Текст книги "Мифы и правда о женщинах"

Автор книги: Елена Первушина

Кажется, заветы Батской ткачихи ближе всего приняли к сердцу благородные дамы Тулузы и Прованса. Им и их верным трубадурам удалось создать великолепную легенду о «finamor» – «прекрасной» или «куртуазной» любви, о «дворах любви», повинующихся приказаниям женщин, о чистой страсти к идеальной женщине. Эту легенду подхватили авторы исторических романов, и некоторые доверчивые читатели до сих пор считают, что Средневековье было сплошным поклонением рыцарей прекрасным дамам. Между тем, «дворы любви» существовали на юге Франции, в Аквитании и Лангедоке, на протяжении немногим более двухсот лет (в 1071 г. родился первый трубадур Гильем Аквитанский, а в 1292 г. умер последний – Гираут Рикьер).

Согласно легенде, трубадур находился в полном подчинении у своей дамы и испытывал к ней почти религиозное чувство благоговения. Оно рождалось из преклонения перед достоинствами дамы – неизменно всегда самой прекрасной и самой благородной. При этом влюбленный порой терял всякую волю и индивидуальность – он не более чем ребенок, с которым любимая женщина делает все, что захочет: «Ради нее я могу быть лживым и искренним, полным верности и готовым к изменам, грубым и любезным, трудолюбивым и праздным, ведь именно ей дана власть унижать и возвышать меня».

Другим такая концепция была не по нраву. В знаменитой песне-диалоге между дамой-трубадуркой Марией Вентадорской и ее певцом Ги де Юсселем последний настаивает на равноправии в любви, а Мария возражает:

 
« Ги:
 
 
Итак, дать обязана Дама взамен
Любви – любовь, ту назначив из цен,
Чтоб равенство соблюдал договор
Без счетов, кто кем был до этих пор.
 
 
Мария:
 
 
Ги, влюбленный, подав намек
Даме, должен быть терпелив
И благодарить, получив
Милость в должном месте в свой срок;
Пусть просит, не поднимаясь с колен:
Она – и подруга, и сюзерен
Ему; превосходство же ей не в укор,
Поскольку он друг ей, но не сеньор»{ Брюнель-Лобришон Ж., Дюамель-Амадо К. Повседневная жизнь во времена трубадуров. М.: Молодая гвардия, 2003. С. 371.}.
 

Однако стоит только взглянуть на другие канцоны трубадуров, как мы без труда убедимся, что любовь, связывающая Даму и рыцаря, меньше всего похожа на религиозное обожание. Наоборот – это вполне земное, плотское чувство. Вот как описывает его прославленный трубадур Бернарт де Вентадорн:

 
«Увы, зачем нужна
Мне жизнь, когда она —
Без той, чья белизна,
Как первый снег, нежна?
Мне радость не дана
Быть с ней на ложе сна,
Быть с Донной, где она
Лежит обнажена»{ Там же. С. 298.}.
 

Не стеснялись своих чувств и женщины-трубадурки. Вот строчки из песни, сложенной графиней де Диа:

 
«Я горестной тоски полна
О рыцаре, что был моим,
И весть о том, как он любим,
Пусть сохраняют времена.
Мол, холодны мои объятья —
Неверный друг мне шлет укор,
Забыв безумств моих задор
На ложе и в парадном платье.
Напомнить бы ему сполна
Прикосновением нагим,
Как ласково играла с ним
Груди пуховая волна!..»{ Брюнель-Лобришон Ж., Дюамель-Амадо К. Повседневная жизнь во времена трубадуров. М.: Молодая гвардия, 2003. С. 309.}
 

«Прекрасная любовь» всегда связана с весной, молодостью, радостью, наслаждением, весельем, а зачастую и с изменой. Супружеским узам противопоставляли пылкую страсть любовников. В рассказах о судах любви приводится такой анекдот (едва ли достоверный, но подчеркивающий всю абсурдность представлений о куртуазной любви). Некой даме служили два рыцаря, и одному из них она подарила свою любовь. Другому же в утешение сказала, что если когда-нибудь разлюбит своего избранника, то отдаст свою любовь только отвергнутому воздыхателю. Через некоторое время она сочеталась со своим возлюбленным законным браком, и тогда второй рыцарь пришел требовать «своего», уверяя, что невозможно испытывать «прекрасную любовь» к законному супругу. Он даже обратился в суд любви, и конклав дам, под предводительством Сибилы Анжу, графини Фландрской, признал его правоту – дамы также были уверены, что любить можно «друга», но не мужа.

Пикантность ситуации заключалась в том, что трубадур воспевал красоту чужой жены и получал за это плату от ее мужа. Это может показаться удивительным, но сами мужья не усматривали в этой ситуации ровным счетом ничего странного. Во многом «куртуазная любовь» была литературной игрой. Своими песнями именитый трубадур создавал своеобразный «пиар» двору сеньора, что зачастую помогало сеньору в решении политических и экономических проблем. Именно он, хозяин замка, был одновременно хозяином и дамы (своей жены), и трубадура. Именно он был тем, кто заказывает музыку.

«Кому душа, тому и тело, – вот так бы я любить хотела», – говорит героиня одного из рыцарских романов. Конечно, искренне влюбленная женщина могла подарить любовнику свое тело, но это было, по сути, единственной возможностью проявить свою волю. Без трубадура и без мужа-спонсора дама была никем; ее власть – лишь прекрасная иллюзия. Один из средневековых авторов Андрей Капеллан писал, что коль скоро женщину наделяет властью сам мужчина, то он вправе и отнять эту власть. Большинство феодальных сеньоров согласились бы с ним. Истории о том, как рыцарь бранит, унижает, а то и бьет недостаточно щедрую в любви даму – отнюдь не редкость в жизнеописаниях трубадуров.

Прекрасные дамы в алых платьях, золотых ожерельях и высоких колпачках-энненах были лишь красивой декорацией. Реальной действующей силой в средневековом обществе были женщины-труженицы – крестьянки и ремесленницы, такие, как Батская ткачиха.

Горожанки нашли другой, более прямой путь к свободе. Они не пытались подчинить себе повелителей-мужчин – они решили взять судьбу в свои руки.

Горожанки славились бойкостью и самостоятельностью. Так, в книге «Парижский хозяин» – наставлении молодым женам, написанном в XIV в. – автор, желая укорить женщин, приводит историю, чем-то напоминающую знаменитую шекспировскую комедию «Укрощение строптивой»:

«Слышал я от бальи города Турне, что был он в обществе нескольких давно женатых мужчин, и побились они об заклад. Те из них, чьи жены досчитают до четырех без остановок, возражений, насмешек или замечаний, ничего не будут должны. Но тот, чья половина не сможет досчитать до четырех без перерывов или добавления к этим простым словам “раз, два, три, четыре” каких-либо замечаний, насмешек или возражений, обязан накормить всю компанию ужином. Отправились сначала к первому, которого звали Робен, и жена его считалась весьма гордою. И сразу же супруг сказал ей:

– Мари, говорите вслед за мной то, что скажу я.

– Охотно, сударь.

– Мари, говорите: раз…

– Раз.

– И два…

– И два.

– И три…

И тут Мари слегка надменно произнесла:

– И семь, и двенадцать, и четырнадцать! Что такое? Вы что, смеетесь надо мной?

Так проиграл муж Мари.

Отправились теперь в дом Жана, который позвал Агнес, свою жену, и обратился к ней со следующими словами:

– Повторяйте за мной то, что я скажу: раз…

Агнес презрительно сказала:

– И два.

Таким образом, и он проиграл.

Тассен говорил госпоже Тассине: “Раз…” А та в ответ восклицала: “Что за новости!”, или: “Я не ребенок, чтобы учить меня считать”, или “Вот еще, побойтесь Бога – вы что, подались в музыканты?” и тому подобное. И он проигрывал. А все те, кто был женат на женщинах молодых, хорошо образованных и хорошо воспитанных, выиграли и были рады»{ Виоле-ле-Дюк Э. Э. Жизнь и развлечения в Средние века. СПб.: Евразия, 2003. С. 55–56.}.

Если супруг умирал, тяжело заболевал или бесследно исчезал, женщина брала «семейный бизнес» в свои руки. При этом зачастую она не задумывалась о том, насколько такое занятие подобает женщине. Так, она могла быть не только ткачихой, швеей, кружевницей или вышивальщицей, но также и заведовать оружейной или ювелирной мастерской, плотничать, быть сапожником и даже каменщиком; женщина имела возможность наняться в богатый дом служанкой или экономкой или пойти в городскую управу и работать писцом. Не редки случаи, когда женщины-врачи практиковали вместе со своими мужьями (особенно часто такие семейные пары можно было встретить среди евреев). Женщины-банщицы также занимались «прикладной медициной»: вырезали мозоли, делали массаж, готовили травяные ванны. Вдовы купцов вкладывали деньги в снаряжение кораблей для заморской торговли. Вдовы банкиров нанимали управляющих, но сами внимательно следили за финансовой политикой банка. Вдовы ростовщиков и менял становились к прилавку и брались за весы. Словом, женщины всегда были на подхвате, и если супруг по тем или иным причинам не мог больше содержать семью, женщина всякий раз готова была «подставить плечо».

Средневековое общество было земледельческим, и основу его составляло крестьянство. Но именно об этих людях мы знаем меньше всего. Крестьяне не оставили нам ни красивых баллад, ни книг, ни картин, ни драгоценных уборов. Рассказать о них могут только описи и судебные протоколы.

Если дочь знатного сеньора могла, отказавшись от замужества, уйти в монастырь и со временем получить в свои руки немалую власть (отнюдь не ограничивая себя в плотских утехах), то для дочери крестьянина брак был единственным способом выжить. Старой деве пришлось бы после смерти родителей становиться батрачкой, наниматься служанкой в другую крестьянскую семью или в поместье сеньора, или же доживать свой век в приживалках у брата и у другой родни. Но крестьянки очень редко оставались старыми девами.

Мужчины женились поздно: в тридцать или сорок лет (как правило, после смерти отца). Девушки были в более юном возрасте, но все же старше, чем невесты-аристократки. Если тех могли выдавать замуж и в девять лет, невесте-крестьянке было не меньше четырнадцати – ведь от нее ожидали, что она сразу примется за все домашние обязанности, ее «рабочая сила» ценилась ничуть не меньше приданого. Приданое могло включать в себя небольшие земельные наделы, деньги, скотину, сельскохозяйственные орудия, столовое серебро, мебель, одеяла, простыни, скатерти.

В 1294 г. Вильям Алейн из Браутона возбудил дело против своего тестя из-за приданого, которое состояло (или должно было состоять) из платья, кастрюли в два галлона, сосуда в полгаллона, двух ковров, пяти шиллингов, «чтобы починить телегу железом», и шести шиллингов для передачи церкви.

В том же году в Эбботс Риптоне подал в суд на Агнес Хуберт из-за приданого, состоявшего из лошади, свиньи, четырех бушелей пшеницы и трех коз.

К добрачному сексу и девушки, и мужчины относились довольно спокойно. Так, некая Гразид Лизье из деревни Монтайю, вступив в связь со священником Пьером Клерже, ответила на вопрос суда: «С Пьером Клерже мне это нравится. И потому это не может быть неугодно Богу. Это не грех».

«Девичья честь» была зачастую вопросом чисто экономическим – за ее лишение налагался штраф. Так, одна из судебных записей в имении Вейкфильде: «Юлиана, дочь Джона Сиббесона, виллана, была лишена девственности до того, как вышла замуж, и до сих пор не уплатила ни "штраф за ложе"{ Она должна была заплатить штраф, так как потеряла девственность до свадьбы. – Прим. авт.}, ни налог на свадьбу»{ Здесь и далее цит. по: Гис Д., Гис Ф. Брак и семья в Средние века. СПб.: Евразия, 2003.}. Следовательно, после изнасилования она благополучно вышла замуж. Причиной наложения и сбора штрафов явилось то, что эрл Джон, владелец манора, нуждался в деньгах. Он увяз в бракоразводном процессе со своей женой, племянницей короля, и хотел получить развод, чтобы жениться на своей любовнице, матери своих детей.

Если же в суд обращалась сама женщина, присяжные далеко не всегда вставали на ее сторону. В 1288 г. в Браутоне Эмма, дочь Роберта ле Клерка, подала иск на сына Агнес Гильберт, на полях которого она работала: Агнес Вильям Гильберт «бросил ее на землю и силой и жестокостью изнасиловал ее так, что пролилась кровь». Вильям отрицал обвинение в жестокости и пролитии крови, заявляя, что «он не насиловал помянутую Эмму, но что на протяжении последних трех лет он сочетался с помянутой Эммой по ее собственной воле, когда бы он ни захотел». Вильям и Эмма передали дело главным поручителям и присяжникам, «которые пришли и сказали, что помянутый Вильям не насиловал помянутую Эмму в указанный день и не сочетался он с нею против ее собственной воли, в чем она обвиняет его, но таким образом, каким он привык сочетаться с нею, а также он не проливал ее кровь». Вильяма оправдали, а Эмма была оштрафована.

В годы замужней жизни женщина выполняла обычную домашнюю работу: готовила, доила коров, сбивала масло и сыр, пряла, ткала, обшивала всю семью, кормила домашнюю птицу, обрабатывала огород. Пожалуй, лишь одна из общественных должностей в средневековой деревне была ей доступна: женщины часто были деревенскими пивоварами или официальными дегустаторами, определяющими, соответствует ли сваренное пиво или эль стандартам качества.

Однако если муж умирал раньше жены (а это случалось часто, ведь он был значительно старше), женщина становилась собственницей земли и главой семьи. На юге Франции к имени таких женщин прибавляли почтительное наименование «На» – госпожа, которого обычно удостаивались лишь аристократки.

Общинное право определяло вдовью часть от одной трети до половины имения, но часто крестьянская вдова получала больше; нередко ей доставалось и все держание. Так, Элис Бенит после смерти своего мужа в 1311 г. приняла имение в Каксхэме, а тридцать лет спустя, когда она сама умерла, земли перешли к ее незамужней дочери Эмме. В Браутоне Кристина Нил и Агнес Кателин управляли держаниями после смерти своих мужей. В таких случаях вдовы должны были нанимать батраков для обработки земли, а также для выполнения барщинных повинностей. Поэтому они зачастую предпочитали повторно выйти замуж, хотя закон и не толкал их к этому. Если мужчина женился на вдове и получал земли ее первого мужа, он должен был принять его фамилию.

Развлечения вдов рассматривались в церковных судах как случаи прелюбодеяния и облагались штрафом, иногда даже с временной конфискацией земли. В Гиртоне в 1291 г. Матильда, вдова Роберта Уорика, вступила во внебрачную связь с Робертом Корбесом и «из-за этого потеряла часть движимого имущества лендлорда». Ее возлюбленный, видимо, оказался вором. Земля Матильды была «взята под руку лендлорда», а она выплатила три шиллинга.

На старости лет предусмотрительный крестьянин или крестьянка могли заключить «договор о содержании» с собственными детьми. В 1281 г. Томас Бридл, принимая держание своей овдовевшей матери в деревне Хейлсовен, обещал построить ей дом 30 футов длиной и 14 шириной с тремя дверями и двумя окнами. Суды строго следили за соблюдением такого рода договоров. Так, в Варбойзе в 1334 г. присяжные постановили: «И поскольку Стивен Кузнец не содержит мать в соответствии с их договором, он должен [заплатить] 6 пенсов».

Можно было также купить в монастыре нечто вроде пенсиона, называемого «алиментами» (т. е. средствами прокормления). В 1317 г. одна женщина приобрела богатый пенсион за 140 марок, который гарантировал три буханки хлеба (одна из них – белого) и два галлона эля ежедневно, а каждый год 6 свиней, 2 быка, 12 голов сыра, 100 штук вяленой рыбы, 1000 сельдей и одежды на 24 шиллинга.

Согласно средневековому законодательству, женщина должна была всю жизнь находиться под опекой мужчины – отца, мужа, старшего сына. Однако законы никак не могли совладать с реальностью, в которой женщины смело брали на себя ответственность за собственную судьбу и за материальное благополучие своей семьи.

Глава 11. Галерея портретов

Средневековые люди любили писать. Они оставили нам множество документов: письма, дневники, биографии, мемуары, исторические и философские трактаты. Авторами и главными героями большинства из них были мужчины. И все же мы можем восстановить образ некоторых женщин Средневековья, узнать об их жизни, семьях, любви, о том, каким они видели мир и свое место в нем.

1 февраля в Ирландии отмечают праздник Имболг – День Святой Бригитты, День прихода весны. В древности с этим праздником были связаны особые обряды: дети ходили колядовать, домочадцы плели кресты-обереги из соломы и тростника и помещали их над дверью для защиты от болезней и несчастий на целый год. Старшая дочь в семье выходила на улицу и стучала в двери дома, приговаривая: «Встаньте на колени, откройте глаза, приветствуйте Бригитту!» Ответ был таков: «Добро пожаловать, заходи благородная женщина!»

Само название праздника означает «в животе», т. е. беременность. Речь идет о домашних животных: овцах и коровах, которые весной должны дать приплод. Таким образом, этот праздник связан с плодородием, весенним расцветом природы и защитой от всякого зла. Но кто же такая Бригитта, которую в этот день ждут в каждом доме?

Бригитта, самая почитаемая святая в Ирландии и Шотландии, была основательницей монастыря Cell Dara – «Дубовая церковь» (современное название – Килдар), находящегося в ирландском Лейнстере. Она умерла в 524 г., а в середине VII в. было написано ее житие.

В этом житии рассказывалось, что Бригитта – незаконная дочь аристократа и рабыни. Она была рождена на восходе солнца на пороге дома друида – жреца древних богов, который увидел знамение и предсказал девочке особую судьбу. Он же стал и первым воспитателем Бригитты. Когда пришло время отнимать ее от груди, друид стал беспокоиться. И не зря – она отказалась принимать пищу из его рук. «Я знаю, – сказал жрец, – что беспокоит девочку: это то, что я нечист». Тогда он привел белую корову с красными ушами, чтобы та кормила ее, и девочка выздоровела.

Когда Бригитта подросла, она, согласно ирландским обычаям, была отправлена на воспитание в другую провинцию – Мунстер. С возрастом она становилась все более прекрасной, и однажды к ней посватался ее сводный брат. Но Бригитта отказалась выйти замуж, сказав, что душой принадлежит Богу. Когда же жених стал настаивать, девушка, по легенде, вырвала у себя глаз, чтобы лишить себя красоты. Позже она исцелилась в особом источнике.

Именно святой Бригитте приписывают введение литургии в Ирландии. Житие повествует об этом так: «Говорила Бригитта: в городе Риме, возле тел Петра и Павла, слышала мессы и очень захотелось мне, чтобы эти чины и все правила были бы перенесены из Рима. Тогда отправила Бригитта ученых мужей и принесли они мессы и правила».

Бригитта прославилась своей добротой и милосердием; она никому не отказывала в помощи: исцеляла больных, помогала бедным. Житие сохранило также немало преданий о чудесах, совершенных святой Бригиттой. Говорили, когда она набрасывала на голову покрывало, оттуда исходил огненный столб, а дыхание ее воскрешало мертвых. Совершала Бригитта и более «мирные» чудеса – например, однажды она наварила на Пасху столько пива, что его хватило на восемнадцать церквей. В другой раз она исцелила больную девушку, дав ей отпить из своей кружки. У могилы святой в монастыре в Килдаре никогда не гасло священное пламя, вплоть до самого его закрытия при Генрихе VIII.

Что означают эти рассказы о чудесах? Ученые полагают, что истории о святой Бригитте являются пересказом преданий о Бригит (или Брид) – одной из самых могущественных кельтских богинь, покровительнице поэзии, врачевания и кузнечного ремесла. Наверное, никто и никогда не сможет сказать, существовала ли в реальности основательница монастыря в Килдаре. Однако ее житие помогает нам ясно представить, какой хотели видеть женщину в те времена: доброй, милосердной, домовитой и одновременно – мудрой, могущественной, решительной, умеющей отстаивать свою правоту.

Следующая наша героиня не только вне всяких сомнений существовала в реальности, но и сама составила собственное жизнеописание. Это – Дуода, знатная франкская дама, жившая в начале IX в. Дуода была женой «второго человека в империи». Ее муж, Бернар Септиманский, был крестником короля франков Людовика Благочестивого, сына и наследника самого Карла Великого, а позже стал и воспитателем сына Людовика.

Дуода и Бернар обвенчались в Аахене, в часовне при дворце франкских королей. Вскоре после свадьбы Бернар отправился в поход на охрану испанских границ от сарацинов. Двадцатипятилетняя Дуода последовала за ним и через два года родила своего первого сына Гийома. Позже Дуода с гордостью напишет, что никогда не жалела денег и часто прибегала к займам, чтобы помочь мужу в его начинаниях и «для того чтобы он не расставался с тобой и со мной, как делают, как мы видим, многие».

Близость к королевскому двору всегда опасна. И Дуоде пришлось пережить немало испытаний. Ее муж был обвинен врагами в любовной связи с королевой Юдифью, женой Людовика Благочестивого. Юдифи удалось доказать свою невинность, но на этом злоключения Бернара и Дуоды не закончились. Когда между императором и его сыновьями разгорелась борьба за власть, семья Бернара пострадала от притеснений старшего сына Людовика – Лотаря. Сестра Бернара Герберга была заключена в бочонок и брошена в реку Саон «как ведьма», одного из братьев Бернара ослепили, другого обезглавили.

Возможно, постоянные опасности и беспокойство за судьбу мужа и сына стали причиной того, что Дуода в течение пятнадцати лет оставалась бесплодной. Ее второй сын Бернар родился, когда ей было уже более сорока лет. В это время семья была разлучена – Бернар воевал в Аквитании на стороне Пиппина Аквитанского, внука Людовика Благочестивого, Дуода же оставалась в городке Узэ, близь Нима. Узнав о рождении долгожданного сына, Бернар немедленно послал за ним – очевидно, заботясь о безопасности младенца. Однако Дуоду он не захотел призвать к себе, и она осталась в Узэ «по приказанию моего господина, радуясь его успехам». Именно тогда, очевидно, чтобы заглушить тоску по мужу и детям, она и стала писать, вернее, надиктовывать «Руководство» для своего старшего сына – шестнадцатилетнего Гийома, в котором наставляла юношу в христианских добродетелях, а также рассказывала историю его (и своей) семьи. И все же справиться со своими чувствами ей не всегда удавалось.

«Большинство женщин имеет радость в этом мире жить со своими детьми, – писала она, – а я, Дуода, о мой сын Гийом, разлучена и далека от тебя».

Она также умоляет юношу заботиться о младшем брате: «Когда твой маленький брат, имени которого я все еще не знаю, был крещен во Христе, не забывай наставлять его, обучать его, любить его…»{ Гис Д., Гис Ф. Брак и семья в Средние века. СПб.: Евразия, 2003. С. 118.}

Как сложилась судьба Дуоды? По-видимому, Бернар время от времени навещал ее в Узэ, и она родила дочь. Вскоре после этого Бернар был вновь обвинен в предательстве и казнен в Тулузе. Четыре года спустя такая же судьба постигла и двадцатипятилетнего Гийома. Дольше всех прожил Бернар-младший – возможно, именно его сын был основателем знаменитого средневекового аббатства в Клюни.