Текст книги "Не случится никогда? (СИ)"

Автор книги: Елена Акимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Не сейчас. Позже. Если тест две полосочки – ужас, ужас – выдаст вместо одной.

Ну, почему современная наука не изобрела до сих пор таблетки «после»? Подавители есть, но они отбивают желание и имеют кучу побочных, противных эффектов, вроде тошноты, головокружений и мигреней. И тоже меняют потом гормональный фон, слишком часто пользоваться опасно.

А если хочется и потрахаться вдоволь, и без страха забеременеть? Жизнь, ты несправедлива к несчастным омегам…

====== Часть 5 ======

/Спустя три недели/

Леня и Ёня привычно ссорились за столом, препираясь из-за какой-то своей, детской, ерунды, то ли Ёня пихнул нечаянно Леню, то ли, наоборот, Леня Ёню. Возня братьев раздражала Ваню и мешала сосредоточиться на читаемом во время завтрака конспекте. У парнишки на носу были экзамены, и он пользовался любой минуткой, чтобы повторить материал.

А малышня толкалась. Как же они раздражали! Невыносимо!

Отец и папа жевали молча, не пытались остановить сынишек. Папа думал о чем-то своем, смотрел в пространство, скорее всего, планировал дела на день, отец просто не вмешивался, улыбался – его все вполне устраивало.

Приходилось терпеть и Ване. Раз родители не реагируют. Но сколько уже можно!

Когда прямо на раскрытый конспект вдруг прилетел кусочек брошенной кем-то из расшалившихся близняшек хлебной корки, Ваня окончательно вызверился. Отшвырнув тетрадку, паренек вскочил с места и долбанул, с размаха, кулаком по столешнице. Дзинькнула, подпрыгнув, посуда.

– Хватит! – выкрикнул омега в накатившем психозе. – Сидите уже спокойно! Вы, придурки!

Испуганные резким движением и шумом мальчишки дружно выпялились на брата круглыми глазенками, голубыми у омежки Ёньки, серыми – как папины и Ванины – у альфенка Лени, и замерли. Похоже, баловаться обоим перехотелось напрочь.

– Убоища! – рыкнул, для пущего эффекту, на них Ваня, замахиваясь и собираясь дать ближайшему к нему близнецу, Лене, подзатыльник.

Альфенок пискнул и пригнулся, наученный многочисленными предыдущими стычками со старшим братом, а Ваня, вместо того чтобы ударить, вдруг пошатнулся и торопливо прикрыл ладонью рот – тошнота скрутила желудок, подкинув его куда-то в горло.

– Ооохх, – только и сумел выдавить парнишка, кидаясь по направлению к туалету.

Получасом позже омега, основательно проблевавшийся, прополоскавший от кислой рвотной гадости рот и умывшийся, пристроив зад на край раковины, озабоченно чесал в растрепанном затылке, а перед ним, радуя грядущей перспективой аборта, лежали в ряд три положительных теста на беременность.

Привалило-таки, не миновало. Напрасно молился Господу о милости. БЛЯТСТВО!!!

Хотя, пожалуй, нет, блятство было раньше, в течку. И зачем только поперся за этими футболками?! Не срочно же совсем было!

Вошедший без стука папа обнял едва не плачущего первенца и привлек к груди. Мужчина тоже увидел тесты, и сразу понял, где собака порылась. Вздохнул, целуя в висок. Спросил негромко:

– Кто отец, знаешь? Данные его какие есть?

Ваня, не пытаясь отстраниться, но и не обняв в ответ, без особого желания буркнул:

– Должны быть. Он мне свою визитку дал, как раз для такого случая.

Парнишке жутко хотелось отмотать время назад, предотвратить залет, но, увы, сделанное вернуть невозможно.

– Я не стану рожать, даже не заикайся, – сказал он с едва различимым, предупреждающим, потенциально грозящим перейти в истерику вызовом гладящему по плечам и спине папе.

Папа снова вздохнул, более чем горько, и разжал руки, отступил.

– Ванечка, – голос родителя жалко дрогнул и сорвался. – Ваня, ты что удумал?!

Ваня стряхнул тянущуюся потрепать по щеке родительскую утешающую ладонь и фыркнул:

– Аборт, разумеется. А ты сомневался? Не переношу младенцев! Рано мне пока!

Папа смотрел наполняющимися слезами глазами, но приблизиться более не пытался. Покусав губу, он качнул головой, отрицая, передумал плакать и предложил:

– Вань. Давай не будем пороть горячку. Срок маленький, конечно, но решать здесь не одному тебе. Ты сейчас спокойно найдешь визитку, потом позвонишь этому своему альфе и расскажешь ему о ребенке. А потом и обсудим. Договор?

Ване не осталось ничего, как выдавить в ответ «договор». Хотя для себя он не сомневался, абсолютно. Аборт, и нечего тут нюни разводить. Впереди еще столько лет свободы, учеба, течки с симпатичными альфачами, интересная, хорошо оплачиваемая работа, а ему про подгузники и коляски толкуют.

Да ни за какие богатства мира он не свяжет себя ребенком! И звонить Сане не собирается, смысл? Деньги на «процедуру» есть, родители не нищие. К тому же, Саня тоже вполне может завести шарманку про оставить малыша. Бррррр.

Собрав использованные тесты, паренек раздраженно швырнул их в мусорное ведро, весь кипя изнутри возмущением, отодвинул с дороги все же пустившего слезу папу и мимо него прошел в коридор, где висела куртка. Зарылся по карманам, вытаскивая автобусные билетики, смятые купюры и прочий накопившийся мелкий мусор. Визитка обнаружилась в последнем проверяемом – известный любому закон подлости.

Папа наблюдал за любимым старшим сыном из некоторого отдаления, мрачный, как грозовая туча, шмыгал носом и периодически промакивал рукавом веки. Вздыхающий Ваня предложил ему на ладони успевший немного потрепаться по уголкам прямоугольничек, но мужчина принимать бумажку не спешил.

– Это ты, а не я, должен звонить, – омега хмурил брови. – Альфач же твой.

Ваня мгновенно окрысился. Вот заладил – твой, твой. Да в курсах он, что не папин и не отца! Ладно. Сам нагрешил, самому и расхлебывать заваренную кашу. Но без Сани, пожалуйста, от него увольте.

Ваня сжал визитку в кулаке и вознамерился направиться, минуя кухню, прямо в свою комнату, но бдительный, легко раскусивший уловку сына папа ловко перехватил под локоть и удержал.

– При мне, – мужчина протянул отцовскую, взятую с полочки у двери мобилку. – И не спорь. Номер набрать или сам справишься?

Ваню аж перекосило. Шарахнувшись от всевидящего и всепонимающего гнева родителя, паренек больно приложился затылком о выступающий в коридор, по несчастью оказавшийся за спиной угол стены, и зашипел дикой кошкой. Что ж, отмазаться от общения с Саней не получалось.

Более не споря и смирившись с судьбой-подлянкой, Ваня принял у папы телефон и ввел в него выбитый на визитке ряд цифр, моля Господа, чтобы или проигнорили, или заслали в почтовый ящик, оставить головосое сообщение. Увы, абонент был в сети и ответил после четвертого гудка.

– Але, – голос Сани доносился, словно издалека.

Ваня помялся, но папа стоял неумолимо, уткнув руки в боки, ждал. Пришлось подчиниться.

– Привет, Саня, – Ваня нервно сглотнул. – Это я, Иви. Надеюсь, ты помнишь, какой. Да, тот, с которым ты недавно провел течку. – Голос паренька завибрировал от злости. – В общем, так, Саня, – соблазн швырнуть аппарат о стену и разбить вдребезги заставил трястись губы, но пристальный влажный взляд папы давил, требуя выполнения обещанного. – Тут такое дело нарисовалось… В общем…

Саня выслушал блеяние омеги предельно внимательно, не перебивая, без воплей ужаса и причитаний. А выслушав, поразительно спокойно сказал:

– Иви, нам нужно встретиться. И срочно, пока ты дров не наломал. Назови, куда и во сколько, подъеду.

И Ваня тут же, не сходя с места, понял – альфа за беременность и за роды. Хоть бы замуж не позвал…

– Кафе на углу рядом с универом знаешь? – спросил обреченно. – Сегодня в три удобно, у меня в два сорок лекции кончаются.

Саня помолчал, шуршал чем-то в трубку, похоже, листал дневник, проверяя, назначены ли на это время дела, а после подтвердил – да, вполне, и сбросил вызов.

Довольный, просветлевший лицом папа забрал мобилку и похлопал окончательно сникшего сына по плечу.

– Вот и умничка, – похвалил мужчина, и улыбнулся одними глазами. – Встретитесь и обговорите, что, дальше как. Может, еще передумаешь с абортом-то. Парень хоть хороший?

Ваня скривил родителю кислейшую из имеющихся в его мимической коллекции мордочку, в знак глубокого протеста, подавился и со стоном, без предупреждения, метнулся в туалет, обниматься с унитазом – недорыганные час назад остатки завтрака резко попросились наружу.

====== Часть 6 ======

На лекции Ваня не пошел – слишком тошнило, кружилась голова и ноги отказывались держать напрочь. Слабость после последнего посещения туалета накатила такая, что парнишка с трудом, по стеночкам, дополз до спальни, по дороге несколько раз едва не грохнувшись. Упав на постель, прямо поверх покрывала, он долго лежал, «любуясь» и «наслаждаясь» танцующими перед глазами темными мушками, давя накатывающую волнами дурноту, думал о предстоящем аборте, а потом незаметно уплыл в сон.

Разбудил Ваню трясущий за плечо папа.

– Сынок, – мужчина выглядел взъерошенным. – Давай, продирай глаза, хватит валяться! К тебе твой альфач пришел!

Омежка подскочил было, не соображая спросонья, и едва не рухнул с постели на пол – комната вдруг закружилась стремительным вихрем и потемнела, будто резко настал вечер, зазвенело в ушах.

– Папочка, – бедняга, со стоном, беспомощно рухнул обратно на подушки. – Папочка, мне плохо… – и его тут же вывернуло, пеной и желчью – неоднократно уже опорожненный желудок оказался совершенно пуст.

Дальнейшие события почти все прошли мимо сознания – парнишка очень смутно, отдельными, короткими урывками помнил, как мышцы сводило судорогами, вроде, мельтешили вокруг белые халаты, его держали какие-то незнакомцы, кто-то кричал, потом укол в плечо, и наступил мрак.

Очнулся Ваня в незнакомом месте, похожем на больничную палату и пахнущем антисептиками, один, с дикой тошнотой и головокружением, впрочем, ненадолго – новый приступ судорог опять отправил его в глубокое беспамятство.

В следующий раз Ваня пришел в себя уже в другой больничной палате и не один – рядом, на стуле, сидел, держа за запястье, папа и спал, примостив голову на стену. На щеках мужчины виднелись просохшие дорожки слез, миловидное лицо заметно осунулось и пугало нездоровой бледностью, с залегшими под закрытыми глазами синеватыми тенями.

Лежащий на спине Ваня озадаченно смотрел на спящего снизу и прислушивался к собственному состоянию. Вроде, ничего особо не болело, так, саднило в горле, словно от простуды, да потягивало неприятно низ живота. Тошнота больше не мучила, голова не кружилась, хоть и была тяжелой. В локтевом сгибе левой руки что-то мешало. Глянув, омежка увидел тянущуюся от установленного на штативе, рядом с кроватью, пластикового, на треть, примерно, наполненного прозрачной жидкостью пакета, прозрачную же, гибкую, тонкую, соединенную с приклеенной к телу, воткнутой, скорее всего, в вену, иглой трубочку и догадался – капельница.

Что, к ебене фене, с ним стряслось? Отравление? Ранний токсикоз? Почему больница и капельница, почему было так ужасно плохо, а теперь – нет? Почему папа явно долго плакал и так выглядит?

И главный вопрос – что с ребенком? Нежеланный плод до сих пор внутри, или?..

Разбудить папу и спросить показалось пареньку самым верным решением.

– Пап, – окликнул он, завозившись в попытке немного приподняться. – Папа!

Собственный голос показался чужим – некое хриплое карканье, зато спящий родитель мгновенно подорвался.

Несколько секунд мужчина непонимающе хлопал припухшими, покрасневшими веками, после глухо охнул и бросился обнимать сына.

– Ваня, – залепетал, через всхлипы. – Ванечка, мой родной… Ты очнулся… Теперь все будет хорошо, Ванечка…

Бормотание ревущего в тридцать три ручья омеги абсолютно ничего для Вани не прояснило, кроме того, что он, Ваня, похоже, серьезно заболел. Чтобы обычно спокойный и уравновешенный папа бился, хватаясь за его руки, в истерике?!

Чувствуя, как из самых глубин души поднимается грозящая затопить разум паника, парнишка и сам, невольно, расплакался, затряс папу в ответ и тоже залепетал похожую испуганную несвязицу.

Такими их обоих и застал вошедший без стука врач – цепляющимися друг за друга и буквально подвывающими на два голоса.

Успокаивались омеги долго, не без помощи лекарств. Папу в конце концов увел кто-то из медбратьев, Ваня же уплыл в крепкий химический сон без сновидений.

Спал парнишка до утра. А когда проснулся, в палате вместо папы сидел отец, мрачный и усталый, заросший, минимум, четырехдневной щетиной. Видеть отца небритым Ваня не привык, а седина в его висках поразила омежку в самое сердце.

Да что такое с ним, если родителей узнать нельзя?! Он умирал, что ли? Кто-то уже объяснит внятно, не пугая, или нет?!

Заметив, что Ваня открыл глаза, отец встрепенулся и облегченно разулыбался.

– С возвращением, сыночек, – выдохнул, и наклонился обнять. Сухие губы альфы прошлись по лбу нежным поцелуем, а в груди у омежки сначало плотно, звеня, напряженно сжалось, словно пружина, а потом рванулось наружу. Вместе с криком.

– Отя! – парнишка заметался в обнимающих руках отца. – Отя, что со мной?!

Истерика накрыла и заставила, скуля, впиться в отцовские плечи так сильно, что несколько ногтей обломалось.

– Отя!!! Пожалуйста!!! Скажи!!! Что! Со! Мной!!! Скажи!!!

Альфа сгреб сына в охапку, притиснул к себе плотно-плотно и закачал, как маленького, целуя, куда попадется – в нос, в глаза, виски и щеки, заплакал.

– Ничего, сыночек, – зашептал. – Уже ничего. Ты вне опасности, клянусь… А дети… Детей ведь можно и усыновить…

Вот таким образом, из уст отца, Ваня и узнал, что более не беременный. А еще – что и вправду едва не умер, именно из-за беременности, вызвавшей тяжелейший токсикоз и отек мозга – редчайшее осложнение.

Спасая молоденькую омежью жизнь и жизнь плода, врачам пришлось продержать Ваню в лекарственной коме, на аппарате искусственного дыхания, несколько суток, в тщетных попытках стабилизировать состояние, а когда терапия не принесла успеха, прервать беременность.

К сожалению, аборт не прошел гладко, и развившееся после него острое инфекционное воспаление навсегда лишило Ваню возможности забеременеть повторно. Омежка, увы, стал бесплодным.

Известие о бесплодности парнишку огорчило не особо, от слова совсем.

«Ну, и ладно. – думал он, прекращая реветь и утешая продолжающего шмыгать носом расстроенного отю. – Тоже, мне, беда – не залететь. Зато трахаться могу теперича в полное свое удовольствие и без последствий, ура»!

Когда отец малость успокоился, то принес сыну в палату поднос с завтраком, и посаженный им на подушки Ваня поел с аппетитом. Настроение у избавившегося от перспективы подгузников омежки было отличное, чувствовал он себя вполне сносно.

– И сколько меня тут продержат? – пытал парнишка, жуя, печально глядевшего отца. – Домой охота!

Тот лишь качал головой – не знал, но пообещал выяснить позже, вечерком, после работы. Когда Ваня насытился, мужчина забрал у него опустевший поднос, сводил в туалет и обратно – без поддержки омежка бы не дошел, от слабости шатало – и ласково распрощался, оставив долечиваться.

Одному Ване валяться оказалось чудовищно скучно, ни книжки, почитать, ни телика, позырить, в палате не имелось. Потому паренек некоторое время просто лежал, наслаждаясь ощущением сытости, и раздумывал над не желающим отпускать и сосущим пиявкой вопросом – от чего, покидая палату, отя столь грустно вздыхал и смотрел полными страдания и тоски глазами? Вроде, не стряслось ничего чудовищного?

Неужели Ванино новенькое бесплодие стоит того, чтобы переживать и лить слезы?

Непонятно.

Как можно убиваться по подобной ерунде? Глупости все. Никому не нужны младенцы. Ване – точно.

====== Часть 7 ======

Забирать Ваню из больницы приехал, неожиданно, только Саня. Которого, вообще-то, омежка не звал и видеть не жаждал.

Удивленный донельзя, Ваня принял у робко улыбающегося альфача роскошный букетище кремовых, благоухающих роз. Парнишка настолько растерялся, что даже не пикнул, когда его обняли и поцеловали в щечку.

– Хорошо выглядишь, – просто сказал Саня, прерывая едва случившееся объятие и подхватывая с пола собранную Ванину сумку с вещами. – Для того, кто неделю назад на тот свет рвался. Только бледненький пока, но ничего, время долечит.

Ваня слепил нелюбимому противнючую мордочку и покрепче прижал к груди цветы.

– Почему именно ты? – спросил он, с легким испугом. – Родители где? Случилось что, а мне не сообщили?

Альфач покачал головой.

– Ничего ужасного, – ответил, продолжая улыбаться, но намного уверенней и ярче. – Так, маленькая авария с канализациией, уже устраняют. В общем, твой папа как раз этим сейчас занят и позвонил, попросил меня за тобой заскочить. Ты же не против?

В принципе, Ваня, конечно, не возражал… Хотя и понимал, не дурак – не случайно папа обратился именно к Сане, приметил, очевидно, что у парня интерес к сыну. Вот и пытается пристроить, как умеет. Эх. Придется, позже, дома и без лишних ушей, объясниться с родителем, зачем навязывает без спросу ухажера.

Вслух омежка ничего не вякнул, разумеется, сдержался. Ну, сватают его, да нет проблем. Не обязан замуж выходить.

А розы красивые. И пахнут – закачаешься…

Перехватив букет поудобней, парнишка еще раз втянул ноздрями его чудесный, туманящий разум, сладостный аромат и предложил:

– Стоим зачем? Может, двинем?

И они двинули. Забрав в регистратуре Ванину выписку, спустились, бок о бок и касаясь плечами, на лифте в лобби, оттуда по длинному коридору без окон прошли к стоянке.

На улице оказалось более чем прохладно и накрапывал мелкий, противный дождик.

«Вот ведь блять», – ругнулся про себя Ваня и зябко поежился – его куртка почему-то не грела. Или это приболевшее тело хулиганило?

Саня, не останавливаясь, поманил за собой к рядам припаркованных машин, и омежка послушался, пошел, куда ведут.

Вскоре альфа тормознул перед серебряной маздой средней потертости. Пикнув вынутым из кармана брелоком сигнализации, альфа шустро забросил в багажник Ванину сумку и распахнул перед переминающимся с ноги на ногу, мерзло трусящимся омежкой переднюю левую дверцу.

– Прошу, – он приглашающе взмахнул рукой. – Залазьте, сударь, карета ждет-с!

Зараза, скалился настолько задорно и белозубо, что Ване очень захотелось улыбнуться в ответ. Что ж, парнишка не стал сдерживаться.

– Спасибо, – искренне поблагодарил он, ныряя в спасительное тепло салона, а сам, с недоумением, вздохнул.

«Хм, – мелькнула мыслишка, – а Саня-то – ничего такой, оказывается, симпатичный. Почему я раньше не замечал, какая у него улыбка здоровская»?

Альфач аккуратно захлопнул за омежкой, устраивающимся на сиденье и нервно принюхивающимся к до сих пор висящему внутри запашку собственной, въевшейся в обивку, течки, дверь и гибко скользнул за руль. Для своей крупной комплекции он двигался более чем изящно.

– Ты занимался танцами? – вопрос у наблюдающего, засмотревшегося Вани вылетел самопроизвольно, без участия мозга.

Саня глянул из-под густых, загибающихся на кончиках черных ресниц и утвердительно хмыкнул.

– Ага, – в голосе альфача зазвучали мягкие, бархатные нотки, породившие в солнечном сплетении у замершего рядом паренька копошение мурашек. – А как догадался?

Ваня очнулся и пожал плечами.

– Не знаю, – фыркнул. – Просто подумалось. А это важно?

Саня более не улыбался, чуть поджал губы. Их вкус омежка помнил отлично. И рождаемые ими, припадающими к ямочке за ушком, щекотные ощущения, тоже. Приятно было, и возбуждало…

«А может, и не зря папа озаботился, позвонив Сане? Может, папа умный и прав, а я – слепой глупышка, и ошибаюсь»?

Открытие озадачило.

Чтобы скрыть накатившее смущение, Ваня опустил внезапно порозовевшее скулами лицо и уставился на свои обломанные, требующие маникюра ногти. Совсем в больнице руки запустил. Безобразие.

– Сань…

– Да, Иви?

– Я домой хочу, Сань. Пожалуйста…

Звякнули воткнутые в замок зажигания и прокрученные ключи, мотор заурчал, и мазда тронулась.

Саня и Ваня, под перестук по стеклам и крыше машины припустившего дождя и взвизги снующих туда-сюда, сгоняющих воду дворников, ехали домой. Они молчали всю дорогу, просто молчали, наслаждаясь идущим от включенной печки теплом.

Но это было особое, новое, неведомое омежке ранее, насыщенное молчание. В нем слова оказались как-то странно не нужны и лишь разрушили бы создавшуюся уютно-интимную атмосферу близости. Не телесной, нет. Иного рода-племени.

Заботливый, не желающий, чтобы и без того нездоровый Ваня промок под льющим, словно из ведра, дождем и расхворался еще пуще, Саня подогнал машину к самому парадному, но выходить не спешил. Повинуясь его знаку, омежка убрал уже положенную на ручку двери руку и повернулся вполоборота, готовый слушать. Похоже, не один он хотел бы перетереть без свидетелей.

Убедившийся во внимании парнишки альфач немного помолчал, собираясь с мыслями, покусал себя за фалангу большого пальца и, наконец, решился заговорить.

– Иви, – от устремленного в зрачки изучающего пристального взгляда Ваня внутренне съежился. – Насколько я тебе нравлюсь?

Ваня понятия не имел, как ответить на сей вопрос внятными словами, потому – между прочим, прелестно и очаровательно – покраснел, перестал ежиться и нерешительно потянулся губами к альфячьему близкому рту. Коснулся. Слегка углубил. И – смутился порыва и тянущего сладкого отклика в низу живота, прикрылся ладонью. Облизнулся украдкой – и довольно муркнул – надо же, а память-то не подвела, вкус тот же, приятно знакомый.

– Иви?..

– Да, Саня?.. – почему усилился запах кофе? Течка же еще далеко?..

– Я тебе нравлюсь. – Не сомнение уже, утверждение, и отчетливые удовлетворенные нотки в упавшем почти до хрипа низком альфячьем голосе. – Расскажешь про выкидыш?

«Выкидыш?! Какой еще выкидыш?! Это был вовсе не выкидыш, аборт»!

– Так расскажешь, Иви? Посмотри на меня!

Ну, Ваня посмотрел – разве можно не посмотреть, когда так нежно поглаживают подушечками горячих пальцев подбородок – и ответил, глядя в устремленные на него сияющие, серые – он только теперь разобрал точно – глаза, предельно честно:

– Это не был выкидыш, Саня. Тебя неверно информировали. Мне сделали аборт, или я бы умер. Впрочем…– А внутри, там, внизу живота, продолжало разливаться нарастающее желание… – Я все равно бы не оставил ребенка. Не хочу детей, совсем. Хорошо, что у меня их никогда больше не будет…

Саня моргнул, и его лицо, только что прекрасное, одухотворенное, потухло, словно выключили спрятанную в черепе лампочку, и стало прежним, грубоватым.

– Не понял, – парень выпустил запястье омеги. – Что значит – не будет?!

Ваня дернул плечом и равнодушно оскалился.

– То и значит, – сказал. – Врачи уверены, я теперь бесплодный. Эка проблема, бля, зачем нам с тобой мла… – и осекся, оборвав фразу на полуслове – такое странное выражение исказило черты Сани.

Несколько секунд альфач молчал, размышлял. Потом спросил:

– А не пожалеешь, малек? Без детей? Пожалеешь же!

«Уже не Иви. Лови, омежка, непостоянство чужака. А так замечательно целовались»…

– Может быть, ты и прав, – Ваня, не желающий больше поддерживать кажущийся ему бессмысленным, надоевший разговор, отвернулся к окну и чиркнул пальцем по запотевшему от двойного дыхания стеклу. – Но сейчас я ни о чем не жалею. Ясно?!

Саня резко отпрянул, бледный, заморозившийся, миг, и он уже распахнул дверцу и вывалился из машины. Тоже закончил разговор? Да?

«Саня! Вернись»!

====== Часть 8 ======

/Спустя три года/

– Ванюшааа!

Никакой реакции.

– Да Ванька же!

Щекотное перебралось с верхней губы, где шалило до этого, по носогубной складке к носу, дремлющий омега сморщил мордашку, тихонько-недовольно простонал и чихнул. Открыв глаза, сонные и расфокусированные, он в упор уставился на лежащего рядом, опирающегося на локоть, в пальцах белое перышко из подушки, любовника.

– Сима! – укорил хрипловато, но ласково. – Вот чего тебе надо, а? Скучно, что ли?

Альфач радостно, широко ухмыльнулся и продолжил щекоталово, вызвав у омеги еще одно звонкое «апчхи».

Отчихавшись, Ваня рассмеялся, очень музыкально, провоцирующе, и обвил шею играющегося Максима руками, потянул на себя, целовать. Перышко оказалось забыто, скользнуло, выроненное, на ковер, и осталось в полосе падающего из щели неплотно прикрытой двери света.

Двое тонули в поцелуе, глубоком, мокром и страстном, их языки и тела сплелись, а руки неспешно загуляли, оглаживая и пощипывая доскональнно уже изученные за почти полтора года связи чувствительные местечки.

– Ванюшка, – шептал альфач с жаркими придыханиями между вычмокиваниями.  – Ванечка, мальчик мой хороший… Люблю тебя…

– Симка, – не менее горячо отвечал омега, не веря ни единому сказанному партнером слову, – Симка, еще…

Между прочим, правильно не верил – не любил его Максим, совсем. Просто Ваня жил один, в собственной угловой, без стучащих в стены соседей, квартире, был удобен и не скандален, отзывчив в сексе даже между течками, ну, и нравился альфачу, конечно, стройненький, хорошенький. Плюс – вкусно готовил и не требовал постоянных ухаживаний и дорогих подарков. Что еще можно пожелать от омеги? Почти идеал для отношений!

– Ванечка…

Перевернутый на спину Ваня развел пошире согнутые в коленях, в меру длинные, стройные ноги, демонстрируя готовность принять и тяжесть, и таран и, возбужденно облизывая припухшие, пунцовые губы алым кончиком язычка, нетерпеливо заерзал по простыням ягодицами, каждым своим

движением как бы утверждая – хочу!

И альфач оправдал его ожидания – шустро приподнялся и накрыл сверху, пристраиваясь между омежьих сильных бедер, подправил рукой норовящее промахнуться мимо увлажненного предварительно маслом входа налитое похотью копье.

– Аааххх! – сладко всхлипнул Ваня, подстраиваясь под первый пробный толчок и впуская внутрь длинную, толстую альфячью гордость. – Больно, Сима!

Не предупреждение – просьба. Значит, сейчас омега хочет по жестче. Что ж, значит, получит – раскрытая ладонь Симы немедленно обрушилась на бедро любовника, наградив обжегшим кожу звонким шлепком.

Ваня выгнулся в пояснице с исполненным безграничного удовольствия вскриком, и сплел ноги в щиколотках вокруг торса активно работающего тазом альфача, закрывая замок, замотал от избытка ощущений по подушке головой.

– Сильнее, Сима… – у него аж пальцы на стопах поджались. – Ооо, сильнее… Больно…

Прелесть омега, гибкий, охочий до экспериментов, раскованный. Твори с ним, что фантазия придумает, шлепай, связывай, загибай буквой «зю» и ставь в любую почти камасутровскую позу, растяжка позволяет.

Но. Сима его не любил, впрочем, взаимно. Не срослось почему-то. И чего обоим не хватало до любви? Загадка.

– Сима, Симочка, больно!!!

Шлепок, еще шлепок, и еще, сладостные всхлипы вдалбливаемого в матрас мчащего к взрыву Ванечки, звериные взрыки догоняющего Максима, хлопки паха о ягодицы, звуки смачных поцелуев и жалобные скрипы раскачиваемой кровати. Острый запах секса и свежего, трудового пота. Классно-то как! Ну, просто рай земной…

– Дааа! Симааааа! Больноооо!!!

Сколько искреннейшей радости от обычной порки ладонью. На, на, получай, и кричи, малыш, кричи!

– Кричи для меня, Ваня!!!

И Ваня кричал. Ох, как же кричал, захлебываясь смесью боли и наслаждения, срывая горло, а потом оба с подвывом изверглись, практически одновременно, бурно, содрогаясь мелкими конвульсиями.

Альфач рухнул сверху на продолжающего трепыхаться в послеоргазменных отголосках омегу и прижал к постели, награждая долгим благодарным поцелуем.

– В душ пойдешь? – спросил, с гортанным низким примуркиванием. – Или отнести?

Ваня посмотрел кротко-влажно, сквозь ресницы:

– Отнеси…

Привычная и ему, и Симе игра в любовь и заботу. А почему, собственно, нет? Ведь обоим комфортно и отношения не напрягают. Зато родители напрягают, с двух сторон, мощно прессуют, все мозги выели, когда свадьба.

Никогда. Ваня только недавно универ окончил, нашел высокооплачиваемое место в экспериментальной лаборатории, Максим активно делает карьеру в фирме, выпускающей медоборудование, а детей у них родиться не может, Ваня бесплоден. Проверено десятком проведенных вместе, полновесных течек, не залетает омега, хоть как его узлом закупоривай.

– Вань…

– Что, Сима, душа моя?

– Ты мне шампунь в глаза насовал. Смой, щиплет…

– Прости, мальчик мой хороший… Сейчас…

Утомленный сексом омега позволял себя мыть, подставлял по очереди под трущую кожу мочалку разные части тела, ворковал что-то невнятное, пряча взгляд за веками. Обычно после соития парень вел себя иначе, ластился, улыбался в лицо, но не сегодня.

– Сима…

– Что, Ванюша?

– Ты помнишь, завтра вечером мы выходим в клуб?

– Помню, Ванюша, помню. Не беспокойся. А что ты наденешь? Давай ту голубую рубашку, шелковую? Ты в ней такой красивый…

– Неее, Сим. Опять лезть будут… Я лучше черное все надену. Спрячусь. Не хочу, чтобы ты ревновал…

– Вань?

– Да что!!!

– А с чего ты взял, что я ревную? Я вовсе не ревную…

Омега повернулся намыленной спиной и фыркнул.

– Ниже, – велел, отставляя с намеком ягодицы. – Там грязи море, надо бы потереть хорошенько.

– Уже тру, – член альфача мгновенно воспрянул от подобного предложения и заныл. – Тру, тру…

Ваня подался по-прежнему отставленной попкой назад, пока возбуждение Максима не уперлось ему в ложбинку, и заерзал, тело к телу, более не намекая, требуя – загони.

Его собственное достоинство, некрупное, но идеальной формы, уже стояло по стойке смирно, прижимаясь к низу живота. Готово к бою – рапортовало.

Сима принял вызов, подхватил кусающего губы, быстро дышащего любовника под плоский, с кубиками, живот и плавно, слитным, неспешным движением вошел в мокрую после недавнего траха, еще не успевшую закрыться, манящую дырку.

– Симочка, – счастливо всхлипнул Ваня, поддавая навстречу.

Ну, что за омега такой ненасытный, помыться толком не дает. Кошмар...

====== Часть 9 ======

Приостановившись на мгновение, Ваня перекинул из руки в руку пакет с продуктами и, шипя от боли, подул на освободившуюся ладонь – тонкие ручки врезались в кожу и оставили красный вдавленный след.

На площадке прямо перед омегой несколько альфочек и двое омежек кричали друг на друга, ругались из-за только что забитого гола. Совсем мелкие еще пацанчики, лет по пять-шесть.

Ваня поморщился – он устал после долгого рабочего дня, и их крики отдавались в голове нудной болью. Поспать бы пару часиков…

Колена что-то коснулось, и парень опустил глаза вниз. Ребенок, совсем крохотный, стоял, запрокинув кудрявую темную головенку, и смотрел, приоткрыв пухлый вишневый ротишко. К груди чудо прижимало плюшевого коричнево-золотистого потрепанного мишку с оторванным ушком.

– Привет, – вежливо поздоровался с малышом Ваня.

Чудо продолжало смотреть и молчало. А потом протянуло игрушку и улыбнулось, так светло и чисто, как умеют только дети, и предложило, выговаривая для своего возраста слова довольно внятно:

– Беи. Ты гусный осень. Миса холёсий.

Вот так. Даже двухлетка, и тот чувствует ауру исходящих от Вани печали и неудовлетворенности.