Текст книги "Роман с небоскребом"
Автор книги: Елена Гайворонская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Елена Гайворонская
Роман с небоскребом
Моему поколению. Всем, кто в девяностых сумел не только выжить, но и сохранить себя.
Несмотря на возможное сходство отдельных событий и персонажей, данный роман не является автобиографическим.
Небоскреб
Выглянуло солнце. Такое нестерпимо яркое, почти весеннее, что пришлось напялить водительские очки с антибликовым покрытием. Еще утром валил снег, а сейчас все вокруг преобразилось, засияло, засветилось празднично, точно на заказ. У меня сегодня день рождения. Конечно, в тридцать три это не бог весть какой праздник, это в семнадцать его ждешь с нетерпением, глупым замиранием сердечка и полудетским ожиданием чуда – эдакое солнечное утро жизни. Все впереди, будущее светло и прекрасно, как в школьной классике. Каким оно еще может видеться в семнадцать?
А в тридцать три все иначе. Грубее, реалистичнее, проще и сложнее одновременно. Если и ожидаешь чуда – в рамках оплаченного по прейскуранту.
Круговой перекресток [1]1
История взросления Сани Соколовой рассказана в романе «Круговой перекресток».
[Закрыть]. Как шутил мой автоинструктор, на него все могут въехать, но никто не может выехать. Это к тому, что какое-то дурацкое правило езды существует на этих кругах. Честно говоря, не помню. Въезжаю, как все нормальные люди, когда образуется дыра. И так же выезжаю. Какой-то хлам мне сигналит. Кажется, я его подрезала. Виновата. Но ничего, перетерпит. Я ужасно тороплюсь. Если бы я ездила на ржавой развалюхе, тоже всех пропускала бы, как пропускаю сейчас на своей новенькой среднеклассовой тачке огромные джипы и разные прочие крутости, с которыми связываться себе дороже. У меня полная страховка, но зачем нарываться? Всем известно, что в России ездят не по правилам, а по понятиям.
Стоп, приехала. Чалюсь у строительного забора. Выхожу. Солнце бьет в глаза. Помимо воли екает в груди, сердце начинает колотиться часто-часто. Там, за синим забором, украшенным телефонами риелторских фирм, – Он. Поднимаю ладонь козырьком и смотрю через распахнутые ворота на серый монолитный каркас, ощетинившийся, как дикобраз, железными иглами-сваями. Все внутри меня переполняется ликованием. Я готова прыгать и хлопать в ладоши, будто мне исполняется лет на двадцать меньше. Трудно разглядеть красоту в недострое, голом, сером, еще не защищенном декоративной облицовкой, как нелегко в красном кричащем новорожденном кульке распознать будущую секс-топ-модель. Но для меня он уже прекрасен, объект моей мечты! Сквозь строительную пыль, как сквозь розовый туман, я вижу его – дом бизнес-класса. В двадцать семь этажей, с подземным гаражом, охраной, фитнесом, внутренним двориком с цветочными клумбами и фонтаном.
Из ворот выезжает бетономешалка. Захожу на территорию по чавкающей жиже из песка, снега и каких-то строительных растворов. Навстречу вылезает большая дворняга, грязная, рыжая, с оторванным ухом, зевает и начинает глухо, лениво лаять. «Мне вообще-то напрягаться неохота, работа такая, чего приперлась?» – написано на заспанной морде. «Ладно тебе, – отвечаю, – успокойся, все свои». А с другого конца навстречу спешит мужик в каске и телогрейке, машет руками, кричит с непередаваемым акцентом:
– ДевАчка, сюдЫ нельзя!
Смешно: нашел девочку. Наверное, в норковой шубке-автоледи вид у меня не строительный.
– Все в порядке, – говорю, улыбаясь, – мне можно. Я купила квартиру в этом доме. На девятнадцатом этаже. Хочу подняться и посмотреть.
– Ну, если купили, – мнется прораб.
– Пожалуйста! – молитвенно складываю ладони. – У меня сегодня день рождения! – И сую полтинник.
– Но лифта пока нет, – предупреждает строитель. Будто я сама не догадаюсь. – Придется подниматься пешком.
– Не проблема, – весело отзываюсь. – Я люблю ходить пешком.
Лезу наверх. Прораб ретируется где-то на пятом. Бурчит, что на стройке вообще-то опасно, что не положено, но ради дня рождения такой красивой девушки…
– Стройте на совесть, – говорю. – Чтобы не упал.
– Обижаете, – и вправду обижается прораб. – У нас еще ни один дом не упал. И даже не покосился. Мы – солидная компания, а не какие-нибудь…
Говорю, что верю всей душой. И остаюсь наедине с мечтой.
Мечты у всех разные. Сейчас стало модным искать мужчину мечты, но по мне обзавестись недвижимостью своей мечты гораздо сложнее. Если, конечно, не качать нефть и не иметь папочку или любовника-олигарха. Выхожу на балкон, как на палубу гигантского лайнера. Щурясь, смотрю вдаль, поверх макушек деревьев, голых и беззащитных в это время года. Поверх копошащегося внизу людского муравейника и игрушечных автомобильчиков. Поверх ржавых, в заплатах, крыш стареньких пятиэтажек. Вдаль и ввысь. В бесконечность, где сонные серые воды зимней Москвы-реки в обрамлении вечнозеленых зубчатых елей соединяются с ярко-синим небом в ватных клочьях облаков, и над всем этим безмолвием царит светило, холодное, надменное, как сама столица. Говорят, здесь можно наблюдать закаты невероятной для мегаполиса красоты.
Мне всегда хотелось жить как можно выше и дальше от пьяной брани дворника, выхлопов соседских автомобилей, грязных растоптанных ботинок, дымящихся окурков и ободранных беспризорных котов, вечно норовящих забраться на кухню в раскрытую форточку и стырить кусок мяса, заготовленный для жаркого. Я мечтала видеть не головы и ноги, а звезды и облака… Каждый последующий этаж на порядок дороже предыдущего. Плюс пятьдесят долларов с метра. Символично. Иерархия как зеркало современной жизни. Чем больше имеешь, тем выше забираешься… Сегодня мне тридцать три. В голову лезут разные не всегда умные мысли. Иисус в тридцать три поднялся на Голгофу за будущее человечества. А благодарное человечество в стремлении к небу штурмует высотки, стараясь обеспечить светлое будущее себе и своим отпрыскам. И плюет с высоты на тех, кто упал и так не сумел подняться.
Это я – не добитый реформами средний класс, выбравшийся из хрущевских полуподвалов. Нынче в среде рублевских обитателей модно говорить, что именно они вышли из хрущевок, но это не так. Рублевка вышла из сталинок. Не из коммунальных пятиэтажек – из ведомственных, в восемь – десять этажей, с потолками три двадцать, огромными окнами, толстыми гулкими стенами и лепными фасадами. Мои родители были тихой интеллигенцией, спорили полушепотом на кухне, не ругались матом и верили, что Толстой с Достоевским знали рецепт спасения мира. Позже им пришлось спасать себя.
День рождения – почему-то почти всегда день воспоминаний, подведения итогов. Потертых альбомов, фотографий – трогательных детских и неудачных взрослых. День смахивания пыли с сувенирных слоников. Чтения чудом уцелевших при переезде старых открыток. День грустных размышлений о том, как быстро летит время. И уже никогда не будет восемнадцать, двадцать пять, тридцать…
Вадик и Крис
Однажды, во время очередного визита в нашу милую съемную каморку, моя подруга Крис задумчиво морщила лоб, разглядывала оклеенные жуткими бордовыми обоями стены нашего пристанища и выдала:
– Вадик, а почему бы нам тоже не пожениться?
– Зачем? – почесав кончик длинного носа, искренне удивился ее бойфренд Вадик. – И так хорошо. К чему усложнять жизнь формальностями?
– Чтобы взятку в гостинице каждый раз не давать и не объяснять каждой жирной корове на рецепции, что мы не женаты, но хотели бы жить в одном номере, – неожиданно ощерилась Крис. – В «Жемчужине» на меня эти крашеные сучки смотрели, как на проститутку!
– Брось, ты же продвинутая девушка! – благодушно поморщился Вадик. – Встретились какие-то замшелые провинциальные дуры. Нашла на кого внимание обращать! Надо быть выше этого. Ты сама всегда говорила, что штамп любви не прибавляет, что это пьянка с обжираловкой, что белое платье с фатой – мещанство и пошлость… И что любовь до гроба бывает только в сказках и триллерах. Разве нет? Я полностью с тобой солидарен.
– А если я изменила мнение? – упрямо тряхнула рыжими кудрями Крис. – Если я хочу и фату, и белое платье, и машину с ленточками, и крики «Горько!». Что, если я не такая продвинутая, как тебе кажется? И хочу любви до гроба, как в сказке?
– Или триллере? – усмехнулся Вадик. – Нет, ты серьезно?
– Вполне.
– Малыш, давай обсудим это дома. – Вадик ласково ущипнул подругу за щеку.
– Разве у нас есть дом? – раздраженно поинтересовалась Крис. – Почему мы не можем пожить вместе, как Сережа и Санька? У тебя есть собственная квартира, какие проблемы?
– Ты же знаешь, мне надо работать над диссертацией, – резко ответил Вадик, – скоро защита, необходимо сосредоточиться, а в твоем обществе это сделать очень сложно, детка.
– Подумаешь, диссертация! – ядовито процедила Крис. – Сережка вон прекрасно сосредотачивается в Санькином обществе. Плохому танцору вечно что-то мешает.
Выражение беспечности покинуло лицо Вадика, лоб прорезала сетка морщин, взгляд потяжелел, губы сжались в злую нить.
– Не дави на меня! Я этого не выношу! – прошипел он. – Лучше в себе разберись! Вчера ты корчила из себя девушку свободных взглядов и считала всех, кто женится, круглыми идиотами. Сегодня тебе подавай карету в ЗАГС. Что придумаешь завтра, какую роль разыграешь?
Крис вспыхнула так, что золотистые конопушки на круглом личике стали незаметны.
– Я-то как раз никого не разыгрываю, это ты все мнишь себя великим ученым. Только и слышу: «Защищусь, свалю в Америку!» Кому ты там нужен? Тоже мне, Эйнштейн недоделанный!
– Заткнись! – вдруг рявкнул Вадим.
Я вздрогнула от неожиданности. Было трудно даже представить Вадика в гневе: настолько вспышка ярости не вязалась с его обычным имиджем легкомысленного разгильдяя.
– Не ори на меня! – ощетинилась Крис. – Пошел ты!
– Сама ты пошла… – буркнул, отвернувшись, Вадик.
Крис прикусила дрогнувшую нижнюю губку, подхватила вишневую сумочку-баул на длинных ручках – последний писк парижской моды, распрощалась со мной и моим Сережкой и метнулась к выходу.
Вадик остался один, потупил взгляд, буркнул:
– Извините.
– Бывает, – успокоил мой супруг, – милые бранятся – только тешатся.
Вадим согласно кивнул, хмурые морщинки разгладились, обыкновенное выражение ленивой беспечности вернулось на его лицо.
– Ребят, у вас есть что-нибудь пожрать?
В холодильнике валялись сосиски, на гарнир к которым я предполагала пожарить картошку, но визит сладкой парочки изменил мои планы, в чем я честно призналась Вадиму.
– В чем проблема? – охотно отозвался он. – Мы с Серегой живенько почистим и пожарим.
Не успела я глазом моргнуть, как мужчины взялись за дело.
– Могу предложить банку маринованных помидоров от свекрови, – сообщила я. – Гулять так гулять.
– Годится! – обрадовался Вадим. – У меня как раз в сумке водочка завалялась.
– У тебя не сумка, а скатерть-самобранка, – улыбнулся Сережка.
– Раскрываю военную тайну, – сделал страшные глаза Вадик. – Кореш у меня сторожем в Центральном универсаме подрабатывает. Если что надо достать, обращайтесь.
Вадик принялся быстро раздевать картошку, оставляя длинную тонкую кожуру.
– Ловко, – подивилась я. – Какие скрытые таланты! Вадим, ты полон сюрпризов.
– Я еще могу забор сколотить, – гордо отозвался Вадик. – В стройотряде довелось.
– А мы в стройотряде колхозникам помогали урожай собирать, – сообщил Сергей. – Так что наша научная интеллигенция подкована во всех областях. Если останемся без работы – с голоду не умрем.
– За что люблю эту страну – за уверенность в завтрашнем дне, – объявил Вадик.
– Ты вправду хочешь из России свалить? – поинтересовался Сергей.
Вадик задумчиво наморщил лоб, поскреб кончик носа.
– Есть такое желание. Сам знаешь, за бугром перспектив для работы больше, лаборатории лучше оснащены, да и жизнь побогаче. Что нам здесь светит? Должность завлаба, да и то годам к пятидесяти, когда наших на пенсию выпихнут. Ну, может, до профессора дорастешь. Академиком точно не станешь – у них свои дети подрастают. А туда приедешь, возьмешь проект, сразу тебе и дом, и бабки достойные, и лаборатория своя в перспективе, и возможность роста…
– Все так, – поправил Сергей, – но для этого надо, чтобы в тебе были заинтересованы. Без приглашения в конкретный институт под определенные условия никому ты там не нужен. Своих хватает. И никто тебе сразу ни дом, ни проект, ни кучу денег не даст. Это иллюзия. Ты же не ученый с мировым именем. Защищаться надо здесь. Кандидат наук уже чего-то стоит. А аспирантов у них своих как собак нерезаных, и стипендия невелика.
– Я рассылаю письма, но пока тишина, – вздохнул Вадим. – Благо сейчас не семидесятые, когда за одну такую мысль сожрали бы с потрохами. Сам-то ты никогда не думал?
– Мне и здесь хорошо, – сказал Сережка, – зарплата нормальная, стану кандидатом – четыреста двадцать дадут, квартиру обещают через пару лет…
– Ага, – скептически хмыкнул Вадик, – квартиру через пару лет, телевизор по блату, новый холодильник к серебряной свадьбе, машину к пенсии, отдых на шести сотках… плюс водка по талонам. Разве это жизнь? А, Санька? – обернулся ко мне Вадим.
– Нормальная жизнь. – Я улыбнулась Сережке. – Не все деньгами определяется, теперь я это точно знаю.
После пары рюмок водки Вадика неожиданно развезло, и он заплетающимся языком объявил, что ему у нас очень нравится и он с радостью заночует. Это заявление нас с Сережкой совершенно не вдохновило: мы предполагали жаркий секс, и присутствие Вадима никак не вписывалось в эти планы. Мы напомнили про придурочного хозяина с привычкой наведываться в любое время суток и не одобрявшего ночных гостей.
– Холодильный ворюга? Я дам ему палку финского сервелата, он и отвалит, – вяло махнул рукой Вадим. – А вообще, гоните его в шею… Вот что! – с видом Архимеда, только что открывшего новый закон, поднял вверх палец. – Идея! Переезжайте ко мне. А что? У меня отдельная квартира. Разместимся! Я и денег с вас не возьму. Санька будет готовить… Вместе веселее…
– Я не кухарка. Крис пригласи.
– Крис не умеет готовить, – жалобно сморщился Вадик. – У нее в холодильнике конфеты и бутылка шампанского. Требует: веди в кабак. А меня этот общепит во как достал… – полоснул ребром ладони по горлу, – хочется тепла и домашнего уюта… Уа! – Вадик зевнул во весь рот, так что при желании можно было разглядеть все его пломбы.
– Э-э, я не знал, что тебе достаточно двух рюмок, – покачал головой Сережка, ласково похлопал друга по плечу. – Давай-ка мы тебя проводим, посадим в такси. Поедешь домой, в тепло и уют…
– Не хочу домой, – капризничал Вадик. – Там пусто. Жалко вам приютить человека на ночь… Какие вы друзья после этого?
– У нас и лечь негде… – растерянно развел руками Сережка. – С нами, прости, не получится. Не будешь же ты сидеть всю ночь на кухне?
– Ну ладно, – смилостивился Вадим, – дайте мне телефон.
Он набрал номер и заговорил воркующим голоском:
– Эллочка, детка! Это Вадик… Узнала? Да, вернулся, буквально только что с вокзала. Безумно соскучился… Сейчас приеду…
Вадик повесил трубку, расплылся в довольной улыбке Чеширского кота.
– Ну, я пошел. Всем пока! Веселой ночи!
Помахал ручкой и нетвердой походкой побрел к выходу.
Я ничего не рассказала Крис. Права я была или нет – кто знает… У меня до сих пор нет однозначного мнения на сей счет. Но в тот момент я предпочла притвориться слепоглухонемой – не хотелось быть гонцом, приносящим плохие вести.
Роман Крис и Вадика клонился к завершению с неумолимостью заката.
Крис сидела на нашей кухне, мрачно курила, накручивала рыжие пряди на указательный палец, что означало крайнюю степень тревожности, и перечисляла недостатки бойфренда.
Скряга – в приличный ресторан не вытащишь, а если вытащишь, будет сидеть с недовольным видом, критиковать каждое блюдо. И вообще, недвусмысленно дал понять, что, если они станут жить вместе, Крис придется забыть про рестораны и научиться готовить, а у нее на плиту аллергия, хуже чем на контрольную по лингвистике.
Не имеет вкуса – подарил губную помаду жуткого ядовито-морковного цвета, духи с клопоморным запахом, зеленые колготки в убойную крупную клетку и долго спрашивал, почему Крис всем этим не пользуется. А уж сам-то одевается…
Страдает синдромом непризнанного гения – вечно ворчит, что на работе его не ценят, вокруг сплошная серость, убогий умишко куратора не в состоянии оценить полета научной мысли в Вадиковой кандидатской, а его исследования достойны не иначе как Нобелевки.
Плохие манеры – даже шепотом говорит так, что его слышно в Подмосковье, в ресторанах игнорирует нож, сморкается как иерихонская труба.
И в постели ничего особенного…
Тут я не выдержала и спросила, какого черта Крис до сих пор не дала ему отставку.
Крис затушила сигарету о блюдце и устремила на меня взгляд больной птицы. И все стало ясно без слов. У настоящей любви не всегда розовый цвет и шоколадно-мармеладный вкус. Иногда она бывает горькой и обжигающей, как двойной эспрессо без сахара пополам с сигаретным дымом, зеленой, как тоска или дурацкие колготки.
– Сережа не рассказывал: Вадик не делился с ним, нет ли у него другой? – жалобно спросила Крис.
– Не рассказывал, – ответила я с чистой совестью: мы с Сергеем не обсуждали Вадиковых похождений.
Крис жалобно наморщила лобик и выдала:
– Слушай, а может, ты поговоришь с Вадиком?
От неожиданности я поставила чашку мимо блюдца.
– Я?! О чем?
– Ну, о нас с ним, о том, что не мешало бы попробовать пожить вместе…
– Крис! Твой Вадик пошлет меня подальше… Кто я такая, чтобы он меня послушал?
– Между прочим, он тебя уважает, – огорошила Крис. – Однажды сказал, что Сереге с тобой очень повезло.
– Хм… Я, конечно, польщена… – пробормотала я, – но не думаю, что это хорошая идея… Это же очень личное…
– Ну, пожалуйста, – взмолилась Крис. – Мне интересно, что он тебе скажет… Прошу тебя… Мы же подруги…
– Ну, хорошо, я попробую… Но вряд ли это что-то изменит…
– Спасибо! – с жаром выпалила Крис. – Я знала, что ты настоящий друг!
«М-да, – тоскливо подумала я, – задала ты мне задачку…»
Когда Вадик в очередной раз заявился к Сереге, я выманила его на кухню и в лоб спросила про его планы в отношении Крис. Как я предполагала, Вадик очень удивился моему любопытству, а потом с циничной, но обезоруживающей прямолинейностью ответил, что Крис – очаровательная девушка, но, во-первых, он пока вообще не готов к серьезным отношениям с кем-либо. Он любит секс и женщин свободных взглядов, любящих секс. Крис казалась ему именно такой, этим и нравилась. Он был честен с ней с самого начала – никаких взаимных обязательств. А во-вторых, сама Крис еще не созрела до семьи и брака. Несмотря на ее показную взрослость и независимость, на самом деле Кристина – капризный ребенок, который хочет, чтобы ее кормили, баловали и развлекали. Со вторым пунктом в глубине души я была согласна, но не собиралась обсуждать Крис с Вадиком.
Тот же второй пункт я опустила при разговоре с Крис. Но ей было достаточно и первого. Крис выкурила сигарету, процедила сквозь зубы:
– Ну что ж… Клин клином вышибают.
И стала прощаться.
– Ты куда? – зачем-то спросила я.
– Тут один мой старый приятель прорезался. Мы когда-то весело проводили время. Потом он женился, а сейчас развелся. Хочет встретиться. Пригласил в ресторан. От Вадика не дождешься…
Подруга чмокнула меня в щеку, вымученно улыбнулась.
Потом я узнала, что Крис со своим старым приятелем отправилась в пафосный ресторан, затем на выходные на его зимнюю дачу в красивом месте с вековыми соснами на участке. И все было классно. А вернувшись, она зачем-то без звонка отправилась к Вадику. Дверь ей открыла какая-то полуодетая девица и удивленно спросила:
– Вы к кому?
– К любовнику, – ответила Крис.
Девица вытаращила бараньи глаза:
– К какому любовнику?
– Судя по всему, к нашему общему, – сухо ответила Крис.
Тут из ванной вылез Вадик, одетый в банное полотенце, разрисованное яркими мячами, отвесил челюсть и принялся подбирать слова, но ничего умного не придумал. Девка принялась визжать, влепила Вадику пощечину. Крис не стала дожидаться окончания мыльной оперы и быстро спустилась по лестнице, на ходу глотая слезы. Дома она еще надеялась, что Вадик позвонит, попросит прощения, что-нибудь соврет, но он не позвонил. Очевидно, давно хотел прекратить отношения и ожидал подходящего момента, который как раз представился.
Крис ушла в загул, провалила зимнюю сессию и забрала документы, заявив, что институт ей смертельно надоел. Однажды днем позвонила из уличного таксофона и спросила, может ли зайти. Я была рада ее визиту. Крис вошла на кухню, достала сигарету, я предложила обед и кофе. От обеда Крис отказалась, а от кофе нет. В Крис не было обыкновенной бравады, напротив, веяло задумчивой грустью. Мы немного поболтали, но меня не покидало ощущение того, что Крис хочет говорить о другом, но не знает, с чего начать. Я сказала ей об этом.
Крис вскинула на меня прозрачно-серые глаза и криво усмехнулась:
– Я залетела.
Я поперхнулась кофе:
– Он знает?
– Кто, Вадик? – Крис передернула плечами. – Нет, он тут ни при чем. Если честно, я сама не знаю от кого. У меня в последнее время было трое мужчин. Впрочем, это не имеет значения. Я не собираюсь рожать неизвестно от кого в девятнадцать. Просто… мне надо было с кем-то поговорить.
Мы снова помолчали. Я переваривала услышанное, силилась представить себя на месте подруги, но не получалось. Я не знала, что сказать. Потому произнесла банальное:
– А мама?
– Мила знает. Она и устроит все в лучшем виде. Наорала, назвала меня тупой шлюхой… – Крис закусила губу, несколько раз моргнула, чтобы скрыть непрошеную влагу. – Ты тоже считаешь меня такой?
– Нет, конечно! – поспешно выпалила я. – Крис, если тебе понадобится моя помощь, звони в любое время, договорились?
Крис кивнула, докурила, допила кофе и стала собираться.
– Не говори Сереге, ладно?
Я снова повторила:
– Нет, конечно.
– Увидимся, – вяло махнула Крис. – Ну, пока.
Крис чмокнула меня в щеку, и ее каблучки зацокали по подъезду. Я машинально вытерла след помады, пахнущий табаком и ментолом. Меня не покидало смутное ощущение, что подруга ожидала от меня чего-то другого, больше чем молчаливое сочувствие.
