Текст книги "Аферистка (СИ)"
Автор книги: Елена Савенкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
1.
– Я очень признателен вам за то, что приехали.
– Это крайне интересный случай. Я не простил бы себе, если бы упустил возможность.
Стивен Роджерс завращал стакан с напитком. Карусель тающих льдинок, похожих на хрустальные эллипсоиды. Их тонкое позвякивание о стенки поглотила ритмичная музыка бара.
Роджерс поднял на меня заискивающий взгляд:
– Так вы говорите, следует провести серию тестов и с матерью девочки?
Он сделал маленький глоток своего спиртного. Поморщился.
Начинающий специалист. Часто полагается на свое обаяние, реже – на знания и опыт. Впрочем, их величина не впечатляющая. Не болтун, и это ему в плюс. Не умеет пить, но, желая больше расположить меня к себе, пригласил именно в бар – всегда ждет чужой помощи и одобрения. Это все, что я извлек из своего собеседника за пять с половиной часов вынужденного общения. Сначала в его рабочем кабинете, теперь здесь. Более чем достаточно.
– Да, следует. Вы увидите сами, что корень проблемы заключен в ней.
Свою задачу я выполнил: дал консультацию по поводу синдрома дефицита внимания и проявлений агрессии у подопечной Стивена. Если он желает «доить» меня и дальше, следует его разочаровать. Сочащиеся из него любезности и подобострастие раздражают.
Я приехал к нему в школу ради интересного случая. Получить опыт. И только опыт. Сфера детской психологии для меня не арена для удовлетворения амбиций. Для Роджерса – да.
– Мистер Марселл, еще один вопрос…
Он вдруг смолк. Полез во внутренний карман пиджака. Через секунду я увидел и даже смог услышать вибрирующий светящийся сотовый.
– Да, солнышко?
Я отодвинулся от Роджерса – крошечная видимость приватности. Безучастно огляделся вокруг: дефиле стаканов и бокалов по барной стойке – практически все цвета радуги, заключенные в выпуклые стеклянные грани. Скупые, четкие, роботообразные движения бармена. Подсветка превратила его белую рубаху в светящуюся голубую, космического оттенка.
– Я пока занят… Где?.. Да, сладкая, в баре… Нет, Джесс, ну что ты!.. Скоро буду, хорошо… Люблю, целую…
Роджерс виновато поглядел на меня, убирая телефон в карман.
– Прошу меня простить. Понимаете, жена на девятом месяце… В общем, не хочу заставлять ее нервничать.
– Я понимаю.
Кивнул ему, отвернулся, взялся за свой стакан.
– Мне пора ехать. Знаете, я был бы чрезвычайно вам обязан, если бы вы помогли мне с моей книгой… – Роджерс смущенно затеребил пуговицу пиджака. – У вас такой опыт работы с подобными детьми…
Виски обожгло язык. Изогнув губы в подобие улыбки, я повернулся к собеседнику:
– Вы знаете мой номер. Давайте договоримся, что вы позвоните мне в мае. Если график будет позволять, посмотрю, что могу сделать.
Стивен обрадованно закивал, возбужденно стиснул протянутую мной для пожатия руку.
– Спасибо, мистер Марселл. Огромное спасибо за все. Счастлив был с вами познакомиться.
Навязчивый, несдержанный – извлек в придачу к нелестному тому, что было.
– Взаимно, мистер Роджерс.
Прихватив куртку, Стивен Роджерс, обаятельный, улыбчивый штатный психолог одной из ведущих частных школ Сиэтла, освободил стул. Дал мне возможность ощутить облегчение, присыпанное свинцовыми опилками усталости.
Жена на девятом месяце. Сколько ему? Свежий субпродукт магистратуры. Не больше двадцати семи, значит. Он привык к обручальному кольцу, не проворачивает его, не косится – женат давно. Очень предупредителен и ласков с женой. Ценит, любит, следовательно. Нет, вернее всего, просто ведомый. В этом браке супруги не равноценные партнеры. Мало примеров союзов, где они равноценные. Мне встречался только один подобный – брак моих родителей. Даже семья сестры – пример объединения интересов и удобства.
Ритмичные басы сменила меланхолично-плавная мелодия популярной баллады. Кое-какие пары, покинув места у стойки, рискнули прилипнуть друг к другу и качаться под музыку, доверившись нетвердым ногам. Минуту-другую я наблюдал за ними: нелепые темные силуэты в туманно-серой дымке небольшого танцпола. Затем повернулся к яркому антуражу бара: треугольники зеркал, цилиндры бутылок, режущие голубым светом точки светильников.
Если я заключу брак, то он будет таким же, как у родителей. Счастливый союз с одинаковой отдачей от нас обоих. Только в этом случае семья будет выполнять роль антистрессового механизма. Как определила бы мама, будет домом, где ждут и любят не за успехи, а за то, что ты – это ты. Семья – это не статус. Это аура, зона комфорта.
У меня это будет.
Конечно, нелегко найти женщину на роль такой спутницы жизни. Проще – способную скрасить одиночество.
Сопоставление: Стивен Роджерс, возраст – около двадцати семи, статус – женат, будущий отец, и я, Дэниэль Марселл, возраст – почти тридцать три, статус – холост, бездетен. Потому что разумен. Чрезмерно разборчив. Требователен.
С момента смерти мамы, четыре года назад, я стремился заполнить пустующую нишу, приобрести хотя бы подобие того, что имел, пока она была рядом. Регулярно, примерно раз в год, заводил отношения с намерением создать в дальнейшем семью. У всех женщин была приблизительно одинаковая линия поведения. Первые четыре недели – энтузиазм, временами переходящий в экзальтацию. Период гладкости и спокойствия. Последующие две-три недели – выставление собственных требований, демонстрация «я», манипулирование. Период обид и ссор. Еще в течение следующих трех-четырех недель угасание и разрыв отношений.
Все они умели ценить себя, свою карьеру, свое время. Все хотели совместить приятное и полезное. И для всех забота о другом складывалась из сваренного утром кофе и милого вопроса вечером «Как у тебя дела, дорогой?», ответ на который выслушивался либо рассеянно, либо перебивался репликой о том, как она сегодня утомилась, делая то или это.
Все они, по сути, чужие и чуждые. И я знал, почему у меня с ними не получилось. Но менять позицию не собирался. Моя цель: такое же домашнее тепло и любовь, которые создавала моя мать лишь одним своим присутствием где-то в доме. Эту цель я достигну только в том случае, если найду подходящую женщину. Идеальную для меня. Отбор, длящийся четыре года – это не предел.
Я допил виски, скользнул пальцами по холодящим граням стакана, вгляделся в руины льдинок на дне.
Пора. Утром у меня новый ребенок, двенадцатилетний мальчик, подозрение на атипичную депрессию. Еще раз пролистаю выписки из его медицинской карты.
– Добрый вечер. Вижу, здесь не занято. Могу я?
Женский, прекрасно смодулированный голос. Я повернул голову.
Она усаживалась на бывшее место Стивена Роджерса. Молодая девушка, блондинка. Длинные распущенные волосы. Одета формально, в деловом стиле, но на грани вызывающего шика: у блузки поднят высокий воротник, короткие объемные рукава, брюки узкие и обтягивающие.
Хорошо изученный тип. Слишком занята собой. Или слишком доминирующая. Или эгоцентричная.
Наши взгляды на секунду пересеклись. Что-то не так. Не сходится архетип и реальность.
– Скучаете?
Вот. Снова: загадочная полуулыбка, заинтересованно игривый тон, но взгляд цепкий, пронзительный, испытующий.
Почему?
– Нет. А вы?
– Немного есть.
Невзначай задела меня локтем. По-детски тонкие кости запястья и кисти руки, пальцы с нейтральным маникюром. Отсутствуют браслеты, кольца.
Практична.
Я перевел взгляд на ее лицо: открытый лоб, искусный, без излишеств, макияж, темные тени выделяют глаза.
Ей не стоит их подчеркивать, они и без того перетягивают на себя все внимание.
Кто она? Эта рука принадлежит девушке, не привыкшей привлекать к себе внимание, сосредоточенной на иных целях, а не на себе. Этот макияж – маска взрывной чувственности и готовность к флирту. Одежда сочетает в себе и то, и другое. И только взгляд – акцент. Это взгляд циничной мудрости.
– Вы уходите? – она многозначительно посмотрела на мой пустой стакан.
– Собирался.
– Что желаете? – скользнувший к нам бармен в ожидании наклонил голову.
– «Пина Коладу», будьте добры. И повторите, пожалуйста, джентльмену рядом.
Она повернулась ко мне, засияла дружелюбной улыбкой. Красивой улыбкой. Я не нашел в ней фальши.
– Я угощаю.
– Я не привык…
Отмахнувшись, девушка выпрямилась и, заведя за голову руку, небрежным движением отбросила на спину лежащие на плечах волосы. Мой взгляд невольно стал пленником расстегнутого ворота ее блузы, образующего букву V максимально допустимой приличиями глубины. Я отметил, что пуговица в основании этой V лишь наполовину находилась в петле, еле удерживая расходящиеся на груди полы.
Чистая безупречная кожа с глянцем голубой подсветки бара.
Я поймал ее пристальный взгляд. Ощутил долю волнения, осмыслив: мое внимание сознательно привлекается. Успешно привлекается.
– Вам ведь придется заплатить, но не деньгами, – она лукаво улыбнулась, приподняла брови, сосредоточенность исчезла из глаз. – Развеете мою скуку, позволите мне угадать, чем вы занимаетесь.
– Едва ли это возможно.
– Думаете, вы не так просты? – азарт, веселье в ее тоне, в чертах лица. – Все лежит на поверхности. А с поверхности легко… извлечь.
Она потянулась за своим коктейлем, бросив купюру бармену. Я ошеломленно впился взглядом в ее профиль: чуть вздернутый нос, изгиб мягкой улыбки.
«Извлечь» – это мое слово. Пока я «читал» ее, она так же «читала» меня?
– Хорошо. Попробуйте.
Она на миг обхватила губами соломинку, делая глоток, с оценивающей иронией глядела на меня.
Недвусмысленная апелляция к отклику. Приглашение к игре.
Она привлекательна, пусть и не в моем вкусе. Ждет приключений, что не соответствует моим убеждениями и стереотипам надежной женщины. Но она глубже. Она завораживает. Интригует. Это непривычно. Пока не исследовано.
– Для начала познакомимся, – отодвинув бокал с коктейлем, она протянула мне руку.– Меня зовут Мария, можно просто Мери.
– Дэниэль.
Никаких фамилий. Наполовину безличное вступление. Мотивация к дальнейшему.
Я на секунду сжал тонкие пальцы, хранящие ледяной холод бокала. По позвоночнику пробежали мурашки.
– Дэниэль? Какое имя! Сразу мысль о пророке Данииле. Думаю, ваша мама очень верит в судьбу. Я попала?
Юмор во взгляде. Поразительно внимательном. Юмор – талантливо созданная ширма, за которую она не пускает.
– На пятьдесят процентов, – смочил губы своим виски, криво улыбнулся.
– Тоже неплохо. Однако вы мне не помогаете. Что ж…
Она сдвинулась, развернула тело ко мне, закинула ногу на ногу.
Красивые линии бедер, колен, острые стилеты шпилек.
Кто она? Бросает вызов мне? Бросает вызов себе? Завлекает? Скучает?
Да. Завлекает. Бросает мне вызов.
– А теперь о вас. С точностью могу сказать, что ваша деятельность не связана с финансами. Вы не бизнесмен, не менеджер и не работаете в офисе, пускай и одеты так строго.
– Почему вы так решили?
Понимающая улыбка. Пальцы, захватив прядь волос, скользнули по ней вниз.
– По вашим глазам, вашей манере общения и совсем немного – по вашим рукам.
– А что не так с моими глазами?
Она как сложный ребус с десятком обманных решений, но есть одно верное. Я знаю.
– Вы смотрите не сквозь, а изучаете. Немногословны, не склонны вообще к разговорам.
– Возможно, я замкнут, необщителен и флегматичен.
– Вот! Видите.
Она рассмеялась, запрокинув голову. Вынуждая меня задержать взгляд на изгибе ее шеи.
– Ваши слова выдают вас. И вывод подтверждают ваши руки.
Протянула руку вперед, к моей, кончиками пальцев держащейся за стакан, затеребила край бумажной салфетки, подложенной под него. Я чувствовал каждую миллисекунду этой близости: покалывающее напряжение, исходящее от нее, исходящее от меня. Струящееся между нами.
Давно усвоил правила этой игры. Девушка, назвавшаяся Мери, тоже. Но сейчас игра ощутимо преобразовалась во что-то иное.
Незнакомая, оттого и волнующая, тревожащая вариация.
– Обладатель таких пальцев выбрал бы профессию, требующего неординарного подхода.
– Бизнес тоже требует неординарного подхода.
– Но все дело в том, что вы не смотрите как бизнесмен.
– А как кто?
Не дам ни малейшей подсказки.
Нарочно отвернулся, нашел взглядом бармена: фантасмагоричный, подсвеченный голубым силуэт, автоматизированные движения рук, работающих с шейкером.
– Как адвокат?.. Журналист?.. Нет, не то. Как… врач?
Моя рука, лежащая у стакана, дрогнула. Она заметила?
– Увы, нет, – я повернулся к ней, усмехнулся. – Вы исчерпали все свои варианты?
– А если не совсем врач?
Выразительно подведенные глаза не упускали ни единой моей эмоции.
– Если какая-нибудь область, связанная с медициной?
Я инстинктивно моргнул.
Эта женщина, сидящая рядом, в позе пренебрежения и одновременно закрытости, запутавшая противоречивыми знаками, зажигающая флиртом, остужающая пронзительным взглядом, – эта женщина обезоружила меня.
Кто она? Я хочу узнать. Правильно сложить головоломку.
Ее лицо просияло, в глазах – всполох торжества.
– Вижу, что угадала. Всего вероятней, вы психиатр или психолог.
Неожиданно для себя самого понял, что широко улыбаюсь.
– Вы неплохо справились. Я детский психолог.
– Черт! Я молодец, – заразительный непринужденный смех, снова маневр с волосами, коктейльной соломинкой.
Недвусмысленный призыв. Согласен ему поддаться, но не безрассудно. Потому что в ее глазах, мерцающих звездах в темных облачках растушеванного макияжа – выжидание. Сродни хищному.
– Теперь я хочу задать вам вопрос.
В мою речь ворвался громыхающий бит тяжелого рока, прервав усыпляющее журчание гитарных композиций.
– Что? – улыбаясь, она подалась ко мне, перекрикивая музыку.
На короткий миг, равный одному удару сердца, почувствовал аромат ее парфюма.
Необычный. Похожий на холодную свежесть тумана с едва уловимым полутоном сладости. Или нет. Слишком быстро, чтобы проанализировать.
– Хочу задать вам вопрос. Моя очередь, – я напрягал голосовые связки.
– Что?
Еще ближе. Мой нос коснулся ее волос. Не тот запах: ягодный, чуть резкий.
Туманом пахнет ее кожа?
Загадка, неприемлемая для существования.
Мери произнесла прямо мне в ухо:
– Как насчет продолжить общение в более тихой обстановке?
Взволновала теплом своего дыхания, словами. И отстранилась. Укрылась за нейтральным ожиданием: ни намеков, ни задора, ни ответа. Зеро.
Отдала право хода мне. Абсолютно сбила с толку.
Ничего не ответив, я смочил вдруг пересохшее горло виски и сделал расслабляющий глубокий вздох.
На самом деле решение было уже принято. В ту минуту, когда я в первый раз увидел ее глаза.
Достал из кармана телефон и красноречиво постучал по дисплею пальцем.
С улыбкой она отрицательно качнула головой и слезла с высокого стула. Захватив пальто, переброшенное через его спинку, мягко потянула меня за рукав пиджака, указав кивком в сторону выхода.
Поражен.
По пути к выходу надел пальто, толкнул дверь, вдохнул свежий воздух, скребнувший морозом горло и легкие. Вздрогнул, когда Мери, просунув руку мне под локоть, прильнула к моему боку.
Слишком откровенно для дружеской непосредственности и слишком мало для соблазнения.
Повернулся к ней. Обнаружил, что она на полголовы ниже меня, мой взгляд упирался в линию роста светлых волос.
Девушка подняла голову.
Монотонный аккомпанемент ослабевшего уличного трафика. Дорожки холода, пробравшегося под пальто. Контраст с теплотой хрупкого тела рядом. Слабый болезненно-желтый свет фонарного освещения. Игра фиолетовых бликов от вывески в светлых прядях Мери. И ее темные глаза с блеском печали.
Почему?
Все. Снова закрыта.
– Приглашаю вас к себе, – беспечный тон, сделанный шаг вперед. Мы продолжаем с той же ноты, на которой прервались. – Я здесь проездом, сняла номер в гостинице. Пойдемте?
Вопрос. И утверждение. Отсутствие подтекста. И вопиющее его присутствие.
Правильно отказаться. Продолжить знакомство завтра днем, если она еще будет здесь. Настоять на обмене телефонами.
– Кофе не обещаю, но согреться вином – неплохая мысль, правда? – тряхнула волосами, бросила короткий ироничный взгляд. Мы сделали еще два шага.
Стук ее каблуков, рассыпающийся звоном в холодном зимнем воздухе.
С ней все будет правильно: пойти сейчас, встретиться потом, созвониться. Потому что все будет иным.
2.
Одноместный номер. Стандарт таких номеров для “Four Seasons”. Умеренная изысканность в современной бездушной оправе.
– Хм, весь в черном.
Аккуратно сложив пальто на спинку кресла, я повернулся к девушке. Чуть нахмурив брови, она критически осматривала мою одежду. А я, пользуясь ярким, ничего не искажающим освещением, рассматривал ее.
Никакой критики. Лишь любопытство, похожее на детское, ненасытное.
Темно-синяя блузка с глубоким декольте. Узкого кроя черные брюки. Округленные носки черных ботинок.
Хрупкая, тонкая, как девочка. Небольшая грудь, мягкие покаты бедер. Пропорциональное сложение. Маленькая трепетная женщина, предлагающая любому мужчине рядом с радостью войти в роль могучего защитника. Длинные светлые волосы, но не с холодным отливом. Цвет ближе к песочно-русому. Глаза, внимательные, глубокие, необычного серо-зеленого цвета. Темная дымка растушеванного макияжа, увеличивающая их. Чувственная крошечная улыбка.
– Как психолог вы должны знать, что означает черный. Не депрессию?
– Вы позволите? – указал на пуговицы пиджака.
– Даже потребую.
Я расстегнул пиджак. Демонстрация комфорта и расслабленности. Откровенности. Безмолвное обращение к ней за аналогичным.
– В некоторых интерпретациях это цвет зарождения жизни, пока неопределенной позиции в ней, поисков себя. Для ребенка это самый яркий цвет из всех существующих.
– А для вас? – озорная усмешка. – Символ сдержанности? Думаю, да. Мне бы очень хотелось вас расшевелить и заставить улыбнуться. Один раз мне это удалось. Кстати, у вас очень обаятельная улыбка. Вам надо почаще улыбаться.
Я молчал, наблюдая за тем, как, открыв дверцу мини-бара, она извлекла бутылку красного вина, достала два пузатых фужера.
Красивые руки. Обнаженные до самых плеч, скрытых под объемными рукавами, подчеркивающими тонкость костей. Бледная сливочная кожа. Возможно, пахнет туманным холодом, сладостной сыростью. Тем ароматом, который я долю секунду держал в легких, когда она потянулась ко мне в баре.
– Что же вы стоите? Присаживайтесь. – Мери кивнула в сторону дивана, пошла к нему, прихватив фужеры и вино.
Опустился на сиденье. Расположил руку на подлокотнике. Погладил пальцем кожаную обивку цвета охры.
Зафиксировал реальность и необычность момента.
– Чем вы занимаетесь? – задал я вопрос, как только она присела рядом.
Расстояние в ладонь. И нарушение границ личного пространства, и выдержанные рамки дружеского общения.
– Может, попробуете угадать? – она тепло рассмеялась, протягивая мне бутылку и штопор.
Ее глаза больше не “читали” меня. Нет. Теперь они затягивали. Затрагивали. Тянули за какие-то струны.
Очень интересный цвет. Холодный, морской, но согревающий.
– Не рискну. Возможно, вы учитель?
Снова заразительные перерывы смеха.
– Нет. Но близко.
Отложив штопор, разлил вино в расставленные ею на журнальном столике фужеры. В черной полировке призраками отражались движения моей руки, колебания уровня вина.
– Я литературный агент. В Сиэтле по работе, – взяла бокал, поднесла к губам, задержала там.
Ее глаза мерцали, не отрывались от моих.
Загадочная женщина, но ее суть, хоть и непознанная, кажется мне родственной.
Нагревался изнутри. Но влечение тут ни при чем. Секс не имеет значения. Не имел раньше. А с ней… Вероятно, для нее самой он значение имеет. Играет приоритетную роль? Служит предпосылкой? Отвечает цели еще больше “зацепить” меня?
– Согласитесь, что в этой работе тоже необходимо педагогическое влияние.
Улыбнулась, потянулась с фужером к столику, но рука вдруг дрогнула, вылив на поверхность половину содержимого.
– Ой… Черт…
Резко поставила ладони ребром, собирая вино в пределы импровизированной дамбы, препятствуя его дальнейшему растеканию.
– Дэниэль, пожалуйста, поищите полотенца, если вам не тяжело.
Я с готовностью встал. Предмет поисков нашелся в ванной комнате.
Помог собрать вино.
Бумага пропиталась ягодно-красным. Воздух в комнате – режущими нотками алкоголя и мягким пряно-лиственным ароматом.
Отныне запах вина – ассоциация с нашей первой встречей.
– Спасибо, выручили, – маленькая улыбка благодарности.
– Откуда вы? – мой следующий важный вопрос. – Полагаю, откуда-то поблизости?
Поправила волосы, скользнув пальцами по прядям у лица.
Повышенный уровень тревожности. Но в глазах ни тени колебания.
– Из Нью-Йорка.
Что-то связано у нее с этим городом. Что-то неприятное, но подавляемое.
Опустив глаза, привстала, потянулась за вином. И в следующий момент села очень близко. Наши бедра и колени соприкоснулись.
Разряд тепла.
Руководить нарастанием возбуждения для меня всегда было несложно. Физиологический процесс, подлежащий контролю разума. Допускаю, что вероятен сейчас сбой. С тех пор, как распрощался с Шарлоттой за три дня до рождественского уикэнда, не задумывался о новых долговременных, кратковременных отношениях.
Почти два месяца миновало. Допускаю, что сбой вероятен. Но чувствую: не в нем причина. Далеко не в нем.
Причина – эта хрупкая, красивая, умная девушка, сидящая рядом. Не отпускающая мой взгляд.
Я живу и работаю здесь. Она – в Нью-Йорке, на другом конце страны. Если мы начнем сейчас, с этой точки неопределенности, незнания друг друга, в чужих для нас обоих стенах, насколько неверным это будет? По какой синусоиде будет все развиваться?
С Мери не может быть ошибки. Парадокс знакомых незнакомцев. Выраженное безусловное притяжение. Раззадоривающая интрига, спрятанная в поведении девушки. И множество нерасшифровывающихся ответов в глубине ее глаз.
Разгадать ее ребус. Начать здесь и сейчас. Любой ход, любой шаг будет верным. Потому что он будет первым. Потому что он будет означать сближение во многих смыслах. Потому что, подозреваю, это то, что ей по какой-то причине требуется.
Поэтому возбуждение. Поэтому волнение. Срыв дыхания. Всплеск ощущений.
Сделав глоток из фужера, она облизала губы. Не нарочито. Но на секунду притянула к ним мой взгляд.
– Как долго пробудете здесь?
– До конца недели, – ответила, вернула вино на столик, развернулась ко мне, притянув колени на сиденье дивана.
Значит, у нас есть сегодняшний вечер и завтрашний день.
– Дэниэль, вам не жарко?
Расположив локоть на спинке дивана так, что пальцы руки касались моего плеча, а мизинец – щеки, будоража, Мери потянулась ко мне. Другой рукой ухватилась за лацкан моего пиджака.
Ответ на этот вопрос не о буквальных вещах я искал в ее глазах.
Только если она хочет. Если первый наш вечер видит таким.
– Жарко.
– Вы разрешите?
Шепот у самого уха. Ее нос задел мою челюсть.
Уже на самом деле жарко и некомфортно в одежде. И, кажется, чувствовал фантомный аромат ее парфюма: туманная сладкая свежесть. Потянулся за ее лицом, когда она наклонила голову, позволил стянуть пиджак с правого плеча.
Путы вожделения.
Когда ее губы мягко, робко дотронулись до моей скулы, крепко обвил ее талию, другой рукой удерживал ее затылок.
Вольты электрического напряжения, прошедшие сквозь нас обоих. Глухие стоны возбуждения.
Что-то феноменальное. Исключительное.
Ее рот накрыл мой.
Не представлял, что во мне есть такая жадность. Не знал, что не способен владеть собой, распалившись так, чтобы, путаясь пальцами в длинных густых волосах, грубо сжимать голову девушки, не позволяя прервать поцелуй. Остановиться. Чтобы задыхаться, дрожать, но не торопиться. Вопреки преобладающему примитивному желанию.
Скептически воспринимал выражение “терять голову от страсти”. Больше не буду.
Оседлала мои бедра, обхватила голову. Подушечки пальцев массировали мой затылок. Губы впивались, ласкали, терзали. Ее, мои. И новый уровень постижения величины потребности – она приоткрыла рот, позволив мне углубить поцелуй.
Ее вкус: опьяняющая терпкость вина, сохранившаяся на кончике ее языка, теплота тягучей ванили.
Все. Вдох. Пустой воздух комнаты. Ее глаза теперь цвета оливок. Глаза страсти. Безумия. Рокового зова. Припухшие темно-розовые губы. Румянец.
Провел пальцем по бархатистой щеке. Горячая. Обжигающая.
Закрыл глаза. Смирился.
Нужно еще. Нужно больше.
Кто она, не знаю. Но рядом с ней знаю, кто я.
Иной. Измененный. Теряющий и находящий.
Два быстрых поцелуя, оставленных на ее щеке, подбородке. Она самозабвеннно запрокинула голову, открывая мне изгиб шеи. Медленно нарисовал носом полукруг вдоль раковины ее уха. Замер, дыша ею. Согласен дышать только ею.
Ее кожа пахла ненастной осенней ночью: сладкая сырость, пряная опревшая листва, холодная свежесть.
Непостижимый, мистический аромат. Уникальный.
Целовал ее шею, спускаясь к груди. Слушал ее шумное, учащенное дыхание. Ловил губами толчки ее пульса, мчащегося как экспресс. Благодарил бога, что не надо останавливаться. Это то, что хочет она. Что жажду я.
Она провела рукой по моим волосам, зашевелилась, заставив прерваться. С трудом проговорила:
– Дэниэль, спальня. Пойдем…
И высвободилась из моих рук.
Я снял пиджак, сложил и, поднявшись на ноги, бросил его на спинку дивана.
Дезориентирован. Мое тело, мой разум – концентрация беспрецедентного сексуального голода.
Взяв со столика оба фужера с вином, Мери, не глядя на меня, прошла в спальню, спрятанную за дверной панелью. Поставила фужеры на длинный низкий столик перед кроватью. Присела на край. Тонкие пальцы, осторожно обхватывая пуговицы блузки, не спеша расстегнули ее. Неторопливо спустила рукава с плеч.
В приглушенном желтоватом свете прикроватных светильников ее кожа цвета крем-брюле. Черное кружево бюстгальтера – яркий влекущий штрих.
Я сел рядом. Заглянул в проницательные спокойные глаза. Горел ожиданием.
– Давай выпьем за нас. За нашу встречу, – протянула мне фужер. – Не зря у тебя такое имя. Может, это судьба?
– За нас. И за судьбу.
– До дна.
С красной каплей вина, растекшейся по дну, оба фужера – на столике.
Я аккуратно уложил Мери на спину. Провел пальцами по нежной, атласной коже живота.
Глаза в глаза.
– Ты очень красивая. Неожиданная. Загадочная.
Улыбка отразилась и в ее взгляде. Ладонь легла на мою щеку. Накрыл ее руку своей.
– Поцелуй меня, Дэниэль.
Послушался. Целовал неистово. Почти грубо. Дико.
Сердце замолотило, в груди – огонь. Дальше – темнота. И аромат холодной туманной сырости.
3.
Открыл глаза. Правая рука, заброшенная за голову, затекла. Притянув ее на грудь, принялся разминать.
Я в одежде: рубашка, брюки. Спал в неудобной позе – мышцы одеревенели. Ступни касались пола.
Это номер в “Four Seasons”.
Мери.
Повернул голову в одну сторону, в другую. Никаких признаков того, что она была здесь со мной.
Ушла? Или где-то за дверью?
И что со мной произошло? Заснул? Потерял сознание?
Опущенные на окно портьеры не пропускали света. Ночь это? Или день? Который сейчас час?
Манжета на левой руке расстегнута. Часы исчезли.
Памятный подарок сестры на выпуск из колледжа. Но для вора это “Омега”, не подделка, вещь, за которую можно выручить хорошие деньги.
Мери?
Она сама выбрала меня, сумела разгадать, разговорить. Целиком захватила внимание. Привела сюда.
Соблазнение как точная наука. Слова, поза, взгляд, прикосновение, поцелуй, вовремя поднесенный бокал вина, в которое можно что-то подмешать, пока я отвлекся. Ходил за бумажными полотенцами.
Долго бродил по номеру. Замирал у дивана, на котором накануне мы с ней сидели рядом. Сближались.
“Может, это судьба?”
Что-то не сходилось. Присутствовала какая-то дисгармония в показном и сути, в поверхности и глубине.
Убранный номер, вымытые фужеры – не оставила следов.
Вытащенный из моего пиджака бумажник положила раскрытым на журнальный столик перед диваном. Наличных нет, банковские карты все на месте.
Указала на факт воровства, но почему-то ее не интересовали кредитки.
Игра в случайный секс, которую такая разумная девушка, как она, могла бы не доводить до спальни и полуобнажения.
Яркость авантюризма, уверенность в себе, расчетливый флирт – это была маска. Но настоящее: ум, практичность, деликатность, скрытность. И то, что она позволила мне. То, что было в ее глазах.
Ее мотивы глубже банальной кражи. В ней ни капли жесткого бесстыдства. Однако она профессионал.
В моих руках не оказалось ни единой зацепки. Номер был заказан по телефону для Моники Браун. Оплачен интернет-переводом всего на один час. Я доплатил остальное. Никто из персонала отеля ее не видел или просто не запомнил. В баре, где завязалось наше знакомство, то же самое.
Будто привиделась мне, разомкнула круг рутины. И замкнуть его снова не получалось.
Исчезла с моими деньгами и часами. Но чувствовал, что моя потеря вовсе не это.
4.
Кофе. Где-нибудь половина литра сейчас – антидот навалившейся слабости и сонливости.
Сделав поворот, я посматривал по обеим сторонам улицы.
Найти открытое кафе или кофейню. Еще не так поздно – около двенадцати ночи. Где-то здесь что-то приличное должно быть.
Больше месяца я тратил свободные вечера на экскурсии по барам даунтауна. Кофейни были неинтересны. До этого дня.
Один шанс на шестьсот тысяч1, что я отыщу ее, девушку-аферистку с фальшивым именем Мери. Но продолжал искать. Она где-то здесь. Возможно, каждый вечер знакомится с каким-то мужчиной. Опаивает его. Забирает деньги. Исчезает.
Отработанная схема. Та же, что и со мной? Или со мной была импровизация?
Один шанс. Или одна шестидесятитысячная шанса. Но есть. Значит, поиск надо продолжить. Продолжить вглядываться в каждое мелькание светлых волос, очертания хрупких женских силуэтов. Резко оборачиваться на переливы заразительного смеха.
Она стала наваждением. Третирующим важным вопросом, оставшимся без ответа. В объективном восприятии, даже манией.
Видел ее во снах. Переворачивал каждую мелочь в своих воспоминаниях, связанную с ней.
У меня нет причин, чтобы искать встреч с “Мери”. Кроме одной – еще раз посмотреть в ее глаза и попробовать сложить ее, а теперь уже и свою, головоломку.
Справа мигнула желто-оранжевыми росчерками вывеска “Apple Pie”. Кофейня. Открытая. Я повернул, припарковался.
Удивительно теплая для конца марта ночь приняла меня в свои объятия, едва покинул салон автомобиля. Влажная свежесть пощипывала кожу, пробравшись под незастегнутое пальто. Порыв ветра бросил в лицо плотный городской смог.
Внутри небольшого помещения всего пять посетителей. Сонная спокойная музыка. Потертые сиденья диванчиков. Столики покрыты чистыми желтыми скатертями.
Прозаичный дешевый эталон фаст-фуда.
– Добрый вечер. Большой черный кофе. Без сливок и сахара. С собой, – обратился к скучающей за стойкой черноволосой девушке-метиске. Та, не улыбнувшись, не ответив, лениво потянулась к башне бумажных стаканчиков.
Сбоку открылась дверь служебного входа, оттуда кто-то вышел. Шаги за моей спиной, затем голос:
– Пока, Эми. Послезавтра в пять, я помню.
Я вздрогнул. Немедленно узнал.
Та, которой принадлежал этот голос, почти полтора месяца назад представилась мне как Мери.
