355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Граменицкая » Сказки Шварцвальда » Текст книги (страница 4)
Сказки Шварцвальда
  • Текст добавлен: 13 ноября 2020, 16:30

Текст книги "Сказки Шварцвальда"


Автор книги: Елена Граменицкая



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

По дороге домой зависть к юности бесследно испарилась, ее место заняли самолюбование и осознание собственной значимости.

Переступив порог и подставив губы для положенного поцелуя, Ирина отметила про себя: «Как же это круто, быть для человека всем – воздухом, водой, солнцем. И это все – Я».

Почему началась профилактика? Что ее вызвало?

Его угодливый вопрос, не голодна ли она, его смущенная улыбка или ускользающий взгляд?

«Почему Диня не смотрит в глаза, что у него на уме? Он снова навеселе, приложился к бутылке. Интересно, он поднимается к Светке или напивается в одиночку? Наверняка один, к соседке ему запрещено ходить».

– Мне глаза твои не нравятся. Где нашкодил? – тихо произнесла она, устраиваясь в шезлонге. Спокойный тон не предвещал ничего хорошего.

Яркая вспышка сигареты послужила молчаливым ответом.

«Уже интересно, – мрачная мысль оставила на лбу Ирины еле заметную морщинку. – Молчать ему никто не разрешал».

Она заставила себя остановиться лишь увидев его слезы.

Последнее время ей доставляло удовольствие наблюдать процесс их появления. Отчитывая подчиненного, она четко следила за гранью, переступить которую считалось фолом, ошибкой. Она следила за моментом скапливания влаги в уголках глаз.

Сначала ее подопытные прятали взгляд, смотрели вниз, в сторону – куда угодно, усиленно моргали, стараясь сдержать обиду и унижение. Потом, уже не имея возможности скрывать раздражение и злость, они позволяли предательским каплям скатиться по щекам.

В этот момент Ирина обычно чувствовала щекочущее возбуждение под ложечкой, млела.

Слеза, мелькнувшая в глазу у Дениса, заставила ее приостановить профилактику. Она затянулась сигаретой и замолчала. На смену бесу в душу постучал ангел. Заблудившийся в лабиринте пороков, он задал единственный вопрос, заставивший проповедь стать бессмысленной:

«Ради чего надо было ездить в Текстильщики?»

И действительно, зачем, когда все вновь вернулось на круги своя? Ничего не изменилось в ее душе, она не смогла простить мужа. За что его прощать? Он не признал своей вины. Не попался в ловко расставленные ловушки, не поддался на уловки, не сознался в связи с представительницей семейства мышей. Он упрямо твердил, что завис тогда с Джоном, а верный друг, конечно, подтвердил его алиби, чай, не первый день в окопах. Кто бы сомневался? Мужская порука крепче бабской ревности. Черт его дери, этого расписанного татуировками десантника, который сам никогда не пропускал ни одной юбки, но свято хранил тайну друга. Тем не менее, не пойман – не вор.

«Вот почему я получаю истинное наслаждение, видя, как ты зависишь от меня, от того мира, что я купила тебе, никчемному инженеру, не создавшему ни одного проекта, вот поэтому ты сидишь сейчас напротив и молча сдерживаешь слезы, которые вот-вот покатятся по щекам. Ну что же, последнего выбора я тебя не лишу – плакать или просто послать меня подальше. Как я хочу услышать от тебя слово «Заткнись»! Но ты никогда мне этого не говорил и вряд ли скажешь. Потому что ты никто, и звать тебя никак. Ноль без палочки… Жопа».

– Все, пошли спать, малыш, я очень устала, – Ирина решительно затушила сигарету, встала с кресла и потрепала Дениса по щеке.

На одну лишь секунду ей показалось, что в глазах мужа промелькнуло отвращение.

Какая разница?

Ситуация стандартна, предсказуема, сценарий она придумала несколько лет назад, и он никогда не нарушался. Был обоюдно одобрен.

Диня подуется пару минут, покурит на балконе, незаметно махнет стопочку, а потом восстановит статус-кво способом, который нравится ей больше всего. Приятно жить с мазохистом, унизительная прелюдия выработала в нем уйму тестостерона. В кровати она брала на себя роль жертвы, служанки, рабыни, исполняя его ненасытные фантазии. Позволяла ему самоутвердиться, не лишая удовольствия себя.

«Что он чувствует, когда трахает Королеву? Эйфорию? Блаженство? Значимость?»

Скользящие души. Конец присказки.

– Лена, на самом деле там нет ада. Ад здесь, на земле. В слезах обиженного ребенка. А девятый круг моего личного ада – это…

Маша замолчала. Комок боли встал в горле, не давая вздохнуть.

Лена подсела к Маше и обняла ее за плечи. Жест дружеского участия вызвал бурную реакцию. Маша отпрянула в сторону будто прокаженная, закрыла лицо руками и горько зарыдала.

Подруга терпеливо ждала. Она чувствовала, что бедняжке надо выговориться. Она погружается в омут, откуда выбираются единицы. Затяжная депрессия принесла плоды. Маша долгое время не работала, прикрываясь больничными, отшельничала дома, не прекращая алкогольную терапию. Полностью огородилась от мира, зверьком притаилась в норе в компании дешевого вина и нелепых мечтаний. Почти сдалась, потеряла желание жить. Только дочь удерживала ее на поверхности.

Маша прерывисто вздохнула, вытерла слезы. Голос задрожал, но она старалась четко проговаривать слова:

– Я уже месяц не пью. Не могу. Не потому, что здоровье не позволяет. Плевала я на здоровье, – на секунду Маша замолчала, а потом с невероятным усилием проговорила: – Я изуродовала свою дочь!

Лена вздрогнула от прозвучавшего признания. Она ожидала чего угодно, кроме этого.

– Изуродовала ее лицо. Что-то на меня нашло, словно бес вселился. Настя начала спорить, а я ударила ее. Ударила ремнем с металлической пряжкой. Рассекла губу. Везде кровь была. Поехали в Филатовскую, зашить… Лена, у нее теперь шрам! Шрам, оставленный матерью-извергом! Знаешь, что такое ад? – слезы безудержными ручьями катились по щекам Маши. – Это видеть нанесенную ребенку рану. У меня до скончания времен будет стоять эта картина перед глазами. Рана, кровь и глаза дочери. Мне нет прощения… Лена, как мне жить?

«Не знаю», – хотелось ответить Елене, но она промолчала. Придвинулась и снова насильно обняла Машу, прижала к себе и ждала, пока та выплачется.

Маша выполнила обещание: лечение изодранного сердца алкоголем завершилось, не нанеся дальнейшего ущерба. Психотерапевт Фогель вышла на работу в частную клинику, расположившуюся в Дмитровском районе Подмосковья в старинном особняке, принадлежавшем семье Ганиных. Бедняга нашла в себе силы начать новую жизнь, приняв предложение от однокурсника, Владимира Смирнова.

Все случилось как нельзя вовремя.

На том конец присказке, а Сказка только начинается

– Неужели, а то мы замшели со скуки!

– Пора возвращаться к чудесам!

Скользящие души. Начало чудес.

Сегодняшний день у Ирины Лазаревой, известной нам ведьмы с Текстильщиков, не задался с самого утра. Не потому, что наступило 11 сентября и весь мир, протерев спросонья глаза, вспомнил о теракте. Для Ирины катастрофа в далекой стране не имела значения. Это лишь нелепое совпадение с более значимым для нее событием – с днем рождения самой Ирины и ее сестры-двойняшки, Виктории.

Возвышенная шоколадно-мармеладная энергетика дня отныне подпорчена слезами и проклятиями. Но не этот факт расстраивал Ирину, барабанящую коготками-стилетами по рулю «Паджеро», ее взволновал телефонный разговор с лечащим врачом Виктории, Владимиром Смирновым, заведующим закрытой психиатрической клиникой, где уже более полугода лечилась сестра.

Наступившая рецессия, обнадеживающая стадия восстановления, вчера сменилась агрессией. Состояние больной резко ухудшилось, стало нестабильным и требующим перевода ее в отделение интенсивной медикаментозной терапии.

Доктор затруднился выяснить причину изменений в самочувствии пациентки и попросил ее сестру приехать как можно скорее. Безусловно, она приедет. Они в любом случае должны быть сегодня вместе и хотя бы номинально отпраздновать день рождения.

Ирина не понимала, что могло повлиять на состояние Виктории, та давно находилась в обычной реабилитационной палате, не нуждалась в постоянном контроле со стороны персонала, с удовольствием общалась с мужем и сыном, что говорило о частичной адаптации к прежней жизни. И вдруг – неприятные новости.

Не успела Ира выслушать просьбу врача, как позвонил их крестный, Борис Михайлович, и поинтересовался здоровьем Вики.

– Постарайся узнать, были ли у нее неизвестные посетители, спроси у сиделки, говорила ли она с кем-то по телефону. Без внешнего вмешательства не обошлось. Сколько времени потрачено зря, нам надо определить лазутчика, выяснить его намерения. Возможно, я предвосхищаю события и ищу врага там, где его нет. Срочно доложи!

– Так точно, товарищ командир, – отсалютовала в трубку Ирина и тяжело вздохнула.

Неужели этому не будет конца? Неужели Вика не станет прежней? Ее отражением, Альтер-эго, воплощением той, кем мечтала стать сама Ирина, – счастливой мамой и любимой женой. Что вряд ли суждено – издержки профессии.

Дорога до Дмитрова занимала не более полутора часов, но звезды, видимо, сошлись в позиции Рака. Свернув с кольцевой, Ира сразу попала в пробку, вызванную закрытием полосы – латали выщерблины. Безусловно, именно эту часть дороги и только сегодня должны были перекрыть, чтобы скорость движения сократилась практически до нуля.

Выдержав от силы несколько минут толкотни в пробке, Ирина резко вывернула руль вправо, заехала на обочину и, не обращая внимания на гневные сигналы обгоняемых законопослушных водителей, вдавила педаль в пол.

«Один раз можно, только сегодня поступлю так, как считаю нужным. Сегодня мой – наш – день».

Сосредоточив внимание на основной цели, Ирина благополучно миновала дорожное затруднение и выехала на свободную трассу.

До поворота на Рождественское оставалось не более километра, дорога впереди была свободна, и женщина расслабилась, позволив себе вернуться к грустным размышлениям.

Если исходить из пессимистичного варианта, Вика останется в клинике еще на полгода. Оплата не заботила Ирину, все расходы по лечению взял на себя ее муж Александр.

Личная жизнь сестры была, в сущности, не столь важна, гораздо важнее было ее мировосприятие. Если мировосприятие подразумевало наличие мужа, хорошо. Если Вика решится на развод, Ира будет двумя руками «за».

В силу своих знаний она могла видеть людей насквозь. Истинная сущность ловеласа и карьериста, мужа сестры, лежала как на ладони.

Порой Ирина проклинала свой дар, ей хотелось лишиться способности читать людей, разглядывать их тщательно скрываемые пороки. Хотелось, как в детстве, поверить в чудо, в настоящую любовь, искреннюю, бескорыстную, жертвенную, а главное, вечную. Но такого счастья ей доселе не выпадало и, в свете выбранного пути, вряд ли было уготовано в дальнейшем.

Так что же могло случиться с Викой?

Ответ на вопрос так и не пришел. Сработал автопилот, правая нога резко вжала тормоз в пол.

Визг шин оглушил. Ира изо всех сил держала рвущийся из рук руль. Машину несло в кювет.

Остановиться удалось в нескольких сантиметрах от оврага. Сердце билось как сумасшедшее и рвалось из груди. Кровь пульсировала в висках, голову опоясал обруч невыносимой боли. Склонившись на руль, тяжело дыша, Ирина вспомнила, что она отчетливо услышала глухой удар по капоту.

– Господи, черт! – крайности смешались в невольном крике, когда она взглянула в зеркало заднего вида.

На дороге, поджав колени, лежала женщина.

Не ощущая собственного тела, Ирина вывалилась из машины и на деревянных, негнущихся ногах пошла к пострадавшей, моля Бога о спасении.

Тот, видимо, услышал ее безумную молитву: несчастная подняла голову из пыли обочины и попыталась встать.

Ирина остановилась в нерешительности, замешкалась. Она смотрела на маленькую щуплую фигурку, весь брючный костюм которой покрывала дорожная пыль. Лицо и руки несчастной были в крови. Она поднялась и тут же с криком присела на землю, схватившись за ногу. В этот момент с глаз Ирины словно пелена слетела, она стремглав подскочила к пострадавшей, подставила свое плечо, помогла подняться.

– Что болит, говорите, что сломано? – голос дрожал, но мысли уже прояснились. Ирина судорожно рассчитывала время, которое понадобится, чтобы доставить девушку в ближайшую больницу, а потом продолжить путь к сестре.

Незнакомку била дрожь, она медленно отходила от шока, ее слов Ира не разбирала.

Спустя некоторое время удалось услышать ответ и понять, что обеим сказочно повезло. Удар получился скользящим и пришелся по правому боку. Основную опасность представил росший на обочине куст, в который влетела жертва. Вот откуда многочисленные царапины на лице и руках.

«Ты в рубашке родилась, – подумала про себя Ирина, помогая раненой забраться в машину. – Обойдешься зеленкой».

Когда миновал шок, дыхание и сердцебиение восстановились, пострадавшая подняла на Ирину испуганные глаза и произнесла:

– Извините, это я виновата, решила сократить путь, пошла напрямик через лес. Сегодня погода хорошая, да и до моей смены еще довольно времени, вот и решилась… Машину не заметила, так что вашей вины нет, не переживайте…

Ирина слушала невнятные извинения, толком не понимая, встретила она хитрую бестию, исподволь планирующую шантажировать ее и раскручивать на лечение, или душевнобольную самаритянку, обвиняющую себя в чужих грехах.

– Как вас зовут?

– Маша, Мария Фогель.

В висках щелкнуло, в глазах на миг потемнело. Так бывает, когда в жизнь вмешивается провидение. Оно уже настигало однажды неосторожную ворожею, но косвенно, без последствий. Сейчас же она почувствовала парализующий укол прямо в сердце.

«Зачем я связалась с самовлюбленной красоткой? Зачем польстилась на ее деньги?»

Безусловно, это была та счастливая молодая женщина с фотографии, стоявшая в объятиях чужого мужа. Те же наивные глаза, та же светлая челка, заправленная поцарапанной рукой за ушко, то же беззащитное выражение лица.

«Серая Мышь – так она тебя называла?

Бедная Маша, это мне надо перед тобой на коленях ползать за то, что сделала. Мое вмешательство не извело тебя, лишь отвлекло от неправильного пути. Не дремлет ангел-хранитель, не отходит. Доказательство тому – я не убила тебя, лишь поранила. Скользящий удар… Скользящая душа…»

Эти мысли молниеносно пролетели в голове Ирины, пока она с искренним удивлением разглядывала смутившуюся Машу.

– Почему вы так смотрите на меня?

– Простите, я задумалась. Так что будем делать? В больницу вам надо, коленку, ребра проверить, ссадины обработать.

– Я тут работаю недалеко, в клинике Смирнова, следующий поворот, а там полкилометра по лесу до поместья. Пожалуйста, довезите меня туда. Там первую помощь окажут, а если понадобится, и рентген сделают.

Не получив ответа, Маша вопросительно взглянула на бледную, онемевшую от изумления Ирину.

Судьба не уставала выкладывать на кон новые козыри. Бескомпромиссные. Небитые.

Справившись с волнением, Ира произнесла голосом, который сама не узнала, глухим и потерянным:

– Нам по пути.

«Ангелы-хранители существуют, и мой на сегодня не взял отгул. Хорошо бы узнать его или ее имя. Интересно, бывает ли у них разделение по половому признаку?

Только бестолочи могут средь бела дня прыгнуть под машину, и лишь хранимые отделываются парой царапин да небольшой раной под коленом, которую залечат две стяжки».

– Мария Сергеевна, вас вызывает доктор Смирнов, – голос Любочки, больничного администратора, раздавшийся из монитора, заставил вздрогнуть и прервать воспоминания о дорожном происшествии. – Поднимитесь, пожалуйста, в его кабинет.

Полагая, что от нее потребуется обычный отчет, Мария захватила несколько карт и, прихрамывая, двинулась на административный этаж. В особняке не было лифта, и ей предстояло преодолеть два лестничных пролета.

Превозмогая сильную боль в колене, подошла к массивной, обитой бежевой кожей двери и, постучавшись, толкнула ее.

Владимир Смирнов, ее бывший однокурсник, фарцовщик в душе и продвиженец в жизни, ее тайный поклонник и безнадежный воздыхатель на протяжении обучения в Первом меде (только магниты притягиваются друг к другу разными полюсами, с людьми все сложнее), поднял на вошедшую внимательный взгляд и тут же опустил, занявшись бумагами, раскиданными ворохом на столе. В кабинете директора все дышало помпезностью, начиная от дорогой мебели из красного дерева, изготовленной по индивидуальному проекту, заканчивая литографиями Верейского1111
  Советский график, иллюстратор, педагог. Лауреат Государственной премии СССР, Народный художник СССР.


[Закрыть]
на стенах – предмета особой гордости хозяина. Вовку-Купи-Продай с юности отличало коммерческое чутье, утянувшее студента-медика на хозяйственную стезю. Жизнь рассудила правильно: господин Смирнов возглавил одну из самых известных наркологических клиник и успешно руководил ею уже в течение пяти лет.

В кабинете вместе с директором находился его зам, Ипполитов Сергей Михайлович, врач, перед которым Маша благоговела. Это был мастер, светило науки, доктор с мировым именем, написавший немало трудов, которыми восхищалась не только она, но и целое поколение грызунов гранита психиатрии.

Володя Смирнов считал собственным неоспоримым достижением, что уговорил знаменитого врача работать в клинике, пусть не на основной ставке, а в роли консультанта.

Увидев Сергея Михайловича, Маша смутилась, покраснела и хотела сказать, что зайдет позже, но великий гуру приветственно кивнул ей и жестом пригласил сесть напротив него.

Маша доковыляла до стула и, скривившись от боли, присела.

– Ну и видок! Братец Лис, не бросай меня в розовый куст! – неумело сострил Смирнов и расхохотался собственной шутке. Но тут же, осознав ее неуместность, поправился, спросив участливо: – Ты действительно не хочешь взять больничный? Неделя дома тебе бы не помешала.

Маша отрицательно махнула головой. Пустяки, мол. Пара царапин.

– Ну, тогда приступим сразу к делу, дорогие коллеги. Маша, – он вновь обратился к женщине, – пришло время заняться серьезной работой, а не бегать ко мне с еженедельными отчетами и выписками для больных.

Фогель не сводила с него глаз, пытаясь спрогнозировать будущее.

– Мария Сергеевна, будьте любезны взять на контроль особого пациента, скажу больше – самого важного пациента клиники Смирнова.

Торжественное вступление главврача вызвало оторопь. Маша невольно перебирала способы отказаться от поручаемого задания, но, кроме необдуманно отвергнутого несколькими минутами ранее больничного, ничего более в голову не пришло.

Владимир прочел ее невеселые мысли и рассмеялся:

– Да ладно тебе, Машка, это я так, для камуфляжа тебя строю, на самом деле случай не ахти какой выдающийся и с первого взгляда хрестоматийный. Прогрессирующий депрессивный психоз, усугубленный алкоголизмом, с перемежающимися стадиями устойчивой ремиссии. Вот только термин «устойчивый» с позавчерашнего утра неактуален. Пациентка уверенно шла на поправку, уже около месяца находилась в палате под обычным наблюдением и благополучно готовилась к выписке, как вдруг стабильный статус перешел в кататонический1212
  Кататонический синдром – психопатологический синдром, основным клиническим проявлением которого являются двигательные расстройства. В структуре кататонического синдрома выделяют кататоническое возбуждение и кататонический ступор.


[Закрыть]
. Буквально за один день вернулось состояние полугодичной давности: больная замкнулась, потеряла контроль над действительностью, к ней вернулись галлюцинации. Мало того, отказалась от успокоительного и снотворного, которое получала ежедневно. Предпочитает бодрствовать. По нашим наблюдениям, она не спала уже две ночи подряд. Я бы мог сравнить все перечисленные признаки наличием «делириум тренум»1313
  Белая горячка.


[Закрыть]
, но в ее крови нет ни следов алкоголя, ни галлюциногенного вещества. Весь мир невидимых существ, с которыми больная продолжает общаться, является продуктом ее трезвого сознания.

Компьютерная томография также не выявила признаков патологии, нет никаких существенных отклонений на биохимическом уровне. Замечена лишь повышенная активность реакций нейронов левого полушария, ответственного за проекцию видений и образов.

Маша подняла вопросительный взгляд на Сергея Михайловича, как бы спрашивая его совета.

Пожилой доктор неловко закашлялся и пожал плечами.

– Должен сознаться, дорогая Мария Сергеевна, эта больная поставила меня в тупик. Безусловно, в моей практике встречались нестандартные течения заболеваний, но мы методом экспериментов находили оптимальное решение и подбирали препараты. В данном случае я вынужден признать поражение.

Нет, я не ни в коем разе не оспариваю установленный в самом начале диагноз. Только сознаюсь, что выбранный курс, медикаментозная и гипнотерапия оказались неэффективными. Более того, они ухудшили анамнез. И сейчас мы наблюдаем последствия…

Мне, как медику, это безусловный упрек, но в данный момент у нас нет возможности по-новому диагностировать ее состояние и назначить другое лечение. Больная перестала выходить на контакт с прежним лечащим врачом, включая меня. Она закрылась от всех в сотворенном мире и позволила войти туда только родной сестре.

Сергея Михайловича вежливо прервал Владимир:

– Маша, ты должна быть полностью в курсе. Виктория Лазарева, больная, о которой идет речь, является вип-пациентом клиники. Надеюсь, тебе не надо пояснять, что означает этот статус? Ее муж, Александр Рытвин, – один из наших главных инвесторов. Он спонсирует не только лечение супруги, но и пребывание здесь других больных; он платит мне, Сергею Михайловичу и тебе зарплату.

Короче говоря, Александр Рытвин – один из хозяев нашей закрытой от всего остального мира элитной богадельни. И…

Маша не выдержала скопившегося в воздухе напряжения и рискнула перебить главврача:

– Я поняла, Владимир Степанович, всю важность задания. Но что конкретно я должна делать?

– Ирина Лазарева, родная сестра пациентки, дала согласие на назначение тебя новым лечащим врачом, точнее сказать, я рекомендовал ей согласиться с этим фактом, полагаясь на твой многолетний опыт работы, нестандартные взгляды на выбор лечения, владение новой школой в области психиатрии, коммуникабельность и человеколюбие, наконец.

Что скрывать, твое назначение было моей личной протекцией. Оправдай доверие, уважаемая Мария Сергеевна. Сергей Михайлович останется консультантом. Но «допуск к телу» открыт только тебе. Попытайся найти с ней контакт, тихо, спокойно, не торопясь, выведай, кто поселился в ее тайном мире и вызвал неожиданный срыв. Выяснив причину, мы придумаем новый способ лечения.

Пока Маша шла к двери отдельной палаты в правом крыле старинного здания, напротив лаборатории, она успела пробежаться глазами по личной карточке больной.

«Виктория Владимировна Лазарева, год рождения 1979, 11 сентября.

У нее сегодня день рождения. Интересно, она помнит об этом? Была госпитализирована 13 марта 2010 года в состоянии кататонического криза. Назначенное лечение…

Анамнез: Прогрессирующий психоз на фоне алкогольной интоксикации».

Грустная картина, постоянно встречающаяся среди сильных мира сего, свихнувшихся от переизбытка денег, эмоций, фантазий, а чаще из-за недостатка простого человеческого общения.

Ну, вот и готов твой предварительный диагноз. Хотя практика показывает, что ты часто ошибаешься в людях, доктор Фогель».

Тихо постучав в дверь, Маша вздохнула глубже и вошла.

Не догадываясь, что только что переступила порог в другую жизнь.

Палата для особого пациента значительно отличалась от остальных. Так мог выглядеть одноместный номер в хорошей четырехзвездочной гостинице.

Просторное помещение наполнял солнечный свет из широкого трехстворчатого окна, занимающего почти полстены. У окна располагался мягкий уголок с журнальным столиком и стеллаж с книгами. Сбоку на противоположной стене – жидкокристаллическая плазма. Почти космическая кровать оборудована по последнему слову медицинской техники: светящимися кнопками для вызова персонала, джойстиками для изменения положения.

В больничную реальность возвращали разве что закрепленный сбоку штатив для капельницы да крепкие решетки на окнах.

Маша не сразу заметила свою подопечную. Стройная фигура терялась на фоне окна, казалась эфемерно-прозрачной, воздушной.

Женщина обернулась.

– Здравствуйте, Виктория, я ваш новый лечащий врач… Мария Сергеевна Фогель, – Маша старалась уверенно произнести приветствие, но смутилась и слегка замешкалась

– Отнюдь, – послышался насмешливый голос. – Отнюдь, имя звучит по-другому, а именно – Маленькая Птичка. Весь ваш род звался именно так. Добро пожаловать, Я ждала ТЕБЯ!

Маша растерялась. Она была предупреждена о странном поведении пациентки, продумывала в голове различные подходы, способы войти к ней в доверие, но тот факт, что она сама будет названа чудным именем и станет долгожданной гостьей, застал ее врасплох.

Не отрываясь, Мария разглядывала Викторию Лазареву. Высока, прекрасно сложена. Фигуру не портил даже небрежно запахнутый широкий халат, расписанный шелком. Темные вьющиеся волосы убраны в пучок, зеленоватые глаза с хитрым прищуром в упор смотрели на личного врача.

Изумление Марии становилось все сильнее. Это была женщина, сбившая ее сегодня утром на машине и любезно подбросившая в клинику. Впопыхах она не успела назвать своего имени, а Маша не догадалась его спросить.

– Доктор, сейчас мы поменяемся местами. Неужели Ирина не предупредила, что мы близнецы? Кстати, как поживает колено? Не волнуйтесь, через три дня угомонится.

– Значит, та женщина – ваша сестра? Удивительное совпадение, просто невозможное стечение обстоятельств, что именно ее машина сегодня утром…

– Мария, да полноте. Неужели, прожив тридцать пять лет, – Виктория озорно подмигнула, – вы так и не поняли, что совпадений не бывает и обстоятельства просто так не создаются? Тем более если речь идет о нашей первой встрече.

«Бред начался с первой минуты».

– Доктор, пожалуйста, не думайте, что я брежу, лишь вторю теории – все поступки людей предсказуемы, потому что уже происходили когда-то…

Втянув в себя воздух и придав лицу уверенности, Мария попыталась сменить тему:

– Виктория, давайте присядем.

Пациентка усмехнулась, чувствуя замешательство врача.

– Да, проходите, располагайтесь. Зря волнуетесь, в это время в коридоре никого нет. Лаборатория закрыта. Дежурная медсестра сплетничает в процедурном.

Маша устроилась в кресле, Виктория прилегла на диван напротив, по-кошачьи потянулась. Китайский шелк соскользнул со стройных бедер. Чертовски привлекательно соскользнул!

– Их было немало в самом начале, отец настаивал на обследовании. Я делала вид, что слушаюсь родителя, хотя давно знала, в чем мое предназначение. Все заумные психотерапевтические беседы, сосредоточенные на изучении скрытого либидо и латентной фаллософобии, лишены смысла.

– И в чем ваше предназначение, Виктория?

Ответ прозвучал молниеносно и сухо, словно выстрел.

– Я медиум. Проводник между мирами.

«А я Мария-Тереза, в таком случае!» – подумала Маша, подыскивая аргументы для продолжения беседы.

– Никакая не Мария-Тереза, вот и нет! Царской крови в вас ни капли. А имя Маленькая Птичка приклеилось, не оторвешь, – поддразнила ее Виктория.

«Что происходит???»

– Мысли некоторых людей настолько очевидны, – Виктория, запахнув шелка, повернулась набок, вытянула ногу на подлокотник дивана. Томной грацией она напоминала избалованную абиссинскую кошку. – Неужели вы не встречались с таинственным и неизведанным? Неужели все просто и понятно? Подчинено рефлексам?

Перешагнув порог этой палаты, вы попали в другой мир. Мир, созданный мною. Я позволила этому произойти. Понимаю стремление коллектива во главе с Ипполитовым излечить меня, но это невозможно априори, я здорова. Просто должна быть здесь, больница – самое безопасное место. Здесь он меня не найдет… если я сама этого не захочу.

– Кто не найдет?

Слова вылетели непроизвольно. Произнеся их, Маша ужаснулась: не так, ох не так надо вести беседу. Куда подевался ее профессионализм? Это же самый главный вопрос, который следовало задать исподволь, осторожно…

Виктория мгновенно сменила позу, вытянулась в струнку на краешке дивана. Она побледнела и заметно осунулась. Удивительное дело: куда подевалась хулиганка-кошка? На ее месте сидел испуганный ребенок.

– Его имя Гай. Полное – Гай Фердинанд Лэндол.

Скользящие души. Ведьма из Текстильщиков.

Почему 11 сентября – самый тяжелый день для Ирины? Почему именно сегодня на нее накатывает ненавистное чувство собственной никчемности и бездарности? Поездка к сестре все усугубила. Еще сильнее пролегла между ними пропасть, становясь бескрайней. Пропасть между даром и ремеслом, между избранностью и особенностью, между истинным знанием и талантливой имитацией. И самое обидное, что во всех сравнениях Ирина занимает вторую, обреченную позицию. Она – самоуверенное ничтожество, лишь играющее роль успешного, способного импровизировать хомо сапиенса.

Одиночество все туже плетет сети, затягивает в свою воронку.

Все началось после смерти матери. Девочкам тогда было по пять лет. Отец исправно исполнял родительский долг вплоть до их пубертата. Не пропадал ночами, не приводил в дом чужих женщин. Когда же сестрам исполнилось тринадцать, он позволил себе все изменить, поселив в их пятикомнатной «сталинке» странную особу – бледную тощую даму, затянутую в ситец с накрахмаленным колючим воротником. Он представил ее «хорошим человеком и второй мамой». Дама растянула пергаментную кожу на щеках, присела на корточки и протянула руки-веточки.

Удивлению девочек не было предела. Виктория странно хихикнула и ничего не сказала, Ирина горько расплакалась и бросилась в детскую, где в потайном углу хранила мамину кофточку. Виктория нашла сестру и сказала:

– Бледная моль заселилась к нам ненадолго.

Ирина удивленно взглянула на нее и тут же успокоилась, предвкушая, как они отомстят отцу-предателю и насолят самозванке, решившей заменить им самое дорогое.

Так Виктория нашла первую жертву для усовершенствования своего дара. Она изощренно, изо дня в день, изводила мачеху, которая и не пыталась найти общий язык с девочками, за что и страдала. Спрятанные очки или ключи от квартиры были невинными шутками, разогревающими интерес хихикающих проказниц. Пересоленный чай или переслащенный суп – опять-таки разминкой.

В первом акте возмездия выступали со скрипом открывающиеся дверцы кухонного гарнитура и падающая на пол посуда. Второй акт исполняли ковровые дорожки, путающиеся под ногами бледной Антонины Степановны, Тонечки, как ее называл жалкий предатель.

А сколько восторга вызвало развешанное во дворе белье, плотно обмотавшее тщедушное тело! Пронзительный визг Тонечки всполошил весь двор. Мачеха безуспешно боролась с влажными простынями, заковавшими ее в непроницаемый кокон. Она извивалась в нем как мерзкая личинка!

С того самого дня, как безликая дама попросила себя называть мамой, она подписала себе приговор, приводимый в исполнение не только днем, но и ночью. Мачехе не было покоя ни минуты, при свете солнца ее преследовали четыре пары хитрых глаз, а стоило сомкнуть веки, как начинались кошмары. Их предварял скрежет зубов, тихие протяжные стоны и, наконец, долгожданный испуганный вопль, заглушающий детский смех.

Но, что удивительно, Тонечка сносила все мучения с ангельским терпением, поэтому девочкам она скоро наскучила. Они просто перестали ее замечать. С возрастом у них появились другие развлечения.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю