Текст книги "Лекарство от любви(СИ)"

Автор книги: Елена Прогонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Он пропал, и я подумала, что он умер на самом деле. Я испугалась, и за него, и за себя.

– Что вам дало повод так подумать? – Спросила я её.

– Ну, как же, мысли материальны. Мне вдруг стало страшно-страшно, и я два дня билась в истерике прежде, чем решилась позвонить... А этот... с бабой на море...

– Почему вы так думаете?

– А за каким ещё "бугром" этот козёл может быть? И если не с бабой, то с мужиком, а это тоже ничуть не легче в моём случае.

– Светлана, мы договаривались, что вопросы задаю я, вы – отвечаете.

– Извините. Я так думаю, потому что его рассказы о себе дают мне повод так думать.

Я облегчённо выдохнула. Всё внутри ликовало. Эта фраза явное подтверждение того, что внутренняя "девочка" начала взрослеть. Я предложила:

– А теперь давайте постараемся конкретизировать, какие его рассказы дают повод так думать?

Женщина задумалась. Гневное кипение перешло в бои без правил эмоций и ума, и после непродолжительного боя с перевесом в сторону интеллекта, она сказала:

– Чёртов гарем. Этот урод считает себя владельцем нескольких женщин, которые в него якобы влюблены, и он о них якобы заботится. По году пудрит мозги то одной, то другой, а потом бросит какие-нибудь крохи с барского стола, чтоб не спрыгнула с иглы поклонения перед хозяином. Пару случаев было на моих глазах. Когда он пригласил меня на премьеру, мне показалось странным его поведение, во-первых, его не оказалось на месте, как договаривались, и мне пришлось его искать. А потом он признался, что пригласил ещё ту девушку, с которой спал до меня. Вот и метался, к ней или ко мне, но вроде как меня выбрал. А я ещё удивлялась такой его перемене. Фу, мерзость, как вспомню, так вздрогну. – Попыталась шутить Светлана.

– А потом к нему приехала ещё одна подружка, которая его водила по театрам и концертам в Москве, так он и её потащил на премьеру, снял номер в гостинице и ночевал с ней. "Тридцатиминутный дружеский секс", – и он "весь такой в белом", напрягался за статью в московском журнале, который читает 100 человек. Я ругнусь, извините. Ять, и как я всю эту мерзость проглатывала?

Далее последовал запрещённый к цитированию русский фольклор, который временами является незаменимым средством выражения крайних эмоций отчаяния, отвращения, страха, гнева и удивления.

Я терпеливо ждала, когда Светлана выразит все свои, застрявшие где-то ранее эмоции таким вот удивительным способом. Забавно было наблюдать, как происходит процесс принятия существующей реальности. Совсем как ледоход весной, когда ровное чистое и белое полотно льда с грохотом и треском вздымается, разваливаясь на куски, уступая место синей, холодной ещё воде.

Она сама, когда закончился процесс кипения, резюмировала:

– Мы не стали друзьями, потому что мои друзья любят и уважают меня, как и я их. Он не заботится обо мне, хотя я люблю... любила его так, как никто на свете. Тридцатиминутный секс у него со всеми, включая прелюдию, и то, эта цифра сильно преувеличена. "Влюбил", – это всё-таки какая-то патология. Про Бога и оргазм мог бы у меня спросить, но это ему не интересно на самом деле, потому что, он всё время меня перебивал, когда я пыталась об этом говорить. Ну а вот, позаботиться о своих впечатлениях – это для меня теперь задача номер один. А задача номер два выкинуть этого козла из своей головы, сердца и прочих мест. Простите за ругательства.

– Всё хорошо, извиняться не нужно. Любые средства хороши, если они приносят положительный результат. Как вы себя сейчас чувствуете, Светлана?

– Честно? Как в дерьме искупалась, вот такое вот послевкусие от моей любовной истории. Это я о Карякине, об этом гаде... Он ведь даже подписывался всегда так подленько: Карякин, будто напоминая – осторожно, "мины". А ситуация в целом похожа на горькую пилюлю. Да, противно, но если это поможет выздороветь, надо её как-то переварить.

– Хорошо. Вижу, у вас пошёл процесс выздоровления. И на будущее, я расскажу вам, как нужно начинать здоровые отношения. Сначала, когда вы встречаете человека, вспыхивает симпатия, химия, как её называют. На этом этапе нужно притормозить со своими эмоциями и постараться как можно лучше узнать человека. Именно узнать человека, а не информацию о нём. Какие у него цели и ценности. Как он относится к другим людям, в частности к другим женщинам и к своей матери. Что любит, как проводит время, какие у него достоинства и недостатки. На этом этапе возникает любовь головы – уважение. Если вы убедились, что человеку можно доверять, можете потихоньку открывать для него своё сердце. Это начало любви сердечной. На этой любви основана дружба, которой никак не может быть без доверия. И только после этого, можно переходить к любви тела, открывая восторг наслаждения истинной близости во всех трёх составляющих любви. Этот подход гарантирует более длительные и плодотворные отношения, без нервотрёпок и измен, где двое – это команда.

Светлана слушала очень внимательно, прокручивая плёнку своей жизни через призму полученной информации. Немного помолчав, она шумно выдохнула:

– Вы знаете, я в шоке. То, что вы сейчас сказали, с одной стороны не было для меня новостью, а с другой – я никогда не думала об этом так. Мне хочется вас расцеловать! Всё это время мысли в голове носились ураганом. Будто меня поместили в стиральную машину... и крутили, крутили до тошноты. А сейчас, наконец, свобода. Вы помогли мне встать на ноги и почувствовать твёрдую почву. И это касается не только моей любви. Это касается меня. Я всегда "летала в облаках", и никак не могла соприкоснуться с землёй. Вы подсказали мне три ступеньки с небес на землю. Любовь ума. В большинстве случаев, как и в этом, всё бы заканчивалось, так и не начавшись, если бы не моё страстное желание действовать вопреки здравому смыслу. Почему я так делала?.. Любовь сердца. Возможно, мы стали бы милыми приятелями, как с некоторыми "бывшими", но не более. Любовь тела. Здравый смысл до этого бы точно не допустил... Метод, конечно, изумительный... но меня терзают смутные сомнения – если бы я раньше так поступала, то вот, были бы у меня сейчас дети? Или, что я могу вспомнить, если не череду влюблённостей, пусть даже и иллюзорных? Сама придумала, сама влюбилась, сама разлюбила и снова придумала. Идиотизм? Да. А вот моя подруга-ровесница, с таким правильным рационально-логическим складом ума, никогда не была замужем, и у неё нет детей. Хотя, я тоже, в принципе, никогда не была "за мужем", в том смысле, как этого бы хотелось. Простите, я не могу больше сдерживаться...

Я смотрела на Светлану. Он хохотала. Легко и непринуждённо. Я ощущала, как её внутренние блоки растворялись с этим смехом. Это похоже на чихание, когда сначала что-то непонятное невыносимо щекочет в носу, а потом раз, и происходит извержение, а потом ещё раз и ещё. Сначала она сложилась пополам, зажимая живот руками, и будто не до конца веря своему счастью. Потом раскрылась, закинув голову на подголовник кресла. Потом, вскочила и затанцевала, кружась по комнате. Всё в женщине: и лицо, и тело, и движения, выражало ликование. Она была похожа на Богиню, в том смысле, в каком я её представляю: не просто картинка неземной красоты женщины, а энергия, которая льётся через край, насыщая всё живущее силой и благодатью. Наконец, она, запыхавшись, снова опустилась в кресло, и совершенно без тени смущения, спросила:

– Я сумасшедшая, да?

Глаза Светланы горели необузданным огнём, вовлекая и меня в происходящее таинство. Тщательно подбирая слова, я ответила:

– Вы настоящая. Богиня, женщина, волшебница. Глядя сейчас на вас, Светлана, я бы поставила знак равенства между этими тремя словами. Как вы себя сейчас ощущаете?

– Да, пожалуй, именно так я себя и ощущаю. Великолепно! И знаете что? Я хочу, чтобы это было всегда, независимо от того, есть у меня мужчина, нет у меня мужчины. Как мне сделать так, чтобы это состояние было со мной всегда?

Этот вопрос вернул меня в рабочее положение. Якорения тут явно было маловато и, вспомнив хитрый приёмчик, который выручал неоднократно, я спросила:

– А как вам кажется, что нужно сделать, чтобы сохранить это состояние?

Светлана округлила глаза и процитировала строчку из советского мультфильма:

– Люби себя, чихай на всех и в жизни ждёт тебя успех? – Вы на это намекаете?

– Я не намекаю, а предлагаю вам найти способы сохранения этого чудесного состояния, ведь вы себя лучше знаете, верно? В целом, суть вы уловили, осталось только конкретизировать: как любить себя и на что нужно "чихать".

Этим мы и занимались всё оставшееся время, пока Светлана не переехала в Москву. Она больше не заговаривала о Карякине, а я делала всё, зависящее от меня, чтобы она научилась самостоятельно и эффективно решать свои жизненные задачи, научилась любить и ценить заложенные в ней сокровища и не вываливать всё своё богатство первому встречному.

Мы даже подружились, вопреки всякой профессиональной этике. Перед отъездом я взяла с неё обещание держать связь и рассказывать о том, как происходит адаптация к новой жизни. Лучшей формы, чем электронный дневник, придумать сложно. На нём мы и остановили свой выбор.

Часть 2. Лекарство от любви.

Фридрих Ницше О людях:

"Если нам приходится переучиваться по отношению к какому-нибудь человеку, то мы сурово вымещаем на нем то неудобство, которое он нам этим причинил".

Светлана укатила в Москву в самом начале осени. Моя жизнь была полна летними воспоминаниями, как полным-полна коробочка, из которой я периодически доставала какую-нибудь особенно милую сердцу шутку или историю. Это помогало легче переживать промозглую серость осеннего интерьера, когда кажется, что довольной выглядит только грязь, развратно расстелившаяся под ногами и цепляющая за пятки любого прохожего, независимо от того, мужчина он, женщина, ребёнок, или только собака. В один из таких дней меня робко посетила мысль, а потом я заметила, что мысль эта появляется всё чаще и голос её становится всё громче. Вот она: «С её отъездом я чего-то лишилась».

Мы не расстались в том смысле, в котором расстаются навсегда. Она, по-прежнему добросовестно, вела электронный дневник, и я прочитывала её иногда испуганные, иногда восторженные описания новой жизни. Временами она вспоминала своего Карякина, но всегда держалась. Это были скорее мечты и пожелания его увидеть. Фразы её не вызывали тревоги, не показывали того, что она до сих пор глубоко любит его и страдает. Много всяких событий происходило с ней, много перемен случилось, и я ждала каждый день порцию её сумбурной писанины:

"День первый. Ужас, ужасный, как тяжело было уезжать, я даже ополтинилась коньяком на дорожку. Полдороги было ощущение, будто вырываюсь с корнями от родного берега, и только после середины пути немного полегчало. Сначала тоска, переживания. Потом страх неизвестности, неуверенность и тревога, перемешанные с радостью и надеждой. Всю первую ночь будто не спала, и весь первый день была предоставлена сама себе. Боялась. Не знала, что делать. Паниковала. Составляла резюме для поиска работы, и поняла, что слишком много позволяла себе тупить. Вечером вышла на улицу, наугад пошла на мой любимый Старый Арбат. Ноги сами привели. Красота! Потом прошла по Новому. Как всё изменилось. Поначалу шла и тупо комплексовала, потом радость от увиденного захватила, и я несколько расслабилась. Какая-то тётка сунула листовку от Мосбанка. Глянула, "вклад пенсионный". Хохотнула: "А помоложе ничего нет?" Свернула на переулок Композиторов, потом куда-то ещё, и снова вышла на Старый Арбат, завороженно шла за мелодией флейты под аккомпанемент двух гитар. Долго плутала наугад по улицам и переулкам, пока не попала домой. В магазины зайти не решалась. ...Всё время думала о К., и когда ехала, и когда ходила гулять, очень хотелось встретить его где-нибудь невзначай".

"День n* был продуктивным. Вечером пошли гулять на Арбат, он оказался гораздо ближе. Сфотографировалась с Окуджавой, напротив моего будущего дома, у стены Цоя, у фонтанчика с какой-то музой, с Пушкиным и Натали. Ах, до чего же всё красиво и чисто! Как мне нравится жить в самом центре Москвы! Да, утром попалась статья "Как управлять своей жизнью". Прочитала: "С нами происходит то, о чём мы думаем. Независимо от того, думаем ли мы о себе или о других. Не случайно говорят: "Не рой другому яму, сам в неё попадешь". Так, если мы из-за каких-то отрицательных эмоций по отношению к другому человеку желаем ему зла, на это же в первую очередь мы программируем свою жизнь и будущее. И наоборот. Если желаем другим добра и успеха, то бессознательно психологически готовим себя к таким же приятным событиям". Меня пробило на слёзы... Я поняла, что К. – это посланец для меня, и осознала, что на этом примере я очень многому научилась. Выходит, что мучилась не зря. Во-первых, я в Москве! Неизвестно, сколько бы ещё я собиралась переехать. Во-вторых, я осознала, что формула: "Ты мой Бог, ты самый лучший мужчина на земле", – работает, она спасла меня от гибельной привязанности, и я ничего не теряю (в плане энергии, как пугали другие), а с радостью дарю, делая благо и для себя – программируя своё успешное будущее. Как только я это осознала, послышался колокольный звон храма Христа Спасителя. Это был знак, что я на верном пути! Голова перестала быть тяжёлой. А ночью перед этим приснился сон, что я говорила, будто влюбляюсь в одних идиотов, то в Г., то в К., а проснувшись, сама испугалась собственному негативизму – ведь если я их люблю, то никакие они не идиоты, а умные и красивые. А если идиоты, то почему я их люблю и мучаю себя? Ещё меня удивило то, что я поставила их на одну чашу обоих вместе. Г. явно ко мне неровно дышит, но занят. А К. свободен, но я ему не нужна. Г. я отпустила, а К. нет. Просто мне нужно отпустить К... И да, мне нужен другой мужчина, чтобы на этот раз всё сделать правильно. А здесь их ходит предостаточно – красивых и стильных, есть, где развернуться".

"День n* Меня снова не взяли на работу, как не взяли в "A", в "В", в "C", в "D", в "Е", в некоторые я сама не пошла, а там, куда пошла, меня кинули на деньги. Классика жанра. Я выдержала испытание отказами и безденежьем, приходя на собеседования в дырявых ботах и далеко не новых шмотках. Полботинка просто отвалилось, когда я пришла домой с новыми сапогами, купленными на "последние" в предчувствии обувной катастрофы. Реально, сложно чувствовать себя королевой в дырявых ботинках... но, я всё время старалась держать в голове картинку того, чего хочу. Только пройдя через "камнедробилку", я получила хорошую работу. Вы думаете, я была рада? Я испугалась. Меня взяли, а я не пошла. Только после того, как меня кинули на деньги, я решилась. Чудом вакансия ещё была свободна, и меня взяли. Видимо, по-другому, со мной было нельзя, только хардкор. Тут я впервые задумалась, почему из всех возможных вариантов я всегда выбирала не те, и моё любимое: "Я вступила в тысячу и одно говно", вдруг обрело новый смысл: "А зачем я это делала?" Ужас, ужас, ужасный, подумаю об этом завтра".

– Поговорим? – Написала Светлана мне в скайп.

– Конечно.

Мы договорились о встрече, и я заранее продумала вопросы, которые задам Светлане при разговоре.

– Привет! – Начала она, как всегда, сходу взяв инициативу в свои руки. – Я так рада тебя видеть! Я сейчас шла пешком, а там такая красота, будто в сказочном лесу, всё сверкает огнями... – Светлана, по дирижёрски размахивая руками, восторженно рассказывала о зимних видах Москвы, делясь со мной частью этой красоты, и города и своей собственной. Её радость лилась на меня потоками, и я расслабленно улыбалась, слушая её бестолковую, с точки зрения психотерапии, но такую по-детски зажигательную и трогательную, болтовню.

– А что у тебя с работой? – спросила я её.

– У меня замечательная работа! Я так счастлива, что попала в это место. Там... – И Светлана так же эмоционально переключилась на описание своей работы.

"Сплошные плюсы", – непроизвольно отметилось в моей голове.

– А как у тебя с Карякиным?

Вот тут моя девочка сразу сдулась, будто в неё плеснули кислотой. Она опустила голову и замолчала.

– Ты ему до сих пор не позвонила и не написала? – Света молча помотала головой из стороны в сторону, что означало скорбное "нет".

– Света, где логика? В своих дневниках ты пишешь, что хочешь его увидеть, а сама и палец о палец не ударила при этом. – Она также насуплено молчала, из всех сил стараясь сдержать слёзы. Я же старательно подливала масло в огонь:

– Ты боишься?

Она подняла голову и разревелась. Её глаза смотрели на меня с таким отчаянием, что моё сердце сжалось от боли. "Бедная моя девочка, ты сможешь", – мысленно сказала я, и продолжила:

– Чего ты боишься? Что он тебя бросит? Но он и так тебя бросил. Что не любит? Но ты и так об этом знаешь. Чего ты боишься?

Светлана не отвечала, находясь в каком-то ступоре и продолжая плакать. Я зашла с другой стороны:

– Ты хочешь его увидеть? – Она закивала. – Так почему не напишешь?

– Я хотела, чтобы это произошло как-то случайно, чтобы мы столкнулись где-нибудь и...

– Он снова полюбил тебя, так? – Света закивала, и её лицо озарилось улыбкой. "Солнечный луч на секунду пробил грозовые тучи", – сложилась в моей голове ассоциация. – Но этого до сих пор не случилось. Как ты думаешь, почему?

– Я даже не знаю, где он живёт... – Робко начала она. "Умница, давай, давай!" – прошёл мой мысленный комментарий. – И ты была права, я вообще мало что знаю про него. Я где-то понимаю, что люблю не самого Карякина, а образ, который старательно придумала и натянула на него... Да, ты и сейчас права. Я боюсь. Боюсь узнать, что мой герой и вправду не герой ни разу. Кого тогда я буду любить? Любить можно только героя. К трусу и лжецу можно испытывать жалость, сочувствие, но только не любовь. У меня сейчас есть любовь, не смотря на то, что ты говоришь... эти ужасы... я боюсь, что правда её убьёт.

– Х-ммм...Попробую перевести твои слова. Ты говоришь, что понимаешь тот факт, что Карякин – не тот человек, которого ты ждала и искала, но не хочешь искать другого, потому что?

– Дура?.. – недоумение отразилось в глазах Светланы.

– Нет такого понятия, моя дорогая. Давай конкретизируем на практическом примере. Ты мечтала о красных лакированных туфлях на золотой шпильке в девять сантиметров. Вот ты приходишь в магазин, и "О, чудо! Красные лакированные туфли на золотой шпильке". Всё как ты мечтала. Ты берёшь их в руки. Он такие классные. Ты уже предвкушаешь, как выйдешь в новых туфлях...Какой фурор произведёшь. Примеряешь на ногу, а они не влезают. Маловаты. И размер вроде твой, но вот не лезут. Ты просишь принести другие, а других нет. Ты не отчаиваешься, и впихиваешь себя в эти туфли. Любуешься собой в зеркале, и с болью в пальцах ног понимаешь, что ходить в них ты всё равно не сможешь. Что ты сделаешь с этими туфлями?

Света смотрела на меня ошарашенно.

– Ты что, знала? Про туфли?

– Что знала? Я это специально для тебя выдумала. Для примера. Чтобы было понятнее.

– Уф. Просто у меня был такой случай, с туфлями. Ну, они не красные, и без золотой шпильки, но тааакие красииивые, – растягивая гласные произнесла Светлана. – И да, они были на размер меньше. И да, других не было. Но я их всё равно купила.

– И что?

– Ну, пыталась растянуть всеми возможными способами. Пыталась даже ходить в них пару раз. Потом почти две недели кровавые мозоли лечила и ходила чуть ли не босиком. А одна мозоль на пятке, потом ещё и нагноилась. Весело, в общем.

– Ничего не напоминает?

– Да я уж поняла. Зловещий призрак времён тотального дефицита. Я думала, что Карякин такой один во всей Вселенной. Но стоило перебраться в Москву, чтобы убедиться в обратном. По крайней мере, здесь есть красивые мужчины. И если постараться, можно найти подходящего. Но сначала мне нужно разобраться, что делать с этим. Хорошо, я напишу ему.

На этом мы закончили разговор. Несмотря на данное обещание, Светлана ещё несколько дней собиралась духом, прежде чем написать Карякину. Вместо обыкновенного женского: "Привет! Как дела? Я соскучилась", – она придумывала дурацкие витиеватые тексты, а я нещадно критиковала их и заставляла переписывать.

Через пару дней я прочитала в её дневнике: "Я сегодня такая счастливая! Под утро мне приснился мой любимый. Он подошёл ко мне, и взял за руку. Я смотрела на него, и сердце моё переполнялось благодатью. На нём был белый костюм, и он выглядел как жених. Его глаза лучились любовью. Он начал говорить: "Я не сказал тебе самого главного..." И тут, бац, будильник испортил всё, зазвенев так не вовремя. Я открыла глаза, потом снова закрыла. Ощущение близости осталось, но картинка уже не вернулась. Ну, вот что это?!"

Видимо, наша беседа каким-то образом и спровоцировала этот сон, вытащив из глубины подсознания некие символы и образы, которые так причудливо сплелись, но моя впечатлительная подруга всё восприняла буквально и, не дожидаясь моей редакции, начала писать своему Карякину. Через несколько дней, в полном замешательстве, она снова попросила о встрече.

– Я ничего не понимаю. Ты говорила, что надо быть искренней. Но я же совершенно искренне написала вот это: "Родной мой, прости меня! Ты самый лучший мужчина на земле. Ничего не бывает в жизни просто так. Я назвала тебя кретином в тот раз, а сама оказалась ещё в более запущенной стадии кретинизма. Я назвала тебя рыцарем, наступающим себе на яйца, но я тоже, из всех сил наступала на горло собственной песне. Обвинила тебя в том, что ты не видишь глубины, но сама была словно слепой котёнок. И вообще, я думала, что безгрешна, но встретилась со своей тенью. Только любовь, которую ты зажёг во мне, помогла выстоять. Ты до сих пор снишься мне. А вчера во сне ты произнёс: "Я не сказал тебе самого главного".

Любимый, прости меня! Я только сегодня рассталась со своей, кажись последней, иллюзией. О, правда о себе оказалась жёсткой, и мы оказались идеальным зеркалом, очень глубоким, поэтому было так больно. Я очень благодарна тебе, что у тебя нашлось столько мужества, чтоб не идти на поводу моего идиотизма".

Прочитав весь этот бред и стиснув зубы, чтобы не заорать, я с усилием натянула дежурную улыбку и, отставив на время в сторонке правила своей профессии, сказала всё, что я об этом думаю:

– Света, я очень тебя люблю, но иногда, а в частности именно сейчас, мне очень хочется стукнуть тебя по голове чем-то тяжёлым, чтобы твои тараканы вылетели из твоей башки вместе с этим Карякиным куда-нибудь к чёртовой матери. Не обижайся, но ты меня выбесила.

– Да ладно, я же это для себя написала, чтобы лучше понимать, как строить беседу. Ты то чего бесишься? Это же у меня напряг, а не у тебя. Ему я написала, как ты учила, вот:

– Привет! Как твои дела? Ты мне приснился на днях, весь в белом, и сказал одну фразу... К чему бы это? (смайлик)

– Что за хрень бабская, Света? Завязывай пиво с водкой мешать (улыбка одной скобкой)

– И я рада тебя видеть. Поскольку давно уже ничего не мешаю, тем более с водкой, могу честно и открыто заявить, что белый костюм тебе был к лицу. Просто хотела сказать, что я в Москве.

Он не ответил.

– Ты что, обиделся??? Хочешь, я пососу твой "леденечек"?

– У "леденечка" пять спектаклей на выпуске. Два у вас там. Мне просто тупо некогда (снова эта кривая улыбка одной скобкой)

– Значит, обиделся... Ассоциировать себя с половыми органами дело неблагодарное, имей в виду.

– Ничего личного детка...когда мне надо будет пристроить "леденечик", я его пристрою сразу же...а пока больше по творчеству...

Ни шатко, ни валко, беседа свелась к тому, что обмен телефонами состоялся, и наметилась совместная поездка в город, в котором всё и началось. Криво, косо, но в целом результат был получен. Сменив гнев на милость, я ещё немного поворчала:

– Я тебя не этому учила. Ну, вот зачем ты про сон свой дурацкий написала? Написала, тогда не удивляйся, что тебя чуть не послали. А "леденечик"? Сама предложила и сама же унизила. Всегда помни, либо то, либо это, в зависимости от того, какая у тебя цель. Какая у тебя цель?

Света заёрзала, видимо пребывая в сомнениях, и начала мямлить:

– Ну, цель у меня благая...

– Какая?

– Ну, пипец! Такая. Я хочу, что бы он любил меня. Нет у меня другой цели...

– Таак! Какого хера ты всё время смешиваешь несовместимое? – Не выдержав, заорала я на Светлану. – Мухи отдельно, котлеты отдельно. Я тебе миллион раз уже говорила. Ты любишь фантом. Не Карягина, которого ты тоже задолбала своей ерундой, а призрак своей мечты. Не надо требовать от него того, чего у него нет и в помине. Но раз до тебя доходит как до жирафа, то тебе остаётся один вариант. Какой?

– Застрелиться? – Хмуро спросила Света.

– Ну вот, ять, почему тебя всё время бросает из одной крайности в другую? Почему нельзя по-человечески то? Застрелиться никогда не поздно. Что ты знаешь про своего Карягина?

– Ну, он красивый...

– Это твоё субъективное восприятие. Я, к примеру, мужиков с длинными волосами вообще не воспринимаю как мужчин. Дальше. Что он за человек?

– Не знаю.

– Вот! Наконец, мы подошли к истине. А теперь расскажи про мужчину своей мечты.

– Он надёжный, ему можно доверять. Он никогда не бросит, не предаст. Если и поорёт, то не со зла. Ну, вот прям как ты. – Светлана заулыбалась.– И такой же умный, как ты. Я чувствую себя рядом с ним спокойно и уверенно, под защитой. А ещё он красивый и сексуальный.

Я тоже заулыбалась:

– Подкат принят. Вот теперь включи мозги. Ты можешь также сказать про своего Карягина?

– Кроме того, что он красивый и сексуальный, пожалуй, сказать нечего.

– И что из этого следует?

– Что я его не знаю тоже.

– Почему тоже?

– Ну, он говорил, что не знает меня. А я думала, что знаю его...

– Ладно. И чтобы узнать, насколько он подходит под описание парня мечты, нужно что?

– Узнать его лучше.

– Как это сделать?

– Пообщаться.

– Так какая у тебя цель переписки, мать твою?

– Встретиться и узнать больше о нём.

– Для чего?

– Чтобы понять, насколько он соответствует образу моего мужчины.

– Аллилуйя! Перед встречей вытащи вату из ушей, больше слушай. Сама не трындычи. Улыбайся. Можно как дура, не важно. Спрашивай. Говори комплименты по возможности. Поняла?

– Поняла. А как же?..

– Никак. Никакой любви. Только общение. Потом спрошу выводы.

В предвкушении скорой встречи, я заранее подготовилась: прикупила бутылку хорошего вина, фруктов и шоколада. В процессе нашей дружбы со Светланой выявились некоторые общие гастрономические пристрастия.

– Ну, рассказывай... – Разрешила я Светлане после первого бокала вина, приготовившись услышать новую порцию любовного бреда.

– По порядку? Как ты любишь. Встретились мы на Дмитрия Донского. Блин, я до этого Дмитрия Донского целый час добиралась, опоздала немного, переживала, что он без меня уедет. Дождался. Подходит. Вроде как обниматься начали. Я то по-настоящему, как к родному. А он по-казённому, фальшиво, чмокнул пару раз в щёки... ну, у них там всё фальшиво, в Москве. Я уже привыкла, обнимашки-целовашки для приличия, а не от души. А потом говорит: "Ну что, так и будем обниматься или поедем? Темнеет уже". Как серпом по яйцам. Что мне оставалось делать? Села в машину. Только отъехали, звонит ему баба. Он её "масечкой" называет, а по тону слышно: "Задолбала ты меня". Я в ступор впала, всё ясно стало, как божий день. А он поворачивается ко мне и говорит: "Ну вот, кто ж знал, что она позвонит так не вовремя. Ничего не меняется. Всё, как в тот раз. Попытки контролировать уже начинаются, а мне это не нравится. Ну, рассказывай".

А что рассказывать? Про крах надежд? Про свои мучения? Что-то пробубнила в ответ. А он, вот честно, будто издевается: "Что с тобой? Ты такая живая была, а сейчас..." "...Словно обухом по голове ударили. Да. Догадайся с трёх раз, кто же это мог сделать?" – подумала я про себя, а вслух чего-там пробурчала невнятное.

– А в городе вашем я так и не побывал с тех пор, – как-то пафосно с нотками грусти попробовал затянуть песню мой, теперь уже непонятно кто. – Всё дела. Да.

"Ять, спектаклей Островского пересмотрел что ли?" – подумала я, и молчу, язык-то всё равно не ворочается. Заодно анализирую, как он на меня действует. Как удав на мышь, получается, действует. Ведь мог сказать, что эта "масечка" по работе, я бы проглотила. Или не называть её так, тоже бы прокатило. Но он даже попытки не сделал. Потом он рассказывал, как они на съёмках три месяца бухали каждый день, потому что красивых женщин не было. Можно подумать, что те, которых он использовал в своих целях, были красавицы. Припомнила его пьянющую рожу на фотках, которые он не стесняясь, выкладывал и сравнивала с тем, каким видела его сейчас перед собой. Наваждение какое-то. Я не понимаю, как человек может так полярно меняться. Но в тот момент то, что я видела перед собой, застилало собою весь мой горизонт. Постепенно железные тиски отпустили мою голову, или я к ним привыкла, не знаю, но всё стало казаться не таким уж трагичным. За окном всё было окутано мистическим туманом, мы слушали радио-рок, он держал меня за руку, и я думала только об одном, чтобы эта поездка никогда не кончалась...

– Так, опять пошли сопли. – Перебила я Светлану. – Теперь ты убедилась, что он о тебе даже и не думал? Жил себе своей жизнью, так, как ему нравится и так, как он привык.

– Да, – грустно ответила она. А я?

– А ты жила так, как тебе нравится.

– А ни фига вот не нравится мне, как я жила.

– А что тебе мешало жить так, как нравится?

– Ну, ты спросишь всё время, хоть стой, хоть падай. Как я могла жить так, как мне нравится без него? Я старалась, ты же знаешь. Да, многое изменилось. Но с ним всё было бы иначе.

– Как иначе? В ступоре, с вечной головной болью, в состоянии мыши перед удавом?

– Тогда всё было бы по-другому.

– Ну, как ты не поймёшь. Пока у тебя есть мозг, тебя невозможно загипнотизировать. А у тебя мозг есть. Невозможно по-другому, если уже всё так, как есть. Значит, ты или попадаешь под его гипноз или сама себя гипнотизируешь. Как иначе объяснить твоё помутнение сознание?

– Это как с туфлями?

– Ну да. Кстати, что ты с ними сделала?

– Не помню уже. Скорее всего, сестра их прикончила, как и многие другие мои вещи.

Мы выпили ещё, и Светлана продолжила свой рассказ:

– Мы разговаривали о какой-то ерунде, смеялись. Потом я всё-таки попыталась сказать о том, как благодарна ему за всё, что произошло со мной... Он меня перебил, и сказал, что я хорошая, только вот он меня не знает, и это уже второй раз он так говорит. Потом мы зашли в "Макдональдс" перекусить. Съели по салату и выпили по двойному эспрессо. Меня, вдруг, разобрал смех. Я смеялась и не могла остановиться минут пять, наверное. За это время какими-то вспышками я успела заметить, какой он стал седой и старый, как мой смех его смутил. На его лице покадрово отражалось недоумение (а не над ним ли я смеюсь), попытка тоже рассмеяться за компанию, но вместо улыбки получилось жалкое подобие и интерес, какой уж, не знаю. Потом он купил нам мороженое, и я подозреваю только лишь для того, чтобы я заняла рот чем-нибудь другим, кроме смеха. Вдруг он сказал: "Так хочется выпить чего-нибудь алкогольного". Я не поддержала тему, мне не хотелось. Мне было и так хорошо. В качестве мыши. Понимаешь, я бы хотела слиться с ним в экстазе прямо в этих пробках, но почему-то обречённо ждала своей участи. С одной стороны, я хотела ему немного отомстить, гордо отказав в сексе, когда приедем. С другой, я очень хотела повторить то чудо, которое произошло со мной тогда. Глупо, да? Получается, что я не знаю, чего хочу. А потом он начал выпячивать свою безответственность, словно хвастаясь. Я, конечно, взяла на заметку. Странно, это как про геморрой всем рассказывать, не принято. Над недостатками работать надо, а не кичиться ими.