Текст книги "Тринадцатый пророк"

Автор книги: Елена Гайворонская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Елена Гайворонская
Тринадцатый пророк

“Десять задумавшихся – это совсем не так мало… дай бог каждому из вас на протяжении всей вашей жизни заставить задуматься десять человек.»

А.и Б. Стругацкие. «Отягощённые злом, или Сорок лет спустя.»

ЧАСТЬ 1
ПУТЕШЕСТВИЕ

В эту поездку меня втравила Магда. Лично мне для нормального полноценного отдыха вполне хватало городского пляжа в каких-то ста метрах от нашего Кипрского отеля, что в сердце зажигательной Айя-Напы – города-праздника, где, в отличие от пафосного Пафоса, чопорного Лимассола и скучного Протараса, с утра до ночи и с ночи до утра тусовался отдыхающий люд. Где из десятков динамиков, что на каждом шагу, нёсся музон на любой вкус, от сиртаки до рэпа, и в любое время можно было оторвать пупок от нагретого лежака и, заправившись местным вином, на редкость вкусным и дешёвым, каковое бывает лишь на родине Диониса, присоединиться к вечному карнавалу молодости и любви. Солнце, воздух, море, неплохой сервис плюс секс пару раз в сутки – что ещё нужно утомлённому человеку на заслуженном отпускном отдыхе? Но у Магды вечно свербило.

«Быть на Кипре и не искупаться в бухте Афродиты?!» – вопрошала она, глядя на меня, как Господь на великого грешника. И вот я, словно законченный кретин, вместо того, чтобы ловить загар, ни свет, ни заря, тащусь через всё побережье на полном таких же умников автобусе, тоскливо обозревая картофельные поля с резво снующими мини-тракторами да чахлые от вечного дефицита дождя деревца вдоль шоссе. Только роняю голову, желая вздремнуть под мерное бормотание экскурсовода, как снова Магда:

– Ни хрена себе! Илюх, глянь!

– Что?

– Ты что, не слушаешь?! – возмущается она, больно толкая меня вбок остреньким локотком. – На свадьбу собирают не меньше тысячи человек! И каждый бабки даёт! Минимум – десять фунтов. А родственники – по стольнику. Не хило? Молодые сразу дом строят… Может, и нам здесь остаться?

Остаться Магда готова везде. В Турции: там клёвая и дешёвая кожа. Магда повёрнута на коже: даже в тридцать выше нуля на ней лайковые шорты и такой же топ. В Хорватии: там классные нудистские пляжи и полная свобода: можно трахаться средь бела дня на берегу – слова никто не скажет. В Норвегии: там такая вкусная рыбка. Во Франции…

– Тыща… Чем их кормить-то?

– Картошкой, – безапелляционно заявляет Магда, поправляя топик, – вон её здесь сколько! И вкусная, зараза!

Но тут её внимание переключается на очередную местную достопримечательность, а я могу спокойно покемарить минут пять, до нового:

– Ни хрена! Илюх, гляди!

И так каждый день. Почему я терплю этот дурдом, и как сам не спятил, ума не приложу. Или всё-таки спятил, раз терплю? Что в ней особенного, в Магде? Классная фигурка? У других девчонок были не хуже. Что ещё? Чуть раскосые глаза с чертовщинкой, горячие губы, пухлые и мягкие, как пирожки с черешней, стриженый мальчишеский затылок плюс тонна ослиного упрямства, вздорная безапелляционность суждений, склонность к анархии и непризнанию авторитетов… Вообще-то, если верить индусской теории, что все люди произошли от братьев меньших, то в Магду, несомненно, перевоплотилась независимая когтистая Мурка. Лощёная, полудикая, так и не сумевшая искоренить хищного блеска жёлто-зелёных глаз.

Мы познакомились на вечеринке в Спортбаре что на Челюстях – Новом Арбате. Мне нравится это местечко: без понтов, пиво не разбавляют (ну, или почти), диско без отвязных малолеток, готовых влезть ногами в твою тарелку, чтобы поглазеть на очередного бисексуального кумира. Но главное, разумеется, не это, а огромные экраны, поглазеть на которых очередной матч собирается целая толпа таких же, как я, неприкаянных одиночек, составляющих вместе замечательную иллюзию братства, хотя бы на время двух таймов. Я и тогда был один. Магда подсела за мой столик с таким видом, словно ей принадлежал весь мир, попросила зажигалку и заговорила со мной так, будто знала меня, по меньшей мере, полжизни.

Это потом я перестал удивляться. Иначе мне пришлось бы пребывать в этом состоянии непрерывно, что чревато нежелательными последствиями для психического здоровья. Как художник рождён, чтобы мазюкать картины, писатель – кропать книжки, артист – развлекать, Магда – удивлять, дивиться малейшему пустяку, и бесконечно наслаждаться жизнью. Единственная и любимая дочка провинциального коммерсанта средней руки, покинувшая родительский дом под предлогом неодолимой тяги к знаниям, раздаваемым в столичных вузах.

Образование Магды сводилось к своевременной оплате сессий на коммерческом отделении «какого-то экономического», чьё название она могла воспроизвести с третьего раза. Учебный план также оставался для студентки тайной за семью печатями, зато программы модных ночных заведений моя новая подружка знала назубок. Это пофигистко-философское отношение к бытию сроднило нас сразу и надолго. Магда относилась к числу тех редких девушек, для которых «сейчас» гораздо важнее «потом». Быть может, именно потому я оставался с ней. Мы не строили планов на будущее, довольствуясь днём сегодняшним, стараясь взять от жизни по максимуму с минимумом затрат. Иногда это получалось.

Теперь вы скорее поймёте, как получилось с Израилем. Миловидная девушка-гид Алина с калькулятором в голове и счётчиками банкнот в голубых глазах принялась сватать нам круиз в Землю обетованную. Мне эта затея сразу не понравилась.

– Что это за дурь – галопом по Европам. И так чуть не каждый день куда-то мотаемся. То на яхте паримся как селёдки в бочке, то в горы тащимся на убитых джипах. Дай мне, наконец, отдохнуть нормально!

– Знаю я твой отдых! – Хмыкнула Магда. – На пляже с банкой пива целый день проваляться, вечером трахнуться, и снова на бок! Как дед столетний! На диско – и то тебя домкратом надо поднимать! Надоело! Хочешь – оставайся, чёрт с тобой, а я поеду! Я, может, всю жизнь мечтала Иерусалим посмотреть! Историческую родину!

– Какую?! – я едва не схватился за живот, созерцая тонкий отнюдь не иудейский профиль.

– Ничего смешного. У меня, между прочим, прабабушка – еврейка.

– В честь которой тебя Магдой назвали? – Ехидно осведомился я. – Ты ж говорила, что полька.

– Польская еврейка, – моментально нашлась Магда и сердито насупленными бровями дала понять, что разговор исчерпан.

Я и замолчал. Неохота было собачиться, а то бы напомнил, что во время путешествия на Крит Магдины предки оказались одесскими греками.

– Не посетить Святую Землю в канун двухтысячного года, когда есть такая возможность – непростительная ошибка. – Медоточивым голосом уверяла Алина. – Люди специально приезжают со всех концов света. Вы, конечно, слышали легенду о втором пришествии Мессии? Верующие считают, что оно состоится очень скоро. А пока на землю должны прийти его ученики, или пророки, чтобы подготовить мир, напомнить людям о Боге, о том, зачем им дарована жизнь, указать грехи и возможность искупления.

– И что, приходят?! – вытаращила глаза Магда.

– Да уж… – Алина, рассмеявшись, махнула рукой. – В этом году, говорят, в Иерусалиме их особенно много развелось. И у каждого свой пунктик. Кто границы требует открыть, кто – тюрьмы, кто – бордели. Недавно одного забрали. В Старом Иерусалиме есть Храмовая гора, священная как для иудеев, так и для мусульман. По преданию там захоронены все известные пророки, включая Мухаммеда. Соответственно и охраняется та гора двумя сторонами, арабской и израильской. Вот очередной «посланник» и пытался на неё залезть, чтобы речь произнести. Для верующих, особенно ортодоксов, это страшное кощунство, вроде танцев на гробах. Хорошо, полиция вовремя подоспела. Нам, конечно, это может показаться ерундой, мелочью. А вот на Ближнем Востоке из-за подобной малой искорки может разгореться нешуточное пламя.

– Шиза косит народные массы, – сказал я, потягиваясь. – На дворе канун двадцать первого столетия, скоро на Луне будем отдыхать, как на Кипре. А всё в какие-то сказки верим. В реальности надо жить, сегодняшним днём… Кто его видел-то, Бога вашего? Те, кто Библию писал? Если бабок побольше заплатят, я и не такое напишу.

– Перестань! А вдруг что-нибудь есть? – вскинулась Магда. – Помнишь, как сказал этот, как его… Ну, кино смотрели… – Она нетерпеливо защёлкала пальцами. – Про дьявола! Там ещё кот был прикольный, ведьма Маргарита и чокнутый любовник…

– Ну?

– Что «ну»! Как его звали?

– Кого? Кота или любовника?

– Тьфу, балда! – Разозлилась Магда. – Ну, главного, чёрта!

– Воланд. – Тактично подсказала Алина.

– Точно! – обрадовалась Магда. – Вы тоже смотрели? Вот он говорил: «Если Бога нет, кто же тогда всем управляет?» А?

– Никто не управляет, – сказал я, – Поэтому везде такой бардак.

Магда хихикнула и сделала вывод, что отправиться в Израиль – это круто.

– Это глупо, – из последних сил держался я. – Ты же слышишь: там полно психов. Вот выскочит арабский террорист…

– Что вы, что вы! – Всплеснула ладошами Алина, – сейчас там спокойно как никогда! А вот что будет завтра, никто не знает. Восток непредсказуем. Так что путешествие лучше не откладывать.

– Пардон, – я сладко улыбнулся Алёне и, оттащив Магду в сторону, попытался привести в качестве последнего разумного аргумента стоимость предлагаемого увеселения, отнюдь не маленькую.

Лучше бы я этого не делал. Разговоры о деньгах всегда действовали на Магду как жезл сотрудника ГИБДД на автолюбителя. Презрительно фыркнула, обозвала меня жмотом и заявила, что в таком разе поедет одна…

Что тут поделаешь? Женщины…

Круизный лайнер на деле оказался старым обшарпанным корытом. Мое сердце тоскливо сжалось, а перед мысленным взором поползли унылой чередой зловещие кадры камеруновского «Титаника». Но было поздно. Смуглый носильщик из филиппинцев с проворством рыночного щипача выхватил дорожную сумку из моих ослабевших рук и побежал по скрипучему трапу.

Кондеи работали так, словно мы пересекали экватор. Моя футболка моментально примёрзла к спине. Эта поездка всё больше напоминало тщательно спланированную пытку. Я бы покрылся инеем, если б не одеяло. Магда же облачилась в предусмотрительно прихваченный свитер, показала мне язык, но всё же достала припасённую бутылочку настоящего «Русского Стандарта». Что ни говори, но с этим божественным напитком рядом не стоит ни одно «крепкое» в мире. После напёрстка стало немного веселее. Многозначительно подмигнув, Магда сказала, что после ужина мне будет жарче, чем на верхней полке в сауне, но только после заявленного вечернего шоу в ресторане. Спорить было бесполезно: Магда обожала всевозможные развлекухи, даже самые отстойные, уровня топорной совковой самодеятельности.

По приближении ужина к моим неприятностям добавилась очередная – морская болезнь. Лоханку качало, меня тоже, а при мысли о еде натурально выворачивало наизнанку. Рассерженная и упрямая Магда в одиночку удалилась на вечерний ужин-шоу, а я остался лежать на полке в дурацкой каюте и, свернувшись в позе зародыша под одеялом, задремал, но тут судёнышко качнуло так, что я едва не свалился с полки. Качка действовала мне на нервы. Я лежал, натянув одеяло до подбородка, клял Магду, корабль и Израиль…

Перефразируя известную поговорку, я никогда не стремился ни украсть миллион, ни переспать с королевой, ни упасть с белой лошади. Я не мечтал ни о красном коттедже, ни о чёрном «мерседесе», ни о толстом портфеле. К тридцати с небольшим годам моя биография звучала короче метеопрогноза, а карьера сводилась к скромной должности торгового агента в конторе «Рога энд копыта», специализирущейся на поставках в Россию заморских деликатесов типа морских гребешков из Норвегии и французских сыров, воняющих несвежими носками. Конторой единолично владел склочный сорокапятилетний еврей с неиудейским именем Вася. В плохом настроении босс орал, матерился, дымил паровозом, вращал глазами, брызгал слюной и требовал обращения исключительно по имени-отчеству: Василий Самуилович. В хорошем, случавшемся много реже, травил анекдоты, над которыми сам ржал больше всех, курил, значительно меньше, хлопал по обтянутой узкой юбочкой секретаршу Марину, на что та деланно сердилась, и разглагольствовал о перспективах развития малого и среднего бизнеса в России. Ходили слухи, что поганость Васиного характера объясняется каким-то тяжёлым заболеванием, вплоть до рака лёгких, но правда ли это, утверждать не решался никто, равно как и посоветовать завязать с пагубной в его положении привычкой к никотину. При удачном закрытии месяца хозяин по-барски одаривал сотрудников премиями и с размахом обмывал полученную прибыль. При исходе обратном без малейшего угрызения совести ополовинивал причитавшееся жалование. Разумеется, товарооборот был невелик, не шёл ни в какое сравнение с торговым размахом транснациональных корпораций-производителей, захвативших российский рынок и вытеснивших фирмочки Васиного типа на обочину, оставив на откуп ларьки, магазинчики-однодневки и универсамы на окраинах, где до сих пор царил неистребимый дух эпохи развитого социализма, а морские деликатесы мило соседствовали с дамскими колготками, мягкими игрушками, бульварными газетами и китайскими презервативами.

Штат конторы помимо шефа состоял из секретарши, двух бухгалтерш и нескольких торговых агентов, гордо именовавшихся «менеджерами по продажам» и работавшими за оклад плюс процент от сделки, в основном студентов. Поднахватавшись азов рыночной экономики и ненормативной Васиной лексики, они легко переходили на службу к вчерашним конкурентам. Наверное, я тоже легко мог найти что-то более стоящее и стабильное, но не дёргался, вовсе не из патриотизма, а по причине природной лени. Мне хватало не только на хлеб с маслом, но и на бутылку пива, а лишние хлопоты по моему глубокому убеждению, приводят к головной боли, кишечным расстройствам и ранней импотенции. Женщины занимали в моей жизни законную треть наравне с работой и вечерними посиделками в недорогих пивняках. Длинноногие модельного типа барышни, попадая в мою «однушку», с балкона которой открывался незабываемый вид на на Митинский радиорынок, тоскливо взирали на аскетичный холостяцкий быт, морщили напудренные носики и не задерживались ни в жизни, ни в памяти. Те, что были попроще, оставались подольше, норовили навести порядок: притереть пыль, отмыть кухню и санузел, сварить суп, заштопать простыни… Избавляться от них было значительно труднее и, когда это, наконец, удавалось, я с облегчением понимал, насколько прекрасно одиночество. Но, через несколько дней, слабая плоть одерживала верх над свободным разумом. И всё повторялось, пока я не встретил Магду, которой удалось поразить моё в общем-то небогатое воображение настолько, что я самолично вытер пыль, отдраил унитаз, ванну и плиту, сварил сосиски и макароны, а на деньги, вырученные от сдачи вынесенной с балкона стеклотары, прикупил на лотке у метро новый комплект постельного белья…

На этом мои мысли смешались, и я провалился в беспокойный сон.

Я видел охваченный пламенем глобус, стремительно летящий куда-то по чёрному, подмигивающему холодными звёздами пространству. Некоторое время я вглядывался в этот непонятный полёт, и, когда огненный шар взорвался изнутри, распался на рваные куски, вдруг понял, что был это и не глобус вовсе…

– Миленький! – пропела с порога ввалившаяся Магда. – Что с тобой? Ты кричал!

– А, чёрт… – сконфуженно протёр слипшиеся от сна веки. – Какая-то дрянь приснилась.

– Бедняжка… – Сокрушённо вздохнув, она присела на мою койку, приложила тёплую ладонь к моему лбу, и мир показался уже не таким отвратительным. И даже симптомы морской болезни куда-то подевались. – Ты вспотел… У тебя, случайно, не температура?

– Нет. Всё нормально. – Я потянулся, зевнул. Что, шоу закончилось?

– Без тебя там невыносимо скучно. К тому же я вспомнила, что обещала тебя погреть. Я всегда держу слово…

Магда ласково улыбнулась, сбросила ненужную одежду – шоу только началось…

Это шоу было, действительно, стоящим. Магда выжала из меня все соки. Я валялся на полке и единственно чего мне не хватало для полного кайфа, была бутылочка холодного пивка.

– Там в баре есть пиво. – Сказала Магда, иногда демонстрировавшая чудеса телепатии. – Достань.

– Может, ты? – Заискивающе улыбнулся я в ответ. – Тянуться было неохота.

– Ты ближе. – Не купилась Магда и для пущей убедительности подтолкнула в бок.

Я потянулся, корабль тряхнуло, и я упал. Чертыхаясь, поднялся под заливистый Магдин смех, буркнув, мол, ничего смешного. Взял бутылочку для себя, вторую кинул Магде. Плюхнулся на другую полку, блаженно потянулся.

– А что тебе снилось? – спросила Магда, приподнявшись на локте.

– Бред какой-то, вроде апокалипсиса. Укачало. – Я с наслаждением потягивал «Эфес» местного розлива. – Мне в детстве часто снилась мура всякая. Например, я лез на какую-то гору, а зачем – не знал, или не забыл. И мне казалось, что это очень важно. И я всё думал и думал, зачем… Просыпался, лежал в темноте, и всё мучился, пытаясь вспомнить…

– Это ты рос, – серьёзно пояснила Магда. – Я, между прочим, верю в сны.

– А я ни во что не верю, – сказал я, отставляя опустевшую бутылку.

– Один раз мне приснилось, – она мечтательно завела глаза, – что я потеряла…

– …свою девственность, – с хохотом докончил я. – Открыла глаза, и обнаружила, что это правда!

– Ах ты! – Магда швырнула в меня подушкой, но ей показалось мало, и следом она прыгнула сама, вонзая острые коготки в мои бедные голые плечи, спину и прочие незащищённые места. Пришлось срочно обороняться. Эта битва завершилась очередной боевой ничьёй.

По прибытии в Хайфу прямо с трапа попали в цепкие объятия симпатичных, но очень строгих девушек в голубых форменных блузах – сотрудниц миграционной службы. Одна из них, внешне вылитая Энди Макдауэлл, открыв мою краснокожую загранпаспортину и, узрев арабскую визу – зимой мотался погреться в Эмираты, скривилась так, словно я был троежёнцем, брезгливым жестом указала в сторону, где уже стояла сиротливая группа отверженных. Следом за мной с возгласами возмущения проследовала Магда, не сумевшая доказать на пальцах и скверном английском непорочность своих намерений. Я напомнил подруге, что предупреждал о не самом приветливом отношении миграционных служб к молодым незамужним красоткам, особенно в откровенных топах и брючках типа «вторая кожа».

– Идиоты! – рявкнула она, раскрасневшись от праведного гнева. – Что они себе возомнили?! Чтобы зарабатывать «этим местом», незачем переться в хренову пустыню! Да в Москве богатых евреев больше, чем во всём их Израиле! Скажи же этим козлам, что мы вместе, чёрт побери!

– Боюсь, тебе от этого лучше не станет, – заметил я. – Похоже, меня приняли за арабского шпиона.

Магда вытаращила глаза, минуту собиралась с мыслями, а затем громко и конкретно поведала всем присутствующим, что она думает об Израиле и его политике в целом, а также о представительницах миграционной службы в частности. Особенно интеллигентные представители нашей кучки отверженных смущённо потупили взоры, остальные согласно закивали.

Нас проводили в отстойник, где толстый очкастый дядька вызывал по одному, подозрительно вглядывался в фото на паспорте и в физиономию, упорно делая вид, что не понимает ни слова из великого и могучего. Те, кто отбрёхивался по-англицки, оказались в привилегированном положении. Разбирательство длилось больше часа, после чего мы с Магдой всё же получили добро на посещение священной земли. Те, кому повезло меньше, поплелись обратно на корабль, горячо обсуждая несовершенство израильского законодательства. Моё настроение, и прежде не самое лучезарное, было испорчено окончательно и бесповоротно. Что-то внутри меня, с самого начала упорно протестовавшее против этой поездки, разрослось до невероятных размеров. Магда же заметила, что это говорит во мне мой немодный воинствующий атеизм. Сама она, усевшись в мягкое кресло автобуса, моментально забыла обо всех злоключениях.

Осипшая девица-экскурсовод по имени Даша, соломенная блондинка рязанского типа – нос картофелиной, румянец во всю щёку, – без устали трепалась об израильских прелестях, перемежая россказни цитатами из Библии. Магда сидела с открытым ртом, внимала с прилежанием первоклашки. Меня же после бурной корабельной ночи и раннего подъёма неумолимо тянуло на сон. Хриплый монотоный голос вкупе с мерным чередованием заоконных пейзажей – высотные дома, чахлые деревья – погружал в состояние подобное гипнотическому трансу. Я бы провалился, если б не острый Магдин локоть и негодующее её шипенье:

– Как ты можешь дремать?! Посмотри, какая красотища!

Я смотрел, но упорно не видел ничего особенного: Хайфа – город как город. Большой, шумный, асфальтовый. Здания из стекла и бетона – жалкая пародия на небоскрёбы Манхеттена. Бок о бок – типичные хрущёвки. Обычная промышленная архитектура конца двадцатого столетия. Зелени кот наплакал. Местами сиротливо жмутся посреди песка и асфальта какие-то жалкие красненькие цветочки.

– Погляди, – умилилась Магда. – Эти цветы насадили на голые камни вручную, и к каждому подведена трубочка, по которой через определённые промежутки времени каплями капает вода.

– В России надо было оставаться. – Буркнул я, смежая веки. – Дожди как из ведра, само всё прёт из земли, не надо ни с какими трубочками возиться.

– Фу, – сморщила носик Магда, – какой ты циничный.

Я зевнул в ответ и прикрыл глаза…

«Я поднимался на гору. Не на вершину, всего несколько шагов от земли, чтобы легче было видеть, слышать и говорить с людьми, собравшимися внизу. Но и эти несколько шагов дались мне нелегко. Кажется, я был слишком стар… Чья-то рука поддержала мой локоть. Я перевёл дыхание. И, когда повернулся, увидел тысячи глаз, в которых были ожидание, надежда и вера. Кто-то почтительно произнёс:

– Учитель…»

– Опять дрыхнешь?! – зашипела в ухо Магда.

– Слушай, отстань! – вскинулся я, разлепляя веки. – Такой сон испортила, дура…

– Сам кретин!

Достала. Чтобы я ещё раз с ней куда-нибудь поехал! Лучше на месте девочку снять. Вон их на пляже сколько, деловых холостых российских женщин двадцати шести и выше… Приезжают бледненькие, усталые, одинокие, в глазах тоска, в сердце робкая надежда на бурный курортный роман и его домашнее продолжение…

– Если вы вдруг отстанете от группы, – деловито инструктировала Даша, – можете догнать на такси. Такси из Иерусалима или Вифлеема до порта обойдётся вам в сто долларов. Есть другой путь, гораздо более экономный: вы находите полицейского, и на патрульной машине вас быстренько доставляют на корабль. Будьте осторожны с ценными вещами: камерами, кошельками. Воруют много, охотно и профессионально. Особенно в старом Иерусалиме, на восточном базаре. Там бегают такие милые детишки… Прижимать к груди бесполезно – вырвут вместе с грудью. Так что лучше всё самое ценное оставить в автобусе, который во время остановки будет находиться под охраной.

– Замечательно! Отвалить кучу бабок и потерять сутки отпуска ради перспективы остаться без штанов.

– Не ворчи. – Толкнула меня Магда. – Твои штаны никому не нужны, даже местным бомжам.

– Вопросы есть? – поинтересовалась Даша.

– Есть, – игриво объявил парень в клетчатой рубахе с банкой Туборга в руке. – Вы, девушка, сюда как попали? Замуж вышли, или как?

– У меня бабушка еврейка. – Не задумавшись, с ходу отрапортовала соломенная Даша. Видно, парень не первым задавал этот вопрос.

– Подумать только, какое совпадение! – фыркнул я, ущипнув Магду. – У вас бабушка, случайно, не общая?

Подружка негодующе шикнула.

– А как обстоят дела с терроризмом? – не унимался парень.

– О, никаких проблем. Сейчас у нас всё в полном порядке. Вам совершенно нечего бояться. – Успокоительно улыбнулась Даша, но в круглых светло-серых глазах мелькнула тень глубоко спрятанной тревоги. Так взрослые во все времена лгут детям: «Всё хорошо», и с деланной беспечностью гладят по голове, до крови закусывая бледнеющие дрожащие губы… Я подумал, что, наверно, не так уж сладко живётся на Земле обетованной, но их проблемы нас не касаются. Наше дело телячье – глазеть из окна автобуса.

– Если нас похитят арабские террористы, это будет на твоей совести. – Сказал я Магде. – Будешь в гареме какого-нибудь эмира сто двадцать пятой женой.

– Ещё чего. – Негодующе отозвалась Магда. – Я буду первой и любимой, а тебя возьму в евнухи.

Я открыл рот, чтобы достойно ответить, но в этот момент Даша объявила высадку, и Магда дунула вперёд. Критично оглядев Магдин наряд, подходивший более для кислотного диско, нежели для посещения религиозных святынь, Даша заявила, что в таком виде в храме появляться не стоит, и тотчас предложила приобрести или взять напрокат простейший халат по совершенно невероятной цене. Кругом сплошное вымогательство!

– За эти деньги, – заметил я, – можно купить полную амуницию паломника вместе с ним самим, и его ишаком в придачу.

– Ладно… – проворчала Магда, закутываясь в халат, но в сердитых глазах я прочёл, что и ей жаль отданных баксов.

Группа устремилась за Дашей, которая неслась так, будто опаздывала на самолёт, помахивая над головой салатовым шейным платком, привязанным на палку, эдаким своеобразным знаменем нашей группы, пробуждающим ностальгию по беззаботному пионерскому детству. Да и народу вокруг было как на первомайской демонстрации. Теперь я понял, почему Даша так долго и нудно пугала нас возможностью потеряться. Бег осложнялся тем, что вместо нормального асфальта под ногами оказались здоровенные булыжники, изрядно отполированные сотнями лет и миллионами туристических подошв. Неровные, в трещинах и щелях, они так и норовили ударить побольнее по выглядывавшим из сандалий голым пальцам, заставляли с каждым шагом припоминать новые, всё более забористые выражения. Какая-то дама попросила меня не кощунствовать в святом месте, после чего я стал чертыхаться мысленно. Лично для меня это самое место ничем не отличалось от тысячи других: снизу камни, по бокам людской муравейник, сверху жарит солнце, тщась превратить мозги в яичницу. Кошмар, и только!

Салатовое знамя замедлило свой горделивый полёт и, наконец, понуро обвисло на импровизированном древке. Группа остановилась. Даша ткнула древком в сторону высокой, побитой временем как старая шуба молью, стены, затараторила:

– Стена Плача и Слёз является религиозной святыней для иудеев, и мусульман и христиан всего мира. Согласно записям, это единственная уцелевшая стена древнего храма Соломона, уничтоженного арабскими завоевателями…

И впрямь, к этой старой каменной развалине валили толпы, при подходе зачем-то разделяясь по половому признаку: мальчики направо, девочки налево. Там те и другие надолго зависали, кто крестился, кто кланялся, некоторые бились лбами. Кто отмолился, раком пятился назад, уступая место очередным грешникам. Я думал о том, как неплохо было бы высосать бутылочку холодного пивка.

– Слышишь, – вывела меня из мечтаний Магда, – если подойти к стене и загадать желание, оно сбудется.

– Божественная электронная почта? Тогда загадаем миллион баксов. Нет, лучше два.

– …за этими стенами располагался древний Иерусалим. Существовало семь входов в город. Через ворота центральные, Золотые, входил в Иерусалим Иисус Христос…. Сейчас они закрыты…

– Жалость какая. – Отметил я. – А через другие я входить отказываюсь.

– Прекрати. – Насупилась Магда. – Я хочу посмотреть Голгофу.

– А я хочу пива.

– Неужели тебе не интересно?! – вспылила Магда. – Как можно быть такой серостью?! В конце концов, это не только религиозные, но и исторические, культурные ценности!

– Ты бы помолчала! – обозлился я, изведённый духотой, качкой, миграционщиками и всем этим религиозным бредом. – Тоже мне нашлась, интеллектуалка! «Кино про чертей и ведьму Маргариту…»

Магда гневно вспыхнула, но проявила чудеса сдержанности и лишь процедила сквозь зубы:

– Пошёл ты…

Она закутала свои прелести во взятый напрокат балахон, превратилась в серый кокон, едва удостоив меня ледяным взглядом, смешалась с толпой исчезающих под каменными сводами.

Я остался один.

Туристы всех стран и мастей налетали на меня, бормотали извинения на разных языках и, щёлкая «мыльницами», тарахтели камерами и торопились дальше. Мой взгляд невольно прилип к кучке людей, диссонировавших с окружающими. Несколько стариков и старух, одетых очень просто, если не сказать бедно, но опрятно. На головах бабулек ситцевые платочки, в морщинистых пальцах дрожат иконки… Я вдруг особенно остро ощутил свою чужеродность…. Я не мог объяснить этого чувства не только Магде – себе самому. Просто стало неуютно, словно припёрся в дом, куда не приглашали. Что мне, атеисту-материалисту, здесь делать? Фотографировать, исполнившись праздного любопытства? Нет, это не по мне. Лучше побродить по базару, прикупить сувенирчики. На работе каждый привозит из отпуска какие-нибудь безделушки и дарит коллегам. У меня уже целый стеллаж. Перл коллекции – подарок Толика Белозёрцева. Глиняный человечек с огромным, выше головы, фаллосом.

Старый Иерусалим, подобно праздничному пирогу, разрезан на четыре части: иудейскую, христианскую, мусульманскую и армянскую. Как эти части определяются, по каким именно критериям, я не вникал. Скажу лишь, что базар представляет собой мини-модель города: те же четыре куска, и у каждого своя приправа. В мусульманской к запаху пряностей и еды, разложенной прямо под ногами – не зевай, а то наступишь, и придётся купить и скушать, даже если не голоден! – примешивается тонкий сладковатый опиумный дурман. Бойкие торговцы дёргают за рукава, норовя затащить в лавку, чтобы впарить джинсы «под Ливайс», футболки «Ай лав Израиль» (в Москве за такую по фэйсу запросто схлопочешь, если на скинов нарвёшься), аляповатые украшения под золото или, если спросишь, понюшку марихуаны. Курят её здесь же, за замызганной занавеской.

А всего в двух шагах, в иудейском куске рыночного пирога, торгуют теми же джинсами, футболками и побрякушками, но тарелок под подошвами уже не встретишь. И продавцы более степенны, неторопливы. Они не кидаются на тебя как коршуны на зазевавшегося цыплёнка, а проникновенно взирают из-за прилавков, всем своим видом демонстрируя многовековое достоинство исторического народа. И курительной травкой здесь не пахнет. Зато вместо вертлявых пацанов иной раз промелькнёт в дверях томная темнокудрая красавица с такими жгучими очами, что невольно притормозишь, рискуя свернуть шею.

Кусок христианский мало чем отличается от московской барахолки. Запах сосисок в тесте. Мягко гакающие и шокающие дивчины, облачённые, независимо от возраста и комплекции, в платьица, шортики и топики. Бойкие хлопцы, предлагающие посмотреть, пощупать и понюхать прекрасный товар, лучший на базаре. Прилавки завалены китайским ширпотребом, пузырьками со святой водой (видимо, из священного иерусалимского водопровода) да распятиями, от крошечных – до огромного деревянного, способного повергнуть в шок истинного христианина. Не знаю, как Иисус, а лично я не хотел бы такого пиара.