Текст книги "Ангелы-хранители работают без выходных"
Автор книги: Елена Ворон
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– «Аннабел Ли», – бесстрастно сообщила станция, – «Десперадо» прямо по курсу: удаление 75 тысяч 860 метров. «Альбатрос» прекращает наведение; остаемся на связи. Желаю удачи.
– Вас понял.
Виктор включил скафандр, застегнул ремни безопасности, как перед аварийной посадкой.
– Пошел, – сказал он сам себе и послал корабль-игрушку навстречу пирату.
Глава 4
– …У меня для тебя есть работа, – мрачно и с неохотой произнес Джон Дэнвер.
Кэт вопросительно поднял глаза.
– Оно конечно, работа, да, – продолжал Джон, – не хуже всякой другой. И деньги изрядные, и даже, поскольку я за тебя поручился, там готовы выдать аванс.
– Джонни, – улыбнулся Кэт, – это музыка для моих ушей. Но ты ее играешь, словно похоронный марш.
Кузен прочнее угнездился на краю стола, обхватил себя руками за плечи.
– Не радуйся преждевременно. Во-первых, предложение может тебе и не понравиться. А во-вторых… – он неопределенно покрутил рукой в воздухе, – я не берусь судить, как далеко оно выходит за рамки законности.
– Ну, совсем меня заинтриговал. Давай без околичностей.
Джон тяжело вздохнул. Ему не хотелось, чтобы Кэт ввязывался в это дело. Он поерзал на столе, огляделся по сторонам и наконец, обойдя стол кругом, из нижнего ящика, из самой его глубины, достал большой плотный конверт. Сунул в него два пальца, извлек и подал брату снимок.
– Погляди на этого типа.
Человек был молодой, лет двадцати. Ярко-синие удлиненные глаза, черные брови вразлет, волнистые пепельные волосы и решительное, пожалуй, даже жесткое выражение лица.
– Черт возьми, – с удивлением сказал Кэт. – Экий красавец. – Он сделал ударение на последнем слоге. – Надеюсь, ты не предлагаешь мне его убрать?
Джон усмехнулся.
– Убирать не надо – с ним придется работать. Каждый Божий день и неизвестно, сколько лет подряд.
Кэт вгляделся внимательней.
– Каждый день, говоришь…
– И ночь, если понадобится, и утро, и вечер. – Нет уж, Джонни, уволь. Этак я и жены лишусь! Ты посмотри, какой окрас.
– Чего-чего?
– Окрас, говорю. Загар – с ума сойти, – цитировал Кэт альтау Черрала. – А глаза синие-пресиние! А брови черные-пречерные, и кудри!.. Женщины с ума сходят, я думаю. У тебя другого нет?
– Ну, знаешь ли… – поморщился Джон и подал Кэту другой снимок. – Вот он же, тремя годами раньше.
– Этот уже мне больше нравится, здесь человек как человек. Так ему что, искусственно такую морду налепили?
– Ты, кузен, мне тут не зубоскаль. Мое дело предложить, твое дело отказаться, если что не так. – Джон забрал у Кэта снимки и засунул обратно в конверт, а конверт запер в столе.
– Или берешься, или забудем наш разговор.
– Берусь, – с неожиданной горечью согласился Кэт. – Я слушаю тебя, Джонни.
– То-то же. Этот человек, братишка, стоит тысяч сто. Или двести, триста – точно не знаю. И ты за него с сегодняшнего же дня отвечаешь головой; за это тебе платят деньги.
– Шутишь? Какой из меня телохранитель? – Кэт посмотрел на свои тонкие изящные руки. Джон тоже на них посмотрел с каким-то непонятным выражением на лице.
– Если бы нужен был обычный телохранитель, можешь поверить, выбрали бы не тебя. Это называется иначе: опекун. Пастух. Ангел-хранитель. Ты отвечаешь за все – где он, что он, с кем он, зачем, почему и куда. И чтобы при этом был жив, здоров и весел. Он, разумеется, а не ты. Тебе веселья будет мало, а хлопот по горло.
– Погоди, не понимаю…
– Сейчас поймешь. Делано – его зовут Виктор Делано – сам ничего про это не знает. С его точки зрения, у него просто появится новый друг, на которого он с радостью спихнет заботы о своей персоне. Причем характер у него невыгодный, слишком независимый, и ты с ним намаешься.
– Откуда он взялся?
Джон раздраженно махнул рукой.
– Сейчас его привезли из Алутаги – слышал, горе док такой через пролив? Вообще-то он с планеты Серы Лис, но это нас не касается. В Алутаге он рассорился с прежним опекуном, послал его к чертовой матери и сбежал – еле отловили, сняли с борта корабля. Космического я хочу сказать. То есть если ему что не понравится, он может здорово взбрыкнуть, а у тебя, естественно, неприятности. Крупные.
– Слушай, Джон, я все равно не пойму: что мне с ним делать?
– Ничего! Кроме того, что должен беречь как зеницу ока. Никаких авантюр, драк, лишних контактов с посторонними, никаких вредных мыслей.
– Мыслей?
– Именно. Чтоб он не задавался вопросами, отчего, почему и зачем.
Кэт с минуту молчал, положив подбородок на сплетенные пальцы. Кузен по селектору попросил принести кофе; буквально через несколько секунд вошла девушка с подносом, который поставила на низкий столик рядом с Кэтом, улыбнулась ему и Джону и тихо вышла.
– Кому это нужно?
– Тебе, братишка, в первую очередь. Восемь тысяч в месяц дополнительного дохода.
Кэт вскинул глаза, но ничего не сказал. Восемь тысяч – всего на четыре меньше, чем он заплатил за праздник Шести королей. С такими деньгами можно жить.
– Джонни, я все же хотел бы знать, на кого буду работать.
– На себя.
– Джон!
– На самого себя, – повторил кузен. – И я не советую, решительно не со-ве-ту-ю доискиваться подробностей. Пока ничего не знаешь, никакого криминала нет и при таком раскладе и быть не может. С нашей стороны, из полиции, придраться к тебе никто не сумеет.
Кэт с сомнении покачал головой.
– Ну, допустим. Тогда скажи мне другое: что сталось с тем ангелом-хранителем, от которого Делано сбежал?
Джон уселся в кресло напротив и сосредоточенно разлил кофе по двум золоченным изнутри чашечкам.
– Не знаю. – Он отставил кофейник. – Есть вещи, о которых мне почему-то не докладывают. Но судя по тому, какие деньги платят, неприятно было бы изведать на собственной шкуре, что значит провалить задание. Приобщайся. – Он подвинул чашечку брату. И расслабился. – По-моему, я тебе все сказал.
– Кое-что ты сказал, конечно. – Кэт положил себе сахару и принялся задумчиво размешивать. – Ох, как мне это не нравится…
– Мне тоже, – признался Джон. – Я тебя знаю все двадцать шесть лет, что ты живешь на свете, и видит Бог, желаю только добра. Единственное, что мы можем попытаться сделать – это заключить срочный контракт, допустим, на два-три года. Отслужил – и, если хочешь, привет. И потом… – Он смолк, потому что зазвонил телефон – городской, прямой связи, минуя секретаршу. – Алло. Да. – Он посмотрел на брата. – Да, конечно. Совершенно. Я уже говорил и могу повторить: абсолютно надежен. – Телефон был хороший: до Кэта из трубки не доносилось ни звука, хотя речь явно шла о нем. – Вот как. Ну, с какой-то стороны… это, может быть, проще… Хорошо. Хорошо, он приедет. Всего наилучшего. – Джон положил трубку и приглушенно, сквозь зубы, выругался. – Тебе надо подъехать в клинику Вышетравского – Лунная улица, двадцать четыре. Испугались, черти полосатые, хотят обезопасить себя от новых выходок Делано.
– Это хорошо или плохо?
Джон поморщился, словно съел какую-то гадость.
– Лично тебе это ничем особым не грозит – неприятно, только и всего. А Делано… Короче, поезжай к Вышетравскому, там тебе все объяснят.
Кэт доехал на такси. Дом 24 по Лунной улице оказался особняком с большим садом и высокой оградой, сплошь оплетенной вьющимися растениями, так что с улицы ничего не было видно. Кэт поглядел на скромное название «Частная клиника», и на душе у него стало совсем неуютно. Пожалуй, отсюда можно и не выйти. Он вздохнул и позвонил.
Крепкий охранник попросил предъявить удостоверение личности, мельком глянул и без лишних слов пропустил внутрь.
– По центральной аллее, дверь номер три.
Сад был светлый, ухоженный, полный бодрящего аромата плакучей гуамы – цветущего круглый год кустарника, специально завезенного на Франческу несколько лет назад. Особняк, блиставший чисто промытыми стеклами, вблизи показался не столь зловещим. Кэт отыскал дверь под номером 3, застекленную, с очень мелким переплетом, взялся за ручку с чеканной эмблемой Серебряного Лайза – обнаженная девушка на спине у дельфина – и толкнул.
Над головой тренькнул колокольчик. Сидевшая в маленьком холле молодая женщина-регистратор повернула голову и вышколенно улыбнулась Кэту.
– Добрый день. Вы на прием?
– Меня зовут Кэттан Морейра, – ответил он, надеясь, что это все объяснит.
– По-моему, вы не записаны. – Регистратор снова улыбнулась и проконсультировалась с монитором на столе. – Так и есть. Повторите, пожалуйста, ваше имя.
Кэт повторил.
– Но меня все равно ждут.
Ловкими пальчиками регистраторша отстучала имя на клавиатуре.
– Пожалуйте вот сюда, – она указала прямо себе за спину, – а потом пройдете налево, комната 114.
Кэт миновал довольно длинный коридор, где на стенах были развешаны зеркала и небольшие матовые светильники, и наконец оказался в широкой галерее, опоясывавшей внутренний сад с фонтаном. Залитый жарким послеполуденным солнцем, сад застыл в дремотной неподвижности, лишь серебрились, играли тонкие струи над тремя белыми чашами. А на дорожке, в низком плетеном кресле, откинув голову, сидел тот самый человек, чей снимок Кэт видел в кабинете Джона Дэнвера. Ленивая расслабленная поза, легкая улыбка, отсутствующий взгляд ярко-синих… нет, оказывается, теперь черных глаз. Это был искомый Виктор Делано, Кэт его несомненно узнал. Но почему же глаза – черные? Приблизившись, он негромко позвал:
– Делано. Виктор.
В запрокинутом, рябом от тени лице ничего не изменилось. Кэт озабоченно нахмурился. Чем его накачали? Зрачок во всю радужку не для такого солнца; чего доброго парень ослепнет. Кретинизм: оставлять вот так человека, который стоит то ли двести, то ли триста тысяч. Одной рукой он поднял Делано, другой прихватил кресло и оттащил на погруженную в прохладную тень галерею.
– Так-то лучше. – Кэт выпрямился и перевел дух: Делано оказался неожиданно тяжел.
Комната 114 была совсем рядом, с дверью из темного стекла. Уверенный, что стекло это изнутри прозрачно, Кэт постучал и, мгновение выждав, вошел.
– Вы и есть протеже Джонни Дэнвера? – не поприветствовал его вольготно развалившийся в черном бархатном кресле незнакомец. Он был в больших очках, таких же темных, как дверь его комнаты снаружи. Не удержавшись, Кэт оглянулся на дверь: действительно, сквозь нее отлично был виден сад. – Садитесь. – Хозяин показал на кресло напротив. – Что-нибудь выпьете? – предложил он без малейшего радушия.
– Благодарю вас, нет.
– Тогда сразу к делу. – Вопреки собственным словам, он надолго замолчал, разглядывая Кэта из-за очков, каждое стекло которых было величиной чуть ли не с блюдце. Кэт ответил ему таким же откровенным взглядом. Очевидно, незнакомец богат, и на вид ему лет шестьдесят пять – семьдесят. Блеклая, какая-то неблагородная седина, глубокие складки на лице, но волосы еще густые и модно подстрижены. – Так вот, к делу, – повторил он. – На вас-де можно положиться, уверяет Джонни. – Имя «Джонни» он произнес с явным пренебрежением. – Однако мое впечатление иное. Едва ступив на порог, вы разводите самодеятельность. – Фразы его были короткие, словно говорить длинными хозяину было лень. – Зачем вытаскивать Делано из сада? Кто вас просил? Нам что – вешать таблички «Руками не трогать»? Не позволяйте себе лишнего, Морейра.
– Здесь есть окулист?
Неожиданный вопрос поставил незнакомца в тупик.
– Окулист? – переспросил он, соображая.
– Наверное, найдется. Так пригласите его, – Кэт повысил голос, – посмотреть, сожжено у парня глазное дно или еще нет. Пока он сидел в саду на вашем солнышке…
– Ну, он пробыл там совсем недолго, – раздался голос у него из спиной. – Я сделаю замечание сестре, это ее недосмотр.
Кэт обернулся. Скрытая деревянной панелью вторая дверь была отворена, а на пороге стоял врач – маленький, ладный, в светло-зеленом халате и шапочке.
– Генрих, я не желаю иметь дело с этим типом, – объявил человек в очках. – Он не лоялен.
– Он и не обязан быть лояльным вам, генерал, – спокойно возразил врач, ступив в комнату и прикрывая дверь. – Если он будет лоялен Делано, этого достаточно.
Генерал? Кличка, что ли? Во всяком случае это мой работодатель собственной персоной.
– Не хочу, – повторил тот. – Дэнвер пусть катится ко всем чертям, а я не хочу!
– Бросьте, генерал, не стоит горячиться, – умиротворяюще проворковал доктор Генрих. – Посмотрите: он совершенно безвреден, а если рассердился из-за своего подопечного – так он абсолютно прав.
Генерал помолчал, обдумал эти слова и вдруг привычным, машинальным жестом снял очки, сложил и сунул в нагрудный карман. Кэт впился взглядом в его лицо, стремясь получше запомнить. И был изумлен неожиданно сделанным открытием. Те же синие глаза, хотя и выцветшие с возрастом, те же, пусть поседевшие, брови вразлет, те же линии скул и носа: генерал мог быть отцом или, на худой конец, дедом Виктора Делано. Ах нет, Делано три года назад перенес серию пластических операций. Тогда почему же?.. Кэт не успел додумать.
– Кэттан, – врач тронул его за плечо, – пройдемте со мной. Генерал, я думаю, не возражает.
– Послушайте! – вскинулся тот. – Я плачу бешеные деньги! И не желаю…
– Вы платите достаточные деньги, – твердо прервал его Генрих, – чтобы рассчитывать если не на лояльность, то на честное выполнение договора. Наш друг Кэттан, – добавил он воркующим голосом, от которого у Кэта поползли по спине мурашки, – находится в отчаянном положении. И не станет делать ничего себе во вред.
На пороге Кэт быстро оглянулся на генерала. Наверное, он старше, чем показалось с первого взгляда. Но зачем нужен Делано, похожий на него в молодости? Может, у генерала был сын или внук, который, например, погиб, и старикан теперь хочет заменить его другим? Глупо, но ведь нередко встречается. Вообще-то он старый маразматик, и идеи его могут оказаться самыми дикими.
Делано в галерее уже не было, осталось лишь пустое плетеное кресло. Генрих провел Кэта мимо нескольких тонированных стеклянных дверей.
– Заходите. – Доктор пропустил его в комнату под номером 121. – Присаживайтесь и подождите: вам принесут еды.
Кэт вошел, и при виде белых стен, больничной мебели и какой-то аппаратуры на белом столе у него засосало под ложечкой.
– Я не хочу есть.
– А я вас и не спрашиваю, – проворковал врач. – Вам говорят: подождите.
Кэт мрачно уселся на низкую кушетку. Ну и день сегодня: сперва альтау, теперь вот этот Генрих явно что-то задумал. Эх, Джонни, ты-то как мог связаться с этой бандой? Всю жизнь я считал тебя абсолютно честным, глубоко порядочным человеком. Впрочем, я и сам пока не преступник, однако же сюда попал.
Дверь открылась, девушка в светло-зеленом халате вкатила сервировальный столик.
– Приятного аппетита. – Она подвинула столик Кэту и тут же вышла.
Он не притронулся ни к бутербродам, ни к сухому печенью, лишь выпил полстакана сока, который показался кислым и неприятно теплым. Черт знает, чего от меня хотят! Выбраться бы отсюда поскорее.
Вернулся доктор Генрих, с плоской черной коробочкой, похожей на какую-то странную кассету.
– Ну вот, Кэттан, теперь я займусь вами. – Генрих вложил кассету в прорезь одного из четырех приборов на столе, быстро пробежался пальцами по маленькой клавиатуре на его стенке, и все четыре ящика засветились рядками разноцветной индикации. Кэт, сколько ни глядел, не мог даже приблизительно определить, что это за аппаратура: видимо, несерийное оборудование. – Снимите часы и покажите руки, – велел врач.
Кэт подчинился. Крепко взяв за запястья, Генрих внимательно осмотрел ладони, пальцы, прощупал каждый сустав, каждую косточку. Пальцы у этого доктора были сильные, жесткие, безжалостные. У Кэта появилось ощущение, будто Генрих размышляет, можно ли отрезать у него руки и пришить кому-то другому.
– Так, – изрек он наконец. – Полагаю, вы не склонны ни к дракам, ни к тяжелому физическому труду?
– Не склонен.
– Это хорошо – руки придется беречь. Пересядьте сюда. – Он указал на кресло у стола с приборами. – Отлично. Ладони в эту щель, обе. Глубже, глубже – вот так. Хорошо. Теперь сидите и не двигайтесь. – Он опустил вниз черный переключатель над самой щелью, и рукам Кэта стало тепло, затем это ощущение пропало.
Больше ничего не произошло. Доктор Генрих стоял рядом, облокотившись на прибор с небольшим дисплеем и смотрел, как на экране ползут снизу вверх строчки цифр и символов.
– Попробуйте шевельнуть руками, – сказал он через минуту. – Выньте.
Кэт хотел убрать руки – и не смог. Они были как неживые, словно доктор действительно их отрезал и просто приложил к старому месту. Он резко откинулся назад, и вытащенные кисти безжизненно упали на стол, совершенно белые, мертвые на вид.
– Ну, этого-то не надо, – буркнул Генрих. – Вовсе даже ни к чему.
– Как просили, – отозвался Кэт, стараясь скрыть, что ему не по себе.
Доктор Генрих вложил его руки обратно, запросил какие-то данные, поглядел на дисплей, удовлетворенно хмыкнул и запустил следующую часть программы.
– А вот теперь даже не пытайтесь шевелиться, – предупредил он. – Руки зафиксированы, но все равно не двигайтесь.
Кэт молча сидел, уставившись на два желтых огонька прямо перед глазами. Что бы там ни происходило с руками, он ничего не ощущал, только ноющую боль в груди, Похожую на запоздалое горькое сожаление. Всем своим существом он чувствовал, что против воли неотвратимо погружается в трясину какого-то неизвестного и жестокого преступления, откуда нет хода назад и где контракт заключают бессрочный.
Если бы не Анжелика… Если бы речь шла не о ней, а о нем самом, если бы деньги были нужны для него… Черта с два он бы тут сидел!
Преступные, проклятые деньги. Она же говорила, просила такого не делать. Разве на проклятых деньгах построишь счастье? Разве любовь выдержит такую тяжесть?
И этот несчастный Делано, игрушка впадающего в маразм старика, накачанный наркотиками и бездумно брошенный на ослепляющем солнце. Что с ним было? И еще важнее – что с ним будет? Чего ради Кэту предписано беречь его пуще глаза, даже от вредных мыслей? Господи, зачем все это?
– Ну вот, мы закончили, – оживился доктор Генрих. – Вынимайте руки и сидите, пока полностью не восстановится чувствительность. Можете потереть, шевелите пальцами – все, что угодно. Только ничего здесь не трогайте; я вернусь минут через пять.
Он ушел, а Кэт принялся, как мог, разминать онемевшие кисти. Зачем это? На коже он рассмотрел крошечные розовые точки, словно от встреленных в ткань электродов. Безумие какое-то!.. Неужели это со мной?
Вернулся непоседливый доктор.
~ Так, теперь дальше. С нашим Делано все в порядке. А вам сейчас предстоит кое-чему научиться. Как руки, еще не очень? Тогда продолжайте массировать. Собственно говоря, это для вашей же пользы: способ держать Делано в руках в самом буквальном смысле слова. Нрав у него не подарочек, довольно буйный. Ваш предшественник, отказавшись от контроля, на этом и погорел.
– Что с ним теперь?
– Да так, ничего особенного… Ну вот, друг мой, теперь надевайте эти перчатки. – Сдвинув переднюю панель второй стоящей перед Кэтом установки, Генрих достал лежащую внутри пару перчаток из незнакомого плотного материала, покрытого тонкой желтоватой сеткой, с подведенными к крагам проводками. – Хорошо. Теперь я включаю, и перчатки начинают двигать вам пальцы, а вы запоминаете движения. Как только доведете до автоматизма, так и закончим.
Перчатки, теплые изнутри и плотно охватившие руки, оказались как живые. Они заставляли пальцы шевелиться, сгибали их и разгибали в определенной, довольно простой последовательности, поворачивали туда-сюда обе кисти и вообще вели себя довольно нагло. Потом притихли, лишь едва напоминая о себе легким надавливанием, которому Кэт подчинялся, и наконец затихли.
– Запомнили? – Доктор Генрих отключил установку. – Теперь покажите, не снимая.
Кэт несколько раз повторил заученные движения.
– Замечательно. Это вы будете проделывать каждый день, например, вместо утренней гимнастики. Находясь рядом с Делано, разумеется.
– Зачем?
– Я же вам сказал, – проговорил Генрих своим воркующим голосом, от которого по спине у Кэта ползли мурашки, – чтобы легче было с ним ладить. Это мягкое, безобидное воздействие, которое не принесет никакого вреда и сделает его более покладистым. А теперь другой способ его обуздать, более радикальный – им вы будете пользоваться по мере необходимости. Старайтесь не злоупотреблять. – Генрих снова включил обучающие перчатки.
Новые движения были еще проще, здесь нужно было поворачивать и сгибать только кисти.
– Изумительно, – наконец сказал доктор и отключил свою аппаратуру. – Схватываете на лету. Теперь пройдемте. вы должны посмотреть, как это работает.
Выйдя на галерею, он повел Кэта напрямик через внутренний сад, где теперь сидели в тени у фонтана две молоденькие сестрички и весело хохотали. Они оборвали смех и молча проводили их взглядом.
– Прошу. – Генрих отворил дверь в темную комнату. – Проходите смелее. – Он вошел следом и закрыл дверь.
Кэт остановился у порога, привыкая к густому сумраку. В конце концов оказалось, что темнота не такая уж плотная: в углу горела лампа, накрытая материей, по краям которой пробивались полоски света. На кушетке он увидел темную фигуру.
– Вы хорошо начали, – сказал доктор Генрих, – еще бы немного он там посидел – и с глазами было бы плохо. А так ничего страшного. Встать! – неожиданно гаркнул он с удивительной для своего хрупкого сложения мощью.
Кэт вздрогнул, а Делано вскочил с кушетки.
– Прекрасно, – сказал Генрих нормальным голосом. – Видите? Он хорошо подчиняется, и если будет трудно, можете орать не стесняясь.
Делано молча стоял перед ними с тем же отсутствующим выражением лица, что и в саду.
– Когда мне его отдадут?
– Завтра. Вам позвонят и скажут, куда приезжать. А теперь ваше второе сильнодействующее средство контроля. Вашему, гм, пациенту, видите ли, свойственно лезть на рожон. И чтобы не повадно было…
– Почему вы не хотите помочь ему сделаться спокойным и тихим? Раз и навсегда?
– На этот счет, друг мой Кэттан, есть свои соображения. У генерала – не у нас, медиков… Будьте добры, вот это движение. – Генрих шевельнул руками, поворачивая кисти.
Сознавая, что все равно через это придется пройти, и чувствуя, как внутри все леденеет, Кэт четко повторил освоенные несколько минут тому назад движения. Делано мгновение стоял тихо. Потом протяжно застонал и мягко упал на колени, согнулся, закрывая лицо руками, и повалился на пол Кэту под ноги.
– Что это?!
Генрих не ответил, отступая и прислоняясь к стене.
Делано мучительно стонал. Его трясло как в лихорадке, он пытался приподняться и отползти, но руки бессильно скользили по ковру, снова и снова он падал вниз лицом. Кэт стремительно обернулся к врачу – тот бесстрастно наблюдал за ними обоими, сунув руки в карманы халата.
– Это страх, – проворковал он, – элементарный животный страх, который не позволит ему ввязываться в неприятности и рисковать жизнью, за которую, поверьте, заплачены немалые деньги. Повторяю, это большое облегчение лично для вас.
Делано уже не стонал, а плакал, вздрагивая всем телом. У Кэта сжались кулаки.
– В полном сознании он сможет себя контролировать, и это не будет выглядеть столь драматично, – сказал врач. – А вы, друг мой, постарайтесь обойтись без ненужных эмоций, если дорожите своей прекрасной высокооплачиваемой работой. Поднимите его и уложите на кушетку, и я провожу вас до выхода.
Виктор гнал автомобиль сквозь ночь вниз по серпантину, упрямо сдвинув брови и закусив губу. Свет фар метался на поворотах, прыгал по заросшему кустарником склону горы, по черно-белому ограждению дорожного полотна, проблескивал на редких указательных знаках. Еще быстрее, еще. Руки напряженно сжимают руль, его умения не хватает для этой скорости и этой трудной дороги, но все равно быстрее, если можно, еще скорей, пока не поздно, пока есть надежда уйти от погони, где-нибудь внизу свернуть с шоссе и скрыться, спрятаться, так, что– „ бы уже никогда его не нашли. Скорее же, ради Бога! Машину занесло, она скрежетнула крылом по столбу ограждения, но Виктор выправил, вывел ее на середину дороги и понесся дальше, вперед и вниз.
На экране заднего вида черно, никаких огней – то ли просто не видно, то ли, может быть, у них вертолет? Господи, помоги мне, задержи их, дай добраться до подножия, а там уже я справлюсь и сам. Я не хочу, я больше этого не хочу, ни за что, им меня не взять, я не дамся, лучше угроблюсь здесь на этих зигзагах. Не дамся вам, гады, слышите? Да скорее же, скорее! Что за машина такая!
А это что?! Ограждение… где?! Свет фар провалился в густую синь ночи, на мгновение вскинулся вверх едва видимым лучом, упал, растянулся по кустам светлой дорожкой, и длинный автомобиль неуклюже закувыркался по склону. Что ж, пусть так, пусть хотя бы так, я согласен…
На полоске пляжа у подножия горы глубоко зарылась в белый песок помятая машина с выбитыми стеклами. Песок был еще влажным от утреннего тумана, и на нем виднелись четкие следы, которые внимательному глазу могли бы все рассказать о том, что здесь произошло. Кэт надеялся, что Делано будет не до того, чтобы рассматривать следы.
Делано лежал возле машины, с закрытыми глазами, и . казалось, тихонько бредил:
– Не хочу… не хочу больше… не дамся!.. Да скорее же!..
Кэт сидел рядом, одной рукой обхватив колени, вычерчивая что-то палочкой на песке. Сволочи, ну какие же сволочи, уму непостижимо. И ты сам тоже хорош, ведь не отказался же. Думаешь, Анжелика обрадуется, узнав, какую цену вам теперь придется платить?
Делано чуть слышно застонал, и Кэт поднял голову. Спит, как есть спит, только сон ему снится кошмарный, губы кривятся от боли, и из-под ресниц скатывается по виску слезинка. Бедняга… Нелюди! Да за что же вы его?!
Делано совсем затих, и Кэт терпеливо ждал, когда он очнется. «Вылупившийся из яйца цыпленок признает за мать первый же движущийся предмет, какой увидит, – сказал вчера доктор Генрих. – Так и Делано признает вас за друга. Постарайтесь оправдать его доверие».
Оправдать доверие… Ангел-хранитель, вооруженный страхом. Кэт снова посмотрел на бледное измученное лицо. Дорогая игрушка. Да еще и не очень нужная. Потому что если бы генерал действительно хотел иметь его под рукой целым и невредимым; черта с два его бы выпустили из клиники и позволили шляться.
Делано наконец открыл глаза. Кэт вскочил на ноги и шагнул к нему, словно только что подошел со стороны.
– Смотрите-ка: жив. А я полагал, с такой высоты безнаказанно не кувыркаются. – Он присел на корточки. – Как самочувствие?
– Погано, – ответил Делано на удивление жизнерадостно. – Слушай, я правда живой? Каким чертом меня угораздило?
– Я-то как раз собирался об этом тебя спросить.
Делано хотел приподняться, но, не сдержав стона, упал на песок обратно.
– Да вроде удирал от кого-то… Пес его знает, не помню. – Он все-таки сел. – А ты на машине? Можно и мне с тобой? Возьми, а? – Он просил с надеждой, с какой, бывает, умоляют человека бездомные собаки.
– Возьму, отчего ж нет? – Кэт улыбнулся. – Поехали?
Ангел-хранитель приступил к своим обязанностям.
Спустя неделю, присмотревшись к Делано и привыкнув, он решил съездить в Алутагу, разузнать о человеке, который не сумел уберечь своего подопечного.