Текст книги "Наследство"
Автор книги: Елена Гайворонская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Или что?
– Или мы разойдемся.
Повисла пауза, длинная, как полярная ночь.
– Ты понимаешь, что говоришь? – потрясение прошептал мужчина. – Дорогая, ты что, перегрелась?! Я вкалываю день и ночь, чтобы вы имели все: дом, машину, тряпки, курорты… И вот – благодарность?!
– Я никогда не требовала от тебя денег. – Женщина тоже заговорила тихо. – Если помнишь, мы ездили на метро и отдыхали в палатке на Волге. И все было прекрасно. Единственное, что мне было нужно, – любовь и уважение. Но именно эта малость оказалась тебе не по силам, Сережа… «Они жили долго и умерли в один день…» Помнишь? Вот вое, чего мы хотели когда-то… И это было счастье. Потом ты решил сделать карьеру. Что ж, и это твое желание осуществилось. Только я слишком поздно поняла, что в твоих нынешних мечтах нет места для меня. И Нины. Мы где-то выпали, потерялись по дороге. Когда ты последний раз гулял с ней? Ты видел, как она танцует? Это просто чудо… Она танцует, как живет. Я говорю так не потому, что она наша дочь. Это общее мнение. Она гораздо талантливее меня. Нина так ждала, что ты придешь на ее выступление… В перерыве между, всякими деловыми визитами, совещаниями или закрытием квартала… Да, я знаю, что ты скажешь: танцы – это пустая трата времени, не в них будущее… Ведь это не основы экономики. Твоя дочь пишет стихи, ты знаешь об этом? Она оставляет их вечером на столике, чтобы ты прочел. И каждый раз я вру, что ты это сделал и тебе понравилось… Послушай:
Мой папа очень важный и богатый,
Он ездит на зеленом «мерседесе».
Но вы мне не завидуйте, ребята.
Ведь я его не вижу целый месяц.
Неплохо для шестилетнего ребенка?
– Господи, – опускаясь на шезлонг, подавленно произнес мужчина. – Почему ты мне не говорила?
– Я пыталась. Но ты меня не слышал. Или не хотел слышать. Когда мы в последний раз занимались любовью, ты помнишь? Я – нет. Имей же мужество сказать вслух, что я уже не так молода и привлекательна. К чему эти жалкие оправдания работой? Признайся, наконец, что у тебя появилась другая женщина. Ведь дело в этом? Прошу тебя, Сережа, скажи мне правду, какой бы горькой она ни была. Я больше не могу так жить…
Мужчина беспомощно взъерошил волосы, плечи его поникли.
– У меня никого нет, – проговорил он медленно, словно через силу. – Никакой другой женщины, клянусь здоровьем нашей дочери. Только моя работа… Один из самых богатых и влиятельных деловых людей Америки, Ли Якокка, сказал однажды, что у каждого, кто пережил кризис, он никогда не изгладится в памяти. Великий бизнесмен всю жизнь боролся с призраком бедности… Помнишь кризис девяносто второго, в одно утро сделавший нас нищими? Я его не забывал ни на минуту. Мало кто знает, но грядет новый, по сравнению с которым тот покажется детской игрушкой. Скоро, совсем скоро… Это случится вновь. Многие из тех, что сейчас безмятежно радуются жизни, будут выброшены за борт, перемолоты в финансовой мясорубке. Я должен защитить нас. Я сделаю все, чтобы наша компания устояла. Коллеги называют меня трудоголиком. И это правда. Но я не просто трудоголик. Я трудоголик, панически боящийся завтрашнего дня. Вот истина, признаться в которой мне трудно даже самому себе.
– Сережа. – Женщина взяла мужа за руку, погладила по плечу. – Мы уже никогда не станем нищими. У нас же есть недвижимость, сбережения… И потом, твой опыт, связи… Тебя с радостью возьмут на работу во всем мире.
Он покачал головой:
– Я знаю, это трудно понять, но моя компания для меня больше, чем лекарство от страха. Я вложил в нее не только силы, но и душу. Я чувствую себя не наемным служащим, а приемным родителем. Наш бизнес в России начинался с пары контейнеров. И я стоял у истоков. Теперь «Уорнер Фуудс» почти монополист. Я не могу допустить, чтобы все рухнуло. Когда я сижу в кабинете и сознаю, что вся эта махина крутится по моему приказу, звонку, росчерку пера, я чувствую ни с чем не сравнимое наслаждение. Это своего рода оргазм. Часы превращаются в минуты, и я теряю счет времени, забываю обо всем.
Видит бог, каждый день я выезжал из дому с твердым намерением сесть на самолет и отправиться сюда. Но всякий раз неведомая сила поворачивала машину в сторону офиса. Я говорил себе: только пять минут… С наступлением ночи я возвращался в пустой дом, чтобы позвонить тебе… А утром все начиналось по новой…
– Как же ты вырвался?
– Я испытал шок. Не хотел тебе рассказывать… Одна из наших сотрудниц погибла. Авария. Ей было чуть больше тридцати… остались двое детей. Я был на похоронах, видел, как они рыдали… И муж плакал вместе с ними, как маленький мальчик. Это было ужасно. И мне стало страшно. Как никогда прежде. Меня просто сковал ужас оттого, что я вдруг ощутил, насколько хрупок человек. И каждого из нас, богатого или бедного, старого или молодого, холостого или семейного, там, за поворотом, может поджидать смерть. И тогда эта дорога станет последней, но ты не успеешь сделать самого главного: еще раз поглядеть в глаза своим самым близким и родным людям, сказать, как ты их любишь, насколько они дороги тебе… Я понял, что хочу, но не могу остановиться. Пожалуйста, помоги мне. Я люблю тебя… Почему ты плачешь?
– Потому что я тоже тебя люблю, Сережа… – В голосе женщины звенели горючие слезы. – Я очень тебя люблю…
– Ну что ты, не надо, прошу тебя… – Он привлек к себе жену, крепко обнял. – Мы снова вместе. Теперь все будет хорошо.
– Да… Только я хотела сказать…
– Ну, говори…
– Я хотела попросить тебя кое о чем… Мне не нравится этот отель. Ты был прав, когда предупреждал, что мы оба изменились. «Три звезды» уже не наш уровень…
– Нет проблем. Ты выберешь любой другой, а я позвоню на работу и скажу, что беру еще неделю.
– Ты правда сделаешь это?
– Конечно. Я не помню, когда последний раз был в отпуске. Думаю, я имею право побыть со своей женой… Ты такая красивая… Просто дух захватывает. Ты стала еще красивее, чем прежде. – Голос мужчины сорвался на охрипший страстный полушепот, руки властно скользнули по пушистым волосам, изгибу хрупкой шеи, тонкой линии спины… – Каким же я был слепым дураком, что не замечал этого… Давай вернемся в номер… Я так соскучился по тебе…
– Да… – прошептала Надежда, прижимаясь к мужу, раскрываясь ему навстречу, как истосковавшийся по влаге росток обнажает трепетные листья под струями теплого ливня. – Да, да…
– Дрянь! – прошептал Алекс, когда шаги смолкли. – Сука… Ненавижу! Что б вы сдохли оба! – выкрикнул он вслед и, подняв первый подвернувшийся камень, с силой швырнул в воду.
– Твою мать! – донеслось в ответ. – Кто там кидается?
Последовавшие вслед выражения могли бы здорово пополнить русский разговорник любого иностранца. Но Алексу было не до того. Ноги сами понесли его к бару.
– Эй, – ужаснулся Али, – что случилось? На тебе лица нет.
– Налей чего-нибудь покрепче.
– Перестань! Ты же не умеешь пить. Хочешь снова влипнуть в историю?
– Отвали! – заорал Алекс. – Ты бармен, я клиент. Понял? Делай, что говорю!
– О'кей, – сухо произнес глубоко обиженный Али.
В этот момент кто-то крепко взял Алекса за локоть. Он обернулся. Перед ним стоял управляющий.
– Снова решил устроить пьяный дебош?
– Это вас не касается, – сказал Алекс, пытаясь высвободиться, но пальцы бывшего босса были на редкость цепкими.
– Нет, – категорично заявил он, – в этом отеле меня все касается. Ну-ка, присядем…
Было в облике и интонации управляющего нечто, заставившее Алекса подчиниться.
– Ступай домой и не отсвечивай здесь, – тихо, но твердо произнес господин Касли, четко выговаривая слова, отчего они казались значительнее и весомее. – Ты же не хочешь, чтобы у женщины были неприятности?
– Послушайте, – тяжело дыша проговорил Алекс, – есть вещи, которые вам трудно понять… Но я люблю ее, я буду за нее бороться…
– Мальчишка! – переходя на свистящий полушепот, вдруг взорвался управляющий, а вечная маска бесстрастности на его лице внезапно сменилась негодованием. – Любовь не может быть эгоистична! Женщина сделала выбор, ты должен отнестись к нему с уважением! Научись проигрывать с достоинством, как подобает мужчине! А напиваться и устраивать сцены низко и глупо! Да, – повторил он убежденно, – низко и глупо.
Необычный монолог управляющего подействовал на Алекса как ледяной душ. Он опустил голову.
– Наверно, вы правы, – проговорил он после паузы. – Впрочем, как всегда. Могу я попросить у вас сигарету? Мои закончились.
Господин Касли молча достал массивный портсигар. Алекс нерешительно взял одну, жадно затянулся, закашлялся.
– Крепкая? – участливо, как ни странно без тени иронии, поинтересовался управляющий.
– Хорошая. Я к таким не привык. – Алекс затянулся вновь. Сигара имела терпкий вкус свежесваренного черного кофе.
– Курортный роман тем и хорош, что должен закончиться. Это – миф. Красивая сказка для взрослых, не более. Не любовь, а иллюзия любви. Не страсть, а имитация страсти. Это – театр теней. Тебе показывают растопыренные пальцы, призывая поверить, что это ангельские крылья. Это игра. Ты нарушил правила. И поплатился за это.
– Для меня это не было игрой.
– А на что, позволь спросить, ты рассчитывал? – В голосе управляющего прорезался легкий сарказм. – Что она бросит умного, надежного, обеспеченного мужа ради твоих прекрасных глаз? Даже если вообразить всего на секунду невероятное, что это произошло… Вы же не просто разные – полярные! Иностранка, иноверка… Все эти рассуждения о всеобщем равенстве душ – чушь. Демагогия. Вы воспитаны не просто в разной среде—в разных мирах! Что тебе хорошо, ей – смерть. Это все равно что искать себе подружку с Марса. То, что заложено с молоком матери, не искоренит никакая философия. Жизнь-борьба возбуждает лишь первые три дня, а дальше вы или разбежитесь, или… – управляющий тонко усмехнулся, – кто-нибудь кого-нибудь убьет.
– Почему, – задумчиво спросил Алекс, – такие, как вы, всегда правы? Всегда победители? С этим что, родиться нужно? Вы можете ответить?
Алексу показалось, что впервые за три года взгляд управляющего потеплел. Впервые он смотрел на Алекса как на равного. Господин Касли усмехнулся, вытащил другую сигару, многозначительно повертел в руке.
– Если тебе предложат выбирать между одной «гаваной» и пачкой твоих «LM», что ты предпочтешь?
– Не знаю, – замялся Алекс. – Это важно?
– Это – ответ. В Древней Греции жил философ по имени Сократ. Перед входом в его школу висела табличка со словами: «Загляни в себя». Понимаешь? Только познав, насколько твои возможности соответствуют устремлениям, тебе откроется истина. Ты уже не слуга, но еще не господин. Поразмысли об этом на досуге, Селами Аванди.
– Я все время думал, вы – гениальный управляющий. Почему бы вам не заиметь собственный отель?
Господин Касли поморщился:
– Зачем? Слишком много мороки. Иногда, если дело обещает прибыль, я выступаю в качестве поручителя. Но не более. Из тебя еще может что-нибудь получиться. Если будешь работать над собой, а не гоняться за химерами.
Управляющий поднялся, и Алекс понял, что разговор по душам закончен.
– Загляни в себя… – задумчиво повторил Алекс. Поднялся, снова подошел к стойке.
Бармен демонстративно отвернулся.
– Ладно, – примирительно сказал Алекс, – извини.
– Что желаете, господин Аванди? Водка? Джин? Коньяк?
– Ну, перестань, – покаянно попросил Алекс. – Давай поговорим…
– Пошел ты…
– Уже иду. Слушай, если тебе предложат выбор между одной «гаваной» и пачкой «LM», что предпочтешь?
– «Мальборо», – отозвался бармен. – Делай заказ или ступай к черту, клиент.
– Слушай, мне что, всю ночь перед тобой извиняться? – вспылил Алекс. – Друг ты или задница?
– Придумай что-нибудь третье.
– Ты прав, – вздохнул Алекс. – Что-нибудь третье… На этот раз прав ты.
Вечером, сидя в пустой комнате на скрипучей кровати, Алекс все-таки набрал номер ее телефона. Зная, что это глупо и бессмысленно. Но кто хоть раз не пытался обмануть себя на час, на минуту, на миг? Когда в самых сокровенных тайниках сознания продолжает пульсировать, не давая покоя, заставляя совершать не поддающиеся логическому объяснению поступки, заклинание: «А вдруг…»
Трубку сняла Надежда. И, услышав настороженное «Алло», он забыл все правильные слова, что так долго и упорно складывал в ровные цепи.
– Это я… – выдохнул Алекс.
– Вы ошиблись. – Голос на том конце дрогнул. Затем звенящую тишину разорвал омерзительный зуммер частых гудков.
Женщина сделала выбор.
С улицы донесся веселый гомон. Около забора зашелся в заливистом лае склочный хозяйский пес.
Днем на пляже все выглядит иначе, нежели ночью. Солнечный свет, прогнав романтический полумрак, с беспощадностью натуралиста выставляет напоказ бесформенные тела в крикливых купальниках, блеклые губы, отвисшие груди, потные животы, целлюлитные бедра, оплывшие колени.
Алекс беспомощно огляделся, выискивая в этом вульгарном Эдеме тоненькую женскую фигурку. Наконец, увидел. Надежда вышла из воды, тряхнула промокшими волосами. Улыбаясь, махнула рукой мужу. Тот помахал в ответ и нырнул. Надежда подошла к шезлонгу, спрятавшемуся под зонтом, надела солнечные очки, принялась тщательно вытираться огромным бирюзовым полотенцем. Она была так прохладна, сосредоточенна, будто ничего на свете не было важнее этих размеренных движений, словно единственным, что волновало ее в целом мире, было изничтожение ненужных капель с тонкого холеного тела. Алекс тщетно выискивал в этой спокойной уверенной женщине хоть что-нибудь от той, прежней, печальной и непостижимой или ночной, безрассудной, охваченной пламенем огненного танца…
– Здравствуй, – тихо сказал Алекс.
Она вздрогнула всем телом, обернулась. На лице отразились испуг и замешательство. Она бросила быстрый взгляд в сторону моря.
– Что тебе нужно? – Аквамариновые глаза глядели настороженно.
– Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Я уезжаю. Просто решил попрощаться. Мы можем поговорить? Всего пару минут, не больше.
– Это обязательно?
– Пожалуйста…
– Ладно. – Она снова поглядела на море. – Подожди в саду.
– Ты придешь?
– Да, да… Господи, ну, иди же…
Невыносимо было видеть ее такой. «Какого черта?» – снова спросил себя Алекс. Но никто не ответил.
В небольшом саду при отеле днем было пусто. Все движение сосредоточивалось на пляже и у бассейна. Облокотившись о корявый ствол, Алекс принялся ждать, стараясь унять противную дрожь, бившую изнутри.
Надежда появилась. В том же длинном лунном платье, что было на ней однажды вечером на балконе. Сердце его сжалось. Она подошла, заглянула Алексу в глаза, точно пытаясь понять, что творится у него внутри. Ему почему-то подумалось, что она произнесет сейчас что-то очень важное, какие-нибудь слова, способные что-то изменить… Но она молчала, и ее огромные, странно расширенные зрачки были темны и блестящи, как отражение ночи.
– Ты счастлива? – спросил он.
Она покачала головой:
– Мне очень тяжело. Я чувствую себя виноватой. Перед ним, перед тобой…
– Это пройдет. Ты сделала выбор. Да он и не стоял перед тобой, верно? Ты всегда любила только его, своего мужа. Несмотря ни на что. Даже когда была со мной, ты была с ним. Я видел, как ты на него смотрела, и отдал бы полжизни за то, чтобы ты так смотрела на меня. Но я был лишь бегством от одиночества. Никто не виноват. Я только хочу сказать, что желаю тебе счастья…
Надежда медленно покачала головой:
– Не надо так. Тебя я тоже любила. Только иначе. Как сон, как возвращение в юность… Как танец…
Он коснулся губами ее пахнущих морем волос, бледных щек, пушистых ресниц, стараясь навечно вобрать в себя, сохранить все, что было ему так дорого. И что, он знал, ему не забыть уже никогда. Пока не ощутил солоноватый вкус ее губ…
– Надежда!
Она отпрянула. В глазах застыл ужас. Позади стоял Сергей Кузнецов. Побелевшее лицо его исказила ярость и боль. Он подошел к жене:
– Вот, значит, как ты меня ждала? Шлюха!
Размахнувшись, он ударил Надежду по щеке, затем по другой. Отшатнувшись, она ткнулась в дерево, сползла на аккуратно подстриженную траву и осталась сидеть, закрыв лицо ладонями, не издав ни звука.
– Не смей ее трогать, ты… – выпалил Алекс, сжимая кулаки.
– Ах ты, дерьмо! Я убью тебя!
Они сцепились и, обменявшись ударами, шлепнулись и принялись кататься по земле. Они и впрямь сцепились не на жизнь, а насмерть, хрипя, выкрикивая проклятия. Более не существовало меж ними никаких различий. Положение, деньги, статус, гражданство и прочие ярлыки, изобретенные цивилизацией, рассеялись как дым. Остались два разъяренных самца, сражающихся за обладание самкой, как сто, тысячу, десятки тысяч лет назад, как повелось испокон веков, с тех самых пор, как познали сладость любви, горечь измены и вкус крови первые женщины и мужчины…
К ним уже спешила охрана и любопытствующие из персонала и отдыхающих. Алекса подхватили, оттащили в сторону. Он попытался вырваться, но их было много, и держали крепко. Кузнецов поднялся, отирая кровь с лица, подошел к сопернику. Тяжело дыша, Алекс молча смотрел ему прямо в глаза, в дымчатые, узкие, горящие ненавистью и злобой зрачки. Кузнецов замахнулся, но в последний момент его рука, описав в воздухе кривую, сорвалась вниз.
– Альфонс, – проговорил он с необычайной гадливостью, плюнул Алексу на рубашку и пошел прочь.
– Ах ты, гад! – Алекс рванулся было следом, но несколько сильных рук продолжали его удерживать.
– Отпустите меня, мать вашу! – заорал он, пытаясь освободиться. Алекс продолжал ругаться, пока Кузнецов не исчез из виду. Тогда объятия коллег разжались.
– Уйди по-хорошему, – сказали ребята из охраны. – Или мы будем вынуждены позвонить в полицию.
– Пошли в задницу, – ответил он, сопроводив слова неприличным жестом.
Он подошел к Надежде. Она стояла неподвижно, прислонившись лбом к заскорузлому древесному стволу. Закушенные губы вздрагивали. На покрасневшей вспухшей щеке обозначилась влажная бороздка. В потускневших глазах больше не отражался солнечный свет.
Алекс обернулся. Толпа зевак безмолвно наблюдала за окончанием неожиданного зрелища.
– Люди вы или кто? – сказал Алекс. – Да идите вы все…
Он дотронулся до локтя Надежды. Она медленно повернула голову:
– У тебя кровь.
– Пустяки. Тебе больно?
Она вытерла глаза тыльной стороной ладони, силясь улыбнуться:
– Больно. Я все разрушила…
Алекс осторожно коснулся ее щеки:
– Останься со мной. Пожалуйста. Я буду любить тебя вечно.
Надежда покачала головой:
– Ты заслуживаешь большего. Прощай, Селами.
Аллея опустела. Только тогда Алекс ощутил тупую, ноющую боль во всем теле и внезапно навалившуюся ватную слабость. Он вышел из отеля в сопровождении ребят из охраны, перешел через шоссе и опустился прямо в придорожную пыль, прислонясь спиной к чахлому деревцу. Над ухом взревел мотор. Окатив Алекса столбом серой пыли, развернулся, блеснув глянцевыми боками, «БМВ» господина Касли. С равнодушным отупением Алекс наблюдал, как исчезает в дверях его долговязая фигура. Алекс закрыл глаза, проваливаясь в наполненную живыми звуками черную дыру. Поскрипывали сверчки, стрекотали цикады, шуршали быстрыми лапками по жухлой траве любопытные ящерки… Алекс не знал, сколько прошло времени, пока в эту успокаивающую какофонию не вклинился диссонансом еще один: шарканье шин по прогретому асфальту.
У ворот остановилось такси. Щупленький водитель проворно нырнул в гостиницу и вскоре вернулся, таща два похожих, как братья-близнецы, кожаных чемодана.
Стеклянные двери разъехались…
На пороге появился Кузнецов. Один. В его уверенной походке, брезгливо изогнутых губах, нахмуренных густых бровях сквозила высокомерная решимость. Едва удостоив беглым взглядом водителя, он уселся на заднее сиденье. Взревев, машина рванула с места.
Боль вмиг улетучилась. Алекс вскочил. Влетел в отель. Пронесся вихрем по коридорам. Толкнул дверь номера! Замер на пороге…
Женщина стояла у окна. Услышав шаги, она обернулась. Бьющий в окна солнечный свет померк перед сиянием ее виновато-счастливых глаз.
– Надежда… – прошептал он, задыхаясь от восторга, не в силах поверить в происшедшее чудо. – Ты осталась? Ты осталась со мной?!
Он рванулся вперед, растворяясь без остатка в сладостном дурмане горячих губ…
Прямо над ухом взревел мотор. Алекс открыл глаза.
Стеклянные двери разъехались. На пороге появился Кузнецов.
Рядом, держа мужа под руку, спускалась по ступенькам Надежда. На ней было строгое платье вызывающе-алого цвета. Волосы стянуты в толстый жгут. Темные очки и яркая помада делали ее лицо постаревшим, неузнаваемо-чужим. Она шла, держась очень прямо, почти надменно, высоко подняв голову, безжалостно буравя асфальт высокими каблуками глухих, как броня, туфель. Поднявшись, Алекс тупо смотрел, как таксист услужливо распахивает дверцу. Задержавшись на секунду, она приподняла очки. Их взгляды встретились, и Надежда улыбнулась ему своей неподражаемой печальной улыбкой.
Алекс стоял и смотрел, как автомобиль постепенно превращается в черную точку на извилистой ленте дороги, а затем вовсе исчезает из виду. И никому не было дела до того, что целый мир, в коем прежде существовал одиноко стоявший на обочине человек, рассыпался, подобно детской мозаике, на тысячи крохотных кусочков. И некому было подсказать, с чего начать собирать его вновь.
* * *
А после след Алекса затерялся где-то на извилистой ленте побережья. Шли годы. Курортный роман канул в лету, и о нем больше никто не вспоминал. Лишь бармен, Али вздыхал иногда о своем непутевом друге да о том, что так и не помирился с ним перед разлукой. Иначе тот бы непременно позвонил или написал… Но время подбрасывает новые тревоги, чтобы развеять старые.
Пару лет спустя управляющего переманили в новый шикарный пятизвездочный «Эдем». Он ушел, прихватив с собой, к всеобщему удивлению, красотку Фериде.
Новый босс оказался отличным парнем, но дела при нем пошли почему-то из рук вон плохо. Некогда процветавший «Гарден» захирел, постепенно превратившись в уголок бесхозяйственности и неухоженности. Пожухли пальмы, засорились фонтаны, с пляжа исчезла добрая половина шезлонгов и зонтов. На давно не стриженные газоны впору было выпускать стада коз. Лишь безденежные студенты да небогатые немцы населяли полупустой отель. Так минуло еще несколько лет. В конце очередного сезона стало известно, что ставший убыточным «Гарден» выставлен на продажу. Уныние поселилось в обшарпанных стенах гостиницы.
Наступил ноябрь. С моря потянуло холодом. По небу, словно полчища серых откормленных крыс, поползли низкие тучи. Печальный Али полировал в пустом баре невостребованные стаканы. Вразвалочку подошел озабоченный Мустафа, ковыряя во рту зубочисткой.
– Плесни-ка пивка за счет заведения.
Али хотел было послать его подальше, но, передумав, достал две бутылки.
– Давай. Может, все завтра вылетим.
– Или останемся, как крепостные. Дожили: продают, как старую мебель, вместе со стенами. Хочешь – пользуйся, не хочешь – выбрасывай.
– И не говори… – тяжко вздохнул бармен. – Где-то теперь Селами… Хоть бы позвонил когда, сукин сын…
– Аванди? Хвастать нечем, вот и не объявляется, – хмыкнул Мустафа. – Хотя вряд ли ему намного хуже, чем нам…
Однажды утром Али заехал в ворота отеля и с досадой присвистнул. На месте, куда он обычно ставил свой видавший виды «фиат», раскорячился здоровый, как танк, серебристый «пятисотый».
Навстречу, вытаращив глаза, бежал возбужденный Мустафа.
– Чья это корова? – указав на «мерседес», недовольно спросил Али.
– Нового хозяина! – выпалил менеджер. – Купили нас вместе с двумя соседними отелями. Говорят, все пойдем под реконструкцию. Будут в «четверку» перестраивать.
– Ну да?! И кто теперь главный?
– Хрен его знает! Мужик какой-то.
– Понятно, что не баба! – фыркнул Али. – И когда приедет?
– Он уже здесь. С самого утра. Привез аудиторов и закрылся вместе с бухгалтерами и управляющим.
– Похоже, дело дрянь, – подытожил Али.
Притихший персонал толпился в холле. Настроение у всех было ниже уровня моря. Повсюду незримо витал зловещий, как плакатный монстр, дух грозящей безработицы.
Вскоре прибежала секретарша и сообщила новость о расчете всей бухгалтерии.
– Кто следующий? – мрачно изрек Али.
– Это не все, – вздохнула секретарша. – Новый хозяин просит всех занять свои места. Сейчас он спустится, чтобы познакомиться со служащими и рассказать о перспективе. После собрания он побеседует с каждым в отдельности у себя в кабинете.
– Кто он? – окружив девушку, загалдели сотрудники. – Каков из себя? Откуда взялся?
– Молодой. Около тридцати. Симпатичный. Но уж-жасно строгий. После разговора с ним прямо мурашки по коже… Смотрит на тебя, как на мебель…
– К нам вернулся омолодившийся господин Касли, – съязвил Али. – Кто сказал, что чудес в природе не бывает?
– Да уж лучше бы Асим, – мрачно заметил Осман. Тот сам работал и других дрючил, но имели мы все – будь здоров. Я тогда за один сезон на трехлетний «опель» собрал. А сейчас на ремонт никак не наскребу.
«Старички», помнившие прежнего босса, согласно закивали. Все принялись рассаживаться. Али примостился в дальнем углу, около окна. Через пыльное стекло он грустно разглядывал сверкающий «мерседес», смотревшийся на фоне простеньких местных соседей чванливым самодовольным буржуа, случайно забредшим на окраину Бельдиби. Сидевший рядом Осман толкнул бармена локтем в бок, возбужденно прошептав:
– Ущипни меня.
– Чего?
– Ты туда смотри.
Али покосился на вошедшего в холл человека в стильном сером, явно не турецкого пошива, костюме и шелковом, в тон, галстуке, невысокого, с холодным жестким взглядом глаз цвета спелого каштана.
– Ох, ни хрена себе, – вырвалось у него. – Селами!
Новый хозяин плотно закрыл дверь в кабинет, повернул ключ и с виноватой улыбкой протянул бармену руку:
– Я был не прав. Прости.
– Черт, – растроганно прошептал Али. – Где тебя носило, паразита? Хоть бы позвонил когда…
Они обнялись.
– Ты теперь такой крутой, дотронуться страшно, – как бы костюмчик не помять! – весело воскликнул бармен.
– Да ладно тебе! – отмахнулся Алекс. – Это такой же камуфляж, как некогда – белая рубашка. Вечером поедем ко мне – обмоем встречу.
– Где ты живешь? Купил дом? Вернулся к родителям?
– Ни то ни другое. Снимаю апартаменты неподалеку. С пансионом. Меня это устраивает. Все равно большую часть времени я провожу на работе. А родители… – Его губы, в уголках которых наметились короткие упрямые морщинки, сложились в печальную усмешку. – Мой отец гораздо менее отходчив, чем ты. А мать боится ему возразить. Хваленое национальное самосознание. Полный патриархат.
– А твоя бывшая невеста?
– С ней все в порядке. Выскочила замуж. Муж вроде какую-то лавку держит. Уже и троих детей напечатали. Да ты садись, что застыл как статуя?
– Никак не приду в себя от твоего чудесного перевоплощения, – съязвил Али.
– Ничего, привыкнешь.
Они уселись в большие кожаные кресла. Алекс достал «Мальборо», предложил другу.
– Всего-то? – поддел Али. – А где «гаваны»?
– Боюсь, у меня низменный вкус.
– Ну да… – Али взял сигарету, повертел в руке. – Знаешь, что я тебе скажу, даже под угрозой остаться без работы? Как подчиненный хозяину? Селами Аванди, ты самый сумасшедший, упертый парень, какого я когда-либо встречал. Наверно, потому ты и добился всего, чего хотел.
– Пока не всего. – Алекс расслабил галстук.
– Собираешься перевернуть все вверх дном?
– Точно. И начну с этого кабинета. – Алекс прочертил в воздухе дымящимся сигаретным перстом воображаемый круг. – Я намерен придать ему нормальный рабочий вид.
– Да-а, – критично оглядев аляповатые обои, помпезные, в завитушках, шкафы, замысловатую икебану в углу, протянул Али. – Ты стал рассуждать как большой человек. Теперь с тобой не завалишься вечерком в «Кокос». И девочки, наверно, у тебя совсем другие… Кстати, ты не женат?
Алекс покачал головой:
– А ты?
– Тоже. Где ж тебя носило все эти годы?
– Проще сказать, где не носило. После окончания института исколесил побережье вдоль и поперек. Последние два года работал в «Эдеме», у Асима.
– Нашего Касли?!
– Ну да.
– Черт побери, а для меня он по гроб жизни останется господином Касли… – Али развел руками. – Ну и как?
– Он меня многому научил. Тому, что не преподают ни в одном университете. Практике бизнеса. Это он помог мне получить кредит на покупку и реконструкцию «Гардена». Теперь мы партнеры. И всем, что ты видишь, я обязан ему.
– Ни хрена себе… – только и смог произнести Али. – Как тебе только удалось? Он же никого не подпускал ближе чем на десять метров.
– Я много работал. Очень много. – Алекс тонко улыбнулся. – Бизнес, и ничего личного.
– Слушай… – Али поерзал на скользком кресле. – А не знаешь, как там наша Фериде?
Алекс внимательно поглядел на друга, и тот смущенно пробурчал:
– Чего?
– Забудь, – покачал головой Алекс. – Она больше не работает в отеле.
– А где? – Бармен невольно подался вперед.
– Теперь нигде. Она подружка Асима.
– Подружка Асима? – жалобно переспросил Али.
– Уже несколько лет. Он купил ей дорогой дом на берегу, с садом и бассейном.
– Но он женат?
– Что с того? – передернул плечами Алекс. – Ему это нисколько не мешает. Ей, кажется, тоже. Девочка всегда хотела красивой жизни.
– Понятно, – упавшим голосом протянул Али. – Что ж… Рад за нее. Каждый получает то, к чему стремится. Просто волшебство… А что будет с нами?
– На время реконструкции всех отправлю в бессрочный отпуск. После желающие могут приступить к работе. Естественно, будет еще набор. Основные требования – профессионализм, дисциплина и хорошее владение русским.
– Да… – почесал затылок бармен. – Ты здорово изменился, Алекс… Между прочим, в России нынче очередной кризис, слыхал? Черный вторник, так, кажется… Ты уверен, что они выкарабкаются?
– Уверен. – Алекс затянулся, прищурившись. Задумчиво проговорил после паузы: – Я был там недавно. И скажу тебе: это самая странная, парадоксальная и непредсказуемая страна в мире. Где люди умудряются сокрушаться о бесприютных собаках и перешагивать через бездомных людей. Где элитные новостройки заглядывают в окна жалким развалюшкам. И жители тех и других выгуливают детей на одной площадке. Где все говорят о деньгах, но рыдают над дурацкими сериалами про несчастную любовь. Где из грязи, руин и пепла поднимается средний класс, яппи, которые потом заставляют весь мир уважать себя. Вот на кого я ориентируюсь. К черту миллионеров! Пусть валят на Карибы. А у нас будет «четверка» по-европейски. Я не собираюсь рисовать лишние звезды.
– Выходит, мне еще и русский долбить?
– Для этого правила исключения не предусмотрены, – тонко улыбнулся Алекс. – Даже для старых друзей. Как говорят русские, ученье – свет.
– Ох, – кисло сморщился Али. – Кошмарный язык. По-моему, русские сами его толком не знают. Думаешь, я не пытался осилить? Поймал, помню, сдуру какие-то «Новости». Слушал-слушал, ни черта не понял. Записал несколько слов. Ладно, думаю, спрошу кого-нибудь. Выловил в баре двух девиц. Показываю. Те вылупились, жмутся. Это, говорят, политическое, надо мужиков позвать. Свистнули мужикам. Подходят двое. Глянули. Один стал объяснять, другой как завопит: неправильно! И давай спорить, ругаться. Чуть не передрались. Еще и меня козлом назвали.
