он же знал все досконально…» ²³Что ж, с начала своей авантюрной карьеры манеры магистра, похоже, нисколько не изменились, разве что материй в разговорах затрагивалось больше, костюм стал богаче и салоны, которые он теперь посещал, были рангом повыше…