Текст книги "Ленинградская утопия. Авангард в архитектуре Северной столицы"

Автор книги: Елена Первушина

Новый быт

Некоторое облегчение наступило в период нэпа, когда даже частичное и ограниченное разрешение заниматься частным предпринимательством в короткий срок привело к возрождению города. Кончился голод. Возобновили работу заводы и фабрики. Вновь начал принимать корабли Петроградский порт, заработал городской транспорт. Открывались многочисленные кафе, рестораны, кинотеатры, но одновременно появилась и массовая безработица. Городские трущобы переполняли беспризорные дети. Вернувшиеся с войны и не нашедшие себе места в мирной жизни люди пополняли ряды преступников.

Декрет ВЦИК от 20 августа 1918 года «Об отмене частной собственности на недвижимость в городах» отменял право частной собственности на городскую землю и право частной собственности на строения, имевшие стоимость или доходность выше определенного предела, причем этот предел в каждом городе устанавливался местными органами советской власти. Начались «уплотнения» – подселение в квартиры, на «излишки жилплощади» людей, которые жили до этого в бараках, на чердаках и в подвалах. Ордера на вселение граждан выдавались районными жилищными советами, на основании которых домовые комитеты предоставляли комнаты и квартиры.

В.И. Ленин в своей статье «Удержат ли большевики государственную власть?» так описывал порядок уплотнений.

«Капиталистическое государство выселяет семью рабочих, потерявшую работника и не внесшую платы. Является судебный пристав, полицейский или милицейский, целый взвод их. В рабочем квартале, чтобы произвести выселение, нужен отряд казаков. Почему? Потому что пристав и „милицейский“ отказываются идти без военной охраны очень большой силы. Они знают, что сцена выселения вызывает такую бешеную злобу во всем окрестном населении, в тысячах и тысячах доведенных почти до отчаяния людей, такую ненависть к капиталистам и к капиталистическому государству, что пристава и взвод милицейских могут ежеминутно разорвать в клочки. Нужны большие военные силы, надо привести в большой город несколько полков непременно из какой-нибудь далекой окраины, чтобы солдатам была чужда жизнь городской бедноты, чтобы солдат не могли „заразить“ социализмом.

Пролетарскому государству надо принудительно вселить крайне нуждающуюся семью в квартиру богатого человека. Наш отряд рабочей милиции состоит, допустим, из 15 человек: два матроса, два солдата, два сознательных рабочих (из которых пусть только один является членом нашей партии или сочувствующим ей), затем 1 интеллигент и 8 человек из трудящейся бедноты, непременно не менее 5 женщин, прислуги, чернорабочих и т. п. Отряд является в квартиру богатого, осматривает ее, находит 5 комнат на двоих мужчин и двух женщин.

„Вы потеснитесь, граждане, в двух комнатах на эту зиму, а две комнаты приготовьте для поселения в них двух семей из подвала. На время, пока мы при помощи инженеров (вы, кажется, инженер?) не построим хороших квартир для всех, вам обязательно потесниться. Ваш телефон будет служить на 10 семей. Это сэкономит часов 100 работы, беготни по лавчонкам и т. п. Затем в вашей семье двое незанятых полурабочих, способных выполнить легкий труд: гражданка 55 лет и гражданин 14 лет. Они будут дежурить ежедневно по 3 часа, чтобы наблюдать за правильным распределением продуктов для 10 семей и вести необходимые для этого записи. Гражданин студент, который находится в нашем отряде, напишет сейчас в двух экземплярах текст этого государственного приказа, а вы будете любезны выдать нам расписку, что обязуетесь в точности выполнить его“.

Таково могло бы быть, на мой взгляд, представленное на наглядных примерах соотношение между старым, буржуазным, и новым, социалистическим, государственным аппаратом и государственным управлением».

У хозяев квартиры было «право на самоуплотнение» – они могли в двухнедельный срок сами подыскать себе жильцов на излишки площади.

Вселенный жилец обретал право на площадь в данном жилище. Жилой фонд в Петрограде делился на равные отрезки площади – 20 кв. аршин (10 кв. м) на взрослого и ребенка от двух лет и 10 кв. аршин (5 кв. м) на ребенка от двух до двенадцати лет. С 1924 года норма составляла 16 кв. аршин (8 кв. м) вне зависимости от возраста проживающих.

Уплотнению посвящен один из первых советских игровых фильмов, снятый по сценарию А. Луначарского, который так и назывался «Уплотнение». Сюжет фильма заключался в том, что в одну из комнат квартиры профессора переселяют из сырого подвала рабочего с дочерью. Квартиру начинают посещать рабочие завода. Гостей становится все больше и больше – и вскоре профессор начинает читать популярные лекции в рабочем клубе. Младший сын профессора и дочь рабочего, полюбив друг друга, решают пожениться.

К апрелю 1919 года Центральная жилищная комиссия Петрограда вселила около 36 000 рабочих и членов их семей в новые квартиры. В 1922 году по сравнению с 1908 годом среди одиноких рабочих доля живших в отдельной комнате увеличилась с 29 % до 67 %, занимавших более одной комнаты или квартиру – с 1 % до 10 %. Среди семейных рабочих доля имевших свыше одной комнаты или квартиру увеличилась с 28 до 64 %, имевших одну комнату – с 17 % до 33 %. В 1908 году 52 % рабочих семей имели менее одной комнаты, тогда как в 1922 году таких семей уже не было зарегистрировано.

В период нэпа частично восстановили аренду и частную собственность на жилье, учредили жилищные кооперативы. С 1929 года институт квартирохозяев отменяется, и все квартиры становятся коммунальными. Приток сельского населения в города, вызванный индустриализацией, привел к образованию новых коммунальных квартир и новым уплотнениям. Так, санитарная норма в Ленинграде сократилась с 13,5 кв. м в 1926 году до 9 кв. м в 1931 году.

Новая архитектура

В 1920-1930-х годах под влиянием идеи, сформулированной великим французским архитектором Ле Корбюзье «Дом – это машина для жизни», архитекторы начинают «очищать» свои проекты от посторонних украшений, сосредоточившись на конструкции здания, на его функциональности. Ле Корбюзье – основоположник архитектурного модернизма, развитием идей которого стали такие архитектурные направления, как европейский функционализм 1920-1930-х годах, конструктивизм и рационализм 1920-х годов в России, движение «баухауз» в Германии, архитектурный ар-деко стиль, интернациональный стиль, брутализм, органическая архитектура. Каждое из этих явлений суть одна из ветвей общего дерева – архитектурного модернизма.

Ле Корбюзье так сформулировал знаменитые «пять отправных точек современной архитектуры»:

1) дом на столбах, под домом – сад;

2) крыши-сады, совмещенная кровля;

3) свободная планировка, не зависящая от стен, интегральное пространство;

4) ленточные окна, расположенные вдоль фасада;

5) свободный фасад, консольно вынесенный и освобожденный от нагрузки.

Француз Огюст Пере – архитектор, впервые сделавший железобетон материалом зодчества, писал: «Скрывающий часть конструкции лишает себя единственного закономерного и прекрасного украшения, которым обладает архитектура. Скрывающий балку совершает ошибку. Строящий ложную балку совершает преступление».

Основными принципами архитектурного модернизма были:

– использование самых современных строительных материалов и конструкций;

– рациональный подход к решению внутренних пространств (функциональный подход);

– отсутствие тенденций украшательства, принципиальный отказ от исторических реминисценций в облике сооружений;

– их «интернациональный» характер.

Модернизм широко использует железобетонные конструкции, позволяющие строить дешевые и легкие каркасы, составляющие основу, скелет здания.

Функциональными элементами также являются воздух и свет. Модернизм – это высокие потолки, большие объемы пространства, большие окна, связывающее замкнутое пространство квартиры с внешним миром, с природой.

Язык архитектурных форм освобождается от всего необязательного, декоративного, неконструктивного. Это постройки для нового мира, порвавшего со своим прошлым.

* * *

Долгое время идеалом функционализма считались «города-сады», впервые описанные английским социологом-утопистом Эбинером Говардом в книге «Города-сады будущего». По представлению автора, численность населения нового города должна составлять 32 тыс. жителей. Города должны объединятся в более крупные группы с единым центром. Общее население такого «созвездия» городов должно составлять порядка 250 тыс. жителей.

Идеальный город Э. Говарда представлял собой структуру из концентрических круглых зон. В самом центре такого города находится парк, его окружает жилая зона, состоящая из малоэтажной застройки с приусадебными участками. Радиус зоны с жилой застройкой должен был составлять примерно один километр. Промышленность и сельхозугодья выносились на периферию. Действовало общественное самоуправление – все важнейшие вопросы решались общим собранием, в котором на равных правах участвовали все собственники, а текущее руководство осуществлялось публично избранным правлением.

Эти идеи воплотились на практике в Великобритании (Лечвод– и Вельвин-гарден-сити), в Бельгии (район-сад Ле Ложи в брюссельской коммуне Ватермаль-Буатфор), в Германии (Вандерсбек-Гартенштадт в Гамбурге, Эссен-Маргаретенхое в Эссене, Ратсхоф и Амалиенау в Кенигсберге.

Однако эти города не пользовались большой популярностью, их население было гораздо меньше запланированного. В Испании парк Гуэля по проекту Гауди в Барселоне первоначально создавался как район-сад, но желающих строить там жилье не нашлось.

В 1920-х годах в России концепция города-сада, а вернее, поселка-сада становится очень популярной. Такие поселки для рабочих проектировались и строились по всей стране. В качестве примера можно привести московские поселок-сад «Сокол», поселок жилищно-строительного кооператива при Всероссийской ассоциации инженеров (ВАИ) – «Серебряный бор», поселки в Лосином острове «Лось», «Лосиная заимка», «Красный Октябрь» (г. Раменское), «Пролетарий» (г. Мытищи), «Коопжилстройтранс Октябрьской ж. д.» (ст. Ховрино), «Красный суконщик» (г. Пушкино), «Ивановское» (г. Подольск), «Стачка» (г. Воскресенск), и соцгородки Свердловска, о которых будет подробно рассказано далее.

Но звучала и критика. Профессор архитектуры Б.В. Саккулин, автор одного из первых советских проектов застройки окраин Москвы, скептически относясь к всеобщему увлечению городами-садами, писал об идее Э. Говарда: «По идее Говарда, город-сад – это враг существующему большому городу, он как отшельник бежит от него, и культура такого города должна быть весьма невысока. Город-сад – это торжество власти на местах, кругозор города не дальше горизонта с его колокольни. Он вне государственности».

М.Я. Гинзбург в статье «Новые методы архитектурного мышления» писал: «Нечего говорить о том, что для меньших городов или рабочих поселков ничего лучше города-сада со своими маленькими особнячками, двориками и цветничками и в мыслях не имеется. А между тем этот Говардовский идеал не отстал ли от современности не меньше чем на десяток лет, а от нашей советской современности – и на более значительный срок?»

Отголоски полемики между приверженцами городов-садов и урбанистами звучат в романе Я. Ларри «Страна счастливых», вышедшем в 1931 году. Герой романа Павел Стельмах проводит для школьников будущего экскурсию в историческом музее.

«Экскурсанты перешли в другой зал, и на Павла со всех сторон посыпались новые вопросы:

– А это что?

– А тут что такое?

– Ну-ка, посмотри, Павел. Вот так город…

Павел спешил объяснить.

– Вы видите перед собой макет города, который считали самым подходящим для нас, для людей социалистического общества.

Ребята захохотали.

– Не смейтесь! Этот социалистический город люди того времени хотели строить с самыми благими намерениями.

– Но это же карикатура!

– И кроме того, почему такой широкий размах? Смотрите, сколько земли занято под город.

Павел улыбнулся.

– Макет представляет собою город будущего…

– У нас таких уродов нет…

– …типа союза городов. Между прочим, это было самое сильное течение в архитектуре того времени. Наблюдая за жизнью крупных капиталистических городов, советские архитекторы полагали, что большое скопление людей в одном пункте противоестественно. Но ничего оригинального ими не было внесено. Они предлагали остановить бешеный рост городов по вертикали, начав стройку по горизонтали.

Перед вами макет такого города. Вот центр. Группа улиц и площадей, застроенная небольшими четырех– и пятиэтажными домами. Это уже город. Он соединен с такими же городами трамвайными линиями. Пространство между городами – сады и парки.

– Ай-ай-ай, сколько земли отнимает этот город?!

– Ну, – усмехнулся Павел, – если бы все города были построены так, то нам негде было бы сеять зерно, держать скот, выращивать фрукты. Рост населения как раз и упустили из виду эти антиурбанисты. Впрочем, раньше, когда средний возраст человека равнялся 50 годам, когда умирали от туберкулеза, от рака, от тысячи различных заболеваний, тогда, конечно, мало кто понимал значение слов «рост населения». Отсюда – такие легкомысленные предложения… Пугает ли нас урбанизм?

– Нет! – сказал будущий ученый.

– Чем хороши наши города? – спросил его Павел. – Ты это знаешь?

– Знаю… Только я хочу по порядку… Города строились вокруг сырьевых баз, – начал будущий ученый, – так как в старое время люди не имели такого транспорта, какой мы имеем сейчас. Скорость переброски грузов тогда не доходила даже до 300 километров в час.

– Стой, стой! – остановил его Павел, – ты что-то путаешь… 300 километров – это была скорость аэропланов, а железнодорожные составы делали 40–50 километров в час.

– Ну и черепахи!

– Продолжай, товарищ!

Будущий ученый кашлянул.

– Теперь же новые города строятся, главным образом, в местах здоровых по климату, красивых, имеющих к тому же твердые грунты. Кроме того, участки земли, на которых строятся новые города, не должны иметь в своих недрах ни угля, ни нефти, ни других ископаемых.

Павел одобрительно кивнул головой.

– Если в районе нового города находятся промышленные производства, то они отгораживаются полосой зеленых насаждений, если же…

– Позволь, – перебил Павел, – ты говоришь о новых городах, а я просил тебя сказать, чем хороши наши города.

– Ага! – поправился будущий ученый, – наши города?.. Это, по-моему, ясно… Посмотрите на старую Москву… Дома угрюмые. Темные. Окна маленькие. Улицы узкие. Кривые. Краски мрачные. Стоят они один около другого, образуя сплошную грязную стену… Наши дома поднимаются к солнцу

Крыши наших домов и верхние веранды удобны для утренней гимнастики. У нас нет такого количества камней, как в этих домах. Дома наши, по сравнению с этими, стеклянные фонари. Наши улицы широки. Дом от дома стоит на расстоянии, и никогда тень соседних домов не падает в окна. В городах живут по три, по четыре и даже по десять миллионов человек. Как, например, в самом крупном городе СССР, в Ангарограде, а…

– Стоп! – остановил Павел. – Слово принадлежит мне… То, о чем ты сейчас говоришь, как о достижении, раньше считалось смертным грехом, хотя мы прекрасно знаем, какие удобства представляет собою скопление большого количества людей в благоустроенном городе, рассчитанном на людские массы. Тогда же проектировали расселить людей небольшими семьями по всей стране, причем особенно старались, чтобы агрогорода были отнюдь не меньше индустриального города. Мы же, наоборот, стараемся уменьшать агрогорода. В чем ошибка старых проектов?.. Ошибка заключается в том, что люди упустили из виду развитие транспорта, увеличение скоростей и техническое совершенствование средств передвижения. Сейчас каждый из нас может обедать в Одессе, ужинать в Мурманске, спать во Владивостоке, а работать где-нибудь в Магнитогорске. Вполне понятно, что при таких средствах передвижения нет надобности постоянно жить в агрогородах. Достаточно того, что города снабжают сельское хозяйство сменной рабочей силой».

* * *

Одним из самых смелых и фантастических проектов оказался дипломный проект Георгия Крутикова – ученика Николая Александровича Ладовского, представителя архитектурного течения «рационализма», много внимания уделявшего, в отличие от конструктивизма, психологическому восприятию архитектуры человеком. Это была концепция «летающего (вернее парящего) города». Архитектор предлагал оставить землю для труда, отдыха и туризма, самим же перебраться в парящие в облаках города-коммуны.

Сообщение между землей и «заоблачными» зданиями должно осуществляться с помощью универсальной и многофункциональной кабины, которая может двигаться по воздуху, по земле и по воде. Собственно, «летающими» становились бы даже не сами города (они трактовались как неподвижно размещенные в строго отведенном пространстве), летать должны жители этих городов.

Одной из ветвей развития модернизма в России была супрематическая архитектура, отвергавшая голый функционализм и возвращавшая в строительство эстетику, но эстетику новую, динамическую.

Один из основоположников супрематической архитектуры – Яков Чернихов. В своей книге «Основы современной архитектуры» (1929 г.) он пишет: «Отвергая голую, аскетическую коробочную архитектуру, не дающую никакого архитектурного насыщения пространства и не удовлетворяющую наш глаз ни с эстетической стороны, ни со стороны эмоциональных переживаний, я пытался путем созвучия основных масс добиться действительного выразительного архитектурного образа в новых формах… Архитектура становится искусством только тогда, когда ее образы-творения воспринимаются как ценности „художественного порядка“.. Зодчий не должен ограничивать сферу своей работы узкими рамками и рабскими подражаниями, а в нужных случаях, путем своей могучей фантазии, преодолевать препятствия и смело забегать вперед. Неправильно и неверно мыслят все те, кто полагает, что деятельность архитектора должна охватывать собой только текущие реальные требования… Все отвлеченное, беспредметное, абстрактное, фантастическое, надуманное, эфемерное, иллюзорное и утопичное – все, что только по пути моих исканий имело место – все это есть отдельные этапы творческих процессов, необходимые по самой своей сути и могущие быть в полной мере использоваными для самых высоких художественных и утилитарных целей».

Однако победил более практичный и приземленный конструктивизм. Архитекторы-конструктивисты полагали, что людям, живущим в трущобах, важнее всего дать свет, воздух и пространство. И они были готовы это сделать.

* * *

В 1928 году в Москве объявили конкурс на строительство здания Центрального союза потребительских обществ Российской Федерации – высшего координирующего органа потребительской кооперации России, занимавшегося организацией закупки у населения сельхозпродукции, дикорастущих грибов, ягод, плодов, орехов и курировавшего мелкие предприятия потребительской кооперации, производящие хлебобулочные изделия, безалкогольные напитки, мясную, молочную и другие виды продукции. В конкурсе участвовали в основном русские архитекторы-конструктивисты: братья Александр и Виктор Веснины, Б.М. Великовский, И. Леонидов, А.Д. Крячков и др. Кроме того, были приглашены и иностранные архитекторы, в том числе и мэтр модернизма Ле Корбюзье. Ему и досталась победа. Строительство комплекса велось под надзором Николая Колли – архитектора из группы конструктивистов. Он состоял в переписке с Ле Корбюзье, согласовывая с ним все изменения в проекте.

Проект Ле Корбюзье являлся крайне новаторским. В офисных блоках Центросоюза он применил конструкцию типа железобетонной этажерки-каркаса, позволяющую свободно планировать этажи. Корбюзье предложил также навесные герметичные стеклянные стены-экраны с вакуумом вместо воздуха между двумя слоями стекла – с целью теплоизоляции внутренних помещений. Вдобавок к этому в здании предусматривалась внутренняя система аэрации – кондиционирования. Здесь находились рабочие места для 3500 служащих, а также большой конференц-зал (выделенный отдельным блоком), клубные помещения, читальный зал, ресторан и многое другое. На первом этаже расположен просторный входной вестибюль с открытыми лестницами и пандусами (наклонными пешеходными рампами) для связи между этажами. Вся громада покоится на открытых стойках-опорах, поддерживающих блоки офисов. Под зданием предусмотрен свободный проход. Все это – характерный почерк Ле Корбюзье.

Пребывание в СССР произвело на Ле Корбюзье глубокое впечатление: «В Москве поразительное обилие всяких проектов: здесь планы заводов, плотин, фабрик, жилых домов, проекты целых городов. И все делается под одним лозунгом – использовать все достижения прогресса». В 1931 году Ле Корбюзье участвовал в конкурсе на лучший проект Дворца Советов в Москве. Вместе с ним работал его двоюродный брат, молодой талантливый архитектур Пьер Жаннере. Однако его проект вызвал много споров, его отклонили как не сочетавшийся с исторически сложившимся обликом Москвы.

* * *

Однако уже в то время в Советском Союзе появляются свои архитекторы-конструктивисты, которые строили не менее современные и впечатляющие здания. Тремя годами раньше начато строительство здания Центросоюза, в 1925 году в Харькове объявили конкурс на строительство здания Дома государственной промышленности. По проекту в нем должно было разместиться Паевое товарищество строительства и эксплуатации домов госпромышленности в городе Харькове, в которое входило 22 государственных треста, Промышленный банк, Внешторг и Госторг Украинской ССР. На конкурс представили 19 проектов, победил проект «Незваный гость» ленинградских архитекторов С.С. Серафимова, С.М. Кравца и М.Д. Фельгера.

Госпром разместился на центральной площади города Харькова – площади Дзержинского, охватывая ее словно зубчатая корона. Эта территория в XIX – начале XX века принадлежала университету. На ней размещались клиники и учебные корпуса медицинского факультета, за которыми тянулись пустыри, пересеченные оврагами. Теперь же перед Госпромом простиралось широкое свободное пространство, и ничто не мешало восприятию огромной и вместе с тем легкой и светлой, «парящей» постройки. Здание построили в 1928 году, и оно мгновенно стало символом нового города, о котором В. Маяковский писал:

 
Где вороны бились, над падалью каркав,
в полотна железных дорог забинтованный,
столицей гудит украинский Харьков,
живой, трудовой и железобетонный.
 

В момент постройки это был самый большой в СССР «небоскреб». В первоначальном проекте Госпрома внутренние перегородки вдоль здания отсутствовали. Фасад здания специально направлен на восток так, чтобы заходящее солнце просвечивало его насквозь. Вместе с обширным остеклением это создавало эффект пространства, объема и воздушности. В заходящих лучах солнца окна должны были пылать огнем. «Чудом, увиденным в Харькове» назвал Госпром Теодор Драйзер.

В 1930–1933 годах рядом с Госпромом «встал» Харьковский национальный университет им. В.Н. Каразина, построенный под девизом «Догнать и перегнать» также в стиле конструктивизма из монолитного железобетона с деревянными перекрытиями по проекту архитекторов С.С. Серафимова и М.А. Зандберг-Серафимовой.

* * *

Конструктивизм быстро набирал популярность, так как отвечал потребностям времени, создавал «дома будущего», дома, в которых, как представлялось, будут жить и работать люди при коммунизме. Здания, построенные в этом стиле, вырастали по всей стране. Даже в маленькой текстильной столице – Иванове, появились конструктивистские вокзал (1933 г.), здание областного банка (1927 г., арх. В.А. Веснин) и два жилых дома – «дом-корабль» (1930 г., дом № 49, арх. Ф. Фридман) и «дом-подкова» (1934 г., арх. А.И. Панов). Можно легко представить, какой контраст составляли эти здания с деревянными бараками фабричных рабочих и немногочисленными усадьбами промышленников, построенными в классическом стиле.

Но еще более сильное впечатление производил Свердловск – старинный Екатеринбург, о котором В. Маяковский в 1928 году писал:

 
Из снегового,
                    слепящего лоска,
из перепутанных
                         сучьев
                                   и хвои —
встает
         внезапно
                      домами Свердловска
новый город:
                    работник и воин.
<…>
Полунебоскребы
                        лесами поднял,
чтоб в электричестве
                                мыть вечера,
а рядом —
                гриб,
                       дыра
                              преисподняя,
как будто
              у города
                          нету
                               «сегодня»,
а только —
                «завтра»
                             и «вчера».
<…>
У этого
           города
                     нету традиций,
бульвара,
               дворца,
                         фонтана и неги.
У нас
        на глазах
                     городище родится
из воли
          Урала,
                    труда
                            и энергии!
 

Архитекторам Свердловска представилась уникальная возможность построить практически с нуля промышленный город будущего – город XX века. В Свердловске строились «дома-коммуны»: дом жилтоварищества «Уральский старожил» (1928 г., ул. Белинского, 8-10,), 1-й Дом горсовета, (1928 г., арх. С.В. Домбровский, пр. Ленина, 36), 2-й Дом горсовета (арх. С.В. Домбровский, ул. Пушкинская, 9), 3-й Дом горсовета (1931 г., арх. С.В. Домбровский, ул. Декабристов), 4-й Дом горсовета (1929 г., арх. С.В. Домбровский, ул. Ленина, 5), 5-й Дом горсовета (начало 1930-х гг., арх. С.В. Домбровский, ул. Вайнера, 3), Дом специалистов (арх. Г.А. Голубев, Банковский пер., 8-10), Дом Уралобл совета (1930–1933 гг., арх. М.Я. Гинзбург, А. Л. Пастернак, С.П. Прохоров, ул. Малышева, 21), Дом-коммуна рабочих Уралмаша разросся до целого «соцгорода», где жилые и общественные здания объединены переходами.

Некоторые жилые массивы изначально проектировались как «соцгорода» с «обобществленным бытом и коллективными формами проживания». Такими стали Жилкомбинат НКВД (1930 г., арх. И.П. Антонов, В.Д. Соколов, ул. Восьмого марта, 2) и Дом Госпромурала (1931–1938 гг., арх. Е.Н. Коротков, Г.П. Валенков, ул. Ленина, 52–54). Концепцию «соцгорода» разработал уже знакомый нам Николай Ладовский, учитель Георгия Крутикова. Здания культурно-административного назначения в «соцгородке» сосредоточены в середине жилых кварталов, распространяясь в сторону периферии. «Радиусы» заполнялись домами-коммунами. Внутри кварталов было много зелени, создавались мини-садики, мини-цветники, мини-бульвары. Это не что иное, как влияние градостроительной концепции «города-сада». В первых этажах жилых корпусов размещались столовая и магазин полуфабрикатов. Общественным центром комплекса становился рабочий клуб. Внутри комплекса – двор-сад, среди яблонь и тополей – здание детского сада и коммунальный корпус. Основную площадь квартир занимали жилые комнаты, в среднем по 20 кв. м. Кухонь практически не существовало: пространство, отведенное под кухню, по площади немногим более 2 кв. м. На этом маленьком участке ютилась плита на 4 конфорки. Обеды, приготовленные фабрикой-кухней, в столовой или купленные в магазине полуфабрикаты предполагалось только разогревать. Но в некоторых корпусах предусматривались жилые ячейки с полным набором обслуживающих помещений (кухня, ванная, санузел), функциональная структура которых отражала требования определенной части общества (семейных и пожилых людей) к жилищу. К середине 1930-х годов в крупных жилых комплексах появляются лечебные учреждения, библиотеки.

Памятниками конструктивизма в Свердловске являются Дом контор по улице Малышева (1930 г., арх. Б.И. Смирнов), спорткомплекс «Динамо» на восточном берегу городского пруда (1930 г., арх. В.Д. Соколов), водонапорная башня (1930 г., арх. М.В. Рейшар), Дом промышленности (1930 г., арх. Д. Фридман), Дом связи (1934 г., арх. Соломонова), гостиница «Исеть» (1933 г., А.П. Антонов, С.Д. Соколов) и «Большой Урал» (1931 г., арх. В.И. Смирнов и С.Г. Захаров). Здание гостиницы «Исеть» стало архитектурным символом города. Оно печаталось на новогодних открытках, а в 1937 году в Испании вышла марка с изображением этого здания.

Однако строителям Свердловска было легче в том смысле, что перед ними практически не стояла задача вписывать свои здания в сложившийся городской ансамбль. Дореволюционный Екатеринбург не имел устойчивой архитектурной традиции. Бывший центр горнозаводского Урала был захудалым неблагоустроенным городом, без водопровода и канализации, деревянным и одноэтажным. Лишь немногочисленные особняки и общественные здания в духе старого классицизма украшали его улицы.

Петербург же, с 1924 года называемый Ленинградом, обладал мощнейшей харизмой классицизма и модерна. Не разрушить его эстетику, а обогатить ее новыми красками и формами было очень непросто. Однако архитекторы-конструктивисты смело приняли этот вызов времени.