Текст книги "Город, где цвели абрикосы"

Автор книги: Елена Улановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Обход? Нонсенс – какой может быть обход ночью? Сейчас доктор увидит ее, Леру… Но он не просто увидел: он знал… Аккуратно прикрыв дверь палаты, Иртеньев подошел, поднял ее со стула, схватил в охапку, как когда-то в самом начале их любви, начал целовать…

Это было невозможно. Чужой – для нее он был чужим и ненавистным, как в самом конце их любви… Она оттолкнула его что было сил – Иртеньев от неожиданности отлетел к мониторам, но Леру не отпустил. Удерживая ее одной рукой – физической силы ему было не занимать – другую угрожающе положил на провода. Одно движение – и всё, что давало жизнь и возможность дышать этому распластанному на больничной койке телу, перестанет работать. Машины остановятся, и с ними остановится жизнь ее мужа.

– Ты этого не сделаешь! Ты врач: ты давал клятву Гиппократа!

– Я был врачом в операционной, и я как врач сделал всё, что мог… Хотя мог бы и не напрягаться.

– Ты не знал, кто он мне.

– О-о, я знал, еще как знал! Ты думаешь, я тебя не узнал там, в коридоре перед операционной? Да я узнаю тебя всегда и везде, в любом месте и в любое время! И фамилию пациента я прочитал… Мне про него кое-что известно: «патриот Украины»… Укроп… Слушай, и чего я действительно так дергаюсь? Вот подлечим – и сдам его в подвалы: там про клятву Гиппократа никто вспоминать не будет.

Иртеньев расслабил руку.

– Ну иди сюда, иди сама: я люблю, когда ты сама. Вспомни, как было, как всегда было хорошо… Иди ко мне… – Иртеньев тянул Леру к себе, и она не вырывалась…

Лере всё было ясно: Иртеньев здесь главный хирург и хозяин положения, а Юрочка – ее Юрочка – после операции на сердце будет гнить в подвале. И подвергаться пыткам…

Отстранив постылую руку, Лера опустила пальцы на застежку его брюк. Так легче – хоть не чувствовать на своей коже его прикосновений, объятий, поцелуев… Немилый… Чужой и немилый… Лера опустилась на колени…

Глава 14. ЗАРЕНОК

Павлик просидел на троллейбусной остановке до вечера. Он даже немного поспал, пока окончательно не замерз. Когда стемнело, он решил пробраться обратно, поискать Заренка. Может быть, рассудил Павлик, мама встала и тоже ищет его… Вот хорошо было бы, если бы все нашлись одновременно!

Мамы на дороге не было, но и страшного военного тоже. «Это даже к лучшему», – подумал Павлик и вдруг услышал мяуканье. Прямо перед ним, как из-под земли, появился Заренок и громко мяукал – ну просто орал, с показным неистовством открывая рот.

Подхватив котенка, Павлик прижал его к груди так крепко, что тот захрипел, и оглянулся на свой дом – там работали огромные подъемные краны и бульдозеры, разбирая завал на месте их подъезда. Павлик собрался было побежать поискать своего медведя – Анечка своего-то, наверное, забрала – но потом понял, что таскать и котенка, и медведя ему будет не по силам.

Поудобней пристроив Заренка за пазуху, Павлик побежал к погранбазе. Спотыкаясь о поваленные и вывернутые с корнями абрикосовые деревья, Павлик добрался до забора базы и поразился темноте и тишине: стало даже страшно… Там по вечерам раньше было много света от корпусов станции и фонарей вокруг. И солдаты постоянно сновали туда-сюда и обязательно одаривали Павлика сладостями…

Вдруг он увидел свет фар маленького грузовичка и услышал голоса… Военный в маске – точно, как Человек-паук, – говорил с водителем:

– Загружаю, загружаю… Как бы еще ящики с продуктами втиснуть? Что-что: печенье, крекеры, тушенка. Куда едем? В центр, ну кафе «Заря», помнишь? Там во дворе уже базу организовали. Переезжаем… Будем пугать укропов, ха-ха… Где пиво пили с Серегой… Вот ведь он вляпался: точно без ног останется, если вообще…

Павлик хорошо помнил кафе «Заря» в центре города – там было лучшее мороженое в мире, специальные детские стульчики и мультики целый день. Что такое тушенка, он не знал, но если в машине есть крекеры и печенье, то можно будет еще и покушать по дороге…

Улучив момент, когда дяденьки склонились над ящиком с какой-то длинной железной болванкой, Павлик шмыгнул в фургон, на четвереньках пролез как можно дальше и притаился в углу. Сердце колотилось так сильно, что казалось, его стук перекрывает жалобный писк Заренка.

– Где эта чертова кошка мяукает? – услышал Павлик.

Накрыв рукой усатую мордочку, мальчик застыл, зажмурив глаза и не смея даже вдохнуть.

– Хоть бы не черная, а то еще под колеса бросится, – проворчал Человек-паук, закрывая двери фургона.

Когда заурчал мотор и машина тронулась, Павлик перевел дыхание. Поехали…

Глава 15. ГОСПИТАЛЬ

Иртеньев не соврал: он сделал всё, что мог. В его возможности как хирурга Лера верила безгранично. Она не раз наблюдала, как люди вставали, казалось бы, из небытия после его операций. Вот и Юрочка ее поправлялся не по дням, а по часам. Он уже мог есть самостоятельно, начинал ходить по коридору, и Лера набралась наглости купить билеты в Киев на начало августа…

После той безобразной сцены Лера больше не видела Иртеньева. То есть не то что не видела: конечно, он был на обходах, но на нее не обращал никакого внимания, хотя Лера поначалу выскакивала при его приближении из палаты и пряталась в женский туалет. И по вечерам Иртеньев больше не появлялся и не искал ее внимания. Можно было не сомневаться, что тот приступ насилия – или любви – был просто приступом оскорбленного самолюбия.

Сестрички между собой шептались, что у главного хирурга роман с длинноногой молодой особой из интернов, и Лера была уверена, что это правда. Чем старше становился Иртеньев, тем большее впечатление производил на женщин.

Перестала ли она бояться его угроз? Нет, конечно… Мог ли он отправить Юрочку в подвал? В любую минуту… Подвалы Луганской Народной Республики становились реальной угрозой: всё больше людей напрасно искали своих родственников; Дениса, сына Милены, так и не нашли… Думать даже не хотелось, что там делают с пацаном, – у Леры при одной мысли об этом холодело сердце. Ей всё мечталось, что она встретит в больнице какого-нибудь высокопоставленного чиновника и сможет так, по-человечески, к нему обратиться – они же тоже люди… Но высокопоставленных чиновников в больницу не привозили, жизнь у них была безопасная – они, наверное, очень старались не попадать под случайные пули…

По коридору в очередной раз бежали санитары, катили тележку. «На наркоз», – подумала Лера, прижимаясь к стене. Тележку поставили перед закрытой дверью: ждать, пока освободится операционная. Лера подошла поближе.

Военный в забрызганной грязью форме, возможно, прямо с поля боя, лежал, прикрытый до пояса простыней, и бредил. Ранения не было видно… Глаза его были открыты, и их васильковый цвет показался Лере очень знакомым. Она посмотрела на табличку – «Крутой». Фамилия? Позывной? К табличке с именем был пришпилена нательная иконка-талисман с разорванной цепочкой.

Лера, оглянувшись, достала из кармана мобильник… Она знала, что может за это поплатиться, но удержаться не могла… Сделав украдкой несколько фотографий, тут же отправила их на телефон Ренате: та встречала Женькиного военного чаще и пару раз, кажется, сама купилась на этот синий взгляд… Женьку страшно было пугать – а вдруг это ошибка?

Пока Лера боролась с мобильным и ждала, чтобы появилась связь, коридор опустел. Можно было только представить себе, как Иртеньев там с ног валится от усталости: по ее прикидкам это сегодня четвертая операция… Слышно было, как медсестры, выбегающие за дополнительными медикаментами, вздыхают: «Ампутация обеих ног… как жалко – инвалид на всю жизнь… такой красивый – ты видела его глаза?..»

Лера обмерла: зачем она послала эти фотографии? Если Рената Женьке проговорится, если это действительно Сергей – с той станется: пожертвует домом, бизнесом, всем имуществом и свяжется на всю жизнь с инвалидом! Женька – она такая. Глаза у этого Крутого, конечно, голубые – но стоят ли они того?

Лера вернулась в палату – Юрочка спал… Несколько ребят на соседних койках попросили пить. Лера принесла всем воды, одному помогла встать и повела в коридор в туалет. При страшной нехватке персонала ей приходилось помогать, да она бы и так это делала. Она, кстати, и областного анестезиолога несколько раз заменяла… Только не у Иртеньева: тот ее на свои операции не приглашал…

В туалет зайти, опираясь на Леру, парень постеснялся – сказал, что справится сам, пусть она его в коридоре подождет. Она только придержала ему дверь…

Мимо, снимая на ходу перчатки, плелся Иртеньев: голова опущена, что-то бормочет про себя. Ее не заметил… Лера знала это его бормотание – проговаривает свои ошибки: операция не удалась… Из операционной выкатили тележку, тело накрыто простыней с головой: нету больше голубых глаз… Лере стало стыдно за свои недавние мысли.

Глава 16. ФОТОГРАФИЯ

Рената получила фотографию от Леры в самую неподходящую минуту. Такого с ними не случалось с самого начала войны… До сих пор, как говорится, Бог берег, а сегодня их старенькую машину – самую первую, приобретенную исключительно для бизнеса, набитую под завязку коробками с товаром, – остановили эти недоумки.

Неужели хотят отжать? Да зачем она им сдалась? Товар – шланги, трубки и трубочки разного размера – не выглядел опасно, но папки с накладными, выписанными для Киева и Харькова, могли произвести эффект хуже взрывчатки…

Рыжий расхлябанный тип с пропитым рябым лицом и без нескольких передних зубов, в неряшливом полувоенном наряде, но с крутым автоматом, и рослый, криминального вида детина с наколками (тоже, конечно, с оружием) вылезли из новенькой белой «тойоты». Сопровождавший их бронетранспортер тоже остановился. Молодые солдаты, сидевшие прямо на броне, смотрели на разворачивающуюся сцену с любопытством…

За рулем была Рената. Когда вывозили товар, машину всегда вела она: почему-то женщина за рулем меньше раздражала новую власть. К тому же перед выездом в город она не красилась, надевала какой-нибудь простенький шерстяной платок и таким образом накидывала себе лет пятнадцать… Кто на такую бабу позарится?

Ситуация осложнялась присутствием военных – кто знает, как это подействует на местных «героев»? Те уже принялись вытаскивать ящики и потрошить их прямо на проезжую часть: разноцветные трубки веером разлетались по асфальту.

Вдруг Ренату осенило:

– Смотрите, смотрите: боевой командир в тяжелом состоянии!

Она совала присланное Лерой фото под нос щербатому представителю власти, но кричала так громко, чтобы ее слова донеслись до броневика.

– Мы везем медицинское оборудование: срочный заказ доктора Иртеньева!.. Анестезиолог на связи…

Леонид с внешним хладнокровием наблюдал из машины, как Рената мастерски разыгрывала сцену; он понятия не имел, какой фотографией она так ловко манипулирует. У Леонида был свой план.

Достав сигарету из пачки, которую их водитель Илья всегда держал в бардачке, он готовился чиркнуть спичкой и как бы случайно уронить ее на пол. Первыми начнут гореть накладные – он выскочит из машины, убедившись, что от них ничего не останется. Потом, возможно, загорится обивка, потом картонные ящики с резиновыми трубками – вони будет…. Он успеет выскочить… Рената уже снаружи. Черт с ней, с машиной: лучше потерять ее, чем идти в подвал. Подвала он не выдержит – это Леонид знал точно: он не герой.

Тем не менее, фото, показанное Ренатой, кажется, подействовало. Несколько военных спрыгнули с бронетранспортера посмотреть на снимок, покачали головами и принялись собирать трубки с асфальта обратно в ящики: давай, мол, бабка – вези скорей все это в больницу, спасай нашего парня.

Рената вернулась в машину, но не двигалась с места, делая вид, что уступает дорогу «тойоте» с разочарованными представителями городской власти, которым не удалось в этот раз поизмываться, – и всё из-за военных.

На самом деле у нее просто дрожали руки. В кармане звякнул телефон: новое сообщение. Рената посмотрела на экран. Снова фото от Леры – накрытая простыней тележка и текст: «Не говори Женьке».

Леонид скосил глаза на телефон.

– Поднявший меч от меча и погибнет…

Рената подумала о Женьке. Говорить подруге жестоко, а не говорить – будет ведь ждать…

Глава 17. ЧЕЧЕНЦЫ

– Ну вот и настал твой час, Миленка, – сказал как-то утром муж, наливая чай, – твои братья-чеченцы в городе…

Чай еще был, кофе оставался только в зернах: на крайний случай. Сашка старался из дому не выходить: ему в городе показываться было нельзя. Формально его никто от службы не освобождал; он так и оставался для себя и для других командиром украинской погранзаставы… Где его место в Новороссии?

Уехать они не могли – Дениса нужно вызволять. Милена каждый день ездила в центр, пока троллейбусы ходили: обивала пороги новой луганской власти, пытаясь найти сына. Одна сердобольная тетка в ополченской форме проговорилась, что Денис арестован за пропаганду Украины, но более подробных сведений получить было невозможно.

Поездки в центр становились всё более опасными. Жизнь стала похожа на русскую рулетку: дурная мина могла накрыть в любом месте города.

Вчера на ее глазах мина ударила по остановке троллейбуса через дорогу от перехода, где Милена, ожидая зеленого, разглядывала группку девчонок в развевающихся летних платьицах, с голыми, не успевшими загореть ногами. Они болтали и хохотали так громко, что было слышно на всю Оборонную, и Милена еще позавидовала их веселью: она много дала бы, чтобы Денис тоже стоял вот так и смеялся вместе со всеми.

От них не осталось ничего за секунду: осколки и ошметки летели во все стороны, люди на переходе так же, как и она, попадали на асфальт, закрыв руками головы. «Вот еще и помолишься, – подумала Милена, – тому, что Денис сейчас в подвале…» Она уже была наслышана о страшных подвалах Машинститута и даже ездила туда пару раз – в свою альма-матер…

Сегодня Милена опять дежурила возле дверей тюрьмы, пытаясь подкатиться к караульному.

– Иди отсюда, тетка, – страж был настроен довольно миролюбиво: видно, приложился уже с утра, – ничего тебе сказать не могу.

– Ну хоть скажи: тут Денис Коновалов? Тут или нет?

– Ты с ума сошла? – миролюбие караульного убывало на глазах. – Хочешь, чтобы я сам в этот подвал сел за разглашение?

– Ну хоть скажи: не бьют их там? Кормят?

– Ты, тетка, молись, чтобы он не у чеченцев сидел. Вон в Краснодоне Тимура Дикого бригада, так там с пленными разговор короткий: сначала пальцы поотрезают, ну а потом в расход…

К удивлению караульного, Милена, не прореагировав на эти его страшилки, зашагала прочь. В голове у нее созревал план…

«Нужно ехать в Краснодон – свои помогут. Попрошу Леонида дать машину, – размышляла Милена вечером, заваривая бледный чай из остатков, вытряхнутых со дна красивой жестяной банки с портретом Пушкина, – он не откажет…»

Мужа в свои планы она не посвящала: он с ума сойдет от волнения…

– А ты соды добавь, – пошутил Сашка, видя, как она мучается с чайником, – как когда ты в студенческом отряде проводницей работала. От этого чай чернее становится, помнишь?

Конечно Милена помнила. Сашка приходил по ночам, когда она возвращалась из очередного рейса в свой новый дом – списанный купейный вагон, где они с подружками жили на задворках железнодорожного вокзала. У Милены было собственное купе, где вдвоем с Сашкой они пили чай с содой и до отвала наедались вишней, которую она ведрами успевала покупать на Ясиноватой за копейки, – там поезд стоял подолгу, пока вагоны перецепляли к другому составу. Губы от вишни становились красными-красными, и они целовались взасос так долго, что непонятно было: вишневый ли это сок или кровь…

А сколько нервов Милене попортили родственники с обеих сторон: с осетинской и чеченской. Один раз ее даже пытались украсть; она тому вору щеки отхлестала. Не те уже времена: пришло время и кавказским девушкам выходить замуж по любви…

Милена посмотрела на мужа… Сдал он сильно за этот месяц, мужик без дела быстро чахнет. Ему бы в Киев, работу найти – но мальчика, мальчика здесь нельзя оставить: пропадет он в этих подвалах…

В дверь застучали – сначала тихо, неуверенно, потом начали барабанить.

Милена посмотрела в глазок: на площадке топтались военные.

– Обыск! За тобой, – она толкнула мужа в комнату, – прячься!

Место в шкафу у них было приготовлено уже давно, на такой вот случай. Протянув пару минут, Милена налепила на лицо гостеприимную улыбку и открыла дверь.

Молодой чернобровый солдат, совсем пацан, бросился Милене на шею. Ей даже, грешным делом, на секунду показалось, что это Денис… Лампочек в подъезде не было уже давно, в темноте ничего не разберешь…

– Тетя! – кричал Руслан с характерным кавказским акцентом. – Тетя Милена! Вот тебе подарки от матери! Я приехал, так долго искал, у вас все номера с домов посбивали!

– Это для маскировки, – пошутила Милена.

– Ничего, нашли, спасибо. А это мои друзья: они тоже по дому соскучились… Так я говорю, поехали к моей тете, она шурпу сварит!

– Конечно, сварю, – засуетилась Милена, – вот завтра за мясом съезжу в центр и сварю. Вы же переночуете?

– Да нет, я пошутил: мы на час только, – засмеялся Руслан, – нам в часть возвращаться нужно, дисциплина в первую очередь…

– Русланчик, ох, как же ты вырос! – Милена начала усаживать гостей. – Я вам кофе сейчас сварю, настоящий! А вот наши осетинские хачапури: я утром готовила: как раз для вас и осталось! Давайте, давайте, располагайтесь!

Милена даже удивилась своей радости. Да, недаром говорят: кровь не водица…

Два парня-чеченца, на вид не старше Дениса, вежливо поблагодарили, усаживаясь за стол, – видно, что ребята по кавказской традиции были приучены уважать старших. Милена побежала освобождать Сашку из шкафа.

– Надо с ними насчет Дениса поговорить, – увещевала она мужа.

– Поговори с ними сама, – Сашка знал, что у него, как у чужака, авторитета у чеченцев нет, – ты мать, на них подействует.

И точно: Руслан, как только услышал, что его молодой родственник сидит в тюрьме новой республики, просто позеленел.

– Мы тут жизнью своей для них рискуем, а они братьев наших сажают! Не думай о плохом, тетя, завтра он будет дома!

Руслан не был большой шишкой в отряде Дикого, поэтому на следующий день снова отпросился – как бы помочь тете, и обещал привезти курева и мяса на шашлык. Он приехал в подвалы с теми же двумя ребятами, с которыми пил кофе у Милены, часов в десять утра, когда всех заключенных, кто мог двигаться, отправили на работы.

Денис на работы не ездил – он был привязан к вертикальной водопроводной трубе уже много дней. Его отвязывали на несколько минут похлебать баланды и сходить в туалет. Стоять самостоятельно Денис уже не мог, поэтому, когда его вталкивали в камеру с унитазом, кому-то из заключенных приходилось его поддерживать.

Когда стало известно, что Влада в тюрьме нет, что отец его выкупил, оставив Дениса на произвол судьбы, – ему стало всё безразлично. Влад его заложил, и теперь Денис проходил по делу не просто как нарушитель порядка, а как политический преступник; ему грозил смертный приговор.

Перепуганный караульный, оставшись один на один со страшными абреками, бежал вприпрыжку за чеченцами по подземным коридорам и заискивающе улыбался. Гости, морщась от запахов нечистот и немытых тел, вытащили-таки Дениса из пыточной камеры, практически сложили истощенного парня на заднее сиденье военного уазика.

На прощание караульный, боясь наказания от своих же, попросил прострелить ему ногу, что Руслан тут же с удовольствием сделал. После чего троица устроилась в своем бронированном экипаже, где места было только на двоих из-за вертикально втиснутого пулемета, и укатила, даже не оглянувшись на кричавшего от боли караульного…

глава 18. ЖЕНЯ

Женька весь день сидела дома. Сегодня понедельник – в кафе выходной. Да и в обычные-то дни никто почти не заходит: люди боятся выходить из дому, сидят по подвалам… У нее тоже вон есть подвал – никуда и идти не надо…

Женя поймала себя на мысли, что не хочет выходить, потому что боится, что Сергей появится именно в ту минуту, когда она уйдет. Это было как помешательство… Она точно помнит, что когда Сергей сказал: война – это моя работа, она решила, что с этим человеком ей не по пути.

Но вот прошло всего несколько дней, и она сходит с ума, он мерещится ей везде: его руки, его губы, его жаркие объятия… Черт с ней, с его работой! Васильковый взгляд – это же просто наваждение! Ох, она уже, видно, забыла, какое это мучение, – любовь.

Решившись, наконец, часам к трем дня выйти хотя бы в магазин за молоком и хлебом – закроют ведь скоро, – Женька ахнула. Во дворе, в их дворе расположился целый артиллерийский расчет! Какая-то огромная пушка, еще не отцепленная от военного грузовика, и рядом пара длиннющих труб, устремленных в небо… Женька впервые воочию увидела минометы, и они показались ей еще более устрашающими, чем пушка…

Ну, расклад был понятен: поближе к темноте начнут стрелять, а им будут отвечать и накроют весь двор и три пятиэтажки впридачу… У нее, конечно, есть подвал – но кто будет ее вытаскивать, если здание завалится?

Вернувшись, Женя перемыла посуду, погладила полотенца… Несколько раз украдкой выглянула во двор: военные ели, пили, гоготали… Под лафетом валялась уже третья бутылка водки… Все выглядело так, будто они никуда не торопятся. «Ждут темноты», – догадалась она.

Нужно звонить Ренате: пусть заберут ее на машине… Женька на всякий случай открыла подвал: вдруг придется срочно прыгать – некогда будет тяжеленную крышку на себя тянуть. Тут Рената позвонила сама – они ждут на улице. Женя снова выглянула во двор: вокруг орудий начиналось заметное движение.

Она закрыла дверь на ключ и, выскочив во двор, скользнула к Ренате в машину. Отъезжая, они услышали, как страшно забухал миномет. В небо ночного города летели мины, неся смерть.

Глава 19. КАФЕ «ЗАРЯ»

Павлик выбрался из фургона не так удачно, как влез. Но хоть шума было меньше… Свернувшийся клубком котенок спал на руках, наевшись печенья, которое Павлик наковырял из коробки, разорвав картон зубами. Павлик знал, что младенцы и котята не могут есть твердую пищу, поэтому он тщательно пережевывал каждый кусочек и совал в рот Заренку. Так и сам наелся, да еще и набил карманы про запас. Он теперь отвечает за котенка.

Ехали очень долго, все время останавливались, и Павлик даже немного поспал… Он слышал, как водитель и второй военный громко ругались, где-то свистели мины, но здесь, между коробками с печеньем и ящиками с металлическими болванками, прикрытыми бумагой и одеялами, было довольно уютно и почти не страшно…

Когда, наконец, остановились, военный и водитель начали быстро-быстро разгружать машину, так что Павлику пришлось спешно пробираться вглубь фургона, к самой стенке кабины. С улицы кто-то кричал: «Мины, мины давай!», и не было секунды, чтобы выскочить. К счастью, последние ящики были, наверное, очень-очень тяжелые, и пока эти двое, пыхтя и согнувшись, их тащили, Павлику с Заренком за пазухой все-таки удалось спрыгнуть и спрятаться под машиной, а потом между колесами пролезть и нырнуть в подъезд.

Наконец-то: вот оно – кафе «Заря» с самым лучшим в мире мороженым! Здесь даже есть свет, – не то, что у них дома… Сейчас, правда, ночь, и двери заперты, но он подождет до утра вот здесь, в подъезде у заднего входа: ему не привыкать.

Павлик уже почти расположился поспать, подстелив расплющенные картонки, сложенные в углу, как дверь отворилась. Какая-то тетя вышла, озираясь по сторонам, будто не хотела, чтобы ее увидели, и, подойдя к выходу из подъезда, с опаской выглянула на улицу…

Вдруг послышались знакомые уже звуки мин – цок, цок, цок… Павлик быстро сориентировался. Он зайцем скакнул в оставленную приоткрытой дверь и затаился в углу. Через минуту дверь захлопнулась, ключ провернулся в замке, и послышался удаляющийся стук каблуков.

…Павлик продвигался наощупь в полной темноте. Было немного страшно, но он был уверен, что где-то здесь должен быть холодильник с мороженым, в котором, конечно, осталось его любимое клубничное, ведь все любят шоколадное…

Внезапно потеряв опору под ногами, Павлик полетел в какую-то яму, от ужаса расставив руки и забыв, что нужно придерживать котенка. Он упал на руки, было очень больно; он перекатился на спину, потом на живот, и в этот момент раздался страшный гром: над ним как будто захлопнулась крышка, и он потерял сознание.

Глава 20. СПАСЕНИЕ

Женька узнала о гибели Сергея от его сослуживца. У того, оказывается, был ее номер – на всякий случай, если Сергея будут искать. Друг был одним из тех веселых военных, которые пили пиво в импровизированном уличном кафе в начале весны. Как они далеки сегодня от того дня!..

Друг позвонил, когда Рената и Леонид вывозили Женьку из-под бомбежки… Она не могла говорить толком от грохота снарядов…

Рената и Леонид были единственными из Женькиных друзей, у кого еще оставалась на ходу машина. На заводе хранились емкости с водой; в подвалах офисных помещений, где располагался архив, было сухо, и поэтому туда потихоньку переехали все оставшиеся работники завода. Компания даже ухитрялась выпускать продукцию, хотя и в единственном, экспериментальном цеху. Их трубки и трубочки оказались необходимы для танков и бронетранспортеров, адреса в накладных были украинские.

Леонид отправил женщин в подвал и бросился к огнетушителям… К нему присоединились охранники и разбуженные страшной канонадой рабочие, жившие тут же… Когда общими усилиями пожар потушили, собрались ехать обратно к Женьке, проверить, что сталось с кафе – может, пронесло?

Нет, не пронесло… Уже с дороги Женька увидела разбитую арку – пройти в подъезд было невозможно, зато в окно кухни или Розового зала – пожалуйста: стекла разбиты, в стене – дыры. Было видно, что внутри уже пошуровали: на асфальте валялись разбитые пивные кружки и несколько пустых бутылок.

Женька отперла дверь служебного входа, щелкнула выключателем – света не было. Леонид сбегал в машину за фонарем – у него в багажнике всегда было припасено несколько.

Вот так картина: в Розовой комнате одно зеркало снято, другое разбито вдребезги.

– Не к добру, – заметила Рената, оглянувшись на Женьку. И подумала: «Сергея нет…»

Кухня пострадала больше всего. Зато из-за свалившегося и застрявшего между столом и мойкой шкафчика мародеры не заметили кофейную машину. Это, пожалуй, единственное, что осталось в наследство от кафе…

Рената и Леонид вернулись в машину, делать тут уже было нечего…

Вдруг Женьке показалось, что она слышит мяуканье – так явственно, как будто замяукала кофейная машинка в руках… Она оглянулась, просунула голову в проем в стене, не поленилась даже выйти на улицу, снова вернулась в кухню… Мяуканье шло из засыпанного камнями, штукатуркой и стеклами подвала.

Водрузив кофейную машину на место, Женька взялась разгребать завал. Наконец ей удалось приоткрыть тяжеленную дверь: мусор и пыль посыпались в темноту, а из отверстия выпрыгнул взъерошенный серый котенок. Она погладила его, взяла из неработающего холодильника молоко – электричество пропало только пару часов назад – молоко явно не успело испортиться… Найдя чудом уцелевшее блюдце, Женька протерла его занавеской в клеточку и налила котенку молоко. Немного полакав и утолив первый голод, он вернулся к открытому подвалу и стал отчаянно мяукать, почти орать.

– Там что-то есть, – произнесла Рената за спиной Женьки, заставив ту подскочить от неожиданности, – наш тоже так орет, когда хочет привлечь внимание.

– Мы уже волноваться за тебя начали, – вошедший за женой Леонид посветил фонарем в черный провал.

Женька с Ренатой вытянули шеи. Внизу, на глиняном полу подвала, распластавшись в пыли и щебенке, лицом вниз лежал мальчик.

ЭПИЛОГ

– Ну что ж, присядем на дорожку, – Лера опустилась рядом с Юрой на потертый диван в том самом комфортабельном подвале на заводе Ренаты и Леонида, где вся компания скрывалась последние дни в небольшом отсеке с металлическими дверями и отдельным выходом во двор: комната раньше предназначалась для инкассаторов.

Денис лежал рядом на втиснутой в угол раскладушке… Он еще не мог сам сидеть. Путь предстоял неблизкий, через два блокпоста: ЛНР и украинский… Наверху на улице уже ждали две машины с Русланом и чеченской компанией…

Леонид повернулся к Женьке.

– Вы готовы? Мы выезжаем к границе, к Изварино, сразу после чеченцев…

– Мы готовы.

Женька обняла Павлика, прижимавшего к себе клетку с котенком, искусно сплетенную Ренатой из разноцветных трубок. Вот где у Ренаты открылся настоящий талант: все равно половина продукции не попадет к заказчикам…

– Женя, какой все-таки у тебя план? – Юра захлопнул ноутбук, в последний раз проверив запросы по Луганску о пропавших детях. Павлика никто не искал.

– Едем сначала в Псков, к матери… Сергея, – с трудом выговорила Женька любимое имя, – отдать деньги и иконку нательную, и документы… из больницы… Спасибо, Лерочка, тебе, что побеспокоилась.

Лера опустила глаза, проворчала:

– Вот уж доблесть…

– А потом с моими встречаемся в Питере, – Женька посмотрела на Павлика, – они из Якутска прилетят. У меня там подруга… Зовет каждый день… Ну, а к началу учебы вернемся.

– Куда? – жестко спросила Лера. – Вряд ли здесь всё так быстро рассосется. У тебя дети: куда ты вернешься?

– Слушай, нам в киевский офис нужен делопроизводитель: начнешь с сентября. Там и комната есть на первое время, – у Леонида был выход для каждого.

– А вы с Ренатой как? – вмешалась Милена. Вам опасней всего оставаться: начнут имущество отжимать. Может, поставить станки на платформы и железной дорогой, тихим ходом, ту-ту? – Милена так смешно загудела, что Павлик звонко рассмеялся.

Сашка тоже засмеялся – он любил, когда жена начинала дурачиться. Хороший знак…

В самом начале войны, несколько месяцев назад, когда еще возможно было вывезти всё, даже целые заводы, Леонид Маркович не раз получал предложения эвакуировать оборудование из воюющего города и развернуть производство где-нибудь в Туле, в Харькове или даже в Казахстане – не говоря уже о Киеве и Москве, где у завода были представительства. Он ни за что на это не соглашался, сводя с ума Ренату, которая понимала, что переезд был бы спасительным решением и для завода, и для них.

Леонид никогда не объяснял своего решения и только сегодня признался:

– Нет, мы уж как-нибудь здесь… – Леонид поднялся. – У меня рабочие-профессионалы, а у них семьи, старики… Народная республика, будь она неладна, – они никуда не поедут… Я своих людей бросить не могу.

– Ну вот, – поднялась Милена, – а говорил – не герой… Поехали, всем удачи. Увидимся в Киеве.

Бостон, 2019

notes

Примечания

1

УЛАНОВСКАЯ Елена (1960, Пермь). Образование техническое, окончила курсы для продюсеров в New York Film Academy. Книги: «Пальмы на асфальте», (2016), «Апокалипсис» (2017), «Формула семьи» (2019). Автор сценария и продюсер документальных фильмов: «Русский тяжелый язык» (Израиль), «Из России с математикой» (США), «Новые протоколы Сионских мудрецов». Живет в Бостоне.